Костромское научное общество по изучению местного края (1912–1930)

Статья посвящена известному в российской провинции общественному краеведческому объединению. В центре внимания авторов – вопросы становления и развития Костромского научного общества. Ключевые слова: региональная история, музейное и архивное дело, краеведческие организации, общественные объединения.

До 1917 года в России научных общественных организаций с задачами комплексного исследования края – в полном смысле краеведческих – было немного. К ним относились Петровское общество исследователей астраханского края (1872), Общество изучения амурского края (1887), Общество изучения Тобольcкой губернии (1890), Общество любителей исследований Алтая (1891), Архангельское общество по изучению русского Севера (1908), Общество изучения Смоленской губернии (1908), Вологодское общество изучения северного края (1909) и Костромское научное общество по изучению местного края (1912).

Сотрудниками «обществ» являлись учителя, агрономы, чиновники, врачи, художники, студенты, учащиеся – весь спектр провинциальной интеллигенции. Среди участников встречались крестьяне и рабочие. Впрочем, их были единицы: фабричный и земледельческий труд не располагал к систематическим научным занятиям. Добровольность, отсутствие ограничений по социальной, религиозной и профессиональной принадлежности, свобода в выборе научных занятий были важнейшими принципами этих организаций. Основную причину их устройства ясно определил В.И. Смирнов – один из учредителей Костромского научного общества по изучению местного края (далее – КНОИМК): «Потребность в изучении природы и жизни нашего края давно назрела. Между тем, разрозненность и часто беспомощное положение отдельных лиц, желающих изучать родной край, представляет большие затруднения для успешности занятий. Отсюда – настоятельная нужда в учреждении такого общества, которое объединяло бы всех желающих работать в данном направлении» [12].

Первое организационное собрание КНОИМК состоялось 5 мая 1912 г. Учредители в составе 32 человек избрали правление и утвердили Устав [1].

К 1917 году в обществе состояло 387 действительных членов и 54 кандидата, в том числе 10 членов Солигаличского, 23 – Чухломского и 10 – Ветлужского отделений. Таким образом, за четыре с половиной года число участников этой организации увеличилось с 32 человек (май 1912 г.) до 441 (конец 1917 г.), то есть почти в 14 раз.

У истоков КНОИМК стояли краеведы, имена которых вошли в историю Костромского края: И.А. Рязановский. В.И. Смирнов, В.Н. Кларк, А.К. Ковальковский, И.П. Пауль, И.М. Рубинский. С первых же лет в работе общества приняли участие видные российские исследователи и общественные деятели Г.Ф. Морозов, Е.Ф. Дюбюк, А.А. Языков, П.И. Бирюков, Е.А. Жадовский, Н.Д. Кондратьев, В.А. Апушкин. Здесь же начинал свою научную карьеру Н.Д. Кондратьев (1892–1938). Свои первые краеведческие изыскания он посвятил истории кинешемских раскольников. Статьи помещены на страницах «Известий Архангельского общества русского Севера» под названием «Взыскующие града» (1912, No5) и «Кризис веры» (1913, No 3). В 1913 г. для обсуждения на одном из собраний КНОИМК он подготовил доклад «Раскол, его дух и современная культура». Другим, но уже более серьезным исследованием Н.Д. Кондратьева стала книга по истории и современному состоянию хозяйства Кинешемского уезда и роли в его развитии земства [18].

На творческую работу был направлен не только устав КНОИМК, но и целая система научных и просветительских учреждений в самой его структуре. Одним из структурных звеньев являлась библиотека. Основой для ее создания стало собрание книг из бывшего кружка «Любителей естествознания» в количестве 1 тыс. 199 экземпляров. Одновременно правление общества обратилось к различным научным организациям России с просьбой присылать в его адрес книги, в которых содержались бы сведения о Костромском крае. В ответ откликнулись земские учреждения Костромской губернии, Русское географическое общество, Комиссия по изучению естественных производительных сил России, Российское археологическое общество, некоторые архивные комиссии. В свою очередь КНОИМК отправляло этим учреждениям собственные печатные «Труды» и литературу. Так устанавливались творческие контакты между научными организациями со схожими целями и задачами.

