Письма к М.С. Михайловой
(1975–1989)

Мария Сергеевна Михайлова (1905–1996) – историк, лингвист, кандидат фило­логических наук.

Родилась 2 (15) июня 1905 г. в Нижнем Новгороде в дворянской семье.

Её родители – Сергей Рафаилович Ми­хайлов (1871–1940) и Елизавета Павловна Купреянова (1872–1950), дочь предводите­ля дворянства Макарьевского уезда.

С.Р. Михайлов окончил 1-й Московский кадетский корпус и Александровское воен­ное училище. Артиллерийский офицер, участник Русско-японской и 1-й Мировой войн. По окончании Русско-японской войны вышел в отставку в чине подполковника и переехал в г. Макарьев Костромской губер­нии, где в 1908 г. был избран предсе­дателем Макарьевской земской управы. После революции работал ямщиком, из­возчиком, счетоводом, переплётчиком. Расстрелян в 1940 г. (В это же время были арестованы и погибли два дяди Марии Сергеевны – братья матери).

В Макарьеве М.С. Михайлова вначале училась дома по гимназической програм­ме, сдавая экзамены за каждый класс при Макарьевской женской гимназии. В 1924 г. окончила Макарьевскую школу II ступени. В этом же году семья переехала в Нижний Новгород.

В 1926–1931 гг. Мария Сергеевна – слу­шатель различных курсов иностранных язы­ков в Нижнем Новгороде и Ленинграде. В 1933–1940 гг. заочно окончила англий­ский факультет и 3 курса французского фа­куль­тета Московского государственного пе­даго­гического института иностранных язы­ков.

В 1929–1931 гг. преподавала англий­ский язык в различных учебных заведени­ях Ленинграда. По возвращении в 1931 г. в Нижний Новгород она преподаёт англий­ский язык в нескольких учебных заведени­ях Нижнего Новгорода (курсы мастеров при Автострое, школа ФЗУ Профтехкомби­ната при Автозаводе, Сормовский пед­институт, Горьковский педагогический институт иностранных языков), в 1932–1961 гг. основное место её работы – Горь­ковский сельскохозяйственный институт (ГСХИ), где она сначала занимала долж­ность преподавателя английского языка, а потом заведовала кафедрой иностранных языков. Для студентов факультета механи­зации сельского хозяйства ею было со­ставлено учебное пособие по английско­му языку, изданное в Москве.

В годы Великой Отечественной войны окончила курсы медсестёр при Горь­ковском медицинском институте и работа­ла палатной медсестрой в эвакогоспитале № 2798 с сентября 1941 по май 1942 г., не оставляя работы в ГСХИ.

Выйдя на пенсию, Мария Сергеевна занялась исследовательской работой, предметом её изучения стали декабристы (она в 1979 г. ездила на станцию Пет­ровский Завод – чтобы ступить на землю, где жили декабристы) и генеалогия родственных фамилий: Кузьминых, Ендогу­ровых, Засецких и др.

Кроме отдельных статей, напечатан­ных в журналах, были изданы 2 её моно­графии: «Свод данных о декабристах (1826–1856)» (Красноярск, 1989; 2-е из­д., переработанное, вышло в Нижнем Новго­роде в 1994 г.) и «Сподвижники и сподвиж­ницы декабри­стов» (Красноярск, 1990).

Награждена медалью «За доблестный труд в Великой Отечественной войне 1941–1945 гг.».

Умерла 15 февраля 1996 г., похороне­на на Бугровском кладбище в Нижнем Нов­городе.

Около 150 писем А.А.  Григорова за всё время переписки (1975–1989 гг.) сохра­нилось у Николая Яковлевича Купреянова, родственника М.С. Михайловой, живущего в Москве. Копии 125 писем были любезно высланы им для данной публикации.

31 мая 1975 года
г. Кострома

Многоуважаемая Мария Сергеевна!

Очень сожалею, что не встретил Вас в Москве у Анатолия Михайловича Купреянова1, Вы уехали из Москвы всего за два дня до моего приезда. Но раз уж так случи­лось, то придётся пока что ограничиться письменным обще­нием и знакомством с Вами, а мне было бы интересно и лично с Вами познакомиться.

Может быть, этим летом я сумею побывать в Горь­ком, где у меня есть старые друзья2, тогда можно будет и Вам нанести визит?

Анатолий Михайлович передал мне Ваши письмен­ные замечания на присланную мною краткую родословную рода Купреяновых. Я благодарен Вам за все эти замечания и поправки, но мои ошибки извинительны, ибо я не обладал тогда многими сведениями.

Теперь, значительно пополнив все свои сведения благодаря Вам, Анатолию Михайловичу, Якову Николаеви­чу Купреяновым и Владимиру Владимировичу Варли, по­томку одного из Купреяновых по женской линии, а также по данным Патинского семейного архива Купреяновых, с которым я буду иметь возможность ознакомиться в бли­жайшее время, я сделаю полную родословную всего обшир­ного рода Костромских Купреяновых, их будет около 400 имён мужских и женских. И очень интересны их «смежные» фамилии – связи путём браков. Но всё это дело будущего, хотя и не очень отдалённого. Пока же я отвечу на поставленные Вами вопросы, которые Вы оставили у А.М. Купреянова.

1. Что сейчас в Патине? На этот вопрос я ответить не могу, так как сам там никогда не бывал, но я послал в Солигалич запрос своему знакомому, краеведу и Солигалич­скому старожилу, который мне и сообщит всё про Патино3, и Вы это получите от меня позднее.

2. У Павла Васильевича Щулепникова (усадьба Пет­рово) было два брата: Иван Васильевич (1861–1913), жена­тый на моей родной тётке Екатерине Александровне Матвее­вой, Алексей Васильевич (1864–1910), и сёстры: Ели­завета Васильевна, замужем за инженером путей сообщения Бартеневым; Наталья Васильевна, в первом браке за А.А. Шиповым, и третья, Варвара Васильевна, род. 1854 г., рево­люционерка, осуждённая по процессу «Народной Воли» в Киеве в 1884 г. (процесс «Двенадцати»).

3. Александр Павлович Шипов жил в Швейцарии по собственному желанию, он не занимался никакой политиче­ской деятельностью.

4. Елизавета Николаевна Окулова, жена А.Я. Ку­прея­нова4, была в родстве с декабристом Н.П. Оку­ловым. Был Пошехонский и Солигаличский помещик Проко­фий Иванович Окулов, в службе с 1729 года, бригадир, по­том в отставке, действительный статский советник, жена его Еле­на Ивановна Черевина. Портреты их находятся в со­брании так называемых «Солигаличских находок» (см. жур­нал «Огонёк» за 1973 г. и журнал «Москва» за 1973 г.). У них были-дети: Павел, служил в лейб-гвардии Преображен­ском полку, и Николай. У Павла был сын Николай, дека­брист, а у Николая были дети – Михаил, Елена и ещё дру­гие, в том числе и Елизавета, бывшая замужем за А.Я. Ку­преяновым.

Следовательно, Е.Н. Купреянова и Н.П. Окулов были двоюродные брат и сестра. Имение Окуловых в Поше­хонском уезде было в с. Владычня и ус. Лукино, были де­ревни и в Солигаличском уезде.

5. Клеопатра Александровна Юрьева никак не прихо­дилась роднёй отцу поэта, Юрию Петровичу (а не Матвее­вичу, как это Вы пишете). Был Юрий Матвеевич Лер­монтов, усадьба Алексино Солигаличского уезда, очень далёкая родня поэту, у него была сестра Павла Матвеевна, бывшая в первом браке за одним из Юрьевых; впослед­ствии, овдовев и будучи бездетной от первого брака, она вышла за майора Якова Ртищева и имела от него детей. Се­мьи Купреяновых (Патинских) и Лермонтовых (Алек­синских) были издавна в дружбе, что можно видеть из того, что Купреяновы крестили детей Лермонтовых и Лермонто­вы – Купреяновых. Марию Юрьевну Лермонтову Алек­сандр Яковлевич Купреянов в своих письмах (которые мне приходилось читать) называл «тётинькой», это, очевидно, из-за родственной связи через Юрьевых.

Поэт же Михаил Юрьевич происходил из «Из­майловских» Лермонтовых, по имени их родовой усадьбы Измайлово, на стыке Солигаличского и Чухломского уез­дов. Эта усадьба, как и другие, была продана дедом поэта, Петром Юрьевичем, в 1791 году.

Ввиду того, что в роду Лермонтовых как в Алек­синской, так и Измайловской линиях с давних пор череду­ются имена «Юрий», «Матвей», «Пётр» и «Михаил», многие исследователи, не сумев разобраться в этом сплетении имён (а это я сделал по подлинным документам Лермонтовых, хранящимся в Костромском архиве и до сего времени ни­кем, кроме меня, не обследованным), постоянно допускают ошибки; не избежал их и И.Л. Андроников, впрочем, очень мало занимавшийся предками поэта со стороны отца, всё свое внимание уделяя, как и другие, предкам по линии ма­тери – Арсеньевым, Столыпиным и др.

Вот и всё, что я могу ответить на Ваши вопросы. Те­перь относительно Ваших предков – Михайловых. В Ко­стромском архиве есть немало интересных сведений, начи­ная с первого Михайлова, жившего не то в Пензенской, не то в Саратовской губернии. Я кое-что для себя выписал, и если наша с Вами переписка будет продолжена, то я с Вами поделюсь добытыми сведениями.

На этот же раз, за очень большой занятостью, я пока заканчиваю письмо, с пожеланием Вам всего хороше­го.

Уважающий Вас А. Григоров.

1 Двоюродный брат М.С. Михайловой Анатолий Михайлович Ку­преянов (1906–1979) – сын Михаила Павловича Купреянова (1882–1943) и Александры Георгиевны, урожд. Панютиной, дочери артил­лериийского генерала Георгия Михайловича Панютина (М.С. Ми­хайлова. Уточнения и дополнения к родословной Купреяновых, при­сланной А.А. Григоровым. 1975 г. // ГАКО, ф. 864-р, оп. 1, ед. хр. 720, л. 3 об.). А.М. Купреянов о себе: «<…> Под Костромой в Патино у прадеда была усадьба (или это даже её название). Мой дед, Павел Александрович, жил под Макарьевом-на-Унже и похо­ронен в Мака­рьевском монастыре. Мой отец, артиллерийский офи­цер в армии ге­нерала Брусилова, в 1943 году умер в далёком Ка­захстане. <…> Я себе по ряду причин выбрал необычную профес­сию и больше 40 лет проработал в Цирке в качестве акробата-гим­наста и музыкаль­ного эксцентрика под псевдонимом Флорено (ра­ботал вместе с же­ной Верой Петровной, иногда мы писались Ку­преяновы-Флорено – это уже на эстраде)» (ед. хр. 2269, л. 2, 2 об., 5).
«Умер в далёком Казахстане» – означает, что М.П. Купреянов был репрессирован и умер в ссылке.
Павел Александрович Купреянов (1828–1894) – полковник, участник Венгерской кампании и покорения Кавказа; Макарьевский уездный предводитель дворянства (ед. хр. 690, л. 5, 15); он же и дед М.С. Михайловой.
Патино – родовая усадьба Купреяновых в Солигаличском уезде.
2 Б.Н. и М.В. Горские. О них см. письмо от 22, 29 августа 1975 г. на стр. 428.
3 А.А. Григоров «послал запрос» Льву Михайловичу Белоруссо­ву. Тот ответил 2 июня: «Из разговора с Г.В. Чистяковым я понял, что от усадьбы Патино ничего уже не осталось. Когда был разобран дом усадебный и куда увезён, он не знает. В 5[…] году оставался ещё каменный фундамент от дома, который разобрали и увезли на постройку МТС в соседнем […]кове*. <…> Мимо усадьбы Патино как-то я проходил в начале 20-х годов. Помещики Купреяновы вообще здесь не жили. (Перед революцией усадьба Патино принадлежала уже Шиповым и управляющим её был некто Рябинин.) Помню, в Патине, в саду, росли кедры. Что сейчас там – не знаю. Узнаю – сообщу. Каменная плита на кладбище села Лосе­ва на могиле Купреянова Александра Яковлевича (1786–1860) сохранилась, о чём я Вам уже писал» (ед. хр. 2223, л. 41 об., 43).
Гавриил Васильевич Чистяков (р. 1932) – директор восьмилет­ней Лосевской школы, живёт в Лосеве. В июне 2008 г. Г.В. Чистя­ков сообщил, что в 1951 г. фундамент дома был перевезён в быв­шую усадьбу Щулепниковых Тресково на строительство кузницы для Корцовской МТС. В 60-е гг. кузницу «нарушили».
4 Прадед М.С. Михайловой.
_____
* Письма Л.М. Белоруссова обгорели. В цитируемом предложе­нии отсутствует вторая цифра, идущая после цифры «5», и часть названия соседнего с Патином селения.

~ • ~
12 июня 1975 года
г. Кострома

Многоуважаемая Мария Сергеевна!

Ваше письмо от 4 июня с/г я получил, спасибо Вам за него. Я очень рад, что доставил Вам некоторое удоволь­ствие своими сведениями и присылкой материалов.

Относительно возможной нашей с женой поездки в Горький, то она, если и состоится, то никак не раньше нача­ла сентября. Летом у нас всегда приезжают в гости родные и друзья из Москвы, кроме того, хочется полнее использо­вать наше короткое, но такое часто прекрасное лето, что поездки всегда мы переносим на другое время.

Посылаю Вам на память небольшую книжку, кото­рую я когда-то написал в содружестве с одним истори­ком-архивистом1, ныне он работает зам. директора по научной части этой усадьбы «Щелыково».

Вы в своём письме пишете про Шиповых. Я хорошо знаю эту фамилию и поныне не теряю связи с 92-х летним старцем Сергеем Дмитриевичем Шиповым, живущим в Москве2.

Того поколения, что Вы упоминаете, были братья:

1. Сергей Павлович, 1790–1876. Сенатор, генерал от инфантерии. В молодости был членом Союза Благоден­ствия, но потом отошёл от этой деятельности. Был женат на графине Анне Евграфовне Комаровской. Оба они похоронены в Донском монастыре, в Москве.

2. Иван Павлович, генерал-майор. Тоже в молодости участник Союза Благоденствия, но, как и Сергей Павлович, не привлекался по делу декабристов. Род. 1793, ум. 1845. Женат на Ольге Авдиевне Супоневой. Его внук, Авдий Ива­нович Шипов, был долго (с 1880 по 1902) Костромским гу­бернским предводителем дворянства. Похоронен в Ярослав­ском Толгском монастыре3.

3. Александр Павлович, 1800–18734. Действитель­ный статский советник, видный общественный деятель и промышленник. Женат на Клеопатре Герасимовне Сытиной, внучке Якова Дмитриевича Купреянова, Вашего прадеда5. Мать Клеопатры Герасимовны, Павла Яковлевна Купреяно­ва, в 1815 году вышла замуж за подполковника Г.М. Сыти­на, в 1819 году, вскоре после рождения дочери, овдовела. Её муж, Г.М. Сытин, был героем одного из сражений Отече­ственной войны 1812 г. – сражения под Салтановкой, опи­санного Л.Н. Толстым в «Войне и мире»; в этом сражении отличился генерал Н. Раевский, со своими, ещё совсем юными мальчиками-сыновьями. Г.М. Сытин имел грамоты о награждении за этот же подвиг за подписью князя П.И. Ба­гратиона, копии их у меня есть. Сын Александра Павловича и Клеопатры Герасимовны Шиповых, Александр Алексан­дрович Шипов, был женат на Наталии Васильевне Щулеп­никовой, двоюродной сестре Вашей бабушки, Ольги Алек­сандровны6.

4. Дмитрий Павлович, 1805–1882. Видный обще­ственный и промышленный деятель. 1-я жена Анна Алексе­евна Дьякова (1820–1848), и 2-я жена Мария Густавовна, она же Жозефина Кронгиельм, † 1907. Анна Алексеевна по­хоронена в с. Лосеве, где находятся могилы Ваших пред­ков.

5. Николай Павлович, 1806–1887. Действительный статский советник. Женат на Дарье Алексеевне Окуловой, родственнице Вашей прабабушки Елизаветы Николаевны Окуловой. Его внук – ныне здравствующий Сергей Николае­вич7, мой знакомый, родился в 1885 г.

6. Мария Павловна, 1792–1870. Замужем за камерге­ром Н.Н. Леонтьевым. Фрейлина Высочайшего двора. На­чальница Смольного института.

7. Надежда Павловна, 1795–1877, замужем за дей­ствительным статским советником А.А. Шульц, убитым кре­стьянами в своём поместье в Юрьевецком уезде Костром­ской губернии 15 мая 1842 г.

8. Домна Павловна, 1802–1862, замужем за полков­ником Степаном Веселовским.

9. Елизавета Павловна, 1796–1889, девица, её моги­ла в селе Лосеве.

Все они дети Павла Антоновича Шипова и его жены, Елизаветы Сергеевны Щулепниковой. Их усадьба называ­лась «Бельково», в том же приходе, что и Патино Купрея­новых – в Лосеве.

Сестра Павла Антоновича была замужем за полков­ником Сергеем Фёдоровичем Купреяновым, Костромским гу­бернским предводителем дворянства два раза – 1815–1818 и 1830–1848.

Как видите, Купреяновы, Шиповы и Щулепниковы – все связаны родством. Усадьба Щулепниковых, Тресково, была также в том же приходе Лосево.

Вообще, я располагаю очень большим запасом сведе­ний о многих видных представителях наших Костромских фамилий и могу, если это кому-либо интересно, многое по­ведать о старине. Все, или почти все, фамилии, связанные родством с Купреяновыми, мне известны, и про многих я могу кое-что написать. А род Шиповых мною разработан очень полно, так я думаю, после изучения всех Патинских бумаг, разработать и род Купреяновых; из Купреяновых тоже много было таких, о которых можно и должно писать.

Вот видите, какое получилось большое письмо.

Не знаю уж, интересно ли Вам читать всё такое про Шиповых; как я полагаю, Вы ведь с ними не знакомы? А я когда-то учился вместе и был в одном классе с одним из фамилии Шиповых.

На этом и кончу.

Буду рад, если на этом наша с Вами переписка не остановится в предвидении будущей встречи в Горьком.

Большой поклон Вашей сестрице8.

Искренне уважающий Вас А. Григоров.

Напишите, какое родство и через кого у Купреяно­вых с художницей Елизаветой БЁМ9?

А. Г.

~ • ~
24 июня 1975 года
г. Кострома

Многоуважаемая Мария Сергеевна!

Спасибо Вам за Ваше письмо от 20/VI и за все сооб­щаемые в нём сведения. Мне всё это интересно, и я всегда бываю рад получить новые сведения о тех лицах, которые когда-то жили и что-то делали; и так как теперь уже очень мало осталось нас, людей, захвативших другое время, то тем более дороги всякие строчки, ибо скоро некому уже будет сообщать и некому получать эти сообщения.

Теперь отвечу на некоторые Ваши вопросы. Да, я сын Александра Митрофановича Григорова, бывшего пред­седателем Кинешемской земской управы, а потом, с 1910 по 1917 г., председателем той же управы был его брат, а мой дядя, Дмитрий Митрофанович. Все наши имели очень пря­мое и близкое отношение к земству как уездному Кинешем­скому, так и к губернскому. Так что Ваш папа несомненно знал и моего отца, и дядю и других. И были не только две усадьбы – Александровское (где я родился и где прошли мои молодые, лучше сказать, юные годы) и Ново-По­кровское, это моего двоюродного дяди. Но были ещё и дру­гие: Берёзовка (старинная вотчина моих предков), Ма­рьинское, Магуриха – это всё в том же Кинешемском уез­де, на левом берегу Волги. Так что Вы ничего не спутали.

Теперь про Вишневских. Эти Вишневские, наши не­дальние соседи, не имели отношения к семье Вишневских, из которой вышел декабрист Ф.Г. Вишневский. Наши Виш­невские – потомки какого-то украинского казацкого полков­ника; Гавриил Николаевич был женат на графине Марии Александровне Толстой, дальней родственнице Льва Нико­лаевича. А про семью декабриста Ф.Г. Вишневского я могу сообщить вот что: у Фёдора Гавриловича были сёстры:

1.Ульяна Гавриловна, про которую Вы пишете и знае­те про её мужа, В.А. Глинку.

2. Прасковья Гавриловна, бывшая женой (первой) ге­нерала Владимира Николаевича Лермонтова, дальнего роди­ча поэта.

3. Вера Гавриловна, бывшая замужем за князем М.М. Долгоруковым. От их брака родилась Екатерина Ми­хайловна княжна Долгорукова, бывшая второй (морганати­ческой) супругой императора Александра II. У них было трое детей: Ольга Александровна, замужем за графом Геор­гием Меренберг, внуком А.С. Пушкина, сыном Натальи Александровны (по первому мужу – Дубельт, а по второму – бывшая за принцем Николаем Нассаусским, но не имев­шая права на этот титул и носившая фамилию и титул гра­фини Меренберг).

Ольга Александровна род. в 1873, замужем с 1895. Граф Георг Николай Меренберг род. 1871, ум. 1945.

Морганатическая супруга Александра II носила ти­тул и фамилию княгини Юрьевской. Двое её других детей – Ека­терина Александровна княжна Юрьевская, род. 1878, заму­жем за князем А.В. Барятинским. Сын Георгий Александров­ич князь Юрьевский род. 1872 г., судьбы его я не знаю.

И последняя сестра, Мария Гавриловна Вишневская, была замужем за титулярным советником Алексеем Стахее­вичем Телепневым, сыном генерала Стахея (вероятно Еста­фия) Телепнева и Анны Сергеевны Лермонтовой, тоже даль­ней родственницы поэта, дочери поручика Сергея Михайло­вича Лермонтова и его жены Елены Васильевны, урождён­ной Куломзиной. Недавно был обнаружен портрет Анны Сергеевны Лермонтовой, в возрасте 12–14 лет, это в собра­нии так называемых «Солигаличских находок»; портреты эти публиковались в «Огоньке», в «Москве» и вышли отдельной книжкой в красках.

Отец декабриста Ф.Г. Вишневского имел чин кол­лежского советника и служил кем-то в Казани, а мать со­держала пансион для девиц в Казани. Отец имел какое-то отношение к Казанскому университету1.

Умер Ф.Г. Вишневский 23/IV 1863 и погребён в г. Москве на кладбище Алексеевского монастыря.

Кроме того, в нашей же Костромской губернии был и другой ещё Фёдор Гаврилович Вишневский, полковник, помещик бывшего Луховского (потом Юрьевецкого) уезда. А декабрист Фёдор Гаврилович имел усадьбу в Буйском уезде2, которую продал в 1846 году и поселился в Москве. Он был в 1832 году восстановлен в чине и в звании и слу­жил потом какое-то время у своего зятя, Глинки, на Урале. А наши же Вишневские (Кинешемские) – я их всех хорошо знал – были весьма далеки от всяких декабристских и подобным им дел.

Теперь мне ясно из Вашего письма, какое отношение к Купреяновым имеет художница Елизавета Бём, которой много открыток сохранилось у меня до сих пор3.

Про деятельность Дмитрия Ивановича Кузьмина4 я ничего не знаю, поэтому и Вам прояснить ничего не могу.

Теперь отвечу на Ваш последний вопрос. Мою жену зовут Мария Григорьевна, она дочь Григория Фёдоровича Хомутова, недальнего соседа Островских по Щелыкову и друга семьи Островских. С внучкой А.Н. Островского5 моя жена знакома с детских лет, и эта связь не прервалась и до сегодня.

Теперь напишу Вам немножко про Ваших предков – Купреяновых. Как я видел, сведения о ранних Купреяновых восходят лишь к Вашему прадеду, Александру Яковлевичу. О его отце, Вашем пра-прадеде Якове Дмитриевиче, и его жене, кроме дат жизни и смерти, кажется, ничего не знают Московские Купреяновы, Анатолий Михайловичи и Яков Николаевич.

Мне же уже пришлось найти в архиве более подроб­ные сведения, из коих я узнал, что Яков Дмитриевич был в числе строителей Зимнего дворца в СПБ (есть его докумен­ты – аттестат, указ об отставке и др.). А его отец, Дмитрий Иванович, служил в Черниговском пехотном полку в чине капитана, женат был на своей же родственнице, Ксении Иудишне Купреяновой (есть его документы), а пра-пра-пра-прадед, Иван Никитич, был в 1754 г. Свияжским и Ца­ревококшайским воеводой, женат был на Анне Тимофеевне Ру­диной, есть даже «сговорная запись» на выдачу замуж этой Анны Тимофеевны Рудиной за И.Н. Купреянова.

Интересно также завещание Якова Дмитриевича Ку­преянова. К моменту составления этого завещания, 1838 г., у него было в живых три сына – Александр Яковлевич, Ваш прадед, Николай Яковлевич, генерал-майор, участник Бородинского сражения и георгиевский кавалер, женатый на Софье Ивановне Темировой и имевший двух дочерей, Анастасию и Софью, и Павел Яковлевич, генерал от инфан­терии, женатый на Марии Петровне (фамилию её девичью я ещё не установил), тоже участник Бородинского сражения и георгиевский кавалер. У него была единственная дочь, Ва­ренька, вышедшая замуж за Рижского купца 1-й гильдии, Христиана-Генриха Вермана. По ходатайству перед импера­тором Николаем Павловичем П.Я. Купреянова Высочайше было соизволено внуку генерала П.Я. Купреянова, за его заслуги, носить фамилию не Верман, а Купреянов, а его отцу, Христиану Верману было пожаловано потомственное дворянство. Сохранились письма Николая Яковлевича и Павла Яковлевича и их жён, Софии Ивановны и Марии Петровны, к Якову Дмитриевичу, я их читал, они имеют даты 1832–1833 гг.6

Николай Яковлевич имел поместье в Сумском уезде Харьковской губернии, а Павел Яковлевич в Тамбовской, Московской и др. Кроме того, Павел Яковлевич имел дом в СПБ на Васильевском острове, 7-я линия, и сам Яков Дмит­риевич тоже имел свой дом в СПБ в Рожественской части. По завещанию, Яков Дмитриевич все свои имения отдал сыну, Александру Яковлевичу – Макарьевское, и Солига­личское, и Вологодское имения, а Павлу Яковлевичу выдал наличными 100 тыс. руб., а Николаю Яковлевичу 135 тыс. руб. Замужняя дочь, Павла Яковлевна Сытина, получила в 1815 году при выходе замуж за полковника Г.М. Сытина всё, что ей следовало, и доли в этом завещании не имела. Также и замужняя дочь Наталия Яковлевна не имела доли в этом завещании, ибо ей ещё и ранее, в 1820 году, было выделено Чухломское имение, дом в г. Костроме и 10 тыс. рублей.

Других сыновей у Я.Д. Купреянова в это время уже не было в живых. Старший Дмитрий, служивший в Балтий­ском флоте на фрегате «Феодосий Тотемский», утонул в де­кабре 1811 г., а Пётр Яковлевич, тоже моряк, участник вой­ны 1812–14 гг., неженатым умер в 1835 году в Воло­годском имении отца, в Кадниковском уезде.

Сейчас разбираюсь в более древних представителях этого многочисленного рода, ведь у меня уже подходит чис­ло Купреяновых к 350 человек!

Но чем глубже в века, тем меньше сведений, по кру­пинкам приходится собирать; хотя документов и много, но они так ветхи и так трудно читаются, что не знаю уж, когда с этим всем и закончу.

Сохранилось много интересных документов, напри­мер, описание библиотеки в Патине, записки Дмитрия Яковлевича Купреянова о войне с Англией и Швецией в 1808 году и многое другое. И я с большим интересом зани­маюсь всем этим. Ещё предстоит рассмотреть интересное дело Святейшего Синода об увещевании П.Я. Купреянова и его жены, которые должны были разойтись, и само дело об их разводе. Вот какое и я набросал Вам длинное письмо!

Спрашивайте, что Вам хочется знать, у меня ведь очень много сведений о многих фамилиях собрано.

Я всегда с удовольствием отвечу на Ваши любые во­просы, касающиеся до той или иной дворянской фамилии, преимущественно, конечно, нашей, Костромской губернии.

Посылаю Вам и Наталии Сергеевне свой привет от себя и от Марии Григорьевны.

А. Гр-в.

~ • ~
10 июля 1975 года
г. Кострома

Многоуважаемая Мария Сергеевна!

Очень рад был получить от Вас письмо, писанное 6/VII, и благодарю Вас за все сведения, которые я почерп­нул из этого Вашего письма. Мне дороги всякие крупицы сведений обо всех наших дворянских Костромских фамили­ях, и из этих крупинок постепенно составляется довольно большое и интересное (для меня, во всяком случае) «произ­ведение». Я уже написал такие «произведения» по ряду фа­милий – Шиповы, Лермонтовы, Пушкины, Катенины, Щу­лепниковы, Яковлевы и некоторые другие, и сейчас упорно тружусь над Купреяновыми, и это, кажется, будет для меня очень трудным делом, ибо представителей этого рода в ХVII–ХVIII веках было великое множество, правда, в даль­нейшем большое потомство оставил только Ваш прадед, Александр Яковлевич; множество линий давно пресеклось, иные же ушли из поля зрения моего, как жившие в других губерниях и потерявшие связь с «прародиной».

У нас, то есть у дочери с зятем, есть тоже сад, и в нём очень хороший домик, где дочь с зятем и живут с ран­ней весны и до поздней осени. И у них тоже ягоды, цветы; клубники было нынче много, теперь другие ягоды – сморо­дина, крыжовник, а вот вишен и слив нынче не будет, ещё с весны какие-то вредители объели всю зелень. Яблоки бу­дут, но не так много, как в прошлом году. Но мы со стару­хой своей уже не можем принимать участия в садовых ра­ботах, я уже давненько, а жена уже два года как ничего там не дела­ет, вернее, хочет делать, да не может. Она ведь тоже, как и Вы, имеет «наследственную тягу» к земле, как, впрочем, и я. Но я очень увлечён своими «раскопками» в архивах, и сейчас постепенно ослабела уже эта моя «тяга к земле».
Теперь немножко дополню о Купреяновых, то, чего Вы, наверное, не знаете. Сперва, чтобы закончить о Павле Яковлевиче. Я «дознался» до его жены. Это была Мария Петровна Мальшина, Симбирская или Пензенская помещи­ца, владевшая после раздела отцовского имения там имени­ем на реке Суре, свыше 5000 десятин (село Березники). Вы­шла она за­муж за П.Я. Купреянова 30 сентября 1821 года и имела од­ну всего дочь, Вареньку, учившуюся в Смольном институ­те.

Брак сей был несчастливым. Павел Яковлевич всё свое время отдавал своей должности, будучи отличным вое­начальником, но в то же время, очевидно, был очень довер­чивым и мало уделял внимания своей супруге. Последняя же, очевидно, судя по прочитанным мною документам, не слишком заботилась о своей репутации и, считая своего су­пруга доверчивым и любящим и очень непрактичным в жи­тейских делах, употребила во зло его любовь и доверчи­вость. Сам Павел Яковлевич с 1830 г. постоянно находился в Польше или Литве, а жена его оставалась в Москве, где, имея от мужа полную доверенность на управление его имениями (а он имел большие имения, и лишь незадолго ему перешло от князя Долгорукова большущее имение в Бронницком уезде, под Москвой, село Лобаново, с 800 душ мужского пола крепостных; это имение перешло Павлу Яковлевичу от Долгорукова за долги последнего, он был должен Павлу Яковлевичу свыше 110 тысяч руб.), употребила во зло доверенность мужа, начала продавать крепостных из этого Лобанова, а к тому же обзавелась любовником – неким «мерзавцем», как его аттестовал доверенный адвокат Павла Яковлевича, – канцеляристом Владимиром Гусятниковым, пригласила этого «мерзавца» в качестве «управляющего» имением Павла Яковлевича и вместе с ним прокучивала мужнино имение. На многочисленные письменные призывы мужа своего приехать к нему в Польшу она разными случаями отговаривалась, пока сам Павел Яковлевич, получивший ряд анонимных писем от каких-то «доброжелателей», не приехал в Москву и сам не убедился в дурном поведении своей супруги. Однако, обладая очень мягким характером и любя свою жену, он встал было на путь примирения, но Мария Петровна получила в этом лишь ещё одно «доказательство», с её стороны, правоты в том, что муж её слеп и его должно обманывать и обворовывать. Своё приданое имение она давно заложила и деньги прожила со своим Гусятниковым. Тогда, видя невозможность обратить жену на путь истинный, Павел Яковлевич обратился к Государю, прося его защиты в чести и правах от неверной жены. Николай I повелел дочь Варвару взять от матери и поместить в Смольный и запретить матери видеться с дочерью, а в части измены жены, велел передать Павлу Яковлевичу, что он не может быть судьёй между мужем и женой и это дело может разрешить лишь Святейший Синод. Павел Яковлевич и обратился туда, но Мария Петровна, в свою очередь, направила в Синод кляузу, что якобы её муж хочет бросить и жениться на другой и поэтому она просит Синод уговорить мужа, чтобы он вернулся к ней. Я читал лишь «увещевание» Святейшего Синода, где Синод, призна­вая всё порочное поведение Марии Петровны, уговаривает Павла Яковлевича не требовать развода и к тому же встав­ляет строчку, что якобы и сам Павел Яковлевич «не без греха», по словам его же супруги. Дальнейшего конца этого дела я не нашёл, но, видно, всё-таки супруги вскоре разо­шлись. Приезжал, пробуя помирить супругов, и Ваш прадед, Александр Яковлевич, пробовали воздействовать на Марию Петровну и другие родные Павла Яковлевича – Окуловы, но ничего не помогло. А, между прочим, Мария Петровна была не из дурной семьи, и её сестра Екатерина Петровна была замужем за штабс-ротмистром Араповым, родственни­ком вдовы А.С. Пушкина по браку её дочери с другим Ара­повым. Но это уже другое дело.

Поэтому для меня и не удивительно, что в семье Ку­преяновых не было разговоров и воспоминаний о супруге Павла Яковлевича. Такое же примерно [положение], мало делающее чести участвовавшим в нём людям, имело место в семье наших Костромских Пушкиных, тоже в семье не было никаких воспоминаний и разговоров, ибо это никому не доставляло удовольствия1.

Теперь Вернере и Бреверне. Я, конечно, не могу ска­зать ничего с уверенностью, но думаю, что Бреверн не име­ет связи с Вернером2.

Теперь относительно Щульц. Это были близкие дру­зья – Ваш прадед, Александр Яковлевич, и соседка, Наде­жда Павловна, урождённая Шипова, вышедшая замуж за Антона Александровича фон Шульц, действительного стат­ского советника, убитого крестьянами 15 мая 1842 года в имении Лепёшково3 Юрьевецкого уезда, которое он, Щульц, купил у князя Черкасского. У него был сын, Павел Антоно­вич, стало быть, это сын Надежды Павловны, женат он был на Анастасии Михайловне Юзефович, и у них был сын Сер­гей Павлович, который и женат был на Наталии Геннади­евне Карцевой. Шиповы были соседями Купреяновых, и между ними была не только дружба, но и родство. Племян­ница Вашего прадеда, Клеопатра Герасимовна Сытина, была женою Александра Павловича Шипова, брата Надежды Павловны Шульц. В библиотеке Вашего прадеда было много книг, на которых есть записи о дарении их и самой Надеждой Павловной, и Александром Павловичем.

Теперь о Карцевых. Я эту фамилию знаю хорошо. Был когда-то Василий Степанович Карцев, родился он в 1786 г., был участником сражения при Гейльсберге в 1807 году и в том же году был участником заключения мирного договора с Наполеоном, в Тильзите; это хорошо описано Л.Н. Толстым в «Войне и Мире». Ему и принадлежало Ва­сильевское, чуть ниже Костромы, но на левом, а не на пра­вом берегу Волги. Ныне вошло в черту города Костромы. Там теперь колония малолетних преступников. Женат этот Василий Степанович был на княжне Варваре Фёдоровне Щербатовой, родная сестра которой была замужем за дека­бристом Фёдором Ивановичем4 князем Шаховским. У Васи­лия Степановича были братья – Алексей, майор, Дмитрий, поручик, Николай, титулярный советник, и Павел, генерал, Рязанский губернатор, женатый на Екатерине Николаевне Беклешовой. Он родился в 1785 г., и ещё Михаил, род. 1793, женат на Александре Ивановне фон Графен, и Пётр Степанович, род. 1787 г.

У Василия Степановича был сын Геннадий, род. 1825, женат два раза: 1-я жена Екатерина Силишна (не знаю, какого она рода), а вторая – графиня Бенкендорф На­талия Александровна, дочь известного Александра Христо­форовича Бенкендорф, героя Отечественной войны 1812 года, а затем шефа жандармов и начальника III-го отделе­ния. Ему, Геннадию Васильевичу, принадлежал самый тогда большой дом в Костроме, это гостиница «Старый двор», су­ществующая и поныне, но уже под другим названием5.

Это был тогда единственный в Костроме трёхэтаж­ный каменный дом. Вот этого Геннадия Васильевича дочь Наталия и была женой упомянутого выше Сергея Павлови­ча Шульц. Я знаком с С.Д. Шиповым, одним из последних представителей этого рода, ему 90 лет, он живёт в Москве и до сего дня поддерживает связь с Шульцами, которые, по его словам, живут в Ленинграде6.

Сергей Васильевич Карцев, брат Геннадия, был же­нат на княжне Марии Платоновне Ширинской-Шихматовой. Князья Ширинские-Шихматовы были товарищами Вашего прадеда по Морскому корпусу и по флотской службе. И с ними он не терял дружбы и позже. В библиотеке Вашего прадеда было немало книг с дарственными надписями всех братьев Ширинских-Шихматовых. Двое или трое из них были сами писателями и писали книги, главным образом религиозно-нравственного содержания, и дарили свои книги Вашему прадеду.

Ещё можно сказать о дочери Дмитрия Степановича. Это была София Дмитриевна Карцева, вышедшая замуж за декабриста князя Александра Николаевича Вяземского тоже нашего Костромича. Она была его второй женой, первая его жена была Римская-Корсакова, кажется, Александра Алек­сандровна7. А Люда Карцева, род. 1900 г., дочерь Ивана Дмитриевича Карцева, внука Дмитрия Степановича (см. выше).­­­­­

Теперь о Караваеве. Усадьба Караваево, где ныне знаменитый совхоз, до революции принадлежала какой-то генеральше Усовой, кто такая она была – не знаю, а до неё у Караваева было множество владельцев; на протяжении всего XIX века она переходила из рук в руки, тут был ка­кой-то барон Фон Гревениц и много других, всех их я и не упомню.

Теперь о Ваших предках. Даты смерти и рождения дальних предков почти нигде не указаны, только можно на­ходить даты, имеющиеся на том или ином документе, что может служить лишь основанием для того, чтобы быть уве­ренным, что данное лицо было в живых в этот год. Первые даты вполне достоверные – это 1615 год, Богдан Купреянов и его дети. Внук Богдана, Василий Фёдорович, умер в 1678 году, а его сын Макар Васильевич упоминается в ус. Пати­но в 1686 году. О Никите Макаровиче нет ни одной даты, а его сын Иван Никитич в 1743 г. капрал лейб-гвардии Преоб­раженского полка, в 1752 г. произведён в поручики. Умер он, очевидно, в 1781 году, так как в этом году его наслед­ство делили сын Семён Иванович и внук Яков Дмитриевич, отец Вашего прадеда. Дмитрий Иванович умер раньше свое­го отца. Дата его смерти может быть установлена лишь предположительно, около 1770 года. Но он не был, по-види­мому, в числе фаворитов Екатерины II. Он занимал скром­ную должность капитана (чин получен при отставке) в 1766 году в Черниговском пехотном полку, стоявшем в провин­ции, а не в Петербурге. Вообще, о нём очень мало сохрани­лось документов, не то что о его деде и сыне.

Яков Дмитриевич родился 23/IV 1754, умер 18/II 1843. Его жена, Клеопатра Александровна, урождённая Юрьева, родилась 18/II 1762 г., умерла 24/Х 1818 года. Имение в Кадниковском уезде – это было имение Юрьевых и по «приданству» перешло к Я.Д. Купреянову. Даты ро­ждения и смерти детей Якова Дмитриевича и детей Алек­сандра Яковлевича, как Вы пишете, Вам известны, поэтому я их не пишу. А вот мне известны далеко не все даты ро­ждений и смертей многих позднейших Купреяновых, начи­ная с детей Александра Яковлевича, и если Вы мне сообщи­те всё, что Вам известно, то я буду Вам весьма призна­телен.

Ещё много мне предстоит узнать нового о Вашей се­мье, из огромного Купреяновского архива, надеюсь всё же к Новому году всё закончить. И тогда Вас я ознакомлю со всем сделанным.

Спасибо от Марии Григорьевны и от меня Вам и На­талии Сергеевне за привет. Отвечаем мы оба тем же с поже­ланием здоровья.

Уважающий Вас А. Григоров.

1 См. письмо к Н.К. Телетовой от 5 апреля 1979 г. на стр. 368 и прим. 1 к нему.

2 Правильно: Верманом. Дочь Варвары Павловны Верман, Варвара Христиановна, вышла замуж за коллежского асессора фон Бреверна (сообщено Н.Я. Купреяновым).

3 А.А. Григоров называет это имение Лепёшкином (ед. хр. 1726, л. 1). В справочнике «Списки населенных мест Российской империи. Т. XVIII. Костромская губерния: Список населенных мест по сведениям 1870–72 годов» (СПб., 1877) – тоже Лепёшкино.

4 Правильно: Петровичем.

5 Другое название – «Центральная». Ныне историческое назва­ние «Старый двор» возвращено.

6 Один из них – Сергей Сергеевич Шульц (1899–?). На его се­стре Наталье Сергеевне (1892–?) был женат дядя М.С. Купреяно­вой Яков Павлович Купреянов (1886–1931) (ед. хр. 1726, л. 1).

7 О А.Н. Вяземском и его жёнах см. письмо к М.В. Смирнову от 12 августа 1987 г. на стр. 169.

~ • ~
24 июля 1975 года
г. Кострома

Многоуважаемая Мария Сергеевна!

Я получил Ваше письмо от 20/VII и благодарен Вам за все сведения, что Вы мне сообщаете. Мне хочется иметь возможно больше сведений о семье Купреяновых и их роди­чах, и, может быть, со временем напишется большая «исто­рия» этой фамилии, на основании всех собранных мною све­дений в разных архивах и от живых представителей этой фамилии. Я продолжаю копаться в архиве Купреяновых и теперь как бы сделался «знаком» с Александром Яковлеви­чем и другими, его братьями и сёстрами, ибо наибольшая часть документов – это письма, собственноручные записи Александра Яковлевича и его документы. Всё это очень ин­тересно. Так же интересны и записи его брата, Петра Яковлевича, и многих других.

Из этих же материалов я наконец узнал – какая родня были Лермонтовы с Купреяновыми, ибо в письмах А.Я. Купреянова к Марии Юрьевне Лермонтовой и А.А. Ка­тенину Александр Яковлевич называет всегда первую «тётушкой», а второго, «братцем»1.

Теперь я узнал из ряда документов, что жена Якова Дмитриевича, Клеопатра Александровна, была дочерью Александра Михайловича Юрьева и его жены, Павлы Мат­веевны Лермонтовой, по первому мужу Юрьевой, а по 2-му-мужу Ртищевой. Вот откуда в роду Купреяновых есть имя «Павла». Это, как и «Клеопатра», родовое имя. Нашлась и купчая от 1780 г. на Вологодское имение в Кадниковском уезде, где была впоследствии построена усадьба Василько­во. Это имение было куплено у княжны Е.П. Козловской Павлой Матвеевной Лермонтовой и потом дано в приданое её дочери от 1-го брака, Клеопатре Александровне, при вы­ходе её замуж за Я.Д. Купреянова. Стало быть, раз Павла Матвеевна – бабушка А.Я. Купреянова, то племянница Пав­лы Матвеевны, Мария Юрьевна Лермонтова, и может назы­ваться «тётушкой», ибо и есть на самом деле двоюродная тётушка, и также сын Ирины Юрьевны Лермонтовой, А.А. Катенин, будет троюродным братом Александру Яковлеви­чу. Так что эта загадка разрешена.

Стало быть, Кадниковское (Вологодское) имение «до­шло» Александру Яковлевичу от его матери.

Елена Александровна Купреянова с Екатериной Ни­колаевной жили постоянно в Костроме2, их дом был на бывшей Никольской улице, и он стоит до сих пор. Этот дом принадлежал раньше Наталии Яковлевне Купреяновой, не­замужней сестре Александра Яковлевича, 1797–1871 (?), всё имение которой ею было завещано племянникам, Павлу и Николаю – Вашему деду и его брату3 – и их незамужней сестре Елене. Моя двоюродная сестра, дочь И.В. Щулепни­кова – стало быть, Ваша троюродная сестра – Лиля4, когда училась в Костроме, в Григоровской гимназии, часто бывала у своей двоюродной бабушки, Елены Александров­ны, в этом доме.

Теперь два слова о Ендогуровых, или, как их в по­следние годы перед революцией почему-то стали писать, «Эндауровых»5. Это известная старая дворянская фамилия Вологодской и Ярославской губерний. В нашей, Костром­ской, губернии мне эта фамилия в качестве владельцев зем­ли не встречалась. В XVIII и до конца XIX века во всех официальных документах она писалась не «Эндауровы», а «Ендогуровы». Так записан и в брачной обыскной книге церкви с. Владычного Пошехонского уезда Ярославской гу­бернии свидетель при совершении брака А.Я. Купреянова с Е.Н. Окуловой 22 октября 1822 г. Так записан тот же И.Н. Ендогуров при крестинах Клеопатры Александровны Купрея­новой 17/XII 1825 г.

А вот с конца XIX века почему-то стали представи­тели того же рода писаться «Эндауровы».

Очень интересны личные записи А.Я. Купреянова, письма его сестры Павлы Яковлевны, из которых я узнал об обстоятельствах смерти Дмитрия Яковлевича, про кото­рого только у меня была запись из его послужного списка, что он утонул в 1811 году.

Когда закончу с этим всем и всё перенесу на бумагу, то постараюсь Вам представить для «обозрения», равно как и Вашему кузену Анатолию Михайловичу, от которого из­редка имею весточки. Собираю также и фото – есть уже дом в Патино, церковь в Лосеве, где находятся могилы многих Ваших предков; достал две фотокарточки Мартьяна Прокофьевича Купреянова, дальнего родича Патинских Ку­преяновых, весьма примечательной личности6; надеюсь и ещё что-нибудь найти. В архиве Купреяновых есть три фотографии лиц женского пола, одна девочка лет 12-ти и две молодые женщины, но они без подписей, лишь на одной есть надпись, что эта фотография даётся на долгую память, но кому – не указано, а от кого – подпись неразборчива.

Так что всякие сведения и даты, касающиеся ко­го-либо из Ваших родных, будут мне кстати, и я заранее Вас благодарю.

У нас погода наконец изменилась. После более чем месяца всё иссушающей засухи, наконец прошли большие дожди и уже вот идут третий день, так что появилась наде­жда на грибы. Мы уже побывали в лесу и набрали немнож­ко маслят, а также чудесной лесной малины, которая нын­че, несмотря на засуху, уродилась отлично, только малость мелка. Но так же душиста и вкусна; пожалуй, ещё и слаще иного года.

На этом и закончу на сей раз. Шлю Вам и Наталии Сергеевне свой привет и ещё раз благодарю Вас.

Искренне уважающий А. Гр-в.

Надпись на могиле Якова Дмитриевича и Клеопатры Александровны КУПРЕЯНОВЫХ в ограде церкви в с. Ло­севе Солигаличского уезда

«ВО ИМЯ ЖИВОТВОРЯЩЕЙ ТРОИЦЫ, до жизни будущего века, покоится здесь прах поручика Якова Дмит­риевича КУПРЕЯНОВА, преставившегося от преходящего числа оного месяца, ко всеблагому источнику всех существ 1843 года февраля 18.

Родился 1754 г7. апреля 23. Жития его было 89 лет 9 месяцев и 26 дней. И супруги его, Клеопатры Алексан­дровны урожденной Юрьевой, преставившейся 1818 года октября 24. Родилась 1762 года февраля 12. Жития ея было 56 лет 9 месяцев и 12 дней.

ГОСПОДИ, помяни души рабов твоих Иакова и Клеопатры!»

~ • ~
8 августа 1975 года
г. Кострома

Многоуважаемая Мария Сергеевна!

Ваше письмо от 2/VIII я получил вчера, почему-то оно шло необычно долго, всегда письма из Горького я по­лучаю на второй-третий день. Благодарю Вас за все сведе­ния, что Вы мне сообщили в этом письме1. Мне ценно вся­кое, даже мелкое, пустяшное, ибо из мелочей собирается и большее. Конечно, большая часть дат, указываемых Вами в этом письме, мне известна, но далеко не все, так что всё это ценно.

Кое в чём мои сведения расходятся с Вашими, в ме­лочах, но не это главное, а то, что Вы не отказали мне в любезности сообщить всё то, чем Вы сами располагаете. Те­перь постараюсь ответить на все возникшие у Вас и у меня недоумённые вопросы.

Дата рождения Якова Дмитриевича Купреянова. Не­сомненно, это не 1757 год, а 1754, ибо на надгробии указа­но, что прожил он 89 лет, а раз умер он в 1843 г., то, ста­ло быть, и родился в 1754 г. Это также подтверждено многочисленными записями в тетрадях Александра Яковле­вича и Петра Яковлевича, его сыновей.

Второе. Могила Александра Яковлевича находится в Лосеве, и там сохранилась надгробная доска с надписью. Я всё пытаюсь достать фотографию этого надгробия, сам-то не могу туда съездить, но мне обещали сделать фотографию2.

