Церковь во имя святого пророка Божия Илии "на Городище" в Костроме 1652-2002

Из истории Городищенского холма

Является ли каменный храм Илии Пророка первой церковной постройкой на Городищенском холме, или же у него имелся, как это происходило в большинстве случаев, деревянный храм-предшественник? Второе, конечно, более вероятно. Связано это прежде всего с историей самого холма и селения на нем, в прошлом носивших одинаковое название — Городище. Господствующее положение холма, характерное название («городищем» наши предки обычно называли место, на котором находился, но по каким-то причинам исчез город [1]) — все это побудило историков Костромского края XIX - начала XX веков (И.В. Миловидова, И.В. Баженова, протоиерея Иоанна Сырцова [2]) предполагать, что древнейшая Кострома располагалась именно здесь, на Городищенском холме, и только позднее, после татарского разгрома в феврале 1238 года, город был перенесен на противоположный левый берег Волги в район устья реки Сулы. Однако раскопки, проведенные в конце XIX века на одном из участков Городищенского холма археологом Н.М. Бекаревичем и обнаружившие только кремневые орудия и обломки глиняных сосудов эпохи неолита [3], а также раскопки в районе устья реки Сулы в 1951 году, показавшие, что Кострома существовала на левом берегу Волги еще в домонгольское время [4], заставили забыть об этом предположении – надо полагать, необоснованно.

Раскопки на Городище носили очень ограниченный характер, к тому же все наиболее интересные в археологическом отношении участки холма были заняты храмом, кладбищем возле него, домами и огородами местных жителей. Известно, что еще в тридцатые годы XX века Городищенский холм с юго-востока отделял ныне засыпанный овраг (в произношении местных старожилов — «враг»), в котором некоторые историки видели следы искусственного рва. В XIX веке на холме еще имелись остатки земляных укреплений [5]. К тому же название «Городище» убедительно говорит само за себя. Во всяком случае до тех пор, пока не будет произведено археологических раскопок на основных участках холма, вопрос о существовании здесь города не может считаться окончательно решенным. Если и не древнейшая Кострома, то какое-то славянское или мерянское поселение в далеком прошлом здесь явно располагалось. Местные жители всегда называли каменный храм на Городищенском холме Ильинским, хотя святому Илии Пророку в период с середины XVII века до сороковых годов XX столетия посвящался только правый придел, а главный престол храма был освящен в честь Рождества Христова. Вообще случаи, когда храм известен по именованию не главного, а второстепенного престола, не являются редкими (к примеру — знаменитый храм на Красной площади Москвы, широко известный под именем собора Василия Блаженного, хотя этому святому посвящен только один из придельные храмов, а главный престол собора посвящен празднику Покрова Пресвятой Богородицы). Однако в нашем случае вероятнее другое объяснение. Скорее всего, на возведенный в середине XVII века каменный храм жители Городища перенесли название предшествовавшего ему деревянного храма. Еще в конце XIX века в церкви хранилось старинное оловянное блюдо с надписью: «сие блюдо города Костромы св. Илии, что на городище [6]».

Храмоздатели бояре Морозовы

Род Морозовых относился к числу старомосковских боярских фамилий. Предки строителя каменного храма в селе Городище служили московским князьям, начиная, по крайней мере, с великого князя Ивана Калиты; один из них — боярин и воевода Лев Иванович Морозов - погиб в 1380 году в битве на Куликовом поле.

Двор Морозовых издавна находился в Московском Кремле, в котором их род, по выражению историка И.Е. Забелина, был «старожилом» [7]. Здесь же, в Кремле, в основанном в 1365 году митрополитом Московским и всея Руси святителем Алексием Чудовом монастыре, находилось и родовое кладбище Морозовых. Дед строителя храма в Городище боярин и воевода Михаил Яковлевич Морозов принадлежал к числу наиболее выдающихся русских полководцев второй половины XVI века. В 1552 году при взятии Казани он командовал русской артиллерией, являлся одним из главных военачальников в Ливонской войне, был наместником в Ливонии, воевал с литовцами, шведами и крымскими татарами. Весной 1573 года, когда Михаил Яковлевич нес службу на берегу Оки, где русские обычно встречали нашествия крымских татар, по приказу Ивана Грозного он был схвачен и вскоре казнен. Вместе с ним на плахе окончил свои дни его старший сын Иван, а через какое-то время казнили и младшего Федора (последнего — вместе с молодой женой княжной Евдокией Дмитриевной, урожденной Бельской). Из трех сыновей Михаила Яковлевича в живых остался только средний Иван Михайлович Морозов, по прозвищу «Глухой». Около 1590 года у Ивана Михайловича родился сын Борис, а через несколько лет (точная дата неизвестна) — Глеб, будущий строитель храма в Городище. Отрочество и юность Бориса и Глеба Морозовых пришлись на трагическую эпоху Смутного времени в начале XVII века; одним из наиболее выдающихся деятелей, боровшихся тогда за спасение России, был их двоюродный дядя боярин Василий Петрович Морозов (+1630). Будучи воеводой в Казани, он в 1611 году по призыву священномученика Ермогена, Патриарха Московского и всея Руси, во главе казанской рати пришел к Москве и присоединился к осаждавшему занятый поляками Кремль первому земскому ополчению. Затем Василий Петрович уехал в Ярославль, где вступил в ополчение Минина и Пожарского и вместе с князем Д.М. Пожарским подписывал грамоты в разные города, призывая их жителей встать «против общих врагов польских и литовских и немецких людей и русских воров». Когда 21 февраля 1613 года Земский собор, собравшийся в Московском Кремле, избрал новым государем Михаила Феодоровича Романова, участники собора направили на Красную площадь особую депутацию для извещения народа о своем выборе. В эту депутацию, с Лобного места объявившую об избрании царя, вошли четыре человека, в том числе и боярин В.П. Морозов. А через полгода, 11 июля 1613 года, Василий Петрович был одним из главных участников торжественного венчания на царство юного Михаила Феодоровича. Высокое положение В.П. Морозова при дворе первого государя из рода Романовых способствовало и выдвижению Бориса и Глеба Морозовых. С 1614 года братья Морозовы уже служили спальниками царя Михаила Феодоровича, то есть вошли в число самых приближенных к нему людей (придворная должность спальника предусматривала дежурство в покоях царя и сопровождение его в поездках). В 1634 году Борис Иванович был пожалован в бояре и одновременно назначен «дядькой» (наставником) к наследнику престола пятилетнему царевичу Алексею — будущему царю Алексею Михайловичу. Глеб Иванович получил боярство в 1637 году и был также назначен в «дядьки» к другому царевичу — Ивану. Однако наставником сына государя Глеб Иванович пробыл недолго, так как в начале 1639 года шестилетний царевич Иван умер. В сороковые-пятидесятые годы XVII века Глеб Иванович служил воеводою в важнейших городах страны — Новгороде и Казани. Во время войны с Речью Посполитой, в эпоху воссоединения России и Украины, в походах 1654 и 1655 годов он сопровождал царя Алексея Михайловича. В 1645 году после кончины Михаила Феодоровича шестнадцатилетний Алексей Михайлович стал царем. Б.И. Морозов в первые годы царствования своего воспитанника, который очень любил и почитал его, фактически был правителем государства. Вскоре он и породнился с царем: 16 января 1648 года Алексей Михайлович женился на Марии Ильиничне Милославской, а через десять дней, 26 января, вдовый Борис Иванович женился на родной сестре молодой царицы Анне Ильиничне (+1667), став царским свояком.

Деятельность Б.И. Морозова как фактического правителя государства была прервана в результате событий так называемого «соляного» бунта в Москве летом 1648 года, вызванного неудачной реформой Морозова, связанной с повышением пошлин на соль. Алексей Михайлович вынужден был, спасая Бориса Ивановича от неминуемой гибели, отстранить его от дел и сослать в Кирилло-Белозерский монастырь (но уже в том же году царь вернул его обратно в Москву, и боярин Морозов до своих последних дней оставался одним из главных советников Алексея Михайловича). К концу сороковых годов XVII века Б.И. и Г.И. Морозовы являлись одними из богатейших людей России. Впрочем, значение этого богатства обесценивалось тем, что у братьев Морозовых не имелось наследников. Не было детей в обоих браках у Б.И. Морозова. Бездетным остался и первый брак его младшего брата. Глеб Иванович женился на княжне Авдотье Алексеевне Сицкой в 1619 году и прожил с нею около тридцати лет. По-видимому, в начале 1649 года Глеб Иванович, которому было уже более пятидесяти лет, овдовел.

Отсутствие детей у обоих братьев Морозовых грозило их древнему роду, обескровленному опричными казнями Ивана Грозного, пресечением. Вся надежда братьев была только на новый брак Глеба Ивановича, и в 1649 году он женился на семнадцатилетней Феодосии Прокопьевне Соковниной (1632-1675), дочери окольничего Прокопия Федоровича Соковнина, приходившегося родственником царице Марии Ильиничне.

Строительство каменного храма

Г.И. Морозову в Костромском крае принадлежал целый ряд вотчин — села Минское, Здемирово, Сунгурово с прилегающими деревнями, часть села Селище напротив Костромы и другие. В Костромском кремле у него имелся свой осадный двор (скорее всего, он принадлежал Морозовым и в XVI веке, а к Глебу Ивановичу перешел по наследству). Двор Б.И. и Г.И. Морозовых имелся и в Галичском кремле [8].

Точно не известно, когда село Городище стало собственностью Г.И. Морозова. В конце XVI века оно принадлежало дворянскому роду Апраксиных; затем Никита Беляницын Апраксин и его мать на помин души своего отца пожертвовали село Троице-Сергиеву монастырю. В 1626 году князь Юрий Дмитриевич Хворостинин выкупил Городище у обители; его наследники владели селом примерно до второй половины сороковых годов XVII века, когда его приобрел Г.И. Морозов. Надо полагать, что закладка каменного храма на Городищенском холме состоялась уже в 1649 году (долгожданный наследник — сын Иван Глебович — родился в 1650 году, и, если бы закладка произошла позднее, то в храме наверняка был бы и престол во имя его небесного покровителя). Учитывая богатство Морозовых, окончание строительства храма — к тому же не очень большого по своим размерам — с уверенностью можно отнести к 1652 году. Причиной тому, что Морозовы решили построить храм именно в Городище, могли стать различные обстоятельства (например, пожар, уничтоживший деревянный храм). В начале девяностых годов ХХ века при проведении земляных работ в северо-западном углу церковной ограды были обнаружены следы претерпевшего пожар деревянного здания, построенного на основании из крупных валунов. Так как подобным образом обычно возводили церкви, то можно предположить, что это – остатки сгоревшего в середине XVII века Ильинского храма. В эти же годы (в начале пятидесятых годов XVII века) в старинной родовой вотчине Морозовых – селе Минском под Костромой, принадлежавшем еще деду и отцу Г.И. Морозова, где находилась их усадьба («дом боярский»), - был построен деревянный шатровый храм в честь Феодоровской иконы Пресвятой Богородицы с двумя приделами, один из которых посвящался святым бессребренникам Косме и Дамиану, а другой, как и в Городище – преподобномученице Феодосии деве, Константинопольской [9].

Впервые Христорождественская церковь в Городище, как уже действующая, упоминается в 1663 году; в одном из документов говорится: «... село (...) Городище, а в нем церковь каменная во имя Рождества Христова с приделы и со всяким церковным строением — строение вотчинниково» [10]. В связи с этим в литературе обычно условно датируют храм в Городище 1663 годом; но, как писалось выше, не подлежит сомнению, что закладка храма состоялась в 1649 году, а его освящение произошло в 1652 году. Еще более неправильна датировка храма 1683 годом, с начала ХХ века переходящая из одного исследования в другое [11].

Христорождественская церковь в Городище стала первым каменным храмом Заволжской стороны. Остальные церкви заволжских сел и слобод в середине XVII века были деревянными: выше по течению Волги располагались церкви Спасской слободы, дальше возносился монументальный шатровый Никольский храм, стоявший в центре небольшой Никольской слободы, еще дальше виднелись церкви древнего Селища.

Каменный храм на вершине Городищенского холма являлся частью строений усадьбы («двора боярского») Морозовых, в которой имелось «хором три горницы». Тут же проживал и церковный причт: «...на дворе ж у ворот изба, а в ней живет церковный дьячок Андрюшка Иванов, да у церкви двор попов Лариона Иванова» [12] (имена священника отца Илариона Иванова и дьячка Андрея Иванова — древнейшее упоминание о храмовом духовенстве).

