А.А. Григоров

«...Родина наша для меня священна»
Письма 1958–1989 годов

Эпистолярное наследие А.А. Григорова

В литературном наследии Александра Александровича Григорова (1904–1989 гг.), выдающегося историка костромского дворянства, классика костромского краеведения, почётного гражданина города Костромы, особое место занимают письма его многочисленным корреспондентам. Каждый, навещавший А.А. Григорова в его квартире на ул. Крупской в Заволжской части Костромы, видел ежедневную пачку писем, приходивших к нему со всех концов Советского Союза, которую почтальон с трудом запихивал в его почтовый ящик. Среди корреспондентов А.А. Григорова – историки, архивисты, лермонтоведы, пушкинисты, краеведы, писатели, журналисты. Обычным местом в письмах А.А. Григорова до начала 80-х годов, когда он ещё время от времени ездил в Москву, Ленинград или Ростов-на-Дону, было упоминание: «Приехав домой, застал целую кучу писем из разных концов нашей необъятной страны (ведь у меня большая переписка) и постепенно всем теперь отвечаю» (Б.С. Киндякову, 25.11.1973 г.). Или: «Приехал домой – теперь только "разворачивайся", столько писем пришло в моё отсутствие <...>» (М.С. Михайловой, 11.04.1978 г.). Разумеется, состав его корреспондентов был неоднороден: с кем-то Александр Александрович переписывался десятилетиями, с кем-то переписка ограничивалась одним-двумя письмами.

В своих письмах (особенно в письмах к близким друзьям) А.А. Григоров предстаёт перед нами с необычной стороны. Конечно, это тот же автор, которого мы знаем по его многочисленным трудам, по воспоминаниям. И всё-таки – это во многом другой Григоров. В отличие от его эпических саг о дворянских родах, где он, как подлинный летописец, спокоен и объективен, в письмах Александр Александрович не скрывает своих чувств. Вплоть до самых последних дней его письма, как правило, окрашены мягким, чисто «григоровским» юмором и иронией.

Масштаб переписки А.А. Григорова – и географический, и временной – создал, казалось бы, непреодолимые трудности при собирании его эпистолярного наследия. Ведь в григоровском фонде в Государственном архиве Костромской области сохранились главным образом письма, адресованные самому Александру Александровичу. Его же письма, написанные в 60–80 гг. XX века, разлетелись по всем концам бывшего Советского Союза. Большинство григоровских корреспондентов давно уже умерло, а имена ещё здравствующих было очень трудно установить. И, тем не менее, благодаря трудам А.В. Соловьёвой, предпринявшей эту необычайно непростую работу, за несколько лет поисков удалось найти около тысячи писем А.А. Григорова. Буквально из ничего был спасён целый мир.

Естественно, что значительная часть эпистолярного наследия А.А. Григорова разделила участь писем всех времён и народов – была сожжена в печах, выкинута, потеряна. Нельзя не пожалеть об его утраченной переписке с И.Б. Кустодиевой, дочерью художника Б.М. Кустодиева. Очень мало до нас дошло писем Александра Александровича, отправленных жившему в Островском районе Б.С. Киндякову – одному из его главных «костромских» адресатов. Но всё-таки много писем найти удалось. Нельзя не отметить имена ещё благополучно здравствующих корреспондентов А.А. Григорова, передавших для издания хранившиеся у них письма. Это – Н.К. Телетова (Петербург), П.С. Пушкин (Петербург), М.В. Смирнов (Иваново), В.П. Хохлов (пос. Кавалерово Приморского края), С.П. Волкова (дер. Вершинино Заволжского района Ивановской области), М.С. Коншин (Владимир), В.А. Ошарин (г. Кинешма Ивановской области). Нельзя не поблагодарить вдов и детей григоровских адресатов и их близких родственников, поступивших так же. В их числе: А.А. Белорукова (вдова Д.Ф. Белорукова, Москва)[1], Н.С. Епанчина (вдова А.А. Епанчина, г. Муром Владимирской области), Л.В. Кузнецова (дочь Е.В. и П.В. Степановых, Ярославль), Е.Б. Горохова (дочь Б.С. Киндякова, с. Воскресенское Островского района), О.В. Черникова (внучка М.М. Шателен, Петербург), Н.Я. Купреянов (родственник М.С. Михайловой, Москва). Нельзя не выразить признательности заведующей отделом генеалогии московского Государственного музея А.С. Пушкина на Пречистенке О.В. Рыковой, передавшей для публикации ксерокопии григоровских писем крупнейшему специалисту по генеалогии Ю.Б. Шмарову. Нельзя не поблагодарить В.С. Соболева, бывшего директора Государственного архива Костромской области, а позднее директора петербургского Центрального государственного архива Военно-морского флота, предоставившего ксерокопии писем А.А. Григорова, адресованных М.П. Римской-Корсаковой. Особая благодарность руководителям и сотрудникам архивов и музеев «нашей необъятной страны», чья добрая воля явилась залогом получения ксерокопий писем, адресаты которых Вс. Н. Иванов, Б.П. Матвеев, Т.В. Ольховик, С.П. Волкова: Н.Ф. Евдокимовой – директору Государственного архива Хабаровского края, И.Д. Морозовой – научному сотруднику Государственного архива Хабаровского края; И.И. Бабановой – директору Кинешемского художественно-исторического музея, О.Е. Киселёвой – главному хранителю Кинешемского художественно-исторического музея; Г.В. Макаровой – заведующей Буйским краеведческим музеем им. Т.В. Ольховик; С.В. Касаткиной – заведующей Заволжской картинной галереей (Ивановская область).

Письма А.А. Григорова многоплановы. С одной стороны, – это своеобразные воспоминания.

Как известно, Александр Александрович родился 6 марта (по ст. стилю) 1904 года в усадьбе Александровское Кинешемского уезда Костромской губернии (ныне – Островский район Костромской области). Картины детства в родном Александровском нередко всплывают в его письмах. «Ваше описание деревенской жизни, – пишет он одной из корреспонденток, – меня прямо-таки расстроило. Лошади, коровы, овечки, стадо, возвращающееся с пастбища вечером, пыль, смешанный запах навоза и парного молока – всё это заставляет мыслями уходить в далёкое прошлое <...>. Вы – горожанка и, наверное, не так всё это деревенское "перечувствуете", как я, родившийся в деревенских условиях и выросший среди лесов, полей и речек; и как я всегда рвался в своё родное Александровское: когда подходила пора экзаменов и скорого отъезда из Москвы на каникулы, то я прямо ног под собою не чуял, как бы поскорее добраться до дому!» (М.П. Римской-Корсаковой, 20.06.1972 г.). В другой раз он писал тому же адресату: «Вы в своём письме вспомнили гиацинты. Когда-то у нас, весь пост и Пасху, дом полон был этих чудесных цветов, их выписывали луковицами прямо из Голландии, и буквально все окна обоих этажей нашего большого дома были заставлены горшками с гиацинтами самых разнообразных оттенков. Были и тюльпаны, но много меньше» (М.П. Римской-Корсаковой, 15.05.1976 г.). О своей родине Александр Александрович вспоминал до последних дней: «<...> на месте моего рождения – в усадьбе Александровское, в 33 верстах от Кинешмы, теперь <...> вырос уже лес. Я там побывал в последний раз в начале 70-х годов. И среди этого уже довольно большого леса торчат не свойственные нашим местам два дерева: кедр, посаженный моим отцом в 1877 году, и лиственница, посаженная мною в 1912 году. Лиственница – дерево "быстрорастущее", и она свою вершину выставляет высоко над уровнем остальных насаждений – берёз, осин и ёлок» (М.В. Смирнову, 22.01.1988 г.).

В одном из писем А.А. Григоров писал: «<...> Вы вспоминаете о Макарьевских катаньях, а как было здесь, в Костроме! Ведь был обычай: съезжаться всем молодым, которые повенчались в предмасленичном мясоеде, "на показ" и хвастаться своим "выездом" – то есть лошадкой (реже – парой) и санями, а главное – "убором", то есть сбруей, а заодно и нарядами молодух. А съезжались из дальних даже деревень и сёл. И вот, вереницею ехали все эти санки и сани, с разряженными молодицами, а несчётное число глазеющей публики, начиная с галерей рядов, стояли по тротуарам и поглядывали на проезжающих медленным шагом по главным улицам "молодых". А отъехав за город, начиналось "катанье" и соревнование, чья лошадь "обойдёт" соперника» (М.С. Михайловой, 19.03.1979 г.).

Он вспоминал старые, дореволюционные Москву и Петербург: «Я очень люблю наш старый "Питер", который я знаю с малых лет, и хотя всегда больше любил родную почти Москву, которую, конечно, знал много лучше, но теперь, когда от старой Москвы мало что осталось, Питер стал как бы ещё милее. Прекрасный город, и хорошо, что там в центре не возводятся эти коробки, которые так изуродовали Москву» (Ю.Б. Шмарову, 27.04.1981 г.).

Александр Александрович вспоминал и о 20-х годах, когда он служил в Потрусовском лесничестве в Кологривском уезде: «Это был прелестный уголок нетронутой природы, тщательно оберегаемая великолепная лесная дача площадью в 50 тысяч десятин, через которую протекала чудесная река Нея. В те годы там было так хорошо, а главное, не было никакой механизации, и лес оживал только на зимнее время, когда приезжали артели лесорубов с соседней Ветлуги и на всю зиму располагались со своими лошадями в так называемых "зимницах". В моё время всё это было точно так же, как описал П.И. Мельников-Печерский в своём чудесном романе "В лесах"» (М.П. Римской-Корсаковой, 7.07.1975 г.).