Третье. О Лермонтовых. Прасковьи Яковлевны Лер­монтовой не было никогда на свете. Во всей весьма много­численной фамилии Лермонтовых, с момента появления на Русской земле первого Лермонта – Георга (Джорджа) – в 1613 г., был только один Яков – Яков Евтихиевич, правнук Джорджа, умерший в 1748 году бездетным. Также и из многочисленных жён Лермонтовых не было ни одной «Яковлевны». Упоминаемая Вами Прасковья Яковлевна, имя которой встретилось Вам в документах Якова Дмитриевича, а также и мне встречалось не раз – это Прасковья Яковлевна Ртищева, дочь Павлы Матвеевны Лермонтовой от её второго брака с майором Яковом Петровичем Ртище­вым. Так как она по своей матери и деду – Матвею Юрье­вичу – была из рода Лермонтовых, то, очевидно, как я по­лагаю, и была написана в разных бумагах Яковом Дмитрие­вичем под фамилией Лермонтова. Такие ошибки-описки не раз встречаются в бумагах и Якова Дмитриевича и его сына, Александра Яковлевича.

Значит, эта Прасковья Яковлевна (Ртищева) приходи­лась Матвею Юрьевичу Лермонтову прямой внучкой. (Мат­вею Юрьевичу старшему, а не второму.)

Мария Юрьевна Лермонтова умерла в 1851 году де­вицей, и опекуном её имения после смерти был А.Я. Купре­я­нов, называвший её «тётенькой».

Про Лермонтовых ещё добавлю вот что.

Первый Лермонт (ещё не Лермонтов, а «Лермонт» – Юрий, или Георг, или Джордж) вступил в русскую службу 8 сентября 1613 г. Первая его жена была, видимо, ино­странка, про неё следов нет, а вторая его жена была Екате­рина Фёдоровна, русская, фамилия мне неизвестна.

Этот Лермонт был убит в бою под Смоленском в 1633 или 1634 году. От первого брака у него был сын Пётр Юрьевич, уже писался «Лермонтов», он был в чине ротми­стра, в 1656–57 гг. был воеводой в Саранске. Затем, по переходу в православие, был стольником. Умер в 1679 г. Имя его жены мне неизвестно. Жил он в усадьбе Острож­никово Чухломского уезда.

У него сын Пётр Петрович (линия от Петра Петрови­ча – это совсем уже иная, третья линия) и другой, Евтихий (Юрья) Петрович.

У этого Евтихия было от двух браков три сына и дочь. От первого брака, с Фёклой Матвеевной Перелешиной, родился сын Пётр Евтихиевич, он же Пётр Юрьевич, это пра-прадед поэта Михаила Юрьевича. Жил он в усадьбе Измайлово Солигаличского уезда (впоследствии Чалеевых). Другие дети – от второго брака с Прасковьей Михайловной Белкиной. Яков Юрьевич (Евтихиевич) – секунд-майор Бел­городского драгунского полка, умерший в 1748 г. бездет­ным, и Матвей Юрьевич (старший), поручик Рижского Ки­расирского Минихова полка, потом коллежский асессор, живший в усадьбе Колотилово. Этот Матвей Юрьевич (Ев­тихиевич) (старший) был также женат два раза. Первая его жена – Анисья Васильевна Готовцева, а вторая – Ирина Петровна Бизюкина, дочь подполковника Петра Алексан­дровича Бизюкина. Дочь Юрия Петровича – Екатерина – была замужем за фурьером гвардии Александром Демидо­вичем Усовым.

Следует сказать, что Евтихий Петрович имел двой­ное имя – его звали и Евтихием и Юрьем, и дети его часто писались то «Евтихиевичами», то «Юрьевичами».

Теперь идут уже две линии: одна, от Петра Юрьеви­ча – эта линия поэта. Пётр Юрьевич в 1725 г. был капита­ном лейб-гвардии Преображенского полка, был женат на вдове Матрёне Гавриловне Ларионовой, урождённой Багра­ковой, и имел детей. Юрий Петрович – прадед поэта, жена­тый на Анне Ивановне Боборыкиной, которая являлась внучкой казнённого Петром I-м стольника Матвея Пушки­на3, о котором наш Великий Поэт писал в своей «родослов­ной»:

«Упрямства дух нам всем подгадил.

В свою родню неукротим,

С Петром мой пращур не поладил

И был за то повешен им»4.

Тут наш Великий Поэт не прав: Матвей Пушкин был не повешен, а обезглавлен на Красной площади 4 марта 1697 года за участие в заговоре Цыклера-Соковнина. Так что наш другой великий поэт – Михаил Юрьевич Лер­монтов – в числе своих далёких предков имел и бокового предка А.С. Пушкина, а, мало того, эта Анна Ивановна Лермонтова, урождённая Боборыкина, была внучатной пле­мянницей известной всем боярыни Морозовой, Феодосьи Прокофьевны, которую запечатлел на картине наш извест­ный художник В.И. Суриков. Далее, от Петра Юрьевича пошёл прадед поэта Юрий Петрович, 1729–1789, бывший Галичским уездным предводителем дворянства, у него сын – Пётр Юрьевич, женатый на Анне Васильевне Рыкачёвой и живший в той же усадьбе Измайлово (он продал все свои Костромские имения в 1791–1796 гг. и купил в Тульской губернии ус. Кропотовку), и у него сын опять Юрий Петро­вич, 1787–1831, отец поэта Михаила Юрьевича.

Другая линия – от Матвея Юрьевича (старшего) – сын Юрий Матвеевич, усадьба Колотилово, женат на Федо­сье Кирилловне, урождённой Постниковой (Пётр Яковлевич Купреянов в своих записях её называет «бабушкой»). Этот Юрий Матвеевич был участником Семилетней войны, был ранен под Франкфуртом, служил он в Азовском пехотном полку. Его брат Иван Матвеевич, поручик, убит под Кю­стрином в ту же Семилетнюю войну в 1758 г. Третий брат, Пармен Матвеевич, женатый на дочери адмирала Барш И.Я. Убитый Иван был холостым, а у Пармена была одна только дочь Маргарита, вышедшая замуж за г. Мельгунова.

Дочери:

Наталья Матвеевна, замужем за Иваном Яковлеви­чем Черевиным, Анна Матвеевна – за Иваном Прокофьеви­чем Клементьевым, Павла Матвеевна – в первом браке за Александром Михайловичем Юрьевым. Её дочь от этого брака Клеопатра Александровна – жена Якова Дмитриеви­ча Купреянова с 1783 года. Овдовев, Павла Матвеевна вы­шла вторично за майора Якова Петровича Ртищева и от этого брака имела дочерей Прасковью и Наталью. Павла Матвеевна продала все свои приданые Костромские деревни и уехала жить в имение мужа, Я.П. Ртищева, в ус. Николь­ское Воскресенского уезда, Московской губернии.

У Юрия Матвеевича, жившего в ус. Колотилово, было много детей. Вот они:

Александр Юрьевич, род. 1786.

Николай Юрьевич, мичман, участник сражений Гог­ландского, Выборгского и Красногорского в 1788–1790 гг. и участник похода адмирала Ушакова в Средиземное море и взятия Корфу в 1799 г.

Иван Юрьевич, жена Мария Михайловна НН. Про­дал ус. Колотилово П.А. Катенину в 1824 году и уехал на­всегда в Киев, где у него был дом в самом Киеве и имение «Белояр» в Черкасском уезде.

Матвей Юрьевич (младший), капитан 2 ранга, фли­гель-адъютант императора Павла. Род в 1771 г., жил в ус. Алексино Солигаличского уезда. Жена Дарья Ивановна Юшкова.

Наталья Юрьевна, род.  1785.

Варвара Юрьевна        1770.

Мария Юрьевна    1773–22/I 1851, ус. Бого­явленское Солигаличского уезда. Девица.

Анна Юрьевна            1780, умерла до 1802 г.

Екатерина Юрьевна    1784. Замужем за Семёном Ивановичем Фон-Дервиз.

Елизавета Юрьевна    1786. Замужем за капитан-лейтенантом Иваном Михайловичем Турчановским.

Эти последние упомянуты в записях Петра Яковле­вича Купреянова, он с ними вместе в 1795–97 гг. учился у «бабушки» Федосьи Кирилловны в Колотилове и назвал он их «тётеньками».

Анастасия Юрьевна, род. 1775, замужем за Иваном Ми­хайловичем Назимовым, родственником декабриста Нази­мова5.

Ирина Юрьевна. Замужем за Андреем Фёдоровичем Катениным, родным дядей поэта, критика и писателя, друга А.С. Пушкина и П.А. Вяземского, Павла Александровича Катенина.

Матвей Юрьевич был участником войны с Швецией в 1788–1790 гг. и был одним из любимцев императора Пав­ла, как и три брата Купреяновых из усадьбы Федосово, род­ня и соседи Патинских Купреяновых.

У этого Матвея Юрьевича был свой дом в Костроме и было множество детей, все они были в близких отношени­ях с Патинскими Купреяновыми и, в частности, с Алексан­дром Яковлевичем Купреяновым. Если Вам будет о них ин­тересно знать – то напишу в следующий раз.

Теперь об улице, где жила «бабушка тётя Лиля». Те­перь эта улица называется ул. Свердлова6.

О Ендогуровых. Почему-то Пётр Яковлевич Купрея­нов в своей тетради называет Ивана Николаевича Ендогурова «дядей», из этого я заключаю, что ранее брака Елизаветы Николаевны Ендогуровой с Кузьминым были ка­кие-то связи семей Ендогуровых с Купреяновыми. Это ещё предстоит выяснить.

О Смольяниновых напишу в другой раз. У меня есть кое-какой материал, и ещё поищу в архиве.

Вы пишете, что Николай Иванович Ендогуров был женат на Любови Васильевне Межаковой. А из моих род­ных была «бабушка тётя Лиза» (как мы её называли), Ели­завета Александровна Полозова, урождённая Межакова – дочь Александра Ивановича Межакова и Клеопатры Григо­рьевны, урождённой Баскаковой, его жены. Моя прабабуш­ка, Мария Александровна Полозова (урождённая) была «белль сёр»7– этой «бабушке тёте Лизе».

Теперь о маленьких расхождениях Ваших данных с моими архивными.

1. У Якова Александровича был сын старший, Алек­сандр Яковлевич, род. 8 июля 1852 г. Есть письмо его мате­ри, Горяиновой, к Александру Яковлевичу Купреянову с описанием этого события, со всеми подробностями.

2. По метрике дата рождения Павла Александровича Купреянова 27/ХI 1887 г., а не 1888, как Вы пишете8.

За сведения о Михайловых благодарю.

Последнее – это про жену князя Шаховского, дека­бриста. Её действительно звали Наталия Дмитриевна, а не Фёдоровна, это я ошибся, описался просто.

Вот видите, сколько я «накатал», может быть, Вам всё это и не покажется интересным и важным, а я этому посвящаю своё всё время. И всегда рад поделиться с людь­ми, которые проявляют интерес к таким вещам.

Лермонтовых я «разобрал по косточкам» и нашёл много всякой путаницы и вздора почти во всём, что писа­лось про этот род, в том числе не избежал ошибок и «ма­ститый» Ираклий Андроников.

Постараюсь как-нибудь всё же «протолкнуть» куда-нибудь этот уникальный материал о роде Лермонтовых.

Кажется, осветил все вопросы и на всё дал ответы. Надеюсь, что это письмо Вас ещё захватит до отъезда в Астрахань.

На этом и закончу.

Мария Григорьевна благодарствует за привет и отве­чает тем же.

Поклон и пожелания «счастливого плавания» и благополучного возвращения домой.

Искренне уважающий Вас А. Григоров.

Многоуважаемая Мария Сергеевна!

Ваше письмо от 15/VIII я получил. Ответ пишу за­благовременно и отошлю письмо с расчётом, чтобы оно при­шло к Вам по Вашем возвращении из путешествия1. Поста­раюсь осветить все вопросы, поднятые в Вашем письме. Напрасно Наталия Сергеевна думает, что Вы меня «замучи­ли» Вашими вопросами и запросами. Я всегда с удоволь­ствием поделюсь с Вами, и равно с другими лицами, с кото­рыми меня может связывать столько нитей, и кроме удовле­творения мне такое общение ничего не даст. Теперь немнож­ко про родословную Купреяновых.

1. Вы спрашиваете, откуда в записях Петра Яковлевич­а явился Пётр, сын Богдана. И пишете, что из ар­хивных данных следует, что у Богдана было сыновей трое: Антон, Фёдор, Иван. Но по данным, собранным мною из тех же ар­хивных источников, следует, что были у Богдана ещё и сы­новья Василий и Пётр. И вот, в разных вариантах (а их в архиве очень много), Василий, отец Макара Васильевича, ука­зывается то сыном Фёдора, то Петра. Установить, где правда, – я не могу и оставляю этот вопрос открытым. Сперва и я, как и Вы, считал, что было только трое сыно­вей у Богдана, но, очевидно, в руках Петра Яковлевича был какой-то доку­мент или предание об этом Петре (он же Фёдор?)

2. Про жён. Тут всё ясно. И все допущенные мною ошибки и неточности выверены по документам.

У Ивана Никитича жена Окулина Ивановна, девичья её фамилия неизвестна мне.

У Дмитрия Ивановича жена Анна Тимофеевна, уро­ждённая Рудина. Сохранилась сговорная запись на её заму­жество за Дмитрия Ивановича с перечислением всего ея приданого. Я ошибочно указал её как дочь Тимофея Ивано­вича Купреянова, теперь эту ошибку исправляю. Помог мне в этом найденный документ о сговоре замуж этой Анны Ти­мофеевны, где указано и имя и звание её отца.

Ксения Иудишна была женой Антона Евдокимовича Купреянова, жившего в усадьбе Федосово, в 2-х верстах от Патина. Эта линия Купреяновых идёт от Василия Богдано­вича. Кстати, у одного из Ваших родственников в Москве, Якова Николаевича Купреянова, есть старинная родословная Купреяновых, но не Вашей линии, и там тоже указан у Бо­гдана сын Пётр. А у этого Петра сын Фёдор, у него Васи­лий, у Василия Макар и так далее, значит, появляется лиш­нее уже одно поколение, и Фёдор оказывается в этой родо­словной уже не сыном Богдана, а внуком – сыном Петра. Трудно со всем этим разобраться. Сколько линий Купреяно­вых – столько и родословных.

Кстати, помещённые в «Дворянской родословной книге Костромской губернии» родословия всех линий рода Купреяновых грешат пропусками и всякого рода ошибками и описками – во всём, что касается древних лет; впрочем, это относится и до всех других фамилий, когда идёт дело о XVI и XVII веках; так и знаменитая «Бархатная книга», по внимательном изучении, имеет те же погрешности.

Теперь о Горяиновых. Вы мне уже сообщали о том, что один из Горяиновых был директором театра им. Вахтан­гова, а о том, что за Горяиновым была замужем дочь Ген­надия Васильевича Карцева – не сообщали2. Благодарю Вас за эту подробность.

Относительно покойного П.Н. Лермонтова, кстати, моего однокашника, – мы учились с ним в одном и том же заведении, но он был меня постарше. Это из линии «Острожниковских» Лермонтовых, по названию их родового имения «Острожниково». Это самая отдалённая от поэта ветвь Лермонтовых и самая многочисленная, и есть ещё по­томки этой линии во Франции.

Если Вам будет желательно, то я смогу выслать Вам для чтения (с возвратом) первую часть истории рода Лермонтовых. Вторая часть ещё не готова.

О Кузьминых я Вам, кажется, написал всё, что знаю. У нас, в Костромской губернии, был род Кузьминых; кста­ти, последняя из «Острожниковских Лермонтовых», Олим­пиада Степановна, была замужем во 2-м браке за одним из Кузьминых, и Острожниково принадлежало поэтому перед Революцией Кузьминым, но в каком отношении с Вашими Кузьмиными были эти Кузьмины – у меня сведений нет; может быть, просто однофамильцы, а может быть, такая же отдалённая родня, как покойный П.Н. Лермонтов с поэтом.

Также ничего у меня нет и про Ендогуровых. Кста­ти, известный художник Иван Иванович Ендогуров (1861–1894) не из этой ли семьи Ендогуровых (Эндауровых)? Не знаете ли Вы этого?

Теперь скажу про Смольяниновых3. Юлия Фёдоровна Можайская была замужем за Владимиром Павловичем Смо­льяниновым4, это была его первая жена, умершая, очевидно, до 1863 года, ибо В.П. Смольянинов в 1863 году, овдовев, женился на Елизавете Петровне Голохвастовой.

Основательница и начальница Костромской женской «Смольяниновской» гимназии была дочерью В.П. Смольяни­нова от второго его брака, её звали Юлия Владимировна, родилась она в 1866 году.

Теперь ещё немножко о Жоховых. А.А. Купреянова была замужем за Леонидом Гавриловичем Жоховым5. Его сестра, Нина Гавриловна, была невестой своего кузена, Алексея Николаевича Жохова, морского офицера, участника полярной экспедиции Вилькицкого в 1914–1915 гг., и умер­шего в марте 1915 года во время полярной зимовки. Вся се­мья Жоховых мне знакома, и до последнего времени я переписывался с братом умершего в 1915 году лейтенанта А.Н. Жохова, Дмитрием Николаевичем, жившим в г. Тарту, Эстония, и, очевидно, уже умершим, ибо он мне не отвечает уже около 2-х лет6. Он родился в 1890 г., стало быть, ему 85 лет в этом году.

Продолжение 29 августа 1975 г.

Итак, после недельного перерыва, продолжаю пись­мо, с расчётом, что отошлю его как раз ко времени Вашего при­бытия в Горький из Волжского «круиза». За это время полу­чил письмо от Анатолия Михайловича Купреянова, в кото­ром он извещает меня о своём несчастии: он упал и сильно ушибся и вывихнул себе плечо. Пишет, что рука на перевязи и сидит дома в качестве больного, никуда не вы­ходя.

Затем ещё есть новость, уже из другой области: Вы спрашивали меня насчёт телефона у моих Горьковских дру­зей, Горских, к которым мы желали бы съездить7, и в этом случае удалась бы встреча и с Вами. Телефона у них нет, да и теперь вся эта затея с поездкой, пожалуй, и не состо­ится.

Дело в том, что мы сперва получили от них теле­грамму, что Маруся Горская, наша близкая и давняя прия­тельница, опасно заболела, и поэтому – «воздержитесь от приезда». А через несколько дней она, Маруся, скончалась. У неё случилось кровоизлияние в мозг, сопровождающееся потерей речи, и, к счастью для неё, всё это завершилось концом в течение одной недели. А муж её, мой старый со­служивец, Борис Николаевич, сам дышит на ладан, он уже и довольно стар, и очень дряхл. Сколько времени он смо­жет прожить после потери жены, с которой они прожили свыше 50 лет, это, конечно, никому не известно, но вряд ли долго. Ему 79 лет, а ей минуло в этом году 73.

Так что теперь моя поездка в Горький вряд ли смо­жет осуществиться. Такие печальные для меня новости.

Дома у нас всё в порядке. Уехали 13/VIII одни го­сти, а 20/VIII приехала из Москвы моя кузина, 75-ти лет­няя девица, она ежегодно у нас гостит.

Она уже мало подвижна, а мы с женой, несмотря на годы (758 и 71), ещё ходим, вернее ездим, в лес за грибами, и хотя оба устаём ужасно, но эта усталость какая-то «здо­ровая», и поэтому я считаю, что кроме пользы – найденные грибы, свежий воздух, общение с природой – такие поездки нам ничего не приносят. Однако оставим всё это и перейдём к другой теме.

Как я вижу, Вы очень хорошо осведомлены о родо­словной Вашей, Патинской, линии Купреяновых. Но знаете ли Вы что-нибудь о других линиях, близких и дальних ро­дичах Патинских Купреяновых? Думая, что Вам о них мало что известно, я решаюсь Вас с ними познакомить.

В двух верстах от Патина была когда-то усадьба Фе­досово, как и Патино, ещё с XVII века бывшая во владении Купреяновых. Там жила одна отрасль этой обширной фами­лии, которую я называю, по имени усадьбы, «Федосовской». У Богдана Купреянова, первого из известных Патинских Купреяновых, кроме упомянутых Вами сыновей, был Васи­лий Богданович, сын. Его потомство и жило в Федосо­ве. Мало что, кроме имён, известно о дальних предках, но в конце XVIII века у прапорщика Фёдора Ивановича и его жены Устиньи Григорьевны, урождённой Перфильевой, вы­росло 4 сына и одна дочь. Про них известно вот что: все четверо сыновей, будучи отданы еще в малолетстве в гвар­дию, сделались любимцами императора Павла. Какие они сделали подвиги и чем заслужили милость монарха, мне найти пока не удалось, но все четверо получили от Павла пожалования обширными поместьями в разных губерниях, преимущественно в Нижегородской. Перечислю их имена:

Аника Фёдорович, генерал-майор9, имел много детей:

Александру, 1796 года рождения; Фёдора, 1798; Александра, 1800; Павла, 1801; Сергея, 1803; Константина, 1805 и Евгению, 1806 года рождения.

Жил Аника Фёдорович в Павловске, под Петербур­гом, а летом наезжал в своё Нижегородское имение. Из де­тей Аники Фёдоровича в числе Нижегородских дворян зна­чатся в 1856 г. Павел Аникиевич и Сергей Аникиевич, всех остальных не было в живых уже в 1839 г.

Гавриил Фёдорович, полковник (жена его Наталия Николаевна Родиславлева10), был пожалован имением в Новгородской губернии, сам он и жил в Новогороде. Детей, по-видимому, не имел.

Евдоким Фёдорович, генерал-майор; первая жена Ав­дотья Яковлевна Позднякова11, вторая жена Авдотья Васи­льевна Челизова12. Пожалован поместьем в Нижегородской губернии.

Его сын Василий Евдокимович, ротмистр гвардей­ской кавалерии, был в 1859 году уездным предводителем дворянства в Нижегородской губернии. У него были три се­стры: Анна, Мария и Надежда Евдокимовны; о них больше я ничего не знаю, кроме того, что они все родились в пер­вые годы XIX века.

У Василия Евдокимовича были дети: Фёдор – 1848 г., Ольга – 1847 г. и Евдокия – 1845 г.; все они жили в Нижнем Новогороде.

Последний сын, Сергей Фёдорович, гвардии полков­ник, женат был на Елизавете Антоновне Шиповой, родной тётке известных Шиповых: её племянник, Александр Павло­вич Шипов, был женат на Клеопатре Герасимовне Сытиной, дочери Павлы Яковлевны Купреяновой и полковника Гера­сима Матвеевича Сытина. Сергей Фёдорович был сперва Со­лигаличским уездным предводителем дворянства, а затем, с перерывом, был дважды и губернским предводителем – первый раз с 1815 по 1818 г. и второй раз с 1830 по 1848. Это был один из самых уважаемых всеми губернских пред­водителей. Он также был жалован Павлом I-м поместьями и в Нижегородской, и в Костромской губерниях13. Единственная сестра этих братьев, Евдокия Фёдоровна, была замужем за вице-адмиралом Мартьяном Яковлевичем Сипягиным14. Эта фамилия широко известна по истории Рос­сии – как военной и морской, так и по гражданской части. Про Сипягиных можно много писать, ограничусь лишь тем, что там, в Федосове, родился генерал Николай Мартьяно­вич Сипягин, герой войны 1812 г. и один из самых выдаю­щихся генералов тех лет, рано умерший, в 1828, кажется, году15. Его внук, Дмитрий Сергеевич, был министром вну­тренних дел и был убит террористом Балмашёвым в 1902 году.

Там же, в Федосове, жили и другие Купреяновы. Брат упомянутого выше Фёдора Ивановича, Евдоким Ивано­вич, женатый на Ирине Ивановне Дедевшиной. У Евдокима был сын Антон, род. 1876 г., женатый на Ксении Иудишне Купреяновой, о которой шла речь в одном из Ваших писем – я её ошибочно сделал женой, кажется, Дмитрия Иванови­ча Купреянова. Теперь вся эта неразбериха разобрана и всё встало на свои места.

У Антона Евдокимовича были дети: три сына, все морские офицеры – Иван, Павел и Андрей, и одна дочь, Александра.

Иван Антонович (179416–1857) был женат на Юлии Ивановне Гильдебрандт, имел детей – сыновей Якова, впо­следствии адмирала, в молодости участника Амурской экс­педиции Г.И. Невельского, в 50-е годы XIX века; затем Па­вел Антонович, женатый на Марии Ивановне Невельской, родной сестре адмирала Геннадия Ивановича Невельского, прославившегося исследованием Амура, Сахалина и др. Дальневосточных окраин; и третий, Андрей Антонович, по­сле отставки был Солигаличским почтмейстером. Его сын, Василий Андреевич (1846–1888), был выдающийся морской деятель, писатель, изобретатель, преподаватель и т.д.

Все эти Купреяновы были по своему рождению весь­ма бедны. В отличие от Патинских Купреяновых, имевших большое богатство, все Федосовские Купреяновы имели до­статок весьма малый: у всех детей Фёдора Купреянова – Аники, Евдокима, Гавриила и Сергея – было всего лишь десяток крепостных, а у детей Антона Евдокимовича на всех было тоже не более десятка «душ». Да и само Федосо­во, впоследствии, перешло в руки Якова Дмитриевича Ку­преянова, которого можно назвать, по примеру Московского князя Ивана Даниловича Калиты, тоже «Калитою», ибо он собирал в свои руки все Купреяновские земли, которые с годами дробились, и часто в одной усадьбе бывало по нескольку владельцев – у каждого какая-то часть: 1/4, 1/6, 1/7, 1/12 и так далее. Так и Федосово прибрал к рукам Ваш пра-прадедушка, а Федосовские Купреяновы, упустив из своих рук дедовскую вотчину, с лихвою были вознагражде­ны жалованными Павлом поместьями.

Про Ивана Антоновича Купреянова могу добавить, что в 1819–1821 годах он участвовал в открытии Антаркти­ды, в экспедиции Ф.Ф. Беллинсгаузена и М.П. Лазарева, потом в 1834–1841 гг. был Правителем Аляски и достиг высоких чинов. Кроме сына Якова, у него был сын Нико­лай, погибший в Индийском океане на клипере «Опричник» во время шторма, о нём есть рассказ К.М. Станюковича в его «Морских рассказах». Ещё был сын Александр, зани­мавшийся какой-то революционной работой (1851–1912), и дочь Мария, в замужестве за некиим Кочуковым, Ярослав­ским и Костромским помещиком. Внук этой Марии Иванов­ны, Владимир Владимирович Варли, учившийся когда-то в одном корпусе со мной и бывший в одной роте, и ныне жив и живёт в Москве, я у него был этим летом.

Вот, на этом пока и закончу. Про остальные ветви Купреяновых, живших в усадьбах Патракеево, Терентьево, Починок Попов, Неумоино и Венгино, буду писать впослед­ствии, если Вам только будет интересно всё это читать. А об этом Вы мне напишете, продолжать или нет.

Пора и поставить точку.

Шлю Наталии Сергеевне и Вам свой искренний при­вет с пожеланием всего самого лучшего.

Искренне уважающий Вас А. Григоров.

~ • ~
13 сентября 1975 года
г. Кострома

Многоуважаемая Мария Сергеевна!

Ваше письмо из Пензы от 3/IХ я давно уже полу­чил и прошу прощения за то, что отвечаю с некоторым опозданием.

Да, у Вас очень «насыщенное» это лето. Кроме Волжского круиза – еще и Тарханы! Да Вы с сестрой про­сто молодцы! Желаю Вам и дальше продолжать в том же духе.

Вот, видите, давно задуманная поездка в Горький опять не осуществилась: тут и кончина нашей приятельни­цы, а главное – это вечно стеснённое денежное положение. Наши с женой пенсии невелики – у меня 57, а у неё 47 «рэ», а только за квартиру я плачу 20 руб. Всё остальное уходит почти исключительно на еду, ведь у нас почти еже­дневно или дочь с зятем, или внучка с правнуком, а то и с мужем, или внук, и всех их за стол сажаем, так уж у нас заведено, а ведь на стол надо что-то и иметь поставить! Вот и трудно выкроить нужные деньги, а на поездку для двоих надо довольно много.

Теперь у меня нет никаких приработков, несколько лет назад я неплохо «подрабатывал» – во-первых, частень­ко помещали мои статьи и заметки в газете и неплохо пла­тили, но с некоторых пор ни одна моя статья или заметка не пропускается и не печатается, в чём тут причина – я не знаю, да и не доискиваюсь этой причины. И поэтому писать перестал. Затем ещё я «подрабатывал» на экспертизах, я считался внештатным экспертом при областном управлении торговли по импортным товарам (главным образом для перевода на наш язык этикеток товаров), но потом и это стало тяжело, ибо приходилось много ездить и много пи­сать всяких актов, и я отказался.

Так что, образно выражаясь, «финансы поют роман­сы». Что ж, отложим до будущего. В перспективе получе­ние неплохого гонорара за книгу, видимо, принятую к печа­ти, ко­торую я написал в «содружестве» с одним известным учё­ным. Она должна увидеть свет в конце 1976 или 1977-м го­ду1.

Так что ещё не потеряна возможность побывать в Горьком и Вас навестить, что мне бы очень хотелось2.

Я Вам пришлю через некоторое время такие Купрея­новские материалы:

1. Поминание. Это поданное Вологодскому епископу поминание о здравии членов семьи рода Купреяновых, дата около 1825 года. Тут только перечень одних имён, но я определил всех и напишу Вам своё определение.

2. Содержание тетради Петра Яковлевича Купреяно­ва, это весьма интересная тетрадь. Конечно, я не в силах всю её переписать, но некоторые вещи, особенно обратившие на себя моё внимание, я переписал и делаю полное оглавле­ние всей этой тетради.

Затем, по окончании просмотра всех Купреяновских бумаг, буду делать «всеобъемлющую» родословную, тут до 300 имён будет, но ещё я не решил, делать ли её общей или каждую ветвь по отдельности. Тут про каждого, про кого что-либо я нашёл, будут и биографические данные, а про кого ничего не нашёл, то только имена.

Вот такие у меня новости.

Получил от Анатолия Михайловича известие, что на основании моих сообщений он там, с кем-то, в Бородинском музее разыскал сведения о Павле Яковлевиче Купреянове, ведь он сражался при Бородине в 1812 году.

Попутно у меня будет вопрос к Вам: не помню, от кого я слышал, что якобы Павел Яковлевич был женат на какой-то девице, чуть ли не по фамилии Хрущовой, бывшей его намного моложе. У меня же по документам выходит, что его женой была Мария Петровна Мальшина, богатая Симбирская или Пензенская помещица, её сестра была за Араповым; Араповы – это Пензенские, кажется, помещики, породнившиеся с Пушкиным через Наталью Николаевну Ланскую (бывшую Пушкину, в девичестве Гончарову). В этом браке Павел Яковлевич был очень несчастлив, об этом я прочёл много, и даже мне очень было неприятно читать всё это.

От этого брака была у них дочь Варвара, и по прось­бе Павла Яковлевича император Николай Павлович, прика­завший поместить эту дочь в Смольный, распорядился, что­бы мать не имела возможности видеть дочь, из-за дурной ея репутации.

Что Вы можете сказать по этому поводу? У другого брата, Николая Яковлевича Купреянова, жена была София Темирова, из Харьковских дворян. А вот молодой девицы (кажется Хрущовой, как мне кто-то говорил), я нигде не об­наружил.

Вот и все мои новости.

Анатолий Михайлович пишет, что он поправляется после своей травмы.

На этом кончу. Привет Вам и Наталии Сергеевне.

Уважающий Вас А. Григоров.

~ • ~
4 октября 1975 года
г. Кострома

Многоуважаемая Мария Сергеевна!

Ваше письмо от 30/IХ с/г я получил и постараюсь ответить на всё, что затрагивается в Вашем письме.

Напрасно Вы просите извинения за то, что якобы долго не отвечали на моё письмо. Ведь я понимаю, что у каждого есть свои дела по дому, тем более у Вас, раз Вы связаны с садом, да ведь и нет никакой срочности в наших письмах1. У меня дело иное – я ничем не занят, домашние мои дела ограничиваются походом в близкий магазин за хлебом и иными продуктами, да ещё когда приходит пра­внук, то я с ним всегда вожусь, я сам очень люблю малы­шей, и они меня тоже очень любят.

А садом я не занимаюсь, мы с женой уже «устаре­ли», и в саду управляется дочь с зятем, главным образом именно дочь, она очень трудолюбивая женщина. Пока ещё может работать, в будущем мае ей исполнится 50 лет. У них в саду все такие работы, как сама постройка домика, и ремонты, и всё такое делает зять, он здоровый, но немнож­ко с ленцой, однако если чего захочет, то всё делает «на отлично». А материалы, конечно, они, как и все прочие, таскают с заводов, где и работают, и не считают это за во­ровство, а просто: «я принёс, я взял, я достал». Это теперь даже придумали такое слово для определения таких типов: не вор, а просто «несун», несёт с завода.

В следующем письме я Вам пришлю выписку из письма Павлы Яковлевны Купреяновой о смерти её брата Дмитрия и ещё кое-что. Надо снять копии.

Жена Павла Яковлевича была некая Мария Петров­на Мальшина, её родная сестра была замужем за Арапо­вым, это те Араповы, что породнились с вдовой А.С. Пуш­кина. Но брак Павла Яковлевича был на редкость несчаст­ный. Я читал об этом много и очень жалел его, такого хра­брого генерала и человека добрейшей души. Павел Яковле­вич был вынужден обращаться к императору Николаю Пав­ловичу, и тот приказал устроить дочь Варвару в Смольный и запретить матери видеть дочь, а в части развода, сказал, что он не судья между мужем и женою и дело это Святей­шего Синода.

Я уж теперь не помню, кто мне сказал про какую-то Хрущову, якобы девицу много моложе Павла Яковлевича, но, как видно, это, как я думаю, фантазия. Нет никаких данных о том, что Павел Яковлевич женился после разво­да2.

О Хрулёвой же я могу сказать, что Павел Яковлевич был дружен с героем Севастополя, известнейшим генералом Хрулёвым3, и даже его, Хрулёва, дочь крестила Вареньку Купреянову, дочь Павла Яковлевича.

Теперь о Перелешиных и Мягковых.

В Селище когда-то была усадьба Каблуковых. На од­ной из Каблуковых женился Николай Леонтьевич Мягков, Петербургский помещик, и получил в приданое огромное имение в Костромской губернии – свыше 600 душ и село Селище. Там и был дом Каблуковых, в котором поселились Мягковы. Правнуки этого Николая Леонтьевича были:

Мария Геннадиевна, род. 18664, замужем за Никола­ем Николаевичем Купреяновым.

Александр Геннадиевич, род. 1870 г., женат на Вере Викторовне Савинковой, сестре известного Бориса Викторо­вича Савинкова.

Анна Геннадиевна Мягкова, род. 1869 г., замужем за Александром Васильевичем Перелешиным, племянником из­вестных героев Севастополя, Михаила и Павла Александро­вичей Перелешиных. Род. 1862 г.5

Впоследствии у всех троих – Купреяновых, Мягко­вых и Перелешиных – были «господские дома», усадьбы, в Селище. Дома эти стоят и до сих пор. Ныне Селище вошло в черту города Костромы, и там уже селом не пахнет. Все жители превратились в рабочих заводов и в служащих. А в домах Перелешиных, Купреяновых и Мягковых – школы, детсады и проч. Так как Геннадий Васильевич Мягков был женат на Елизавете Константиновне Михайловской, сестре известного народника Н.К. Михайловского, а его сын женат на сестре революционера Бориса Савинкова, то вся семья – и Мягковы и Перелешины – была до самого 1917 года под негласным надзором жандармов и считались в глазах губер­натора «неблагонадёжными».

Про родство Ендогуровых с Купреяновыми я ничего не нашёл, да и найти в Костроме не рассчитываю, надо это искать в Вологде.

Будущая книга А.И. Алексеева и моя названа «Ко­строма – Дальний Восток»6, но, когда она увидит свет – ска­зать нельзя, не такие, как я, а писатели с «именем» ждут годами опубликования своих книг. Так что надо ждать и ждать.

Жалею, что не смог побывать в Горьком, интересно было бы с Вами завязать знакомство не «эпистолярное, а визуальное». Подождём до будущего года. Авось в том году смогу побывать в Горьком, это город, который я все­гда, с давних пор, очень любил.

Про Кузьминых, конечно, в Ярославле надо искать, но, думаю, что теперь нашему брату – индивидуальному исследователю, не имеющему никаких «бумаг», – трудно будет получить в архиве что-либо. И у нас я пока ещё могу заниматься в архиве лишь как исключение, благодаря свое­му «авторитету» в глазах директора архива7. Других же по­просту гонят прочь.

Вот пока и всё. Желаю Вам здоровья и всего лучше­го.

Поклон Наталии Сергеевне и Вам.

Уважающий Вас А. Григоров.

~ • ~
17 октября 1975 года
г. Кострома

Многоуважаемая Мария Сергеевна!

Ваше письмо от 13/Х с/г я получил, постараюсь от­ветить на Ваши вопросы и исполнить Ваши пожелания (но это не сразу, а постепенно). Раз Вы перешли уже «на зим­ние квартиры», то есть с садом на зиму покончено, то те­перь можете больше уделять внимания тому, что Вас, по-ви­димому, так интересует, – я имею в виду всякие «раскопки» исторического и генеалогического направления.

Про Ендогуровых и про Кузьминых я собрал уже не­множко сведений и с Вами поделюсь, как только все обра­ботаю, ибо собранные данные надо как-то ввести в «единое русло».

Не знаю, удастся ли Вам получить какие-либо сведе­ния из Ярославского и Вологодского архивов. Дело в том, что архивы зачастую вообще стараются избежать са­мим что-либо разыскивать, мотивируя, что нет работников для этого (это отчасти и верно), но теперь стало очень за­труднительно для частных лиц вообще получать какие-либо исторические справки в архивах. А в Вологодском архиве есть сведения о Ендогуровых, там есть и их родословная, просто они «отписались». У меня в Москве есть друг, из­вестный генеалог, Ю.Б. Шмаров, у него, когда я буду в Москве, я достану любые сведения как о Кузьминых, так и о Ендогуровых. У меня есть догадка, основанная на письме А.Я. Купреянова к матери А. Кузьмина, когда он «присва­тался» к дочери Александра Яковлевича, Екатерине Алек­сандровне1. Не была ли мать Аполлона Алексеевича Кузь­мина, Хиония (Феона) Алексеевна, по девичьей фамилии Ен­догуровой? Я эту догадку постараюсь проверить.

Относительно Д.Н. Жохова (он, вероятно, умер, так как не отвечает на письма уже года два).

Он в 1941 году был отослан в места не столь отдалённые, а, вернувшись, обосновался в Эстонии, где и женился на эстонке, плохо знающей Русский язык. С его слов я знал, что между Жоховыми (именно им) и Захарьи­ными имеется или имелась какая-то связь, но что его пер­вой женой была Захарьина, он мне не рассказывал2.

Про Захарьиных я знаю, что в ноябре 1841 году в своём имении «Сквозники» Варнавинского уезда был убит гвардии полковник Михаил Авраамович Захарьин. Убит он был за свою необычайную жестокость. Было у этого убито­го полковника три дочери: Серафима, Елизавета и Алексан­дра. Эта Александра вышла замуж за Василия Михайлови­ча Кочукова, а его брат, Дмитрий Михайлович, был женат на Марии Ивановне Купреяновой, дочери адмирала Ивана Антоновича Купреянова. Внук этой Марии Ивановны, Вла­димир Владимирович Варли, мой товарищ по корпусу, сей­час в Москве, на пенсии, и я у него бываю.

Захарьины, жившие где-то на Унже, кажется в Коло­гривском или в Макарьевском уезде, были родственниками (не могу сказать, какими именно) с Варнавинскими Захарьи­ными. Один из них был Кологривским предводителем дво­рянства. Конечно, Дмитрий Николаевич Жохов мне много рассказывал про этих Захарьиных, но я ничего тогда не за­писал и поэтому теперь не помню почти ничего.

У него, Дмитрия Николаевича, было три брата: Алексей Николаевич, моряк, погибший в 1915 г. в полярной экспедиции; Сергей, убитый в войну 1914–17 гг., и Анато­лий, адвокат, адъютант 88-го запасного полка, квартировав­шего в 1917 г. в Костроме. Он, Анатолий Николаевич, оста­вил очень интересные записки о 1917-м годе в Костроме. Я их читал, они хранятся в нашем Костромском архиве3.

Я решил Вам послать свои листочки с Ендогуровы­ми, всё равно я до поездки в Москву ничего не сумею больше узнать. А Вы просмотрите, может быть, что-нибудь дополните или исправите и мне вернёте.

Содержание тетради П.Я. Купреянова сейчас перепе­чатывают на машинке в архиве, как только мне вернут – Вам вышлю 1 экземпляр.

Посылаю мною написанный очерк о Дмитрии Яковлевиче Купреянове. Такие же очерки будут у меня о Петре Яковлевиче, Александре Яковлевиче, Павле и Нико­лае Яковлевичах. О Сергее Яковлевиче мало что мож­но написать, ибо он умер очень молодым поручиком лей­б-гвардии Финляндского полка, не успев ничего «совершить», что бы могло лечь в основу очерка о нём. По мере готовно­сти буду Вам высылать.

С Кузьмиными дело обстоит хуже. Это очень распро­странённая фамилия, и надо из большого числа Кузьминых выбрать тех, кто относится к роду нужных нам Кузьминых. Если желаете, то я вышлю Вам и свои листочки про Кузь­миных, когда Вы вернёте мне Ендогуровых.

Относительно «истории рода Лермонтовых», то я вы­шлю Вам, что готово, ценным пакетом, как только мне вер­нут эти бумаги лица, взявшие «почитать».

Так что впереди длинная зима и успеется всё сде­лать, лишь бы Бог продлил наши дни.

Тарханы мы тоже смотрели с интересом, а несколь­ко ранее смотрели такое близкое и знакомое нам Щелыково А.Н. Островского. С этой семьёй мы были знакомы, и сей­час ещё не теряем связи с внучкой А.Н. Островского, М.М. Ша­телен. Ведь Щелыково – это всего 15 вёрст от нашего Алек­сандровского. Последний раз я был там году в 1967–68-м4.

Вот пока и всё.

Спасибо от меня и от Марии Григорьевны за приве­ты.

Вам обоим и мы тоже кланяемся и шлём Наталии Сергеевне и Вам свой привет.

Пишите.

Уважающий Вас А. Гр-в.

~ • ~
25 октября 1975 года
г. Кострома

Многоуважаемая Мария Сергеевна!

Вчера получил Ваше письмо от 21/Х и в нём свои материалы по Ендогуровым и любезно Вами посланные мне родословные Кузьминых и Ендогуровых. Очень Вам благодарен за эти присылки, они пополняют мои «генеало­гические» коллекции. И пойдут «в оборот», ибо кроме меня есть на свете ещё такие же любители генеало­гии, с которыми я веду постоянный обмен своими материа­лами1.

У нас в Костроме были два рода Кузьминых: один происхождения недавнего, из «выслужившихся», это Ко­ст­ромской казначей, и от него незначительное потомство, одна дочь. Другой род древний, с начала XVII века, происхожде­ния Новогородского; один из этого рода пород­нился с Лер­монтовыми2. Но сколько я не искал там, в этих Кузьми­ных, нет ни одного, который бы подошёл к Вашим Кузьми­ным, и поэтому, хотя и имею я их «поколенную рос­пись», но Вам её не высылаю, ибо думаю, что она Вам будет ни к чему.

С Купреяновыми дело подвигается медленно. Застрял над описанием Александра Яковлевича, уж очень много о нём материалов, и, видимо, интересна его жизнь была в Петербурге, пока он не вышел в отставку и не «схо­ронился» до смерти своей в Патине, где он безвыездно (не считая поездок в Солигалич, изредка в Кострому и в усадьбы к родным) прожил с 1822 по 1860 год. Также ин­тересен и Пётр Яковлевич.

Достал формуляр Николая Яковлевича и по просьбе Анатолия Михайловича копию его послал в музей Боро­динской панорамы. А вот формуляра Павла Яковлевича не нашёл, но сам составил его биографию по имевшимся в моём распоряжении источникам. Сергей Яковлевич прожил весьма короткую жизнь, и о нём ничего нет такого, что бы можно было сказать.

О Павле Яковлевне, её муже, дочери и зяте – буду писать, это будет интересно. К сожалению, все последую­щие Купреяновы в архивных документах представлены лишь метриками и краткими сведениями о службе и се­мейно-имущественном положении и поэтому о всех них можно лишь самые краткие сведения давать.

Но как интересны всякие родные Купреяновых! Тут столько фамилий будет, в том числе известных; лишь про Лермонтовых, Юрьевых и Окуловых сколько сохранилось интересного!

С Окуловыми у меня случился некоторый «конфуз». Я составил недурную «поколенную роспись» и послал её на консультацию одному своему другу-генеалогу3. Там у меня из архива выписаны дата брака Прокофия Ивановича Оку­лова с Еленой Ивановной Черевиной, и в архиве есть так называемая «сговорная запись», где отец невесты отдаёт за дочерью приданое, деревни, земли, крепостных и всякие иконы, шубы, платья, меха и всякого рода драгоценности.

Впоследствии деревни, что были даны в приданое за Еленой Ивановной Черевиной, переходили по наследству Окуловым. Стало быть, сомнений у меня быть не могло. Тем более, что портрет Прокофия Ивановича Окулова сохранялся в родовой усадьбе Черевиных, Нероново, того же Солигаличского уезда. Этот портрет несколько лет назад воспроизводился в «Огоньке», в журнале «Москва»4. А вот мой друг нашёл в ЦГАДА крепостную книгу по Чухломе5, где написано!!!, что за капитана-инженера Прокофия Ивано­вича Окулова была выдана замуж дочь Висленева, тоже Алёна (или Елена, по-нашему) Ивановна.

Что же: было что ли 2 Прокофия Ивановича Окуло­ва в одни и те же годы. Мой документ 1751 года, а Чухломский – 1752 г. Или же – как иначе? Но уж очень невероятно: два Окулова, оба Прокофии Ивановичи, оба капитаны инженерных войск, и у обоих жёны Елены Ива­новны.

Я считаю, что, может быть, Чухломская запись бо­лее ранняя и Висленева Алёна была его первой женой, а Елена Черевина – второй. Но это моя догадка, только по соображению, ибо документы говорят о двух Еленах – Алёне Висленевой и Елене Черевиной.

Затем ещё в «Московском некрополе» нашёл множе­ство могил Окуловых на Донском, Ваганьковском и Калит­никовском кладбищах, так что надо всё перерабатывать за­ново.

Знакомы ли Вы с семейными записями, сделанными Александром Яковлевичем Купреяновым, сделанными им на страницах Евангелия, ныне хранящегося у Якова Николае­вича Купреянова? Если нет, то я имею с них копию и могу Вас ею снабдить.

Сейчас ничего не посылаю Вам, ибо ничего не подго­товил, столько работы, что не успеваю ничего, впору толь­ко на письма отвечать. А тут ещё хочу на два денька уехать в Кинешму, повидаться с друзьями – Яковлевыми и Пушкиными, это были наши соседи, и вот они приезжают на побывку на родину своих предков, и мы там решили встретиться. Но это всего на два дня, я не могу надолго бросать свои дела.

Последние строчки Вашего письма меня заинтригова­ли: какая тайна скрывается за поисками Анастасия Дмитрие­вича Кузьмина? Мне его имя пока нигде не встре­чалось6.

Будет интересно узнать от Вас, в чём тут дело.

Спасибо от меня и от Марии Григорьевны Вам и На­талии Сергеевне, и мы тоже шлём Вам свой привет из Ко­стромы.

Будьте здоровы. Ваш А. Г.

~ • ~
25 ноября 1975 года
г. Кострома

Многоуважаемая Мария Сергеевна!

Ваше письмо от 21/ХI я получил.

Поскольку Вы в своём предыдущем письме написа­ли, что высылать Вам родословные Кузьминых не надо, то они «уехали» в командировку на Дальний Восток, где живёт один их энтузиастов генеалогической работы1. Как только эти Кузьмины вернутся из командировки с Дальнего Востока, я Вам их пришлю, а до того хочу от Вас получить сведение: Вы желаете эти родословные получить «насовсем» или же только посмотреть, выписать нужное и потом мне вернуть обратно. Это мне нужно знать, так как в случае, если Вам эти материалы нужны «насовсем», то я отпечатаю для Вас копии. Но это всё в будущем, ибо я З0/ХI уезжаю в Москву и пробуду там минимум до 20/ХII.

Анатолий Михайлович писал мне, что он собирается поехать к Вам, в Горький, но поехал ли он или нет – я не знаю и буду очень сожалеть, если его в Москве в период с 1 по 20 декабря не будет, ибо не знаю, когда смогу поехать и вообще смогу ли поехать ещё раз в Москву.

Конечно, очень интересно бы узнать происхождение и место рождения Анастасия Кузьмина, но я вряд ли смогу тут что-либо разыскать. Конечно, если Вы найдёте имя и девичью фамилию первой жены А. Кузьмина, то я буду благодарен за сообщение. Ибо «всякое даяние благо…» и каждая мелочь пригодится для такого Плюшкина, как я.

Вчера я получил долгожданные материалы о рево­люционере М.В. Купреянове, участнике процесса «193-х», умершем в Петропавловской крепости. Как я уже и сам до­гадывался, он происходил всё от того же Богдана Купрея­нова, который был родоначальником всех Костромских дво­рян Купреяновых (часто Куприяновых).

Отец и дед этого М.В. Купреянова мне давно извест­ны из архивных данных Костромы. Ещё много предстоит работы с Купреяновыми, а тут всё время приходится «переключаться» то на одно, то на другое, срочное дело. Вот сейчас декабристы «на носу» и мне поручен доклад; надо искать, собирать и писать, ибо не Америки же я буду открывать, а хочется что-то новенькое, неизвестное и мало­известное на свет вытащить.

Итак, я вернусь домой лишь после 20/ХII. А пока – пожелаю Вам и Наталии Сергеевне всего лучшего от себя и от Марии Григорьевны.

Уважающий Вас А. Г.