Внешний облик храма, возведенного на Городищенском холме в середине XVII века, весьма сильно отличался от того вида, какой он имеет сейчас. Это был пятиглавый, двухстолпный храм, с трех сторон обнесенный галереей, к четверику которого примыкали два небольших придельных храма: южный — во имя святого пророка Божия Илии и северный — во имя преподобномученицы Феодосии девы, Константинопольской; особенностью обоих придельных храмов являлось отсутствие у них традиционных алтарных полукружий. С запада к храму была пристроена соединенная с ним притвором небольшая шатровая колокольня, типа «восьмерик на четверике».

Все семь глав церкви — пять на четверике и две на придельных храмах — имели каменные маковки, облицованные зеленой («муравленной») поливной черепицей. Из пяти глав четверика только у центральной главы были четыре узких щелевидных окна, остальные четыре главы окон не имели.

Подножия глав опоясывали ряды килевидных кокошников, с которыми гармонично сочетались завершающие стены храма более крупные закомары-кокошники. Декор храма был сдержан. Три стены четверика украшал аркатурно-колончатый пояс килевидной формы из тонких валиков, как бы в миниатюре продолжающийся и на барабанах глав придельных храмов. Выше его шел декоративный фриз, состоящий из прямоугольных кирпичных нишек с «каплеобразными» углублениями в их донцах.

Оконные проемы обрамляли разного типа наличники; особенно примечательный — в виде трехлопастного кокошника — был у южного окна Ильинского придельного храма.

Внутри храм, строившийся как усадебная церковь, был очень невелик. В центре четверика находились два мощных четырехгранных столпа, на которые опирались своды. Дверные проемы обрамляли перспективные порталы с килевидными завершениями. Настенная роспись храма не сохранилась, но, вероятнее всего, он первоначально был расписан фресковой живописью. Алтарную часть храма отделяли три — основной в четверике и два небольших в приделах — тябловых иконостаса, украшенных тонкой резьбой и искусной росписью (остатки тяблового иконостаса сохранялись в церкви еще в конце XIX века [13]). Однако таким, каким его построили бояре Морозовы, храм на высоком Городищенском холме простоял относительно недолго. Через три десятка лет Феодосиин придельный храм и примыкающая к нему северная часть церковной галереи подверглись разрушению.

Разрушение Феодосииного придельного храма

В пятидесятые годы XVII века жизнь семьи Морозовых шла обычным чередом. Глеб Иванович по-прежнему занимал видное место при царском дворе, принимал участие в заседаниях боярской думы. Феодосия Прокопьевна была одной из первых так называемых «верховых» боярынь при царице Марии Ильиничне (от слова «верх» - так называли жилые хоромы царя и его семьи, в переносном смысле – царский дворец).

Крутой перелом в судьбе Морозовых произошел в начале шестидесятых годов. В 1661 году скончался Б.И. Морозов, погребенный рядом со своими предками в Чудовом монастыре Московского Кремля (полностью разрушенном спустя два с половиной столетия, в конце 1929 года), а в 1662 году рядом с ним был похоронен и Глеб Иванович, оставивший свою жену тридцатилетней вдовой, а сына Ивана — двенадцатилетним сиротой. Формально наследником огромнейшего состояния Морозовых стал отрок Иван Глебович, но до его совершеннолетия фактической владелицей стала Феодосия Прокопьевна. О масштабах богатства Ф.П. Морозовой говорят следующие данные: Глебу Ивановичу на 1653 год принадлежало 2110 крестьянских дворов, еще больше — 7254 двора — было у Бориса Ивановича. Для сравнения скажем, что в то же время у отца Ф.П. Морозовой, П.Ф. Соковнина, имелось 313 дворов [14]. Богаче Ф.П. Морозовой, наследовавшей вотчины обоих братьев Морозовых, на начало шестидесятых годов XVII века был только сам царь Алексей Михайлович и некоторые его родственники.

События, связанные с предпринятой Патриархом Московским и всея Руси Никоном церковной реформой, поддержка Феодосией Прокопьевной сторонников «старой веры», знакомство с вернувшимся в 1664 году в Москву из сибирской ссылки протопопом Аввакумом - все это предопределило дальнейшую судьбу боярыни Морозовой. Стремясь избежать участия в церковных службах «по новым обрядам», что было неизбежно в силу ее высокого положения при дворе (в то время царь и его придворные очень часто присутствовали на богослужениях в храмах Кремля), Феодосия Прокопьевна под предлогом слабого здоровья стала уклоняться от посещений царского дворца. В условиях той эпохи это означало личный вызов боярыни самому царю; но пока была жива царица Мария Ильинична, подобное непокорство Морозовой «сходило ей с рук». Однако после кончины в марте 1669 года государыни развязка событий стала неумолимо приближаться. В 1669 году Феодосия Прокопьевна вступила в тайную переписку с находящимся в заточении в Пустозерске (низовья реки Печоры) протопопом Аввакумом. В декабре 1670 года боярыня тайно приняла монашество с именем Феодора; ее постриг совершил бывший игумен Никольского монастыря близ Тихвина Досифей. В январе 1671 года царь Алексей Михайлович сочетался вторым браком с Натальей Кирилловной Нарышкиной (будущей матерью императора Петра I). По своему высокому придворному положению Феодосия Прокопьевна должна была принять участие в свадебной церемонии, однако она не присутствовала на царской свадьбе. Ее отсутствие Алексей Михайлович воспринял как тяжкое оскорбление. Как пишет академик A.M. Панченко, «с этого момента Морозова стала для него личным врагом» [15]. В ночь на 16 ноября 1671 года Ф.П. Морозова и ее сестра княгиня Е.П. Урусова были арестованы. Затем обоих женщин отправили в город Боровск, где в они и скончались. Первой умерла Е.П. Урусова, а затем, в ночь с 1 на 2 ноября 1675 года - Феодосия Прокопьевна. Боярыню, завернув ее тело в простую рогожу, похоронили рядом с сестрой в Боровском остроге...

Осмысливая судьбу Феодосии Прокопьевны, историк И.Е. Забелин писал: «... Должно заметить, что подвиг и судьба боярыни Морозовой не были созданием этой личности; они были, как самый раскол, созданием всего хода внутренней сокровенной истории народа, плодом умственной и нравственной его культуры, выражением крайнего стеснения и помрачения ума авторитетом пустой святости. Это был весьма последовательный и положительный, в высшей степени образный исход тех начал жизни, которые веками утверждались и укреплялись учениями Домостроев» [16]. Находясь в заточении, Феодосия Прокопьевна на три с половиной года пережила своего сына — Ивана Глебовича Морозова, умершего в возрасте чуть более 21 года. К тому времени Иван Глебович уже имел чин стольника (нельзя не отметить ведущую происхождение от Е.В. Кудряшова ошибку называть стольником Г.И. Морозова, в то время как этого чина был удостоен лишь его сын [17]). Как полагают, одной из причин его безвременной кончины стало нервное потрясение, пережитое Иваном Глебовичем при аресте матери. Таким образом, древнему роду Морозовых все-таки было суждено пресечься... Все вотчины И.Г. Морозова как выморочные, то есть не имевшие законных наследников, были в том же 1672 году отписаны на государя. Вскоре, вероятно в том же самом году, царь пожаловал прежние морозовские вотчины в Костромском крае, в том числе и село Городище, «в поместье» боярину Богдану Матвеевичу Хитрово (1615-1680), возглавлявшему в то время государеву Оружейную палату. В 1678 году, уже при царе Феодоре Алексеевиче, Б.М. Хитрово занял одну из высших должностей при царском дворе — главы приказа Большого дворца. После кончины Богдана Матвеевича в 1680 году новым владельцем Городища стал его сын Иван Богданович Хитрово, бывший дядька (наставник) царевича Феодора Алексеевича. К сожалению, все эти события — кончина Ф.П. Морозовой, преждевременная смерть И.Г. Морозова и продолжавшаяся трагедия раскола Русской Церкви - самым прямым образом отразились на судьбе Христорождественской церкви в Городище, а точнее — ее Феодосииного придельного храма (который всего лишь несколько раз упоминается в документах шестидесятых-семидесятых годов XVII века). Обычно считается, что Феодосиин придел был разобран около 1702 года [18]. Это мнение основывается на том, что в одном из документов 1702 года церковь Рождества Христова в Городище именуется «новопостроенной» [19]. Однако «новопостроенной» церковь именовалась и в 1670 году [20]. В одном недатированном, но относящемся ко времени после 1680 года, когда Городищем уже владел И.Б. Хитрово, документе значится, что «церковь Рождества Христова и придел Феодосии девицы не священы» [21]. Это вызывает недоумение, так как в отписи 1672 года о храме говорится: «вотчина боярина Глеба Ивановича Морозова, что после была за сыном его Иваном, село (...) Городище на р. Волге, а в нем церковь каменная о пяти главах во имя Рождества Христова да в приделе святого пророка Ильи (и) в другом приделе Феодосии девицы (...) строение боярина Глеба Ивановича Морозова» [22]. Из текста отписи совершенно не видно, чтобы храм в 1672 году еще оставался неосвященным, иначе это было бы обязательно оговорено. Примечательно, что точно так же указано в этой отписи и о Богородице-Феодоровской церкви в селе Минском, у которой «два придела святых чудотворцев Козьмы и Дамиана, святой мученицы Феодосии девицы и те приделы не священы...» [23]. Почему в период, скорее всего относящийся к восьмидесятым годам XVII века, в обоих морозовских храмах — и в Городище и в Минском — построенных, судя по всему, еще в пятидесятые годы, спустя тридцать лет вдруг оказались неосвященными придельные храмы, посвященные преподобномученице Феодосии? И, самое главное, — почему через какое-то время оба они исчезают? Думается, что ответ на этот вопрос может быть только один. Вероятнее всего, имя Ф.П. Морозовой — крупной костромской вотчинницы — было достаточно известно в нашем крае и до ее опалы. Заточение и смерть, конечно, не могли не вызывать к ней сочувствия среди сторонников «старой веры», каких в Костроме и в ближайшей к городу округе было тогда немало. По-видимому, после смерти Ф.П. Морозовой в Христорождественскую церковь в Городище, а точнее — в ее Феодосиин придельный храм началось массовое паломничество и приверженцев «старых обрядов», и тех, кто, сочувствуя им, не покидал лоно Церкви. Судя по всему, первым шагом властей по борьбе с этим явлением стал ремонт, начатый в Феодосиином придельном храме (подобный ремонт явно был предпринят и в храме в селе Минском), что дало возможность на какое-то время закрыть не только Феодосиин придел, но и основной храм. В описываемый период, как следует из документов, богослужение совершалось только в Ильинском придельном храме. После больших ремонтных работ церковь полагается освящать заново (видимо, это и имели в виду составители отписи, указывая, что приделы храмов в Городище и в Минском «не священы»). Однако вновь освящать Феодосиин придельный храм в Городище не стали. Не исключено, что инициатором последующего разрушения придела мог быть тогдашний владелец Городища боярин И.Б. Хитрово. Археологические раскопки, проведенные у храма на Городищенском холме в 1989-1990 годах экспедицией Марийского государственного университета во главе с О.В. Даниловым, подтверждают это предположение. В ходе раскопок были вскрыты остатки стен и фундаментов как Феодосииного придельного храма, так и примыкавшей к нему северной части церковной галереи. Стена галереи, выложенная из большемерного кирпича, оказалась аккуратно разобранной до определенного ряда кирпичей, так что от нее остался ровный горизонтальный срез. Придельный же храм оказался разрушенным практически до самой подошвы фундамента, от которого остались только отдельные камни и обломки. Надо полагать, что это случилось в первой половине восьмидесятых годов XVII века, вскоре после известных событий 1682 года - когда после смерти царя Феодора Алексеевича в Москве вспыхнул стрелецкий мятеж при активном участии старообрядческой оппозиции, в последний раз выступившей открыто. Та же судьба — то есть упразднение Феодосииного придельного храма — постигла и Богородице-Феодоровскую церковь в селе Минском под Костромой. После упоминания в восьмидесятые годы XVII века «не освященного» Феодосииного придельного храма известия о нем в документах исчезают. В воздвигнутом в 1792 году в Минском взамен деревянного каменном Богородице-Феодоровском храме сохранялись все основные престолы, какие были и во второй половине XVII века, за исключением Феодосииного, однако добавился придельный храм во имя Всех святых (видимо, в восьмидесятые годы XVII века прежний Феодосиин придел переосвятили) [24]. Каменная церковь в Минском, преемница древнего морозовского храма, была закрыта в 1930 году, затем разобрана, а из ее кирпичей построили колхозную конюшню...