Еще до учреждения общества в газете «Наша костромская жизнь» В.И. Смирнов объявил: «Одной из задач общества будет создание в Костроме центрального естественно-исторического музея, в котором было бы по возможности полно сосредоточено и сохранялось все то, что имеет отношение к природе костромского края, к быту и хозяйственной деятельности населения». Энтомологическая коллекция ученика гимназии Н. Беляева, геологическое собрание Д.Н. Сизова, фольклорный материал К.Д. Кудряшова и Е.С. Каллистовой легли в основу будущего краеведческого музея. С 1915 г. приток предметов в музей приобрел систематический характер.

Говоря о музее как центре всей краеведческой работы, В.И. Смирнов стремился заинтересовать в его создании не только специалистов, но и широкую общественность: «Каждый из нас, при желании оказать содействие в устройстве музея, может внести свою посильную дань. Здесь представляется полная свобода в выборе материала. Пусть он будет случайный, сырой. Нечего пока говорить о целых коллекциях и планомерных собраниях... Все присылаемое в музей, всякое содействие будут приняты с благодарностью и обогатят музей драгоценными материалами, которые в своей совокупности могут быть небесполезны для изучения России вообще...» [2, оп. 1. Д. 83. Л. 1].

Регулярное поступление материала в музей поставило перед правлением в 1915 г. вопрос об учреждении специального денежного фонда для покупки дома. Через несколько лет на юбилейном собрании общества 18 мая 1922 г. В.И. Смирнов вспоминал: «Чрезвычайно трогательно в настоящее время просматривать подписные листы, щедро разосланные тогда повсюду, на которых население края буквально копейками отмечало свои лепты. Этим путем была собрана достаточная сумма, чтобы купить в Костроме дом» [13]. Средства для покупки дома были собраны, однако от приобретения пришлось отказаться, так как открылись иные перспективы. Они были связаны с передачей в собственность городу Романовского музея. Этот музей принадлежал губернской ученой архивной комиссии и размещался в специальном помещении. Большинство коллекций Романовского музея имела монархическое содержание, а потому после февральских событий 1917 г. его деятельность была прекращена. Через некоторое время встал вопрос о передаче музея в распоряжение КНОИМК.

Целесообразность такого подхода была очевидной. КНОИМК являлось той организацией, которой можно было бы доверить музей с достаточной гарантией сохранения музейных ценностей и правильного использования самого здания. В ходатайстве КНОИМК о передаче музея в его ведение со всей определенностью утверждалось, что «обще ство сознает безусловную необходимость в развитии музея, в увеличении его научно-образовательного значения:

а) чтобы музей продолжал быть хранилищем предметов и коллекций архива и библиотеки...;

б) чтобы предметы и коллекции, находящиеся в музее... подверглись научной систематизации и определению;

в) чтобы музей мог, с одной стороны, облегчить изучение костромского края различного рода учеными специалистами, а с другой стороны, мог служить к распространению естественно-исторических знаний, историко-археологических, этнографических и других сведений о крае» [9].

15 января 1918 г. были приняты «Условия взаимоотношений города и КНОИМК в вопросе о Музее местного края», согласно которым все имущество и коллекции бывшей ученой архивной комиссии и Романовского музея передавались в распоряжение КНОИМК. В условиях, между тем, оговаривалось, что КНОИМК без ведома городских властей не может отчуждать, передавать или обменивать коллекции. Двойственностъ такой позиции вскоре сказалась на судьбе музейного фонда КНОИМК. В 1919 г. все коллекции музея КНОИМК, за исключением тех, которые являлись его собственностью, были национализированы и составили основу государственного губернского музея.