Многоуважаемая Мария Сергеевна!
Ваше письмо от 16/ХII пришло без меня, ибо я с 30 ноября и по 24 декабря отсутствовал – гостил в Москве, и поэтому только сейчас имею возможность ответить на Ваше письмо.
Родословную Кузьминых я сейчас не могу Вам по­слать, ибо я её оставил в Москве, один из моих знакомых – занимающийся дворянской генеалогией – попросил меня ему оставить ряд моих родословных для своей работы, а как только я получу их обратно, то пришлю Вам.
Относительно Михаила Павловича Купреянова, то он происходил всё от того же Богдана, это линия так называе­мая Патракеевская, по имени усадьбы Патракеево, находив­шейся близ Патина. У Богдана Купреянова был сын Иван, и от него пошли «Патракеевские» Купреяновы.
В VII колене от Богдана был полковник Дмитрий Иванович Купреянов, женатый на Пелагее Фёдоровне НН. (1766 год). Он переселился из Патракеева в женино имение в Грязовецком уезде. Его внуки – Александр Александро­вич и Василий Александрович. Первый был Грязовецким уездным предводителем дворянства, а второй, Василий, штабс-капитан, был заседателем гражданской палаты Воло­годского суда. У этого Василия был сын, Михаил Василье­вич (род. 1/ХI 1853, ум. 18/IV 1878 г.). Он окончил несколько классов Вологодской гимназии, а потом решил пойти учиться в Технологический институт в СПБ. Но там, вместо учёбы, вступил в революционный кружок народо­вольцев, с головой ушел в революционную работу, ездил не раз за границу, возил нелегальную литературу и по процес­су «193-х» был арестован и привлечён к суду. Заболел и умер в Петропавловской крепости. О нём есть материалы в разных изданиях, посвящённых народовольцам, в частности – био-библиографический словарь «Деятели революционного движения», 1930 г., М., том 2, вып. 2. В ЦГАОР есть все материалы о его деятельности, протоколы допросов и др. (фонд 109 и фонд 112).
В предполагаемой к составлению «полной родослов­ной всех Купреяновых» я помещу сведения и о нём, и о его братьях и сёстрах.
Спасибо Вам за копию с прошения Х.И. Кузьминой и за визитную карточку Вашего отца. Если Вы мне пришлёте фотографии Е.Д. и Л.Д. Кузьминых и Е.М. Бём, то буду Вам весьма благодарен1.
В Москве я весьма плодотворно провёл время, встре­чался со многими весьма интересными для меня лицами, в общем, остался очень доволен.
Упоминаемый Вами Чулков был одним из «ведущих» генеалогов нашего времени. Сейчас есть в Моск­ве единственный такого же масштаба генеалог – это Ю.Б. Шмаров, тоже уже довольно преклонных лет; я у него бы­ваю всегда и очень ценю его внимание ко мне2.
С Анатолием Михайловичем и с Яковом Николаеви­чем Купреяновыми я встречался не раз. Оба они очень ми­лые, приятные такие люди. А Яков Николаевич даже с меня «слепил бюст»: так ему понравилась моя голова. Очень мило мы там провели с Купреяновыми несколько ве­черов.
Теперь настало время Вас и Наталию Сергеевну по­здравить с наступающим Новым – 1976-м – годом и поже­лать Вам здоровья и всякого благополучия.
Сейчас я не могу много писать, может быть, что-ни­будь и забыл, но очень спешу, ибо так много надо писать ответов на полученные без меня письма и ещё поздравления на Новый год, сижу и пишу без отдыха.
Желаю Вам всего лучшего.
Уважающий Вас А. Гр-в.

~ • ~
16 января 1976 года
г. Кострома

Многоуважаемая Мария Сергеевна!
Приношу Вам и Наталии Сергеевне свою искреннюю благодарность за присланные Вами фотографии. Это для меня ценный подарок.
В отношении Кузьминых, то я, не дождавшись воз­вращения мне Ю.Б. Шмаровым данных ему мною материа­лов о Кузьминых, которые я хотел переслать Вам, посылаю другие экземпляры. Из этих родословных Вы увидите, что Новгородские и Костромские Кузьмины – это одно и то же. Увидите Вы там и Якова Андреевича. Но вот что меня весь­ма «интригует». В Ярославских Кузьминых есть Ераст, по отчеству Кирикович, у него есть Иван, а у Ивана – два сына, Александр и Николай. А у наших Кузьминых тоже есть Ераст, он же Аристид, но по отчеству Иванович, и у него тоже сын Иван Ерастович и внуки Александр и Нико­лай Ивановичи. Может быть, это одно и то же? Уж очень большое совпадение.
Но в присланной Вами росписи Ярославских Кузьми­ных – только одни «голые» имена, нет ни дат, ни чинов и званий, ни имён и фамилий жён, ни названий селений.
У наших, Костромских, все эти данные по большей части имеются, если бы они были и у Ярославских Кузьми­ных, то можно было бы установить тожество или его от­вергнуть.
Кстати, сообщаю, что Новгородский архив цел, не­смотря на хозяйничанье там немцев в течение нескольких лет; я получал оттуда сведения о роде Кутузовых.
Насчёт родства Глинки-Мавриных с Кузьмиными или Ендогуровыми я ничего сказать не могу, но думаю, что едва ли что-либо подобное имело место; в родословных фа­милии Глинка и Глинка-Маврин я не встречал никого из Кузьминых или Ендогуровых. Впрочем, не берусь ничего утверждать, ибо не знаю.
Адрес Ю.Б. Шмарова – Москва, 103034, Г-34, ул. Рылеева, д. № 15/7, кв. 2. Телефон 202-54-20. Если со­берётесь, то предварительно позвоните по телефону от 10 до 11 часов или от 5 до 7, его дома застать довольно трудно. Можете рекомендоваться как моей знакомой, так и кузиной Анатолия Михайловича, которого он, Юрий Борисович, зна­ет.
Я сейчас работаю с Верховскими, это, вероятно, Вам известная фамилия, ибо они, Верховские, – Макарьевские. Много интересного, есть даже родство с Купреяновыми и со многими другими: Волженскими, Викентьевыми, Травиными и др., – это все «макарьевцы».
Труд большой, но я работаю с увлечением, оставив до поры до времени и Купреяновых, и Лермонтовых, и Бу­таковых.
Всего хорошего.
Привет от Марии Григорьевны и от меня Вам и На­талии Сергеевне.
Уважающий Вас А. Григоров.

~ • ~
6 февраля 1976 года
г. Кострома

Многоуважаемая Мария Сергеевна!
Получил Ваше обстоятельное письмо от 1 февраля и приношу Вам свою благодарность за все сообщённые Вами сведения.
Насчёт Кузьминых, то я больше ничего, кажется, до­бавить уже не смогу, ибо неоткуда почерпнуть что-нибудь новое. Так уж, видно, и останется всё. А что касается до совпадения имён, то, как я мог заметить, такие совпадения встречаются в именах у родных, даже у родных братьев, то есть дети двоих братьев носили одинаковые имена; это не­редкое явление в дворянских семьях, впрочем, так же и в крестьянских и купеческих.
Вы спрашиваете меня, почему я «вдруг» переклю­чился с Купреяновых на Верховских1.
Это случилось вот почему. В Москве мне попалась книжица под названием «Род Савелия Верховского», издан­ная в Варшаве в 1897 году одним из Верховских. Я заин­тересовался этой книжицей, ибо встретил в ней много для себя знакомых имён, местностей и проч. И, приехав, полю­бопытствовал в архиве, есть ли какой-либо материал об этой фамилии. Материала оказалось много, и весь он для меня представляет большой интерес. Просматривая этот ма­териал, я заметил кое-какие неточности и ошибки в этой книжице и увлекся «по уши» историей рода Верховских. В отличие от Купреяновых, от которых сохранился большой семейный архив, от Верховских «ничего не осталось», и всё пришлось собирать по крохам. В настоящее время у меня уже до 300 имён Верховских учтено. Оказалось, что это два отдельные рода, вероятно, в далёком прошлом родственные; они, как и Купреяновы, Смоленские выходцы. Вместе с ними зацепились и Волженские, а про Волженских я много слыхал и ранее, и, кроме того (они тоже Смоленские выход­цы), когда-то был опубликован старинный архив Волжен­ских, в котором много есть интересного. Я когда-то читал документы этого архива, и он был опубликован в своё вре­мя в «Костромской старине»5.
Попутно, по родственным связям, в поле зрения попа­ли и Викентьевы. Вот Вам и объяснение моей заинтересован­н­ости Верховскими. Да к тому же меня всегда интересо­вала история любой старинной дворянской фамилии нашего края.
Про Викентьевых я материалов не искал, хватит с меня Верховских и Волженских (пока).
Я Вам могу сейчас написать немножко про тех Вер­ховских, которые Вам известны, как Вы пишете, по Ма­карьеву. Вообще, это была семья очень обширная и много­детная. Поэтому я на сей раз ограничусь лишь Петром Ми­хайловичем и его потомством. Всё это я изложу на прила­гаемом листочке.
Значит, Анатолий Михайлович с супругой у Вас в гостях? Если они ещё у Вас, передавайте им от меня глубо­кое моё почтение и привет с пожеланиями всего хорошего. А с кем же они оставили своих питомцев – попугайчиков?
Вот на этом и остановлюсь пока. Последние дни меня несколько раз звали в разные школы, провести беседы с учениками 9–10 классов по краеведению и прочитать им кое-что из моих записей об интересных наших земляках. Вот и сегодня, и пойду в 35-ю школу с тем же заданием.
У нас морозы большие, и почему-то нынче в нашей квартире очень холодно, и газу не хватает, и приходится си­деть большею частью в кухне – единственном тёплом ме­сте, в остальных комнатах очень холодно. Уже наскучили эти тридцатиградусные морозы.
Шлю свой привет и поклон Наталии Сергеевне и Вам.
Пишите. Всегда рад получить от Вас весточку.
Ваш А. Григоров.

~ • ~
23 февраля 1976 года
г. Кострома

Дорогая Мария Сергеевна!
Сегодня я получил от Вас перевод на 15 рублей и пришёл в недоумение – что сей сон значит? Какие назначе­ния имеют эти деньги? И чем вызвана их посылка? Ничего мне не приходит в голову, разве что это просто Ваш пода­рок мне ко дню Армии и флота. Но и в этом случае я не должен такого подарка получать, ибо моя военная карьера очень мала – я даже не успел закончить кадетский корпус, октябрь 1917 года меня застал в 1-й роте, оставалось ещё год проучиться до окончания. А потом моя «служба» по большей части протекала в условиях, лишь отдалённо напо­минающих военную службу. Специальная академия с кур­сом в 18 лет1!
Так что я не могу понять, что означает сей подарок. Если Вы думаете компенсировать меня за мою работу по поискам и переписыванию разных архивных материалов, то, право, я это делаю просто из «любви к искусству», как го­ворят, а ничуть не ради заработка. Вам же и Анатолию Ми­хайловичу я всегда рад сделать что-нибудь приятное и по­лезное, ведь Вы и я из числа «последних могикан», и после нас уже не будет никого, кто бы мог знать и помнить всё наше общее прошлое. Так что сделать приятное Вам – это не только мой долг, но и большое удовольствие. Так что прошу больше мне таких загадок не делать. Вы на меня не обижайтесь, но мне просто как-то неудобно получать деньги от своих же. Итак, «давайте не будем»2!
Я скоро перепечатаю составленную мною полную родословную 6-ти линий Купреяновых, имеющих общего предка Богдана3; это всё потомство его пяти сыновей (а не трёх, как Вы считаете). Имён много, и о некоторых я даю разысканные мною биографические данные.
Итак, ждите вскоре эти родословные.
Жду Вашего письма.
Привет Наталии Сергеевне и Вам.
Ваш А. Гр-в.

~ • ~
2 марта 1976 года
г. Кострома

Глубокоуважаемая Мария Сергеевна!
Вот подошло 8-е марта, и по нынешним правилам приличия должно посылать знакомым дамам поздравление с этим днём. Но в нашем кругу, то есть у всех моих родственниц, нет этого обычая – отмечать праздник 8 мар­та, и я ни одной из своих родственниц и близких знакомых не посылаю поздравлений, ибо мы все, к своему стыду, даже не знаем, в честь какого события установлен этот праздник, что, собственно говоря, празднуется. Но чтобы не рисковать прослыть невежей, я всё-таки шлю Вам и Ната­лии Сергеевне от своего имени и от имени Марии Григо­рьевны поздравление с этим праздником. И, конечно, с по­желаниями всего самого лучшего.
Вот, я закончил составление 6-ти линий Купреяно­вых, и посылаю Вам всё для просмотра, и прошу Вас сде­лать свои замечания и дополнения, а также исправить могу­щие быть допущенными мною при составлении ошибки. Эта работа была очень трудоёмкая, и так легко во всём этом спутаться. Множество одинаковых имён, общность владений – Патино, Патракеево, Терентьево, Федосово, где разрастаю­щийся род Купреяновых имел, дробя и дробя на­следственные имения, зачастую по 1–2 души на человека; трудночитаемые многие документы, зачастую не подлинные, а небрежно снятые копии – всё это очень затрудняло мою работу. А дворянские родословные, сохранившиеся в родо­словных книгах – многого не отражают, ибо составление родословных книг имело свои, узкие цели, и, кроме того, очень дурно соблюдались правила записей в эти книги, установленные в жалованной грамоте дворянству от 21 ап­реля 1785 года, дарованной императрицей Екатериной Рос­сийскому дворянству. Имена и фамилии жён отсутствуют, часто даже дочери не вписывались, а плохая осведомлён­ность самих Купреяновых о своём прошлом и предках зача­стую приводила, как это бывало и в других фамилиях, к за­писи в книгу «по собственным заслугам», а не древнему происхождению. Поэтому, принимая всё вышеуказанное к сведению, возможны ошибки, пропуски и искажения, и если Вы таковые усмотрите, то, пожалуйста, сделав свои замечания и поправки, верните всё это мне для доделки. Затем, ещё следует иметь в виду, что само начертание фамилии Купреяновых допускалось и «Купреяновы», и «Куприяновы». Вот пример: Ваш прадед Александр Яковлевич всегда писался «Купреянов», а его родной брат Павел Яковлевич – всегда «Куприянов». И в результате – точно так же, как было с Лермонтовыми и Лермантовыми: даже в литературе – биографических словарях, некрополях и др. – родные братья и более дальние родичи показаны совершенно чужими.
Очень многие Купреяновы писались Куприяновыми, не придавая никакого значения изменению одной буквы в фамилии.
Смоленское происхождение фамилии Купреяновых, кроме того, что в гербе Купреяновых помещена «Смолен­ская пушка с птицей», и того, что в XVII веке Купреяновы часто писались «Белянами», подтверждается ещё и тем, что на Смоленщине оставались какие-то Купреяновы, с тем же гербом. Так, например, на Волковом кладбище есть могила Ивана Павловича Купреянова с такой надписью: «КУПРЕЯ­НОВ Иван Павлович, двора ея императорского величества гоф-штаб-квартирмейстер в ранге полковника, шляхетской фамилии из Смоленских дворян, † 8 ноября 1790 г., 57 лет 5 месяцев. Служил 43 года. С ним дочь Екатерина † 25 июня 1791 г., 12 лет 8 месяцев. От супруги и детей».
Очевидно, его жена похоронена на Лазаревском кладбище Александро-Невской лавры: «Прасковья Андреев­на, жена гоф-фурьера1 Ивана Павловича Купреянова, род 1713 г. 12 окт. † 28 марта 1777 г., жила 64 года 5 месяцев и 15 дней». Надо полагать, что это его жена, хотя даты и вызывают большое сомнение: Иван Павлович умер в 1790 г. 57 лет, следовательно, род. 1733.
Мог ли он быть моложе своей жены на 20 лет? И потом, памятник на могиле Ивана Павловича на Волковом кладбище поставлен от имени его жены, а если Прасковья Андреевна была его женой, то она умерла в 1777 г., то есть на 13 лет раньше своего мужа. Тут что-то не вяжется. А ка­кое отношение эти Смоленские Купреяновы имели к Ко­стромским – и вовсе не видно.
Впрочем, всё это не имеет отношения к предмету на­шего разговора.
Затем, Вы, помнится, желали почитать то, что я пи­сал о Лермонтовых и его родословной. Я сегодня нашёл уже приготовленный к отправке пакет, но без адреса, с эти­ми материалами. Не Вам ли я его готовил? Если это так, то напишите, – и я Вам вышлю этот пакет, хотя, возможно, после того у меня были кое-какие дополнения, но сие не суть важно. Итак, жду от Вас суда, строгого и нелицепри­ятного. И возвращения всего материала с Вашими замечания­ми.
Поклон Наталии Сергеевне от меня и от жены, и Вам также.
Искренне уважающий Вас А. Григоров.

Многоуважаемая Мария Сергеевна!
Вчера получил Ваше письмо от 26 февраля, поче­му-то оно шло необычно долго – целых 6 дней!
Большое спасибо за поправки и дополнения к Вер­ховским1 .
Так помаленьку – как говорится, «с миру по нитке» – и собирается материал, только не знаю, кто после нас бу­дет всем этим интересоваться2 .
За эти дни я успел Вам отправить материалы по ро­дословным Купреяновых и тоже прошу сделать свои по­правки, замечания и дополнения, если таковые будут.
Затем, если Вас будет это интересовать, то я смогу Вам прислать полную родословную всех Верховских, такую же примерно, как сделана по Купреяновым. Но с возвратом, ибо у меня нет лишнего экземпляра (пока).
Я всегда с удовольствием отвечу на все Ваши вопро­сы, если только сам что знаю. Так что: «спрашивайте – от­вечаем»!
Вот что я могу Вам сообщить про Апухтиных.
1. Апухтин Аким Иванович. Генерал-поручик. Род. 1724 † 26 июня 1798 г. в г. Москве. Был Сибирским и Уфимским губернатором в 1782–84 гг. и членом военной коллегии с 1773 г.
2. Сын его, Дмитрий Акимович, капитан и кавалер, помещик Кологривского уезда. Род. 1768 † 17 марта 1838 г. в г. Москве.
Жена Дмитрия Акимовича, Мария Павловна, уро­ждённая Фонвизина, род. 1775 † 28 сентября 1842 г. в Москве.
Дмитрий Акимович в 1812 г. вступил в Московское ополчение, был ранен в сражении при Бородине 26 августа 1812 г., 18 марта 1814 г. участвовал во взятии Парижа.
Усадьба Апухтиных находилась на берегу реки Унжи в Кологривском уезде, называлась «Отрада», она сго­рела в середине XIX века3.
Дмитрий Акимович Апухтин был одно время Коло­гривским уездным предводителем дворянства. Дочь их, На­талия Дмитриевна, родилась 7 апреля 1805 г. в Отраде. Там же и вышла замуж за Михаила Александровича Фонвизина, который ей приходился, по-видимому, двоюродным братом или троюродным.
Фонвизины владели в Кологривском уезде большими поместьями. Михаил Александрович и его брат Иван Алек­сандрович имели 1278 душ крестьян муж. пола. Наталия Дмитриевна наследовала после мужа эти имения – Алек­сандровское, Кужбал и многие другие. Апухтины – это один род, имевший ветви в Орловской, Тамбовской и Ко­стромской губерниях. Поэт Апухтин происходил из Ор­ловской ветви, а его отношение к Наталии Дмитриевне та­кое же отдалённое, как, например, Патинских Купреяновых к Мартьяну Прокофьевичу Купреянову. Близкого родства не было.
Теперь пару слов про Молчановых.
Василий Ларионович Молчанов. Помещик с. Леонтье­во Буйского уезда. Его жена Наталия Ивановна Ши­пова, дочь капитана-лейтенанта Ивана Петровича Шипо­ва и его жены Варвары Алексеевны, урождённой княжны Горчаковой. Брат Ивана Петровича Шипова, Фёдор Петро­вич, был женат на Елизавете Михайловне Лермонтовой, с. Михайловское Чухломского уезда. У Василия Ларионовича была сестра Александра Ларионовна, вышедшая замуж за Александра Юрьевича Пушкина, родственника Александра Сергеевича.
О них ниже.
Василий Ларионович Молчанов был богатым поме­щиком, у него было 556 душ крестьян. Он служил в Екате­ринославском кирасирском полку и вышел в отставку в чине корнета. У него от Наталии Ивановны Шиповой было два сына, Феодосий и Дмитрий, и две дочери – Варвара и Прасковья.
Один из его сыновей был женат на дочери декабри­ста, княжне Елене Сергеевне, но какой именно – я не знаю4.
Почему он служил (муж Е.С. Волконской) в Сибири – я не знаю, но не вижу в этом ничего особенного. Множе­ство дворян из коренных русских губерний определялись на службу в Сибирь, которая нуждалось в образованных чи­новниках.
Князья Волконские были в родстве с Шиповыми, Ко­стромскими помещиками, поэтому и не удивительно, что дочь Сергея Волконского вышла за Молчанова, ибо через Шиповых Молчановы были в родстве с Волконскими.
Дочь Ивана Петровича Шипова, Варвара Ивановна, † 1808 г., была замужем за князем Михаилом Алексееви­чем Волконским.
О Пушкиных и их родстве с Молчановыми – прила­гаю отдельный листок. Я всегда рад Вам ответить, так что не стесняйтесь и не извиняйтесь, ибо мне ответить Вам не составляет ничего, кроме удовольствия.
Привет Вам и Наталии Сергеевне и запоздалое, веро­ятно, поздравление с 8 марта (если Вы этот праздник чти­те, мы так, например, его не чтим) от Марии Григорьевны и от меня.
Уважающий Вас А. Григоров.

~ • ~
12 марта 1976 года
г. Кострома

Дорогая Мария Сергеевна!
Получил Ваше письмо от 4 марта. Вы, как видно, ещё тогда не получили мою «присылку» – родословия Ку­преяновых. Насчёт моего «машинописания» – то ведь всё, что я печатаю на своей машинке, с точки зрения качества, стоит весьма низко, и за такую, с позволения сказать, «ра­боту» – платить никак нельзя. Так что, следуя Вашим сло­вам, «давайте не будем». Вы правы, не только у Англичан, но и у нас – «время деньги»; как будто бы это и так, но вот у меня, например, время есть – а в деньги его никак не обратишь. Что же касается до того, что Вы пишете, чтобы на Вас не обижался, то тут какое-то просто недоразумение: как и за что я могу на Вас обижаться?
Вы пишете про телепередачу по мотивам «Вешних вод» Тургенева1.
Я эту передачу не смотрел, ибо с меня достаточно было уже просмотра других Тургеневских, очень мною лю­бимых вещей, и так разочаровался я, что больше не хочу и смотреть на такое. Я очень люблю все Тургеневские пове­сти и считаю «Вешние воды» и «Первую любовь» самыми лучшими, хотя и все другие очень ценю. По-моему, его по­вести во много раз лучше его романов, которые я просто-таки не люблю. Ни «Рудин», ни «Отцы и дети», ни тем более «Дым» и «Новь» и даже «Дворянское гнездо» мне никогда не были приятны, а вот любую из повестей Тургенева – го­тов ещё и ещё раз перечитывать.
Сейчас вплотную хочу заняться с Патинской библио­текой. Конечно, самих книг-то нет, но есть каталоги, состав­ленные Александром Яковлевичем, и с его интересны­ми замечаниями и подписями. Когда закончу – то пришлю Вам для ознакомления. Это войдёт в биографию самого Александра Яковлевича, которая у меня уже почти готова.
Жду от Вас «сигнала» высылать или нет «Лермонто­ва» для ознакомления Вас с этим моим «творчеством».
Вот пока и всё. У нас участились случаи убийств и избиений просто так, ни за что ни про что. Сегодня утром убили около нас в подъезде человека, а два дня назад вече­ром напали на нашего внука Лёву и так его избили, что он теперь лежит в больнице, и состояние его тяжёлое и вызы­вающее опасение за его жизнь. И всё это на почве невероят­ного пьянства.
На этом и закончу.
Привет Наталии Сергеевне и Вам от нас с Марией Григорьевной.
Ваш А. Гр-в.

~ • ~

24 марта 1976 года
г. Кострома

Многоуважаемая Мария Сергеевна!
Вчера я получил от Вас бандероль с родословной Купреяновых, Вашими дополнениями и примечаниями и письмом от 19 марта с/г. За всё приношу Вам свою искрен­нюю признательность и благодарность.
Относительно начертания фамилии Ваших предков, через «Е» или «I», то, по-моему, тут царит полная неразбе­риха. Точно так же было и у многих других фамилий, не только Кузьминых, но, например, и Лермонтовых.
Так и у Ваших предков: Александр Яковлевич всю жизнь писался через «Е», а его родные братья, Павел и Ни­колай, – через «I». Вот Вам пример: загляните в «Мо­сковский некрополь»: даже и на могиле Павла Яковлевича фамилия написана через «I». В общем, сей вопрос, по-мое­му, не заслуживает внимания. Я лично всех Костромских Купреяновых пишу через «Е» и думаю, что это более пра­вильно1.
За сообщаемое о Фонвизиных и Молчановых – спа­сибо2.
Дома у нас дела такие: внук поправляется, но всё ещё лежит в больнице, но теперь уже опасности для жизни нет. Я тоже поправляюсь (немного приболел последние не­дели) и начинаю снова браться за свои дела3.
Что же касается «пережитков проклятого прошлого», сиречь пьянства, то оно виной большинства всяких неприят­ных историй, и наша семья в этом отношении сильно стра­дает. Первый муж дочери был «записной» алкоголик, после 15 лет мучений с ним дочь разошлась, вышла за другого, который сперва казался умеренным в этом зле, но постепен­но и его засосал этот «зелёный змий», и теперь нам только одно горе. Беда наша в том, что, жалея дочь и, ещё более того, маленьких ещё тогда внука и внучку, мы их пустили к себе в квартиру и прописали, и теперь – внуки выросли, а родители остались, чтобы нам отравлять наши последние дни. Ну, да хватит об этом. У каждого своего горя достаточно, как сказал А.А. Каренин Долли Облонской4.
Лермонтовых я Вам посылаю, читайте и держите сколько Вам угодно, возвращать не к спеху, только имейте в виду, что это всё написано сравнительно давно и после написания я ещё немного раздобыл сведений о самых «поздних» Лермонтовых.
Теперь хочу сделать немножко замечаний по поводу Ваших замечаний.
К № 7 и № 8 – тут просто описка. И в том и в другом случае дата одна и та же – 1643 год.
К № 24. О Никите Макаровиче. Вполне возможно, что его имя упоминается и под 1719-м годом.
К № 65. Год рождения Николая Николаевича – 1864-й.
К № 85. Павел Христофорович должен стоять ниже № 82-го, то есть последним в XI поколении. Но я, печатая эту страницу, забыл поместить Александру Яковлевну по­сле её сестры Ольги Яковлевны, и перепечатывать не хоте­лось.
К № 79. Надо вообще вычеркнуть, как помещённый вторично. См. № 74.
К № 107. Вера Николаевна – сестра скульптора Якова Николаевича, умершая через год после смерти своего отца5 – в 1934 году.
В отношении Николая Павловича Тутаева, то его произвели в Горбатовские помещики лица, составлявшие ма­териалы к родословной книге Костромского дворянства. Там ясно сказано, что жена Николая Павловича происходит из семьи Горбатовского помещика Н.П. Тутаева6. Я тут не при чём. В метриках детей Николая Павловича и Веры Ни­колаевны указано место их крещения, которое я посчитал за место их рождения. Это будет исправлено.
Отчество Михаила и Николая «Николаевичи» (прило­жение, стр. 5) указано ошибочно. Исправлю.
Относительно наименования должности «делопроиз­водителя» Николая Николаевича (стр. 7 приложения), то это взято из его полного послужного списка. Это не значит, что Николай Николаевич был делопроизводителем в нашем, современном, понимании значения этого слова. В министер­ствах старой России на должностях делопроизводителей ча­стей или отделов, департаментов и так далее находились люди в чинах генеральских, статские советники и даже дей­ствительные статские советники, а в военном и морском ми­нистерствах – генералы и адмиралы. Так что тут нет ниче­го невероятного.
Но в его послужном списке о том, что он занимал должность Сувалкского губернатора, – не упоминается. Возможно, это было позже, чем составлен послужной спи­сок, хранящийся в архиве7.
Все остальные Ваши замечания будут учтены при перепечатке для Вас нового экземпляра родословной.
Теперь ещё хочу Вам рассказать маленькую историй­ку. Среди книг Александра Яковлевича Купреянова есть одна с пометкой: «подарок дядюшки, князя Михаила Нико­лаевича Волконского». Меня очень заинтересовало, каким образом князь М.Н. Волконский приходился «дядюшкой» Александру Яковлевичу. А сомневаться я не мог, ибо А.Я. Купреянов столь тщательно всегда высчитывал степе­ни родства своего, что ошибки быть не могло. Но сколько я ни перебирал Окуловых, Лермонтовых, Юрьевых и всех других – князь Волконский так надёжно спрятался, что я никак не мог его «привязать» к роду Купреяновых. Но – кто ищет, тот всегда найдёт. Оказалось, что Павла Матвеев­на Лермонтова, бабушка Александра Яковлевича, была замужем дважды: первый раз за А. Юрьевым, от ко­торого имела дочь Клеопатру (мать Александра Яковлеви­ча), а во второй раз за майором Яковом Петровичем Ртище­вым, и от него имела дочь Наталью, в свою очередь, вы­шедшую за вдового уже князя Михаила Николаевича Вол­конского8. Значит, эта Наталья Яковлевна была сводной (единоутробной) сестрой Клеопатры Александровны Купрея­новой и, стало быть, тёткой Александру Яковлевичу. И ясно, что в таком случае муж её, Натальи Яковлевны, бу­дет «дядюшкой» Александру Яковлевичу. К сожалению, я не имею родословной Ртищевых, ибо там бы ещё можно было разыскать родных Купреяновых. Ибо у Натальи Яковлевны была минимум ещё одна сестра, Прасковья.
Много надо было упорства, чтобы добраться до это­го «дядюшки», но раз успех в поисках есть, то это одно уже искупает все затраты. Вот так и коротаем свой век, «пыль веков от хартий отряхая».
Пока на этом и кончу. Получите Лермонтовых – не забудьте меня известить о получении.
Поклон Наталии Сергеевне.
Ваш А. Гр-в.

                                              Нат. Дм.
ур. Апухтина
Михаил Александрович женился на своей двоюродной племян­нице. Иван Александрович не мог завещать своё имение «Марьи­но» в Бронницком уезде Московской губернии сосланному брату, декабристу Михаилу Фонвизину, и завещал его Наталье Дмитри­евне, приходившейся ему и женой брата, и двоюродной племянни­цей по её матери. Когда Наталья Дмитриевна вторично вышла за­муж, за И.И. Пущина, они жили в «Марьине», где Пущин и умер.
Жена Молчанова, Елена Сергеевна – дочь Сергея Григорьеви­ча Волконского, декабриста. Её мужа отдали под суд якобы за взятку, в конце концов оправдали. Но он заболел прогрессирую­щим параличом, долго мучился. Елена Сергеевна безропотно за ним ухаживала. Говорят, она была необыкновенно хороший чело­век. Второй раз вышла замуж за Кочубея и третий раз – за Рахма­нова» (там же, л. 20–20 об.).
3 М.С. Михайлова 19 марта: «Как здоровье Вашего внука? Ве­роятно, этот результат деяния нельзя отнести к “пережиткам проклятого прошлого”. И когда только искоренится бич нашего вре­мени – пьянство» (там же, л. 20 об.).
4 М.С. Михайлова 28 марта: «По поводу мужа Вашей дочери одно могу сказать: как часто жалость приводит к печальным по­следствиям. Но ведь не жалеть-то нельзя!» (там же, л. 12 об.).
5 Николай Николаевич Купреянов. О нём см. прим. 4 к письму к О.В. Григоровой от 22 декабря 1981 г. на стр. 39.
6 Речь идёт о Николае Павловиче Купреянове (1880–1915), дяде М.С. Михайловой, и его жене Вере Николаевне, урожд. Тутае­вой.
7 Речь идёт о Николае Николаевиче Купреянове (1864–1925). «В 1894 г. комиссар по крестьянским делам Нешавского уезда в Царстве Польском. В 1899 г. постоянный член Варшавского гу­бернского по крестьянским делам присутствия. В 1902 г. дело­производитель земского отдела Министерства внутренних дел. В 1906 г. член состоящего при земском отделе МВД присутствия по крестьянским делам Царства Польского в чине статского советни­ка» (ед. хр. 690, л. 16). В войну 1914–1917 гг. генерал-майор. Жил в Петрограде и в усадьбе Селище близ Костромы (там же, л. 6). Он действительно был Сувалковским* губернатором с 1911 г. по осень 1915 г. – до занятия губернии германскими войсками (сооб­щено Н.Я. Купреяновым).
8 Михаил Николаевич Волконский – председатель Тульской па­латы суда и расправы» (ед. хр. 1357, л. 11).
_____
* Сувалковская губерния – одна из 10 губерний Царства Поль­ского в самой северной его части, входящей в состав Российской империи.

~ • ~
31 марта 1976 года
г. Кострома

Многоуважаемая Мария Сергеевна!
Вчера получил Ваше письмо от 28 марта, а ещё раньше пришла Ваша открытка на имя Марии Григорьевны, в которой Вы высказываете свои опасения относительно мое­го здоровья. Уже на Вашу открытку послан ответ, и в дополнение к нему могу сообщить, что ничего такого осо­бенного со мною нет, все мы, принимая во внимание уже не молодые наши лета, подвержены всякого рода недугам, и лучше даже вообще о них не говорить и не упоминать.
Вот и сейчас, Вы обратились к Марии Григорьевне, беспокоясь о моём здоровье, а она сама – хуже меня. Впро­чем, всё это материи малоинтересные.
Теперь отвечу на Ваши вопросы. Нашему внуку, Лёве, уже 24-й год. Он отслужил в армии и по выходе «в отставку» уже успел жениться. Живёт он в комнате своей жены, а квартира её отчима, у неё там отдельная комната. Работает он на заводе и учится в институте «Караваево» на какого-то сельского механизатора.
Сейчас он всё ещё в больнице, и неизвестно, когда его выпишут, ибо у него, хотя все следы травмы (наруж­ные) прошли, но идёт какой-то процесс в лёгких, так сильно лёгкие были отбиты. Очевидно, его били уже лежачего, как теперь это принято у нынешних молодых людей. Вчера его мать – моя дочь, Люба, ходила к главному врачу и к леча­щему врачу, они успокаивают, говорят, что дело идёт на поправку, но когда выпишут они его – об этом не говорят.
Относительно Апухтиной1, то я Вам уже писал, что наши, Костромские Апухтины и Орловские, из которых вы­шел поэт Апухтин, – суть веточки одного древа, но, как мне кажется, в нашем языке нет такого слова, чтобы опре­делить их родство. Ведь нельзя же сказать «семиюродный дядя» или что-нибудь в этом роде.
А относительно «дядюшки» Михаила Николаевича, князя Волконского, то тут тоже такое же родство.
В «Родословной книге» князя Долгорукова он, князь Михаил Николаевич, относится к XIV поколению, а к како­му поколению относится декабрист Сергей Григорьевич – я не знаю. Если сможете, то в библиотеке спросите книгу князя Долгорукова или, ещё лучше, книгу Власьева «Потомство Рюрика», там можно увидеть всех Волконских. У меня нет ни Власьева, ни Долгорукова, и я поэтому не могу дать исчерпывающего ответа.
Надо браться за переписку Купреяновской родослов­ной, но что-то плохо работается.
А тут всё что-нибудь новенькое выплывает, напри­мер, сейчас меня просят сделать биографию Н.К. Бошняка. Знаете ли Вы эту фамилию? Это наши, Костромичи, и их история интересна.
А.С. Пушкин в «Истории Пугачёвского бунта» опи­сал одного из Бошняков. Интересующий многих Н.К. Бош­няк, морской офицер с очень трагической судьбой2, был по­томком этого, «Пушкинского» Бошняка. Его, Николая Константинови­ча, отец был пажем Павла I-го и дежурил в Михайловском дворце в роковую для Павла ночь на 1 мар­та 1801 года. А в войну 1812 года он командовал эскадро­ном, в котором слу­жил «корнет Александров»3, – то есть знаменитая кавале­рист-девица Надежда Александровна Ду­рова.
Но дойдёт очередь и до Купреяновых, и Вы получи­те уже исправленную по Вашим указаниям родословную.
Дайте срок, «будет Вам и белка, будет и свисток»4!
Вот такие дела. Пишите, что Вам можно было из­влечь из моих записей о Лермонтовых? Что не ясно и что требует дальнейшего пояснения?
С удовольствием отвечу на все Ваши вопросы, всё, что знаю сам.
На этом и закончу.
Привет Вам и Наталье Сергеевне.
Ваш А. Гр-в.

~ • ~
12 апреля 1976 года
г. Кострома

Многоуважаемая Мария Сергеевна!
Вчера получил Ваше письмо от 6 апреля с/г.1
Могу Вам сообщить, что мои материалы о Лер­монтовых, по протекции одного моего знакомого, я пытаюсь устроить в «Известия Академии наук СССР, литературная серия». Редактор этой серии, доктор наук А.И. Кузьмин, со слов моего знакомого, заинтересовался всем этим, и по его просьбе я послал ему первую главу моего опуса. Посмот­рим, что выйдет из этого. Я так не питаю много надежд, уж очень у нас все начинания в деле публикации чего-либо, относящегося до предоктябрьской эпохи, втречают такие препятствия, что трудно преодолеть их нам, грешным2.
Недавно я услышал по радио из одной страны сти­хотворения некоего Кузьмина, очевидно, из семьи Ваших Кузьминых, ибо я про него читал в книге, где приводятся воспоминания Н.Н. Купреянова (художника)3. Стихотворе­ния мне весьма понравились. Одно отностится к 1917 году, другое – более позднее. Знаете ли Вы этого Кузьмина, ка­жется, его звали Алексеем или Алексееевичем, не помню уже4.
Я сейчас очень мало «трудоспособен», ибо моё здо­ровье несколько пошатнулось в этом году.
Никак не могу собраться докончить и преписать про Купреяновых, что обещал Анатолию Михайловичу и Якову Николаевичу.
Внук наш из больницы выписался, но лечится «амбу­латорно». У него ещё что-то в лёгких, и не совсем вылечи­лась рука, хотя перелома и не было, но в плечевом суставе что-то тоже есть.
Вообще, нынче нам не везёт, ни мне, ни жене и, как видно, внуку. Виноват в этом всём, очевидно, високосный год и Касьян.
Вот пока и все мои новости.
Поклон и привет Наталии Сергеевне и Вам от нас с Марией Григорьевной и благодарим Вас за таковой же Ваш привет.
Уважающий Вас А. Гр-в.

~ • ~
16 апреля 1976 года
г. Кострома

Многоуважаемая Мария Сергеевна!
Вчера получил Ваше письмо от 11 апреля. А «Лер­монтовых» – ещё не получил.
Относительно одной ошибки: Евдокия или Авдотья Петровна, по мужу Мещеринова, была дочерью № 7-го, Петра Петровича, а не № 4, Петра Юрьевича.
Почему Вы пишете, что за немногими исключениями родословная без дат? По-моему, именно немногие исключе­ния как раз без дат. У большинства показаны годы рожде­ния и даже числа, это взято из копий метрик, находящихся в архиве.
А уж насчёт начертания поместья Рарси на Англий­ском языке – то тут я ничего не могу сказать. Как написа­но в документах, так и я сделал, но поскольку в Англий­ском я не силён, то тут пасую1.
Теперь о муже Олимпиады Степановны. Её муж был Фёдор Петрович Кузьмин. Он был коллежский советник, Чухломский помещик. Его отец был коллежский советник Петр Яковлевич, а мать – Надежда Алексеевна Нелидова. От этого брака у них были дети: Владимир, поручик, родил­ся 13 января 1868, и Надежда, родилась 1 августа 1870 г. Владимир Фёдорович был женат на Екатерине Николаевне Макаровой и имел детей: Георгия, родился 22 ноября 1894, и Наталию, родилась 21 июля 1893 г. Подробно об этих Кузьминых можно прочитать в книге «Мои семидесятилет­ние воспоминания», автор Макаров Н.П., в 4-х частях, изда­на в конце XIX века2. Что же касается до детей Олимпиады Степановны от первого брака с Джаджамовым, то ни они, ни их потомки, насколько я знаю, не имеют понятия о своих родных – Кузьминых. Сейчас находится ещё одна «потомка» этой Олимпиады Степановны, она живёт под Москвой.
Вскоре я Вам пришлю новую родословную Вашей линии Купреяновых, на этот раз – на «вечное хранение».
Пишите, чем бы я Вам мог ещё «удружить» из своих «запасов». Сейчас я себя чувствую много лучше; видимо, погода тоже имеет значение, а погода в последние дни сто­ит отличная.
Сейчас у нас в Костроме скоро наступит юбилейная дата: столетие со дня смерти Г.И. Невельского, исследовате­ля Амура и Сахалина. Сейчас проходят чтения и лекции в память этого человека, и я, по мере своих сил, принимаю в этой «кампании» участие. Выступал в школах, библиотеках, разных обществах. И ещё предстоят выступления3. Также написал заметки в газеты4.
Спасибо Наталии Сергеевне и Вам от Марии Григо­рьевны и от меня за привет и память.
Мы оба тоже шлём Вам обеим свой привет и лучшие пожелания.
Уважающий Вас. А. Гр-в.

Многоуважаемая Мария Сергеевна!
Ваше письмо от 26 мая я получил и благодарю Вас за дополнительные сведения – даты Купреяновых.
О судьбе их – этой веточки Купреяновых – Вы мне уже сообщали ранее, равно как и о дочери Ивана Алексан­дровича, Марии Ахшарумовой1.
Теперь отвечу на Ваш вопрос.
У нас, в Костроме, осталось (пока) действующих церквей:
1. Воскресения на Дебре, там ныне «архиерейский со­бор»2.
Это старинная церковь, упоминаемая во всех путево­дителях. Находится вблизи нового моста через Волгу, на улице Кооперации3.
2. Церковь Иоанна Златоуста (бывший «архиерейский собор»), в самом центре города, на улице бывшей Лав­ровской, ныне не знаю, как она зовётся4.
3. Церковь в Фабричном районе, не помню во имя кого5.
4. На нашей, Заволжской, стороне, где и мы живём, в бывшем селе Селище, что ныне уже в черте города, там, где была усадьба Купреяновых – Николая Николаевича, приданая от Мягковых – во имя св. Антониды и Алексан­дра6.
Вот и все оставшиеся в нашем городе 4 храма, пока ещё действующие. Все остальные или снесены до основания, или приспособлены для обыденных целей. А некоторые сохраняются как памятники архитектуры, таких немного, но помаленьку их реставрируют. Так и на нашей стороне восстанавливают церковь Спаса Преображенья, правда, очень медленно, но восстанавливают. Также восстанавлива­ют колокольню церкви Спаса, что в рядах, а сам храм ис­пользуют как склад.
Если Вы соберётесь в Вологду7, то там у меня есть такое «дельце». Когда-то, в XVIII веке, в Вологде жил не­кто БАРШ. Он был, кажется, губернатором. Вообще-то, это фамилия «морская». Яков Саввич Барш перешёл с Датской службы к царю Петру и был в нашем флоте адмиралом. Ещё знаю, что матушка Елизавета, как известно любившая покушать, пристрастилась к устрицам и поручила этому старому сподвижнику её отца, адмиралу Я.С. Барш, как «знающему всё морское», развести в Балтийском море устриц, в чём он, разумеется, нимало не преуспел. Сын его, Иван Яковлевич, был участником похода графа А.Г. Орлова в Средиземное море 1769–74 гг. и участвовал во многих боях. А потом или он, или его брат, а может быть, его сын был Вологодским губернатором и имел в Вологде свой дом, который и поныне ценится, как памятник архитектуры, и в справочниках так и зовётся: «Дом Барша».
За Пармёном Матвеевичем Лермонтовым была заму­жем какая-то мадемуазель Барш, но как её звали и чья она была дочь – не знаю8. Но единственная дочь Пармёна Мат­веевича и этой Барш, Маргарита Пармёновна, вышедшая за­муж за Мельгунова, уехала в Вологду, где жили её родичи. Так вот, мне и хотелось знать, как звали эту мадемуазель Барш и что там делали Мельгуновы.
Конечно, вряд ли Вы сможете всё это узнать, но что узнаете про Барш, хотя бы в связи с их домом, всё это бу­дет мне нужно.
Теперь про Ваше прибытие в Кострому. Если Вы поедете из Ярославля по Волге, то билет надо брать будет до Костромы, а потом уже из Костромы до Нижнего. Ибо в Костроме, надеюсь, Вы на какое-то время остановитесь, ведь не только во время стоянки парохода я смогу Вас видеть, а надеюсь, что Вы с Натальей Сергеевной посетите нашу скромную обитель. Мы Вам можем обеспечить какую-то дозу удобств при ночлеге, так как летом наши дочь с зятем не живут, они на даче всё лето, и одна комната свободна, есть диван, есть и раскладушки. Будем рады Вас видеть у себя и познакомиться.
А по прибытии в Кострому, тотчас же, прямо с при­стани, позвоните по телефону 2-12-07, если меня и не будет, то будет дома жена. И она Вам объяснит, как до нас до­браться (троллейбусом), это очень просто.
Уехать нам никуда не придётся, по всей вероятности. Так что я рассчитываю быть дома. Конечно, еще лучше, если Вы напишете из Вологды о вероятном времени Вашего прибытия.
У нас, после двух-трёх дней тепла (и то относитель­ного), опять захолодало, температура ночью ниже +10, а за городом и до + 1–2 градуса. И дома мы мёрзнем.
Я сейчас занимаюсь с фамилией Перфильевых. Зна­кома ли Вам эта старинная и очень разветвлённая Костром­ская фамилия?
Вообще, без дела не сижу, хотя и не очень-то хоро­шо себя чувствую.
От Анатолия Михайловича вестей давно нет. А я всё не соберусь ему послать обещанную родословную и биогра­фии предков.
О Ендогуровых. Мне встретилась Федосья Андреевна Ендогурова, родившаяся около 1740–50 гг., она была Ко­стромская помещица и вышла замуж за поручика Ивана Семёновича СУХОНИНА, усадьба Ермаково, Солигаличско­го уезда. Это из родословной Сухониных.
Всего хорошего. Спасибо от Марии Григорьевны за привет.
И мы оба шлём Наталии Сергеевне и Вам таковой же и будем рады видеть Вас у себя.
Ваш А. Григоров.