Храм в XVIII - начале XX веков

В XVIII век Христорождественская церковь на Городищенском холме вступила уже без своего северного придельного храма. Изменения ее внешнего облика продолжались и в течении всего этого столетия. Во второй половине XVIII века (точный год неизвестен) дворянская усадьба на холме по какой-то причине была упразднена, хотя местные крестьяне вплоть до 1861 года оставались крепостными, последовательно принадлежа различным владельцам. Как мы помним, в 1672 году Городище с окрестными деревнями было пожаловано боярину Б.М. Хитрово. Его наследники владели Городищем вплоть до последней четверти XVIII века; на 1773 год владельцем села являлся действительный тайный советник Яков Лукич Хитрово. Однако в конце XVIII столетия Городище стало собственностью знаменитого деятеля эпохи царствования Екатерины II графа и генерал-аншефа Алексея Григорьевича Орлова-Чесменского (1737-1808), от которого перешло к его единственной дочери — графине Анне Алексеевне Орловой-Чесменской (1785-1848), богатейшей женщине России того времени (по наследству от отца она получила 30 тысяч крестьян), духовной дочери знаменитого архимандрита новгородского Юрьева монастыря Фотия (Спасского), в конце жизни принявшей тайный постриг в монашество с именем Агния. После ее кончины в 1848 году Городище в числе других вотчин графини, как не имеющее прямых наследников, перешло во временное управление казны [25] (эта мера, по-видимому, была введена из-за претензий, предъявлявшихся на наследство другими Орловыми). Таким образом, с 1848 года часть крестьян Городища и ряда окрестных деревень фактически из крепостных крестьян перешла в разряд государственных. Но другая часть городищенцев вплоть до отмены крепостного права принадлежала помещикам — коллежской секретарше Варваре Петровне Березниковой и брату и сестре Дмитрию Алексеевичу и Екатерине Алексеевне Ляпуновым [26] (в то время нередки были случаи, когда какое-нибудь селение находилось во владении у нескольких помещиков). В результате упразднения дворянской усадьбы Христорождественский храм стал приходским — центром не очень крупного прихода, в состав которого, кроме Городища, вошли еще пять деревень. Три из них — Пантусово, Малышково и Михалево — находились в 2-3 верстах от Городища, а две — Будихино и Пепелино — в 11 верстах (последние включались в состав прихода потому, что, вероятно, издавна, еще со времен бояр Морозовых принадлежали к городищенской вотчине) [27].

Небольшой храм, построенный как усадебная церковь и к тому же лишенный Феодосииного придела, конечно, был очень тесен для многочисленных прихожан. Поэтому уже во второй половине XVIII века у обоих опорных столпов внутри церковного помещения были стесаны их внутренние стороны, что позволило немного увеличить вместимость храма. К сожалению, это стало не единственным изменением в его историческом облике. Как уже отмечалось, главы храма первоначально были облицованы поливной зеленой черепицей, которая прослужила более ста лет и ко второй половине XVIII века утратила свой вид; новой же (так как к тому времени подобный материал уже давно вышел из употребления) заказать было негде. Вероятно, отчасти и по этой причине четыре боковые главы решили разобрать, а оставшиеся — центральную и главку на Ильинском придельном храме - обить кровельным железом. Тогда же храм перекрыли четырехскатной крышей, скрывшей пояс килевидных кокошников у подножия центральной главы. Об исчезновении венчающего церковное здание пятиглавия нельзя не пожалеть, хотя, возможно, что в художественном отношении храм от этого в чем-то и выиграл. Архитектор Л.С. Васильев указывает: «После разборки боковых глав и изменения кровли церковь приобрела новое качество, в ее облике проступила небывалая прежде эпичность. Низкие стелющиеся объемы здания с крутой железной кровлей четверика, увенчанного одной суживающейся кверху главой, чрезвычайно органично завершают зеленый холм, служащий его подножием. Очевидно, мы имеем дело с тем историческим парадоксом, когда в результате позднейших переделок, возможно художественно неосознанных, памятник архитектуры, теряя первоначальный облик, не столько проигрывает в деталях, сколько выигрывает в восприятии целого, приобретая остро характерную лаконичность и мощь звучания» [28].