Другая постоянная тема его воспоминаний – годы заключения и ссылки, картины Сибири и Дальнего Востока: «У нас стояла самая настоящая "золотая осень", такие я видел только на Дальнем Востоке, ведь я там прожил целых семь лет – 1943–1950. И сейчас ещё очень хорошая погода, хотя тепло снижается с каждым днём, но ещё морозов не было. Удивительно хорошо в таком позднем, осеннем лесу. Какие краски! Но осенний убор Амурской и Уссурийской тайги много красивее» (В.П. Хохлову, 13.10.1974 г.). Он как-то заметил: «Я немножко знаю Енисей по своей Сибирской ссылке, лучше всего знаю притоки Чуну и Бирюсу, там тоже и пороги, и скалы есть, так что мне знакомы те места, хотя я так далеко к югу и не бывал» (М.П. Римской-Корсаковой, 29.09.1973 г.).

Письма А.А. Григорова – это и своеобразная летопись Костромского края, летопись жизни всей страны в 60–80 гг. XX века.

Александр Александрович с горечью констатировал утрату последних костромских дворянских усадеб. Узнав о гибели главного барского дома пушкинской усадьбы в Новинках (современный Островский район), он писал: «Печально то, что Вы пишете о пожаре в Новинках. Очень грустно, что навсегда исчез один из немногих ещё сохранившихся до наших дней усадебный дом, да ещё такой фамилии, как Пушкины!» (Б.С. Киндякову, 8.10.1971 г.).

В мае 1972 года А.А. Григоров побывал в Судиславском районе и об увиденном там писал: «На этой неделе я ездил побывать на родине известных моряков – адмиралов Бутаковых; я хотел бы похлопотать, чтобы там, на их родине (и там же двое из них похоронены), установили какие-нибудь знаки – мемориальные доски или обелиски, наподобие того, что поставлен на месте усадьбы Невельского. <...> Правда, картина очень грустная представилась моим глазам. <...> Исчезнувшие с лица земли деревни и сёла, разорённые и разрушенные храмы, разъезженные тракторами и автомашинами дороги стометровой ширины, везде следы запустения, руины старых барских усадеб... <...> Усадьба Бутаковых Пчёлкино в таком виде: парк почти полностью вырублен, все двухсотлетние деревья уничтожены, осталась только одна аллея из елей и пихт. Пруды в парках давно все спущены, ибо надо было рыбу-то выловить всю и съесть, а то ещё вдруг кому-нибудь останется. Барский дом хотя и цел, но избезображен до неузнаваемости. Была в нём школа, но за отсутствием детей она закрылась ещё несколько лет назад. Теперь там живут какие-то семьи недавно приехавших из других мест колхозников, всё переделали по-своему, наделали новых входов, пристроили крыльца, чуланы – кому что надо, окна многие заложили. <...> Церковь, где кладбище и могилы Бутаковых, разрушена, всё заросло и не найдёшь ни одной могилы» (Б.С. Киндякову, 28.05.1972 г.).

В письмах А.А. Григорова часто встают столь памятные картины жизни позднего социализма: «Сегодня я был в магазине – и увидел такую картину: "давали" колбасу, дрянную, по 1 р. 30 коп., а народ – как взбесился. Что там творилось – описать невозможно. Чуть не сломали двери и все запоры, когда магазин стали закрывать на обед. Была настоящая свалка!» (Б.С. Киндякову, 16.11.1969 г.). «<...> Мяса с 1-го мая совсем нет в продаже. Вчера появились консервы, но только одна свинина, правда, ещё была курица, но куриные консервы хватали, как с цепи сорвавшись, по 10–20 банок, и очередищи были большие, так что нам нечего было и думать купить. Да обойдёмся и без них, надо постепенно привыкать к вегетарианской пище, ибо на мясо, судя по всему, рассчитывать в ближайшие годы не приходится. Хромает у нас животноводство на обе ноги» (Б.С. Киндякову, 4.06.1973 г.). «Но, хотя в стихотворении говорится, что "лес обнажился, поля опустели" <…> у нас поля не опустели. Ещё очень много хлебов стоит до сего времени не сжатыми. Мы каждую неделю ездим и видим своими глазами, как теряется большая часть урожая, зерно осыпается, а после запоздалой жатвы масса зерна остаётся на земле и прорастает. Особенно велики потери ячменя. Раньше у нас эту культуру убирали самую первую из яровых, а здесь стоят поля ячменя до сего времени не сжатыми» (Ю.Б. Шмарову, 17.09.1980 г.). «А с продуктами всё так же: несмотря на летнее время, когда удои молока обычно возрастают – ведь скот находится на летних пастбищах, – стал остро ощущаться недостаток молока и других молочных продуктов. С раннего утра встают очереди за молоком, а самое удивительное, что в город приезжают за молоком из деревень. Я сам видел, как в загородных автобусах едут из города деревенские женщины с молочными бидонами, а всего лишь несколько лет назад из деревень те же женщины везли бидоны с молоком в город на продажу. Удивительная страна и удивительное хозяйство!» (В.П. Хохлову, 28.06.1981 г.). «В магазинах – хоть плачь! Даже чай исчез, и нам, Волгарям, "водохлёбам", – и чайку не попить. А впрочем, бывали времена и похуже и всё перенесли, Бог даст, и сейчас перенесём, хотя что-то мало надежд на улучшение, разве только в телевизоре» (Н.К. Телетовой, 11.12.1981 г.).

Происходившее в мире также не могло не вызывать у Александра Александровича чувства глубокой тревоги. Десятилетиями тянущаяся «холодная война» в любой момент могла разразиться ядерным Апокалипсисом. Он писал: «Как и Вы, я не могу не испытывать тревоги за будущее, не только лично наше, наших детей, внуков и правнуков, но и за всю нашу цивилизацию. Очень мрачно выглядит горизонт в 80-е годы. И мало у меня надежды, что благоразумие возьмёт верх, уж очень "закусили удила" обе стороны. Вы правы, что большинство людей у нас не реагируют на все эти события, то ли от недостатка информации, то ли просто от беспечности и привычки полагаться, что "там" всё знают и всё делают к лучшему» (Ю.Б. Шмарову, 11.02.1980 г.). Волновал его и проект «поворота северных рек» – одной из наиболее ужасных затей брежневской эпохи. «Особенно страшен проект, кажется уже близкий к осуществлению, – это переброска вод Северных рек и озёр на юг. Ведь это опустошит огромный край, богатый и лесами, и всякими живыми существами – зверями, птицами и рыбами. Одно утешение, что когда это совершится, то меня уже не будет на сем свете» (Н.К. Телетовой, 20.02.1985 г.).

Годы преследований и привычка носить защитную маску не могли не отразиться на его переписке. По-настоящему откровенен Александр Александрович был только в письмах к близким друзьям. Например, он обычно поздравлял своих корреспондентов с главным советским праздником 7 ноября – днём Великой Октябрьской социалистической революции. Так, ещё в самом начале переписки с Н.К. Телетовой он поздравил её с этим днём, но, получив от Натальи Константиновны ясный ответ, что она 7 ноября за праздник не считает, отвечал ей: «<...> прежде всего, прошу прощения за неприемлемое для Вас поздравление, я и сам таких – по этому случаю и подобных ему – не приемлю, но, живя с волками, надо по-волчьи и выть, и мне приходится "выть", ибо среди моих корреспондентов есть разные люди» (Н.К. Телетовой, 14.11.1979 г.). По этому же поводу в другом письме он иронизировал: «На этот раз не пришлось Вас даже поздравить с праздником Октября, да, впрочем, я думаю, что не так-то Вы и нуждаетесь в таком поздравлении» (Б.С. Киндякову, 25.11.1973 г.). Зато более «мелким» советским праздником – Международным женским днем 8 марта – А.А. Григоров откровенно пренебрегал. В письме к М.П. Римской-Корсаковой он писал: «Вот подходит праздник Женского дня, а я, по своей укоренившейся привычке, никого из близких мне людей с этим днём упорно не поздравляю, ибо до сего времени в толк не возьму – что это за праздник такой» (М.П. Римской-Корсаковой, 18.12.1972 г.).

Одному из своих постоянных корреспондентов Александр Александрович писал: «Да, я Вас вполне понимаю, Ваше положение, и как противно постоянно кривить душой и лицемерить! Но в такое время мы живём, все так к этому приспособились, какая-то двойная жизнь: одно дело на службе, где все лицемерят и кривят душой и постоянно лгут и самим себе и другим, и другое дело – быть самим собою! Противно всё это!» (Д.Ф. Белорукову, 19.11.1972 г.).

С некоторыми из своих корреспондентов Александр Александрович чувствовал особую духовную близость. В 1973 году он писал: «<...> роднит нас всех <...> общность воспитания, одинаковая культура, веками сложившиеся, если можно так выразиться, "моральные устои". Хотя этих, последних, очень недоставало многим и многим из дворян, периода "оскудения дворянства"» (М.С. Михайловой, 19.03.1979 г.).