~ • ~
11 июня 1976 года
г. Кострома

Многоуважаемая Мария Сергеевна!
Благодарю Вас за Ваше письмо от 4 июня. Вы пише­те про первый тёплый день 1-го июня1.
К сожалению, это был, по всей вероятности, и по­следний тёплый день. Ибо у нас (не знаю, как у Вас) стоят отвратительные, пасмурные, холодные и дождливые дни. Не хочется и носа высунуть на улицу. Всё в росте замерло, яблони не завязываются из-за отсутствия опыляющих насе­комых, которые в такие холода тоже не хотят своего носа высовывать. Ночью температура опускается до +2 градусов, а днём не бывает больше 10–12 градусов.
Как-то мы с Марией Григорьевной, улучив часок-дру­гой ясной погоды, выбрались в лес и нашли немного маслят и опёнков (не «опят», как некоторые говорят, а «опёнков»2). Но это был лишь часовой проблеск на общем фоне пасмур­ности, и только мы вернулись домой, как снова потянулись скучные, серые, нудные часы и дни пасмурности. Не могу дождаться тёплых дней, старые кости так и просят тепла, а его нет и не предвидится, судя по сводкам гидрометеоцен­тра, в ближайшее время. У нас тоже цветут и сирень, и тюльпаны, и нарциссы, всего этого, в том числе и пионов, у дочери в саду много.
Вы мне пишете про Вашу озабоченность судьбой зна­комой Вам старушки, беспомощной, которую определили в инвалидный дом3.
У меня тоже есть такая примерно давняя знакомая, она совершенно одинока, стара, слепа, живёт в старом доме без всяких удобств, без воды, отопления и пр. И окружена отвратительными соседями. Они её безжалостно обирают и уже всё, что было возможно, разворовали. Расскажу Вам вкрат­це её историю, ибо я знаю эту особу с детских своих лет.
Жили-были в Костроме такие Бирюковы. В 15-ти верстах от Костромы у них была чудесная усадьба Ива­новское, ранее принадлежавшая Нащокиным; там родился известный друг А.С. Пушкина, П.В. Нащокин4. Отец его, В.В. Нащокин, и дед5 были весьма интересными личностя­ми. В.В. Нащокин когда-то дал пощёчину А.В. Суворову, ко­торый после того, когда слышал имя Воина Васильевича, говаривал: «Помилуй Бог, это тот, который дерётся!» Так писал Пушкин6.
Так вот, из семьи Бирюковых был Нижегородский вице-губернатор Сергей Иванович7, потом он был последним Костромским губернским предводителем дворянства с 1914 по 1917 год. Я его знал и даже после революции одно вре­мя работал там же, где и он – в губернском лесном отделе, где Сергей Иванович был начальником «Губохоты», как ста­рый и опытный охотник. Брат Сергея Ивановича Павел Ива­нович – известный толстовец, друг графа Л.Н. Толстого, его биограф и т.д. Был у них и двоюродный брат, Алек­сандр Алексеевич, он занимал должность непременного чле­на присутствия по крестьянским делам в Костроме. Все они были хорошими друзьями и знакомыми моих покойных ро­дителей.
Так вот, А.А. Бирюков женился на сестре известного Костромского миллионера Колодезникова, кажется, её звали Мария Геннадиевна. Детей у них не было. А сам Александр Алексеевич был, как мне представляется, большим «люби­телем слабого пола». Его супруга, мадам Бирюкова, а до того – мадемуазель Колодезникова, решила открыть в Ко­строме дамское модное ателье; открыла его и набрала в это ателье девиц – мастериц, которых и обучала искусству кройки, шитья всяких дамских уборов сама. Все эти девицы и жили при доме, где для них было сделано нечто вроде «интерната». Среди этих девиц была одна, весьма привлека­тельной наружности, и А.А. Бирюков ей увлёкся. Дальше дело пошло так. Не разведясь с Марией Геннадиевной, Александр Алексеевич прижил с этой «белошвейкой» чуть ли не 4-х детей. Мария Геннадиевна – добрая душа – не имела претензий ни к мужу, ни к его возлюбленной, и все они вместе с детьми отлично уживались под одной крышей. Может быть, Мария Геннадиевна даже чувствовала себя от­части и виноватой, что у неё самой детей не было.
А.А. Бирюков был немножко «либерален», впрочем, как и Павел Иванович, который в семье графов Толстых имел прозвище «Поша». Да и сам Сергей Иванович тоже в те годы – начала XIX века8 – отдавал какую-то часть дани либеральному течению, это я знаю по его деятельности в Нижнем на посту вице-губернатора. Так вот, в 1904 году А.А. Бирюкова за его «красноту» прогоняют из Костромы, и он устраивается в Моршанске. Впрочем, это было, кажет­ся, ранее 1904 года.
Туда он увозит свою белошвейку с детьми и там внезапно умирает. «Белошвейка» с детьми возвращается в Кострому. Но её красота, и вдобавок пристрастие к спиртно­му, привели к тому, что все четверо детей стали фактиче­ски беспризорными. К этому времени умерла и Мария Ген­надиевна. Дамы, патронессы детского приюта, принимавшие участие в судьбе этих «бастардов», если будет позволено их мне так назвать9, добились изъятия детей у матери, к этому времени ставшей совсем потерянной женщиной, пьяницей и проч. И детей поместили в детский приют.
Старшая девочка – Наташа – была весьма привле­кательна и умна. Однажды моя мать, будучи в Костроме и узнав о судьбе этих детей А.А. Бирюкова, решила на них посмотреть в приюте, и ей очень приглянулась эта Наташа. Она договорилась, что возьмёт её к себе на воспитание. Сде­лать это было легко, ибо мои родители имели в Костро­ме известный «вес» и значение. И вот эта Наташа попала к нам в дом, ей тогда было около 10–12 лет. Мне же – око­ло 6 лет10, так что я её помню с самых первых дней её по­явления в нашем доме.
Положение этой Наташи в нашем доме было доста­точно двусмысленным. С одной стороны, моя мать, женщи­на без всяких сословных и иных предрассудков, хотела, чтобы Наташа воспитывалась с нами, детьми, на равных на­чалах, но все наши родные, весьма сильно заражённые со­словными и иными «аристократическими предрассудками», восстали против этого. И в результате Наташа очутилась в положении весьма сложном: мама её учила наравне с нами, она была старше всех нас и была как бы «бонной», что ли, – не могу найти правильного определения. Она была как бы «между детской и девичьей».
Поскольку она была «незаконной» и не носила фами­лии отца, то в те времена её положение было не очень-то лёгким, хотя моя мама её искренне полюбила и старалась, чтобы Наташа возможно меньше чувствовала своё такое по­ложение в нашем доме. Поскольку она, Наташа, была «не дворянка», то её нельзя было на равных со всеми основани­ях поместить в гимназию, и почему-то её решили предназна­чить на службу по линии медицинской и определили в Ев­геньевскую общину Красного Креста, которой ведала А.Н. Рылеева, вдова бывшего Кинешемского предводителя, Н.А. Рылеева. В последний раз я помню эту Наташу в 1910 году в нашем доме. Но, уехав в свою общину, Наташа не поры­вала связи с моей мамой и, полюбив маму весьма горячо, так же относилась и к нам, её детям, особенно ко мне, ибо, по рассказам других, да и сам я так хорошо помню, все родные и близкие меня очень любили якобы за мою добро­ту, и ласковость, и смышлёность. (Не примите это за само­восхваление, я говорю так, как это было.)
Потом пришла война 1914 года. Наташа к тому вре­мени была сестрой милосердия и в самом начале войны от­правилась на фронт. Из неё получилась сестра милосердия в самом настоящем значении этого слова. Я и потом убе­дился, что трудно было встретить другую подобную «се­стру» – она именно была «милосердной» сестрой. После конца войны она поселилась в Костроме и начала работать в разных медицинских учреждениях. Обосновалась, как ока­залось, на целых полвека в Туберкулёзной больнице и, ра­ботая там, снискала, как ранее в госпиталях и на фронте, искреннюю любовь страждущих. Она была очень скромна в поведении, так и осталась одинокой.
Пока была жива моя мама, она с ней не прерывала связи11, а когда я перебрался в 1925 году на жительство в Кострому, то Наташа была у нас постоянной гостьей. Роди­тели моей жены, да и сама она, знали эту Наташу ещё со времён войны 1914 г., когда в Соколове, имении родителей моей жены, был устроен госпиталь на 30 солдат и Наташа привозила туда раненых с фронта.
Но – ко всем хорошим качествам у Наташи были и дурные. Она очень трудно уживалась с соседями, и большинство людей, кроме её пациентов – раненых и чахо­точных, которых она самоотверженно вырывала из рук смерти, – относились к ней не особенно хорошо. Она так и осталась до сего дня совершенно одинокой. Все, знавшие её, и её добрые друзья давно уже умерли. Пришло время выхода на пенсию, а затем и настоящая старость, которая у Наташи осложнилась потерей зрения от глаукомы и неудачной попытки лечения этой болезни. Ей удалили один глаз, а другой у неё различает только свет от тьмы. Практически она совершенно беспомощна.
Много раз пытались её устроить в дом престарелых, там, как ни худо, но в тепле, и кормят, и есть какой-то уход и медицинская помощь.
Но она резко и в самой категорической форме отка­зывалась и по сие время отказывается от этого, говоря, что она в своей комнатке живёт больше полвека и умрёт в ней, пусть от голода и холода, но никогда не пойдёт в этот дом. Мне она говорила, что ещё со времени пребывания её в дет­ском приюте она получила такое отвращение ко всем таким казённым учреждениям, что побороть это отвращение она не в силах. Но её положение очень тяжело сейчас. Весь дом, где у неё комната, населён дурными людьми12; это вся­кого рода пьяницы, воры, спекулянты, шинкарки и шинка­ри, многократно сидевшие в тюрьме, дамы лёгкого поведе­ния и так далее. Когда-то этот дом принадлежал гене­ральше Борщёвой, и до его национализации ещё Наташа у них, Борщёвых, устроилась в этом доме. Теперь же, будучи совершенно беспомощной, ей, Наташе, приходится просить соседей о всяком пустяке. Воды принести, печь истопить, керосинку заправить, сходить в аптеку за лекарством, ку­пить молока или булку, сводить в баню – и за всё надо платить.
И вот, пользуясь её беспомощностью, её обирают эти соседки и соседи. Её знакомые и друзья почти все уже умерли, и которые и живы, то стары и ни на что не способ­ны. Я бы взял её к себе, но у меня самого семья – ведь дочь с зятем живут у нас, они занимают большую комнату, а наша с Марией Григорьевной столь мала, что там троим никак не убраться. И вот, у меня есть «послушание» – каж­дую субботу навещать эту Наташу, принести ей что-нибудь из съестного, прочитать полученные письма и написать от­веты – в разных городах ещё есть её старые друзья. И не­множко развлечь рассказами и воспоминаниями о далёком прошлом.
Вот Вам и маленький печальный рассказик. На этом и кончу.
Поклон от нас обоих Наталии Сергеевне и Вам. Ждём Вас к себе.
Уважающий Вас А. Григоров.

Многоуважаемая Мария Сергеевна!
Получил Ваше письмо от 1 июля. Да, вот уже и лета половина, скоро Петровки, а мы мёрзнем как глубокой осе­нью. Ежедневно дожди и холод адский, вчера, например, за весь день температура была ниже 10 градусов! В садах и огородах – беда! Огурцы, помидоры – всё это, если в бли­жайшие дни не наступят солнечные, тёплые дни, обречено на гибель. И клубника – «Виктория», как называют её не­которые, в том числе и Вы, – тоже вся будет гнить. Пер­вые ягодки мы уже попробовали, но, несмотря на огромное количество завязей, вряд ли удастся воспользоваться этой вкусной ягодкой – надежды, кажется, на улучшение пого­ды в ближайшее время нет.
Очень жаль, что Вы отодвинули свою поездку. Ко­нечно, ехать в такой холод не захочется. Но я Вас ждал, по Вашему письму, около 6 июля, а теперь что же – Ваш при­езд будет около 14–15 июля? Дело в том, что сейчас у нас свободно, а 12 июля ждём приезда из Москвы моей кузины с её подругой, нашей давней приятельницей, и мы им всегда отдаём на лето свою комнату. Но это ничего, наша кварти­ра «резиновая», как говорит моя жена. В 1964 году к нам съехались сразу пять человек, да и у нас тогда было не двое нас, как сейчас, а ещё дочь с зятем и двое внуков, и все разместились.
Так что и Вам сможем устроить должный ночлег, хотя я предполагал, раз Вы приехать должны были около 6 июля, то Вас поместить в нашей комнате. Но всё устроим и так.
Бирюковы, Варя и Наташа1, были в 1-ю войну «се­стрицами», но они были слишком «великосветские», чтобы от них была большая польза раненым. Да и их вся жизнь – их знакомства и матримониальные дела – мне как-то «претили», как будто не того круга все их предметы были. А Сережа Бирюков1 пошёл по артистической линии, он, ка­жется, работал в Минском театре. Я ничего про них давно не знаю, наверное, уже нет никого из них и в живых. А в «Столице и усадьбе» за 1915 или 16 год были фотографии их дома в Ивановском и комнат с обстановкой2.
Да, Вы правы, мир очень тесен – всё время то в од­ном месте, то в другом натыкаешься на общих знакомых, а ранее и не подозревал, что тут могут быть какие-то линии общего соприкосновения. Но ведь, в сущности, наш круг – дворянства – был весьма немногочислен по сравнению со всем населением страны; кажется, в 1914 году потомствен­ных дворян было немногим больше 100 тысяч. Так что и не удивительно, что везде можно было встретить линии, связую­щие все эти фамилии.
«Апостол Сергей» – это хорошо! Сразу виден Эй­дельман! Я этой книги не видал и не читал3.
Такая мерзкая погода, что и за грибами не хочется вылезать. Мы с Марией Григорьевной были уже не раз в лесу, выбирая более тёплые деньки, но последняя неделя до ужаса холодна, так что нечего и думать о вылазках. К тому же моя Мария Григорьевна уже дня 4 как уехала в Москву. У неё ухудшается зрение, а здешние окулисты го­ворят, что всё в норме. Вот и поехала она к платному оку­листу, может быть, ещё не поздно что-нибудь сделать. Ожи­даю её возвращения числа 10-го.
А пока пребываю в одиночестве, только внучка с правнуком заходят каждый день. Внук Лёва на месяц или больше отправлен в какой-то дальний колхоз, в Чухломской район, а дочь с зятем на своей даче, в саду. У них там в деревянном домике теплее, чем у меня в каменном дому, да ещё в нижнем этаже, и причём одна стена упирается в зем­лю. Наш дом стоит на косогоре. И холод в комнате – «со­бачий». Сижу в кухне и жгу газовую духовку, это быстро нагревает кухню, если к тому же закрыть дверь; но долго сидеть боюсь – всё же от газа какой-то не то угар, или что-то подобное, на голову действует.
Итак, жду от Вас вестей с указанием возможного времени приезда, и Вас мы «устроим в самом лучшем виде», в своей резиновой квартире.
Поклон Наталии Сергеевне и Вам.
Уважающий Вас А. Гр-в.

~ • ~
30 июля 1976 года
г. Кострома

Дорогие Наталия Сергеевна и Мария Сергеевна!
Ваше письмо от 25 июля мы были рады получить и узнать, что Ваша ночная Одиссея закончилась благополуч­но. И правда, какой любезный был капитан этого «Метеора», что Вас пустил задолго до начала посадки1.
Мы все были рады с Вами познакомиться при лич­ной встрече, а то уже сколько времени ведём «эпистоляр­ное» знакомство, а друг друга и не видели.
У нас жизнь течёт своим обычным чередом. Продол­жаем наши выезды в лес, обычно все вчетвером, но ввиду сильной жары и сухой погоды, грибные наши трофеи очень скромные. Но зато – общаемся с природой, насла­ждаемся лесной тишиной, чистым воздухом и так далее. Есть в лесу и много ещё ягод – черники и поздней земля­ники, особенно крупной и вкусной. Но никто из нас не счи­тает себя пригодным уже для сбора ягод «впрок», и если нагнёшься за ягодкой, то и отправишь её тотчас же в рот.
Одновременно высылаю Наталии Сергеевне забытую ею принадлежность туалета, это признак, что Вам и, во вся­ком случае, уж Наталии Сергеевне доведётся ещё раз побы­вать у нас. А наш приезд в Горький – это очень проблема­тичная пока вещь. Но не будем загадывать наперёд.
Адрес наших дам:
1. Ольга Викторовна Григорова. Москва, В-312. Ин­декс 117312. Ул. Вавилова, д. 49/1, кв. 34. Тел. 135-54-85.
Эта улица Вавилова идёт параллельно проспекту Ле­нина, недалеко от магазина «Москва». Трамвай 14, 39, 16; автобус 115; троллейбус 33, до остановки «Универмаг “Москва”» (по проспекту Ленина – только троллейбус; ав­тобус и трамвай – по улице Вавилова; остановка «Улица Ляпунова»).
2. Наталия Николаевна Григорович. Индекс 117321, Москва, В-321. Ул. Варги, дом 18, кв. 36. Телефона пока нет.
Я там ещё не бывал, Наталия Николаевна получила эту квартиру лишь в начале июля с/г и сразу же уехала к нам. Это в районе «Тёплый Стан», на самой окраине Моск­вы, близ Кольцевой автодороги.
Вот и всё пока. Ещё раз рады выразить Вам свои до­брые чувства к Вам. От всех нас привет.
М. и А. Григоровы.

~ • ~
11 августа 1976 года
г. Кострома

Дорогие Мария Сергеевна и Наталия Сергеевна!
Получили мы Ваше письмо от 6 августа.
У нас жизнь идёт всё так же. Наши гости ещё все у нас, уезжают 17 августа, сегодня пошли покупать себе биле­ты на это число.
А пока все мы, обычно вчетвером, ездим в лес на свои любимые полянки и в лесочки и проводим там полдня, во второй половине дня возвращаемся, хотя и усталые, но всегда довольные, даже и тем скромным «уловом», ибо гри­бов почти нет, очень уж сухо, ведь стояла жаркая и сухая погода целый месяц, только совсем недавно спала темпера­тура до + 17–18 градусов. А в лесу, несмотря на иногда вы­падающие не только дождички, но и ливни, очень сухо. Можно везде пройти в тапочках, и в такую сушь грибов ждать нечего. Приносим лисичек, сыроежек, редко какой-ни­будь другой грибок. А вчера наши гостьи уехали одни, мы с Марией Григорьевной что-то оба приболели, и вот наши милые дамы изволили заблудиться. И вернулись поздно, пробродив по лесам целых 6 часов, конечно, адски усталые. Но в числе трофеев был и один белый грибок!
Я пока что ещё «в отпуске», то есть не занимаюсь ничем; только недавно ко мне приехали работники из музея1 с кучей фотографий с разных портретов ХVIII–ХIХ века, с просьбой помочь им установить имена лиц, изображённых на этих портретах, хранящихся в «запасниках». Кое в чём им помог. И получил приглашение (может быть, просьбу) просмотреть все их запасники с той же целью – опреде­лить, кого можно.
А сам я им тоже стал показывать свои «раритеты». И тут случилась беда: я достал папку Купреяновых, где сверху были фотографии Павла Яковлевича и Николая Ни­колаевича. Так как стол весь был завален всякого рода бу­магами и папками, то, когда Купреяновское «досье» стало ненужным, я его положил около своего стула на пол. И не заметил, как к этому «досье» подобралась наша Мика и на­чала грызть всё досье. Когда мои собеседницы обратили внимание на какую-то подозрительную возню около моего стула (я сам так увлёкся разговорами, что не заметил ниче­го), то оказалось, что Мика уже изгрызла папку-обложку и совсем уничтожила две сверху лежавшие фотографии. Мои собеседницы ахнули, но стали меня утешать, собрали все мельчайшие клочочки в конверт и взяли с собой, обещая всё восстановить в их реставрационной мастерской. После отъезда наших гостей думаю к ним в музей съездить и там кое-чем «разжиться», мне эти дамы обещали своё содей­ствие – снять копии фото и проч.
Теперь о «народовольце».
Интересующий Вас Михаил Васильевич Купреянов (1853–1878) – это из 3-ей линии Купреяновых, идущей от Богдана, вернее, от его сына, Ивана Богдановича. Их родо­вая вотчина – усадьба Патракеево, в том же Солигалич­ском уезде, совсем близко от Патина. Там, в Патракееве, какой-то частью владел и Александр Яковлевич, и там же его брат, утонувший в 1811 г. в Северной Двине, Дмитрий Яковлевич, получил по завещанию от какой-то родственни­цы некоторое количество «душ».
Теперь подробности о родословной М.В. Купреянова:
1. Иван Богданович, упоминается в 1615 г.
2. Мартын, он же Мартьян Иванович.
3. Михаил Мартынович, упоминается под 1675 г.
4. Семён Михайлович.
5. Иван Семёнович. Жена Агафья Тимофеевна NN.
6. Дмитрий Иванович, в 1766 г. полковник. Жена Пелагея Фёдоровна NN.
7. Александр Дмитриевич. Коллежский регистратор, с. Заболотье Грязовецкого уезда.
8. Василий Александрович. Штабс-капитан. Заседа­тель гражданской палаты Вологодского суда в 1847 г.
9. Михаил Васильевич. Род. 1/ХI 1853 † 18 апр. 1878.
Революционер, участник процесса «193-х», умер в Петропавловской крепости. О нём см. «Деятели революци­онного движения». Био-библиографический словарь, том 2, вып. 2, М., 1930 г. ЦГАОР, фонд 109, дело 112.
Из этого видно, что Дмитрий Иванович Купреянов был не один, а их было два. Один – отец Якова Дмитрие­вича, а другой – отец Александра Дмитриевича, и никакого противоречия тут нет. Два разных Дмитрия Ивановича, один – из Патинской ветви, а другой – из Патракеевской ветви.
Все наши – Мария Григорьевна и наши гостьи – благодарят Вас за привет и память и, в свою очередь, шлют Наталии Сергеевне и Вам так же, как и я, свой сердечный привет с добрыми пожеланиями.
Ваш А. Григоров
На днях было мне письмо от Яши Купреянова, он собирается в Кострому в конце августа или начале сентя­бря. Буду рад его видеть у себя.
А. Г.

Дорогая Мария Сергеевна!
Вчера получил Вашу открытку с извещением о Ва­шем благополучном прибытии в Горький и об обильном уро­жае яблок.
Вашу открыточку с пути мы тоже получили и благо­дарим Вас за то, что и в пути об нас вспомнили.
Очень жаль, что Анатолий Михайлович не сообщил мне о времени своего проезда через Кострому и названия парохода1. Я бы сходил на пристань повидать его. И я про­сил его написать мне время его прибытия в Кострому, но он почему-то этого не сделал.
Так же и Яков Николаевич, обещал приехать в Ко­строму в конце августа или начале сентября, и его нет, или он о своём приезде меня не поставил в известность.
У нашей Любы в саду тоже обилие яблок, и куда их девать – не знаю. Яблоки всё больше поздние – антоновка – и требуют лёжки, а хранить их нам негде.
Наши грибные радости уже окончились. Давно не было дождя, и в лесу стоит страшная сушь. А грибы такой суши не любят, как известно.
Вчера мы с Марией Григорьевной и с Галей съезди­ли недалечко в лес, больше не за грибами, а за мохом, можжевельником и сосновыми почками, все эти дары леса нам нужны для разного рода хозяйственных и лечебных це­лей, но всё-таки привезли и грибов на сковородочку, а Галя даже нашла и один белый.
Вот, наступило «Бабье лето», и в этом году оно на­чалось такими чудесными днями, и в лесу так хорошо, что мы не прочь на днях и ещё сделать вылазку в лес.
Вскоре я вам пошлю буклетик – издание Русского музея, в нём 31 портрет из числа хранившихся в Костром­ских музеях (главным образом в Солигаличском), часть из них, 16 портретов, были изданы и в «слайдах», и на открыт­ках, и публиковались в печати, а остальные 15 впервые уви­дели свет. Затем ещё вышла более солидная книжка, изда­тельства «Советский художник», в красках, с историей обна­ружения и реставрации этих портретов. Тираж 30 тысяч, цена 1-412, но не знаю, можно ли будет купить «без блата». Мне, правда, обещан один экземпляр (а может быть, дадут и побольше), но пока ещё я не получил. В этом издании, среди прочих, помещена и моя статья по поводу этих пор­третов, и между прочим, без всякого моего согласия. Я даже и не знал об этом, пока мне не показали в музее эк­земпляр, привезённый из Москвы директором с дарственной надписью от одного из реставраторов – Ямщикова. О моей статье издательство распорядилось, не спросив даже меня.
Возможно, это – «нарушение авторских прав»?
Вам, я думаю, будет интересно посмотреть на эти из­дания и портреты, тем более, что там, среди прочих, есть и Ваш прямой предок – П.И. Окулов, это дедушка Вашей прабабушки, Елизаветы Николаевны Купреяновой. Затем, есть Ирина Юрьевна Катенина – это урождённая Лермонто­ва, она будет двоюродная тётушка Вашего прадеда, А.Я. Купреянова. Есть и портрет её мужа, А.Ф. Катенина, дя­дюшки известного поэта, переводчика и критика Павла Александровича Катенина. Есть и капитан-командор И.М. Клементьев, это тоже из числа Ваших родственников по ли­нии Павлы Матвеевны, урожд. Лермонтовой. Её сестра, Анна Матвеевна, была замужем за Иваном Прокофьевичем Клементьевым, но как приходился ей изображённый на пор­трете капитан-командор – надо ещё установить, что я и буду делать. Вышлю Вам эту вещицу – буклетик, когда напишу к нему нечто вроде биографической справки про тех лиц, про кого я знаю.
Эта справка у меня уже написана, но надо её раз­множить. Дела у меня пропасть, но пока стоит такая чуд­ная погода, то не хочется сидеть за бумагами, а хочется быть на воздухе, и не на нашем вонючем городском, а на чистом, лесном. Ведь осенний лес так же прекрасен, как ве­сенний и летний.
Наши путешественницы – я имею в виду Ольгу Вик­торовну и Наталью Николаевну, которых Вы у нас видели в июле, – собрались ехать по Оке и Волге «кругосветкой». У нас они будут (в Костроме) 27 числа сентября, стало быть, в Горьком – наверное, 26 или 25 числа. Может быть, если пароход «Достоевский» стоит в Горьком долго, то за­бегут и к Вам, ведь они записали Ваш адрес.
Мы пока более или менее здоровы, и всё у нас тоже более или менее благополучно.
Оба мы с Марией Григорьевной шлём Наталии Сер­геевне и Вам свой искренний сердечный привет.
Будьте здоровы.
Ваш А. Григоров.

~ • ~
27 сентября 1976 года
г. Кострома

Дорогая Мария Сергеевна!
Вчера получил Ваше письмо от 23/IХ. Наверное, вчера же наши путешественницы должны были навестить Вас, как они писали мне в своём последнем письме из Москвы. А сегодня к 15.30 мы поедем на пристань их встречать (и провожать в 19.30).
Патинскую линию Купреяновых со всеми дополнения­ми и исправлениями я Вам пришлю несколько позднее, но пришлю обязательно.
Вот, Вы свои яблоки «пристроили», а у нашей Любы так ничего из этого не вышло. Кроме того, Люба очень бо­ится, что яблоки замёрзнут на дереве, уже были морозы, и по утрам на земле иней, а сорта у них поздние – Анто­новские и какие-то другие; сейчас они ещё тверды, как ка­мень, и семечки ещё белые. Вчера она собирала и много принесла домой, а основная масса лежит у них в садовом домике. В прошлом году большая часть яблок так и пропа­ла – замёрзли (не на дереве, а в домике), и их пришлось выбрасывать. Картошки Люба с мужем заказали у себя на производстве, по цене 7,3 копейки за кг, но надо ехать за картошкой в совхоз, транспорт или свой, или ждать, когда завод выделит. А нам с Марией Григорьевной так мало надо картошки, что мы надеемся на магазинную.
Анатолий Михайлович прислал мне с пути открыт­ку, в которой объяснил, что на пути «туда» они ездили в Костроме на экскурсию к Ипатию1 и времени не оставалось нисколько, а на пути «обратно» – их пароход проходил Ко­строму в 4 часа утра.
Про посещение меня Яшей Купреяновым я Вам, ка­жется, уже писал.
Теперь напишу вот про что. Как я уже Вам писал, я занялся «дружбой» с музеем ИЗО – картинной нашей гале­реей. Там мне показали портреты неизвестных лиц и сказа­ли, что эти портреты происходят из усадьбы Патино Купрея­новых. Сдала в музей эти портреты некая Фомина, сказавшая, что она дальня родственница семьи Купреяно­вых. Но при всех моих работах с фамилией Купреяновых я никогда и нигде не встречал фамилии Фоминых.
Один портрет – это мужчина в костюме, как опреде­ляют специалисты, середины ХVIII века, схожий, по моему мнению, с портретом П.И. Окулова (портрет № 13 в катало­ге). На обороте холста заметны следы печати, на которой просматривается вензель с буквой «К». Я полагаю, что это портрет тестя А.Я. Купреянова, Н.П. Окулова, и он нахо­дился в Патине по той простой причине, что его дочь была замужем за владельцем Патина, А.Я. Купреяновым.
Другой портрет – это три молодых человека, сходство их черт заставляет предполагать, что это три брата. Двое в форме юнкеров школы кавалерийских юнке­ров и гвардейских подпрапорщиков, почти одного возраста, а третий – старше их, в штатском. Время создания портре­та – конец 30-х – нач. 40-х годов (так говорят специалисты). По всем данным, это Павел и Николай Александровичи Ку­преяновы, родившиеся в 1827 и 1828 годах, а третий – это их старший брат, Яков, род. 1824 г., учившийся в училище Правоведения и, очевидно, ко времени создания портрета – уже окончивший училище.
Как это всё проверить? Думаю, что мои предположе­ния верны.
И ещё, портрет с датой 1849 г. и подписью художни­ка (Покровский). На этом портрете изображён сидящий в кресле, судя по эполетам, генерал или адмирал, на столике возле него глобус. Лицо изображённого имеет сходство с Павлом Яковлевичем Купреяновым, фотография с портрета которого у меня есть. В то же время – он сильно напоми­нает лицо вице-адмирала Корнилова, защитника Севастопо­ля2. Но какой мундир на нём – морской или сухопутный, я сказать не смогу. Поскольку дата 1849 год, то надо будет узнать, какой чин в 1849 году имел В.А. Корнилов – если он был в этом году уже в чине контр-адмирала, то это мо­жет быть он, а если он был ещё только капитаном 1 ранга, то это, естественно, не он; тогда надо считать, что это П.Я. Купреянов3. В среду мне привезут хороший портрет адмира­ла Корнилова, и будем наводить «экспертизу». У обоих – и адмирала Корнилова и П.Я. Купреянова – было множество орденов, и попробую разбираться по орденам, ибо какие у кого были ордена – я уже знаю. А на портретах, и «ано­нимном» и точно известном, много орденов и у того и у другого, но ордена разные должны быть у них.
Мечтаем с Марией Григорьевной выехать в конце октября в поездку в Ростов через Москву. Не знаю только, как сумеем обеспечить себя нужными денежными ресурсами на дорогу туда и обратно. Домой не полагаем вернуться раньше второй половины декабря.
Сейчас у нас все грибные походы прекратились, уж очень стало холодно. Мы так мёрзли в своей квартире, что приходилось сидеть в валенках и надевать на себя всё тёплое. Но вот, 25/IХ наконец пошло тепло по трубам, и теперь мы наслаждается теплом.
Вот и все мои новости. Работы много, ведь у меня столько «задумок», что не знаю, как только успею сделать всё.
От Марии Григорьевны и меня сердечный привет На­талии Сергеевне и Вам.
Желаю Вам всего доброго.
А. Гр-в.

~ • ~
13 октября 1976 года
г. Кострома

Дорогая Мария Сергеевна!
Ваше письмо от 8/Х получил вчера, благодарю.
Конечно, мы встретили наших путешественниц на пристани, и всё время стоянки – 4 часа – провели у них в каюте. И от них узнали о том, как Вы встретили их ещё на пароходе и так хорошо приняли их у себя дома. Но вот, по­сле прибытия наших путешественниц в Москву, мы ничего не знали о том, как они доехали и что с ними. Не в обычае Ольги Викторовны было молчать, ведь у нас с ней много­летняя и очень аккуратная переписка, Наталья же Никола­евна – не из пишущих, и от неё письма не дождёшься во веки веков. А вчера, прождав уже две недели вестей и еже­дневно ожидая письма, я решил воспользоваться телефоном. И оказалось, что на другой же день после приезда в Моск­ву бедная Ольга Викторовна упала на улице, попав в ка­кую-то ямку на тротуаре. И при падении сильно расшиб­лась, левая рука перестала действовать, хотя перелома не устано­вили. Поэтому она и молчала, ибо и правой не могла взять в руки перо. Как она вчера мне сказала, что сейчас есть улучшение, но левая рука в каком-то аппарате, а паль­цы не действуют. Вот ещё беда на неё свалилась!
Рад за Вас, что у Вас «яблочная страда» закончи­лась. У нашей Любы яблок много было, но, по-моему, все они не дозрели, а снять их пришлось ввиду морозов, уже у нас доходило до –10 градусов ночью. Много она или, вер­нее, её муж роздали соседям и знакомым, и остальное Люба переделывает на соки.
Относительно портрета, что я Вам писал, то я поста­рался достать портрет адмирала В.А. Корнилова и, сличив то, что подлежало «экспертизе», с портретом подлинного В.А. Корнилова, установил, что на обоих портретах изобра­жено одно и то же лицо. Совпали не только черты лица и пр., но и ордена на груди. К сожалению, та сотрудница му­зея, с которой я вместе работал, по какой-то, мне неизвест­ной, причине уволилась с работы, и там нет теперь такой «энтузиастки», какой была эта уволившаяся1, так что мои там консультации, вероятно, остановятся.
Теперь исполняю Вашу просьбу относительно дворянс­ких родословных книг. По жалованной грамоте дворян­ству, данной Екатериной II 21 апреля 1785 года, ведение родослов­ных дворянских книг по губерниям разделялось на 6 частей.
В первую часть вносились дворяне, получившие дво­рянское достоинство по монаршей воле, за какие-либо заслуги.
Во вторую часть вносились роды, получившие дво­рянство вместе с чином, заслуженным на военной службе. А чин этот со временем всё повышался и повышался. Спер­ва даже чин прапорщика, полученный не при отставке, а во время службы, давал право на дворянство во II части, по­том постепенно повышался чин, и перед 1917 годом только чин полковника давал право на потомственное дворянство.
В третью часть записывались роды, получившие пра­во на дворянство по чинам, заслуженным на статской служ­бе, и получению ордена. Сперва тоже было так, что право на дворянство давал и чин XIV класса (коллежский регистратор), и орден св. Анны III степени, а потом, постепенно повышался требуемый чин, и перед 1917 годом право на потомственное дворянство давал чин коллежского советника и орден св. Владимира IV степени.
В IV-ю часть книги вносились роды иностранного происхождения, доказавшие документами, что их предки на своей родине носили дворянский титул, безразлично, были ли то европейские дворяне или азиатские – кавказских на­родностей, татары, киргизы и др.
В V часть вносились дворяне, имевшие какой-либо титул – княжеский, графский, баронский; вносились туда как древние русские княжеские роды – Рюриковичи и Геде­миновичи, – а также и все князья и графы «Священной Римской империи» и др. Европейских держав, а также кня­зья восточного и кавказского происхождения (в том числе и татарские). Также и получающие княжеское, графское или баронское достоинство по воле монарха.
В VI-ю часть вносились все древние русские дворян­ские роды, доказавшие древность своего рода документами, причём условием для внесения в VI-ю часть было то, что доказатель должен был представить подлинный документ о том, что его предки владели землёй с поселёнными на ней крестьянами за сто лет до издания жалованной грамоты, то есть до 1685 года. Причём надо было доказать, что это зе­мельное владение «со крестьяны» переходило по наследству начиная с 1685 года лицам этой фамилии, вплоть до време­ни подачи заявления о признании в древнем дворянстве. Эта была наиболее почётная часть дворянства, так как вне­сение в эту часть не зависело ни от Высочайшей воли, ни от получаемых чинов или орденов. Поэтому принадлежав­шие к этой, VI части, весьма гордились принадлежностью своей к «древнему, столбовому» дворянству.
Кроме того, принадлежность к VI части давала неко­торые преимущества для помещения детей в привилегиро­ванные учебные заведения; сперва это имело очень большое значение, ибо, например, в училище Правоведения, в 1-й Мо­сковский кадетский корпус, в Морской корпус принимались только дети дворян «шестой книги», но со временем это преимущество, особенно после 1905 года, сошло на нет.
Затем, в участии в делах дворянства решающее зна­чение имели лица «шестой книги», но это также с годами утратило своё значение. Когда-то на выборные дворянские должности тоже должен был быть избранным только «стол­бовой» дворянин; кстати, выражение «столбовой дворянин» не имеет никакого отношения к столбу. Происхождение это­го термина таково. В XVII веке обычно грамоты, жалован­ные на поместья, и другие документы писались на так на­зываемых «столбцах», или свитках, и от этих-то «столбцов» и пошло выражение «столбовой дворянин».
Когда буду в Москве, то постараюсь, конечно, посе­тить Ю.Б. Шмарова, тогда и справлюсь у него относительно Вашего вопроса о родстве Глинки с Кузьмиными и Ендогу­ровыми. (Я всё-таки настаиваю, что они были «Ендогуровы», а не «Эндауровы», последняя фамилия даже как-то «несозвучна» нашему русскому языку. Тут пахнет не то Кавказом, не то, вообще, какой-то экзотикой, тогда как род Ендогуровых старинный русский и известен с давних пор под этой фамилией.)
Вот, примерно и всё. Мы собираемся поехать в наше «турне» числа 23–25 октября, а домой, в Кострому, вер­нуться лишь через 2 месяца, то есть к новому году.
Тогда буду продолжать свои все дела – морские, ге­неалогические и портретные. А пока в Москве буду делать бесчисленные визиты ко множеству друзей и родных, в Ро­стове – хочу заняться историей русских известных путеше­ственников, исследователей Сибири, супругов Черских; дело в том, что в доме, где живёт наша дочь, живёт также и внук этих Черских, о котором почти ничего неизвестно даже в Географическом обществе. И вот, по поручению Все­союзного географического общества, я буду стараться «вы­удить» у этого внука что-нибудь, доселе неизвестное, фото­графии, письма, воспоминания и др. А потом, мне в Геогра­фическом обществе обещали предоставить возможность сде­лать доклад на очередном заседании этого общества, в Москве.
Вот так, всё что-нибудь надо и надо, и так, видимо, будет продолжаться до конца, но это ведь и хорошо, а то без дела скорее завянешь.
От нас с Марией Григорьевной привет Наталии Сер­геевне и Вам.
А. Гр-в.

~ • ~
26 февраля 1977 года
г. Кострома

Дорогая Мария Михайловна!
Только что отправил было Вам письмо, в котором выражал некоторое недоумение по поводу Вашего, столь длительного, как мне кажется, молчания, как вчера и при­шло Ваше письмо от 21/II.
Отвечаю на Ваши вопросы.
Здоровье Марии Григорьевны и моё – в соответ­ствии с нашими годами. У других наших сверстников много хуже. Нам же пока «Бог грехам нашим терпит». Правда, у Марии Григорьевны с глазами плоховато, но она их подле­чивает, а, с другой стороны, и «подкалечивает», ибо сидит днями за вязаньем. А в общем – ещё пока всё ладно.
Теперь про предполагаемую поездку в Москву. Бу­дучи в конце прошлого года на заседании Географического общества и будучи там представлен руководителям этого общества, я получил предложение прочесть у них два доклада, о полярных мореплавателях-Костромичах: первый – об известном Д.Л. Овцыне, а второй – о менее извест­ном, но, вероятно, хорошо известном Вам А.Н. Жохове.
Предполагалось, что это произойдёт в марте месяце, на одном из очередных заседаний общества. И мне было сказано, чтобы я прислал «тезисы», или «конспекты», своих выступлений. Я это сделал и отослал, получил сообщение, что всё получено и до 1 марта я получу или точную дату заседания, если оно призойдёт в марте, или сообщат мне о более поздней дате – осень 1977 г., – если мартовская по­вестка будет перегружена. Но вот, кончается февраль и че­рез два дня настанет март, я же не получил ничего и ни от кого и поэтому даже не знаю, состоится ли вообще моё вы­ступление и когда.
Тепрь о портретах. Дата смерти декабриста Н.П. Окулова мною взята из «Алфавита декабристов»1. А уж откуда составитель – Модзалевский – взял эту дату, мне неизвестно. Книга Ляхова и Коча «Декабристы-Яро­славцы»2 мне не попадалась, и поэтому приведённая ими дата, по всей вероятности достоверная, мне известна не была.
Немножко про род Пановых, из которого вышел де­кабрист Н.А. Панов. Из прилагаемой коротенькой росписи Вы можете что-нибудь почерпнуть. Но ни к Костромским, ни к Вологодским (Тотемским) Пановым декабрист Панов отношения не имеет.
Теперь про родословную Купреяновых. Я Вам обе­щал прислать исправленную и дополненную. Но случилось непредвиденное: одна работница нашего музея у меня по­просила эти и другие Купреяновские карточки, на короткий срок, и задержала надолго. Когда же я пошёл в музей, что­бы самому взять у неё это, то оказалось, что она уволилась из музея. Насилу её разыскал, но когда попросил вернуть взятое, то она мне вернула карточки только 5-ти других ли­ний, а Патинской не вернула и заявила, что «я Вам уже всё отдала и больше у меня нет ничего». Что же мне делать? Будет время, восстановлю все эти карточки, возможно, что и не в таком полном объёме, так что сейчас выполнить своё обещание Вам не могу.
Вы мне сообщаете печальные вести о кончинах близ­ких Вам людей. Печально всё это, вот и мы тоже несём по­тери своих родных. 18 декабря умер мой двоюродный брат, Александр Владимирович Матвеев, сын моего дяди по мате­ри. Было бы ему 30/XII 86 лет. А в ночь на 1 января умер­ла последняя кузина Марии Григорьевны, Наталия Никола­евна, бывшая замужем за Б.А. Эйлером, потомком знамени­того математика нашего, Леонарда Эйлера. Она была уже в преклонных годах – ей было бы в мае этого года 91 год. Остаётся нас, то есть людей одного поколения, связанных родством, уже очень мало. Время беспощадно, и это всё вполне закономерно. Стольких близких людей мы уже поте­ряли, что скоро останемся совсем одни.
Относительно дома Верховских в Макарьеве, то я думаю, что с предложением об устройстве там «дома ху­дожника», или чего-нибудь в этом роде, надо обращаться в Областное управление культуры и одновременно в Костром­ской союз художников. Но, как я думаю, вряд ли что вый­дет из этого. Все боятся принять на свою ответственность любое решение и предпочитают делать только то, на что есть «веление свыше»3.
Пока писал это письмо, получил весть из Москвы относительно предполагавшегося моего выступления. Март, апрель и май исключаются, ибо уже все выступления давно согласованы, июнь–сентябрь – «академические каникулы», и возможно моё выступление только в октябре.
От Анатолия Михайловича я не имею никаких ве­стей примерно с того же времени, что и от Вас. Написал ему в тот же день, что писал и Вам. Просил своего друга позвонить ему по телефону (Московского друга), он же на­писал, что звонил два раза, но никто к телефону не подхо­дил. Больше не стал звонить, ибо у него на квартире теле­фона нет, приходится звонить с автомата, что ему, моему другу, очень несподручно и неудобно4.
В книжке «Костромские портреты» я разгадал ряд неизвестных портретов и сделал биографии двоих Пановых, мальчика лет трёх и другого, значащегося как Василий Пет­рович Панов, нашёл интересные документы. Завтра буду выступать с рассказом об этих портретах и людях и исто­рии моего поиска в доме офицеров. Уже выступал с этим раза три и имел успех.
Приезжайте с Натальей Сергеевной летом к нам, в Кострому, только не на одну ночь, как в 1976-м году. Мы оба с Марией Григорьевной шлём Вам свой сердечный при­вет, также и Наталии Сергеевне, и желаем всякого благопо­лучия.
Искренне Ваши М. и А. Григоровы.

~ • ~
10 марта 1977 года
г. Кострома

Дорогая Мария Сергеевна!
Вчера получил Ваше письмо от 1 марта. Очевидно, моё письмо к Вам разошлось с Вашим в пути, ибо в этом письме нет никаких «резонансов» на то, что я Вам писал и послал. Весьма опечален тем, что Вы два раза упали. Ещё слава Богу, что отделались сравнительно легко. Такие паде­ния на скользкой поверхности улиц и тротуаров весьма «противопоказаны» людям в наших годах. Я тоже боюсь хо­дить при вечернем освещении и обычно по вечерам не выхо­жу никуда.
Относительно поселения Купреяновых в Вологодских краях, то это, Вы правы, можно отвести к «брачным свя­зям». Кадниковское поместье Купреяновых было специально куплено для дачи в приданое за Павлой Матвеевной Лер­монтовой, от которой перешло к её дочери, Клеопатре Александровне Юрьевой, а от неё уже Купреяновым. Но жил там не Александр Яковлевич – он всю жизнь прожил в Патине, – а его брат, Пётр Яковлевич, там, в Кадни­ковском уезде, и умерший.
А Купреяновы, жившие в Грязовецком уезде, тоже перебрались туда по случаю женитьбы уже не помню кого именно (под руками нет, а искать долго).
Окуловы так же, как и Засецкие, владели деревнями и землёю и в Вологодской, и в Ярославской, и в Костром­ской губерниях.
Имя и отчество Засецкого, бывшего мужем дочери Прокофия Ивановича Окулова, у меня нигде не записано1. Это можно узнать, я думаю, в Вологодском архиве, там должна быть в делах дворянского собрания родословная За­сецких. У нас этой родословной нет, а у меня лично, в моём архиве, этого Засецкого нет. Есть другие, а этого нет. Возможно, что в Купреяновских (Патинских) письмах и есть его имя, но когда я читал эти письма, то не выписал ничего про Засецких, ибо считал их в основном «не Костромскими».
Про «реставрацию» Бородинского поля я читал и, право, не знаю, как высказаться по этому поводу, надо ли это делать или нет.
У нас, в Костроме, тоже кое-что восстанавливается и капитально ремонтируется, но тоже просто черепашьими темпами. Но хорошо, что всё-таки хоть и помаленьку, но де­лается. А до всего, требующего реставрации и ремонта, ве­роятно, руки не дойдут у наших властей никогда.
Относительно «не русского русского языка», то я тоже иногда прихожу в ужас, читая современные литера­турные произведения. Но, вероятно, таких художников сло­ва, как Бунин, Тургенев и другие, из живших в XIX и нача­ле XX века, в наше время встретить трудно.
И исторические факты зачастую весьма произвольно трактуются, а то и просто, по невежеству самих писателей и их редакторов, искажаются, и приходится просто удив­ляться тому, что вычитаешь и что знакомо и известно ещё с детских лет2.
У нас дела всё такие же. Правнук – маленький Женя – всех нас радует своим здоровьем и приветливо­стью. Такой милый бутузик! Галя не очень эксплуатирует бабушку, так что Мария Григорьевна не имеет основания на неё обижаться. Старший правнук Саша тоже очень хорош, недавно с отцом ездил в Ярославль в цирк (у нас свой Ко­стромской сгорел вместе с 14-ю медведями и собаками несколько лет назад, и нового ещё не построили)3, и вот у Саши было столько рассказов об увиденном в цирке!
Я что-то как-то охладел ко всем историческим своим изысканиям. Единственно ещё чего не бросил – это исто­рию Русского флота.
Пришёл к выводу, что ведь все мои «труды» – это будущая макулатура или растопка для печей. Люди очень интересуются (не все, конечно, но часть их) всякими истори­ческими рассказами и былями, но другие люди, в руках ко­торых бумага и типографии, ничуть не намерены обращать­ся к прошлому, всё у них нацелено только на современ­ность.
Настроение неважное, ещё оно усугубляется неуряди­цами у дочери и внука. На почве постоянного злоупотребле­ния алкоголем, у внука фактически брак распался, он и прожил-то женатым всего 2 года, а у дочери и второй брак накануне краха, тоже на этой же почве. Всё это печально и никак не способствует ни продуктивному труду, ни хороше­му настроению.
Впрочем, кругом видишь у почти всех семей то же самое.
От наших дам спасибо за поздравление к 8 марта.
Наталье Сергеевне и Вам все мы шлём привет.
Ваш А. Григоров.

~ • ~
20 марта 1977 года
г. Кострома

Дорогие Мария Сергеевна и Наталья Сергеевна!
Письмо Ваше, Мария Сергеевна, мы получили вчера и благодарим Вас за него.
Вы меня спрашиваете о масонских знаках1.
Я мало осведомлён о масонстве вообще, в основном мои познания не идут дальше того, что поведал нам граф Л.Н. Толстой в «Войне и мире». Но «на очереди» у меня есть и масоны наши, Костромские. Тут один из главных ма­сонов конца XVIII века – Алексей Михайлович Кутузов, учившийся в Лейпциге вместе с Ушаковым и Радищевым; потом он был одним из виднейших масонов, приятель Н.И. Новикова и предполагаемый глава всех русских масо­нов, заместитель известного профессора Московского уни­верситета Шварца, «Великий Розенкрейцер». Он в XVIII веке владел вместе с братом усадьбой Щелыково, где те­перь му­зей-заповедник А.Н. Островского. Ещё наш, Костро­мич, был один из главарей основной масонской ложи, некто полков­ник Травин, из Буйского уезда. В усадьбе его наслед­ников ещё в 1914 г. имелся его портрет и его перстень с изображе­нием главного масонского знака2; к сожалению, я тогда мало интересовался такими вещами. Масонами были и Ко­стромской Пушкин, двойной родич А.С. Пушкина – по отцу и по матери. Это Александр Юрьевич Пушкин; его тёт­ка, Мария Алексеевна Пушкина, вышла за Осипа Ганнибал и стала бабушкой А.С. Пушкина. Жил когда-то в Костроме Василий Львович Пушкин, внук этого Александра Юрьеви­ча, и у него хранились Пушкинские реликвии – масонские «лопаточки»; из них, по словам В.Л. Пушкина, одна при­надлежала его деду, а другая самому поэту. Были у В.Л. Пушкина и другие масонские реликвии, но всё это по­гибло во время блокады Ленинграда. Сын Василия Львови­ча ушёл в 1941 г. на фронт и погиб, а его квартира в Ле­нинграде, где сохранялись все эти реликвии, была просто «раз­граблена»; семьи у этого Пушкина не было. Я хорошо зна­ком с кузиной этого погибшего Пушкина3, и кое-что слы­шал от неё, и сам нашёл в архиве кое-что, указывавшее на масонство Пушкиных. Кроме главного масонского «символа» – лопаточки, – у них в ходу была ещё и пяти­конечная звезда, та самая, которая является одной из эм­блем нашего Государства в наше время.
Что же касается до города Софийска, то он мне зна­ком отлично. И действительно, от Софийска как до Нижне­го Новгорода, так и до Москвы около 8000 вёрст. Город этот (если только название «город» подходит к нему) лежит в нижнем течении Амура, между Комсомольском и Никола­евском на Амуре. Мне он знаком по моим дальневосточным скитаниям в годы 1943–1950. Это было тогда очень малень­кое поселение. Там оканчивался нефтепровод с Сахалина на материк, о постройке которого нам поведал писатель В. Ажаев в своём романе «Далеко от Москвы». Я же знаю всё это, о чём рассказывает в романе Ажаев (которого я тоже знал), куда ближе4.
О масонских знаках можно, наверное, узнать из при­лагаемой мною справки об известной масонской литературе, вернее, о той, где можно что-либо прочитать о масонстве в России.
Если Вам удастся что-нибудь найти в Горьковской библиотеке из указываемой литературы, то там, возможно, найдётся и описание масонских знаков.
У нас весна; снег, которого нынче очень много, тает и тает, везде текут ручьи.
Вчера я «выступал» со своими «чтениями» в област­ной научной библиотеке, тема – «Лермонтовы и наш край».
Кажется, всем понравилось5.
23/III должен выехать в Нерехту, там будут чтения о портретах Черевиных, Пановых и др.
В Москву поеду, возможно, только в мае, так как моё выступление в марте не прошло.
Вот Вам и все новости.
Мария Григорьевна и я шлём Вам и Наталье Серге­евне свой привет и наилучшие пожелания.
Уважающий Вас А. Григоров.