Примерно тогда же — во второй половине XVIII века — перестроили и колокольню храма. От первоначальной колокольни остался только ее нижний четверик, а верхний увенчанный шатром восьмерик был разобран. Взамен его возвели новый восьмигранный ярус звонов, завершенный граненым по-барочному изогнутым куполом с маленькой главкой на восьмигранном барабанчике. В двадцатые годы XIX столетия прежнюю деревянную ограду приходского кладбища сменила каменная, опоясавшая значительную часть вершины Городищенского холма. С западной стороны ограды были возведены трехарочные ворота, увенчанные тремя главками; центральный проем ворот обрамляли сдвоенные колонны тосканского ордера. Таким образом, к концу первой четверти XIX века храм на Городищенском холме приобрел тот облик, который в целом он сохраняет и поныне. В XIX - начале XX веков храм на высоком Городищенском холме над Волгой неизменно привлекал к себе внимание художников и писателей. Летом 1838 года братья художники Григорий Григорьевич (1802-1865) и Никанор Григорьевич (1805-1879) Чернецовы, совершавшие путешествие по Волге от Рыбинска до Астрахани, посетили и Городище. 8 июня их большая лодка-«тихвинка» остановилась возле Городища. Художники поднялись на вершину холма и зашли в храм. В своем дневнике в тот день они записали: «Древняя церковь села Городища, у которого мы остановились, находится на вершине горы, поросшей лесом. Внутри церкви не видно никаких остатков старины, но давность построения оной доказывает часть основания, опустившаяся в землю. Близ церкви находятся признаки древнего земляного укрепления. Какой-то любитель природы из костромских жителей строит небольшой домик на вершине Городищевской горы. Нельзя было выбрать лучшего места, с которого видна вся Кострома по берегу Волги с великолепной картиной, и само Городище находится на прекрасном месте, особенно любимом пернатыми певцами» [29]. Панорама, открывавшаяся при взгляде с холма, восхитила художников. Здесь ими был написан замечательный «Вид на Волге от села Городища Костромской губернии», на котором изображены и Ипатьевский монастырь со «стрелкой» у устья реки Костромы, и город с его церквями и колокольнями, и Волга, покрытая белыми парусами судов. Тогда же Г.Г. Чернецов сделал рисунок Христорождественского храма, запечатлев его таким, каким он был в 1838 году (через 130 с лишним лет этот рисунок наряду со старыми фотографиями лег в основу архитектурного проекта реставрации церкви). Из ряда зарисовок Костромы и Волги, выполненных братьями Чернецовыми, хорошо видно, как выглядела церковь на Городищенском холме в то время, когда еще не было нынешних многоэтажных домов, поднявшихся в Заволжье, и одноглавый храм на вершине величественного холма господствовал в панораме правобережья Волги, играя в ней, как уже писалось, примерно такую же роль, какую в панораме левого городского берега Волги выполняла соборная группа в бывшем Костромском кремле. Весной 1848 года видом Городища восхищался молодой А.Н. Островский, впервые приехавший из Москвы на родину своего отца в Кострому. В своем дневнике 23 апреля писатель отметил: «А на той стороне Волги, прямо против города, два села; и особенно живописно одно, от которого вплоть до Волги тянется самая кудрявая рощица...» [30]. С середины XIX века наши сведения о настоятелях Христорождественского храма приобретают систематизированный характер. 10 апреля 1857 года епископ Костромской и Галичский Платон (Фивейский) рукоположил во священника к Христорождественской церкви окончившего в 1856 году Костромскую Духовную семинарию Капитона Александровича Богоявленского (1837-1884) [31]. Именно при этом священнике в жизни прихода произошло событие, ознаменовавшее начало нового этапа в истории России. 10 марта 1861 года после Божественной литургии, совершенной отцом Капитоном, специально прибывший чиновник зачитал прихожанам — городищенским, пантусовским, малышковским, михалевским, будихинским и пепелинским крестьянам — один из самых важных государственных актов за всю историю нашего Отечества, Манифест об освобождении крестьян от крепостной зависимости, подписанный императором Александром II 19 февраля 1861 года. Под сводами храма прозвучали завершающие Манифест знаменитые слова: «Осени себя крестным знамением, православный народ, и призови с Нами Божие благословение на твой свободный труд, залог твоего домашнего благополучия и блага общественного» [32]. На время настоятельства отца Капитона Богоявленского пришлась эпоха двух пореформенных десятилетий. Отец Капитон скончался весной 1884 года и был погребен на кладбище у алтаря Христорождественского храма. Новым настоятелем церкви в Городище стал священник Михаил Иванович Лебедев (1825-1904). Отец Михаил родился в 1825 году в семье пономаря в погосте Богоявленском, что на реке Мере, в Галичском уезде. Окончив в 1842 году Костромское Духовное училище, он — скорее всего, по материальным причинам — не продолжил обучение в Духовной семинарии, а был определен причетником в свою родную Богоявленскую церковь, в которой прослужил четверть века. В 1867 году епископ Платон (Фивейский) рукоположил его во диакона к церкви Всех святых при Костромской Духовной семинарии, а в следующем, 1868 году он был назначен экономом и членом строительной комиссии при семинарии (напомним, что после того, как в 1866 году епархия приобрела у купцов Стригалевых несколько бывших зданий фабрики на Верхней Набережной, около двух десятилетий в переехавшей туда семинарии постоянно проводились строительные работы). В благоустройстве семинарского городка на Верхней Набережной в шестидесятые-семидесятые годы XIX века есть и немалая личная заслуга отца Михаила Лебедева. По болезни, согласно поданному прошению, отец Михаил в 1876 году был уволен из семинарии. С 1878 года он служил диаконом в Крестовоздвиженском соборе бывшего Крестовоздвиженского Анастасииного женского монастыря. 22 апреля 1884 года епископ Костромской и Галичский Александр (Кульчицкий) рукоположил его во священника к Христорождественской церкви в селе Городище [33]. По штату Христорождественскому храму тогда были положены священник и псаломщик. Последним в описываемое время являлся Федор Знаменский, родившийся в 1826 году в семье дьячка Знаменской церкви села Михайловского в Нерехтском уезде; после многолетнего исполнения должности звонаря костромского Успенского кафедрального собора он в 1879 году епископом Геннадием (Рождественским) был перемещен псаломщиком в Городище. На рубеже XIX и XX веков храм на Городищенском холме занимал особое место среди церквей Костромского уезда, выделяясь среди них своей вызывающей почтение древностью. 10 июня 1893 года Христорождественскую церковь посетил недавно назначенный на Костромскую кафедру епископ Виссарион (Нечаев). Владыка Виссарион преподал благословение встретившим его прихожанам и произнес в храме назидательное поучение. Посетив дом священника Михаила Лебедева, епископ затем, как писал сопровождавший его настоятель кафедрального собора протоиерей Иоанн Поспелов, «с (...) высокой горы, на которой построена Рождественская церковь, любовался Костромою с ее многочисленными церквами, реками Волгою и Костромою, и Ипатиевскою обителию; вид с Городищенской горы действительно прекрасный» [34]. Говоря о храме, протоиерей Иоанн Поспелов отметил: «Жаль, что о времени построения этой церкви нет сведений; но необыкновенная толщина стен, малые окна, самые решетки и запоры в окнах и уцелевшие части, как утверждает священник, прежнего иконостаса, ясно указывают на глубокую древность этой церкви. Иные думают, что эта церковь древнее самой Костромы» [35]. Отец Михаил Лебедев скончался осенью 1904 года и был погребен на кладбище у стен своего храма. Незадолго до его кончины из состава Христорождественского прихода отошли две дальние деревни — Будихино и Пепелино — приписанные к другой приходской церкви. Следующим настоятелем храма на Городищенском холме стал священник Константин Алферов. Отец Константин родился в 1880 году в селе Малые Соли Костромского уезда в семье священника Успенской церкви Феодора Алферова. Окончив в 1902 году Костромскую Духовную семинарию, он два года служил учителем в школе в селе Стрельниково под Костромой. 21 октября 1904 года в Богоявленском кафедральном соборе епископ Костромской и Галичский Виссарион рукоположил его в сан диакона. В этот день исполнялось десять лет восшествия на престол императора Николая II, и в соборе присутствовали губернатор, высшие гражданские и военные чины, большое число молящихся. На следующий день, 22 октября, за Божественной литургией в Богородице-Рождественском соборе Ипатьевского монастыря епископ Виссарион рукоположил диакона Константина Алферова в сан священника [36]. Молодой энергичный пастырь ревностно приступил к исполнению своих обязанностей. Через несколько лет отца Константина постигло большое горе — в 1912 году умерла его молодая матушка Надежда Васильевна, которую он похоронил на кладбище в ограде своего храма. В последующие годы он жил в Городище один с дочерью Зоей, родившейся в марте 1906 года [37]. В 1912 году он взял к себе своего отца — заштатного священника Феодора Сергеевича Алферова (отец Феодор родился в 1848 году в одном из сел Любимского уезда в Ярославской губернии, в 1872 году он окончил Ярославскую Духовную семинарию, в 1876 году был рукоположен во священника к Успенской церкви селе Малые Соли, где прослужил тридцать шесть лет; в 1912 году овдовевший к тому времени отец Феодор вышел по болезни за штат). Последние годы своей жизни (скончался отец Феодор в 1920 году) старый священник провел в Городище у сына и внучки [38]. Настоятельство отца Константина Алферова совпало со временем больших перемен в костромском Заволжье. После того, как 17 декабря 1887 года на выстроенный в одной версте от Городища железнодорожный вокзал станции «Кострома» прибыл из Ярославля первый поезд, в жизни Заволжья многое изменилось. Рядом с ветшающими дворянскими усадьбами местных помещиков одна за другой строились дачи костромских фабрикантов. Быстро шло и индустриальное развитие Заволжской стороны. Во второй половине XIX - начале XX веков старостами Христорождественского храма обычно являлись местные крестьяне. В 1908 году старостой впервые был выбран купец и промышленник Александр Михайлович Глинский (1853-1921). Уроженец города Переславля-Залесского, он в начале XX века поселился в костромском Заволжье, основав в 1903 году при деревне Пантусово весьма крупный для того времени лесопильный завод (в 1913 году на нем работал 271 рабочий) [39]. Энергичный предприниматель, основатель торгового дома «Глинский и К°», он был ревностным прихожанином Христорождественского храма. Выбранный на должность старосты, Александр Михайлович очень многое сделал для украшения церкви и укрепления материального положения прихода. Уже в 1909 году усилиями A.M. Глинского для священника выстроили принадлежавший приходу деревянный дом. Тогда же трудами нового старосты через овраг, с юго-восточной стороны препятствовавший доступу к храму, был перекинут деревянный мост. Постепенно менялся и состав церковных прихожан: наряду с крестьянами среди них все больше становилось рабочих местных фабрик. Писатель Вс.Н. Иванов (1888-1971), в начале XX века учившийся в Костромской гимназии, спустя много десятилетий в своем автобиографическом романе «На Нижней Дебре» так описывал панораму Костромы, открывавшуюся с Городищенского холма: «Солнце закатывалось в неоглядные снежные поймы и луга за Ипатьевским монастырем, низкие красные лучи его зажигали то одно, то другое окно в приземистых домах Костромы, разбросанных по холмам, взлобьям, угорам, падям, долинам высокого городского берега. К городу со всех сторон — прямо, справа, слева — подступали синие леса, да в самом городе сплошь вздымались озаренные закатом купы больших, как рощи, садов и бульваров. (...) Сады, бульвары, дома от заката были одинакового розо-бурого цвета, над ними в красных облаках победно горели купола. Среди мелочи домов десятками высоко стояли розовые, белые, красные великаны — колокольни церквей, церквушек, монастырей. На самом обрыве, над Волгой, на месте древнего Кремля, уходила в небо высокая колокольня Успенского кафедрального собора, похожая на старинную модницу барыню. Купол ее только недавно был вызолочен воротилой из скобяного ряда купцом Колодезниковым и теперь горел, как факел. Правее, среди домиков на Богословской горе, сияет купол розовой колокольни Ивана Богослова. В самом центре города, с высокого холма блещет колокольня Покрова. Внизу, под горой, почти у реки, из чащи рослых яблонь да черемух Нижней Дебри поднялись разноцветные витые главы Вознесенья-на-Дебре. Перед восточной окраиной города, у самой Татарской слободы, с ее зеленой сосновой рощей татарского кладбища, — Стефан Сурожский... Белокаменными высокими стенами грозит в центре города, на главной Русиной улице, Илья-пророк. За домами, за садами теплится вдали Алексей, Божий человек, да храм Кузьмы-Демьяна-на-Гноище. Высокий шпиль уставил в багровое небо Спас-в-Рядах. А там и еще и еще. Направо, высоко над нагорным бульваром Муравьевкой, розовый Борис да Глеб, а с другого конца — голубой храм Всех Святых... Вон колокольня Богоотцов Иоакима и Анны, правее шпиль царя Константина и матери Елены, поближе — Рождества Христова, подалее — Рождества Богородицы, рядом — Введение во храм, а дальше всех — Божья Матерь-на-Запрудне. В красной туче высоких деревьев, в середине города, блещет целый отряд толстых колоколен и храмов — это женский Богоявленский монастырь, славный умильным пением своих монахинь. Слева, прямо на полыхающем закате, на слиянии Волги и Костромки, силуэтом чернеет Ипатьевский монастырь, былая твердыня в каменных стенах, где посейчас пустуют вековые палаты первого царя из дома Романовых. Отсюда, с (...) горы, ясно видно, что полон город Кострома великих заступников-молитвенников, каменных гигантов в золотых шапках с крестом. Колокольни, как великаны-пастухи, грозно устремленные в вечернее небо, веками сторожат свое тихое стадо. Сейчас они молчат, но время от времени сотрясают город, небо, землю зыком и гулом медных голосов» [40]. 19 мая 1913 года с вершины Городищенского холма было хорошо видно, как пришедшая снизу из Нижнего Новгорода флотилия во главе с пароходом «Межень», на котором находились император Николай II и царская семья, прибывшие в Кострому на празднование 300-летия правления Дома Романовых, проследовала к Ипатьевскому монастырю. Ровно в 9 часов утра, когда пароход «Межень» с поднятым над ним императорским штандартом поравнялся с городом, с батареи 46-й артиллерийской бригады, установленной вблизи Городища, грянул орудийный салют, тут же подхваченный торжественным праздничным перезвоном всех церквей Костромы [41]. Вместе с первыми ударами колоколов из Успенского кафедрального собора вышел величественный крестный ход, направившийся в Ипатьевский монастырь. В крестном ходе, возглавлявшемся викарием Костромской епархии епископом Кинешемским Арсением (Тимофеевым), участвовало все духовенство Костромы и большое количество священнослужителей из разных приходов епархии, в том числе и отец Константин Алферов. Участники хода несли все наиболее почитаемые иконы Костромы и, в первую очередь, — чудотворную Феодоровскую икону Божией Матери. Возле Екатерининских ворот Ипатьевского монастыря крестный ход был встречен императором Николаем II, который, приняв благословение от епископа Арсения, благоговейно приложился к Феодоровской иконе Пресвятой Богородицы. Вечером следующего дня, 20 мая, общий перезвон церквей Костромы, начатый ударом большого колокола Ипатьевского монастыря, провожал царскую флотилию, уходящую в Ярославль. И вновь, вместе с другими, звонили колокола с вершины Городищенского холма... Этот исторический юбилей стал последним большим торжеством довоенного и дореволюционного времени. Вскоре, 19 июля 1914 года, Германия объявила войну России, и наша страна оказалась вовлеченной в Первую мировую войну. Отмечаемый 20 июля (по старому стилю) престольный праздник Христорождественского храма — память святого пророка Божия Илии — совпал в 1914 году с воскресным днем. После Божественной литургии отец Константин зачитал возвещающий о начале войны царский Манифест, завершающийся призывом: «Мы непоколебимо верим, что на защиту Русской Земли дружно и самоотверженно встанут все верные Наши подданные. В грозный час испытания да будут забыты внутренние распри. Да укрепится еще теснее единение Царя с Его народом, и да отразит Россия, поднявшаяся, как один человек, дерзкий натиск врага» [42]. После прочтения Манифеста отец Константин совершил молебен о даровании победы христолюбивому российскому воинству. Как и везде, в первые дни войны в селениях Христорождественского прихода началась мобилизация военнообязанных; на находившемся вблизи от Городища железнодорожном вокзале семьи прихожан провожали своих отцов, мужей, братьев и сыновей, уходящих на фронт... В годы войны отец Константин Алферов делал все, что было в его силах, для помощи армии - в частности, собирая для воинов теплые вещи и продукты питания. Позднее, в 1924 году, при обыске в доме священника чекисты нашли бумагу от 15 мая 1915 года с благодарностью ему и прихожанам от имени заведующего складом Ее Императорского Величества Государыни Императрицы Александры Феодоровны в Москве для раненых и больных воинов «за сделанное пожертвование на нужды чинов действующей армии» [43]. В начале марта 1917 года костромское Заволжье облетела весть о революции в Петрограде и об отречении государя. В воскресенье 5 марта после Божественной литургии отец Константин зачитал в храме последний Манифест императора Николая II, с которым он обращался к стране. После прочтения Манифеста отец Константин — согласно указу Святейшего Синода — совершил молебен об «утишении страстей» с возглашением многолетия богохранимой державе Российской и «благоверному» Временному правительству... Никто из присутствовавших в тот день на богослужении, конечно, не мог предполагать, что Манифестом об отречении государя Россия ввергается в эпоху безвременья и беззакония, что их пастырь отец Константин будет обречен на годы тюрем, ссылок и лагерей, а древний храм — на закрытие, едва не завершившееся полным его разрушением.