В письмах А.А. Григорова приоткрывается такая важная тема, как его религиозность. В жизни он избегал говорить об этом и никогда не афишировал свою веру. Александр Александрович нередко вспоминал своё детское ощущение главных православных праздников, чаще всего – Пасхи. В 1972 году он писал: «Воистину Воскресе! <...> Как мне было приятно получить Ваше письмо с нашим старинным приветствием, и пришло оно точно в первый день Пасхи. И стало как-то грустно, вспомнились дни далёкой юности и то, как прежде все мы встречали этот день. Какое-то было особенное, такое радостное и торжественное чувство у всех, и так подходили к этому чувству Пасхальные песнопения, которые и теперь, несмотря на то, что уже, наверное, больше 50-ти лет я не слышал Пасхальной заутрени, всё не исчезли из памяти. Теперь же нет уже в этот великий день никакого чувства, день, как и все остальные, и у нас разница только в том, что из какого-то неистребимого ничем желания хоть частичку следовать тысячелетним традициям, мы, как все многочисленные поколения наших далёких и близких предков, украшаем свой стол куличами, Пасхой и крашеными яичками. А наши дети, внуки, хоть и едят все эти вкусные вещи с завидным аппетитом, но нисколько не понимают наших чувств» (М.П. Римской-Корсаковой, 11.04.1972 г.).

Через несколько лет: «Вот, прошла Пасха, когда-то такой действительно "праздников праздник и торжество есть торжеств!" Увы, теперь совсем не то, и действительность такова, что лучше уж о ней и не говорить. Мы уже давно ограничиваемся в этот день только традиционным внешним оформлением, в виде куличей, Пасхи и крашеных яиц, а от заутрени пришлось отказаться. Я уже давно убедился в том, что кроме неприятного осадка на душе от всей мерзости, с которой сталкиваешься, ничего не получишь. У нас, впрочем как и везде, к заутрени не пускают молодёжь, и, вообще, бывает такая давка (умышленная или нет – боюсь утверждать что-либо), что лучше всего и не ходить, дабы не огорчать себя в этот день. Я ограничиваюсь прослушиванием заутрени из Сербского православного храма в Лондоне.[3] Поскольку разница во времени с нами на 2 часа, то приходится слушать в 2 часа ночи, а в это время приём бывает особенно чистым, и так отчётливо слышно всё, что происходит <...> что впечатление остаётся такое, будто сам побывал в этот день у заутрени» (М.П. Римской-Корсаковой, 15.05.1976 г.).

Ещё через несколько лет: «Вчера встретили Христов день, как всегда со всеми традиционными пасхальными яствами. А по части духовной, – то, как всегда, только частично послушали кусочки службы из Сербского храма по радио. Я люблю этот храм из-за того, что там служба идёт на знакомом с детства старославянском языке, а не на русском – нынешнем, и все напевы старинные, так знакомые с детских лет <...>» (Ю.Б. Шмарову, 27.04.1981 г.).

Одной из главных тем писем А.А. Григорова, естественно, были его исследования по истории дворянских родов, или, как он шутливо говорил, «раскопки дворянских древностей» (Т.А. Аксаковой, 9.08.1973 г.). В 1972 году он писал: «<...> я человек малодисциплинированный, хотя и воспитанный в весьма дисциплинированном учебном заведении, всё разбрасываюсь. Вот, не закончил из-за небольшой невыясненной детали своё писание про Бутаковых и начал про Невельских, теперь уже надо кончать про Невельских, и с ними одновременно идёт такая же вещь про Лермонтовых, а Бутаковы, как с весны остановились, так и не двигаются» (М.П. Римской-Корсаковой, 7.11.1972 г.). «Я делаю именную картотеку Костромского дворянства с биографическими данными на тех лиц, на которых у меня есть сведения. Начал с XVIII века, сейчас дошел до 80-х годов XIX века и уже больше тысячи карточек завёл, и ещё много будет в дальнейшем» (Ю.Б. Шмарову 10.11.1982 г.). На склоне лет, уже во многом подводя итог своих трудов, А.А. Григоров писал: «В настоящее время в моём личном домашнем архиве имеется свыше 100 дел по историям разных фамилий и свыше 6000 карточек на лиц, имена коих мне встречались в фондах архива во время моей работы» (С.П. Волковой, 29.04.1984 г.).

Конечно, Александра Александровича не могли не посещать мысли о смысле его исследований, ведь он прекрасно понимал, что его многочисленные «саги», как называл он свои крупные работы по истории отдельных дворянских родов, при его жизни никогда не будут напечатаны. В одном из писем, говоря о своих работах, он заметил: «А кому пригодится всё это – вопрос. Однако я этим не останавливаюсь, мне – как тому еврею из анекдота: "и при деле, и навар остаётся!" Это про того еврея, который торговал варёными яйцами, покупая их по той же цене, что и продавал. И на вопрос: "что же он от этого имеет?" – он отвечал, как я написал выше» (Д.Ф. Белорукову, 25.11.1972 г.). В другом письме он писал: «Что же нам остаётся делать? Будем делать своё дело с расчётом, что когда-нибудь, может быть, через сто-двести лет, наши труды будут должным образом оценены и станут достоянием всех» (В.П. Хохлову от 1.07.1976 г.).

Годы исследовательской работы не могли не сказаться на григоровской переписке. Одно из писем он закончил так: «А подписываюсь, как подписывался сам Ермолов, на тех письмах, которые найдены были в Костромской усадьбе Ермоловых: "Имею честь быть с совершенным почтением, Милостивой моей Государыни, покорнейший слуга" А. Григоров» (М.С. Михайловой, 13.05.1977 г.).

Александр Александрович не раз касался темы искажения истории и замалчивания каких-то деятелей или событий, на что советская эпоха, как известно, была особенно богата. «Наши современники, – писал он, – <...> почему-то стараются показать этих людей – как Невельского, так и А.И. Бутакова – какими-то страдальцами, непризнанными и непонятыми и гонимыми царскими властями. К чему это? <...> От всей этой неправды просто коробит. Почему не изобразить их, какими они были на самом деле? Дети своей эпохи, своего класса, своего воспитания, они и не могли быть иными» (Ю.Б. Шмарову, 18.11.1974 г.). По поводу присланной ему книжки про город Юрьев-Польский во Владимирской области он заметил: «<...> книжка про Юрьев-Польский интересна, но, по-моему, страдает теми же недостатками, что и все подобные ей. Тысячелетней истории удаляется от силы пяток страниц, а позднейшей, не насчитывающей и сотни лет эпохе уделяются сотни страниц. А что на этих страницах? Всё те же доярки, ткачихи, трактористы и комбайнеры, как две капли воды похожие на таких же лиц из других книжек. Да ведь и дела эти – и доение коров, и ткачество, и земледелие – это тысячи лет делали наши предки; я думаю, что не надо так много уделять места в исторических книжках про наше время и наших современников, а больше про тысячелетнюю историю и деятелей тех далёких лет. А всех этих доярок и ткачих мы видим воочию и знаем чуть ли не в лицо, ибо о них и в газетах пишут и по телевизору показывают» (М.В. Смирнову, 26.06.1987 г.). А.А. Григоров писал вещи, которые сейчас кажутся азбучными, хрестоматийными истинами, но тогда они таковыми вовсе не казались. В 1972 году в нашей стране практически никак не было отмечено 300-летие со дня рождения Петра I. В связи с этим Григоров заметил: «Про трёхсотлетие со дня рождения Петра я нигде не видел даже ни строчки. Удивительная неблагодарность потомков! Ну как было не почтить эту дату, ведь Пётр – основатель нашего могущества, которым мы теперь так усердно хвастаемся. Впрочем, это уже не первый случай полного забвения знаменательных дат. В 1961 году, можно сказать, украли у нашего народа дату столетия со дня падения крепостного права, забыв совсем, какое великое значение для развития нашей родины имел этот акт!» (М.П. Римской-Корсаковой, 20.06.1972 г.).

В письмах Александра Александровича иногда встречаются характеристики историков Костромского края – прошлых и настоящих. В одном из них он так писал об известном священнике-историке о. Михаиле Диеве (1794–1866 гг.): «Этот Диев, священник, один из самых главных Костромских краеведов, сделал очень много, и его труды я считаю самыми ценными и интересными по истории нашего края» (А.А. Епанчину, 26.10.1985 г.). В ряде писем Александр Александрович писал об В.Н. Бочкове (1937–1991 гг.). Лучшие работы В.Н. Бочкова, безусловно, относятся к классике костромского краеведения, однако во многих своих публикациях он допускал искажения фактов, нередко просто что-то сочинял «из головы». А.А. Григоров относился крайне критически к подобным случаям и в одном из писем написал о В.Н. Бочкове: «Один из местных "корифеев" краеведения и также генеалогии. <...> Я с ним поддерживаю отношения, хотя он очень "неуживчив" и многие его просто не переваривают и обвиняют во многих грехах, вплоть до хищения редких документов и книг из хранилищ. Я с ним "в содружестве" участвовал в издании книги "Вокруг Щелыкова". О себе он очень высокого мнения, а всех других – ни в грош не ставит» (В.П. Хохлову, 30.03.1980 г.). В другом письме: «Я всё больше убеждаюсь, что публикации Бочкова "бьют на сенсацию" и подчас не имеют ни исторической основы, ни научной ценности. Но работает он весьма продуктивно и много печатается» (В.П. Хохлову, 26.04.1981 г.).

Письма Григорова являются и своеобразной летописью жизни Костромского областного архива 60–80 годов. В те годы архив находился в стенах Богоявленско-Анастасиина собора, в частности, читальный зал архива находился в коридоре, соединяющем собор и башню-колокольню.