~ • ~
14 апреля 1977 года
г. Кострома

Воистину Воскресе!
Спасибо Вам, дорогая Мария Сергеевна, от Марии Григорьевны и от меня за поздравление ко дню Светлого праздника и хорошие пожелания. И мы с Марией Григо­рьевной тоже поздравляем Вас и Наталью Сергеевну, с про­шедшим уже, днём Светлого Христова Воскресенья и тоже желаем вам обеим здоровья и всякого благополучия.
Желаю Вам, чтобы Ваши труды увидели свет. А что же касается до того, что они Вам ещё не ответили, то ведь, насколько я соприкасался со всеми этими «заведениями» – редакциями, издательствами и пр., – то вынес впечатление, что они вообще с ответами никогда не торопятся, а то и просто не отвечают1.
Вот и моя с А.И. Алексеевым работа о Невельском который уже год «мучается» и никак не может на свет по­явиться. И теперь уверяют, что не ранее 1978, а то и в 1979 году смогут издать, в сильно урезанном (вполовину) виде. Пропадает всякая охота трудиться, но, во-первых, без дела или занятия какого вообще сидеть невозможно, а во-вторых, ведь занимаясь любимым делом, сам получаешь большое удовлетворение, и право же, просто жаль всех остальных, которые не смогут узнать всего того, что узнаёшь из руко­писей и бумаг далёких лет, а также из писем2.
Поэтому немножко утешает и то, что, как Вы пише­те, рукописи Вашей «подшефной» старушки пристроены. Пусть не наши современники, а другие поколения смогут прочитать это. Вот и я утешен тем, что всё моё «наслед­ство» ещё при жизни моей уже заранее «забронировано» на­шим архивом, и рукописное отделение Ленинской библиоте­ки тоже берёт всё, что я им смогу отдать.
Сейчас, ввиду предстоящего 200-летия со дня рожде­ния А.П. Ермолова, героя войны 1812–14 гг. и затем «поко­рителя» Кавказа, я собираю материалы о нём, хочу хоть в нашу газетёнку дать, может быть, напечатают. Хотя А.П. Ер­молов родился и умер не у нас, но судьба его свела с Ко­стромой – он был сюда сослан Павлом Первым в 1798 году, по вздорной причине,3 а, кроме того, у него были здесь род­ные. Я нашёл уже три его письма, написанные жене его кузе­на и племяннику4. А также кое-что о пребыва­нии его в ссыл­ке в Костроме. Он был возвращён из ссылки Александром I буквально через несколько дней после восшествия Алексан­дра на престол, 15 марта 1801 года. И ему было возвращено дворянство и чин, которых лишил его Павел.
И вообще, личность А.П. Ермолова очень интересна. Ведь он и к декабристам имел отношение, и только благода­ря принятию нужных мер избежал привлечения к след­ствию. Но Николай Павлович всё же решил рассчитаться с Ермоловым и через 2 года после 14 декабря уволил его в отставку, полного ещё сил и здоровья.
Много написано было о нём, и очень разные выска­зывались суждения об этом человеке, которого лично я счи­таю одним из самых выдающихся героев 1812 года и чело­веком необыкновенной честности и, вообще, отличных ка­честв. Но, конечно, как и все смертные, он был не лишён и кое-каких недостатков, впрочем, все они значительно переве­шиваются его несомненными достоинствами.
Но читать то, что издаётся сейчас, можно только в том случае, если знаком со всем тем, что богато было пред­ставлено в таких журналах, как «Русский архив», «Русская старина», «Древняя и новая Россия», «Русский вестник», «Исторический вестник», и всё это надо очень критически осмыслить. Тогда и современные публикации можно прочи­тать. В них ведь, кроме обычной «конъюнктурщины», быва­ет иногда и то, чего не помещали по тем или иным причи­нам публикаторы в старых изданиях.
Любопытны родственные связи Ермолова с Костром­скими помещиками. Ранее я и не подозревал о таких свя­зях. Всё это мне очень интересно.
Конечно, для газетной статьи нужно отобрать лишь немножко, ведь надо укладываться в «лимит» размера га­зетной публикации.
Если Вы поедете на пароходе, то в каком направле­нии? Может быть, и Костромы не минуете и, возможно, остановку у нас сделаете? Мы будем очень рады видеть Вас у себя.
Вместе с Вашим письмом пришла поздравительная открытка от Анатолия Михайловича из больницы. Вот не везёт ему! То одно, то другое5.
У нас в Благовещенье и в Пасху была отличная, тёплая погода, и можно было гулять без пальто, но уже в понедельник задул Борей, и стало опять холодно, и холод продолжается.
Затем – пожелаем Наталии Сергеевне и Вам всего хорошего. Будьте здоровы.
Ваши М. и А. Григоровы.

~ • ~
23 апреля 1977 года
г. Кострома

Дорогая Мария Сергеевна!
Вчера получил Ваше письмо от 18/IV. Значит, если Вы успеете перепечатать на машинке свою работу, то она сможет увидеть свет в 1978 году1? Когда сборник этот по­явится на книжном рынке, то я буду просить Вас сообщить мне его полное название и проч., мне хочется иметь его, раз в нём будет опубликована Ваша работа. Затем, по случаю наступающих праздников Первого мая и дня Победы, мы с Марией Григорьевной шлём Вам и Наталии Сергеевне свои поздравления с пожеланием здоровья, всякого благополучия и счастливого плавания по Волге2.
Значит, Ваш маршрут нынче не будет пролегать че­рез наши края? Жаль, хотелось бы увидеть Вас, и не так мимолетно, как в прошлом году. Насчёт же «ответного ви­зита», то тут очень мало вероятности, что таковой может осуществиться. Причин тому, как сказал один комендант крепости на вопрос, почему он не произвёл салюта в праздничный день, было 18-ть. «Какие же?» – спросили его? Он ответствовал: «Во-первых, у меня не было пороху». – «Можете дальше не продолжать и не перечислять осталь­ные 17 причин». Так и у нас: причин чуть ли не 18, но пер­вая – отсутствие денег. Тем более что нынче ещё дороже стали пароходные поездки.
Мы до сих пор не знаем: наши милые Москвички су­мели ли достать на это лето билеты на пароход. Последние сведения были, что пока это не удаётся им.
Относительно генерала Ермолова, то я уже добыл всё, что мне нужно для предполагаемой статьи и для вы­ступлений по поводу его 200-летия со дня рождения. Вы пишете о потомках Ермолова3.
Но Вам известно ли, что он женат никогда не был? В бытность его на Кавказе он имел, по магометанскому обычаю, трёх жён, имена их: Сюйда, Тотай и Султанум-Ба­мат-Кызы, и от них имел 6 человек детей, имена их: Бахти­ар (1820–1892), Омар (1823–1895), Аллах-Явер (1824–1894), Исфендиар, и последний носил православное имя Пётр. Эти два умерли ещё в молодости. А дочь его звали Сатиат-Ханум (1825–1870). Но так как эти все дети были, можно сказать, «незаконными», то я не знаю, удалось ли кому-нибудь из них получить фамилию отца. Кажется, Ер­молов всё-таки добился признания сыновей своих «законны­ми», и старшие трое окончили артиллерийское училище и были офицерами. Православные имена их (они, очевидно, всё-таки были крещёными): первый – Виктор, второй – Клавдий и третий – Север, или Северин. Интересно, от ко­торого сына тот Ермолов, который в родстве с Вашей прия­тельницей?
18 апреля был такой отличный, тёплый, совсем лет­ний день, что мы с Марией Григорьевной собрались и поехали в ближайший лес, думали, что, может быть, уже появились первые весенние грибочки – сморчки. Но оказа­лось, что в лесу снегу было ещё чуть не по колено. А в не­которых местах и действительно по колено. И природа ещё ничуть не пробудилась. Ни подснежников, и даже почки на берёзах еще нисколько не собираются распускаться.
Конечно, ни о каких сморчках и речи быть не мо­жет. Но мы отлично прогулялись, подышали чистым весен­ним воздухом, послушали, увы, таких теперь немногочис­ленных пташек и вернулись домой очень довольные.
Дочь наша с мужем перебрались на лето в свой сад, там у них теперь полный «комфорт» – и газ, и электриче­ство, не хватает только культурного туалета. Так что мы остаёмся на лето вдвоём и можем принимать гостей в лю­бом количестве, но, увы, мало надежды имеем, что к нам кто-нибудь заглянет. И на наших милых Москвичек не очень-то надеемся. И у них тоже «18 причин».
Анатолий Михайлович писал, что он опять в больни­це, что-то там у него вырезали, не знаю, теперь он уже дома или ещё в больнице.
Вот такие у нас дела. 26-го у меня выступление в отделе охраны памятников культуры и истории, а 12 мая во Дворце пионеров – доклад о Ермолове. Вот совпадение: в этом самом доме, где нынче Дворец пионеров, в 1799 г. проживал ссыльный Ермолов, тогда этот дом принадлежал богачу Дурыгину4, и к нему Ермолова «по блату» устроил его кузен, служивший в Костроме довольно важным чинов­ником5.
Засим – пожелаю Вам с Натальей Сергеевной всего доброго.
Всегда рад получить от Вас весточку.
А подписываюсь, как подписывался сам Ермолов, на тех письмах, которые найдены были в Костромской усадьбе Ермоловых:
«Имею честь быть с совершенным почтением, Мило­стивой моей Государыни, покорнейший слуга» А. Григоров.

~ • ~
13 мая 1977 года
г. Кострома

Дорогая Мария Сергеевна!
Вчера приехал из Москвы и получил тотчас же Ваше письмо от 9 мая, за что и приношу Вам свою благо­дарность.
В Москве я выступал 11 мая в 18 часов на очеред­ном заседании одного из отделений Всесоюзного географи­ческого общества. И сразу после конца поехал на вокзал и уехал домой, так как на 12 мая было намечено моё выступ­ление во Дворце пионеров, но к назначенному часу разрази­лась такая гроза, сопровождавшаяся сильнейшим ливнем, что никто не пришёл, и это «мероприятие» сорвалось.
В Москве же всё прошло очень хорошо, хотя и очень мало явилось членов общества на заседание – все там, в Москве, болеют. Болен был и сам И.Д. Папанин, и другие, устроившие это моё выступление. А 22 мая я снова еду в Москву, там будут два мои доклада – 25 мая в од­ном историческом кружке, о котором Вы сможете узнать из 20-го номера «Огонька»; там будет и о его организаторе и руководителе, моём большем друге, Ю.Б. Шмарове. И по­том, 1-го нюня, намечено мое выступление в «Погодинской избе»1. Не знаю, известно ли Вам что-либо про это «заведе­ние». Так что я пробуду, во всяком случае, до 2 июня в Москве. А мои «Московские барыни» – уезжают в своё обычное летнее путешествие по Волге, Каме и Белой 26 мая. На этот раз они едут не мимо Костромы и прямо по Москве и Оке до Горького. Когда они будут в Горьком – я не знаю, но знаю, что их пароход зовётся «Арсеньев». Так что Вы, если пожелаете с нашими Москвичками увидеться, то можете справиться о времени прихода «Арсеньева» в Горький. Повторяю: отправление из Москвы – 26 мая2.
Желаю Вам, чтобы Ваша работа о декабристах успе­ла к 1978 году, а то, не получилось бы, как у меня: 1977 год – всё занято юбилеем 60-летия Октября, 1978 – 60-ле­тие Красной Армии, и уже теперь обещают книгу о Невель­ском на 1979 год. Тем временем недолго и помереть в наши годы. Может быть, издатели и редакторы этого и ждут, чтоб не платить гонорары3?
Теперь о Пановых. Я Вам уже писал, что о Пановых и их «причастности» к Костромскому краю я сам не нахо­дил никогда ничего и упоминал о Н.А. Панове, как о «Костромиче», лишь предположительно, основываясь на со­общениях других. Теперь же, основательно изучив всех Па­новых, выяснил, что декабрист Н.А. Панов не имеет ни ма­лейшего отношения ни к Костромским Пановым, ни к Воло­годским. Так что я Вам ничего не могу дать о Панове. Убе­дившись в его «непричастности» к нашему краю, я перестал им интересоваться. А указываемые Вами сведения о Череви­не я обязательно посмотрю в нашей библиотеке, тем более что мне это может пригодиться для моих докладов.
У нас часты сильные ливни и сильнейшие грозы. Даже есть жертвы от молнии. Вот и вчера сильнейшая гро­за и ещё более сильный ливень сорвали «мероприятие» в Доме пионеров, где должны были выступать я и ещё один писатель. А сегодня я должен ехать в клуб работников Лес­ного хозяйства, тоже с докладом, и ещё на 19 мая – в Доме офицеров. Так что время у меня всё расписано зара­нее.
В Москве с Анатолием Михайловичем я только мог поговорить по телефону. Он опять болен и не выходит, тем­пература и др. Впрочем, много из моих друзей в Москве в этот мой приезд оказались больны, и я не мог видеть их, только навестил своего самого дорогого друга, Ю.Б. Шмаро­ва, и ещё старого однокашника, профессора П.А. Зайонч­ковского, который, как всегда, подарил мне книгу из своих новинок.
Вчера умер мой последний сослуживиц, Б.Н. Гор­ский, живший до 1977 года в Горьком, куда мы к Горским собирались приехать в 1975 г. и не поехали, узнав о кончи­не его жены, старой подруги юных лет Марии Григорьевны. Потом, после смерти жены, Б.Н. Горский «сдал» и сделался совсем беспомощным, его взяли родные жены к себе в Ко­строму, но его состояние было безнадежно, и вчера кончи­лись его мучения.
Вот и мы все уже в таком возрасте, что всего ожи­дать надо, но лично меня пока ещё Бог хранит, как хранил все страшные годы гражданской войны и не менее страш­ные годы пребывания в «академии» с 18-ти летним курсом.
Желаем Наталии Сергеевне и Вам всего наилучшего.
Пишите, что у Вас и как перспективы на лето, когда и куда едете? Достали ли билеты4?
Искренне Ваш А. Гр-в.
Мария Григорьевна шлёт Вам свой привет и поклон.
А.Г.

~ • ~
5 июня 1977 года
г. Кострома

Дорогая Мария Сергеевна!
Только вчера приехал домой после двухнедельного пребывания в Москве и застал дома массу писем, в том числе и Ваше от 30 мая. Вот и отвечаю Вам одной из пер­вых. О первом моём выступлении Вы могли знать от наших Московских дам, с которыми Вы виделись на пароходе, а другое – в «Погодинской избе» – превзошло все мои ожи­дания как по числу присутствовавших, так и тому приему, который мне оказали господа присутствовавшие1. Всё это меня тронуло, и весьма тронуло. Потом ещё я получил при­глашение осенью приехать и снова выступать в этих же двух местах, с продолжением своих рассказов. Буду жив и здоров – обязательно поеду.
Мне очень интересно было бы знать о том портрете работы Островского, про который Вы мне пишете, что он есть «у вас» (полагаю, что под этим следует понимать, что не у Вас лично, а в Горьковском музее). Если Вы сможете мне сообщить что-нибудь про этот женский портрет – то буду весьма признателен2.
Солигаличские портреты из усадьбы Черевиных сей­час находятся частью в Костроме в музее, а частью в Соли­галичском музее.
Относительно моей книги, которая создавалась мною в «творческом содружестве» с известным доктором истори­ческих наук А.И. Алексеевым, то, видимо, дело сдвинулось с мёртвой точки. Мне сказала жена Алексеева, что пришла вёрстка этой книги, но что муж её сейчас в больнице, но как только выйдет из больницы, то всё сделает, и тогда книга, в сильно урезанном виде, сможет выйти уже в конце этого года.
Теперь о «Погодинской избе». Это – самая настоя­щая изба, построенная историком М. Погодиным3 в 1856 г. на своей Московской усадьбе, вблизи Новодевичьего мона­стыря. В доме Погодина бывали почти все наши известные писатели и другие деятели культуры, начиная с Лермонтова и Гоголя (конечно, не в этой избе, ибо при Лермонтове и Гоголе её еще не было). Но там бывали и Толстой, и Турге­нев, и многие другие, и вот теперь, в память всего этого, в этой избе (она в два этажа и вместительная) собираются мо­сковские «старожилы» из числа чтущих старину. Их кру­жок утверждён официально и находится в ведении райотде­ла культуры. Там я был встречен очень тепло, и народу было много, и после моего доклада было много встреч, бе­сед, вопросов и т.д.4
Всё это мне принесло большое удовлетворение. Был и Ваш кузен, Анатолий Михайлович, недавно вышедший из больницы.
Теперь о Зайончковском. Это – Пётр Андреевич Зай­ончковский, профессор истории Московского университета, мой в прошлом однокашник (он был моложе меня на 1 класс), а теперь мой большой друг и очень приятный собе­седник, удивляющийся постоянно тому, что я, не историк по специальности, знаю историю лучше, чем его многие коллеги.
Он мне всегда дарит выходящие под его редакцией или им самим написанные исторические книги и всякие справочники по истории, которых без его любезной помощи я бы никогда не достал.
Двухнедельное пребывание в Москве, связанное с бесконечными разъездами на метро и автобусах (мне надо было сделать множество визитов), меня сильно «измотало», теперь надо входить в свою обычную колею.
Вот так и идут дела. Дома моя Мария Григорьевна всё что-то прихварывает, что очень прискорбно. Я же пока ещё держусь.
Мы оба с Марией Григорьевной шлём Наталии Сер­геевне и Вам свой привет и лучшие пожелания.
Ваш А. Гр-в.

~ • ~
23 июня 1977 года
г. Кострома

Дорогая Мария Сергеевна!
Вчера получил Ваше письмо от 16-го июня, в кото­ром Вы мне сообщаете такие страшные вещи: пожар в со­седнем доме и аварию трамвая, в котором ехала Наталия Сергеевна. Хорошо, что так легко она отделалась.
Интересно, что это за женский портрет, который есть у Вас (предположительно кисти Г. Островского). Время его создания, размер, происхождение и возможный персо­наж?
Конечно, если состоится моя поездка осенью в Моск­ву, то я Вас поставлю в известность и буду рад, если Вы приедете и послушаете мои «россказни». Я уже имею предложение снова от Всесоюзного географического обще­ства (тема – «Полярники-Костромичи Чихачёв, Чириков, Плаутин»), а также от директора «Погодинской избы», Мар­гариты Сергеевны (фамилию её я забыл уже, а записать – не записал). Она какой-то деятель по Обществу охраны па­мятников истории и культуры в то же время.
Сейчас я часа по два-три ежедневно почти трачу на составление истории рода Бартеневых. Вам я уже, кажется, писал про них, да и без того, вероятно, Вы знаете эту фа­милию хотя бы по Петру Ивановичу Бартеневу, основателю и издателю «Русского Архива», без которого, как я думаю, не может обойтись ни один историк, генеалог и, вообще, ис­следователь.
Дело подходит к концу, то есть к концу идёт «выяв­ление» всех Бартеневых и собирание о них возможных в моих условиях сведений биографического характера. И ско­ро можно будет приступать к «поколенной росписи». Хотя Бартеневы есть и у Руммеля, и у кн. Долгорукова, но у меня получится полнее и точнее и доведено будет в ряде случаев до наших дней.
А попутно «прихватил» ещё несколько интересую­щих меня фамилий: Вишневские (в связи с Лермонтовыми), затем Кривские (в связи с портретами Пановых), Борноволо­ковы (в связи с историей открытия и освоения Аляски) и Черногубовы (просто старинная Костромская фамилия, ни­чем не примечательная).
И ещё – князья Мещерские. С ними я уже закончил; конечно, такая обширнейшая фамилия мне не под силу, я только взял ту веточку, что имеет отношение к нашей Ко­строме.
Погода у нас с 18 числа совсем испортилась. Было так хорошо, тепло и днём и ночью, и я начал купаться, а теперь пришлось и купанье отставить, и стало так холодно, по ночам меньше +10 и днём не больше +15.
Делали вылазку за грибами, привезли на сковородку серых, маслят, но очень сухо в лесу, и грибы плохо растут.
Нынче в саду у Любы клубники совсем мало, мало будет и яблоков, и слив. Но огурцы и помидоры пока что хо­роши. И картошка тоже. А везде трава такая высокая и гу­стая, косить бы и косить, а у нас, как обычно, остаётся все­гда такая масса нескошенных площадей и в то же время зи­мой скот гибнет от бескормицы. Недавно я получил письмо от одного друга из-под Парфеньева, он пишет, в каком со­стоянии скот вышел на пастбища после зимы. В первый же день по пути на пастбище пало 5 голов от истощения, а остальные – так худы, что еле держались на ногах и ноги тряслись. А мы всё мяса ждём1!
Но у нас, слава Богу, хоть есть и всякие молочные продукты, и яйца, и рыба кое-какая, а в других городах, как я знаю, нет и этого (Орёл, Курск и др.).
Насчёт сыновей Ноя, Вы правы. Именно того сына Ноя и напоминает Ваш председатель кооператива2.
Впрочем, таких везде полно. Гораздо реже встреча­ются Симы и Иафеты. А знаете ли Вы, что после потопа у Ноя родился ещё сын, по имени Артафакс? Когда нас учи­ли Священной истории, то про него речи не было.
Вот и всё пока.
От Марии Григорьевны и от меня сердечный привет и поклон Наталии Сергеевне и Вам. Желаем всего хороше­го. Главное – здоровья.
Ваш А. Гр-в.

~ • ~
11 августа 1977 года
г. Кострома

Дорогая Мария Сергеевна!
Спасибо Вам за письмо от 4/VIII. Как у Вас, так и у нас, – гости. Но, в отличие от Ваших, наши – это «по­стоянный контингент».
Внучка приехала еще 2/VII и уезжает 15/VIII, а наши милые Москвички собираются уезжать, как будто, 22/VIII.
Теперь про «Панталык». Никто из нас не знает происхождения этого слова, да и его первоначального зна­чения. Мне почему-то думается, что это слово Южного или Юго-западного происхождения, не то Украинское, не то Польское. А вот вчера я узнал значение другого слова – «дуботол». Я и все мы предполагали, что этим словом обозначается человек, если не дурак, то близкий к нему, бестолковый и пр. А оказалось, что «дуботол» – это специ­альность. В документах XVII века – списках посадских людей г. Костромы 1628 г., где все посадские показаны по профессиям и специальностям, – нашлось 28 «Дуботолов», это кожевники узкой специальности, занятые дублением кож.
У нас тоже стоит жара, ежедневно то больше +30, то близко к этому. Я ежедневно в 6 часов утра отправ­ляюсь купаться на Волгу, хотя путь до неё от нас и не очень близкий. Иногда мне сопутствуют Ольга Викторовна, реже – Мария Григорьевна, а Наталия Николаевна не при­надлежит к клану купальщиков.
Вчера у нас была межобластная конференция, посвя­щенная 825-ти летию Костромы, на которую был пригла­шен и я. Организовало эту конференцию бюро по путеше­ствиям и туризму, вместе с историко-архитектурным музе­ем. Я выступал с сообщением о юбилеях: 200 лет со дня рождения А.П. Ермолова, 150 лет со дня смерти Н.Ф. Гра­мотина1 и 135 лет со дня рождения Н.К. Михайловского, в связи с тем что Кострома в жизни и деятельности этих лю­дей играла известную роль. Прошло с успехом.
Затем участникам (были гости из Вологды, Ярослав­ля, Владимира и Иванова, а также музейные, архивные и иные «культработники» нашего города) было показано кое-что из того музейного добра, что ещё не выставлено для общего обозрения; но выполнить всю намеченную програм­му дня не удалось, не хватило времени. Хотели всех нас сводить в подземелья и подземные ходы под Ипатьевским монастырём, но из-за недостатка времени это не удалось. Обедать всех возили в ресторан «Волга», и там был весьма приличный обед. Я остался очень доволен этим днём, хотя уехал из дома в 9 часов, а вернулся только к 7-ми часам вечера и, конечно, очень устал.
Вот, уедут наши гости – примусь за свои дела, кото­рых накопилось очень много.
Грибные наши поездки стали бесплодны. Такая сушь и жара, что все грибы «забастовали». Да и жарко очень и душно в лесу и обычно совсем безветренно. Ежедневно гре­мят грозы и блещут молнии, но над нашим градом и его окрестностями выпадают только капельки, которые и пыль на дорогах прибить не могут.
Теперь, наверное, Вы уже вернулись из поездки в Макарьев2, и к Вашему приезду придёт это письмо.
Все наши дамы шлют Наталии Сергеевне и Вам при­вет и наилучшие пожелания, к чему присоединяюсь и я.
Ваш А. Гр-в.

~ • ~
1 сентября 1977 года
г. Кострома

Дорогая Мария Сергеевна!
Мы получили Вашу открытку с изображением Сара­товской консерватории. Но так как Вы не поставили на открытке ни даты, ни места отправки, а на конверте не ока­залось почтового штемпеля места отправки с датой, то не знаем, когда Вы писали эту открытку и где её опустили. Ясно только, что Вы с Наталией Сергеевной едете по Волге. Но когда вернётесь домой – не ясно.
Что ж, пожелаем Вам приятного путешествия и благополучного возвращения домой.
У нас дела такие: гости все наши уже давно разъе­хались, а к концу их пребывания я расхворался – как гово­рит моя младшая дочь, «желудочный грипп». Это омрачило последние дни пребывания у нас нашим Москвичам, а тут ещё прикатил на три дня из Липецка племянник с женой, в общем, моя болезнь совсем некстати привязалась. Теперь, слава Богу, всё это позади.
Погода исправилась, холода сменились тёплыми ав­густовскими днями. И даже появились грибы. Мы с Марией Григорьевной побывали в лесу 29 и 31 августа. И в первый день набрали много маслят, боровиков и даже 8 белых! А вчера, помимо множества серых и маслят, нашли уже 31 бе­лый! Но вот удивительно, совсем нет никакого, так называе­мого, «соленья», то есть ни сыроежек, ни рыжиков, ни вол­нушек и подобных грибов.
Завтра собираемся ещё поехать, надо как-то себя обеспечить на зиму грибами, ведь белый гриб отлично заме­няет мясо для супа, а на мясо, по-видимому, и на будущий 1977–78 год рассчитывать нечего.
Наталию Сергеевну мы поздравляем с наступающим днём ангела и желаем здоровья и всякого благополучия ей и Вам вместе с ней.
Недавно получил подряд две открыточки от Анато­лия Михайловича, он, по-видимому, здоров, так как не пишет ничего про свои «хворости».
Пишу свои воспоминания о «БАМЕ», ведь мне при­шлось быть участником строительства самого восточного участка нынешнего «БАМА» – от Комсомольска-на-Амуре до порта Ванино, это были годы 1943–47. Теперь «БАМ» в большой моде, и многие не знают ничего о том, как появи­лось вообще на свет слово «БАМ», и ничего про историю его замыслов и проч.
Недавно вышла книжка в издательстве «Молодая гвардия» под названием «Хождение от Байкала до Амура». Автор – доктор исторических и географических наук А.И. Алексеев, мой давний и хороший друг. Там он описывает историю БАМА с древнейших времён. Но по большей части у него речь идёт о проектах и изысканиях, а о самом строи­тельстве БАМА в те годы говорится мало. И вот, по прось­бе самого А.И. Алексеева я взялся «за перо», как говорит­ся. Уже «накатал» 25 страниц, но дело идёт медленно. Условий для работы нет. То нездоров, то мешают приходя­щие правнуки, то ещё что-нибудь. Но через недельку надо закончить.
А в октябре-ноябре думаю посетить стольный град и там опять сделать два-три сообщения, в Географическим об­ществе и Погодинской избе.
Вот и все мои новости.
3атем шлём Вам свой привет и лучшие пожелания и Мария Григорьевна и я.
Всего хорошего.
Уважающий Вас А. Гр-в.

~ • ~
16 сентября 1977 года
г. Кострома

Дорогая Мария Сергеевна!
Вчера получили Ваше письмо от 11/IX. Вот, и лето прошло, и, как обычно, так скоропалительно и незаметно. И пришла к нам осень. После отличной, такой летней погоды и сильнейшей засухи у нас прошла сильная гроза, и после грозы лил как из ведра три дня дождик. Но тепло пропало, и стало холодно, а ночью на земле мороз. В этом мы убе­дились, побывав 14 сентября в лесу. Рассчитывали, что по­сле трёхдневного дождя начнут расти грибы, но наши наде­жды не оправдались. Стало так холодно, что грибам, види­мо, не хочется вылезать из земли. А какие уже были на по­верхности земли – все помёрзли. Так что наши трофеи были весьма скромны. И, пожалуй, в этом году уже не бы­вать больше за грибами.
Гости наши все уже разъехались, почти уже месяц прошёл со дня отъезда Наталии Николаевны и Ольги Вик­торовны.
А мы с Марией Григорьевной занимаемся своими обычными делами. Она всё вяжет что-то, а я сижу за свои­ми бумагами.
Иногда что-нибудь из моих «творений» попадает в нашу Костромскую печать1.
20 числа, во вторник, мы с Марией Григорьевной со­бираемся поехать в Заволжск, это напротив Кинешмы, на левой стороне Волги. Там живут наши друзья, и они просят нас приехать к ним, думаем поехать денька на два-три.
Это наши друзья – В.П. Степанов и его жена, Елиза­вета Васильевна, урождённая Яковлева. Яковлевы – это были ещё по дореволюционным временам знакомые нашей семьи и сослуживцы по земству и дворянскому собранию наших отцов. У них было много имений, в том числе и в Макарьевском уезде2. И я с ними, с некоторыми потомками, все ещё держу связь.
Вот, Вы всё-таки как-то успеваете и читать и, вооб­ще, следить за всякими интересными литературными новин­ками3, я же совсем теперь ничего не читаю. Как-то нет вре­мени ходить по библиотекам, и поэтому очень отстал, многого, появившегося за последнее время, совсем не знаю. Как-то моя жизнь сложилась, что совсем нет времени ни на что, кроме своего основного увлечения – истории, генеало­ги, и то в связи с лишь нашим краем. Да и устаю очень. Всё-таки здоровье стало не то, что было.
У нас с продуктами неважно, мясо – редко совсем бывает, иногда промелькнут курицы или утки. Но овощей, фруктов – этого много. А в общем, как ни плохо и как ни ругаются все обыватели – но никто не голодает и нигде не видно дистрофиков, а наоборот, очень много таких, что на­зываются «выше среднего» по толщине.
В саду у нашей дочери, Любы, всё хорошо, было много помидоров, и урожай яблок опять хорош. Только беда, негде их хранить, а сорта все зимние – Антоновка и др.
Вы спрашиваете про мою статью о «БАМЕ». Я её написал по просьбе писателя А.И. Алексеева, автора уже одной вышедшей весной этого года книги про БАМ «Хо­ждение от Байкала до Амура». Он, Алексеев, задумал пи­сать ещё книгу про БАМ, а узнав, что и я бывал там, по­просил меня дать ему статью страниц машинописи 6–8; он писал, что её, мою статью, включит полностью в свою кни­гу, а у меня вышло не 6–8 листов, а целых 43! Так что он, вероятно, будет делать из неё извлечения. Впрочем, по­живём – увидим.
Вот такие наши новости.
Мы с Марией Григорьевной шлём Вам и Наталии Сергеевне свой привет с самыми лучшими пожеланиями.
Будьте здоровы.
Уважающий Вас А. Гр-в.

~ • ~
28 сентября 1977 года
г. Кострома

Дорогая Мария Сергеевна!
Вчера получил Ваше письмо от 24/IX. Вы пишете о снеге, выпавшем в ночь с 19 на 20 число. У нас тоже был такой же необычно ранний снег. В этот день, 20/IХ, мы должны были поехать в г. Заволжск, автобусом, навестить наших друзей, к которым мы давно собирались. Утром вста­ли – и всё бело. Деревья все поникли под тяжестью снега, налипшего на ветвях. Деревья, вернее, ветви их, просто «склонялись» перед нами, как бы приветствуя нас. Ехать было очень интересно: ведь дорога от Судиславля и дальше идёт всё время почти лесом, и этот лес в то утро был неза­бываемо красив. Высокие сосны с красно-медными стволами и тёмной верхушкой, ещё более высокие, почти чёрные ели и вперемешку осины с их красными осенними листьями, ещё не совсем выцветшие берёзки, с такой нежно-зелёной, с желтоватой примесью листвой, красные гроздья рябины с её вычурными листочками, тоже красными, и всё это покрыто толстой снежной шубой.
Пока мы ехали, стало теплеть, солнышко, хоть и не горячее, но всё же так стало пригревать занесённый снегом лес, так что на глазах снежные шубы с деревьев стали сва­ливаться, и склонённые ветви стали выпрямляться, и лес стал как бы «из бани». Листочки и иголочки стали как вы­мытые и заблестели на ярком солнце. И не знаю, что было прекраснее: то ли занесённый снегом лес, то ли чистенький, вымытый и по-осеннему великолепный. Погостили мы в За­волжске три дня, но погода нас не радовала.
22 числа собрались на машине (у наших друзей свой автомобиль) и поехали в лес, за грибами. Только въехали в лес, стали уже находить грибы – отличные боровики и дру­гие, как пошёл дождь, и мы вернулись обратно домой. В Кострому приехали 23 числа вечером. Очень хорошо пого­стили.
Про необыкновенное явление природы в Петроза­водске я читал. А что это такое – видно, ещё не разгадано.
Приехав домой, я занялся со своими Бартеневыми, уже дело подходит к концу, остаётся переписать начисто.
Люба благодарит за именинное поздравление. У неё сейчас забот полон рот, надо всё приготовлять на зиму – капусту и всякие соленья, и надо реализовать яблоки, так как у нас их хранить негде. Продаёт по 80 коп. кило, а урожай был нынче опять хорош, как и в прошлом году.
Мой «БАМ» уже уехал в Москву. Не знаю, что из моих воспоминаний извлечёт А.И. Алексеев для своей буду­щей книги, намеченной к выходу в 1979 году, но он чело­век порядочный, и если что-либо возьмёт от меня, то со ссылкой на меня и в деньгах не обидит. И может быть даже, если поместит всё, то и возьмёт меня в «соавторы»1. Впрочем, мне всё это не важно и вроде как бы безразлично. Мне не надо ни известности, ни каких-либо иных благ.
Видимо, больше уже в этом году нам с Марией Гри­горьевной в лесу не бывать. Так нынче плохо было с гриба­ми, и мы остались на зиму почти что ни с чем, уже не го­воря о реализации излишков сушёных грибов, что нам дава­ло известный доход для поездок в Ростов и в Москву. Но всё-таки мы собираемся, видимо, в ноябре месяце посетить стольный град, где я надеюсь снова выступить со своими «россказнями» в нескольких местах.
Дома всё благополучно. Внук наконец выписался из больницы и поступил на работу. Беда только, что всё лето он пробыл в больницах и ему ничего не оплачивается, так как его заболевание пришлось на то время, когда он уво­лился с одного завода и ещё не поступил на другое место.
«Личное счастье» по телевизору я не видел, да я во­обще почти что ничего не смотрю по телевизору. Разве что «В мире животных», да «Клуб кинопутешествий», да ещё погоду в программе «Время». И в кино почти что никогда не хожу. Возможно, что я ещё более «тёмно-серый», чем Вы2.
Вот и всё на сей раз. Желаю Вам здоровья и всяче­ских успехов в Ваших трудах.
Мы с Марией Григорьевной шлём свой привет Вам и Наталии Сергеевне.
Всего хорошего.
Ваш А. Гр-в.

~ • ~
7 октября 1977 года
г. Кострома

Дорогая Мария Сергеевна!
Вчера получил Ваше письмо от 3/Х. Как видите, оно застало нас с Марией Григорьевной дома.
Да мы и соберёмся в отъезд, видимо, только после Октябрьских праздников. Всё ещё я не имею плана заседа­ний Географического общества и не знаю ничего о предстоя­щем своём докладе. Жду со дня на день извещения.
Вот, Вы посадили в своем саду «Мельбу», а у наших в саду тоже есть такая яблоня, но что-то мне яблоки с неё совсем не нравятся. Зять говорит, что эту яблоню обижала рядом стоявшая слива, дававшая очень помногу вкуснейших зелёных слив. И он, зять, нынче срубил эту сливу, чтобы она не угнетала эту самую «Мельбу». А яблоки на ней и мелкие и какие-то совсем невкусные. Теперь зять с Любой ожидают, что «Мельба» их завалит чудесными плодами, а мне так жаль сливы, ведь она давала так много плодов, и таких вкусных! Правда, они посадили два сливовых дерев­ца, но теперь жди, когда они начнут плодоносить, может, мы и не доживём уже до этого. А на «Мельбу» я не наде­юсь, уж очень мне невкусными показались её яблочки, и мелкие какие-то притом.
4 и 5 числа мы последние разочки в этом году съез­дили в лес и набрали очень хорошо отличных осенних гри­бов. 4-го было тепло и солнечно, и когда мы вернулись до­мой, то пришедшая Галя возгорелась желанием тоже схо­дить за грибами, и, чтобы удовлетворить её желание, мы ре­шили поехать и 5-го. И поехали, а Галя даже взяла с собой маленького Сашу – правнука, ему уже 6-й год идёт. Но по­года испортилась, было и ветрено, и холодно, и пошёл мел­кий дождик.
Но всё-таки Галя с Сашей набрали немало, а мы с Марией Григорьевной брали только самые маленькие грибки для маринада. Но долго не были, стало совсем неприветли­во в такую погоду. Занятно было смотреть на азарт малень­кого Саши, он так усердно искал грибы, а найдя, так ра­достно извещал о том свою маму! А я его «наводил» на грибы. Найду грибок или несколько и подзываю Сашу, он подбежит и находит эти грибы, к своей радости и к моему удовольствию.
Если мы поедем, то только до Москвы, в этом году в Ростов поездки не планируем. А в Москве думаем про­быть с месяц или около того.
Я всё занимаюсь со своими «подопечными» Бартене­выми. Оказалось, что русскую секцию I-го Интернационала организовывали, в числе прочих, муж и жена Бартеневы, наши земляки1; они знали и Бакунина, потом от него отшат­нулись и, познакомившись с К. Марксом, уверовали в него. Всё это нашлось в журнале «Каторга и Ссылка» за 1927 год.
Потом много интересного есть в семье П.И. Бартене­ва, основателя и редактора журнала «Русский архив». Се­мья очень интересная. О потомках П.И. Бартенева был и фильм, и статьи в журналах и газетах нашего времени.
И другие Бартеневы интересны. Недавно узнал, что в Костромском архиве есть личный фонд семьи Бартеневых, хочу на будущей неделе добраться до этого фонда. Он неве­лик по объёму, но никем ещё не был обследован, и, воз­можно, там что-нибудь окажется тоже любопытное.
Бартеневы имели родственные связи и с Купреяновы­ми – через дочь Александра Яковлевича, Елиза­вету, вышед­ш­ую за В.П. Щулепникова, а дочь этого Василия Пав­ловича была за одним из Бартеневых2. И с Верховскими, и с Череви­ными, и вообще, масса интересных родственных свя­зей.
Я надеюсь, что Ваше недомогание, о котором Вы пи­сали, уже в прошлом и Вы здоровы.
Я тоже пока ещё «ничего», а вот моя половина, Ма­рия Григорьевна, всё становится как-то хуже и хуже. Уж не говоря о глазах (с ними дело плоховато), ещё стала жало­ваться на ноги (трудно ходить) и на сердце. Вообще, ста­рость – не радость! (А большая гадость, добавлю от себя.)
Сегодня у меня день надевания «вериг»3.
Вот, допишу это письмо и надену на себя обычные субботние «вериги». На это уходит, с дорогой, полдня, а я обычно работоспособен только с утра. К вечеру даже в те дни, когда и с утра ничего не делал, совсем «выхожу из строя». Поэтому и письма всегда пишу по утрам. А писать их приходится порядочно.
Пишут многие, спрашивают про то и про сё, и не хо­чется быть невежей и не отвечать; тем более что меня все­гда радует то, что я подмечаю у некоторой части молодёжи неподдельный интерес к прошлому. И среди моих корре­спондентов есть немало молодых людей обоего пола. Это меня утешает.
Вот и всё пока.
Поклон от Марии Григорьевны и от меня Наталии Сергеевне и Вам.
Всего хорошего.
Ваш А. Гр-в.

~ • ~
22 ноября 1977 года
г. Кострома

Дорогая Мария Сергеевна!
Ваша благодарность (не знаю за что) и Ваши добрые слова напутствия нам на дорогу получены вчера, 21 числа, в самый «Михайлов день». Спасибо.
Мы уезжаем, уже билеты куплены на автобус на 25 число, на 12 часов дня, так что в 7 часов вечера 25-го мы будем уже в Первопрестольной. Если, конечно, всё пойдёт «по плану» и не будет каких-либо неожиданностей.
Значит, Вы с Наталией Сергеевной и в будущем, 1978-м, году собираетесь «порхать»1? Просто позавидуешь Вам. А мы вот с Марией Григорьевной никак не соберёмся съездить в Воскресенское, проведать старого друга2. А это всего около 130 километров от Костромы.
Я с Вами совершенно согласен в отношении Даши и Кати из «Хождения по мукам»3.
Но, кроме того, я ещё столько отметил несуразно­стей и всякого рода ошибок и в хронологии (впрочем, этим грешит и сам А.Н. Толстой), и в таких, казалось бы, мело­чах, как та или иная форма; потом – откуда взяли поста­новщики слова церковных возгласов (сцена в Ново­черкасском соборе); затем Махно4 – неужели не могли его сделать более похожим на себя? Я это потому говорю, что видел его, равно как и видел и Л.Г. Корнилова5. Он тоже не похож на себя. Видно, трудно в 70-е годы найти хоро­ших консультантов.
А, в общем, постановщики немало потрудились, и надо, несмотря на все недостатки, картину одобрить6.
Теперь про декабристов: всеми ли Вы занимаетесь и не нужны ли Вам «сопутствующие лица»? Я бы мог Вам предложить Ивана Дмитриевича Бартенева. Он в 1824 г. служил в Бендерах, где был знаком со многими членами Южного общества. Когда в 1826 г. был арестован В.Ф. Ра­евский, то Бартенев его навещал в тюрьме, а потом и сам был арестован. Он пробыл в заключении, пока шло след­ствие о Раевском, потом был освобождён и переведён на Кавказ, где опять сошёлся с декабристами и им сочувствую­щими.
И.Д. Бартенев родился в Костромской губернии в усадьбе Зельево, Чухломского уезда. Выйдя в отставку в 1832 г., он служил в Костроме, а с 1842 г. сперва в Моск­ве, а потом в Петербурге, где был уже чиновником в МВД.
Один из его сыновей, Виктор Иванович, и его жена, Екатерина Григорьевна, были уже более активными револю­ционерами. О Е.Г. Бартеневой есть в 3-м издании БСЭ, там же есть и её портрет. Если Вам будет нужно, то я потом Вам могу сообщить кое-какие подробности и указать литера­туру, где можно что-нибудь узнать про этого Бартенева.
Это, так сказать «попутчик» декабристов. Вся его се­мья – многочисленные братья – тоже интересны, и кое-кто из них оставил свой след в истории, например, защитник Севастополя в 1854–55 гг. адмирал Ф.Д. Бартенев, его именем ныне названы в Севастополе площадь и переулок. Вообще, семейка любопытная.
Так как в Москве мы собираемся пробыть около ме­сяца, то, если Вы соскучитесь без новостей от меня, то мо­жете писать на адрес Григорович Наталии Николаевны: 117321, Москва, В-321, ул. академика Варги, 18, кв. 36.
У меня в Москве масса визитов и всяких дел, про­сто я не знаю, как и управлюсь даже за месяц.
Затем – поблагодарив ещё раз Вас за привет и до­брые пожелания, мы с Марией Григорьевной шлём Наталии Сергеевне и Вам свой привет и желаем Вам здоровья и вся­кого благополучия.
Ваш А. Гр-в.

~ • ~
11 апреля 1978 года
г. Кострома

Дорогая Мария Сергеевна!
Только вчера возвратился из своей трёхнедельной поездки в Москву и застал Ваше письмо от 2/IV, на кото­рое и отвечаю.
Поездка моя была вполне удачна, прочитал два со­общения-доклада о семье Бартеневых, и, кажется, слушате­ли остались довольны.
Был на 80-ти летнем юбилее своего друга, Ю.Б. Шмарова, как на официальном чествовании, так и на семей­ном торжестве. Всё было как нельзя лучше и остави­ло у меня большой след и хорошее воспоминание. Также посетил много своих друзей и близких, был и у Анататолия Ми­хайловича Купреянова. (Он был на одном моём докладе.) А у Яши не успел побывать за множеством дел.
С Тарханами связь налаживается, но издать что-либо они, как мне сообщили, не могут. Просят посотрудничать с ними по части изыскания новых материалов о Лермонтовых в Костромском архиве и изготовления для Тархан фотоко­пий. Обещают мне заплатить за этот труд.
Родство Щулепниковых с Купреяновыми мне извест­но хорошо1.
Вологодский поручик Панов не имеет никакого отно­шения к декабристу Панову. Этот поручик – сын Тотемско­го Панова; они были из купечества, и о них я делал доклад в Москве летом прошлого года. И Н.А. Панов, как я пола­гаю, не бывал никогда в Вологде.
Теперь о памятнике Сусанину. Старый памятник, открытый в 1851 году, работы Демут-Малиновского, был уничтожен в 1918 году. Новый, работы скульптора Ла­винского, открыт не более 10 лет назад, когда именно – я уже не могу вспомнить2.
Памятник Ленину поставлен на основании памятника в честь 300-летия дома Романовых; к 1917 году этот памят­ник, работы Адамсона, был уже готов, но не были ещё установлены фигуры царей, которые в марте 1917 года уже были готовы и лежали вблизи памятника до 1927 года. В 1927 году3 был открыт памятник Ленину, фигура которого была поставлена на готовый уже постамент, а фигуры ца­рей были увезены на переплавку (они были из какого-то ме­талла). Закладка памятника этого была в 1913 году во вре­мя пребывания царской семьи в Костроме, и первый кирпич был положен самим Николаем II. У меня есть фото этого момента из журнала «Родина» за 1913 год.
Вот, у Вас сдвинулось дело с рукописью о декабри­стах, а у меня всё ещё толком не добьюсь, когда будет изда­н­а книга о Невельском и будет ли она вообще издана. Уже про­шла все инстанции и получила «добро», но снова изда­тельство её переправило в Кострому, товарищу, «курирующе­му» всю литературу, исходящую из недр нашей обла­сти4.
А вот наши Московские дамы билета на пароход пока не достали и вряд ли достанут, так что, возможно, в это лето останутся без обычного круиза.
Сообщите нам время проезда через Кострому, и если это будет не ночью или рано утром, то мы постараемся прийти на пристань и с Вами повидаться5.
Вот такие новости у нас. Дочь наша всё ещё в гипсе, перелом у неё очень сложный, уже прошло 4 месяца, и она всё ещё на костылях.
А время подходит весеннее, пора садовых и огород­ных работ. А кто без неё что сделает в саду? Мы от этих дел уже давно отстранились.
Приехал домой – теперь только «разворачивайся», столько писем пришло в моё отсутствие, и на многие надо отвечать. Итак, до встречи с Вами на Волжской пристани.
От Марии Григорьевны, от меня и от Любы с Галей Вам и Наталии Сергеевне привет, поклон и пожелания всего самого лучшего, а главное – здоровья.
Будьте здоровы.
Ваш А. Григоров.

~ • ~
19 июня 1978 года
г. Кострома

Дорогая Мария Сергеевна!
Вчера получил Ваше письмо от 14/VI. Надеюсь, что это письмо Вы получите ещё до Вашего отъезда на парохо­де.
Отравляет существование такая отвратительная пого­да: вот уж по пословице: «до Святого духа не снимай кожу­ха, а придёт Святой дух – надевай кожух»! А сегодня как раз день Святого духа.
Хотя всё кругом и зелено и растёт трава очень бы­стро, но наши садоводы очень огорчены таким холодом. И уже, несмотря на холода, пошли грибы, как говорят. Вот мы Марией Григорьевной и собираемся завтра съездить вёрст за 20, на наши любимые грибные местечки. Может быть, и принесём чего-нибудь домой.
Вот, у Вас Минский и Ярославский театры1, а у нас гостил Таллинский, но не Эстонский, а Русский, а теперь приехал из Уфы Башкирский, тоже русский. Но мы с Мари­ей Григорьевной в театре не бывали уже много лет. И как-то меня перестало тянуть не только в театр, но и в кино я не был уже, наверное, лет пять или больше.
Вот Вы пишете, что после 70 лет вполне закономер­ны мысли о смерти, всех нас ожидающей. Но у меня такой закономерности нет, и я ничуть не хочу и думать об этой «Косой». Столько на свете есть интересного, и что дальше, то всё больше и больше хочется знать, и где уж тут преда­ваться грустным размышлениям о бренности жизни нашей!
В Нижегородской губернии были также и другие Бестужевы-Рюмины. Декабристы были просто Бестужевы, а К. Н. – историк – был Бестужев-Рюмин2, и тоже, кажется, из Горбатовского уезда.
Но родословные декабристов мне не попадались ни­где, и я сам делал эту родословную по имеющимся у меня материалам.
Значит, 27-го мы Вас с Наталией Сергеевной и Ва­шей кузиной3 будем ждать на пристани, встречать «Леско­ва».
А пока – от нас с Марией Григорьевной привет На­талии Сергеевне и Вам и счастливого плавания!
Ваш А. Гр-в.

~ • ~
27 сентября 1978 года
г. Кострома

Дорогая Мария Сергеевна!
Теперь Вы с Наталией Сергеевной, наверное, уже вернулись из своего 12-ти дневного путешествия, обогащён­ные новыми впечатлениями. И это письмо Вас уже должно застать дома.
У нас дела такие: внучка Галя со всем семейством уехала в отпуск в Ростов-на-Дону, к нашей дочери, а её тёт­ке. Уже больше 10 дней, как они уехали, и мы ничего не знаем о них, не было никаких известий.
Как-то скучно без маленького Саши, моего любимого правнука. А мы с Марией Григорьевной, как только выдаст­ся хороший, без дождя денёк, так и в лес отправляемся и всегда привозим сколько-нибудь грибов. Так и вчера, был чудесный осенний день, мы с таким удовольствием подыша­ли свежим лесным воздухом и вернулись с добычей в виде маслят, рыжиков и немного других грибов. А я рыжики ценю наравне с белыми, к тому же теперь рыжик стал гри­бом очень редким, на рынке, например, их и вовсе не уви­дишь. А мы уже и посолили и немножко самых маленьких замариновали. Это же самый «деликатесный» гриб!
Но, видно, уже это наш последний был выезд в этом сезоне. Начались заморозки, сегодня ночью очень даже хо­лодно. И грибы расти перестанут.
Гостьи наши1 уехали еще 9 сентября, нынче они прие­хали поздно и прогостили только 18 дней.
Всё остальное у нас по-старому. Я по-прежнему сижу и пишу, вот, в Липецкой газете появилась моя статья про Бартеневых2. В другом аспекте – тоже про Бартеневых – в целых 4-х номерах Чухломской газеты тоже поместили моё творение3.
Сейчас «в работе» Катенины. А также разбираюсь в запутанной родословной Пушкиных, где исследователи перепутали биографические данные и даты жизни ряда Пушкиных с одинаковыми именами и отчествами: два Фёдо­ра Петровича, 3 Алексея Михайловича, два Петра Петрови­ча и так далее. Хочется внести ясность в это дело. Вот и все новости наши.
От Марии Григорьевны и от меня сердечный привет Вам и Наталии Сергеевне.
Будьте здоровы.
Ваш А. Г.