Для того чтобы представить разнообразный характер музейного материала, обладателем которого некоторое время было КНОИМК, следует несколько слов сказать о музейной коллекции ученой архивной комиссии. В результате более чем 30-летней работы архивной комиссии в ее фондах сконцентрировались рукописи XVI–XIX вв. в количестве 25 тыс. экземпляров, 2 тыс. 800 археологических предметов – результат раскопок курганов и городищ, 597 предметов этнографического характера, 450 предметов церковной старины, многочисленная нумизматическая коллекция, а также произведения изобразительного искусства. Библиотека архивной комиссии состояла из собственной ее библиотеки, а также книжных собраний Н.П. Грамматина (2 тыс. 150 книг), Н.Н. Селифонтова (5 тыс. 173 книги) [9].

Интерес для современных историков представляют методы сбора КНОИМК документального материала. В 1912 г. его правление приступило к разработке и распространению пособий и руководств по сбору документов («Этнографической программы», «Программы для собирания произведений народной словесности», «Программы для собирания сведений, необходимых для составления диалектологической карты русского языка»). В 1914 г. Общество издало «Предварительные указания к изучению Костромской губернии», которые состояли из нескольких разделов. Один из них был посвящен изучению материального и духовного быта костромского крестьянства. Здесь же давались рекомендации по сбору сведений о народных обычаях крестьян, особенностях религиозного воззрения, нравах, играх, средствах, употребляемых в народной медицине.

Анкеты, руководства и программы рассылались на места в течение нескольких лет, что обеспечивало систематическое поступление ответов. Корреспондентами, как правило, были учителя школ, священники, агрономы, врачи. Корреспонденции положили начало созданию архива КНОИМК. Назовем лишь некоторые материалы, нашедшие в то время место в архиве: В.В. Баскаков – частушки (90 наименований) из Сойкино Нерехтского уезда и Безгачево Костромского уезда; А. Голубев – народные песни (90) из Сальниково и Климово Солигаличского узда; Н. Любимов – загадки (54), частушки (10) из Славново Костромского уезда; И.Д. Преображенский – частушки (514) из Костромского уезда; Е.Ф. Троицкая – частушки (1210) из Махновской волости Юрьевецкого уезда; К.П. Завойко – частушки (317) из Спиринской волости Ветлужского уезда, его собственные рукописи «Временные жилища крестьян Костромской губернии» и «В костромских лесах на Ветлуге-реке»; М.М. Зимин – загадки (21), частушки (247) из Ковернинской и Скоробогатовской волостей Макарьевского уезда; Л.А. Парийский – письма В.Г. Короленко; Г.Г. Еремин – собственная рукопись «Грозы. Наблюдения гроз в г. Костроме в период с 1915 по 1918»; Н.В. Марин – рукопись первой половины XIX в. из Болсунского архива усадьбы «Погорь» Солигаличского уезда; Д. Павлов – собственная рукопись «Экономическая сторона мисковского хмелеводства» (с. Мисково Костромского уезда); Д.П. Дементьев – запись обрядов из с. Петушиха Варнавинского уезда.

Как видно, география присылаемых записей, рукописей и старинных документов была весьма широка – от губернского центра до самых окраин губернии. Присылаемый материал отличался разнообразием и по тематике.

Изменившиеся политические условия в результате революционных событий октября 1917 года повлияли на состояние науки в регионах. Стремясь решить крупномасштабные задачи в сфере культуры и экономики, новая власть достаточно высоко оценивала потенциал краеведения, как одно из направлений исследовательской работы в регионах.

В стране ощущался недостаток квалифицированных работников. В отчете Российской ассоциации научно-исследовательских институтов (РАНИОН) за 1921–1923 годы признавалось, что «новая Советская Россия обладает в 2–3 раза меньшим запасом научных сил, чем имела Россия самодержавная» [8]. Главными причинами назывались эмиграция части ученых, приостановка подготовки научных работников и их тяжелое материальное состояние.