Храм в первые два десятилетия после революции

Революция, полностью изменившая жизнь всей страны, первоначально не внесла заметных перемен в жизнь храма; здесь, как и прежде, совершались богослужения, теплились огоньки свечей и лампад пред образами, древнейшие из которых были пожертвованы еще боярами Морозовыми. Все так же с вершины Городищенского холма разносился над просторами Волги звон церковных колоколов... Однако изменения все же происходили. В 1919 году оставил должность церковного старосты A.M. Глинский, чей лесопильный завод в условиях воцарившейся разрухи выживал с большим трудом. Если в 1917 году на нем работало 118 человек, то в 1918 году — уже только 34. В марте 1919 года завод Глинского был национализирован властями [44]. Вскоре после этого A.M. Глинский оставил свою должность; новым старостой стал один из его бывших помощников — А.Д. Максимов, работавший на национализированном заводе заместителем директора [45]. В 1921 году шестидесятивосьмилетний A.M. Глинский скончался; местные старожилы еще помнят его могилу на кладбище у алтаря храма. Весной 1922 года во время всероссийской кампании по изъятию церковных ценностей, проводившейся под предлогом помощи голодающим Поволжья, подкомиссия губернской комиссии по изъятию церковных ценностей конфисковала в Христорождественском храме все имеющиеся изделия из серебра, являвшиеся в основном пожертвованиями прихожан. Как известно, вскоре после этого на Русскую Православную Церковь надвинулась другая опасность — обновленческий раскол. В мае 1922 года поддерживаемая ОГПУ группа священников провозгласила своей целью «церковное обновление» и объявила о низложении законного Предстоятеля Русской Православной Церкви святителя Тихона, Патриарха Московского и всея Руси. Летом 1922 года в обновленческий раскол перешел и архиепископ Костромской и Галичский Серафим (Мещеряков). Однако подавляющее большинство приходских храмов Костромской епархии в то смутное время не пошло за обновленцами. В числе тех, кто сохранил верность Святейшему Патриарху Тихону, находилась и приходская община Христорождественского храма во главе со своим пастырем отцом Константином Алферовым. 2 августа 1923 года — в престольный праздник, день памяти пророка Божия Илии — в Христорождественском храме отец Константин совершил Божественную литургию (в богослужении принял участие и клирик кафедрального собора протодиакон Василий Померанцев), после которой выступил с проповедью. В проповеди он, говоря о засухе 1921 года, приведшей к страшному голоду в Нижнем и Среднем Поволжье, назвал это несчастье наказанием Божиим людям за их отступление от Бога [46]. По-видимому, вскоре после этой проповеди сотрудники ОГПУ начали активную «разработку» отца Константина, подготавливая его арест. 5 февраля 1924 года начальник губернского отдела ОГПУ Никитин подписал ордер на обыск у отца Константина Алферова, в котором значилось, что «обыскиваемый аресту подлежит в зависимости от обыска» [47]. В тот же день при проведении обыска в доме священника чекисты нашли список известного послания Святейшего Патриарха Московского и всея Руси Тихона от 19 января (1 февраля) 1918 года, в котором святитель Тихон осуждал начатые государственной властью жестокие гонения на Церковь. Этого было признано достаточным для ареста, и уже 5 февраля 1924 года отец Константин оказался в одной из камер бывшей губернской тюрьмы, именуемой теперь «1-й Губисправдом» на Советской (бывшей Русиной) улице. Вместе с настоятелем храма сотрудники ОГПУ арестовали еще четырех человек из Городища и Костромы, в том числе и жившего в Городище давнего знакомого отца Константина и прихожанина его храма В.А. Веригина — юриста, выпускника Московского университета, дворянина [48]. Отец Константин был обвинен в «преступной антисоветской деятельности, выражающейся в агитации и пропаганде против существующего строя» [49]. Именно так официально стала трактоваться его проповедь в Ильин день 2 августа 1923 года, в которой чекисты видели антисоветский подтекст. К следствию в качестве свидетелей были привлечены, в частности, восемнадцатилетняя дочь отца Константина Зоя, церковный староста А.Д. Максимов и другие. Все свидетели показали, что никогда не слышали, чтобы отец Константин в своих проповедях когда-нибудь касался политических тем. В конце августа 1925 года в Костроме всю группу арестованных в открытом заседании судила выездная сессия Ярославского губернского суда (не совсем понятно, почему дело не было передано в Костромской губернский суд). Таким образом, отец Константин Алферов стал одним из первых священнослужителей Костромской епархии, публично судимым за свою пастырскую деятельность. Однако годы проведения «новой экономической политики» все же отличались некоторым либерализмом, и, судя по всему, власти с самого начала задумывали этот суд как своего рода показательный спектакль. В соответствии с приговором, вынесенным 29 августа 1925 года (в день празднования чудотворной Феодоровской иконе Божией Матери), основная часть подсудимых получила по 3 месяца «принудработ», а касательно отца Константина было принято следующее решение: «Гражданина Алферова Константина Федоровича за недоказанностью собранных против него улик, по предъявленному обвинению (...), считать по суду оправданным» [50]. Проведя в «1-м Губисправдоме» на Советской улице полтора года, отец Константин вернулся в Городище и вновь стал служить в своем храме. Казалось бы, все обошлось; но обстановка второй половины двадцатых годов явственно предвозвещала начало новых гонений на Церковь. В апреле 1926 года в своей зарисовке «Костромская весна», опубликованной в газете «Северная правда», писатель А.П. Алешин, описывая весенний пейзаж, как о чем-то не вызывающем сомнений писал: «Предметы чисты и четки. Прелестно выглядят на городищенской горе березки — фиолетово-прозрачные и легкие, как былинки. А старинная, расплывшаяся церковь похожа на пряник, напоминает о временах Ивана Калиты, о первобытной Костроме. Лет через пятьдесят это сотрется. На горе выстроят фабрику, радио, или метеорологическую станцию, исчезнут нестеровские березки и эти нелепые, серые кляксы заволжских мельниц-ветрянок» [51]. После первого ареста отец Константин провел на свободе менее четырех лет. В конце двадцатых годов ситуация в СССР быстро менялась: страна шла к «великому перелому» и новому витку массовых репрессий. 29 апреля 1929 года начальник окружного отдела ОГПУ Я.И. Крамер подписал новый ордер на арест отца Константина. В тот же день чекисты снова произвели обыск в его доме, и настоятеля храма опять поместили в «1-й Губисправдом» на Советской улице. Отцу Константину было предъявлено обвинение в том, что он «систематически в проповедях вел антисоветскую агитацию, устраивая у себя на квартире сборища антисоветских элементов, обсуждая политические вопросы, связанные с существованием Соввласти» [52]. Как и в 1924 году, священника обвинили в том, что он является членом «антисоветской группировки из бывших людей». В состав этой «группировки» входило около десяти знакомых отца Константина, периодически бывавших в его доме, в частности — староста городской церкви Илии Пророка В.Е. Соколов и регент хора этого же храма С.С. Курахтанов (напомним, что с 1922 года Ильинский храм в начале Советской улицы являлся кафедральным собором Костромской епархии, однако в это время власти уже готовились к его закрытию), бывший председатель Кинешемской уездной земской управы П.В. Калачов — сын костромского губернатора В.В. Калачова (занимавшего эту должность в 1884-1892 годах) и племянник выдающегося историка академика Н.В. Калачова, и другие. В обвинительном заключении от 25 июля 1929 года говорилось, что «Алферов Константин Федорович (...) авторитетный священник Заволжской церкви в 1925 г. судился за агитацию противодействия Соввласти по проведению в жизнь декрета об отделении церкви от государства по воззванию патриарха Тихона, отсутствием сведений агитации при доказанности хранения агитационных материалов, по суду оправдан. Обвиняется в том, что, состоя в антисоветской группировке в г. Костроме с 1928 года (...), хранил монархические реликвии в виде царских портретов и медалей и вел агитацию среди верующих крестьян не вступать в партию и комсомол, угрожая скорым свержением Соввласти и расправою над коммунистами и комсомольцами, т.е. в преступлении, предусмотренном 58-10 ст. УК» [53]. К этому времени от эпохи НЭПа с ее громоздкими показательными процессами не осталось и следа. В год «великого перелома» всех членов «антисоветской группировки бывших людей» осудили во внесудебном порядке. 28 октября 1929 года Особое совещание при Коллегии ОГПУ приговорило всех девятерых арестованных, в том числе и отца Константина Алферова, к высылке на три года в Северный край (административно-территориальное образование, созданное в 1929 году путем объединения Архангельской и Вологодской губерний). Так осенью 1929 года храм на Городищенском холме лишился своего пастыря, прослужившего в нем ровно четверть века. Отец Константин Алферов был сослан в село Лешуконское (ныне — центр Лешуконского района Архангельской области), находящееся у впадения реки Вашки в реку Мезень. По свидетельству родных, все три года ссылки отец Константин работал на лесоповале. Выйдя на свободу в 1932 году, он несколько лет служил в одном из сел под Костромой. В 1935 году отец Константин был вновь арестован по обвинению в антисоветской агитации и пропаганде и приговорен к пяти годам заключения в лагере. Освободившись в 1940 году, тяжело больной, он несколько месяцев прожил в семье своей дочери в Нерехтском районе, а в начале 1941 года вернулся в Городище (подробнее об этом будет сказано ниже). Новым настоятелем Христорождественского храма в октябре 1929 года архиепископ Костромской и Галичский Севастиан (Вести) назначил священника Николая Васильевича Росницкого (1863-1941). Отец Николай Росницкий родился в 1863 году в городе Россиены Ковенской губернии, где служил чиновником его отец; вскоре их семья переехала в Кострому. Отец Николай, что было очень редким явлением для духовенства конца XIX — начала XX веков, не обучался в Духовной семинарии (он окончил Костромское реальное училище). 15 ноября 1887 года он был рукоположен епископом Кинешемским, викарием Костромской епархии Вениамином (Платоновым) во священника к Преображенской церкви в селе Кочурово, а с 1902 года стал служить в Васильевской церкви села Павловского (оба — в Нерехтском уезде). Отец Николай имел большую семью. Все его восемь детей получили духовное образование: дочери — в епархиальном женском училище, сыновья — в Костромской Духовной семинарии (только младшие дети, Василий и Константин, обучавшиеся соответственно в семинарии и Духовном училище, не смогли их окончить из-за революции). В 1913 году отец Николай овдовел, похоронив в Павловском свою матушку Олимпиаду Капитоновну [54]. Начало службы отца Николая в Городище совпало с поистине «великим переломом» в жизни русского крестьянства — коллективизацией, которая в ближайшей к Костроме округе началась в декабре 1929 года. Уже в январе или феврале 1930 года колхоз возник и в Городище. Как и в большинстве случаев, образование колхоза произошло одновременно с первой атакой на храм, точнее — на его колокола. 4 января 1930 года в газете «Северная правда», в то время органе окружкома ВКП(б), появилась заметка «Попов не принимаем», подписанная «группой селищенских рабочих». В заметке говорилось: «Присоединяемся к голосу рабочих о снятии колоколов в городе и просим снять колокола в с. Селище и в Городище. Пусть колокола созывают не старух для моленья, а рабочих для великой стройки» [55]. По-видимому, уже в январе 1930 года с колокольни Христорождественского храма сбросили все колокола. По свидетельству старожилов, большой колокол не пролезал в проем звона, и часть кладки была при его снятии варварски отбита. Однако, как известно, первая форсированная попытка коллективизации потерпела неудачу. Перед угрозой срыва весеннего сева и голода в стране Сталин был вынужден отступить: в начале марта 1930 года все газеты опубликовали его знаменитую статью «Головокружение от успехов», в которой глава партии и государства возложил вину за неудачу в коллективизации на низовых работников. После этой статьи колхоз в Городище, как и почти везде, распался. Но вскоре советское государство, несколько изменив тактику, опять повело крестьян по дороге «социалистической реконструкции» сельского хозяйства, и колхоз в Городище, получивший название «Новый пахарь», был воссоздан в феврале 1931 года [56]. Первая половина тридцатых годов была временем, когда в Костроме и ее окрестностях, как и во всей стране, непрерывно шло закрытие и разрушение церквей. В панораме противоположного берега в грохоте взрывов одна за другой исчезали вертикали храмов и колоколен. В течение нескольких ночей июля 1934 года на кремлевском холме за Волгой гремели взрывы, обратившие в руины кафедральные соборы. Вскоре закрытие церквей началось и в Заволжье.