Теперь трудно поверить, что ему – ныне признанному классику генеалогии и краеведения – почти всю жизнь чинили всевозможные препятствия в архивной работе. В 1975 году он сообщал: «Я <...> через день хожу в архив <...>. Надо пользоваться случаем, что меня пока пускают копаться в архивных делах, а, вообще, пошли такие строгости после отъезда за границу Солженицына, который якобы сумел выписать и вывезти за границу большое количество архивных данных о русской старой армии, что теперь стало очень строго и всяких "неорганизованных" архивистов, вроде меня, вообще пускать в архивы "не велено"» (М.П. Римской-Корсаковой, 7.07.1975 г.). В том же году он вновь писал: «<...> теперь времена для архивных раскопок наступили плохие, страшные пошли строгости, и таким "кустарям", как я, просто отказывают в разрешении "копаться в архиве". Я пока ещё доделываю своих Купреяновых, директор мне разрешил докончить мои поиски, а дальше, видимо, будет "точка"» (В.П. Хохлову, 8.10.1975 г.).

В григоровских письмах оживают полузабытые реалии жизни архива незабвенной «эпохи застоя», когда в летне-осенний период почти все его сотрудники, как и работники большинства городских учреждений и предприятий, бросались в пригородные колхозы на уборку урожая. В 1980 году он писал: «Вчера был в нашем архиве, там пока работать нельзя, ибо все сотрудники, за исключением явных калек, ежедневно уезжают в ближайшие колхозы на уборку картофеля и овощей. Говорил с директором, и она мне сказала, что, вероятно, до Октябрьских праздников, то есть до 7 ноября, они не будут открывать архив для посетителей» (Н.К. Телетовой, 1.10.1980 г.)[4] .

Как личную трагедию Александр Александрович переживал пожар в архиве, случившийся 16 августа 1982 года. К этой теме он вновь и вновь обращался в своих письмах: «У нас в Костроме случилась большая и непоправимая беда: 16 августа сгорел гос. архив со всеми делами, а их было около 10 миллионов, в том числе много личных фондов, монастырских и иных, с XVI века. Удалось спасти только библиотеку, читальный зал и в хранилище очень немного из "дел". Как мне сообщили, в числе спасённого от огня есть дела из моего фонда. Я так расстроился от этой вести, что прямо-таки не нахожу себе места! Как бы потерял лучшего друга и самого близкого родного. Что теперь буду делать?» (Н.К. Телетовой, 18.08.1982 г.). В другом письме: «Да, пожар нашего архива – это небывалая доселе прямо-таки историческая катастрофа» (В.П. Хохлову, 6.09.1982 г.). Спустя некоторое время: «<…> погибло всё, что веками собирали и хранили; мне так жаль погибших сокровищ, что я до сих пор не могу придти в себя и примириться с тем, что всё это погибло навсегда!» (Н.К. Телетовой, 27.01.1983 г.).

В письмах А.А. Григоров неоднократно возвращался к теме опубликования своих работ. В 70–80 годы его статьи и заметки зачастую публиковались в газетах с большим трудом. По этому поводу в 1972 году он писал: «Мои заметки <...> до нынешнего года охотно помещали в нашей областной газете, а теперь – категорически запретили публиковать всё, касающееся прошлого: писать только про современность, и то в известном направлении. И лежат мои статьи в редакциях мёртвым грузом» (М.П. Римской-Корсаковой, 20.06.1972 г.). В другом письме он отметил: «<...> с некоторых пор ни одна моя статья или заметка не пропускается и не печатается, в чём тут причина – я не знаю, да и не доискиваюсь этой причины» (М.С. Михайловой, 13.09.1975 г.). «<...> На эти мои исторические <...> статьи, – писал Александр Александрович, – смотрят в редакциях косо и помещают весьма неохотно. Мне не раз заявляли: пиши, мол, про доярок, мелиорацию, про соцсоревнование и так далее, а то, что ты, мол, пишешь про всяких людей, давно умерших, про века и годы, когда был феодализм, царизм и прочее» (В.П. Хохлову, 9.06.1976 г.). Об одной из своих работ он заметил: «<...> но не знаю ещё, как пройдёт через цензуру. Уж очень наша цензура строга, везде видит что-то, якобы неправильно освещающее историю с точки зрения пресловутой "классовой" борьбы. И очень боятся упоминаний любых имён, не значащихся в "современных святцах"» (Б.С. Киндякову, 22.09.1974 г.).

Неприятности были и с теми статьями, которые печатали. В 1976 году А.А. Григоров писал о недавно опубликованной статье о роде Бошняков: «Интересно, что эта статья вызвала "резонанс" со стороны каких-то "правоверных", видимо, людей эпохи 20-х–30-х годов. Они возмутились тем, что статья посвящена памяти Н.К. Бошняка, а этим "ортодоксам" ведома фамилия Бошняка только по делам декабристов, ибо среди лиц, сообщавших правительству о тайных обществах, был Александр Константинович Бошняк. Было мне два возмущённых звонка по телефону, и редакция сообщила, что получила от этих же лиц претензии, что якобы газета "восхваляет врагов народа"! Какие же глупые, несведущие люди, ничего не забывшие и ничему не научившиеся со времён 20-х–30-х годов!» (М.П. Римской-Корсаковой, 2.10.1976 г.).

Не могло порадовать Александра Александровича и его участие в написании книг. В 1979 году в Ярославле вышла книга «Костромичи на Амуре», одним из авторов которой был он. А.А. Григоров писал о ней: «Вышла книжка "Костромичи на Амуре", авторы А.И. Алексеев, А.А. Григоров и И.Н. Ардентов. Последний – чисто "символически". По-моему, книжка неудачная, мой материал почти весь выбросили, равно как и мои фотографии. Почти весь текст остался только А.И. Алексеева. Присылать ли Вам эту книжонку? Я её иначе и называть не хочу» (В.П. Хохлову, 5.04.1979 г.).

Понимая, что за оставшиеся немногие годы жизни ему не успеть обработать и малую часть собранного материала, Александр Александрович был готов искренне делиться – как обычно не принято – результатами своих многолетних архивных поисков с каждым обращавшимся к нему. Однако некоторые из знакомых А.А. Григорова позволяли себе по отношению к нему вести себя крайне непорядочно, в результате чего григоровские тексты публиковались под именами других авторов.

Одним из примеров этого является история с вышедшей в 1981 году «Лермонтовской энциклопедией». В связи с этим А.А. Григоров писал: «А к 7/XI я получил очень ценный для меня подарок: большой том "Лермонтовская энциклопедия". Издано очень хорошо, со многими цветными и бело-чёрными иллюстрациями. Я в редакцию этой энциклопедии своих материалов не давал, но они попали туда за подписью моего "соавтора" С.А. Панфиловой, которая мне даже не сообщила, что она составленное нами совместно "родословное древо" отдала в редакцию. И только, видимо, за своей одной подписью. Однако всё же моё имя есть в этой энциклопедии, хотя и набрано курсивом. А впрочем, мне на это наплевать, я не гонюсь ни за известностью, ни за деньгами, хотя и существую на мизерную пенсию» (Н.К. Телетовой, 14.11.1981 г.). В другом письме он сообщал, что в «Лермонтовской энциклопедии» «помещена таблица, которую делали совместно С.А. Панфилова – московский "лермонтовед" – и я. Панфилова собрала материал по большей части касающийся Уфимских, Пятигорских и иных Лермонтовых, большей частью проживающих в СССР, а я – по ранним, большею частью костромским, а так же по зарубежным. Таблица сия помещена за одною только подписью С.А. Панфиловой, ибо сдавала она в редакцию сама и не поставила меня в известность» (В.П. Хохлову, 27.01.1982 г.).

Действительно, под помещённой в «Лермонтовской энциклопедии» Родословной Лермонтовых значится: «Схема составлена С.А. Панфиловой».[I] Лишь в конце статьи «Род Лермонтовых» в этой энциклопедии её автор С.А. Панфилова указывает, что в основу статьи «положена генеалогич. схема родословной Л[ермонтова], сост. Б.Л. Модзалевским <...> и дополненная С.А. Панфиловой и А.А. Григоровым в 1977 г. на основании различных фондов, гос. архивов <...>».[II]

Даже и такой известный исследователь истории освоения Сибири и Дальнего Востока, доктор исторических наук А.И. Алексеев включил григоровский текст в свою монографию «Геннадий Иванович Невельской (1813–1876)»[III] (глава «Глубокие корни»), нигде не оговорив, кто является его автором. Правда, во вступлении к книге А.И. Алексеев приносит «особую благодарность <...> старейшему краеведу-костромичу Александру Александровичу Григорову, постоянную помощь которого он ощущал во время работы над биографией. Материалы Костромского архива, найденные им и предоставленные в наше распоряжение, теперь стали уникальными».[IV] Но речь идёт не только о предоставленных архивных материалах – достаточно сличить главу «Глубокие корни» с авторским григоровским текстом в книге «Из истории костромского дворянства».[V] Тот же текст дан и в книге «Костромичи на Амуре», в которой, правда, не указаны авторы различных частей книги.[6] Согласимся, что авторитет А.И. Алексеева ничуть бы не пострадал, если бы он указал, что такая-то глава в его книге написана А.А. Григоровым или хотя бы в соавторстве с ним.[5]

В 1977 году Александр Александрович писал об А.И. Алексееве: «<...> он человек порядочный, и если что-либо возьмёт от меня, то со ссылкой на меня и в деньгах не обидит. И может быть даже, если поместит всё, то и возьмёт меня в "соавторы". Впрочем, мне всё это не важно и вроде как бы безразлично. Мне не надо ни известности, ни каких-либо иных благ» (М.С. Михайловой, 28.09.1977 г.).