Несмотря на непростую политическую и экономическую ситуацию в стране, деятельность большинства научных обществ не прекращалась. Адаптационность их оказалась выше, нежели государственных учреждений, в силу самой сущности этих общественных объединений, созданных на демократической основе, на основе научного интереса, а не служебной и формальной обязанности. Более того, в декабре 1912 года в Москве состоялась Всероссийская краеведческая конференция, на которой А.В. Луначарский высказал идею планомерности краеведческой работы, так как «наша гигантская необъятная страна была плохо изучена и теперь мало известна ее подлинному хозяину, трудовому народу. Нужно эту работу поставить как можно тщательнее во всех областях...» [4, оп. 2. Д. 33. Л. 37]. По его словам, исследовательскую работу в регионах «могут выполнить на девять десятых местные научные общества краеведения» [4, оп. 2. Д. 33. Л. 1].

Еще до конференции, в Наркомпросе РСФСР утверждали, что развитие научной деятельности «особенно сильно проявилось в провинции, где, начиная с 1918 года, возникает целый ряд научных и научно-художественных обществ и учреждений... Нет почти губернии, где бы не возникало такого общества или учреждения, иногда с целым рядом уездных отделений» [4, оп. 2. Д. 27. Л. 14].

Схожая ситуация наблюдалась и в Костромской губернии, где одним из показателей популярности краеведения стал количественный рост участников КНОИМК. За период 1917 – первая половина 1918 года численность Общества возросла с 364 человек до 441 человека, а в 1928 году достигла 787. По признанию Центрального Бюро Краеведения, КНОИМК являлось наиболее значительным краеведческим объединением в России как по количественному составу, так и по объему выполненных работ [3, оп. 5. Д. 2. Л. 29]. На особую роль организации краеведческого движения в губернии претендовали съезды и конференции. Один из таких форумов состоялся в Галиче 15–17 июня 1924 года с участием представителей почти всех уездов Костромской губернии. Многие доклады имели практическое значение для экономики региона [17]. Научные вопросы обсуждались и на общих собраниях КНОИМК с заслушиванием и обсуждением на них докладов [14].

После революционных событий 1917 года именно Общество первым высказало озабоченность по поводу критического состояния объектов культуры и истории в губернии. А когда возникла система государственных органов, опытные специалисты и знатоки из Общества приняли участие в работе.

Началась работа и по сохранению сооружений мемориального значения. Предприняли первые шаги по сбережению литературного мемориала «Щелыково», где долгое время жил и работал драматург А.Н. Островский. Взяли на государственный учет такие видные памятники гражданской архитектуры в Костроме, как «Пожарная каланча», «Гауптвахта», «Дом сенатора Борщева».

Многие городские сооружения историко-культурного значения требовали реставрации. Созданная из сотрудников КНОИМК экспертная комиссия после осмотра «Гауптвахты» потребовала ее ремонта. Тогда провели элементарные реставрационные работы, укрепили поврежденные временем и погодой части лепных украшений.

Объектом внимания стали и бывшие дворянские усадьбы, архитектура которых свидетельствовала о мастерстве зодчих, а предметы быта бывших владельцев представляли ценность для музеев.

Дело в том, что после октября 1917 года усадьбы оказались в двойственном положении. С одной стороны, они являлись своеобразным очагом культуры в провинции, с другой – обладали характерными признаками дворянского прошлого. Потому и отношение к имениям дворян, рассыпанным по уездам и волостям, у нового режима было противоречивым. Действенной мерой контроля над имениями и частными домами явилась выдача «охранных грамот», что помогло сберечь многие коллекции картин, скульптур, библиотек, архивов, да и сами здания. Но было много случаев – прямо противоположных, когда имущество прежних владельцев уничтожалось, при этом гибли рукописи, библиотеки, горели особняки. Ненависть к «прежним хозяевам жизни» перенеслась на все, что их окружало.