~ • ~
8 октября 1978 года
г. Кострома

Дорогая Мария Сергеевна!
Ваше письмо от 2 октября я получил 6-го вечером. Какое Вы с Наталией Сергеевной совершили интересное пу­тешествие! Просто можно Вам позавидовать, сколько много у Вас энергии имеется для таких всё-таки, я думаю, утоми­тельных в нашем возрасте путешествий1!
Но сколько Вы повидали интересного! Я же очень жалею, что из всех посещённых Вами городов знаю только одну Ригу, а остальных не видел в глаза и знаком только по книгам и фотографиям.
Вот, лето закончилось, и наступила пора глубокой осени. Лета мы, можно сказать, и не видели, и осень почти сразу же началась с дурной погоды. Ещё 29 числа мы с Марией Григорьевной ездили в лес и набрали грибков вся­ких, и даже я один белый нашёл, а наутро пошёл снег с до­ждём, потом сильнейший ветер с севера, и закончились в этом году все наши лесные удовольствия.
Теперь впереди скучноватая и длинная зима. Правда, у меня всегда есть дела, и я даже не успеваю сделать многое из того, что я хотел бы и что меня просят разные знакомые (а иногда и совсем незнакомые) люди.
Так что я жаловаться на зимнюю скуку не буду. По­том, ещё очень хочется побывать (может быть, уже в по­следний разок) в Москве. С каждым годом такая поездка делается для нас всё труднее и труднее.
Вот, Вы с Наталией Сергеевной сделали кое-какие запасы на зиму, а мы с Марией Григорьевной живём как птицы небесные, не жнём, не сеем и запасов никаких не де­лаем, а всё же как-то питаемся.
Правда, с мясом дело обстоит совсем плохо, но это уже так давно тянется, что мы привыкли к безмясному сто­лу, но вот плохо, что и с маслом сливочным стало худо. Его почти нет. Иногда «выбрасывают» рано утром – в 7 ча­сов – понемножку, но люди как-то узнают о «дне и часе», и собирается огромнейшая очередь, и нам, грешным, ничего не остаётся, как возвращаться домой с пустыми руками, ибо ни Мария Григорьевна, ни я в очередях никак стоять не хо­тим, да и не можем.
А масло (хоть и отдалённо похожее на то, что когда-то было) для нас весьма ценно, как «верх» для утрен­них бутербродов – раньше к кофе, а теперь, ввиду того что кофе стало не по карману, к чаю. А без масла – «бутер­брод с просто так». А вот топлёного масла, что Вам дал наш древний Новгород, мы уже годами и не только что не видывали, но и в Москве не слыхивали2.
У меня завелась переписка с Вашим Вологодским знакомым, В.К. Пановым3. Он меня запросил о кое-чём, я ему ответил, что знаю, а потом послал ему «на рецензию» написанную мною статью о Тотемских Пановых. Он там знаком с редакцией местной газеты и, может быть, сумеет эту статью сдать в газету. Только боюсь, велика она по размеру для газеты, но ведь они могут сократить и даже изуродовать статью так, что и сам автор не узнает4. Но, ка­жется, этот В.К. Панов очень стар – так я сужу по его по­черку и по тому, что о нём знаю.
Сейчас занялся Костромскими знакомыми А.С. Пуш­кина, не знаю, что выйдет. Хотелось бы написать что-ни­будь вроде «Тамбовской тропинки к Пушкину» (авторы Н. Гордеев и В. Пешков; Центральное Чернозёмное изд-во, г. Воронеж, 2-е изд., 1978 г., цена 40 коп., тираж 50 тысяч) или «Страницы прошлого читая» (автор тот же В. Пешков; г. Воронеж, издательство то же, 1972 г., тираж 50 тысяч, цена 36 коп.).
Попадались ли Вам эти книжки? Они обе интересны, одна про связь Пушкина с Тамбовским краем, а другая – такая же связь с Тамбовщиной М.Ю. Лермонтова. Но у меня нет абсолютно никаких иллюстраций, а эти обе книж­ки богато снабжены иллюстрациями – тут и дома усадеб и их владельцы. У меня же будет только один текст, без ка­ких-либо портретов. Да и не знаю, возьмут ли эту работу для печати вообще. Наше Верхне-Волжское издательство – это совсем не то, что Воронежское. Будто в разных госу­дарствах эти два родственные издательства!
У нас в магазинах нет ни капусты, ни картошки, и лишь на «общем рынке» есть всё – и овощи, и фрукты, и «бахчевые», но там всё безумно дорого.
Вот и все наши новости. Наши «молодые» уже переехали из сада на «зимние квартиры», то есть к нам, и настал конец нашему тихому, безмятежному житью.
Затем – от нас обоих с Марией Григорьевной боль­шой привет и пожелания здоровья Наталии Сергеевне и Вам.
Ваш А. Гр-в.

~ • ~

20 октября 1978 года
г. Кострома

Дорогая Мария Сергеевна!
Ваше письмо от 13/X я получил и благодарю Вас за него. Вот, Вы и Наталия Сергеевна так много трудитесь в своём саду, что, наверное, теперь с удовольствием отдыхае­те после «трудов праведных». А мы с Марией Григорьевной уже давно отстали от всяких таких трудов, и единственный наш летний и осенний труд – это грибные походы. Я ду­маю, что уже и Вам, и Наталии Сергеевне трудновато де­лать многие работы в саду, я так уже давно ничего такого не делаю, а Мария Григорьевна ещё несколько лет назад активно помогала Любе в садовых работах, а теперь уже и она «вышла из строя».
Погода у нас хорошая, прекратились и дожди и се­верные ветры, и стоят ясные и для осени – тёплые дни, днём до +10 градусов! Был даже такой день, что мы снова собрались «по грибы» – такой выдался хороший денёк; но была суббота, и нам поехать не удалось, а из нашего дома одна старушка-грибовница поехала и привезла полную корзиночку. Но потом пошли по ночам морозы, и мы подумали, что рост грибов прекратился.
Из Вологды В.К. Панов пишет мне иногда и тоже прислал газетную вырезку со статьёй про прототип «малень­кой княгини» из «Войны и мира».
У нас картофельно-овощной кризис, кажется, ликви­дируется. Завезли много картошки и капусты из Рязанской и Московской областей, и в газетах пишут, что Кострома и область наша теперь обеспечены на всю зиму и картошкой и капустой. Но мы с Марией Григорьевной запасов не со­здаём, покупаем по потребности лишь в размере «текущего потребления».
Масло у нас с большими перебоями и какое-то необыкновенное, очень смахивает на какую-то разновид­ность маргарина, но цена – 3.20, и также «выбрасывают» в очень малом количестве и не каждый день, так что не зна­ешь, когда надо идти, чтобы купить. Да если и попадёшь на «выброшенное» масло, то всё равно не достанется, ибо на него бросаются, как волки на овечку, и рвут на части.
А уж что до того, чтобы Вы купили и нам пересла­ли, то, пожалуйста, эту затею оставьте. Не надо принимать на себя такие хлопоты и затраты.
С квартирой у наших Любы с зятем так: им предло­жили отработать 200 часов на постройке домов для их за­вода, и, мол, тогда получите квартиру. И теперь они ходят и отрабатывают эти 200 часов. Уже отработали 40 часов, остаётся 160. Так что вполне возможно, что они получат в недалёком будущем. Дай-то Бог!
Галя со своим семейством вернулись ещё в начале октября, остались очень довольны поездкой, там было теп­ло – они ездили купаться в Азовское море, детишки заго­рали, вдоволь поели всяких фруктов и арбузов. В общем, всё хорошо. И детишки не болели там, а вот как вернулись в Кострому, Женя четыре дня ходил в ясли и снова забо­лел, и опять Галя на больничке из-за него, а больше 7 дней не дают, и ей приходится брать «за свой счёт».
Недавно мне написал один знакомый из Владимира1, что у его не то родственницы, не то знакомой, живущей в Ленинграде, есть фотография Николая Александровича Ку­преянова и его жены, урожд. Долго-Сабуровой2. И спраши­вает меня, не нужна ли мне эта фотография, раз я занима­юсь генеалогическими раскопками. Я напишу этой даме и попрошу, если эта фотография ей не нужна, то переслать её мне. Может быть, такой нет у Яши Купреянова: ведь это его прадед и прабабушка.
А сама эта дама (владелица фотографии) – из рода Поливановых3. Поливановы – это были известные Костром­ские, Владимирские и другие дворяне, и я сделал их огромнейшую родословную. Там, в этой родословной, есть много интересного, на мой взгляд; столько исторических лиц и событий связано с этой фамилией!
Вчера я был приглашён в одну из школ4, к ученикам 10-го класса, и рассказывал им об истории рода Лермонто­вых. Был очень тепло встречен и получил подарок, интерес­ную для меня книгу – «История Русской книги до сере­дины XIX века». Издание Академии наук, весьма серьёзный коллективный труд ряда историков и библиотечных работников. Тираж маленький, всего 7 тысяч, и купить такую книгу бывает трудновато.
Я сейчас «в одиночестве» – Мария Григорьевна вче­ра уехала в Москву, хочет побывать у своего «глазника», вернее «глазнички», и кое-чего промыслить для питания. А мне недавно посчастливилось купить лосиного мяса, как раз попал в магазин, когда туда привезли туши лосей, и «от­хватил» почти 5 кг, на все имевшиеся в кармане деньги. Мясо очень хорошее, вкусное и мягкое, видно, лось был из молодых. Конечно, добытое пришлось делить на три семьи – нам, Любе и Гале.
Вот и все мои новости.
Затем – поклон Наталии Сергеевне, и Вам обеим желаю здоровья и всего хорошего.
Ваш А. Гр-в.

Дорогая Мария Сергеевна!
Вчера вечером получили мы Ваше письмо от 23/Х, в котором Вы сообщаете о высылке нам сливочного масла. Я же Вам писал, что не надо этого делать. Во-первых, ведь не на век же пропало у нас масло. Иногда появляется то в од­ном, то в другом магазине. Но так как «о дне и часе не знает никто»1, вернее, не знаем мы, а другие откуда-то узна­ют, и собираются задолго очереди, мы же и не пытаемся вставать. Во-вторых, в одном магазине у меня есть знако­мая кассирша, которая, если это возможно, всегда мне до­станет пачку-другую. В-третьих, Вам же это лишняя забота и затруднение. Так что, пожалуйста, не посылайте больше ничего. Кстати, письмо-то пришло, но масло – ещё нет.
Конечно, Вашу жестяную банку мы Вам вернём, и постараемся не пустой.
Какой Вы молодец, уже на будущий год предприни­маете шаги на предстоящее путешествие, на сей раз – по какому же маршруту? И на какое время2? Мы же не мечта­ем о путешествии дальше наших любимых лесных местечек. Хотелось бы съездить в Ростов, но всегда есть какие-то «но».
Письмо графа Толстого императору Николаю II я чи­тал когда-то. Конечно, Лев Николаевич не мог предвидеть всего того, чему он так много способствовал3.
Теперь о «юнкерах», фейерверкерах и проч. Во вре­мена Толстого, то есть его молодости, понятие юнкер было не то, что мы знали в наше время. Тогда ещё не было юн­керских училищ и юнкером назывался всякий молодой дво­рянин, поступивший в армию, но не имевший образова­ния в кадетском корпусе. Так и мой прадед, например, тоже пошёл служить в армию юнкером. В полку или в другой части, куда поступал, этот молодой человек был на положе­нии наполовину солдата и наполовину офицера. Яркий при­мер – это Грушницкий из Лермонтовской «Княжны Мэри». Прослужив какое-то время, юнкер производился в чины младшего командного состава, то есть соответственно: в пе­хоте – в ефрейторы, потом в унтер-офицеры и потом в фельдфебели. Соответственно в артиллерии, где служил мо­лодой граф Л.Н. Толстой, имелся чин «фейерверкера». Так что Лев Николаевич был сперва юнкером, потом фейер­веркером, а в Севастопольскую кампанию он уже был произведён в офицеры. Юнкерами в то время начинали свою службу многие дворяне, не прошедшие курса в кадет­ских корпусах. Иногда по тем или иным причинам молодые дворяне выходили в отставку, не дождавшись производства в офицеры; иногда же они не могли быть произведены по тем или иным причинам – личные качества и т.д., и в этом случае, по выходе в отставку, именовались «отставной юн­кер». Фейерверкер в артиллерии соответствовал унтер-офи­церу в пехоте и в кавалерии. Если что-нибудь непонятно, напишите, попробую разъяснить подоходчивее.
Погода у нас стояла почти всё время хорошая, и даже у нас были разговоры о том, чтобы побывать ещё разок в лесу, но – то одно, то другое, и разговоры так и остались разговорами.
Я думаю, что новый папа Римский4 задаст хлопот Польскому правительству и в какой-то мере и нам, так как и у нас силён ещё католицизм в Литве и у униатов – в Западной Украине.
Мария Григорьевна вернулась из Москвы два дня назад. Привезла на всех мясца и сосисок.
Недавно одна моя статья, написанная «в содруже­стве», появилась в журнале «Морской флот». Это об экспе­диции Вилькицкого, открывшей в 1913 г. землю, названную тогда «Землёй императора Николая II», а ныне известна она под названием «Северная земля»5. Также недавно мне пре­поднесли от правления общества книголюбов книгу Н. Смирнова-Сокольского «Рассказы о книгах», издание 3-е, 1978 года. Я эту книгу знал и доволен, что мне её препод­несли, потому что своей у меня не было. А в моей «под­шефной» школе, где я недавно выступал со своими чтения­ми ученикам 8–10 классов, мне подарили тоже интересную книгу «Русская книга до середины XIX века». Много ин­тересного в этой книге, это сборник статей многих авторов, объединённый одной темой6 .
Вчера закончил своё добавление к рукописи Н.В. Маркова7 «Читая Пушкина и о Пушкине»; эта руко­пись была мне прислана для добавления в ней истории Ко­стромских Пушкиных и, кроме того, на проверку и рецен­зию по написанным уже главам. Рукопись была уже сдана в изда­тельство (Воронеж), но автор, узнав о моих работах, взял рукопись обратно из издательства, для внесения попра­вок и моего добавления. Полагает, что книга выйдет из пе­чати в 1980 году.
Заканчиваю своих «Катениных», а потом буду де­лать «Костромских знакомых А.С. Пушкина»8.
Надо бы в Москву побывать, но всё как-то не полу­чается.
Затем, мы с Марией Григорьевной шлём Наталии Сергеевне и Вам поздравление с пожеланием здоровья и всего наилучшего по случаю наступающих праздников Октябрьской революции.
Будьте здоровы и больше не посылайте ничего.
Ваш А. Григоров.

~ • ~
18 февраля 1979 года
г. Кострома

Дорогая Мария Сергеевна!
Ваше письмо от 12/II с грустными подробностями о кончине Анатолия Михайловича, а также с тремя рублями и заказом на лампочки1, я получил вчера.
Подробности о похоронах Анатолия Михайловича и о поминовении его на 9-й день мне написал один мой «од­нокашник», знавший Анатолия Михайловича и присутство­вавший на его похоронах2.
Теперь о лампочках: сегодня я зашел в хозяйствен­ный магазин, очереди нет никакой, но лампочек менее 60 ватт не было. Купил 5 штук и высылаю их Вам бандеро­лью. В понедельник схожу ещё в универмаг и ещё в один хозмаг, и если достану заказанные Вами в 40 и 25 ватт, то куплю. И тогда отошлю. И Вам напишу. А вот если меньше 60 ватт не найдётся, то что тогда делать? Покупать ещё 60 ваттные или нет? Вы мне тогда напишите, что делать3.
У нас морозы, доходившие опять до –35о, спали, и сегодня всего лишь –5о.
Боимся, что в саду у Любы морозы нашкодили – как бы не вымерзли яблони, клубника, пионы и всё прочее. Доживём до тёплых дней – увидим.
Надеюсь, что у Вас хватит не только терпения, но и жизни, для того чтобы созерцать плоды Ваших трудов по декабристам4.
Я сейчас тоже краешком зацепил одного из декабри­стов – К.Ф. Рылеева. Нашёл в архиве, что он владел име­нием в Галичском уезде, вернее, не он, Кондратий, а его отец, Фёдор Андреевич. Он и родился в своей Галичской усадьбе, и все его предки были «мелкопоместные»; но из их родни были и побогаче, например, генерал-поручик и сена­тор, бывший Петербургский полицмейстер, а потом губерна­тор времён Екатерины II – это Никита Иванович Рылеев; о нём много можно встретить разного рода воспоминаний и анекдотов в старых журналах. Род Рылеевых осел на Ко­стромской земле со времён Иоанна Грозного. Но это у меня так, побочное занятие, есть поглавнее.
Сейчас мне попали в руки интересные мемуары од­ного из Костромских дворян, Н.Ф. Чалеева; этот Чалеев был по женской линии из рода Готовцевых. Обе эти фами­лии в своё время были широко известны в губернии. Но это было давно. В дни же моей молодости в нашем корпусе учились и один Чалеев, и один Готовцев, оба в одном клас­се, на год постарше меня.
Мемуары интересные, и я собираюсь из них кое-что для себя перепечатать, но все они объёмом велики – до 600 страниц машинописи. Меня интересует главным об­разом генеалогическая сторона мемуаров, а также историче­ская – там и про 1812 год, Бородино, пожар Москвы и проч.
Люба наша всё на костылях и в гипсе. Очень её жаль. Вторую зиму она так мучается, бедная.
Остальное всё по-старому.
От Марии Григорьевны и от меня привет Наталии Сергеевне и Вам.
Уважающий Вас А. Гр-в.

~ • ~
4 марта 1979 года
г. Кострома

Дорогая Мария Сергеевна!
Вчера получил Ваше письмо от 27/II. Теперь, ду­маю, дошла до Вас и вторая бандероль с лампочками, в ней лампочки мощностью в 40 ватт. А меньше сейчас нет. Так что напишите, каких прислать на оставшиеся деньги.
А относительно присылки сливочного масла, то в этом сейчас нет необходимости. Несколько дней назад у нас во всех магазинах появилось масло, это закупленное нами у «Общего рынка», то есть у западных стран, преимуществен­но Французское и Голландское. А перед этим нам из Моск­вы прислала племянница посылкой 2 кило масла, так что «на масленицу» у нас масла вдоволь, а вот яиц-то нет! Как хорошие блины испечь? Впрочем, к блинам нет ни сёмги, ни икры, даже снетков нет, и нет традиционной наваги, ко­торую мы любим очень ещё с детских лет.
Что же такое с глазами у Наталии Сергеевны? Конъ­юнктивит был у меня в Заполярье, когда после зимней ночи появлялось очень яркое солнышко и кругом всё так белело – и снега, и льды. И я ходил с повязкой на глазах, использовал для этой цели полотенце, намачивая его водой. Очень резкая боль, но потом, когда солнышко стало не столь ярким, а снег потерял свою первозданную чистоту и белизну, конъюнктивит проходил сам собой. Но боль была в глазах – трудно переносимая1.
У нас никакой «паники» в магазинах я не замечал. Всё время как обычно2.
Вообще, плоховато, часто не бывает то одного, то другого, но это, по-моему, вне связи со слухами разными о Китае и пр.3
С Бирюковыми, по-моему, у Купреяновых не было никакой родственной связи. А каких именно Бирюковых Вы имеете в виду? Наверное, семью нашего последнего губерн­ского предводителя, Сергея Ивановича; я его хорошо по­мню, равно как и Мария Григорьевна, которая даже служи­ла в начале 20-х годов у него машинисткой, когда Сергей Иванович занимал должность начальника какой-то «Губохо­ты». Их чудесное имение «Ивановское», купленное у князя Вяземского4, всего в 15 верстах от Костромы. Сын Сергея Ивановича, артист, ещё жив, он в Минске и имеет титул «Заслуженного артиста БССР»5.
А родственные связи Бирюковых совсем не интерес­ны.
Сергей Иванович женат был на какой-то малоизвест­ной у нас даме – не помню, как её девичья фамилия, но малоизвестная6; а брат его, Толстовский «Поша» – вовсе на девице не своего круга7; а кузен, А.А. Бирюков – на купе­ческой дочке Колодезниковой, а потом «сожительствовал» с белошвейкой; и из его детей от этой связи ещё жива моя давняя знакомая, она, как «незаконная», фамилии отца не получила, отец умер, когда ей было 4–5 лет, а мать – бе­лошвейка – спилась и тоже вскоре умерла, а эту девочку отдали в приют, из которого моя мама её взяла, и она несколько лет жила у нас, на довольно странном положе­нии – не барышня и не прислуга, а что-то непонятное. По­том её отдали в общину сестёр милосердия, она была хоро­шей медсестрой, в войну 1914–18 гг. была на фронте, а с 1918 г. и по сей день живёт в Костроме. Она стара, слепа и беспомощна. Живёт одна, ибо всегда была одинока8.
Наш старший правнук заболел ветряной оспой, те­перь неминуемо заболеет и младший. Болезнь не опасная, но Гале придётся брать отпуск за свой счёт, ибо больничку ей не дадут на такой срок, а болезнь и период после болез­ни не менее 3-х недель. Вот и всё пока.
Желаем Наталии Сергеевне поскорее отделаться от этого противного конъюнктивита.
Будьте здоровы.
Привет Наталии Сергеевне и Вам от Марии Григо­рьевны и от меня.
Ваш А. Григоров.

~ • ~
19 марта 1979 года
г. Кострома

Дорогая Мария Сергеевна!
Ваше письмо от 14/III получил и благодарю Вас за него. Что же Вы мне не написали, сколько же лампочек разбилось в пути? Я подсчитаю, сколько стоили лампочки и их пересылка, и если денег осталось, то вышлю ещё сколь­ко-нибудь. Ведь они дешёвые.
Масленицу мы не справляли и вспомнили, что надо блины печь, уже только в воскресенье. Испекли блинков и поели их «без ничего». Правда, сметана и масло сейчас у нас есть.
Да, вот Вы вспоминаете о Макарьевских катаньях1, а как было здесь, в Костроме! Ведь был обычай: съезжаться всем молодым, которые повенчались в предмасленичном мя­соеде, «на показ» и хвастаться своим «выездом» – то есть лошадкой (реже – парой) и санями, а главное – «убором», то есть сбруей, а заодно и нарядами молодух. А съезжались из дальних даже деревень и сёл. И вот, вереницею ехали все эти санки и сани, с разряженными молодицами, а несчётное число глазеющей публики, начиная с галерей рядов, стояли по тротуарам и поглядывали на проезжающих медленным шагом по главным улицам «молодых». А отъехав за город, начиналось «катанье» и соревнование, чья лошадь «обойдёт» соперника.
Теперь какое-то подобие делается в Берендеевке2. Выезжают две-три тройки, запряжённые в большие сани, и катают желающих.
Вспомнившиеся Вам «копчушки», которые, бывало, всегда привозились из Петербурга приезжавшими оттуда; впрочем, и нашей Кинешме они не были в диковинку, но считались «старыми», то есть не свежими, а привозные из Питера – самые свеженькие! Последний раз я ел такие коп­чушки в Риге в 1958 году, куда мы с Марией Григорьевной ездили гостить к её товарке по пребыванию в местах не столь отдалённых3.
А снетков-то постом и перед масленицей в Кинешме у рыбных торговцев было сколько угодно. Я их любил и всегда ел в большом количестве. Вкусна была рыбка!
У нас дома были часы, не настенные, а настольные, но большие, и с чудным боем, какого-то известного англий­ского часового мастера, изготовленные в 1730 году. Сии в последние годы часто стали останавливаться, и это было причиною тому, что они не были «национализированы» в 1918 году, так как в это время находились в починке у лю­бителя-часового мастера, земского врача наших мест. В 1922 году он отдал эти часы, так и не починённые, моей сестре. От неё они перешли к её сыну, моему племяннику, ныне живущему в Липецке. И вот, он нашёл там любителя-часо­вого мастера, который пустил эти часы в ход, и они идут и звонят так же мелодично по сей день. Когда я бываю у племянника, в Липецке, то бой этих часов всегда пробужда­ет столько воспоминаний о прошлом! У этих часов нет в механизме обычной пружины, а её заменяет какая-то «стру­на». Такие часы встречаются редко, но я в Москве знаю ещё одни часы того же мастера, и также «идущие» и поны­не.
Дочь С.И. Бирюкова, кажется Наташа, точно жила в Кратове4, но я думаю, что она уже давно умерла, она была порядочно старше меня5.
В «Столице и усадьбе» за 1915 год были помещены фотографии усадьбы Бирюковых – «Ивановского». Ранее это Ивановское принадлежало князю Н.А. Вяземскому6, на­следники которого продали Ивановское Бирюкову – деду Сергея Ивановича7, а сами перебрались в Воскресенское, Га­личского уезда, где и жили до 24 августа 1918 года8.
С.И. Бирюков, будучи в Нижнем вице-губернатором, много добра сделал своим землякам и даже вызволял из всяких бед попавших в беду революционеров. Видимо, по этой причине он избежал участи многих своих «братьев по классу», а ведь, будучи губернским предводителем дворян­ства с 1914 по 1917 год, он являлся как бы «первым канди­датом» на преследование. Но родства с Купреяновыми у Би­рюковых не было; во всяком случае, такого, чтобы можно было считаться родными. Через кого-нибудь, может быть, было какое-нибудь «свойство», но это было очень обычно во всех семьях этого круга. Так и мы с Вами, через Купреяновых, а потом через Щулепниковых, тоже можем считаться «родными».
Но роднит нас всех не это, а общность воспитания, одинаковая культура, веками сложившиеся, если можно так выразиться, «моральные устои». Хотя этих, последних, очень недоставало многим и многим из дворян, периода «оскудения дворянства».
У нас два дня шёл снег и метель, и всё занесло так, что не проехать, не пройти. Сегодня утром с трудом добрёл до магазина за необходимыми продуктами. Пока ходил, все мои следы начисто замело, и еле-еле добрёл до дома. По­смотрим, какова будет весна. Хотелось бы поздней, но дружной и без возврата холодов.
Люба без гипса уже, бродит кое-как по квартире. С получением новой пока не слышно, дают, но с подселением, а они не берут. Сегодня Люба должна поехать к директору завода, где работает её муж, чтобы «поплакать ему в жи­летку», думаю, что это не поможет.
Так что, вероятно, до осени этот вопрос едва ли раз­решится. От Марии Григорьевны и от меня поклон Наталии Сергеевне и Вам.
Будьте здоровы.
Ваш А. Григоров.

~ • ~
25 марта 1979 года
г. Кострома

Дорогая Мария Сергеевна!
Получил Ваше письмо от 20/III. Пожалуй, больше лампочек я посылать Вам не буду. Я думал, что остались какие-то деньги от присланных Вами 3-х рублей, но, подсчи­тав стоимость посланных лампочек и стоимость пересылки, оказалось, что ничего и не осталось.
У нас новостей нет. Со страхом ожидаем весны и обещанного уже который год капитального ремонта. Вот, Вы с этим делом, кажется, уже рассчитались, а мы – в тревоге, вдруг нас выселят на время ремонта? Это будет просто ужасно.
Весна у нас идёт полным ходом, даже ночью темпе­ратура плюсовая, воды везде – моря и океаны!
У нас тоже есть покойник. 19/III нам позвонили из Кинешмы, что внезапно, прямо на улице, умер наш родственник Иван Иванович Григоров. Было это 19/III, и на дорогах такой гололёд, что автобусы не ходили, и мы на похороны не могли поехать.
А кто такая была Наталия Михайловна Рылеева? И кто Анна Кондратьевна Рылеева? Я о них не знаю ничего, Мне известна только одна дочь Кондратия, что была за Пу­щиным, и её потомство, 8 человек, и все происходившие от них внуки и правнуки, до наших дней.
И кто такие были Куколевские? И разве у Кондра­тия – декабриста – были ещё дочери, кроме той, что вы­шла за Пущина?
Пожалуйста, просветите меня на этот счёт1.
Везде писали, что матерью Кондратия Фёдоровича была Анастасия Матвеевна Эссен, а теперь мне сообщают, что она была не Эссен, а Чернова. Но я больше ищу пред­ков, а не потомков, это мне и более доступно, и, пожалуй, даже более интересно, чем потомки. Особенно интересна фи­гура Никиты Ивановича Рылеева, Петербургского полиц­мейстера.
У нас в Костроме вот какая новость. 21/III случился пожар в здании филармонии, и всё сгорело, остались одни стены; сгорела вся обстановка, два чудных рояля, все музы­кальные инструменты; там же была и музыкальная детская школа. Потеря для города большая, это было прекрасное здание и центр не только музыкальной, но и, вообще, культурной жизни.
Вот такие дела.
Привет Наталии Сергеевне и Вам от Марии Григо­рьевны и от меня.
Уважающий Вас А. Григоров.

~ • ~
4 апреля 1979 года
г. Кострома

Дорогая Мария Сергеевна!
Получил Ваше письмо от 29/III. Большое спасибо за него.
Попробую кое-что написать Вам о Рылеевых. Мать декабриста К.Ф. Рылеева была Анастасия Матвеевна Эссен. По-видимому, она, овдовев, была во 2-м браке за неким Черновым. Жена декабриста Наталия Михайловна Тевяшова тоже, видимо, была во 2-м браке за Куколевским, как Вы пишете об этом. Между прочим, фамилия Куколевских встречается в Костроме. Я когда-то знал Леонида Куколев­ского, он был моряк и в последнюю войну получил звание Героя Советского Союза1. Затем, сейчас главным врачом Ко­стромской санэпидстанции работает некая Куколевская2.
Потомки Анастасии Кондратьевны, дочери декабри­ста, по мужу Пущиной, мне известны: сами Пущины – её дети и внуки (последний внук умер в 1968 г.), затем Орга­новы (один живёт сейчас в Москве)3, Круглевские, Осиповы и Силины. Но я знаю о них только их имена и годы жизни и смерти. А кто они и где жили – того не знаю.
Да мне кажется, что мало интереса представляет та­кое «потомковедение», гораздо более интересно копаться в предках, нежели в потомках. И тут задачки потруднее. Вот пример – с Никитой Ивановичем Рылеевым, СПБ полиц­мейстером, и декабристом К.Ф. Рылеевым. Они явно родня, но как установить степень родства4? Я уже знаю деда5 и отца декабриста, знаю отца Никиты Ивановича6, жену Ники­ты Ивановича, и его детей и внуков7, и то, что и тот и дру­гой вышли из одного и того же Рылеевского фамильного гнезда. Уже много родственных связей выявлено по Рылее­вым, но ещё до конца не добрался. Интересно, что и поны­не сохранилось название села Рылеева, которое своё начало ведёт с XVI века.
Теперь про артиллерию8. Артиллерийскими бригада­ми командовали всегда генерал-майоры. Бригада имела в своём составе дивизионы, обычно два, реже три и иногда даже до пяти. Этими дивизионами командовали полковники и изредка подполковники. Дивизионы делились на батареи, 4-х, 6-ти и 8-ми орудийные – смотря по тому, какие были пушки. Батареями командовали обычно капитаны. А более низкие чины – командовали взводами артиллерии, это по­ручики и прочая мелочь. Штабс-капитаны обычно сидели на штабных должностях и адъютантами.
Теперь о В.А. Казачкове. Перед наступлением соро­чин по Анатолию Михайловичу он мне писал, что обяза­тельно будет на этих сорочинах. Почему же он не был? Сие мне неведомо.
Теперь о том, что я ничем не выразил своего сочув­ствия Вере Петровне по случаю её такого тяжёлого горя. Я очень понимаю всё её горе и тяжесть этой потери, но про­сто я как-то «не смел» в эти тяжёлые дни лишний раз бере­дить её свежую рану и поэтому не решился написать ей от себя. Может быть, это и не хорошо, но я просто «не смел».
Про того незадачливого доктора сельскохозяйствен­ных наук, что повесился после защиты диссертации, я ниче­го не слыхал9. Да и не от кого было слышать, так как я ни у кого не бываю и ко мне почти никто не бывает, кроме двух друзей – директора архива10 и ещё одного библиофи­ла, члена нашего кружка11.
Вот, Вы с Наталией Сергеевной снова и в этом году будете путешествовать12, а мы с Марией Григорьевной меч­таем о путешествиях в свои любимые грибные места – на Чёрную речку, на Кубань и в иные такие же милые, прият­ные места.
Ужасно боимся капитального ремонта и молим Бога, как бы нас сия чаша миновала в этом году.
Весна пока не радует. Солнечных дней почти нет, а вчера так даже метель самая февральская мела и снег ва­лил хлопьями.
Помаленьку движутся мои «подшефные» Нелидовы, Готовцевы, Чалеевы и Мичурины и, конечно, Рылеевы, но до конца ещё далеко.
Вышла из печати книжонка (не могу назвать её кни­гой) про Невельского и его сподвижников, в создании кото­рой я участвовал, и крайне несчастливо. Вместо моих мини­мум 3–4-х печатных листов, от моей рукописи осталось всего каких-то десяток страничек в этой книжонке. Гора ро­дила мышь! А главное, лопнули мои надежды на гонорар, который я исчислял минимум в 500 руб. А получил – 87 р.! Стыд и срам13! Пошёл объясняться к редактору14, а он мне заявил, что пусть я буду и тем доволен, ибо это книга не политическая и на такие не дают ни бумаги, ни тиража. Говорит, сдавайте свои рукописи в другие издательства, ко­торые интересуются историей и географией, а мы – только политическими темами: советское строительство, героиче­ское прошлое (после 1917 г.), соревнование и проч. Так что даже не хочется Вам посылать эту паршивую книжонку. Её объём 132 странички и оформление – «бывает хуже».
Вот и все мои новости.
Привет от Марии Григорьевны и от меня Наталии Сергеевне и Вам.
У нас всё по-старому.
Ваш А. Гр-в.

Дорогая Мария Сергеевна!
Вчера только получил Ваше письмо и уже на него послал ответ, а теперь вспомнил о Вашем желании иметь книжку о Невельском и Ко и посылаю Вам в презент эту неудачную книжонку1, которая у меня отняла времени и сил много, а вышла в невероятно сокращённом и даже изу­веченном виде. Но всё же какая-то память осталась, и не ска­жут про меня, что прожил свою жизнь как «червь сле­пой».
С горестью узнал о ещё об одной потере: 4/IV умер в Москве писатель С.Н. Марков, мой хороший друг и зем­ляк, автор «Юконского ворона» и многих книг и стихов на историко-географические темы. Не смешивать с Г. Мар­ковым, главой Союза писателей и весьма для меня не сим­патичным представителем писательской семьи; впрочем, вся эта семья, т.е. союз, оставляет у меня крайне тягостное и отвратительное впечатление. И это сказалось даже и на по­хоронах покойного С.Н. Маркова, который ни перед кем фи­миама не курил и был за то содержим «в чёрном теле»2.
Поклон Наталии Сергеевне от Марии Григорьевны и от меня, и Вам тоже.
Ваш А. Гр-в.

~ • ~
28 мая 1979 года
г. Кострома

Дорогая Мария Сергеевна!
Вчера получили Ваше письмо от 18 мая. Оно, поче­му-то, очень долго странствовало, видимо, лежало в Горь­ком, ибо штемпель на конверте 22/V, а Ваша дата – 18/V.
Теперь уже наши милые дамы проехали через Горь­кий, и Вы, вероятно, виделись с ними, так что все новости могли узнать «из первых рук». Впрочем, и новостей-то нет никаких. Мы прогостили, в общей сложности, в Ростове и в Москве целый месяц. Всё было хорошо и там и тут. Вот, приехали домой, оказалось, что без нас выкрасили пол, две­ри и окна и наши уже перебрались на лето в свой сад.
Там, по словам Марии Григорьевны, уже успевшей съездить в сад, картина безотрадная. От мороза погибли смородина, крыжовник, малина, сильно пострадала клубни­ка. Погибли жасмин и ряд пионов.
Плодовые деревья, хотя и живы, но очень ослабли, еле-еле распускают маленькие листочки и пытаются даже цвести, но, конечно, ожидать какого-либо урожая нынче не­льзя.
Стоит жаркая погода, дождей нет, вот мы уже неде­лю как приехали, и надо бы очень дождичка, а его нет и нет.
В Ростове погостили 2 недели, там было тоже очень жарко; съездили один раз в Азов, посмотреть на развалины Азовской крепости и жалкие попытки её реставрировать, потом покатались по Дону, который в этом году разлился очень широко.
В Москве был на вечере памяти Пушкина, по слу­чаю его 180-летия со дня рождения, делал доклад Эйдель­ман, Н.Я., мне он и его доклад очень не понравились; потом выступал один артист Малого театра, это было интересно и хорошо. Посетил своих старых друзей, завёл и новых, в том числе потомка декабриста К.Ф. Рылеева1. Привёз домой па­рочку интересных книжек и одну рукопись. В общем, всё хорошо. Здесь буду поскорее кончать с родословиями Рылее­вых, Нелидовых, Чалеевых, Готовцевых и Мичури­ных, надо закончить побыстрее.
Я рассказа Абрамова «Дом» не читал2, но этого пи­сателя помню по другим его вещам и отмечаю его как ред­кость среди массы дрянных современных писак3. Есть несколько имён – Распутин, Трифонов, Абрамов4 и еще несколько, которые так резко выделяются от всей осталь­ной массы не писателей, а просто «писак».
С продуктами и в Ростове, и в Липецке, и вообще, видно, везде так же, как и в нашей благословенной Костро­ме. Сегодня внучка Галя приехала из Москвы, куда ездила на заводском автобусе с другими специально за мясом. И не привезла мяса, не нашла, кроме такого, которого взять не захотела. Привезла только сосисок и молока сгущённого.
У нас хоть есть масло, правда, часто какое-то вроде бы «суррогатное», по 3.20, называется «бутербродное», но бывает и настоящее. А в Ростове и в Липецке и того нет.
Вот и всё на сей раз.
Будьте здоровы.
Мария Григорьевна и я шлём Наталии Сергеевне и Вам свой привет и лучшие пожелания.
Уважающий Вас А. Гр-в.

~ • ~
13 июня 1979 года
г. Кострома

Дорогая Мария Сергеева!
Вчера получили Ваше письмо, в котором Вы пишете о приключившейся с Вами аварии1.
Надеюсь, что теперь, когда уже прошло две недели, Ваше состояние улучшилось и последствия ушиба проходят.
Вот не везёт Вам, но так же не везёт и бедной Ната­лии Николаевне. Вернувшись в Москву, она тоже сумела упасть на улице и сильно разбила себе лицо, коленки, так что потребовалась ей спешная помощь, и к ней, буквально через 20 минут, на такси примчалась Ольга Викторовна с арникой, ибо кровь шла из разбитого носа, губ и т.д. Мы звонили по телефону и говорили с Наталией Николаевной дня два назад, дело идёт уже на поправку.
Очень печальные дела у Любы, в саду. И после од­ного-двух тёплых деньков снова у нас сильно похолодало. Сегодня ночью у нас, в Костроме, +5 градусов, а в Манту­рове – ноль!
Высаженные уже в грунт помидоры сникли, желте­ют листья и на кабачках, и все высаженные в городе на га­зонах летние цветы тоже поникли.
О грибах пока не мечтаем даже. И в лес не тянет по такому холоду.
Сижу дома и пытаюсь сделать что-то с родословия­ми Готовцевых, Нелидовых, Чалеевых и Мичуриных. Из всех этих фамилий вышли интересные люди, в т.ч. артист Малого театра Н.Ф. Чалеев, селекционер И.В. Мичурин и др.
Вы спрашиваете про уроженца Парфеньева, С.В. Мак­симова. Это был сын Парфеньевского почт­мейстера, из­вестный в прошлом веке писатель, главным об­разом «быто­писатель», то есть этнограф и пр., объездивший всю нашу необъятную матушку Русь из конца в конец и на­писавший множество статей, книг и проч., где описывал обряды, быт, фольклор всех народов нашей страны. Был знаком и дружил с А.Н. Островским, гостил не раз у него в Щелыкове, дружил с А.Ф. Писемским, был в чести у Вели­кого князя Константина Николаевича, сотрудничал в журна­ле «Морской сборник» и даже ездил в Морские экспедиции по заданиям Морского ведомства. Насколько я знаю, чело­век был очень интересный, умница и настоящий Русский па­триот2.
Писателя Валентина Пикуля я считаю бульварным писакой, и его вещи, кроме первых двух романов3, совсем не ценю. А уж его писание про Распутина и пр. я и в руки брать не хочу, ибо боюсь испачкаться грязью, которой об­леплен, видимо, сам Валентин Пикуль4. Отношение к Пику­лю и его творениям – это для меня своего рода «лакмусо­вая бумажка», по которой я определяю того или иного че­ловека из своих знакомых. И с удовлетворением могу отме­тить, что эта «лакмусовая бумажка» даёт почти всегда по­ложительную реакцию на моих друзей; я рад, что Вы тоже относитесь к этой же категории5.
Ещё есть такое «сокровище» в литературных кругах – это писатель, по фамилии Югов. Его «23 ступеньки вниз» – это же самый настоящий пасквиль6.
Вчера неожиданно меня пригласили на пленум прав­ления Общества охраны памятников культуры и истории и вручили мне небольшую медаль с удостоверением на право ношения, присланную из Москвы, очевидно, по представле­нию наших костромских организаций. В грамоте сказано, что «за активную работу по охране памятников культуры». А я сам не знаю, в чём же заключалась моя активность.
Но как бы то ни было, спасибо «Партии, Правитель­ству и лично...»7 за такую заботу обо мне. Теперь у меня уже две медали, и обе, я не знаю, за что мне дали...8
Нашей Любе с мужем наконец-то дают комнату, в трёхкомнатной квартире, которая досталась рабочему с того же завода, где работает Любин муж. И вот, вышел такой вариант: и этому обладателю трёхкомнатной квартиры, и нашим совсем не хочется иметь общую кухню и, вообще, «соседство», но оказалось, что у этого рабочего есть не то мать, не то тёща, имеющая отдельную однокомнатную квар­тиру со всеми удобствами, и вот все они договорились, что наши отдают свою комнату в обмен на эту однокомнатную квартиру. Кажется, дело это наклёвывается, и, возможно, ближе к осени они таки получат, наконец, долгожданную отдельную квартиру.
Вот на этом и закончу, и мы с Марией Григорьевной желаем Вам полнейшего и скорейшего исцеления от всех последствий Вашего падения и шлём Наталии Сергеевне и Вам свой сердечный привет.
Ваш А. Гр-в.

~ • ~
24 июня 1979 года
г. Кострома

Дорогая Мария Сергеевна!
Ваше письмо от 18/VI мы получили. Вчера же полу­чили письмо от Ольги Викторовны. Они с Наталией Никола­евной собираются к нам приехать в конце июля. Мечтаем, что к тому времени погода будет всё-таки похожая на лето. А то у нас всё стоят холода, хотя сводки погоды всё время обещают потепление, чуть ли не до 27 градусов! А пока – еле-еле вытягивает термометр на +13. Ровно половина обе­щанного.
Злоключения с Вашей рукописью меня ничуть не удивляют1.
Я и сам и по себе знаю, и не раз беседовал с лица­ми, ведающими делами издательств и печати, и вынес впе­чатление, что они ничуть не заинтересованы в публикациях таких материалов, которые очень охотно читаются публи­кой, но которые не содержат ничего созвучного теперешне­му курсу, который ещё более стал консервативным после известного постановления об идеологической работе2. Я уж и не надеюсь более ни на что.
Особенно консервативен редактор нашей газеты, он прямо заявил мне и другим, что их газета – политическая, а не историческая, и для помещения своих работ поищите, мол, подходящее издательство, вроде «Науки», «Мысли» и т.д.3
Я у Любы в саду в этом году ещё не был ни разу и только по её словам знаю о бедах, которые натворила про­шедшая суровая зима.
С квартирой у них пока дело на точке замерзания. Дом к сдаче был предъявлен 20/VI, но не был принят, и теперь сдачу перенесли на 1/VII. Надеюсь, что до начала холодов они всё же получат наконец свой угол.
Моя Мария Григорьевна совсем расклеилась. Непо­мерно высокое кровяное давление (240!), со всеми полагаю­щимися явлениями, и, в добавок, флюс – щёку разнесло, и она, бедная, страдает вдвойне. Уколы разных снадобий – дибазола и др. — снижают давление, но пройдёт день, много два – и снова такое же высокое давление.
Капитальный ремонт в нашей квартире на этот год, очевидно, не будет делаться. Так что мы примерно с год ещё спокойно проживём в своей квартире.
Собирались было за грибами – последние дни пере­падали хорошие дожди, хотя и холодные, – но при таком положении Марии Григорьевны всякие поездки отпадают. Да и грибов пока не видно, сужу по рынку.
Вот такие дела.
От нас обоих привет Наталии Сергеевне и Вам, и же­лаем отличного путешествия по воде.
Уважающий А. Гр-в.

~ • ~
21 сентября 1979 года
г. Кострома

Дорогая Мария Сергеевна!
Я не знал точного времени Вашего возвращения до­мой из путешествия по Волге и поэтому не прислал Вам письма ко дню Вашего возвращения. И не стоило Вам из-за этого огорчаться.
Дома у нас так дела идут: как Вы уже знаете, Люба с мужем получили однокомнатную квартиру и уже от нас переехали совсем, оставив нам почти всё, что было заведено ими, а не нами: во-первых, телевизор, затем, часы, так на­зываемый «шифоньер» и кровать. А также нам остался и Лёва. Конечно, лучше бы было, если бы он с нами не жил, но куда же его деть? Ведь он вырос у нас, и прописан у нас, и, стало быть, имеет право на жилплощадь. Что ж, бу­дем переносить этот тяжкий крест. Слава Богу, что он, по крайней мере сейчас, ведёт себя совсем смирно и от него нет никаких неприятностей, но уж очень и тяжко, и мерзко видеть его в таком бесчувственном виде.
Квартира Любина от нас через две остановки на троллейбусе, а пешком, напрямик, можно пройти через рощу (парк) за 10 минут. А её место работы – этот санато­рий, на нашей же улице, домов через 10, так что она быва­ет у нас часто, то идя на работу, то идя с работы. И помо­гает, моет полы, и, вообще, наводит чистоту. Так как Ма­рии Григорьевне уже не под силу мыть полы, а они у нас не паркетные, а крашеные.
Грибные наши походы продолжаются. Вчера съезди­ли недалечко и привезли маслят, сыроежек и грибов, по ли­тературе именуемых «рядовка серая», а мы их зовём «сентя­брята», ибо они раньше сентября не растут. Кое-что замари­новали, кое-что посолили, а что-то оставили на жаренье.
Статью Липатова о Кустодиеве, вернее о его жене1, мне прислал один знакомый; это всё мне близко, ибо жена Кустодиева, Ю. Прошинская, жила и воспитывалась от нас в 15 верстах, в имении старушек Грек2, а семья Грек издав­на была в дружеских отношениях с моими дедушкой и ба­бушкой.
А дочь Б.М. Кустодиева и поныне живёт в Ленин­граде и, бывает, мне пишет письма. Так что мне всё это близко.
Тётушек у Кустодиева в Кинешемском уезде не было, а он, однажды приехав к приятелю в Семёновское (Лапотное)3, так полюбил эти места, что обосновался там, и нашёл себе жену, и выстроил свой знаменитый «Терем», ныне не существующий, на земле, подаренной ему помещи­ком Поленовым, родственником художника Поленова; это близ деревни Маурино и усадьбы Поленовых — «Пав­ловское»4. Всё это мне знакомо с детских лет.
Вот, ещё 14-го наступило «бабье лето», и было спер­ва очень тепло и хорошо. Но вот, два-три дня, как погода испортилась, однако вчера к вечеру уже снова засияло сол­нышко и потеплело. А сегодня уже и бабьему лету конец. И заканчивается оно так же, как и началось: ясной, солнеч­ной погодой.
В этом месяце на наш дом, а стало быть, и на нас, жильцов, беспрерывно сыпались беды. Началось с того, что засорилась канализация – видимо, лопнула труба, как раз под нашими окнами, перед кухней. И образовалась громад­ная яма, источавшая отвратительный запах, так что окна открывать было нельзя. И никто ничего не приходил чи­нить, несмотря на наши неистовые «вопли». И лишь когда всё содержимое уборных начало выливаться у нас через ванну и унитаз, перекрыли воду и спустя целую неделю на­чали починку. Потом исправили канализацию, и почему-то в наш подъезд не пошла вода. Тоже три дня просили при­слать водопроводчика, чтобы нашёл и устранил неисправ­ность, а всё это время сидели без воды. Наконец, пришёл мастер и в одну минуту устранил неисправность. Вздохнули все с облегчением, но – «недолго длилось счастье Соломо­на», как поётся в одной песенке5. Через два дня в 5 часов утра «забил мощный фонтан» – это лопнула водопроводная труба у нашего подъезда. И вода сильным потоком устре­милась в наш подвал, а потом начала заливать соседнюю квартиру, и мы тоже оказались под угрозой. И опять наши вопли были равносильны гласу вопиющего в пустыне! Всё же через часа три удалось опять перекрыть воду, и на этот раз остались без воды не только наш дом, но и вся улица. И это было к лучшему. Если бы бедствие коснулось нас од­них, то можно было бы ждать неделями помощи, но тут – быстро (на третий всё же день) пришёл экскаватор и стал ломать асфальт и копать глубокую яму у самого подъезда. Навалил кучу земли, сломал все скамейки и детские столи­ки, песочницу, но докопался до лопнувшей трубы, и вчера её заменили. Так что сейчас ожидаем пуска воды и тогда снова сможем и ванну принять, и посуду вымыть. Вот такие беды свалились на наш многострадальный дом.
Было бы интересно знать, кто были родители сестёр Нелидовых, которых Вы знавали в Макарьеве6.
Нелидовых было у нас в губернии великое множе­ство, но всё это были уже «мелкопоместные», а более бога­тые давно перебрались в Питер, где и породнились с выс­шими кругами. Были Нелидовы и в Смоленской губернии, это тоже «отпрыск» наших, Костромских, в их числе фаво­ритка императора Павла, Е. Нелидова, и целая плеяда ди­пломатов, в т.ч. посол в Париже и министр иностранных дел (или товарищ министра)7.
Вот и всё моё послание на сей раз. Есть ещё матери­ал для письма, но оставлю его до следующего раза.
Затем – от Марии Григорьевны и от меня привет и лучшие пожелания Наталии Сергеевне и Вам.
Ваш А. Гр-в.