Первой эта участь выпала «современнику» городищенского храма — церкви Спаса-Преображения «за Волгой». Старинный храм, воздвигнутый в 1685-1688 годах и являющийся замечательным памятником русского церковного зодчества, был закрыт и опечатан властями 15 августа 1933 года — как раз накануне отмечаемого 19 августа престольного праздника Преображения Господня. Напрасно община, возглавлявшаяся протоиереем Николаем Березовским и старостой П.С. Умниковым, пытаясь отстоять свою церковь, обращалась в самые высшие инстанции. 20 февраля 1934 года Ивановский облисполком вынес постановление о закрытии храма. 10 мая 1934 года Президиум ВЦИК утвердил это решение [57]. В том же 1934 году у Спасо-Преображенской церкви было сбито венчавшее ей пятиглавие, разрушена верхняя часть колокольни и уничтожено находившееся при ней старинное кладбище. Сама же церковь стала общежитием завода «Рабочий металлист». После ее закрытия часть прихожан перешла в Александро-Антониновскую церковь в Селище, часть — в Христорождественскую церковь. Сюда же, в древний городищенский храм, перешли и отец Николай Березовский, ставший вторым священником, и бывший староста П.С. Умников, прослуживший здесь несколько лет псаломщиком. Следующей была закрыта находившаяся рядом со Спасо-Преображенским храмом старинная, освященная в 1773 году Никольская церковь «за Волгой». Ивановский облисполком закрыл ее 27 января 1935 года; Президиум ВЦИК утвердил это постановление 10 июля 1935 года [58]. Бывшие прихожане Никольской церкви перешли в последние два действующих храма Заволжья — в Селище и Городище, которые в этих условиях оказались перегруженными. Особенно в тяжелом положении при таком числе прихожан находился небольшой храм в Городище. Тем не менее, храм на Городищенском холме продолжал действовать. Не имея больше колоколов, он по-прежнему созывал к себе людей. По свидетельствам старожилов, ежегодно в день памяти пророка Божия Илии 2 августа в храме совершал Божественную литургию священномученик Никодим (Кротков; 1868-1938), архиепископ Костромской и Галичский; клир Ильинской церкви состоял из двух упомянутых выше священников. Отцу Николаю Росницкому, когда он приехал в Городище, было уже шестьдесят шесть лет. В последующее время здоровье его быстро ухудшалось; местные жители помнят, что в последние годы батюшку, которому шел уже восьмой десяток, водили в храм под руки. В этот период большую помощь настоятелю оказал переведенный в Христорождественский храм второй священнослужитель — протоиерей Николай Васильевич Березовский (1883-1937). Отец Николай Березовский родился в 1883 году в Солигаличе, в семье преподавателя Духовного училища. Окончив Солигаличское Духовное училище (в 1898 году) и Костромскую Духовную семинарию (в 1904 году), Н.В. Березовский два года был надзирателем в Кинешемском Духовном училище. Приняв в 1906 году священный сан, он стал служить в Воскресенской церкви Солигалича. В 1912 году отец Николай переехал в Вятскую епархию. В 1917-1918 годах он являлся настоятелем Серафимовской церкви (ныне — кафедральный собор Вятской епархии), а в 1924-1925 годах — настоятелем Богоявленского собора в Вятке. В период церковного раскола в начале двадцатых годов отец Николай входил в число тех, кто противостоял обновленцам, захватившим в Вятской епархии многие храмы. В 1927 году протоиерей Николай Березовский был членом епархиального совета и его секретарем. В 1928 году он вернулся в родной Солигалич и стал настоятелем Преображенской церкви; в 1930-1931 годах он являлся благочинным 1-го Солигаличского округа. В июне 1931 года священномученик Димитрий (Добросердов), архиепископ Костромской и Галичский, переместил его в Кострому настоятелем Спасо-Преображенской церкви «за Волгой» [59]. Между тем сталинский режим готовил новое гонение на Церковь, превосходящее по своему масштабу и жестокости все предыдущие. В ночь с 3 на 4 декабря 1936 года в Костроме был арестован священномученик Никодим (Кротков), архиепископ Костромской и Галичский, скончавшийся в ярославской тюрьме в Коровниках 21 августа 1938 года. Арест святителя положил начало новому этапу репрессий против духовенства Костромского края; значительная часть священнослужителей в течение 1937 года была арестована, расстреляна, оказалась в тюрьмах и лагерях. На двадцатом году революции террор против духовенства и верующих велся под предлогом того, что «церковники» будто бы намеревались на первых общенародных выборах в Верховный Совет СССР, назначенных на воскресенье 12 декабря 1937 года, провести в депутаты советского парламента своих кандидатов. В разгар террора 3 июня 1937 года скончался второй священник Христорождественской церкви протоиерей Николай Березовский, погребенный на кладбище у стен храма (безусловно, только кончина избавила его от неминуемого ареста). С начала июля 1937 года несколько месяцев вторым священником в Городище служил клирик Иоанно-Златоустовского кафедрального собора протоиерей Александр Флоренский [60]. После выборов 12 декабря 1937 года репрессии против Церкви не прекратились. На 26 июня 1938 года были назначены выборы в Верховный Совет РСФСР, и власти вновь стали обвинять духовенство и верующих в намерении провести на выборах в Верховный Совет своих кандидатов. 28 апреля 1938 года чекисты арестовали в Костроме основную часть той маленькой группы духовенства, которая еще оставалась на свободе. Среди арестованных в этот день были настоятель Христорождественского храма отец Николай Росницкий и церковный староста Илларион Васильевич Соколов. И.В. Соколов родился в 1881 году в деревне Литвиново Костромского уезда в крестьянской семье; впоследствии он стал рабочим на железнодорожной станции «Кострома». В 1918 году И.В. Соколов вступил в РКП(б), но через три месяца вышел из нее по собственному заявлению «как верующий». В 1933 году его судили за «незаконное» содержание небольшой собственной мельницы с ручным приводом и размол зерна для населения и приговорили к 9 месяцам «принудработ». До 1934 года он был прихожанином Спасо-Преображенской церкви за Волгой, а после ее закрытия перешел в Христорождественский храм, где 20 февраля 1938 года его избрали председателем церковного совета [61]. Заключенный в костромскую тюрьму на Советской улице (где дважды, как мы помним, находился его предшественник священник Константин Алферов), отец Николай, которому шел уже семьдесят шестой год, был обвинен в том, что он «является участником контр-революционной церковно-монархической повстанческой организации. На протяжении длительного времени и до момента ареста систематически проводил антисоветскую агитацию и распространял клеветнические измышления, возводя антисоветскую клевету на политику ВКП(б) и Правительства» [62]. Аналогичное обвинение предъявили и И.В. Соколову. Непосредственно им обоим ставили в вину то, что они будто бы призывали прихожан не участвовать в выборах 12 декабря 1937 года. Во время следствия группа прихожан обратилась к властям с письмом в защиту отца Николая, но, конечно же, подобное заступничество ни к чему не привело. 26 сентября 1938 года Особое совещание при НКВД СССР приговорило отца Николая Росницкого к ссылке в Казахстан на пять лет (сравнительно «мягкий» приговор объясняется, видимо, возрастом священника), а И.В. Соколов за свою «контрреволюционную деятельность» получил восемь лет заключения в «исправтрудлагере». О дальнейшей судьбе И.В. Соколова нам ничего не известно - хотя, скорее всего, бывший староста городищенского храма, которому на время ареста было 57 лет, не вынес восьмилетнего лагерного срока. Отец Николай Росницкий был сослан в село Ново-Шульба в Восточно-Казахстанской области. Сохранилась медицинская справка о том, в каком состоянии находился он через год после ареста. 21 апреля 1939 года врачи Ново-Шульбинской районной амбулатории зафиксировали у отца Николая отсутствие всех зубов и очень плохое зрение. Вывод медиков гласил: «Необходима инвалидность или попечение» [63]. 7 августа 1939 года сыновья священника — Василий Николаевич и Константин Николаевич Росницкие — после ряда безуспешных обращений в различные властные инстанции, в последней надежде направили ходатайство на имя И.В. Сталина. «Наш отец», — писали они, — «служитель культа, священник Заволжской церкви Николай Васильевич Росницкий 28 апреля 1938 года арестован по линии НКВД по ложному доносу, и выслан на 5 лет (...). Ему уже 75 лет, он больной, страдающий артериосклерозом и слепотой, почти умирающий, находится в полном одиночестве, без всякого суда, в отдаленной ссылке. (…) Мы решили обратиться к Вам, Иосиф Виссарионович, и ходатайствовать: войти в положение наше и нашего несчастного больного старика отца Николая Васильевича Росницкого, и сделайте Ваше распоряжение, чтобы он был возвращен нам под наше попечение, так как мы ручаемся, что отец наш социально-опасным быть не может» [64]. Обращение братьев Росницких на имя Сталина оказалось не напрасным. Если до сих пор они не получали никаких ответов от инстанций, в которые писали, то теперь ответ им был дан. Младший следователь следчасти Особого отдела Главного управления госбезопасности НКВД СССР младший лейтенант госбезопасности Папков в ответ на их ходатайство вынес постановление, гласившее: «Не находя оснований к пересмотру дела, в пересмотре дела осужденного Росницкого Н.В. отказать, о чем объявить заявителям через 1-й Спецотдел». 23 марта 1940 года это постановление утвердил заместитель наркома внутренних дел СССР комиссар госбезопасности 3 ранга В.Н. Меркулов [65]. Через год, 16 марта 1941 года, ссыльный старец-священник Николай Росницкий скончался вдали от своих близких, в селе Ново-Шульба в Казахстане [66]. После ареста отца Николая Росницкого храм на Городищенском холме оказался в очень тяжелом положении. В большинстве случаев смысл ареста настоятеля состоял в том, чтобы обезглавить общину и предельно облегчить процесс закрытия храма; к тому же в данном случае арестовали не только настоятеля, но и председателя церковного совета. В условиях, когда в период 1937-1938 годов сотни церковнослужителей Костромского края были расстреляны, брошены в лагеря и отправлены в ссылки, о назначении в Городище нового священника не могло быть и речи. Над оставшимся без своего пастыря древним храмом нависла угроза закрытия.