Такое состояние памятников прошлого, конечно, не могло не вызвать чувства тревоги и опасения за их судьбу у образованных людей из провинции.

Факты невежественного отношения к архитектуре прошлого встречались в России повсеместно. В Костроме некоторые здания бывшего Ипатьевского монастыря были отданы под жилье и разбиты на многочисленные квартиры. Много усилий потребовалось со стороны краеведческой общественности добиться отмены решений городских властей оборудовать здание «Гауптвахты» в центре города под пивную, строительства элеватора на месте памятника XVII века церкви Воскресения на Дебре, пристройке к собору в Галиче деревянной школы, нарушающей архитектурные особенности памятника XVIII века. Краеведам из Галича удалось отстоять каменную ограду древнего Паисиева монастыря, предназначенную на снос для строительного материала. По настоянию общественности сохранили городской исторический вал, на месте которого намечалось строительство городского сада.

Но чаще всего мнение общественности не принимали во внимание, так как вопрос о существовании того или иного объекта решался в узком бюрократическом кругу.

На рубеже 1920-х – 1930-х годов большинство краеведческих обществ в СССР было закрыто, а их члены подверглись репрессиям. Дело сбережения национального историко-культурного наследия потеряло в лице краеведческого движения действенную общественную силу.

По итогам съезда значение многих архитектурных памятников было пересмотрено: из 10 тыс. к 1930 году в список подлежащих государственной охране вошли лишь 3 тыс. памятников [16, с. 36]. После съезда в 1931 году число памятников сократилось еще более чем на половину и составило 1 тыс. 200 [16, с. 57].

Страну охватила волна разрушений. Ильинская церковь, закрытая в 1929 году, стала одной из первых жертв в Костроме. В декабре церковные ценности вывезли в антирелигиозный музей, а двухсотпудовый колокол сбросили на землю. Завершили дело рабочие горкомхоза, расколовшие его сорокапудовой «бабой». В следующем году основное здание церкви разобрали на кирпич. В 1930-х в Костроме были разрушены православные храмы: Успенский собор, церкви Ильинская, Знаменская, Троицкая, Салтыковская, Всехсвятская, Святых Бориса и Глеба и др. Постановление о закрытии церкви Бориса и Глеба горсовет вынес в ноябре 1934 года «по ходатайству студентов Текстильного института», а горкомхоз приступил к разборке сооружения в октябре 1935. При этом предполагалось получить 700 кубометров камня и 2 тыс. штук кирпича [5].

Готической архитектурой отличалась костромская лютеранская кирха, построенная в 60-х годах XIX века. Сегодня о ней напоминает лишь переделанное в спортивный зал сооружение. Община же прекратила свое существование до разрушения кирхи, вероятно, в начале 1920-х годов. Последним пастором был Леонард Кенигсфельд. В 1923 году он эмигрировал в Германию, а в 1945 умер в Потсдаме.

Составной частью работы КНОИМК было сохранение документальных материалов. С 1918 года в каждой губернии создавался свой Центральный архив из различных архивов, разбросанных в губернском центре, уездах и волостях. В Костромской губернии государственные архивные фонды были организованы в 1919 году, и к этой работе удалось привлечь деятелей КНОИМК. По сообщению В.И. Смирнова, в архив КНОИМК еще до учреждения государственного архива «поступила масса отдельных документов XIV–XX веков, авторских рукописей и др. И, наконец, поступили целые архивы – вотчинные, различных учреждений и отдельных лиц, собрания писем и прочее. Особенно крупными были архивные поступления в 1917–1918 гг., когда опасность уничтожения архивов заставила Общество принять усиленные меры к их спасению. Было организовано несколько поездок в уезды, в самой Костроме ряд архивов был взят на учет, другие перевезены в более надежные помещения» [11].