Но наиболее «яркой» фигурой из тех, кто, ничего не представляя собой в научном плане, в течение целого ряда лет эксплуатировал имя А.А. Григорова, был, конечно, москвич В.А. Ильин. Об этом человеке достаточно неприятно писать, но не писать нельзя, т.к. если просмотреть, например, в Костромской областной научной библиотеке им. Н.К. Крупской картотеку работ А.А. Григорова, то можно увидеть в ней сотни статей, подписанных: А. Григоров, В. Ильин. Невольно встаёт вопрос – кто такой этот В. Ильин?

Во вступлении к вышедшей в 1993 году книге А.А. Григорова «Из истории костромского дворянства» автор этих строк писал: «Нельзя забывать и того, что в годы после падения Хрущёва к нему (А.А. Григорову. – Н. З.), бывшему репрессированному, сохранялось известное предубеждение. В этом была одна из причин, почему многие статьи, написанные А.А. Григоровым, появлялись в газетах под двумя фамилиями (и не всегда вторые авторы – люди с научными степенями и "чистой" биографией – ставили свою подпись под чужой статьёй только из желания облегчить прохождение материала на газетные страницы). Один такой человек, кандидат технических наук, набившийся в "соавторы" многочисленных григоровских статей, только пользуясь добротой Александра Александровича, продолжает публиковать григоровские статьи и спустя годы после смерти Григорова, правда, уже только под одной – своей – фамилией».[IX] В этом отрывке мы постеснялись указать, что речь идёт именно об В.А. Ильине, и ошибочно указали его научную степень (на самом деле он – кандидат экономических, а не технических наук).[6]

В.А. Ильина нельзя обвинить в «чистом» плагиате. Обычный его метод – это взять чью-то готовую статью и заново изложить её своим языком более или менее близко к оригиналу. В случае, если статья уже где-то публиковалась, он обычно делает ссылку, что об этом же писал такой-то и там-то, так что автору текста, если публикация В.А. Ильина попадается ему на глаза, доказать факт воровства нелегко.

А.А. Григоров писал в конце 1984 года: «<...> в газетке "Пушкинский край"[7] в этом году было помещено несколько моих статеек, правда, за двумя подписями – моей и некоего В.А. Ильина, москвича, который "протолкнул" эти мои статьи в газету "Пушкинский край" и также в ряд других газет в разных областях» (Н.А. Зонтикову, 26.12.1984 г.). Об отношении самого Александра Александровича к Ильину лучше всего говорят следующие строки: «А тут ещё сегодня должен приехать Венадий (В.А. Ильин. – Н.З.). Не очень-то он мне нужен, и молю Всевышнего, чтобы его пребывание у меня не затянулось бы надолго» (О.В. Григоровой, 17.08.1987 г.).

В письмах Александр Александрович нередко писал о своих близких. «Что же касается "пережитков проклятого прошлого", сиречь пьянства, то оно виной большинства всяких неприятных историй, и наша семья в этом отношении сильно страдает. Первый муж дочери был "записной" алкоголик, после 15 лет мучений с ним дочь разошлась, вышла за другого, который сперва казался умеренным в этом зле, но постепенно и его засосал этот "зеленый змий", и теперь нам только одно горе. Беда наша в том, что, жалея дочь и, ещё более того, маленьких ещё тогда внука и внучку, мы их пустили к себе в квартиру и прописали, и теперь внуки выросли, а родители остались, чтобы нам отравлять наши последние дни. Ну, да хватит об этом. У каждого своего горя достаточно, как сказал А.А. Каренин Долли Облонской» (М.С. Михайловой, 24.03.1976 г.). «Наши дочь с зятем уже перебрались со своей "дачи" на зиму к нам. И стало в квартире снова шумно, тут и радио, и телевизор, слава Богу, что ещё магнитофона нет. Одно спокойствие лишь тогда, когда они на работе. Ведь как приходят, так и включают телевизор – смотрят или не смотрят, а он орёт. И всё подряд, тут и музыка, и всякие доклады, и всё-всё подряд. Просто ужас, как любят шум. А когда телевизор молчит, по утрам, то радио орёт с 6 часов утра. Вот так и идёт жизнь» (Е.В. и П.В. Степановым, 28.09.1977 г.).

Александр Александрович очень часто писал о своём тяжёлом кресте – пьянчужке внуке Лёве (1953–1990 гг.), постоянно отравлявшем жизнь дедушке и бабушке.

«Было бы всё хорошо, если бы не тяжёлый крест, который нам придётся, вероятно, нести до смерти, – это наш несчастный внук, совершенно спившийся. Так это тяжело, и ничего поделать нельзя. Мы не можем принять к нему какие-либо меры через милицию и проч., кроме того, он дома тих и смирен и нас никогда не обижает ни словами, ни чем другим. Просто не могу я ничего ему причинить худого, ибо он от рождения был на наших руках, выращен нами и был всегда любим (а чувства любви и жалости – чувства родственные и сходные, говорят же, что "жалость – это та же любовь"), поэтому так всё идет к своему неизбежному концу, и неизвестно, к кому этот конец придёт раньше» (Ю.Б. Шмарову, 29.11.1981 г.).

Когда дочь с мужем, получив квартиру, в 1979 году переехали от Александра Александровича, ситуация изменилась немного, т.к. Лёва остался с дедушкой и бабушкой. А.А. Григоров писал в сентябре 1979 г.: «<...> Люба (дочь А.А. Григорова. – Н. З.) с мужем получили однокомнатную квартиру и уже от нас переехали совсем, оставив нам почти всё, что было заведено ими, а не нами <...>. А также нам остался и Лёва. Конечно, лучше бы было, если бы он с нами не жил, но куда его деть? Ведь он вырос у нас, и прописан у нас, и, стало быть, имеет право на жилплощадь. Что ж, будем переносить этот тяжкий крест. Слава Богу, что он, по крайней мере сейчас, ведёт себя совсем смирно и от него нет никаких неприятностей, но уж очень и тяжко, и мерзко видеть его в таком бесчувственном виде» (М.С. Михайловой, 21.09.1979 г.).

Будучи генеалогом во всём, в одном из писем А.А. Григоров коснулся и генеалогии Лёвы. На вопрос одного из своих корреспондентов он ответил: «По матери он (Лев. – Н. З.), естественно, рода дворянского и древнего, а вот отец его был "безродный". Он был внебрачным сыном Сибирской крестьянки от какого-то военнопленного времён I-й мировой войны, я полагаю, что отец его был из Венгрии» (А.А. Епанчину, 3.09.1986 г.). В апреле 1987 года по суду Лёва на 2 года был приговорён к принудительному лечению от алкоголизма в ЛТП (лечебно-трудовом профилактории), и, по крайней мере, на это время А.А. Григоров был освобождён от хлопот по уходу за пьяницей-внуком.[8]

Александр Александрович всматривался в своих правнуков. «Очень много радости от нашего правнука. Он такой милый, славный малыш и так ко мне привязан! Увы, это только в таком возрасте. Лёва тоже был такой же милый, пока не вырос и не научился водку пить. Но этого-то уж нам не придётся, надо полагать, увидеть взрослым. Так что будем утешаться им, пока он такой маленький» (Б.С. Киндякову, 22.09.1974 г.). В другом письме он сообщал: «У нас новости вот какие: третьего нашего правнука, родившегося 22 апреля, нарекли именем "Илья", стало быть, именинником он будет в Ильин день – 20 июля ст. ст. Не знаю уж, почему это имя понравилось родителям. Вроде бы у нас в роду не бывало ни единого Ильи. Впрочем, ведь это уже не наш род, а у Гали (внучки А.А. Григорова. – Н. З.) есть родной дядя Илья – брат её отца» (М.С. Михайловой, 7.05.1980 г.).

Последние годы жизни Александра Александровича пришлись на «перестройку». Он с большим интересом следил за её событиями. Как мы помним, «перестройка» началась с «гласности», заполнившей газеты и журналы материалами, повествующими о наиболее мрачных страницах истории сталинской эпохи. А.А. Григоров писал: «С интересом читаю теперешние журналы, вроде "Огонька" и другие, они стали более интересные и печатают теперь такое, о чём несколько лет назад нельзя было и думать, а за упоминание этих деятелей можно было "сесть" на десять лет!» (М.В. Смирнову, 17.09.1987 г.). В другом письме: «Читаю много всяких "разоблачительных" статей в газетах и журналах, но всё это я знал и раньше, теперь только узнаю разные подробности. Не было бы безобразий в те годы, не было бы и сейчас у нас такого печального настоящего» (Н.К. Телетовой, 23.04.1988 г.). В следующем: «Читаю приносимые мне друзьями журналы – "Новый мир", "Октябрь", "Юность" и др. – и поражаюсь, как теперь "разверзлись уста" у тех, кто в прошедшие годы "славословил"<...>» (М.С. Михайловой, 11.07.1988 г.). Александр Александрович следил за начавшимся процессом возвращения исторических названий. У своей корреспондентки из Горького он спрашивал: «А как обстоит дело с возвращением городу его настоящего имени? Как бы хотелось, чтобы вместо "Горького", стал такой хороший, наш "Нижний"!» (М.С. Михайловой, 6.06.1988 г.).

К «перестройке» у А.А. Григорова было двойственное отношение: с одной стороны, он её приветствовал, с другой – испытывал глубокий скептицизм. Он писал: «<...> меня все эти новые "веяния" не могут обмануть, – это всё "конъюнктура", а суть-то остаётся прежняя» (Н.К. Телетовой, 31.01.1987 г.).