Закрытие храма

В 1937-1938 годах храм, оставшийся без священника, как правило закрывался властями в течение нескольких месяцев, иногда — недель (протоиерей Александр Флоренский, клирик Иоанно-Златоустовского кафедрального собора, служивший вторым священником Христорождественской церкви, единственный из четырех соборных священников оставшийся на свободе, после арестов 28 апреля 1938 года стал настоятелем главного храма Костромской епархии). В случае с Христорождественским храмом мы видим очень редкий для того времени пример, когда не имевшая священника община боролась за свою церковь на протяжении восьми лет, вынудив власти дважды принимать решение о ее закрытии. В 1938-1939 годах в храме на Городищенском холме, хотя и не регулярно, продолжались богослужения, которые совершались членами причта единственной оставшейся в Заволжье действующей церкви во имя святых мучеников Александра и Антонины в Селище или кем-либо из городских священников. Большая заслуга в том, что храм не был закрыт сразу после ареста настоятеля, принадлежит Петру Сергеевичу Умникову (1874-1946), который стал председателем церковного совета после И.В. Соколова. Человек с большим жизненным опытом, в тяжелое время он сумел сплотить общину. Уроженец Заволжья П.С. Умников был наделен большими способностями к хозяйствованию. В предреволюционные годы он несколько лет работал управляющим лесопильного завода торгового дома «Геллер и К°», возникшего в 1912 году в деревне Талица близ Буя. Когда после революции завод закрылся, П.С. Умников, спасая своих шестерых детей от начинающегося голода, увез семью в Сибирь, в Тюменскую губернию, и поселился в селе Сычево Абатского уезда на реке Ишим. Глубоко верующий, хорошо знающий и любящий церковное пение, он вскоре стал в местной церкви псаломщиком, а затем и старостой. Во второй половине двадцатых годов местные богоборцы сожгли деревянный храм в Сычево. Община обратилась за разрешением построить новую церковь к местным властям, но получила отказ. Тогда П.С. Умников поехал в Москву и дошел до самого М.И. Калинина, который принял его весьма доброжелательно, но дать разрешение на строительство нового храма отказался. Вскоре в Сибири, как и везде, началась коллективизация, и П.С. Умников в 1932 году с семьей вернулся в костромское Заволжье, где вскоре стал псаломщиком и старостой в церкви Спаса «за Волгой». После ее закрытия он, как и многие другие прихожане, перешел в Христорождественский храм. 26 апреля 1939 года указом Президиума Верховного Совета РСФСР в Костроме был образован Заволжский район, включивший в себя всю территорию костромского Заволжья, в том числе и село Городище. Партийное и советское руководство нового района с особым усердием стало предпринимать попытки закрыть Христорождественский храм. Осенью 1939 года власти под каким-то предлогом запретили совершение в храме богослужений. Вслед за этим часть местных жителей, полагая, что церковь все равно обречена, разобрала на кирпич часть ограды (не пытаясь оправдать этих людей, все же напомним, что в тридцатые годы - когда основы социалистического общества, как декларировалось на государственном уровне, уже были построены - добыть кирпич иным способом не представлялось возможным). Власти немедленно использовали полуразобранную ограду как удобный предлог. 19 мая 1940 года представители Заволжского райисполкома составили акт о разборке ограды. На основании этого акта на общину был наложен штраф в 14 тысяч рублей (огромную для того времени сумму). Если вспомнить, что в Костроме к 1940 году полному разрушению подверглись уже десятки памятников церковного зодчества XVII-XIX веков, то нельзя не увидеть - формально правильная забота о сохранности ограды фактически имела целью окончательное закрытие храма. Службы в церкви тогда не совершались, денег в церковной кассе почти не было, и заплатить штраф община не могла. Чтобы нанести Ильинскому приходу последний удар, власти решили арестовать председателя церковного совета П.С. Умникова. Однако, предупрежденный знакомым милиционером - который случайно узнал о его предстоящем аресте и посоветовал скрыться куда-нибудь подальше - он уехал к своей сестре, жившей на Дальнем Востоке, в Николаевске-на-Амуре. Вернулся Петр Сергеевич с Дальнего Востока лишь осенью 1946 года и через сорок дней после возвращения, 13 ноября 1946 года, скончался; тело его было погребено на кладбище в Селище. Спустя почти полвека первым настоятелем возрожденной Ильинской церкви стал его правнук – священник (ныне протоиерей) Виталий Шастин. Однако вскоре ситуация вокруг храма Илии Пророка изменилась. В начале 1941 года в Городище вернулся после лагерного заключения старый пастырь — отец Константин Алферов. В первых числах марта 1941 года общине удалось добиться разрешения на возобновление богослужений. Но уже 15 марта 1941 года комиссия Заволжского райисполкома провела проверку церковного имущества и нашла недостачу ряда предметов из драгоценных металлов — трех венчиков и одной ризы с иконы — на общую сумму в 455 рублей [67]. 24 марта 1941 года другая комиссия осмотрела само здание храма и нашла, что оно требует срочного капитального ремонта [68]. В результате этого в начале апреля богослужения в храме — через три недели после их возобновления — вновь были запрещены. Вскоре власти решили покончить раз и навсегда с проблемой храма на Городищенском холме. 29 апреля 1941 года исполнительный комитет Костромского городского Совета депутатов трудящихся принял подписанное председателем исполкома А.П. Виноградовым решение «О расторжении договора с Городищенским религиозным обществом и о ликвидации Городищенской церкви». Перечислив «провинности» общины, в частности — «расхищение церковной ограды» и особо отметив, что «в небольшом расстоянии от Городищенской церкви находится другая действующая церковь (Селищенская), в которой верующие и могут исполнять обряды», исполком горсовета решил: «1. Договор с Городищенским религиозным обществом считать утратившим силу. (...). 3. Городищенскую церковь как молитвенное здание ликвидировать и использовать на слом для нужд строительства новых предприятий в Заволжской части города (двух станкостроительных заводов, понизительной подстанции линии электропередач Нерехта-Кострома и Кострома-Буй)» [69]. Решение Костромского горисполкома было утверждено Ярославским облисполкомом 20 мая 1941 года и тем самым вступило в законную силу. Через несколько дней бумаги об этом поступили в Кострому. Однако Господь не допустил уничтожения святыни. Из-за волокиты и бесхозяйственности в течение июня к разрушению церкви приступить не успели, а в воскресенье 22 июня 1941 года, в день Всех святых, в земле Российской просиявших, началась Великая Отечественная война; теперь властям всех уровней стало не до храма на Городищенском холме. Многие прихожане Ильинской церкви ушли на фронт - в том числе и бывший регент хора К.Н. Росницкий, призванный в армию в сентябре 1941 года. В начале февраля 1943 года, когда он воевал рядовым бойцом под Ленинградом в составе Третьей Ударной армии, Росницкий был арестован по ложному обвинению. 23 марта 1943 года военный трибунал Третьей Ударной армии приговорил его к семи годам заключения в лагере (скорее всего, при вынесении приговора учли и то, что он был сыном священника). Свой срок К.Н. Росницкий отбывал в «Волголаге» под Рыбинском; здесь он находился до февраля 1950 года. Вернувшись в Кострому, Росницкий руководил хором Спасо-Запрудненской церкви и скончался в 1961 году. Как известно, кровопролитная война, в которой наши поражения не скоро сменились победами, способствовала постепенному смягчению отношения руководства СССР к Церкви. Война фактически дала новую жизнь и распавшейся городищенской общине - во второй половине 1942 года она восстановилась под руководством жившего в Михалеве пенсионера Ивана Александровича Караваева. Несомненно, на верующих повлияло и то, что их приговоренный к разрушению храм остался нетронутым. В условиях военной бедности прихожане из своих личных средств собрали 14 тысяч рублей штрафа за разобранную ограду. В результате этого 14 декабря 1942 года — в разгар Сталинградской битвы — Городищенская община вновь была официально зарегистрирована, и И.А. Караваев получил ключи от храма [70]. Прихожане вставили стекла в окна церкви и произвели самый необходимый ремонт в теплом Ильинском придельном храме, где скоро возобновились богослужения; для их совершения по-прежнему приглашали священников или из Селища, или из города (отец Константин Алферов, в апреле 1941 года вновь отлученный от городищенского храма, с 1942 года служил в селе Костенево в Костромском районе). После нескольких лет перерыва праздник Светлого Христова Воскресения 1943 года прихожане встретили в своем храме. Но радость жителей Заволжья была преждевременной: эта Пасха, празднуемая в стенах родной церкви, для большинства из них оказалась последней… 18 мая 1943 года комиссия горисполкома предъявила общине новые чрезвычайно строгие требования по ремонту храма, запретив до проведения ремонтных работ совершение богослужений [71]. Тщетно от имени общины И.А. Караваев обращался в Ярославский облисполком, к прокурору РСФСР, в Совнарком РСФСР, в Президиум Верховного Совета РСФСР. 4 января 1944 года И.А. Караваев писал в Костромской горисполком: «Чтобы окончить ремонт нужны средства, а община их не имеет, т. к. церковь не работает, а потому просим горисполком разрешить открыть церковь в настоящее время, до строительного сезона церковь соберет средства, ремонт будет окончен в строительный сезон 1944 г., на что община дает обязательство таковой окончить к 1-му октября 1944 г.» [72]. Но все было напрасно. Позиция властей оставалась прежней: вначале капитальный ремонт храма, а затем — возобновление богослужений. Безрезультатно И.А. Караваев обращался в самые высокие инстанции, взывая к здравому смыслу. В начале марта 1945 года он, в частности, писал в Совет по делам Русской Православной Церкви при Совнаркоме СССР: «Городищенская церковь представляет из себя ценный памятник старины, которых осталось в Костроме очень немного. В 1944 г. и 45 г. ее осматривали представители комитета по делам архитектуры и нашли состояние здания исправным. Удовлетворительное состояние церкви есть результат забот о ней общины, которая сделала ремонт, охраняет ее свыше трех лет, несет расходы на сторожей и в тоже время ее не использует» [73]. В конце концов власти, как и в апреле 1941 года, решили покончить с этой проблемой. 30 марта 1945 года исполнительный комитет Костромского областного Совета депутатов трудящихся принял решение «О ходатайстве группы верующих Христорождественской церкви в Городище г. Костромы за р. Волгой», в котором говорилось: «Считать, что Костромской горсовет, имея свое решение от 29/IV-41 г., утвержденное Ярославским облисполкомом от 20/V-41 г. № 877 о закрытии Христорождественской церкви в Городище, допустил неправильную передачу ключей от церкви группе верующих, разрешив производство ремонта закрытой церкви. Учитывая, что за рекой Волгой в Селище имеется действующая Александро-Антониевская (так в тексте — Н.З.) церковь на расстоянии не более 2 километров от церкви в Городище, которая может удовлетворить исполнение религиозных обрядов верующих в прилегающих населенных пунктах в радиусе до 7 километров, и что проведение мелкого ремонта внутри здания церкви общиной верующих не может служить основанием для открытия церкви, т. к. община верующих обязана, согласно договора, содержать и сдать здание церкви в полной исправности, исполком облсовета решает: Отклонить ходатайство группы верующих об открытии Христорождественской церкви в Городище г. Костромы за рекой Волга» [74]. Подписанное председателем облисполкома А.В. Куртовым, это решение фактически означало второе закрытие храма. Заметим, что в отличие от апреля 1941 года речи о сносе церкви уже не шло — отношение к памятникам старины постепенно все же менялось. Несмотря на решение облисполкома, в 1945-1946 годах община по-прежнему обращалась во все инстанции, пытаясь возвратить свой храм, однако – безрезультатно. 16 сентября 1946 года Костромской горисполком обратился в облисполком с ходатайством о передаче здания церкви Заволжскому райисполкому для устройства в нем центральной районной библиотеки. 20 февраля 1947 года облисполком ответил на это ходатайство положительно. Точку в этом деле поставил Совет по делам Русской Православной Церкви при Совете Министров СССР, 20 мая 1947 года постановивший: «Принимая во внимание, что в г. Костроме имеется 5 действующих церквей, что вполне удовлетворяет верующих, разрешить исполкому Костромского облсовета передать здание Христорождественской церкви Заволжскому райсовету для использования под центральную библиотеку без переоборудования внешнего и внутреннего вида здания» [75]. Постановление Совета по делам Русской Православной Церкви окончательно лишило верующих Заволжья надежды на открытие своего храма, который после этого четыре десятилетия простоял на Городищенском холме, постепенно превращаясь в руины.

В руинах

Летом 1946 года значительную часть икон и утвари из Христорождественского храма увезли в Александро-Антониновскую церковь в Селище (это, как ни странно, являлось знаком того, что отношение к Церкви изменилось, так как в тридцатые годы большинство икон попросту бы сожгли). Судьба храма в последующий период по-своему типична. Центральной районной библиотеки в нем так и не появилось, решение о ее создании осталось на бумаге. По укоренившейся советской традиции в церковном здании вскоре устроили зерносклад; зерно в нем перестали хранить к середине пятидесятых годов, после чего храм на холме остался заброшенным. В середине сороковых годов в течение нескольких лет старые прихожане вновь видели в Городище своего пастыря — отца Константина Алферова. Около 1945 года он был переведен из Костенева в Александро-Антониновскую церковь в Селище, где стал одним из клириков. По благословению епископа Костромского и Галичского Антония (Кротевича) с 1946 года отец Константин духовно окормлял свою прежнюю паству в Городище, Пантусове, Малышкове и Михалеве [76]. Однако деятельность авторитетного, трижды бывшего в заключении священника вызвала недовольство властей, и в 1948 году уполномоченный Совета по делам Русской Православной Церкви по Костромской области И.Е. Смирнов предписал ему покинуть Кострому. Изгнанный из Костромы отец Константин стал служить в церкви села Петрово под Ярославлем, где и скончался 10 февраля 1954 года; там же он и был погребен. В начале шестидесятых годов в Заволжском районе началось большое жилищное строительство. В непосредственной близости от храма стали подниматься пятиэтажные кирпичные дома (так называемые «хрущевки»), что изменило исторический облик Заволжской стороны, нарушая прежнее доминирование храма на Городищенском холме в ее панораме. В августе 1962 года московский художник В.В. Богаткин (1922-1971), выполнив рисунок Городищенского холма с храмом, встающими новыми домами и высящимися над ними строительными кранами, записал в своем дневнике: «Акварель с этой же точки я написал в 1946 году (...), как все изменилось! Жизнь энергично наступает на романтику и экзотику древней Руси. И этот старинный соборчик уже совсем не смотрится...» [77]. В середине шестидесятых годов у храма на месте кладбища поставили пивной ларек, получивший в округе характерное название «На костях» (известный костромской художник Н.В. Шувалов изобразил этот ларек возле храма на своей картине «На окраине»), но позднее его закрыли из-за возмущения местных жителей кощунственным надругательством над прахом погребенных тут людей. В шестидесятые-восьмидесятые годы церковь на высоком холме над Волгой в окружении вековых берез пребывала заброшенной и поруганной. Только в зимнее время использовалась ее южная паперть-галерея, в которой находилась прокатная лыжная база завода «Рабочий металлист»; зимой со склонов холма катались многочисленные лыжники. Рядом с храмом стояли разрушающиеся, с зияющим центральным проемом, ворота уже давно не существующей церковной ограды... В начале семидесятых годов было наконец признано недопустимым, чтобы храм на холме и далее портил своим состоянием общий вид города с Волги. Между тем еще 30 августа 1960 года постановлением Совета Министров РСФСР церковь Рождества Христова (Ильинская) на Городище в Костроме была причислена к памятникам архитектуры республиканской категории [78]. Областное управление культуры приняло решение реставрировать храм, после чего предполагалось разместить здесь какую-либо музейную экспозицию. Проект реставрации был заказан Костромской специальной научно-реставрационной производственной мастерской; автором проекта стал архитектор-реставратор Леонид Сергеевич Васильев, которому храм в значительной степени обязан восстановлением своего первоначального облика. Л.С. Васильев родился в 1934 году в Москве, но вскоре его семья переехала в Йошкар-Олу. В 1936 году по обвинению во вредительстве был арестован и в 1938 году расстрелян в Казани его отец, инженер-гидротехник. Окончив в 1952 году с золотой медалью школу, Л.С. Васильев в 1952-1958 годах учился в Московском архитектурном институте, после окончания которого приехал в Кострому для работы в научно-реставрационной мастерской. По его проектам в шестидесятых-девяностых годах было осуществлено восстановление большого количества памятников зодчества Костромского края (только в Костроме: комплекс торговых рядов, ансамбль Ипатьевского монастыря, церковь во имя апостола и евангелиста Иоанна Богослова в Ипатьевской слободе, церковь Спаса в рядах, церковь Воскресения на Дебре, церковь Вознесения на Дебре, разработан проект восстановления разрушенного кафедрального Богоявленского собора в Костромском кремле, и многое другое). Ильинскому (Христорождественскому) храму Л.С. Васильев посвятил в общей сложности почти сорок лет своей жизни. Еще в 1965 году, обследовав церковный чердак, он установил, что храм первоначально был пятиглавым, и сделал обмеры декоративного пояса килевидных кокошников, скрытого позднее четырехскатной крышей. В 1975 году проект, предусматривавший, в частности, восстановление пятиглавия, был готов, однако еще более десяти лет он оставался только на бумаге. Храм в Городище пребывал в запустении вплоть до середины восьмидесятых годов XX века.