На местах часто не способствовали сбору доку- ментов из-за неправильного представления о них, как о ненужном материале. Многие архивы просто уничтожались или расхищались. Сгорели брошен- ные на произвол судьбы архивы земской управы в Буе. В Чухломе папки с бумагами дореволюци- онных учреждений валялись на чердаках, а дела полиции выбросили на конюшню. Не удалось спа- сти рукописи из имения помещиков Базилевских, архив земского начальника Овсова из усадьбы При- вольное Варнавинского уезда и архив из усадьбы Вознесенских Галичского уезда. А между тем, в фа- мильных архивах хранились ценные исторические источники. Их необходимо было сохранить и пере- везти в специальные помещения, а для этого на- править в отдаленные места уполномоченных или даже целую экспедицию.

После изучения архивных материалов публико- вались научные труды. В своем письме в Кострому видный государственный деятель В.Д. Бонч-Бруе- вич сообщал о большом интересе российских уче- ных к печатным материалам костромичей, рекомен- довал шире распространять их «труды» по другим городам России [3, оп. 1. Д. 21. Л. 60].

В общей сложности за 1914–1930 гг. КНОИМК издало 74 сборника статей, 25 из них – отделения- ми и филиалами в уездах. Подавляющее большин- ство «трудов» (66) увидело свет в 1920-х годах.

С КНОИМК была тесно связана и музейная де- ятельность в губернии. Собираемый краеведами материал служил основой для открытия музеев, и в то же время музеи часто становились инициа- торами краеведческой работы. Само содержание КНОИМК предполагало создание музейных хра- нилищ и комплектование их материалом краевед- ческого свойства. В 1918 году Костромской губис- полком просил КНОИМК помочь в организации коллегии по делам музеев и архива памятников старины. И тогда в ее состав вошли видные деяте- ли КНОИМК: Е.Ф. Дюбюк, Н.Н. Виноградов, А.И. Черницын. Первоочередной задачей стала ре- гистрация и спасение предметов искусства из быв- ших имений помещиков. По этому поводу руково- дитель КНОИМК В.И. Смирнов говорил: «Почти несомненно, что в каждом уезде губернии имеются усадьбы, представлявшие если не исторический, то художественный интерес. Государственные органы, не имея средств к сколько-нибудь широкому обсле- дованию памятников искусства и старины, принуж- дены рассчитывать только на интерес к делу мест- ных культурных работников» [3, оп. 4. Д. 4. Л. 86].

С 1912 по 1927 год КНОИМК осуществило 43 экспедиции за сбором музейного материала. Ар- хеолог и этнограф А.А. Спицин, высоко оценивая работу костромичей в этом направлении, отмечал: «В Костроме это дело давнишнее, давшее хорошие результаты. Там уже умеют по телегам, саням, ду- гам, частям одежды узнавать, из какого уезда кре- стьянин приехал в город. Там уже не только собра- ны материалы, но и изданы или подготовлены мо- нографии» [6].

Губернский краеведческий музей был учрежден в 1919 году, и большинство его экспонатов соста- вили коллекции ученой архивной комиссии и КНОИМК. С 1921 по 1927 год в губернии откры- лись еще 4 музея – в Больших Солях (1921), Гали- че (1922), Кологриве (1925), Нерехте (1926). Вплоть до середины 1920-х годов в музейной практике не было такого понятия, как «краеведческий музей», а потому все провинциальные музеи назывались «местными». Но уже с 1918 года была популярной мысль о том, что музеи на местах должны быть обязательно краеведческими, то есть показывать через свои экспонаты своеобразие окружающей историко-культурной и природной среды. По это- му поводу В.И. Смирнов рассуждал так: «Какой же тип – специальный или смешанный – должны иметь местный характер. Так как его назначение – дать общую и полную характеристику края или области.

Провинция не может позволить роскошь устро- ить с исчерпывающей полнотой несколько музеев, например, музей географический, ботанический и т.д. План музея местного края в общих чертах