«Перестройка» принесла перемены в отношение к нему и к его работам. Ещё в июле 1986 года Александр Александрович писал: «В областной газете "Северная правда" сидят такие "твердолобые", что почти ничего не публикуют из таких материалов, которыми располагаю я, а наша молодежная – "Молодой Ленинец" – охотно печатает мои статьи и даже меня раз премировала, как "нештатного автора"» (М.В. Смирнову, 12.07.1986 г.). В октябре же 1987 года он сообщал: «Сегодня получил из редакции нашей газеты («Северная правда». – Н.З.) письмо с благодарностью за полосу "Недаром помнит вся Россия", – это к 175-летнему юбилею Отечественной войны 1812 года, – где написано, что эта страница (полоса) признана лучшим материалом и отмечена на редколлегии газеты и мне вынесена благодарность» (М.В. Смирнову, 13.10.1987 г.).

В октябре 1986 года Александра Александровича впервые сняло центральное телевидение: «<...> несколько дней назад ко мне приехала машина "Гостелерадио", и попросили меня поехать с ними в музей "Старая Кострома", и там сделали съёмку для телевидения, и меня тоже снимали, как музейный экспонат. Сказали, что будет это показано в программе "Время" и, может быть, в "Клубе путешественников", когда будет передача на тему о Костроме» (М.В. Смирнову, 18.10.1986 г.).

Последние годы жизни Александра Александровича были тяжёлыми, как и у любого человека, разменявшего девятый десяток. Одолевали болезни и немощи, уходили из жизни близкие люди и друзья. «Да, наше поколение – родившиеся на рубеже XX века и в первые его годы – быстро сходит со сцены. Недавно я решил переписать в новую книжку адреса и телефоны, старая книжка сильно истрепалась. И тут обнаружил, что более половины записанных адресов и телефонов принадлежит людям, уже покинувшим наш грешный мир...» (М.П. Римской-Корсаковой, 25.04.1982 г.). Его многолетняя переписка то с одним, то с другим близким человеком прерывалась навсегда. «Некоторые мои друзья замолчали, боюсь – что "навеки". Так, умер мой друг и однокашник профессор П.А. Зайончковский, больше года я не имею вестей о Милице Петровне Римской-Корсаковой, может быть, и она тоже уже перед престолом Всевышнего?» (Н.К. Телетовой, 13.01.1985 г.).

Тяжело болела его многолетний спутник жизни Мария Григорьевна. Александр Александрович писал: «Мы с женой стали уже почти "негодными", особенно Мария Григорьевна. Стары, глухи, слепы <...>» (В.П. Хохлову, 15.01.1984 г.). «У нас дома дела совсем "швах". Положение Марии Григорьевны делается день ото дня всё более угрожающим. Приходит из больницы медсестра, делает уколы, которые облегчают её страдания лишь часа на три-четыре, а потом опять начинается прежнее. Очень мне тяжело смотреть на её мучения и сознавать своё полное бессилие помочь чем-то и облегчить её мучения. А тут ещё беспутный наш внук, со своей сломанной ногой <...>» (Н.К. Телетовой, 30.09.1985 г.).

Смерть Марии Григорьевны, скончавшейся 19 марта 1986 года, стала для Александра Александровича тяжёлым ударом. В письмах последних лет он нередко писал о своём одиночестве: «Вот так и живу, точнее, доживаю свои оставшиеся дни, можно сказать, в одиночестве, и очень грустно мне проводить свои "останные" дни одному. Но – на всё воля Божья!» (Н.К. Телетовой, 27.10.1986 г.). «Моё здоровье стало плохое, трудно мне ходить даже по квартире, ужасно задыхаюсь и уже с год, как не бывал нигде» (Н.К. Телетовой, 1.09.1987 г.). «<...> А я – уже еду "не на ярмарку, а с ярмарки", как говаривал покойный Н.С. Хрущёв» (П.С. Пушкину, 22.11.1987 г.). Ещё через несколько месяцев: «<...> вообще стараюсь себя чем-нибудь занять. Но живётся трудно, одиноко и грустно» (Н.К. Телетовой, 16.12.1987 г.). «Моё положение всё такое же, ходить никуда не могу и или сижу под деревом возле дома, или лежу на диване, как Обломов, и жалею, что нет у меня Захара» (М.С. Михайловой, 11.07.1988 г.). «Я становлюсь всё больше и больше беспомощным и больным и ничем не могу себя заставить заняться. Всё какая-то лень и апатия. <...> Большею частью и днём и ночью лежу на диване и живу одними воспоминаниями о прошлом» (В.П. Хохлову, 23.12.1988 г.).

Однако Александр Александрович работал почти до самого конца. «Я всё время стараюсь себя чем-то занять, – писал он в июне 1986 года, – вот, сделал опись "дворянских гнёзд" Костромского уезда, набрал их, ни много ни мало, 148 усадеб! Это только в одном Костромском уезде. Конечно, большинство из них исчезли с лица земли давным-давно, и остатки их сгинули после реформы 1861 года, но до 17 года дошло всё же около 20 усадеб, а сейчас едва ли наберётся пяток сохранившихся усадебных домов» (М.В. Смирнову, 24.06.1986 г.). С начала 80-х годов Александр Александрович стал сдавать свои материалы в областной архив, что было для него делом весьма тяжёлым. Он писал: «<...> приготовляя к сдаче (в архив. – Н.З.) то или иное дело, я вновь и вновь перечитываю документы, и встаёт в памяти обстоятельство, при котором это попало ко мне, а главное, встаёт как живая история или этого человека, или всей той или иной фамилии, и как бы "отдираешь" от себя кусочек чего-то живого» (Ю.Б. Шмарову, 11.02.1980 г.). Спустя семь лет он сообщал: «На меня "наседает" наш архив, усиленно просят все мои дела сдать в архив. А я "тяну резину", ибо если я всё своё богатство сдам, то чем буду заниматься?» (В.П. Хохлову, 17.09.1987 г.).

А.А. Григоров скончался 8 октября 1989 года. Он ушёл и не увидел того, что произошло в ближайшее время после его смерти: краха коммунистической системы (что его, конечно бы, порадовало), распада СССР (что он бы пережил крайне тяжело). Не видел того, как он из полуопального превратился в признанного классика, гордость костромского краеведения.

Александр Александрович, конечно, порадовался бы многим переменам в нашей жизни, произошедшим после его кончины, многое же вызвало бы у него неприятие. Не подлежит сомнению, что он весьма иронично бы отнёсся к большей части того, что делают современные дворянские организации с их играми в предводителей дворянства и пожалованиями домохозяек во фрейлины. Вместо привлечения внимания общественности к спасению тех «дворянских гнёзд» Костромского края, которые ещё можно спасти, вместо издания документального и научного наследия слишком часто мы видим только свежеприобретённые барские спесь и важность.

Нельзя не порадоваться выходу в свет собрания писем А.А. Григорова, в которое включены наиболее интересные из них. Данная книга сразу же пополнит золотой фонд костромского краеведения (и не только костромского, разумеется). К её страницам все интересующиеся историей Костромского края будут обращаться до тех пор, пока наш край будет существовать.

Н.А. Зонтиков

[Сноски:]

[1] Из письма Б.С. Киндякову от 22.09.1974 г.

[2] Письма Д.Ф. Белорукова были переданы Анастасией Александровной в Костромской общественный фонд культуры ещё до того, как была задумана и начала осуществляться эта Книга писем.

[3] В Пасхальную ночь А.А. Григоров обычно слушал прямую радиотрансляцию богослужения из сербского храма в Лондоне по Би-Би-Си.

[4] Архив Н.К. Телетовой.

[I] Лермонтовская энциклопедия. – М., 1981. Схема «Родословная Лермонтовых» помещена между стр. 464 и 465.

[II] Там же. – С. 468.

[III] Алексеев А.И. Геннадий Иванович Невельской (1813–1876). М., 1984.

[1V] Там же. – С. 20.

[V] Григоров А.А. Из истории костромского дворянства. – Кострома, 1993. – С. 180–19.

[VI] Алексеев А.И., Ардентов И.Н., Григоров А.А. Костромичи на Амуре. – Ярославль, 1979. – С. 118–123.

[5] К сожалению, подобные случаи происходят и в наше время. В 2004 г. в Москве вышла прекрасно изданная книга «Поколенная роспись рода Лермонтовых», автором которой значится И.В. Воронцов. Уже в самом начале книги говорится, что приведённая в ней Роспись «составлена на основе материалов А.А. Григорова».[VII]7 В следующем далее вступлении вице-президент Ассоциации «Лермонтовское наследие» И.В. Воронцов, обращаясь к читателям, пишет: «Перед вами немалый труд, начатый великим русским человеком – историком-архивистом, почётным гражданином города Кострома Александром Александровичем Григоровым. С этим удивительным человеком в 1989 году мне удалось встретиться незадолго до его кончины и согласовать черновики данного совместного документа, который без его титанических усилий не смог бы появиться на свет. Основной вариант Поколенной росписи ещё при его жизни мы успели сдать в Государственный Архив Костромской области, где он получил официальный номер».[VIII]8 Даже из этого вступления видно, что книга должна была выйти, как минимум, или под авторством И.В. Воронцова и А.А. Григорова, или под авторством нескольких лиц, или вообще без указания авторов, но никак не под одним только именем И.В. Воронцова. Правда, книга была издана уже после кончины последнего, и мы надеемся, что имя уважаемого Игоря Васильевича в качестве единственного автора поставили издатели.