Возрождение

Реставрация храма на Городищенском холме началась в 1986 году. Весной первые кирпичи легли на расчищенное основание церковной ограды, и к июлю вершину холма вновь опоясала восстановленная стена. После этого реставрационные работы начались в самом храме, на несколько лет одевшемся в строительные леса. В летние сезоны 1989-1990 годов археологическая экспедиция Марийского государственного университета под руководством О.В. Данилова вскрыла остатки разрушенных Феодосииного придельного храма и северной церковной галереи, обнажив сложенный из валунов фундамент и нижнюю часть стены из старинного большемерного кирпича (с помощью полученных в ходе раскопок данных архитектор Л.С. Васильев позднее смог выполнить проект восстановления Феодосииного придела). В 1989 году основные реставрационные работы близились к концу. Предполагалось, что после их завершения в здании церкви будет устроен филиал историко-архитектурного музея-заповедника — музей керамики. Безусловно, создание подобного музея в шестидесятые-семидесятые годы, когда о большем нельзя было и помыслить, стало бы настоящим благом для храма, но к концу восьмидесятых годов практика размещения музеев в церковных зданиях себя исчерпала. В результате происходивших в стране перемен повсеместно начался активный процесс возрождения Русской Православной Церкви, верующим возвращалась прежняя церковная собственность. Воссоздание храмов началось и в заволжской части Костромы. В декабре 1989 года была образована, а точнее — восстановлена община Ильинского (Христорождественского) храма, большинство членов которой сами в детстве посещали его или являлись детьми бывших прихожан. Председателем общины стал клирик Александро-Антониновской церкви в Селище священник Виталий Шастин (как уже отмечалось, правнук бывшего старосты городищенского храма П.С. Умникова), а его заместителем — Галина Борисовна Флегонтова. Г.Б. Флегонтова родилась в Галиче в 1939 году. Имея инженерно-строительное образование, она к началу восьмидесятых годов работала начальником отдела в областном управлении строительства, долгое время была секретарем парторганизации управления. Перенеся в 1982 году тяжелейшую болезнь, она пришла к вере и с 1983 года стала посещать богослужения в Александро-Антониновской церкви. В 1986 году Г.Б. Флегонтова подала заявление о выходе из КПСС по религиозным убеждениям. В конце 1989 года по благословению настоятеля Александро-Антониновской церкви протоиерея Бориса Втюрина (+2000) она решилась стать заместителем председателя вновь создающейся приходской общины Ильинского храма. Первоначально власти упорно отказывались зарегистрировать общину. Исполком Димитровского района (так Заволжский район стал именоваться с 1972 года в честь известного деятеля коммунистического движения Г.М. Димитрова) никак не отвечал на поданное заявление о регистрации. Только после того, как представители общины заговорили о передаче дела в суд, они получили за подписью председателя исполкома В.Н. Семенова следующий ответ: «На заявление группы верующих о регистрации религиозного общества исполком райсовета сообщает, что данный вопрос был рассмотрен на заседании исполкома, где принято решение в регистрации отказать, т. к. в районе, где проживает 35 тысяч населения, имеется церковь данного направления, помещение которой позволяет принять всех верующих даже в дни больших религиозных праздников» [79]. 26 января 1990 года в регистрации общине отказал и исполком Костромского областного Совета народных депутатов. Тщетно священник Виталий Шастин и Г.Б. Флегонтова обращались в Прокуратуру РСФСР, в Совет по делам религий при Совете Министров СССР, в Комиссию по конституционному надзору: инстанции или отделывались отписками, или пересылали жалобы назад в Кострому. Наконец община обратилась к Генеральному секретарю ЦК КПСС и Председателю Верховного Совета СССР М.С. Горбачеву (в адрес Съезда народных депутатов СССР). Вскоре из Секретариата ЦК КПСС пришел ответ, в котором говорилось, что отказ в регистрации общины незаконен. К тому же 4 марта 1990 года произошло событие, принципиально изменившее обстановку в стране — состоялись первые демократические выборы в Верховный Совет РСФСР и в местные советы, в ходе которых в областной, городской и районные советы народных депутатов, а затем и в исполнительную власть пришли многие люди, понимавшие необходимость окончательного отказа от прежней советской политики по отношению к Церкви (депутатом Костромского областного Совета, что еще совсем недавно было немыслимо, стал и епископ Костромской и Галичский Александр, ныне - архиепископ). В новой ситуации община наконец-то получила официальное признание. 18 апреля 1990 года Совет по делам религий при Совете Министров СССР постановил: «1. Считать неправомерным отказ в регистрации религиозного общества Русской Православной Церкви в г. Костроме. 2. Зарегистрировать религиозное общество Русской Православной Церкви в Димитровском районе г. Костромы. 3. Исполнительным комитетам Костромского областного, Костромского городского и Димитровского районного г. Костромы Советов народных депутатов рассмотреть вопрос о молитвенном здании для этого религиозного общества в соответствии с действующим законодательством» [80]. Следующий этап — борьба за возвращение общине самого здания храма — был не менее трудным. Областное управление культуры и руководство историко-архитектурного музея-заповедника активно противились возвращению храма верующим, отстаивая абсурдную идею открытия в нем музея керамики. Однако в конце концов здравый смысл взял верх. 21 мая 1990 года исполнительный комитет Костромского городского Совета народных депутатов, возглавляемый председателем исполкома Б.К. Коробовым, принял решение, в котором говорилось: «Рассмотрев заявление общины Русской Православной Церкви, действующей в Димитровском районе города, Костромской городской Совет народных депутатов решил: Просить исполком областного Совета народных депутатов передать с баланса управления культуры облисполкома в пользование Костромской епархии здание Ильинской церкви без возмещения затрат, произведенных управлением культуры на реставрацию указанного объекта в сумме 100 тысяч рублей» [81]. Днем позже, 22 мая, аналогичное решение принял и исполком Димитровского районного Совета, а вскоре — и облисполком. Наконец, в середине июня 1990 года состоялась официальная передача здания храма областным управлением культуры Костромскому епархиальному управлению. 13 июня акт о передаче подписал епископ Костромской и Галичский Александр, 14 июня — начальник управления культуры Костромского облисполкома Г.Г. Скрябин [82]. Священноначалием епархии было принято решение сделать Ильинский храм однопрестольным (а не двухпрестольным, каким он являлся до закрытия), причем традиционное именование храма местными жителями Ильинским стало теперь его официальным названием. 15 июня 1990 года указом епископа Александра первым с 1941 года настоятелем Ильинской церкви был назначен клирик Александро-Антониновской церкви иерей Виталий Шастин [83]. Священник (с 1992 года – протоиерей) Виталий Шастин родился 7 февраля 1957 года в Костроме в семье священнослужителя. В 1983-1986 годах он обучался в Московской Духовной семинарии, где 10 марта 1985 года ректором епископом Дмитровским Александром был рукоположен в сан диакона, а 2 июня того же года - в сан иерея. В июне 1986 года архиепископ Костромской и Галичский Кассиан (Ярославский) назначил отца Виталия вторым священником Александро-Антониновской церкви в Селище. С 23 ноября 1989 года священник Виталий Шастин стал членом Епархиального совета Костромской епархии. Перед новым настоятелем и прихожанами стояла трудная задача — возрождение Ильинского храма. Реставрационные работы на церковном здании остались незавершенными, в храме не было икон, иконостаса, колоколов, необходимой утвари. 27 мая 1990 года, в воскресенье, произошло историческое событие — первое после нескольких десятилетий забвения богослужение на территории Ильинской церкви. В этот день к храму на Городищенском холме пришли сотни людей. Под открытым небом в церковной ограде епископ Костромской и Галичский Александр совершил благодарственный молебен по случаю возвращения храма Православной Церкви, а затем — заупокойную литию о всех покоящихся на кладбище у церковных стен, о всех «зде служивших и молившихся». Возрождение Ильинского храма шло непрерывно. Местные жители жертвовали церкви имевшиеся у них иконы; приходской общиной Александро-Антониновской церкви был возвращен образ святого пророка Божия Илии - по свидетельству старожилов, перенесенный в Селище из храма на Городищенском холме после его закрытия. В июле 1990 года из закрытого Спасо-Преображенского деревянного храма погоста Макарий-на-Письме (Буйский район Костромской области) в Ильинский храм перевезли и установили хорошо сохранившийся иконостас начала XX века. Тогда же в церковь был доставлен отлитый по заказу Костромской епархии в Воронеже 25-пудовый бронзовый колокол; его установкой на колокольню руководил один из лучших знатоков колокольного звона в Костромском крае настоятель Александро-Антониновской церкви в Селище протоиерей Борис Втюрин. 2 августа 1990 года, в день престольного праздника, в Ильинском храме епископ Костромской и Галичский Александр совершил первую после его закрытия Божественную литургию. В этот день впервые после шестидесяти лет вынужденной «немоты» колокольни храма вновь разнесся над окрестностями могучий голос большого церковного колокола... Перед праздником Пасхи в 1991 году на кладбище напротив алтаря храма был установлен большой деревянный крест — в память о всех погребенных в церковной ограде. Летом 1991 года рядом с храмом заложили двухэтажный приходской дом (автор проекта — архитектор Л.С. Васильев), постройка которого в целом завершилась весной 1993 года; здесь начала работать воскресная школа для детей, разместилась приходская библиотека, проходили собрания церковного совета. Благодаря помощи директора завода «Рабочий металлист» Н.В. Романова в Москве на автозаводе имени И.А. Лихачева был отлит еще один колокол, освященный и установленный на колокольне. 7 мая 1993 года Ильинский храм впервые за всю его историю посетил прибывший в Кострому Предстоятель Русской Православной Церкви Святейший Патриарх Московский и всея Руси Алексий II. В 16 часов кортеж автомобилей с высоким гостем и сопровождавшими его лицами подъехал к воротам церковной ограды, от которых ко входу в храм вела ковровая дорожка, а земля была устлана цветами. Староста церкви Г.Б. Флегонтова поднесла Святейшему Патриарху хлеб-соль. Предстоятель Русской Православной Церкви вместе с сопровождавшими его епископом Костромским и Галичским Александром, главой администрации Костромской области В.П. Арбузовым, председателем областного Совета народных депутатов Р.А. Карташовым и представителем Президента Российской Федерации в Костромской области Ю.А. Литвиновым прошел в храм, где протоиерей Виталий Шастин встретил Святейшего Патриарха приветственным словом, посвященным истории церкви. В ответном слове Святейший Патриарх Алексий II призвал верующих сделать все возможное для восстановления былой красоты Ильинского храма. После краткого молебна Его Святейшество прошел в новый приходской дом, с балкона которого открывается прекрасный вид на Волгу, Кострому и Ипатьевский монастырь. Перед отъездом Предстоятель Русской Православной Церкви преподал многочисленным прихожанам Первосвятительское благословение. К середине девяностых годов в ходе возрождения Ильинской церкви подошла очередь восстановления Феодосииного придельного храма и галереи, окружавшей прежде четверик церкви с севера и запада. Этого требовали и обстоятельства приходской жизни: в заволжской части города тогда действовали только два храма Русской Православной Церкви, население же Заволжья по сравнению с началом XX века выросло во много раз, поэтому небольшой Ильинский храм - особенно в главные церковные праздники - не мог вместить всех приходивших на богослужения. Проект воссоздания разрушенной части храма на основании данных археологических раскопок 1989-1990 годов и по аналогии с сохранившимся Ильинским приделом выполнил архитектор Л.С. Васильев. Разработка подобного научно обоснованного проекта — ведь от разрушенных в конце XVII века придельного храма и галереи не осталось ни одного изображения — является делом необычайно трудным, требующим больших знаний, опыта и архитектурной интуиции. Нельзя не отметить, что Л.С. Васильев справился с этой задачей в высшей степени успешно. Воссоздание Феодосииного придельного храма и галереи на частично сохранившемся фундаменте у северной стены четверика началось летом 1997 года и продолжалось несколько лет. Тем самым Ильинская церковь в значительной степени восстановила свой первоначальный облик, свою былую симметрию, когда к основному четверику примыкали с севера и юга два небольших придельных храма. К весне 2002 года восстановление Феодосииного придела в основном закончилось (в его помещении предполагается разместить ризницу), в мае на главку придела после освящения был торжественно установлен крест. Это ознаменовало завершение многовекового этапа в истории Ильинской церкви, соединение разорванной нити времен.