~ • ~
10 октября 1979 года
г. Кострома

Дорогая Мария Сергеевна!
Вчера получил Ваше письмо от 3 октября. Буду от­вечать по порядку поставленных в Вашем письме тем.
О Кустодиеве. Почему он и все знавшие и писавшие о нём делают ударение на «о», в то время как и по-славян­ски, и по-гречески корень этой фамилии «Кустодий», или «Кустодия», имеет ударение на последнем слоге, я Вам объ­яснить не сумею. Вероятно, просто большинство фамилий, состоящих из четырёх слогов, как правило, имеют ударение на втором слоге, и это привычно для людей.
Фамилия Грек, где воспитывалась, вернее, жила по­сле окончания Смольного института будущая жена Кустодие­ва и её сестрица1, происходит с запада, но не от немцев или иных неславян, а от поляков, так как отец этих старушек, Пётр Осипович Грек, был выходцем из Польши, как и его вторая жена, а первая его жена была англичанка. Грек – старики – были католики, равно как и Прошинские, но старушки Юлия, Евгения и Мария были православные, хотя и носили по два имени. Может быть, они изображали из себя православных и ходили в нашу церковь, так как ка­толического костёла вблизи не было.
Про Неклюдовых в нашем крае я не слыхивал ни­когда, эта старая дворянская фамилия у нас не встречалась, и я знаю их только по книгам С.Т. Аксакова, ведь его ба­бушка, Арина Васильевна, была Неклюдова, и дедушка Сте­пан Михайлович, не любивший родню своей жены, звал всех их презрительно «Неклюдовщина». А вот Нелидовых в нашей губернии было великое множество – и богатых и со­вершенных бедняков, зачастую не могших получить хоть сколько-нибудь приличного образования. И почти в каждом старом Костромском дворянском роде встречаются родственные связи с Нелидовыми.
Теперь о следующем. Переводчика «Евгения Онеги­на» на английский язык Джонсона я не знаю, но знаю, что в русской армии были на службе выходцы из Англии, Джонсоны; один из них, генерал, начальник дивизии, попал в плен в Германию при катастрофе XX корпуса в Авгу­стовских лесах в начале февраля 1915 г. Потом, вернувшись из плена, он в 1919 году служил в армии Деникина и погиб осенью 1919 г. под Воронежем. На ком он был женат – я не знаю. Но знаю, что у князя П.И. Багратиона и его жены, урождённой Скавронской, детей не было; таким образом, прямых потомков у генерала П.И. Багратиона быть не мог­ло. Однако тут есть какое-то рациональное зерно. Дело в том, что семья великого князя КР была в родстве с князья­ми Багратион, но не просто Багратион, а Багратион-Мух­ранскими. Сам КР был женат на Елизавете Маврикиевне из рода каких-то немецких герцогов или князей2, а вот его дочь Татьяна Константиновна была замужем в первом бра­ке за князем Г.А. Багратион-Мухранским, убитым на войне под Львовом в 1915 г.3
Сестра этого Жоржа Багратион-Мухранского, Ана­стасия Александровна, недавно скончавшаяся в Сухуми, была замужем за нашим близким соседом, В.Д. Яковлевым, а их дочь ныне здравствующая Е.В. Степанова – наш близ­кий друг4. Я знаю много об этой семье, то есть и о Багра­тионах-Мухранских (это родственники князя П.И. Багратио­на), и о семье КР, и о Яковлевых, они ведь одного рода с А.И. Герценом.
А дочь КР, Татьяна Константиновна, потеряв своего второго мужа, полковника Короченцева, ещё в 1920 году, потом постриглась в монахини и была настоятельницей женского православного монастыря в Иерусалиме; она скон­чалась сравнительно недавно, была жива ещё в 1956 г. Её брат, Гавриил, учившийся в нашем корпусе, избежал судьбы всех своих братьев (убитых в 1918 г. на Урале) благодаря вмешательству Максима Горького, который был близко зна­ком с женой Гавриила, какой-то балериной (не помню сей­час её фамилии), и Максим Горький ходатайствовал перед Лениным и Луначарским об отпуске Гавриила за границу, и Гавриилу с женой удалось уехать осенью 1918 г. в Финлян­дию5. На склоне лет своих он написал книгу «В Мраморном дворце», где описал свою жизнь с детских  лет и до выезда из России. И судьбу своих братьев и сестёр. Я эту книгу имел удовольствие прочитать, хотя у нас её в свободном об­ращении и нет6.
А передачи по телевизору, той, про которую Вы пи­шете, я не слышал, да и, вообще, я мало слушаю и смотрю телепередачи, это уж удел Марии Григорьевны, а у меня и времени нет, да и желания недостаточно, а, кроме того, ещё физически мне смотреть телепередачи нехорошо. Разбалива­ется голова, и устают глаза. По этой же причине я давно уже не посещаю кино.
Наши грибные походы, видимо, кончились до буду­щего лета. Хотя погода стоит хорошая, однако в первые дни октября были морозы, и немалые, так что роста грибов уже, наверное, нет. Все наши беды по водопроводу и кана­лизации отошли в прошлое, и даже яму у подъезда уже за­сыпали, правда, нарушив наши скамейки и все детские сто­лики и песочницы.
То, что Вы пишете о путанице в датах жизни и смерти декабристов, – я знаю, что много всяких неточно­стей и ошибок есть, знаю также и то, что «записные» дека­бристоведы очень ревниво относятся ко всяким попыткам внести поправки в то, что писалось ранее, и продолжается враньё и путаница. То же самое и во всех других «аспек­тах» нашей истории, во всяком случае, в тех случаях, с ко­торыми я сталкивался. Яркий тому пример – Рылеев. И ме­сто его рождения указывается неверно, и дата тоже, а вот попробуйте это сказать – я уж не говорю доказать – «за­писным» Рылеевоведам, и вас «в порошок сотрут»7.
Вот, настрочил Вам целый лист, не знаю уж, как это всё Вам понравится8.
Затем – привет Наталии Сергеевне и Вам от Марии Григорьевны и от меня.
Будьте здоровы.
Ваш А. Гр-в.

~ • ~
15 декабря 1979 года
г. Кострома

Дорогая Мария Сергеевна!
Вчера пришло Ваше письмо от 9/ХII. Благодарю за «оперативность» – это по поводу нашей просьбы о картах. Такие карты, как Вы прислали образец, как раз нам и нуж­ны. Мы играем в своего «Джокера» именно такими картами и привыкли к такому размеру. В Москве, равно как и в Ко­строме, найти такие сувенирные карты никак не удаётся. Поэтому просьба к Вам: если увидите, то покупайте и при­сылайте. Можно наложенным платежом, а можно и послать Вам переводом деньги на покупку и пересылку.
Очень приятно слышать, что Ваш доклад об ошибке Чивилихина прошёл с успехом1. А мне предстоит на днях в таком же Обществе книголюбов, в коем я даже член об­ластного совета, сделать доклад про Рылеевых; с этим ма­териалом Вы знакомы – я Вам посылал его.
Не знаете ли Вы чего-нибудь о Римских-Корсаковых? В частности, об интересующей меня особе – Марии Дмит­риевне Римской-Корсаковой. Она была замужем за полков­ником Ф.Ф. Ралль, героем войны 1812 г., и было у неё два сына, умершие в холеру 1830 г., а сама она, узнав о смерти сыновей, внезапно умерла от разрыва сердца, как тогда вы­ражались.
У этой Марии Дмитриевны было наследственное имение в Кинешемском уезде, пониже Кинешмы, против Решмы2. Есть акт раздела между ней и её братом Николаем этого имения, доставшегося по наследству, от 1808 года. О ней есть в книге Гершензона «Грибоедовская Москва», из­данной около 1920 г.
Так вот, эта Мария Дмитриевна у меня никак не вписывается в общую родословную Римских-Корсаковых, где у меня около 700 имён, ибо я не знаю, кто были её отец и мать. И ничего подходящего не нахожу. И к кому ни обращусь – никто не знает ничего. Удалось в Ленингра­де отыскать её правнучку, М.Ю. Ралль, у которой даже есть портрет этой Марии Дмитриевны, но эта правнучка не знает тоже ничего и написала мне, что она никогда не ин­тересовалась тем, кто была эта прабабушка, висящая у неё на стене в квартире. В моей родословной есть несколько Марий Дмитриевен, но, не зная имени и отчества её отца, я не могу её никуда приткнуть. Это получается вроде Вашего Кузьмина, который никак не влезает в имеющуюся родо­словную известных нам Кузьминых.
Погода – пляшет! И перепады температуры, атмо­сферного давления действуют худо на меня и, вероятно, на других также.
Мария Григорьевна вернулась из Москвы, немножко «отоварилась» – привезла мясца, колбаски, маслица, манда­ринов, всего этого у нас нет. На рынке «чёрные» продают мандарины, но очень дорого. С глазами окулистка её успо­коила, говорит, что всё идёт хорошо, прописала ещё каки­е-то капли.
А там, в Москве, и Наталия Николаевна и Ольга Викторовна – обе недужат: у одной рука выходит из строя (думаю, подагра) – это у Наталии Николаевны, а у Ольги Викторовны такая же история с ногой, но тут, вероятно, не подагра, а что-то иное. В общем, как пишет мне Ольга Вик­торовна, «обе мы разваливаемся на куски».
Я продолжаю стаскивать свой архив в архив. Уже подготовил 56 дел, из них сдал 47, а в понедельник понесу подготовленные. А всех их будет, думаю, штук двести, не менее.
В воскресенье думаем с Марией Григорьевной съез­дить в Никольское, проведать Лёву3. Вероятно, к Новому году его выпишут уже домой, ибо двухмесячный курс лече­ния закончится в конце декабря. А дальше – что Бог даст, но думаю, что хорошего не будет.
У нас ужасный «бум» с мылом, стиральным порош­ком и с одеколоном. Вчера в газете было объяснение, что всю эту панику создали сами горожане; кто-то пустил слух, что не будет, – и вот, принялись многие делать запасы. В статье приводятся примеры: средний расход (продажа) серо­го мыла был в 1978 и до октября 1979 г. в пределах 4000–4500 кусков в день. А в ноябре продавалось в день до 60 тысяч кусков. Конечно, все запасы кончились, а промыш­ленность поставляет мыло по плану-заказу, утверждённому на год. А с туалетным мылом разница ещё более разительная. В 15 раз увеличилась продажа4. Не объяснено, почему пропал одеколон, а по моим наблюдениям, тут повинны пьяницы – водка с перебоями, и вот они восполняют недостающее количество одеколоном.
После морозов – было как-то ночью ниже –20 граду­сов – потеплело и начался обильный снегопад. Нашу улицу не расчищают, так на ней сугробы нанесло.
Вот и всё пока.
Ваш один из 18 друзей желает Наталии Сергеевне и Вам здоровья и всякого благополучия.
1/18 – А. Гр-в.

~ • ~
18 января 1980 года
г. Кострома

Дорогая Мария Сергеевна!
Ваше письмо от 13/I 1980 вчера получили. Рады были узнать, что дела у Вас пошли на поправку. У нас тоже все уже на ногах и на своих местах. И малыши по­шли – один в школу, и другой – в ясли. Случаев заболева­ния гриппом очень много, и все заболевания «семейные», т.е. все, живущие в одной квартире, заболевают.
Продолжается какой-то необычный «бум» с мылом – и простым, и туалетным. Ежедневно с раннего утра собира­ются огромные очереди у тех магазинов, где продаётся мыло, – а это теперь далеко не во всех. Мы и не пытаемся купить, ибо ни Мария Григорьевна, ни я – не в состоянии стоять в очередях1.
Так же плохо с маслом, с яйцами, уже не говоря о мясе.
Слава богу, что есть хлеб и сахар, и хоть дрянной, но всё же чай. Есть везде кофе натуральный, но это не по нашим карманам.
Мы пока что живём за счёт того, что более месяца назад привезла из Москвы Мария Григорьевна. Только вче­ра кончили сливочное масло, а у нас и «бутербродное» – по 3.20 – далеко не всегда достанешь.
Книжка про потомков Пушкина у меня была – мне её присылал почитать один приятель2. Теперь уже вышло 2-е издание, расширенное и дополненное.
По-моему, это напрасный труд. Если учитывать всё потомство кого-либо и по мужской и по женской линии, то тут не будет предела, и фактически это будет «необъятное», про что Кузьма Прутков когда-то сказал «Никто необъятное объять не сможет».
Да и какое уж отношение к нашему Пушкину могут иметь все эти Геринги, лорд Маунтбеттен, недавно убитый Ирландскими террористами? И наш Пушкин им ни к чему. Правда, живущие у нас в СССР потомки и Пушкина, и Лер­монтовская родня очень этим гордятся, что они сродни на­шим великим людям, но мне кажется, что это пустое тще­славие – и больше ничего.
Я сейчас хочу закончить с Римскими-Корсаковыми. Но так и останутся «неисследованными» целый ряд лиц, о которых никто ничего не знает, а известные документы не проясняют их происхождение, почему они и не «влезают» в родословную.
Всего нашлось около 700 человек – просто Корса­ковых, Римских-Корсаковых и князей Дондуковых-Корса­ковых, все они ведут свой род от одного общего предка.
Про декабриста Григория Александровича Римского-Корсакова3 недавно получил из Пензы некоторые интерес­ные подробности.
Сейчас сломалась моя машинка – и я не могу отпе­чатать сделанную родословную, вернее, десяток отдельных поколенных росписей. Раньше, бывало, на каждой улице был мастер, чинящий всякую технику – от замков и приму­сов до пишущих машинок и велосипедов. И делал такой пу­стяковый ремонт часто за самое короткое время, в присут­ствии хозяина вещи.
А теперь – «комбинат бытового обслуживания». Сдашь туда вещь – и не знаешь вообще, получишь ли её обратно и когда.
Так и я – сдал свою помощницу ещё 11 числа, сего­дня звонил туда – ответ: «Заказы выполняются в течение месяца». А работы по ремонту – припаять сломавшуюся букву – на 20 минут!
Вот и пожалеешь о прежних мастерах – портных, сапожниках и проч.
И кому они мешали? Подумаешь, буржуа, капитали­сты.
Вот такие дела у нас.
Итак, выздоравливайте Вы с Наталией Сергеевной быстрее и полнее.
Ведь скоро уже весна, а там – Вас опять будет ма­нить куда-то вдаль.
Привет Вам от нас.
Ваш А. Григоров.

~ • ~

25 марта 1980 года
г. Кострома

Дорогая Мария Сергеевна!
Вчера получил Ваше такое печальное письмо, что, прочитав его, и мне стало как-то грустно... Вот, подошло время, когда один за другим уходят от нас дорогие и ми­лые сердцу люди, и, видимо, не так уж далеко то время, когда придёт и наш черёд…
Перерыв в письмах, по-моему, мог быть только из-за перегрузки почты в связи с массой поздравительных писем и открыток к 8 марта. У меня тоже очень долго не было писем от многих моих друзей, и я тоже уже начал беспоко­иться, а потом, числа 18–19 марта, как повалили письма, написанные ещё до 8 марта, и даже до конца февраля.
Мы пока здоровы, в том смысле, что держимся всё на том же уровне и пока не думаем ещё сдаваться. В Моск­ву пока мы не едем, главным образом из-за того, что не на кого оставить квартиру с нашей собачонкой. Хотя с нами и живёт внук Лёва, но на него положиться абсолютно нельзя, ибо он на грани полного психоза от непрерывного пьянства. Пребывание в течение двух месяцев в психбольнице не при­несло никакой пользы.
У нас в смысле торговли дело обстоит всё хуже и хуже. Как и у Вас, пропало, и уже давненько, сливочное мас­ло, даже такое суррогатное, называемое бутербродным, и по­падается только фруктовое, которого мы не покупаем. Исчез­ла мука, яйца, по-прежнему кризис мыльно-порошоч­ный1.
Вот, Вы всё-таки выбираетесь иногда в театр, а мы так даже забыли дорогу не только в театр, но и в кино го­дами не бываем; Мария Григорьевна удовлетворяется теле­визором, а мне просто некогда своё время тратить на это, да и к тому же телевизор мне «противопоказан», да и неин­тересные картины идут, во всяком случае, для меня неин­тересные2. А мне и почитать-то времени не выкраивается.
Вот недавно получил в подарок несколько книг. На­зову некоторые из них.
А.А. Формозов «Пушкин и древности»3. Любопытное исследование о взглядах Пушкина на археологию, историю и о его соприкосновениях с этими дисциплинами и учёными этих областей.
Затем две книги по мало кого интересующей тема­тике, но для меня представляющие интерес:
1. Русские фамилии Тюркского происхождения.
2. Дворянство в России в период 1861–1904 гг.
И ещё несколько книг; это меня так почтили мои друзья в день моего рождения.
Стоят необычные для последних лет морозы. У нас по ночам бывает до 20 градусов!
Правда, во времена далёкого детства, как мне по­мнится, такие морозы по ночам и по утрам в эти числа не были редкостью, но те времена давно канули в Лету, и по­следнее время как-то всё март уже бывал совсем нехолод­ным и таяло вовсю. А нынче, хоть тает на солнышке, но в тени всё тотчас же замерзает.
Я продолжаю сдачу в архив своих бумаг.
Уже сегодня сдаю последние три фамилии на букву «Я» – Языковы, Яковлевы и Ярославовы. Затем останется ещё огромная картотека и разного рода статьи, по большей части нигде не публиковавшиеся.
И в то же время продолжаю работу над Римски­ми-Корсаковыми, Готовцевыми и Нелидовыми. Разобрал «до косточек» всё, что смог, про дотоле для меня загадочную Марию Дмитриевну Римскую-Корсакову, по словам Гершен­зона («Грибоедовская Москва»)4 – племянницу Марии Ива­новны Римской-Корсаковой; и она оказалась совсем не пле­мянница ей, а внучка её мужа, камергера Александра Яковлевича Римского-Корсакова, от его 1-го брака5. Стоило всё это очень больших хлопот и трудов, пришлось разыски­вать ныне живущих потомков этой Марии Дмитриевны, а оказалось, что они не знают про свою пра-прабабушку ниче­го, кроме того, что писал Гершензон. По счастью, наш бес­ценный Костромской архив хранит в себе много, ничего до сего времени не тронутого разными Гершензонами, Эйдель­манами и прочими, Зильберштейнами6 и иными Иерусалим­скими дворянами. Вот я и получил, как говорят, «мораль­ное удовлетворение». Оказалось, что Гершензон и не знал ни о первом браке Александра Яковлевича, ни о его стар­ших детях от этого брака.
А попутно наткнулся на одну историю, связанную с декабристом Г.А. Римским-Корсаковым, сыном этой Марии Ивановны и Александра Яковлевича. Вернее, история эта касается до его завещания, которое оказалось подложным, но в этом деле замешаны такие у нас весьма уважаемые фамилии, как Огарёв Н.П., Сатин, Тучков7, в общем, все связанные так или иначе с А.И. Герценом, и меня попроси­ли не предавать огласке всё это, дабы не бросать тень на всю эту компанию. Вот такие иногда бывают находки. Сам Н.П. Огарёв был очень богат и не имел корысти в этом деле, а просто хотел помочь Тучкову, а когда всплыло всё это, то он благополучно уехал за границу. Больше всех по­пало бедному батюшке, отцу Дилигенскому, который якобы присутствовал при составлении завещания; его лишили сана и прихода.
Вот, настрочил Вам кучу новостей, но так же, как и меня просили, прошу Вас случайно «не замарать» имя Огарёва, Сатина и Тучкова.
Вот, прошло и 9 марта – «сорок мучеников», а жа­воронков пока не видно, не видно и грачей, хотя «Герасим-Грачевник» был ещё 17 числа, раньше 40-ка мучеников.
От нас с Марией Григорьевной привет Наталии Сер­геевне и Вам, будьте здоровы и не поддавайтесь плохому настроению и мрачным мыслям. Пусть всё идёт своим че­редом, по предначертанию свыше.
Ваш А. Григоров.

~ • ~
11 апреля 1980 года
г. Кострома

Воистину воскресе!
Дорогая Мария Сергеевна, Ваше Пасхальное поздрав­ление мы получили и благодарим Вас и Наталию Сергеевну за это и за пожелания нам всяких благ.
Вы спрашиваете меня о якобы «скрываемых» нами днях рождения – Марии Григорьевны и моём. Секрета из этого мы не делаем, но и нет особого желания афишировать эти якобы «торжественные» дни. Тем более что мы сами не отмечаем их никогда и всегда несколько смущаемся, когда нас поздравляют, что было особенно в этом году, когда я получил массу писем и телеграмм с поздравлениями даже от тех, от кого никогда и не ожидал, людей мало мне из­вестных и мало знакомых.
Но Ваше любопытство я могу удовлетворить.
Я родился 6 марта ст. ст. (19-го по-новому), а Мария Григорьевна – 20/III тоже по-старому, то есть 2 апреля по-новому. Так что эти «табельные дни» уже прошли. Но раз Вы захотели знать наши «табельные дни», то мы тоже же­лаем знать и Ваши с Наталией Сергеевной табельные дни1.
А Вас мы благодарим за поздравление с уже про­шедшими днями рождения нашими.
Книгу Ободовской и Дементьева я знаю и даже как-то вступил с ними в переписку, инициатива исходила не от меня, а от них. Хорошая книга, и мне тоже было приятно читать о «реабилитации» Наталии Николаевны – всегда так противно было читать и слушать всякие еврейские домыслы о якобы интимных отношениях её и с императором Никола­ем, и с Дантесом2. И я лично никогда веры всем этим до­мыслам не давал, но меня мало кто слушал, и многие с азартом смаковали всё, что могло создать воображение об отношениях Наталии Николаевны к царю и к Дантесу. Вполне разделяю Ваше мнение о том, что у всех нас есть, кроме имён, ещё и отчества, и мне всегда «режет слух» (и зрение), когда все без исключения нынешние литературные вельможи именуют сами себя и их именуют другие «Нико­лай Полевой»3, «Евгений Евтушенко» и мн. др. И сам Тол­стой был, всё-таки, для меня «Лев Николаевич».
Теперь о городе Витиме. Насколько я знаю, такого города не было и во времена декабристов и нет и поныне. Есть река Витим, приток Лены, и при впадении этой реки в Лену было и, вероятно, есть поныне селение «Витимск»; до революции оно входило в Киренский округ Иркутской гу­бернии. В нынешних энциклопедиях нет и этого «Витим­ска»; вероятно, ныне там поселение настолько незначитель­ное, что его и не поместили. Основано Витимское в 1621 г., одно из старейших русских поселений на реке Лене.
Вот Вам и маленький урок географии4.
У нас всё без перемен. Я 13-го уезжаю, и притом неожиданно, в Москву, примерно на недельку. Получил приглашение прочитать ещё какой-нибудь свой «опус» на ис­торические темы в том кружке, где я уже не раз подви­зался. Билет уже купил, но только «туда», но думаю, что на автобус достану и в Москве без особых затруднений.
А куда же Вы с Наталией Сергеевной поедете нынче на «Усиевиче»? Опять до Астрахани? Я на этом «Усиевиче» ездил, пароход, хоть и колёсный «шлёпало», как говорят наши Москвички, но большой, и когда я на нём «ходил» – лет 20 назад, – был достаточно комфортабелен.
У нас с продуктами и так и сяк. Перед 1 апреля, ве­роятно для выполнения плана 1-го квартала, «выбросили» кур и уток, и эти птицы довольно долго продавались и уже без очередей; особенно долго на прилавках задержа­лись утки, но были они какие-то «полудохлые». Я покупал, но на утке были только «кожа и кости»; впрочем, кожа с жареной утки всегда мне казалась очень вкусной. Масло только фруктовое, даже называемое мною «собачьим», то есть «бутербродное», – большая редкость. Вот, поеду в Москву, привезу чего-нибудь по своим возможностям, в смысле денег. Хотя мне обещают за мой «доклад» уплатить 15 рэ, что и поможет мне закупить масло и проч.
Я тоже стал ходить без палочки, очень рад, что по­чти везде «оголился» асфальт. Пасху мы встретили со все­ми «ак­сессуарами» – то есть был и кулич (на фруктовом масле, но очень удачный и вкусный), была и пасха, творог собственного изготовления из покупного молока и краше­ные яйца: удалось перед самой Пасхой, по блату, достать 60 штук, которые и были разделены между чадами нашими и нами.
Московские дамы, хоть и болели всю зиму, сейчас, после отдыха в Академическом пансионате, чувствуют себя хорошо.
Теперь у нас легко связаться по телефону, можно прямо из дома, без посредства телефонисток, звонить в Москву, можно и в Горький; как-нибудь попробую Вам по­звонить, я уже пытался, но тогда ещё не было всё отлаже­но как надо и соединения не произошло.
Погода была всё время хорошая, но после Благове­щенья испортилась, пошёл снег с дождём, подул сильный ветер, а Пасха и Благовещенье были очень хороши. И сего­дня сумрачно и осадки «в виде дождя и мокрого снега», как сообщают по телевизору и по радио наши синоптики.
Вот, кажется, ответил Вам на все недоумённые во­просы по географической части, а по исторической – их, ка­жется, в последнем письме Вы не ставили.
Будьте здоровы. Привет Наталии Сергеевне и Вам от Марии Григорьевны и от меня.
Будьте здоровы, пишите.
Мятлева5 вышлю ещё до отъезда в Москву.
Ваш А. Григоров.

~ • ~
7 мая 1980 года
г. Кострома

Дорогая Мария Сергеевна!
Сообщаю, что вчера получил от Вас бандероль со стихотворениями В. Мятлева. Жаль только, что Вы не сде­лали никакого «резюме» по поводу этих Мятлевских опу­сов1.
У нас новости вот какие: третьего нашего правнука, родившегося 22 апреля, нарекли именем «Илья», стало быть, именинником он будет в Ильин день – 20 июля ст. ст.
Не знаю уж, почему это имя понравилось родите­лям. Вроде бы у нас в роду не бывало ни единого Ильи. Впрочем, ведь это уже не наш род, а у Гали есть родной дядя Илья – брат её отца2.
Ужасно нас угнетает погода. Надо же, после такого необычного для этих чисел тепла, опять чуть ли не мороз, и холодные дожди льют почти ежедневно. Вот и сорвалась наша поездка в лес за сморчками. В такой холодище не хо­чется и из дома вылезать. Благо у меня работы хватает с этими Римскими-Корсаковыми. Много их, и много интерес­ного у некоторых в их биографиях.
«Выбросили» мясо; видимо, забили часть скота из-за нехватки кормов, и было без очередей и сколько хочешь бери, и, кажется, ещё продолжается этот «мясной бум».
Недавно, в номере от 25 апреля, в «Литературной России» была какая-то статья о князьях Козловских, и там упоминается моё имя. Но я этой статьи не читал ещё, ибо этой газеты не покупаю. Но мне вчера сказали в архиве, что статья была, и потом из Москвы написали тоже, что увидели упоминание моего имени в статье о князьях Коз­ловских.
Надо будет посмотреть – кто это и по какому пово­ду упомянул моё имя «всуе»3.
Жизнь у нас без перемен, оба мы заняты своими де­лами, а третий член нашей семьи – внук Лёва – по-преж­нему редко бывает в нормальном виде. Наверняка угодит опять в психушку, так безнаказанно такое пьянство не пройдёт. Это нас очень и очень огорчает и угнетает, и глав­ное – что мы не в силах ничем помочь, и, как ни говори: жалко до слёз малого, ведь он у нас от рождения.
Затем – пожелаю Вам и Наталии Сергеевне доброго здравия и всякого благополучия.
И Мария Григорьевна, и я шлём Вам обеим привет.
Ваш А. Гр-в.

~ • ~
28 мая 1980 года
г. Кострома

Дорогая Мария Сергеевна!
Ваше письмо от 23/V пришло вчера.
Наши больные в таком виде: если речь идёт о малы­шах, то оба они уже здоровы, но пока ещё не посещает Саша школу, а Женя не ходит в свои ясли.
Но вот не малыши, а мы что-то вышли из строя. Мария Григорьевна уже почти три недели болеет, и я тоже за ней последовал. Страшного нет ничего, но ужасно мучает какой-то необычно гадкий кашель. Ещё днём – и так и сяк, а ночью – хоть совсем спать не ложись. Как только ля­жешь – так и начинается, и нет этому конца, пока не вста­нешь и не сядешь где-нибудь у стола.
Погода вроде бы налаживается, значительно потепле­ло, так что даже отопление отключили. Вчера принимался раза три за день дождь, прямо ливень, но тёплый и поэто­му приятный даже. Как говорят, на рынке – изобилие сморчков, а мы, бедные, так и засели с одним найденным мною 11 мая сморчком. Мария Григорьевна, несмотря на все недомогания, хочет поехать завтра в лес и меня соблазняет, и если не будет дождя, то мы, наверное, всё-таки соберёмся.
Теперь по Вашим вопросам, касающимся генеалогии. Дмитрий Петрович Черевин, 1772–18161, был женат на Вар­варе Ивановне Раевской и имел сыновей и дочь:
1). Александра Дмитриевича, 1802–18492, женатого на графине Ожаровской, † 1849 г.
2). Павла Дмитриевича, декабриста, ум. 1824 г., хо­лостой.
3). Наталию Дмитриевну, замужем за генералом от инфантерии князем Петром Дмитриевичем Горчаковым, 1789–1868. Этот Пётр Дмитриевич был сыном Костромско­го вице-губернатора, литератора, поэта и пр. и члена Рос­сийской академии. Но он принадлежал по своим взглядам не к Пушкинскому «Арзамасу», а к Шишковской «Беседе». Пушкин мог с ним встречаться, но близости между ними быть не могло.
П.Д. Горчаков и был генерал-губернатором в Сибири. А товарищ А.С. Пушкина по лицею – это канцлер Алек­сандр Михайлович Горчаков, 1798–1883 г., последний лице­ист Пушкинского выпуска, был родственником Петра Дмит­риевича, но довольно далёким.
А вот относительно того, что в трудах о декабристах сказано, что Н.Д. Горчакова была двоюродной сестрой На­талии Дмитриевны Апухтиной-Фонвизиной-Пущиной, то это надо оставить всецело на совести авторов. Ни в одной родословной – Горчаковых, Черевиных, Фонвизиных и Апухтиных – пока не удалось никому обнаружить такое родство. Одни только догадки и предположения, основанные на письмах, но надо сказать, что как исследователи, так и сами авторы всех и всяких писем обычно очень вольно обращаются с терминами, определяющими родство. В этом я имел случай не раз убедиться, и если в письмах есть обращения «дядинька, тётинька, сестрица» и пр., то это ничуть не означает родства в такой степени, как это понимаем мы.
В те годы – XVIII и начало XIX века, – если ве­рить всем сохранившимся письмам, то такое количество братцев, сестриц, дяденек, тётенек и проч. обнаруживается, что человек малоопытный может легко этим всем «сестри­цам», «братцам» и т.д. поверить. А если «родство» такое с известными лицами – то это уже сенсация, от которой не могут отказаться исследователи. Сколько раз уже я в этом убедился. Поэтому родство Н.Д. Черевиной с Апухтиными пока лично для меня остаётся не доказанным. Женитьба А.Д. Черевина на графине Ожаровской, имевшей близкое родство с Муравьёвыми-Апостол, как-то «сблизила» Череви­ных с Муравьёвыми.
Читая письма и Ваших предков, видишь, что в пись­мах именуются и братцами, и сестрицами, и тётиньками, и дядиньками такие лица, которые состоят в родстве весьма отдалённом, и обычно ещё через одну, иногда и даже через две фамилии.
Меня уже не раз разные лица запрашивали о родстве Черевиных с Апухтиными-Фонвизиными, и я нико­му ничего не мог сообщить утвердительно.
Недавно у нас была читательская конференция по разбору повести Тендрякова «Расплата», см. «Новый мир», 1979, № 3; по-моему, повесть из слабеньких в смысле чисто литературном, но вопросы, там поставленные и оставшиеся без ответа, вызвали много суждений. Были на обсуждении писатели, журналисты, много педагогов и даже из МВД были, и были простые люди. Меня пригласили и просили выступить, но я ждал, когда кончат выступать другие, а когда кончили, то оказалось, что всё, что я имел сказать, сказали другие, и я отказался от выступления, зачем же по­вторять одно и то же? А, в общем, было интересно.
Вам желаю больше не падать никуда. Я так рад, что теперь твёрдо стою на ногах, – зимой я очень боюсь упасть, ибо не раз уже так грохался, что, думаю, ещё одно такое падение – и из меня дух вон. А сейчас стою на ногах на земле твёрдо. В наши годы падать – это недопустимая «роскошь», и позволить себе этого мы не можем.
Итак, детишки здоровы, а и нам, надо полагать, по­шлёт Господь-Бог здоровья, ведь уже июнь на носу и за грибками охота съездить.
От Марии Григорьевны и от дочки с внучкой Вам и Наталии Сергеевне (и от меня также) сердечный привет.
Будьте здоровы.
Ваш А. Г.

~ • ~
5 июня 1980 года
г. Кострома

Дорогая Мария Сергеевна!
Получил Ваше письмо от 31 мая.
Наконец-то мы дождались хороших летних деньков и успели даже побывать два раза в лесу: первый раз при­везли полтора десятка сморчков, а второй раз – уже два десятка маслят, так что «разговелись» свежими грибками урожая 1980 года. А сегодня опять что-то погодка испор­титься хочет, вместо 25 градусов тепла – всего 15, к тому же пасмурно, ветер, а ночью дождь шёл.
Наши хвори с наступлением хорошей погоды отошли назад, и только у меня ещё не совсем прошёл кашель, и остались лишь обычные недомогания в виде гипертонии и печени у Марии Григорьевны и чего-то вроде этого у меня, но с этими вещами придётся, вероятно, не расставаться уже до своего конца.
Малыши все сейчас здоровы. Старшего мать опреде­лила в городской дневной пионерлагерь, он там с 9 до 6 ча­сов, а ночует дома. Кормят там два раза в день. Среднего, вероятно, с понедельника снова поведут в ясли, уже прошёл назначенный срок карантина, а какой диагноз был дан вра­чами – так и не узнали. А «Илья Муромец» – растёт не по дням, а по часам.
Люба в саду всё копается, выращивает цветы, но цены на них упали из-за огромного предложения, так что, пожалуй, «овчинка выделки не стоит».
Доели наконец всё, привезённое мною из Москвы в апреле, – масло и мясо. У нас масло бывает только «соба­чье» (я так называю бутербродное) да ещё фруктовое. Из чего всё это делается – я не имею представления. На «Об­щем рынке» – можно купить мясо, чаще свинину, но быва­ет и говядина по 4–5 руб. кило, однако всегда очереди, ибо спрос превышает предложение.
Черёмуха уже отцвела, зацветает сирень, и расцвела рябина; народ всегда отмечает, что цветение рябины связано с похолоданием, так и нынче вышло. В лесу ландышей ещё нет, они в зачаточном состоянии, а подснежники уже со­шли. Очень мало птичек поют, так много их за последние годы погибло от всяких химикалиев, что в изобилии разбро­саны по полям, и зачем-то даже по лесам, но всё же слы­шали и кукушку, и иволгу, не говоря уже о малиновках, зя­бликах, пеночках и синичках.
Я закончил своих Римских и не Римских Корса­ковых: вышел большой труд, свыше 800 имён, и по многим удалось составить небольшие биографии. Теперь перепеча­таю Готовцевых (они уже закончены и только надо перепе­чатать), и на очереди будет последний мой труд – «лебеди­ная песня» – род Нелидовых.
Потом всё это отдам в собрание Ю.Б. Шмарова в Москву.
Ждём приезда наших летних гостей – Наталии Ни­колаевны и Ольги Викторовны. И ещё собирается приехать на какое-то время племянница Марии Григорьевны Люба Хомутова, с дочерью. Они хотят жить в квартире нашей Любы, она их и пригласила, ведь сама Люба с мужем всё лето живут в своём саду, и полученная ими в прошлом году однокомнатная квартира летом пустует.
Вот, написал Вам все наши новости.
Теперь остаётся передать от нас с Марией Григорьев­ной привет и лучшие пожелания Наталии Сергеевне и Вам.
Будьте здоровы.
Ваш А. Гр-в.

~ • ~
13 июня 1980 года
г. Кострома

Дорогая Мария Сергеевна!
Ваше письмо от 9 июня преисполнено такой печали, что мне стало просто Вас жаль! Надо же так уставать, да ещё к тому же переживать из-за несвоевременной доставки денег на путёвки Вашим помощницам1.
У нас установилась настоящая летняя погода, жарко, до +30 градусов в тени, но нет дождей уже давно, и поля, и сады, и огороды требуют влаги. Вчера на левой стороне прошёл большой грозовой дождь, но через Волгу, как все­гда, он не перебрался, у нас только упали считанные капельки дождя, даже не прибившие пыль.
Кашель мой то стал сдавать свои позиции, то опять перешёл в наступление. Борюсь с ним и микстурами и ка­кими-то таблетками. Надо полагать, что всё-таки придёт ко­нец этому противному кашлю. Спасибо за рецепты по из­бавлению от кашля. Микстура, которой и нас в детстве пот­чевали при кашле, называлась «Эпекакуана»2, это очень по­лезная вещь от кашля, но при большом приёме может ока­заться и рвотным.
Слишком сухо в лесу, и мы эту неделю не ездили, да к тому же я и не совсем здоров всю неделю и, кроме того, занят печатанием законченных родословных; уже гото­вы три Корсаковых – «Простые», Римские и Дондуковы, – и сегодня закончил одну линию Готовцевых, и ещё оста­лось их две линии.
В архив пока не хожу и в библиотеку тоже, и нездо­ров, и дома дела полно. Вы, как Лев Николаевич, закончи­ли письмо словами «Не могу молчать», он же этими слова­ми начинал своё «гневное обличение» царизма. А что бы стал делать в наши дни? В 30-е годы? Тоже бы не мог молчать3?
Затем – пожелаю Вам всего хорошего.
Мы с Марией Григорьевной шлём Вам и Наталии Сергеевне свой привет.
Наши милые Москвички едут опять на пароходе «Достоевский»: выезжают из Москвы 18 июня, будут в Горьком 22-го утром, а 23-го в 15 часов будут у нас, в Ко­строме. Вот и пойдём к ним в каюту, только не знаю, какие «дары» сумеем принести нашим милым гостьям. А потом они и к нам приехать хотят, попозже, числа 10–15 июля.
А когда вы в путь?
Ваш А. Гр-в.

~ • ~
6 августа 1980 года
г. Кострома

Дорогая Мария Сергеевна!
Получил Ваше письмо от 30/VII с печальным изве­стием о кончине Вашей кузины в Новосибирске1. Такой нын­че год – високосный, что только и дело, что приходят ве­сти о кончине то одного, то другого человека из числа своих друзей и из числа родственников моих друзей. Очень это печально, но всем нам в недалёком будущем предстоит такая же судьба.
У нас продолжают гостить наши Московские дамы. К ним присоединилась ещё одна знакомая – из того же «консерваторского» общества; возможно, Вы её и видели на пароходах вместе с Ольгой Викторовной и Наталией Нико­лаевной. Это – Ольга Павловна Ламм. А кроме того, прие­хали ещё из Ленинграда один библиограф и генеалог с же­ной – И.В. Сахаров; этих пришлось поместить в квартире нашей Любы, которая летом стоит пустая, так как Люба с мужем летом живут на своей даче.
Ходили раза два-три в неделю в лес, находили гри­бы, в том числе и белые, а вот с 31 числа не бывали. А те­перь захолодало – всего +15 градусов. Может быть, сего­дня выберемся опять в лес. Прошёл ночью большой дождь, а то было сухо. Правда, пророк Илья соблюл свои тради­ции – и погремел славно, и дождичка дал, но незна­чительного.
Указываемых Вами произведений Герасимова и Гра­нина я не читал, так как не видел их, а вот Наталия Нико­лаевна читала «Эффект положения». Но на неё «эффекта» эта вещь не произвела2.
В отношении строительства школ земством, то Вы совершенно правы, земство строило только в уездах – то есть в сёлах и деревнях. А городские все школы и училища строились не земством, а или министерством просвещения, или местными городскими властями, а также частными ли­цами, а вот насчёт городских голов, то тут Вы не совсем правы. В столицах и многих больших городах встречались «головы» и из дворян. К примеру – В.А. Ратьков-Рожнов, бывший в 1893–1896 гг. С.-Петербургским городским голо­вой; а он из наших, Костромских, дворян и помещик Буй­ского уезда3. Правда, в большинстве уездных городов, если не во всех подряд, головы были большею частью из купцов (потомственных почётных граждан) или из мещанства, но были и исключения.
От всех наших дам и от меня привет Наталии Серге­евне и Вам.
Дел я сейчас не делаю никаких, причина тому лето, грибы и гости, да и стал что-то уставать.
Не знаю, именинница ли Вы были 4 августа, на вся­кий случай, поздравляю Вас от имени всех нас.
Мария Григорьевна в этой день не именинница.
Ваш А. Григоров.

Дорогая Мария Сергеевна!
Вчера получил Ваше письмо от 18/VIII и спешу от­ветить, может быть, Вы получите это письмо ещё до отъез­да в Астрахань. В противном случае, Вы его сможете про­читать лишь по возвращении домой1.
Вот, Вы сумели хоть немножко брусники набрать, а у нас эта ягода совсем вывелась. Ещё лет 10 назад мы со­бирали её, а теперь не увидишь нигде и ягодки.
Мы распростились со всеми нашими гостями. Моск­вички уехали ещё 14/VIII, причём приехали двое, а уехали трое, так как 1/VIII к первым двум – Наталии Николаевне и Ольге Викторовне – присоединилась еще и Ольга Павлов­на Ламм.
Ещё при них приехала чета Сахаровых из Ленингра­да, они уехали 8/VIII, и в тот же день приехали из Пензы мать с дочкой Беликовы – Лермонтоведки; пробыли дней пять или шесть и только что уехали, как приехала из Ле­нинграда очень милая дама – Пушкинистка; её проводили мы позавчера, она ночевала у нас три ночи и очень нам, т.е. Марии Григорьевне и мне, понравилась2. Так что на этот год мы, вероятно, «выполнили план» по гостям.
Завтра собираемся в лес, «по грибы». Не бывали в лесу целых 10 дней, с 15 августа.
Вы спрашиваете про А.И. Готовцеву. Это дочь И.А. Готовцева и А.П. Бизеевой, их имение было ус. Панфи­лово Солигаличского уезда3. Анна Ивановна вышла замуж за П.П. Корнилова, статского советника, из усадьбы Зино­вьево Костромского уезда. Этот П.П. Корнилов был сыном П. Корнилова, генерала, одного из героев Отечественной войны 1812 г.
А племянница А.И. Готовцевой-Корниловой была Ю.В. Жадовская, тоже известная поэтесса XIX века, её сти­хи помещались раньше во всех хрестоматиях, напр., «Нива, моя нива, нива золотая...» и др.
Между прочим, А.С. Пушкин не весьма лестно ото­звался о поэзии А.И. Готовцевой, мне думается, что он счи­тал, что поэзия – это удел мужчин, а не женщин. П.А. Вя­земский даже «выговорил» раз А.С. Пушкину за его отзыв о Готовцевой4.
Погода стояла всё время неважная, и захолодало, и постоянные дожди. И лето-то уже кончилось, по сути дела, и вот подходит осень. Жаль как-то, что мало нам досталось нынче от лета – тепла почти не видели, и вот опять предсто­ит мерзнуть, жди, когда соблаговолят включить отоп­ление.
Желаю Вам счастливого путешествия и благополуч­ного возвращения домой.
Привет Наталии Сергеевне и Вам от Марии Григо­рьевны и от меня.
Ваш А. Григоров.

~ • ~
17 сентября 1980 года
г. Кострома

Дорогая Мария Сергеевна!
Вчера получил Ваше письмо от 10 сентября, писан­ное где-то между Дубовкой и Приморском.
Полагаю, что Вы уже теперь дома и это письмо по­лучите уже отдохнувши после такого интересного, но всё же, как я думаю, и утомительного для Ваших лет круиза.
Но всё же Вам и Наталии Сергеевне можно позави­довать: каждый год вы, несмотря ни на что, находите воз­можным слетать то туда, то сюда, слетать то на пароходе, то на поезде, то на автобусе...
А вот мы так просто «закисли». Впрочем, у нас по­ложение более сложное, чем у Вас, ведь нам не на кого оставить свою квартиру и нашу Мику.
Раньше, когда Люба жила с нами, было проще, а те­перь – на кого бросить? Вот и приходится сидеть в Костро­ме, и только мы можем себе позволить раза два, а то и три в неделю съездить в лес, подышать чистым воздухом и к тому же набрать грибков.
Нынче у нас не такой уж плохой «улов». Уже под­насушили беленьких и насолили порядочно рыжичков.
И сейчас стол у нас чисто грибной: суп – грибная похлёбка, грибы жареные, отварённые, пироги с грибами, – словом, всё, что можно приготовить из грибов. И были очень удачные дни. Однажды, 3 сентября, Мария Григорьев­на нашла гриб-исполин, белый и без единого порока – он был велик настолько, что в корзинку не влезал и его при­шлось везти на руках. Дома сделал фотографию и взвесил его – оказалось 630 грамм; говорят, это не самый ре­кордный вес, бывают и много больше, но мы никогда не на­ходили такого большого. В тот же раз и я нашёл чудесный гриб, тоже белый и безупречный, но поменьше – он весил всего 470 грамм, но и это, на мой взгляд, большой гриб. Находили и рыжиков – до 200 штук за день. Так что наша грибная охота довольно удачна.
Вчера было в Костроме «ЧП». Везли откуда-то ло­сей, на автомашинах; вероятно, где-то отловили и перевози­ли на лосиную ферму – это ферма «Сумароково» (бывшая усадьба Ратьковых), где держат и «одомашнивают» лосей. И вот, когда автомашины с лосями проезжали через наше Заволжье, все лоси сумели выпрыгнуть из машин и, ничего не повредив у себя, рассыпались по улицам. Я не видел сам – мы были в лесу, но наш Саша, правнук, видел и расска­зывал, как один человек, увидев лосей, стал было фотогра­фировать лося, у этого человека был с собой фотоаппарат. Но лось, увидев нацеленный на него объектив, пошёл в ата­ку на фотографа, и тот вынужден был бежать. Прибыла ми­лиция, и стали лосей выгонять из города. Некоторые броси­лись в Волгу и, переплыв её, скрылись на той стороне, а других оттеснили из города в близлежащий лес.
Как же это у Вас получилось с ногой? Отчего? И всё ли прошло бесследно? Сколько уже было у Вас бед с Вашими ногами1!
Гости наши все разъехались, и теперь у нас всё во­шло в обычный ритм. Только я не веду своих прежних за­нятий. В архиве не бывал с мая месяца, да там, как слыш­но, и работать сейчас нельзя. Чуть ли не поголовно всех «гоняют» на с/х работы в ближние совхозы и колхозы. Да и времени как-то нет. Только иногда пописываю какие-ни­будь статейки, которые печатаются в районной газете2, наша областная очень не жалует всякие исторические экскурсы, если они делаются глубже 1917 года. А я именно всё пишу про 18–19 века.
Получил приглашение на 7 сентября на торжества на Бородинском поле, там ежегодно проводится «мероприя­тие» под девизом из Лермонтовских строк: «Недаром по­мнит вся Россия про день Бородина». Но поехать туда не смог главным образом по причинам финансового характера. Получил, однако, «отчёты» от двоих друзей, которые там были. Пишут, что было в этом году особенно хорошо всё сделано. Был митинг, который открыла праправнучка М.И. Голенищева-Кутузова Хитрово-Кутузова3, были потом­ки Дениса Давыдова, Кульнева и др.4
Малыши наши все здоровы. Саша уже пошёл во 2-й класс, а Женю – второго – перевели из яслей в детсад. Только третий – Илья – пока никуда не пристроен.
Мария Григорьевна стала чаще и чаще жаловаться на свои недомогания, видно, всё на почве гипертонии, а так­же печень и всякое другое. Трудновато становится ей вести хозяйственные дела.
Вот на этот раз и всё.
Составленные родословные Римских Корсаковых разослал кое-кому и рецензии получил весьма положитель­ные. Зимою, буду жив, займусь Нелидовыми.
Затем от Марии Григорьевны и от меня поклон На­талии Сергеевне и Вам и пожелания всего лучшего. Ната­лию Сергеевну с большим опозданием поздравляем с днём ангела.
Ваш А. Григоров.