[VII] Воронцов И.В. Поколенная роспись рода Лермонтовых. История рода в архивных документах и семейных материалах Ассоциации «Лермонтовское наследие». – М., 2004. – С. 2.

[VIII] Там же. – С. 4.

[IX] Зонтиков Н.А. Сага о костромском дворянстве и её автор // Григоров А.А. Из истории костромского дворянства. – Кострома, 1993. – С. 15.

В.В. Пашин в Лунёво 9 июня 1984 г.

[6] Ещё в 1991 г. на подлинный характер «соавторства» В.А. Ильина с А.А. Григоровым указал писатель и журналист В.В. Пашин, долгое время работавший корреспондентом ТАСС по Костромской области (его имя неоднократно упоминается в григоровских письмах). В заметке «Ба, знакомые всё лица!..», опубликованной в газете «Северная правда», он, в частности, писал: «Несколько лет назад в районных газетах нашей области довольно часто стали появляться краеведческие материалы за подписью А. Григорова и В. Ильина. Владелец первой фамилии знаком каждому костромичу. А кто такой Ильин? С какой стати присуседился он к костромскому краеведу и историку? Как-то в разговоре спросил об этом у самого Григорова.

– Да как вам сказать, – замялся Александр Александрович. – Довольно странный и весьма настырный субъект из Москвы. Закидал меня всевозможными вопросами, воспользовался моим архивом и, можно сказать, насильно сделал меня своим соавтором.

– То есть?

– Пишет заметки он, а ставит две фамилии: свою и мою. Я протестую, а он настаивает. "Эти сведения, – говорит, – я почерпнул у вас и потому не могу приписывать авторство только себе".

– Благородный, значит, человек.

– Какое... – махнул рукой Александр Александрович. – Просто ему нужно, чтобы заметки его публиковали наши газеты, поскольку меня-то в редакциях знают».[X]

[X] В. Пашин. Ба, знакомые всё лица!...// Северная правда. – 1991. – 23 августа.

[7] «Пушкинский край» – газета Пушкиногорского района Псковской области.

[8] Лёва пережил Александра Александровича только на полгода: он умер 2 апреля 1990 г.

К читателям бумажного и электронного (сетевого) изданий этой книги

При подготовке книги к изданию в портфеле составителя осталось немало материалов, которые в окончательный макет не вошли как по техническим причинам (фотографии невысокого качества, материалы, поступившие, когда соответствующая часть книги была уже свёрстана, и т.п.), так и по вполне прозаической причине — ограниченности объёма планируемого тома. Из-за последнего обстоятельства пришлось заметно сократить объём комментариев к письмам, отказаться от ряда подготовленных приложений, в общем, пойти на жертвы, знакомые практически каждому издательству.

Было также ясно, что при создании этой книги А.В. Соловьёва вступила в творческое и порой в тёплое личное взаимодействие с таким широким кругом лиц, что эта живая общность несомненно в какой-то части продолжит своё бытие и после того дня, когда из-под печатной машины выйдет последний лист книги. Наверняка материалы будут ещё приходить и приходить, да и хороший творческий азарт составителя и редактора книги не иссякнет вдруг, творческий поиск не остановится.

Терять всё это (немалый труд, небезынтересные материалы) не хочется. Поэтому сразу было задумано вслед за бумажным изданием осуществить и электронное, в сети Интернет. Там технически легче привести фотографии и тексты, не вошедшие в книгу (в частности, исходный комментарий, наверное, раза в полтора больший, чем то, что вошло в книгу), там можно без ограничений по срокам и объёмам дополнять и дополнять её вновь обретаемыми материалами. Там, наконец, можно вести и живой диалог с читателями, если он возникнет. А современный зянятой человек оценит и возможность удобно скопировать материал, чтобы процитировать его в собственном научном или учебном труде.

И, разумеется, в Интернете книга станет доступна не только тому прекрасному, но узкому кругу лиц, которым строго списочно разойдётся свыше 90% её, по существу, подарочного, презентационного тиража, но и в буквальном смысле слова всему свету.

Поэтому мне как издателю этого обстоятельного фолианта выпадает здесь небольшая, но приятная обязанность объявить адрес, где будет доступна расширенная электронная версия этой книги, а также целый ряд других книг, статей, даже предварительных рабочих материалов отложенных, замороженных и едва намеченных проектов нашего издательства, начиная с 1997 года. В общем, это адрес идеальной платоновской идеи Издательства «Инфопресс». Точнее говоря, два адреса. Вот они:

costroma.k156.ru и mir.k156.ru

Как нетрудно догадаться по их названиям, первый предназначен для размещения материалов, связанных с Костромским краем (в том числе и электронной версии настоящей книги), а второй для всего остального.

Вот такой портал из Вселенной Гутенберга во Вселенную Интернета.

Жаль, что А.А. Григоров не дожил до таких времён. Он бы смог оценить эту информационную сокровищницу и применить её в своих разысканиях. Но у истории нет сослагательного наклонения. Поэтому будем наполнять эту сокровищницу григоровскими материалами уже мы.

Думаю, ему бы это понравилось.

Е.Б. Шиховцев

От составителя

Все письма А.А. Григорова публикуются полностью, без изъятий. Хотя он об одном и том же событии или факте – одновременно или в разное время – писал нескольким адресатам, абсолютных повторений у него не встречается: или появляется новая информация, или проступают новые оттенки отношения к сообщаемому. К тому же, нельзя не признать правоту нашего современника, известного литературоведа и историка литературы Б.Ф. Егорова, утверждающего: «Нам не дано знать, что нужно будет потомкам из нашего наследия, – и следует максимально облегчить им работу, обеспечив свободу выбора, максимально сохранить им наши материалы. <...> Считаю, что история должна знать всё, что только можно, о людях прошлого».*

Отобранные для печати письма хранятся в большинстве своём в частных архивах.

Тексты писем (за исключением одного) приводятся по оригиналам или ксерокопиям (в случае с единственным адресатом – по электронным копиям).

Письма печатаются без редакторской правки; редкие ошибки, описки и опечатки исправлены; уточнены знаки препинания и в распространённых предложениях добавлен знак, редко употребляемый А.А. Григоровым, – точка с запятой, – для того чтобы смысл высказывания был ясен с первого же прочтения. Недописанные и сокращённые слова даны полностью. Авторская расстановка знаков препинания в письмах не всегда соответствует современным нормам русского языка, но она передаёт живую интонацию А.А. Григорова-рассказчика и поэтому по преимуществу сохранена.

Сохраняются особенности написания отдельных слов (лэди, галстух, диэта, оффициальная, галлерея, «Оппель», «ком иль фо», «белль сёр», Новогород, ея (вместо её), коленко, дедушко, пра- пра- пра- прадед и др.). А.А. Григоров придерживался написания, принятого в XIX в.: Москвич, Костромич, Цусимцы, Порт-Артурцы, Исламские друзья; Великий князь; «Война и Мир», «Наука и Жизнь», «Русский Архив»; Наталия, София (т.е. женские имена, оканчивающиеся на -ья, писал в принятой до революции церковно-славянской традиции)**. Оставлены без изменений и стилистические неправильности автора, в частности, употребление деепричастного оборота с отступлением от нормы («К сожалению, возвратившись домой, что-то несколько испортилось моё здоровье <...>»).

Сохраняются и графические особенности: написание фамилий прописными буквами; выделение слов кавычками – что отнюдь не является знаком иронии или даже насмешки (автору писем категорически не свойственной).

Письма даются как единый текст, но могут встретиться нечастые повторения в примечаниях, например, могут быть дважды указаны даты жизни – для соблюдения единообразия.

Примечания следуют непосредственно после каждого письма, нуждающегося в них; они могут быть несколько расширенными, если речь идёт о костромских, владимирских, ивановских реалиях.

Вместо кратких сведений о конкретном лице иногда приводится опубликованный в литературе отзыв – более выразительный.

Предоставлено слово и адресатам А.А. Григорова: цитируются фрагменты их писем***, являвшимися ответом на письма А.А. Григорова или же их вызвавшие, или приводится современный комментарий самих григоровских корреспондентов. «Безответными» остались четыре адресата, по причине того, что их письма не были найдены; особенно жаль, что среди четырёх оказался Ю.Б. Шмаров.

Поскольку книга адресована широкому кругу читателей, комментарии и примечания к текстам даются как для специалистов-историков, так и для обычных любителей истории.

Слова, пропущенные авторами, и слова или части слов в адресованных А.А. Григорову письмах, которые обгорели во время пожара Костромского государственного архива 1982 г., заключаются в квадратные скобки; пояснения – в круглые, с инициалами составителя (А.С.).

Выделение слов авторами (подчёркиванием, шрифтом) оговаривается только в случаях двойного толкования.

Список общепринятых сокращений и условных обозначений приводится в конце книги.

В приложения вынесены неопубликованные материалы, касающиеся рода Григоровых, помощи А.А. Григорова авторам-исследователям, его прижизненных публикаций в советских газетах, личного фонда А.А. Григорова в ГАКО и его архивных находок.

Документы, цитируемые в примечаниях и комментариях к письмам А.А. Григорова, хранятся в Государственном архиве Костромской области (ГАКО) в его личном фонде (р-864, оп. 1), и при цитировании указываются только единицы хранения и листы. Указание на принадлежность информации А.А. Григорову даётся лишь в тех случаях, когда цитируется законченная работа, имеющая название (кроме родословных); в этих случаях даётся полная архивная ссылка.

Иллюстрации к письмам сгруппированы в три раздела на вклейке. В первом – преимущественно в хронологическом порядке – фотографии А.А. Григорова, его жены Марии Григорьевны, урожд. Хомутовой, их родственников – Григоровых, Матвеевых, Хомутовых, Семёновых, Жирновых. Во втором – карта-схема левобережной части Кинешемского уезда, где находились усадьбы Григоровых; здесь же расположенные по алфавиту названий фотографии костромских усадеб, храмов, городов, сёл и деревень, а также отдельных зданий Костромы, имеющих отношение к А.А. Григорову и его прадеду.

Третий раздел образуют фотографии представителей дворянских родов, родословие которых составил А.А. Григоров: Яковлевых, Щулепниковых, Пушкиных, Купреяновых, их потомков, а также отдельных лиц, о которых идёт речь в письмах, друзей А.А. Григорова и др.

Считаю своей обязанностью выразить благодарность корреспондентам А.А. Григорова и их родственникам, передавшим подлинники или копии григоровских писем и, кроме того, оказавшим деятельную помощь в работе над книгой:

Наталье Константиновне Телетовой, Владимиру Павловичу Хохлову, Петру Сергеевичу Пушкину, Николаю Александровичу Зонтикову, Михаилу Владимировичу Смирнову, Михаилу Сергеевичу Коншину, Марии Андреевне Алексеевой, Людмиле Вадимовне Кузнецовой, Николаю Яковлевичу Купреянову, Ольге Владимировне Черниковой, Нине Сергеевне Епанчиной,

а также Вячеславу Анатольевичу Ошарину, Софье Петровне Волковой, Евгении Борисовне Гороховой, Галине Николаевне Масловой.

Особая моя благодарность Нине Фёдоровне Басовой – заведующей сектором краеведения Костромской областной универсальной научной библиотеки****, литературоведу Александру Станиславовичу Власову (Кострома), Евгению Борисовичу Шиховцеву – директору ООО «Инфопресс» (Кострома): к их бескорыстной помощи я прибегала на протяжении всей работы над Книгой писем.

Выражаю искреннюю признательность за существенную помощь Ольге Владимировне Рыковой – заведующей отделом генеалогии Государственного музея А.С. Пушкина в Москве, Ольге Евдокимовне Киселёвой – главному хранителю Кинешемского художественно-исторического музея, Ольге Ивановне Захаровой – начальнику отдела публикации и использования документов Государственного архива Ивановской области.

С благодарностью отмечаю вклад руководителей архивов, музеев, учреждений культуры:

Ирины Ивановны Бабановой – директора Кинешемского художественно-исторического музея, Марины Васильевны Большаковой – директора Чухломского краеведческого музея, Михаила Юрьевича Гусева – заместителя начальника отдела Центрального архива Нижегородской области, Натальи Алексеевны Дружневой – заместителя директора по основной деятельности Государственного архива Костромской области, Надежды Фёдоровны Евдокимовой – директора Государственного архива Хабаровского края, Веры Валерьевны Исаченко – директора Макарьевского краеведческого музея, Светланы Вадимовны Касаткиной – заведующей Заволжской картинной галереей, Ольги Юрьевны Кивокурцевой – заместителя начальника Комитета по делам архивов администрации Костромской области, Светланы Валерьевны Колчиной – директора Парфеньевского краеведческого музея, Ирины Ивановны Комаровой – директора Ивановского областного художественного училища им. М.И. Малютина, Ольги Борисовны Копыловой – директора Судиславского краеведческого музея, Людмилы Николаевны Лисицыной – директора Государственного архива Ивановской области, Галины Викторовны Макаровой – директора Буйского краеведческого музея, Натальи Ивановны Михайловой – заместителя директора Государственного музея А.С. Пушкина (Москва), Виктора Дмитриевича Морозова – начальника Комитета по делам архивов администрации Костромской области, Алёны Вальерьевны Размахниной – заместителя директора Государственного архива Хабаровского края, Ольги Ивановны Ситнянской и Елены Владимировны Смирновой – заместителей директора по основной деятельности Государственного архива Костромской области, Владимира Семёновича Соболева – директора Российского государственного архива военно-морского флота (С.-Петербург), Татьяны Валентиновны Солдовской – директора Солигаличского краеведческого музея, Виктора Алексеевича Харламова – директора Центрального архива Нижегородской области, Аллы Валерьевны Чаяновой – директора Плёсского государственного историко-архитектурного музея-заповедника, Сергея Владимировича Чернявского – директора Российского государственного архива военно-морского флота (С.-Петербург).

Приношу сердечную благодарность за помощь:

Наталье Николаевне Аристовой – заведующей краеведческим отделом Кинешемского художественно-исторического музея, Татьяне Геннадьевне Бельцовой – начальнику Центра противопожарной пропаганды и общественных связей ОГУ «Управление по обеспечению защиты населения и пожарной безопасности Ивановской области», Зинаиде Николаевне Бодиной – ведущему специалисту-эксперту Комитета по делам архивов администрации Костромской области, Галине Викторовне Войтовой – старшему научному сотруднику отдела книжных фондов Государственного центрального театрального музея им. А.А. Бахрушина (Москва), Людмиле Ивановне Завьяловой – научному сотруднику Солигаличского краеведческого музея, Екатерине Николаевне Закаменной – заведующей отделом декоративно-прикладного искусства Плёсского государственного историко-архитектурного музея-заповедника, Владимиру Васильевичу Иванову-Ардашеву – старшему научному сотруднику Хабаровского краевого краеведческого музея им. Н.И. Гродекова, Лидии Фёдоровне Капраловой – ведущему библиографу информационно-библиографического отдела Российской национальной библиотеки (С.-Петербург), Татьяне Михайловне Карповой – начальнику отдела научного использования и публикации архивных документов Государственного архива новейшей истории Костромской области, Марии Георгиевне Кузнецовой – заведующей архивохранилищем Государственного архива Костромской области, Ирине Андреевне Кузьменко – главному библиографу отдела краеведения Ивановской областной научной библиотеки, Ильде Давыдовне Морозовой – научному сотруднику Государственного архива Хабаровского края, Анне Вячеславовне Мусиновой – главному архивисту отдела комплектования ведомственных архивов и делопроизводства Государственного архива Костромской области, Лидии Михайловне Непряхиной – главному библиотекарю Государственного мемориального и природного музея-заповедника А.Н. Островского «Щелыково», Галине Викторовне Панченко – старшему научному сотруднику исторического отдела Плёсского государственного историко-архитектурного музея-заповедника, Марине Владимировне Солоповой – заведующей отделом краеведения Ивановской областной научной библиотеки, Владимиру Константиновичу Сморчкову – руководителю Музея истории Костромского государственноо университета им. Н.А. Некрасова, Вячеславу Юрьевичу Софронову – профессору, доктору исторических наук (Тобольск), Леониду Николаевичу Таганову – профессору, заведующему кафедрой русской литературы Ивановского государственного университета им. Д.А. Фурманова, Валентине Владимировне Фоминой – главному хранителю Костромского государственного историко-архитектурного и художественного музея-заповедника, Наталье Александровне Хмелевской – ведущему библиографу информационно-библиографического отдела Российской национальной библиотеки (С.-Петербург), Татьяне Дмитриевне Шунцовой – начальнику Центра противопожарной пропаганды и общественных связей ОГУ «Управление по обеспечению защиты населения и пожарной безопасности Костромской области».

Бесконечно благодарна руководству и сотрудникам Костромской областной универсальной научной библиотеки: библиографического отдела, отдела литературы по искусству, читальных залов, отдела хранения и обработки литературы.

Благодарю многих других отзывчивых людей, которые своей доброжелательностью и участием помогали мне в этой работе:

Антонину Семёновну Атабекову (Владимир), Татьяну Николаевну Байкову (Чухлома), Наталью Вениаминовну Барабанову (Кострома), Галину Валентиновну Божкову (Кострома), Юрия Яковлевича Букреева (С.-Петербург), Олега Вячеславовича Вороновича (Кострома), Владимира Валентиновича Генце (пос. Александровское Островского р-на Костромской области), Светлану Сергеевну и Виктора Сергеевича Катковых (Кострома), Вячеслава Михайловича Клеймёнова (Кострома), Игоря Александровича Макарова (Нижний Новгород), Сергея Александровича Малышева (Москва), Надежду Юрьевну Мамонтову (г. Заволжск Ивановской области), Антонину Георгиевну Мартынову (пос. Копылово Томского района Томской области), Вевею Александровну Москалёву (С.-Петербург), Татьяну Алексеевну Овчинникову (с. Георгиевское Костромской области), Галину Николаевну Пашко (Кинешма), Ларису Львовну Полякову (Набережные Челны), Екатерину Николаевну Правдину (пос. Островское Костромской области) Алину Александровну Ревякину (Москва), Павла Петровича Резепина (Кострома), Александра Владимировича Семёнова (Липецк), Ларису Константиновну Смирнову и Нину Андреевну Смирнову (Щелыково Костромской области), Ольгу Ивановну Смородину (Кинешма), Ольгу Алексеевну Тихомирову (Нижний Новгород), Николая Васильевича Тутолмина (С.-Петербург), Лину Ивановну Фёдорову (Кострома), Гавриила Васильевича Чистякова (с. Лосево Солигаличского р-на Костромской области), Лилию Витальевну Шаройко (Кострома), Варвару Александровну Яковлеву (Москва).

А.В. Соловьёва