~ • ~
10 октября 1980 года
г. Кострома

Дорогая Мария Михайловна!
Вчера пришло Ваше письмо от 4/Х. Вот, у Вас сколько забот и работ по саду, и Вам с Наталией Сергеев­ной, наверное, уже тяжеловато возиться в саду и с яблоня­ми, и с картошкой и прочим. Мы с Марией Григорьевной, вероятно, уже бы не смогли заниматься такими делами. И наши дела ограничиваются лишь поездками в лес с наде­ждой добыть грибков сколько-нибудь, а главное – побыть на чистом, свежем воздухе, избавляясь хоть на некоторое время от городского шума, вони и всякого смрада, который исходит от машин и от заводских труб.
Вот и сегодня, если только не будет дождя, то дума­ем ещё разок прогуляться в свои заветные местечки. Как говорят, на рынке и до сего времени ежедневно бывает много грибов, и даже в том числе и белые; может быть, и мы что-нибудь найдём. Последний раз были мы в лесу 1 октября, и я нашёл 1 белый; кроме того, набрали всяких «прочих» грибов, а это нам большое подспорье в такое «без­мясное» время.
Хорошо, что во время Вашего круиза по Волге стоя­ла хорошая погода и вы отлично прокатились. И полюбова­лись разноцветными осенними красками уходящего лета.
Вы спрашиваете про Солигаличские портреты работы Григория Островского, в 1918 г. вывезенные из усадьбы Нероново1. Я хорошо знаю всю эту историю и много писал про эти портреты и лица, на них изображённые.
Часть моих трудов напечатана и в газетах, и в спе­циальном издании под названием «Новые работы советских реставраторов», часть II, «Солигаличские находки». Так что могу про всех лиц и про всю историю рассказать, а пока сообщаю, что усадьба Нероново прежде была во владении Шиповых, а с 1697 г. куплена И.Г. Черевиным и до самого 1917 г. была во владении потомков этого Черевина; один из них – мой хороший друг, Д.А. Черевин, и поныне жив и живёт в Москве. Недавно я от него имел письмо. Название усадьбы этой, лежащей на пути из Чухломы в Солигалич, никак не связано с Римским императором Нероном, а имеет совсем другое происхождение; это какое-то Мерянское сло­во лежит в основе названия2, так это селение известно с давних пор. Лермонтовым Нероново никогда не принадле­жало, но в XVII и XVIII веке Черевины неоднократно путём браков роднились с Лермонтовыми. А близ Неронова, в полутора верстах, была усадьба Суровцево, принадлежав­шая отцу изображённой на одном из портретов Анне Серге­евне Лермонтовой, девочки лет 10-ти, Сергею Михайловичу Лермонтову. Мне известны их биографии и судьба этой усадьбы. Нероново и двухэтажный каменный дом, построен­ный ещё в XVIII веке, стоит и поныне, теперь там какой-то дом для престарелых хроников-психопатов3, а Суровцево уже давно исчезло с лица земли. В начале XIX века сын этой А.С. Лермонтовой продал Суровцево своему соседу Че­ревину.
Того Вельяминова4, с которым был знаком покойный Анатолий Михайлович, я лично не знал, но слыхал о нём и от Анатолия Михайловича и от нашего общего приятеля, моего «однокашника», В.А. Казачкова.
Вчера в нашем Обществе книголюбов был вечер по случаю 100-летия со дня рождения А. Блока, делал доклад один приезжий из Москвы писатель и «Блоковед»5, было необычно много присутствующих. Но поскольку я не «Бло­ковед» и не скажу, чтобы сама личность А. Блока была мне близка и симпатична (некоторые из его стихов я очень ценю и люблю, но далеко не все), поэтому доклад этот был мне довольно скучен. Но всё же высидел до конца.
Для исцеления от гипертонии надо съесть столько земляники, сколько мы и за 10 лет не соберём, тем более что год от года её бывает все меньше и меньше, видимо, она относится к исчезающему виду и является кандидатом в «Красную книгу». За это лето мы набрали всего лишь на одну баночку варенья, баночку, а не банку, ибо вряд ли вместимость этой баночки больше 250 грамм. Так что земляникой гипертонию Марии Григорьевны не сломить6.
О всяких редакторах и издателях лучше не вспоми­нать совсем и не говорить о них, уж очень этот народ для нашего брата нехорош. Я лично, кажется, больше никогда и не сунусь к ним со своими работами, пусть всё мое творе­ние ходит по рукам знакомых, которые, как мне кажется, ценят эти вещи, а редакторы-издатели – не хотят или не могут ни оценить, ни опубликовать. Я уж махнул рукой на эту братию7.
Вот и конец письму пришёл.
Пожелаем же Вам и Наталии Сергеевне здоровья, всякого благополучия и успехов во всех Ваших делах, это от Марии Григорьевны и от меня, а от Марии Григорьевны также и благодарность за ваши приветы.
Будьте здоровы.
Ваш А. Григоров.

~ • ~
22 октября 1980 года
г. Кострома

Дорогая Мария Сергеевна!
Ваше письмо от 18 октября я получил вчера.
Отвечаю Вам на вопрос о замужестве Анны Сергеев­ны Лермонтовой. Её муж был генерал-лейтенант С.Я. Телепнёв. Вы, возможно, знаете про этот старинный род Телепнёвых, известный по временам Московских Вели­ких князей – Ивана III Васильевича и его внука, царя Ива­на Васильевича Грозного. Были у них дети: две дочери, обе они учились в Смольном, и сын, который, судя по надгроб­ному памятнику (уже не существующему), воспитывался у дедушки и бабушки – С.М. и Е.В. Лермонтовых. На этом памятнике была сделана следующая надпись: «Здесь поко­ится прах добродетельнейших из людей – Сергия Михайло­вича и Елены Васильевны Лермонтовых. Сей памятник воз­двигнут воспитанником их и родным внуком, Сергием Телепнёвым». Дат нет1.
Этот С.С. Телепнёв женился на родной сестре дека­бриста Ф.Г. Вишневского, Марии Гавриловне, и владел перешедшими к нему от деда и бабушки деревнями в Чух­ломском уезде, которые и были потом проданы самим Ф.Г. Вишневским, каким-то образом сделавшимся их владельцем. Было это в 1846 году. А родственники этого Ф.Г. Вишнев­ского, поселившиеся в близком соседстве с нами в Кине­шемском уезде, сделались близкими друзьями моих дедуш­ки и бабушки, и до самого 1917 г. связь нашей семьи с по­томками Вишневских поддерживалась.
Вот, у Вас закончились все садовые работы, и Вы с Наталией Сергеевной перешли «на зимнее положение». А мы с 1 октября, когда в последний раз были в лесу, тоже теперь «на зимнем положении».
Относительно М.Н. Кульнева, то я лично с ним не знаком и не встречал его никогда у Ю.Б. Шмарова2. Однако слыхал не раз о нём и от самого Шмарова, и особенно от своего «однокашника» и друга, В.А. Казачкова, известного по Москве «потомковеда», – этот титул ему дали за то, что он выявил и собрал «воедино» всех ныне живущих по­томков декабристов, участников войны 1812 года, а также великих наших поэтов – Пушкина, Лермонтова и Гоголя. У двух последних прямых потомков не могло и быть, но он выявил ближайших родственников и всех их тоже «собрал воедино»3 .
У нас всё по-старому. «Просвета» с Лёвой не наме­чается, и, вероятно, его судьба безнадежна, а нам суждено до конца дней – своих или его – нести все тяготы такого совместного проживания. Тут уж ничего не сделаешь. «Илья Муромец» – конечно, у матери. Куда уж нам возить­ся с малышом? Хватит, что в своё время мы растили и за­ботились о внуках – Гале и Лёве, который оказался таким дурным из-за своего пристрастия к вину.
Илюша и его братики здоровы. Саша ходит во 2-й класс и в музыкальную школу, Женя – в ясли, а Илья си­дит с мамой, которая как-то ухитряется одновременно и ра­ботать, и дома с ребёнком водиться, благо её рабочее место близко от дома, а нравы у них самые «патриархальные», то есть приходит на работу, когда вздумается, и уходит так же.
Вот, собираемся в обычное осенне-зимнее путеше­ствие в Москву и, возможно, даже в Ростов-на-Дону. Люба с мужем собираются делать в своей квартире ремонт – кра­сить полы и т.д. – и на это время соглашаются жить у нас, а мы в это время уедем. Вот и будет квартира не брошена, и собачка будет присмотрена, и Лёва будет не без призора, а то на него квартиру оставить никак нельзя. А мы, если соберёмся, то поедем уже после Октябрьских праздников и вернёмся домой около Нового года.
Не знаю уж, придётся ли писать Вам ещё до празд­ников, и поэтому, на всякий случай, мы с Марией Григо­рьевной шлём Вам по случаю приближающихся праздников пожелания здоровья и всякого благополучия. Поздрав­лять-то, собственно, Вас не с чем.
Погода у нас стояла всё время хорошая, ясная и су­хая, а вчера полил дождь, и сегодня идёт.
С продуктами питания всё то же, и даже хуже. Во­все пропало даже и «бутербродное» масло (3.10) и очень трудно стало с молоком.
А с мясом – по-прежнему. Нам, пенсионерам, соби­раются, как слышно, к празднику «дать» по полтора кило. Но у нас это сейчас не так важно, ибо Люба ликвидировала своего поросёнка и теперь обеспечена свининой, и нам уде­лили отличного мясца. Так что ели «свиные отбивные», ка­ких не едали с давних времён. Поросёнок был весьма упи­танный, но не одно сало, а и много хорошего мясца. И был он уже не маленький, а большой.
Вот и всё пока.
Будьте здоровы.
Наталии Сергеевне и Вам от Марии Григорьевны и от меня привет.
Ваш А. Гр-в.

~ • ~
12 ноября 1980 года
г. Кострома

Дорогая Мария Сергеевна!
Ваше письмо от 4 ноября я получил.
Вы спрашиваете про отца Анны Сергеевны Лер­монтовой, Сергея Михайловича. Он происходит из самой старшей линии Лермонтовых, то есть он сын Михаила Ми­хайловича, а Михаил Михайлович – сын Михаила Петрови­ча. А Михаил Петрович – сын Петра Петровича, а Пётр Петрович, действительно, брат Евтихия (Юрьи) Петровича и внук первого Лермонта, Георга, или иначе Юрия (Джорджа). Так что Ваше высказывание совершенно пра­вильно.
Относительно Веденяпиных, то я тут не знаю ничего и не могу высказывать никаких своих суждений или пред­положений.
Вот, кажется, в этом письме больше не надо касать­ся никаких исторических вопросов, и остаётся Вам поже­лать скорейшего и благополучного окончания Ваших препи­рательств с редактором и выхода в свет Вашей работы.
Мы готовимся уже к отъезду. Он намечен на 23 ноя­бря, ибо 25 ноября меня просят сделать докладик в клубе Московских учителей, а потом надо ехать в Ростов-на-Дону, на день рождения дочери, на 5 декабря, и надо там прого­стить не более недели, ибо на 9 декабря меня опять просят делать докладик там же.
Так что в Нижний1, при всём желании, нельзя по­пасть «по пути», а специально осуществить такую поездку вряд ли нам возможно. И так с большим трудом собираем­ся с «духом» на эту поездку.
У нас установилась зима, но я думаю, что вскоре весь снег растает и Волга опять вскроется – она ведь уже у нас замёрзла.
А эти дни были хороши – и снежку довольно и мо­роз до –10 градусов, в общем, самая настоящая зима.
Дома у нас всё то же самое. Вот, на время отъезда договорились с Любой и её мужем, чтобы они пожили в на­шей квартире, ибо никак нельзя оставить дом на несчастно­го пьянчужку Лёву, он и дверь не запрёт, и с го­рящей папироской заснёт и т.д. Вот какой крест нам надо нести, и, видно, до самой нашей смерти.
А надежды на его исправление и изменение образа жизни – нет никакой. Очень жаль, мы так старались, чтобы из него вышел человек, а вот всё получилось иначе.
Не знаю, что Вам может дать И.В. Сахаров по части пробелов в родословиях Ваших родичей – Кузьминых, За­сецких, Окуловых и др. Мне кажется, что он ещё слабо раз­бирается во всех генеалогических делах, хотя рвения и же­лания у него – хоть отбавляй.
Он мне пишет иногда, но я от него ещё не имел ни­чего для себя полезного, а я же ему уже подарил не одну полную родословную.
Теперь, наверное, наступит перерыв в нашей пере­писке. В Москве, если будет время, навещу Яшу Купреяно­ва или, во всяком случае, с ним поговорю по телефону. Я его ждал в Костроме, он собирался приехать и привезти на выставку работ его отца, которая намечалась здесь, также и свои скульптурные работы, но пока ничего не слышно и от него вестей нет.
Итак, до свидания.
Наталии Сергеевне и Вам от Марии Григорьевны и от меня сердечный привет с пожеланиями здоровья и всяче­ского благополучия.
Ваш А. Григоров.

~ • ~
30 января 1981 года
г. Кострома

Дорогая Мария Сергеевна!
Ваше письмо от 25/I я получил. С большим опозда­нием шлём поздравление с днём рождения Наталии Серге­евне и желаем здоровья и всего лучшего.
У нас дела такие: я избавился пока от всех своих простуд и чувствую себя нормально и даже опять начал «хождение в архив», сдаю остатки своих бумаг и кое-что делаю для архива, а за всё это меня «отдали в приказе» на временную работу (пенсионерские два месяца) в качестве научного сотрудника без диплома. Вероятно, с окладом око­ло 125–135 руб. Что ж, и это нам большое будет подспорье.
А с Марией Григорьевной получилась беда вроде, как было у Вас. Поскользнулась и упала у нас на крыльце, при входе, и сильно повредила колено. Отвезли на «скорой», там установили, что переломов нет, но какие-то связки в колене растянулись, сказали, что будет болеть, и болеть долго. Мария Григорьевна сперва лежала несколько дней, нога туго забинтована в колене, и сверху всё время грелка. Видимо, помогла, т.к. сейчас – после 12 дней – она уже ходит и даже вчера на улицу выползала подышать воз­духом. Надеется, что к грибному сезону всё пройдёт.
У Лёвы припадков эпилепсии более не было, вчера его, после 2-х месяцев, выписали уже на работу.
Посылаю Вам карту нашей области. Карта хороша, но очень мало населённых пунктов на ней указано, только главнейшие. А подробные карты, где показаны все селения, – это «секрет», и их в продаже не бывает.
Вчера был в архиве и говорил с директоршей1 отно­сительно «Известий Костромского губернского земства», выпуск 7-й, 1914 г.
Она сказала так: напишите, чтобы выслали, мы с удовольствием возьмём это в архив, но только денег у нас нет и платить мы не можем, если отдадут без денег, то пусть шлют по адресу: 156002, Кострома, ул. Симановского, дом № 26. Государственный архив Костромской области. Или пусть шлют на Ваше (то есть на моё) имя, а Вы нам принесёте, когда получите.
Вот так сказала директорша.
Затем – пожелаем Вам с Наталией Сергеевной здо­ровья и всего лучшего. Это от нас с Марией Григорьевной от обоих.
Всего хорошего.
Ваш А. Григоров.

~ • ~
27 марта 1981 года
г. Кострома

Дорогая Мария Сергеевна!
Ваше письмо от 22 марта я получил вчера и благо­дарю Вас, что помните нас и пишете.
Сперва о имеющейся у Вас медали (а не монеты, как Вы пишете). Мне такие известны, это памятные медали вой­ны 1812–14 гг. с надписью «Не нам, не нам, а имени твое­му». Они, такие медали, были двух сортов: большие медные и поменьше, размером с полтинник или чуть побольше, – серебряные. Давались они, серебряные, офицерам, участни­кам войны, а медные – солдатам.
В юбилей войны, в 1912 году, такие памятные меда­ли – серебряные – давались старшему в роде потомку участников войны, у нас получил такую медаль кузен Ма­рии Григорьевны, Володя Хомутов, ныне уже покойный1; а всем другим – состоявшим на военной службе в 1912 г., в том числе даже и кадетам (и самым маленьким, первокласс­никам), давались светло-бронзовые медали, и все они были с надписью «Не нам, не нам, а имени твоему».
Это хорошо, что Вам удалось «пристроить» в музей бывшие у Вас рисунки Е. Бём и другое. Никогда деньги не могут быть лишними, и Вам они будут кстати при Вашей обычной поездке по Волге. А может быть, нынче Вы поеде­те не вниз, а вверх и к нам заглянете? Мы будем Вам очень рады.
Тот альбом, про который Вы пишете, что видел его Кульнев у Юрия Борисовича, я знаю. Это – альбом фа­мильных фотографий целого ряда родственных между со­бою фамилий: Пушкины, Готовцевы, Постниковы, Ротаст, Каратыгины и другие; всё это Костромские дворяне и поме­щики. Владелица этого альбома, Анастасия Михайловна ЯКШИНА, живёт в Москве. Я её знаю. Она потомок Пуш­киных, Готовцевых и Ротаст, и в этом альбоме все её пред­ки2. Прошлым годом я вместе с ней с удовольствием раз­глядывал этот альбом и помогал ей определить тех лиц, о которых нет сведений, и уточнять биографии других. Мне все это интересно, а персонажи альбома – как бы знакомые мои, ибо я через свои руки пропустил немало их документов и писем, хранящихся в архивах.
Мои дела такие: я ещё не всё своё сдал, кое-что пока держу у себя – жалко расставаться. Но всё же надо отдавать, так как не знаю, сколько времени ещё могу у себя это всё хранить.
Видимо, числа 20 апреля я уеду в Ленинград, там 24 апреля конференция какая-то в Пушкинском доме, и меня уже второй раз туда приглашают и даже обещают оплатить дорогу3.
Но вот Пасху придётся пробыть в Питере, хотя там я смогу этот день пробыть у своих друзей, которые весьма чтут этот день4.
Погода у нас – как и у Вас. Были морозы до –30, а теперь уже который день тепло, и днём и ночью тает, а сне­га нынче – очень много, и текут ручьи и целые реки по улицам.
Мария Григорьевна пришла уже почти в норму со своей ногой, но болеть нога будет долго, я это знаю по себе; ушиб и повреждение колена – это очень болезненно и долго не проходит боль, но ходить не мешает. Больно, когда встаёшь или вообще сгибаешь колено.
Буду в Питере – там что-нибудь буду рассказывать в Пушкинском доме, за этим они меня и зовут. А что – там решим, захвачу на всякий случай и Лермонтовых, и Ка­тениных, и Пушкиных.
Вот и всё на сей раз.
От Марии Григорьевны и от меня сердечный привет Наталии Сергеевне и Вам и пожелания здоровья и нового путешествия летом: желательно – к нам.
Будьте здоровы.
Ваш А. Гр-в.

~ • ~
8 августа 1981 года
г. Кострома

Дорогая Мария Сергеевна!
Получил Ваше письмо от 2 августа. У нас дела всё такие же. Жара несколько спала, но так же сухо, дождей нет и нет. И все мы – с Московскими гостями – сидим дома, иногда выходим на Волгу – купаться, а дома играем в карты – в нашу любимую «тётку», эта игра как раз на четверых. А в лес не выезжаем и не ходим, да и введены очень строгие правила, запрещающие вход в лес, сбор ягод, грибов и т.д. Да и не зачем ходить – нет ничего, а в такую жару и удовольствия от прогулки нет.
А я всё-таки так и не уяснил, что же Вас могло пре­льстить в имени М.Ф. Рейнеке1? Насколько я знаю, он не имел, да и не мог иметь никакого отношения к декабристам, разве только что он был в дружеских отношениях с Бестужевыми.
А именем М.Ф. Рейнеке, кроме острова в заливе Петра Великого, у Владивостока, ещё назван остров у бере­гов Сахалина, там же есть залив Рейнеке, затем есть залив Рейнеке у берегов острова Новая Земля, и, наконец, есть гора Рейнеке, тоже вблизи Владивостока.
В книге Задорнова о Невельском не всё верно. Ав­тор кое в чём поднаврал; иной раз по неосведомлённости, а в ряде случаев намеренно исказил факты, дабы дать о Не­вельском то представление читателю, какое он считал нуж­ным, и тут впал в противоречие с фактами. А многое он или не знал вовсе, или не почёл нужным сообщить читате­лям2. Я недавно получил книгу, написанную самим Г.И. Не­вельским и изданную после его смерти его супругой3, о ко­торой нынче летом должна выйти книга А.И. Алексеева, моего друга, которому я кое в чём помогал4.
У Гали дела идут – в окружении трёх сыновей; ко­нечно, очень всегда занята, а ребятишки все такие милые и славные. Хочет съездить в Москву со старшим. Маленький Илья очень хорош, но ещё не говорит ничего. А болеют все трое нередко.
Наши гости: сперва неделю гостила племянница Ма­рии Григорьевны с мужем и дочкой – уехали 1 августа5. А Наталия Николаевна и Ольга Викторовна собираются ехать 17 августа, т.е. через 10 дней – видимо, так и не увидев ни одного гриба за это лето.
Все – включая гостей и Галю с Любой – шлют Вам и Наталии Сергеевне привет, и я тоже.
Всего Вам наилучшего.
Ваш А. Григоров.

~ • ~
16 октября 1981 года
г. Кострома

Дорогая Мария Сергеевна!
Вчера получил Ваше письмо от 10 октября, где Вы сообщаете о случившемся с Вами сердечном заболевании. Каково теперь Ваше состояние? Это ведь совсем нехорошая вещь, и опасная.
Прочитав про все Ваши заботы и работы, и мы с Марией Григорьевной удивляемся, как это у Вас и Наталии Сергеевны хватает ещё сил ухаживать за садом! Нам-то это уже бы и не осилить.
От перемены часов на 1 час у нас в основном стра­дает Мария Григорьевна, ибо она привыкла смотреть допоздна телевизор, а теперь приходится ей ещё на час позднее сидеть у телевизора, и из-за этого по утрам хочется спать и не хочется рано вставать, а я обычно встаю в 6 ча­сов (по-нашему), и внук уходит на работу к 8 часам, а ему надо чего-то приготовить поесть. Вот и мучается из-за этого Мария Григорьевна. Мне же эта перемена времени «как до лампочки» – применяю современное выражение, но не по­нимаю первоначальный смысл этого выражения.
«Царя Фёдора Иоанновича» и я посмотрел, Годунов мне показался хорош, а Ирина – хоть и красива, но в моём представлении не такая. Уж не знаю, достаточно ли досто­верны костюмы бояр и других персонажей, эти «голые шеи» мне кажутся какими-то дикими.
Мои «вериги» всё ещё не сняты и год от года дела­ются всё тяжелее. Но, видимо, придётся их носить до кон­ца, не знаю только, до какого – моего или моей подопеч­ной.
К Вам у меня маленькое дельце – просьба. Как я Вам уже писал, я уже не один год стараюсь составить ро­дословие рода Нелидовых. И вот, оказывается, совсем не­давно ещё жила в Горьком Вера Георгиевна Нелидова, при­мерно наших с Вами лет, может быть, чуть помоложе. Это внучка нашего посла в Константинополе и в Париже и чуть ли не министра иностранных дел Александра Ивановича Нелидова. Она жила на улице НОВОЙ, дом 23, кв. 4. Были у неё сёстры, Ольга и Мария, и братья, Иван и Юрий (Геор­гий), но жили ли они в Горьком – мне неизвестно. Попыт­ки связаться с этой Верой Георгиевной письменным путём результатов не дали. Может быть, она уже и умерла или переехала куда-нибудь. Так вот: не можете ли Вы как-ни­будь узнать, проживает ли эта Вера Георгиевна сейчас на старом месте или нет, и если нет, то куда она переехала или умерла, может быть?
Если Вы сумеете узнать это или через адресное бюро (в справочном киоске), или, если эта улица Новая не­далеко, то схóдите и узнаете и потом мне сообщите – то буду Вам очень благодарен.
Родословная Нелидовых – это моя «лебединая песнь»! Больше я уже ничем таким заниматься не буду, а это хотелось бы закончить и связаться с живыми отпрыска­ми этого рода, если это окажется возможным.
У нас нынче, как я Вам уже писал, плохо дело с запасами на зиму. Грибов не удалось хоть сколько-нибудь за­готовить, картошки тоже нет, есть только талоны на её полу­чение, но в магазинах такая дрянь, что брать её не сто­ит.
Зато сейчас у нас частенько рыбный стол. Уже несколько лет начиная с сентября, в наших магазинах про­даётся живая рыба – карпы, сазаны, форель. Это всё выра­щивается в образованном современном рыбном хозяйстве на базе Костромской ГРЭС. Там в какой-то особенной теплова­той воде, идущей из этой ГРЭС, искусственно выводят из икры молодь и так усиленно кормят её, что за год рыбы вырастают до 1 кг и выше.
Продаётся рыба по 2 руб. кг – если она большая, а более мелкая – меньше 500 гр. весом – по 1.20.
И мы нередко разнообразим своё меню этой вкусной рыбкой. В остальном же – без перемен: это в части мяса, мас­ла. Но почти всегда есть куры (бройлерные обычно) и яички.
Вот так и живём.
Сидим каждый за своими делами – Мария Григо­рь­евна за вязаньем или шитьём, а я за бумагами и машин­кой.
Будьте здоровы. Шлём Наталии Сергеевне и Вам свой привет с наилучшими пожеланиями.
Ваш А. Гр-в.

~ • ~
1 ноября 1981 года
г. Кострома

Дорогая Мария Сергеевна!
Ваше письмо от 26/Х я получил, спасибо Вам за хлопоты по узнаванию о В.Г. Нелидовой. Печально, что её уже более 2-х лет на этом свете нет. По слухам, у неё было много фотографий, писем и других предметов, важных для генеалогических исследований. Если Вам удастся узнать что-либо о её родных, то буду Вам благодарен.
У нас не все хорошо. В ночь на 30/Х с Марией Гри­горьевной случилось что-то вроде удара, я тотчас же вы­звал скорую помощь, приехали, сделали ей разные уколы и велели лежать тихо и смирно, а утром вызвать врача. В 9 часов утра пришёл врач, прописал разные таблетки и микс­туру и тоже велел лежать. Сегодня Мария Григорьевна чув­ствует себя много лучше, но этот случай сам по себе нехо­рош, ведь это нечто вроде «предупреждения».
Врачи говорят, что это – результат сильно повышен­ного кровяного давления. Сейчас прописанными таблетками с мудрёным названием (ГДР-вские) давление сильно понизи­лось, и с этим пришло некоторое облегчение.
К празднику выдали нам по 1 кг мяса (хорошего) и по 400 гр. настоящего сливочного масла. Кроме того, мы «отоварили» один талон на картошку, получили 40 кг хоро­шей, чистой и сухой картошки; если в магазине завтра бу­дет, то «отоварим» и второй талон.
Селёдки иваси есть и у нас, вразвес из больших ба­нок, а в «Океане» есть и маленькими упаковками – по 3–4 штучки в полиэтиленовой коробочке. Пока есть всё время живая рыба, карпы, сазаны и форель, и едут за ней к нам из Иванова, из Ярославля и Владимира. Продают в несколь­ких магазинах, так что купить вполне возможно, иногда даже почти без очереди.
Недавно напечатали в нашей областной газете мою статью про П.П. Свиньина, а ещё я получил «заказ» напи­сать для Чухломской газеты статью – биографический очерк о декабристе Ф.Г. Вишневском, в этом году исполни­лось 180 лет со дня его рождения; в Чухломском уезде у него была небольшая деревенька «Варварино». Кстати, он в «свойстве» с Лермонтовыми, а также и с царями, ибо одна его родственница была морганатической женой императора Александра II – это известная княгиня Юрьевская, умер­шая в 1912 г., которая много махинаций делала по части финансовой1.
Вот такие у нас новости. Пугают нас резким увели­чением цен на все самые нужные нам продукты – сахар, макароны и др. мучные изделия, мясо, которого в продаже давно уже нет. Как будем жить на наши мизерные пенсии? Мне только квартира с телефоном стоит 20 рублей!
Затем – привет Наталии Сергеевне и Вам от Марии Григорьевны и от меня.
Ваш А. Григоров.

~ • ~
18 декабря 1981 года
г. Кострома

Дорогая Мария Сергеевна!
Ваше письмо от 10/ХII с моей статьей о Ф.Г. Виш­невском получил вчера.
Относительно Ваших замечаний к этой статье ничего не могу возразить, но дата разжалования – 15 мая – мною взята из печатных источников. Возможно, что она и не вер­на, но возможно также, что указанная Вами дата – объяв­ление приговора 13 июля, а вынесение приговора было рань­ше. Впрочем – сие не важно.
Относительно «рядового» или «солдата», то это сло­ва по своему значению совершенно идентичные. А что каса­ется до перевода на Кавказ, то это я написал сам, и с це­лью – подладиться к эпохе, ибо сейчас имеется мнение, что Николай I-й намеренно отправлял на Кавказ под пули гор­цев всех ему неугодных. И я решил «подпустить» немножко елея, дабы подмаслить редакторов, которые очень любят, когда кто-нибудь бросает хоть комочек грязи на непопуляр­ных в наше время лиц1.
Теперь о станице Звериноголовской, куда первона­чально попал Вишневский. Это – одна из наиболее крупных станиц Оренбургского казачьего войска, она находится на реке Тобол, в самой северной части бывшей Оренбургской губернии, а ныне входит в южную часть Курганской обла­сти.
Теперь о Бредихине и его мебели.
Усадьба «Погост», где ныне открывается музей, до­сталась Ф.А. Бредихину от его покойной жены, Анны Дмитриевны, урождённой Бологовской. Сам Ф.А. Бредихин постоянно жил в Пулкове, и только по летам приезжал в Погост, и заниматься хозяйством в усадьбе не имел ни вре­мени, ни охоты.
В 1893 г. недалеко от Погоста поселился Иван Васи­льевич Щулепников и работал там земским начальником. Он, Бредихин, познакомился с И.В. Щулепниковым, кстати, женатым на моей родной тётке, и вскоре они сошлись близ­ко, и вот Ф.А. Бредихин подарил свой Погост со всем дви­жимым и недвижимым имуществом И.В. Щулепникову, с условием, что тот выплатит все долги, лежавшие на этом имении: оно было заложено и перезаложено ещё прежним владельцем, Иваном Дмитриевичем Бологовским, и не дава­ло никакого дохода при владении этой усадьбой Бредихи­ным, и только росли долги.
И.В. Щулепников принял этот подарок и занялся там сельским хозяйством, на основе ведения рационального хозяйства, завёл породистый скот, и хозяйство вскоре стало образцовым не только в уезде, но и в губернии.
А Ф.А. Бредихин при оформлении дарственной выго­ворил себе право на пользование рядом комнат в верх­нем этаже и до самой своей смерти приезжал туда по ле­там. Умер он в 1904 г., а после его смерти каждое лето приезжала в Погост и жила в Бредихинских комнатах кака­я-то старушка; я её помню хорошо, но забыл уже её фами­лию и кто она была Бредихину. Звали её Ольга Николаев­на.
К 1910 г. И.В. Щулепников уплатил все долги, ле­жавшие на Погосте, и усадьба давала немалый доход. В Ки­нешме Щулепниковым была открыта «молочная» – мага­зин, где продавались молоко, сметана, масло и творог, и на­зывался этом магазин «Примула».
В детстве я ежегодно бывал в гостях в Погосте, ибо дети И.В. Щулепникова и моей тётки были мне кузенами и кузинами. Сейчас кузенов нет уже никого в живых, а две древние кузины ещё живы, живут – одна в Ленинграде, а другая в Волхове, под Ленинградом2.
А И.В. Щулепников был сыном Елизаветы Алексан­дровны Купреяновой, сестры Вашего прадеда, Павла Алек­сандровича Купреянова3; таким образом, мы с Вами тоже в родстве через Щулепниковых.
Итак, по вышеуказанным причинам Щулепниковы сделались владельцами и мебели, которая досталась Бреди­хину ещё от Бологовских, и библиотеки, и даже одежды; и я помню, что мой брат4 после революции, уже нуждаясь в верхней одежде, получил в подарок от тётки «Бреди­хинское» пальто, в котором и щеголял в 1922–24 гг.
Мебель в Погосте была старинная, Александровской эпохи, и в 1918 году при выселении Щулепниковых из усадьбы часть мебели этой они вывезли, но потом постепен­но всё продали. Были чудесные, но очень, на мой взгляд, неудобные диваны из карельской берёзы, шифоньерки крас­ного дерева и проч., и проч.
16 числа в Костроме открылась выставка в музее ИЗО графики художника Николая Николаевича Купреянова и скульптур его сына, Якова Николаевича. Приехал и сам Яша и был со своим «ассистентом» Сашей Сабуровым у нас. Мы поехали на эту выставку к открытию, вместе с Марией Григорьевной и с дочерью Любой. Всё прошло хорошо, и было интересно. А в числе экспонатов выставки был и мой бюст, созданный Яшей Купреяновым несколько лет назад. Мы с Яшей сфотографировались около этой скульптуры, потом ещё вместе с Марией Григорьевной и с Любой, а за­тем нас на музейной машине отвезли домой.
Обещанное Вам продолжение о Вишневских – родо­словную, воспоминания о нём и др. – я ещё не получил обратно от одного Липецкого краеведа5, которому посылал это; как только получу – тотчас же вышлю Вам.
Недавно сдал в редакцию областной газеты две ста­тьи о двух Купреяновых – отце Иване Антоновиче и его сыне Якове Ивановиче6. Оба они были моряками и адмира­лами, а Иван Антонович, кроме того, участвовал в откры­тии Антарктиды в 1819–1822 гг. (экспедиция на шлюпах «Мирный» и «Восток» под начальством Ф. Беллинсгаузена), а потом был правителем Русской Америки – Аляски.
Недавно удалось атрибутировать его портрет, куп­ленный нашим музеем в 1974 г. у какой-то старушки; она не могла сказать, кто изображён на портрете, но вспомина­ла, что изображённый на портрете адмирал не то Купрея­нов, не то Перфильев. Я долго разбирал эту запутан­ную историю, и с помощью своих Московских друзей уда­лось установить (по форме одежды и по орденам и меда­лям), что это и есть И.А. Купреянов. Портрет датирован 1849 г., и есть подпись художника «Покровский». Это был известный в 30-х – 40-х годах прошлого века портретист, ра­ботавший в СПб и Кронштадте, писавший много портретов моряков.
Что же Вам написать про здоровье? Вроде бы сейчас Мария Григорьевна несколько повеселела, но давление остаётся высоким. А я сейчас тоже «в норме», так что о нас не надо беспокоиться.
А вот «косая» всё забирает у нас свои жертвы.
Недавно узнал о кончине моей хорошей знакомой Татьяны Александровны Аксаковой, урождённой Сиверс, это дочь известного генеалога и нумизмата, работника Госу­дарственного исторического музея, А.А. Сиверса.
Очень жалею о её кончине, всегда с ней я с боль­шим удовольствием встречался и бывал у неё в Ленин­граде.
Затем 7/ХII умер мой зять – муж моей давно умер­шей сестры7; он, правда, был очень стар – 95 лет, и по­следние пять лет был уже очень немощен и физически и духовно. Но всё же это был человек примерно нашей эпохи, хотя и много старше меня.
А что же это приключилось с Натальей Сергеевной? И прошло ли всё без последствий?
Вчера нам выдали «пенсионерские талоны» на полу­чение в магазине 1 кг мяса и 400 гр. масла к Новому году.
А недавно наша внучка Галя съездила в Москву и там «отоварилась» и нам тоже кое-что привезла, в том чис­ле и чаю, которого у нас не стало уже с месяц.
Вот и все наши новости.
Кажется, ответил Вам на все Ваши замечания и во­просы. И пора закончить.
От Марии Григорьевны и от меня – поздравление с наступающим Новым 1982-м годом, и мы желаем Наталии Сергеевне и Вам отлично провести наступающий год, быть здоровыми и хорошенько прокатиться на пароходе в навига­цию 1982 года.
Поздравляю с Новым годом заблаговременно, ибо вчера было в газете объявление посылать новогодние по­здравления заблаговременно.
Будьте здоровы. Привет от нас.
Ваш А. Г.

~ • ~
23 апреля 1982 года
г. Кострома

Дорогая Мария Сергеевна!
Ваше письмо от 17/IV получили. Спасибо за по­здравление, и мы Вам отвечаем традиционными святыми словами: «Воистину воскресе»!
Ваше пожелание сбылось, нам выдали к празднику (очевидно, к Пасхе) по 2 кг отличной говядины и по 400 гр. «бутербродного», то есть суррогатного сливочного мас­ла. А куличей испечь не пришлось: не было ни дрожжей, ни топлёного масла, да и стряпуха совсем уже не может делать такие вещи, как куличи. Обошлись пасхой из творо­га, а так как творога в продаже нет, то приходилось поку­пать молока и делать творог самим. И был ещё десяток крашеных яиц. А об окороке, фаршированной индейке или поросёнке и о барашке из сливочного масла – надо «отло­жить попечение».
Попробую Вам ответить на Ваши вопросы. Лер­монтов в 1-ю ссылку был зачислен в Нижегородский дра­гунский полк, но служба его по большей части проходила вне этого полка. А что до 10-го линейного Оренбургского полка, то я не знаю, был ли он в составе Кавказских войск. Знаю, что один из Оренбургских полков был там, и из него к генералу Ермолову поступил адъютантом некто В.А. НО­ВИКОВ, впоследствии Чухломский помещик. Но если где-то что-то сказано о человеке, переведённом в Оренбургский полк, и не сказано, что в «гарнизонный», то это вовсе не значит, что человек этот был переведён в Оренбург.
Теперь о Невельском. Матерью адмирала Г.И. НЕ­ВЕЛЬСКОГО была Федосья Тимофеевна ПОЛОЗОВА, а же­ною – Екатерина Ивановна ЕЛЬЧАНИНОВА. Затем, у Г.И. НЕВЕЛЬСКОГО была сестра Мария Ивановна, в заму­жестве за капитаном 2 ранга Павлом Антоновичем КУПРЕЯ­НОВЫМ. Г.И. Невельской совместно с сестрой вла­дел в Ки­нешемском уезде имением, и даже не одним. А у Купреяно­вых была в самой Кинешме усадьба в пределах го­рода, там и жили П.А. КУПРЕЯНОВ и его жена. Павел Ан­тонович одно время был избран Кинешемским предводи­телем дво­рянства. Там же с дочерью и зятем после того, как была освобождена из-под ареста1, жила мать адмирала, Федосья Тимофеевна, там же в Кинешме она умерла и по­хоронена. А сам адмирал приезжал не раз к сестре, а потом каждое лето жил в своей Кинешемской усадьбе «Рогозини­ха». В экспедиции на Амуре соплавателем Г.И. НЕВЕЛЬ­СКОГО был племянник его зятя, Яков Иванович КУПРЕЯ­НОВ (пле­мянник Павла Антоновича).
Вот, кажется, и все ответы на Ваши вопросы.
У нас дела так себе. И здоровье не блещет, особенно у Марии Григорьевны, и просто угнетает нас пьянство вну­ка Лёвы. Кончится это, конечно, бедой для него, а для нас со­вершенно не нужными огорчениями и переживаниями. Но на всё воля Божья! Люба тоже уже возится в саду, а кроме сада, у них там ещё нынче целых два поросёнка! Так что за­бот полно. Галя со своими малышами вертится, как белка в колесе, то один болеет, то другой, а в общем-то, всё у неё благополучно, но мало надежды на получение в обозримом будущем отдельной квартиры. Так и ютятся впятером на 12 метрах! Я свою работу в архиве кончил, истекли мои два ме­сяца. Теперь буду сидеть дома, до грибов ещё далеко, а имею заказы на статьи для газет, вот и буду помаленьку писать.
Погода не веселит, хоть и весна пришла, а тепла нет, и солнышко не часто нас греет.
Ещё раз большое спасибо Наталии Сергеевне и Вам за праздничное поздравление и добрые пожелания от всего нашего уже довольно многочисленного «клана».
Ваш А. Г-в.

~ • ~
4 сентября 1982 года
г. Кострома

Дорогая Мария Сергеевна!
Ваше письмо от 26/VIII, написанное «после Казани», я получил 1/IХ.
Сначала прошу поздравить Наталию Сергеевну от Марии Григорьевны и от меня с днём именин и пожелать ей здоровья и всякого благополучия.
Надеюсь, что после 21 августа с Вашей ногой более не было никаких происшествий и Вы чувствуете себя хоро­шо.
Слава Богу, что это Ваше приключение обошлось благополучно и никаких последствий, как я надеюсь, нет.
Наши Москвички приезжали и прогостили у нас с 16 ию­ля по 17 августа. После их отъезда опять стало у нас скуч­но­вато. Хотя нынче я своим гостям малость подпортил их пребывание у нас, ибо что-то почти всё лето прибаливаю, но всё же мы несколько раз – 3 раза со мною и три раза они без меня – ездили в лес; но нынче год не грибной, и мало что им удалось в этом году увезти домой из «даров природы».
А у меня, да и у всех моих друзей и всех любящих историю и, вообще, свою родину, случилось большее и не­поправимое несчастие.
16 августа вечером загорелся наш Государственный архив, и в огне пожара погибли все фонды дореволюцион­ные, все родословные книги, дела дворянства, губернатора, в общем, всё дореволюционное и все личные фонды, в том числе и богатейший фонд 632 – Купреяновых, из усадьбы Патино. Потеря невознаградимая и ничем не восполнимая1. Теперь только у меня можно будет найти какие-либо сведе­ния о многих Костромских фамилиях, в том числе и о Ку­преяновых, ибо я в своё время переписал в свои тетрадки много сведений и снял много копий с документов.
Это несчастие на меня очень сильно повлияло, я и так болел (да и болею ещё), а тут такая беда!
Мне ещё это и тем ощутительнее, что ведь я ежегод­но подрабатывал в архиве сотни две–три, вдобавок к своей незначительной пенсии. И рассчитывал ещё работать там, ведь столько ещё было никем не использованных и никем не прочитанных материалов! Потеря прямо-таки катастрофи­ческая!
Погода стоит неплохая, последние дни по ночам были грозы и дожди, но тёплые, так что ещё есть надежда, что и белые грибы появятся. Вчера мы с Марией Григорьев­ной съездили в лес, в своё любимое местечко, и нашли 5 белых и почти 200 рыжичков!
С удовольствием отвечу на Ваш «исторический» во­прос, так что пишите, и если я смогу дать ответ, то, конеч­но, отвечу.
На этом и закончу своё такое нерадостное послание.
Будьте здоровы и больше не падайте ни при выходе из трамвая, ни при каких других обстоятельствах.
Ваш А. Гр-в.

~ • ~
17 сентября 1982 года
г. Кострома

Дорогая Мария Сергеевна!
Ваше письмо от 11/IХ я получил вчера. Рад за Вас, что Ваше путешествие прошло благополучно и более ника­ких происшествий с Вашими многострадальными ногами не слу­чилось. Конечно, жаль, что Вы не смогли попасть на Волго­градские торжества, ведь нынче отмечается 40-летие битвы под Сталинградом, и было бы особенно интересно всё это по­смотреть именно в этом году. До некоторой степени этот про­бел Вы компенсировали посещением музея Гончаро­ва. А ри­сунки Можайского – это того самого, что прихо­дился Вам в ка­ком-то родстве или свойстве? Я и не знал, что этот А.Ф. Мо­жайский, кроме всего того, чем он своё имя увекове­чил в истории (самолёт, Хивинская экспедиция и пр.), был к тому же и в какой-то степени художником. И какая связь могла быть между Можайским и сюжетами на японские темы, и по­чему оригиналы его рисунков находятся в Япони­и1?
О пожаре архива. Тут никакая ни диверсия, а обыч­ная наша Российская расхлябанность. Дело в том, что по­строено новое здание для архива, самое современное, во много этажей и совершенно безопасное от пожара. Но проектировщики «забыли» подвести к этому зданию линии коммуникаций (употребляю выражение вроде «масло масля­ное», ибо линия – это и есть коммуникация) – т.е. воды, канализации и т.д., и здание поэтому, по нашему русскому обычаю упования «на авось» (мол, успеется, не сегодня – так завтра), стоит уже два года без пользы. По настойчи­вым требованиям директора архива, строители (а строит это Облисполком) обещали сдать здание под переезд в октябре. А архив размещался в соборе бывшего Богоявленского мо­настыря; конечно, здание неприспособленное, собор огром­ный, с пятью куполами, и в нём сделаны были настилы в два этажа, на настилах – секции со стеллажами; конечно, множество лестниц, стремянок и пр., и всё это деревянное, высохшее за много лет до самой крайней степени сухости.
Кругом здания, почти вплотную подходящие к собо­ру, в них квартиры, и мальчишки постоянно лазали с крыш соседних домов на крышу и под купола собора; их гоняли, не раз, но разве за всем усмотришь? Мальчишек интересо­вали голуби, гнездящиеся под куполами, затем они (не го­луби, а ребятишки) проделали лаз под купол, откуда не раз пытались залезть в хранилище, в поисках марок для коллекций и прочих «раритетов» в виде бумаг с орлами, гербами, красными печатями и т.д.
И вот, вечером 16 августа несколько мальчишек про­никли через лаз под куполом в хранилище, а так как там темно – электричество во избежание пожара от замыкания или неисправности проводов отключается после конца рабо­чего дня, – и там эти ребятишки зажигали спички и, види­мо, заронили огонь. Испугавшись, они убежали, и один из них тотчас же позвонил в пожарную, а там посчитали этот звонок ложным (простою шалостью детей) и выехали толь­ко тогда, когда в небо поднялся столб чёрного дыма и, ко­нечно, было уже поздно. Такая масса сухого горючего мате­риала, дерево и бумаги, конечно, горели как огромный костёр. И почти всё погибло в огне, а что уцелело, то всё залито водой. Теперь все обгоревшие остатки дел и уцелев­шие, но промокшие развезли в 4 разных места в городе2, мо­билизовали множество людей из разных учреждений и фа­брик и пытаются спасти то, что можно спасти.
Самые драгоценные фонды: личные, губернаторский, дворянский, включая родословные книги – всё это погибло безвозвратно3.
Дома у нас всё по-прежнему. Я всё прибаливаю и не могу никуда выходить, даже не был в архиве после пожара, чтобы узнать точно о судьбе моего личного фонда, ведь в нём, ни много ни мало, было почти 250 дел с рукописями, генеалогическими материалами, фотографии и т.д.
Бог даровал нам правнучку, до того у Гали роди­лись трое мальчиков. Теперь четвертая – дочка, и как «многодет­ной матери» Гале есть шанс на получение кварти­ры. А то те­перь их 6 человек, а комнатушка – всего 12 метров!
С грибами нынче плохо. Вот, уже бабье лето при­шло, а грибов настоящих нет. Мы несколько раз выезжали (в лесу я чувствую себя, да и Мария Григорьевна, гораздо лучше) в лес и один раз даже 10 белых нашли и малость рыжичков.
Во всём остальном – всё по-старому. Люба одного своего поросёнка ликвидировала и нам дала отличной сви­нинки на отбивные котлеты. Возится с уборкой картошки, яблок и проч. Помидоры уже почти все сняла.
Теперь я должен «расписаться» в своей неспособно­сти ответить на Ваши вопросы о церкви, где венчалась им­ператрица Елизавета с Разумовским, и на интересующий Вас вопрос, была ли Е.А. Разумовская – жена Н.Г. Репни­на – дочерью А.К. Разумовского. Я ничего про это не знаю, кроме того, что Н.Г. Репнин был генерал-губернато­ром в Королевстве Саксонском, а потом Малороссийским генерал-губернатором.
Кажется, Варвара Николаевна РЕПНИНА-ВОЛ­КОНСКАЯ (1809–1891) была его дочерью, она была фрейлина императрицы Александры Фёдоровны. Её воспо­минания – в «Русском архиве», 1870 г., 1888–1890 гг. и 1897 г. Воспоминания очень интересные. А про Разумовских – я вообще «пас».
Вот и все мои новости.
Затем – привет от всех нас Наталии Сергеевне и Вам и пожелания здоровья и всякого благополучия.
Ваш А. Гр-в.

~ • ~
17 октября 1982 года
г. Кострома

Дорогая Мария Сергеевна!
Получил Ваше письмо от 10 октября, и мы с Марией Григорьевной подивились Вашей такой «активности» – Вы с Наталией Сергеевной управляетесь и с садом, и ещё пускае­тесь в такие путешествия, как в Полтаву.
Нам такое и не снилось, ведь наши путешествия не выходят за пределы ближайшего лесочка, а дома мы уже даже с трудом убираемся в квартире, а, например, вымыть пол – так это уже приходит делать Люба.
Что ж, дай Вам Бог и дольше вести такой же актив­ный образ жизни!
В Полтаве я был давным-давно, в 1922 году, и те­перь уже только какие-то смутные воспоминания у меня остались об этом городе. А вот Миргород и Опошня – хотя я в них и не бывал, но прочно остались в моей памяти; в Миргороде перед войной 1914 года мой покойный папа како­е-то время был по делам призыва на военную службу и пи­сал оттуда, что там, в центре города, все ещё сохранилась лужа, описанная Гоголем в ссоре Ивана Ивановича с Ива­ном Никифоровичем, а Опошня мне хорошо известна по ужасным делам, учинённым там в 1812 году одним из родственников М.Ю. Лермонтова; это я всё читал в нашем архиве, но описать это в письме невозможно. Я буду об этом деле писать в статье, которую давно «вынашиваю», но никак не соберусь изложить на бумаге. Дело жуткое, но в те времена – крепостного права – такие случаи вообще бы­вали, но именно тут ситуация была совершенно необычна1.
У нас дела такие. Нас с Марией Григорьевной всё больше и больше одолевают немощи, но, видно, это уже в порядке возраста, и с этим ничего не поделаешь. Однако Мария Григорьевна всё ещё не бросает своего вязанья, а я – «писания», что всё же даёт нам какое-то подспорье в смысле денег, в добавление к нашим мизерным пенсиям.
Потомство наше растёт, «родителям на утешение, церкви и отечеству на пользу» – как когда-то читали мы в своих молитвах.
Маленькая правнучка, её назвали Татьяной, очень мила, чёрненькая, волосики необычно длинные и чёрные, и сама смуглая, пошла в мать. Братишки её любят и заботят­ся о ней. Теперь у Гали, видимо, появилась реальная наде­жда на получение квартиры; директор завода обещал, что к концу года это будет обязательно сделано: трёх- или даже четырёх­комнатная квартира. Но если они получат её, то это будет уже довольно далеко от нас, в новом микрорайоне, и ребя­тишки не смогут к нам так запросто прибегать, как сейчас, ибо сейчас Галя живёт близко – минут 8 ходу от нас.
Я всё горюю о сгоревшем архиве. Так жалко, особен­но личных фондов и дворянских дел, где было столько ин­тересного!
Кое-что у меня сохранилось, ибо я не ленился спи­сать копии с наиболее интересных для меня бумаг, кои мне попадались на глаза при работе в архиве. И, вообще, теперь об истории Костромского дворянства нигде, кроме как у меня, ничего не найдёшь.
Погода хорошая, для этого времени необычно тепло – даже ночью около 7 градусов. Так и тянет побывать в лесу и посмотреть, нет ли где-нибудь запоздалых грибоч­ков.
На этом кончаю.
Ваш А. Григоров.
От Марии Григорьевны и от меня привет и поклон Наталии Сергеевне и Вам.
А. Г.

~ • ~
16 ноября 1982 года
г. Кострома

Дорогая Мария Сергеевна!
Ваше письмо от 11/ХI я получил. Очень приятно было узнать, что Ксения Михайловна поправляется. А вот что же за беда случилась с её внучкой?
Мы тоже «барахтаемся» в бытовых мелочах. Как-то жизнь устраивается так, что лично мне всё время «не хвата­ет времени». Вот, утром встанешь и думаешь: сегодня сде­лаю то-то и то-то; а вот вечер придёт – смотришь, что по­чти ничего из намеченного сделать не успел: времени не хватило.
Вот, прошло праздничное время, а за ним наступил день траура. А у нас дома всё было, как в обычные дни. Вчера смотрели церемонию похорон Брежнева и подивились столь великому собранию приехавших на похороны делега­ций из разных стран.
Я сижу дома и копаюсь в своих «архивных» тетра­дях, пытаюсь сделать что-то, что бы могло заменить сгорев­шие генеалогические материалы. Не скоро, но думаю всё же, что получится неплохой материал для всякого рода ис­следователей, главным образом для генеалогов.
В магазинах у нас есть постоянно свежая живая рыба: карпы, сазаны. Есть также почти всегда куры на разные цены, бывают и уточки. Так что с голоду не пропа­даем.
Ожидаем на днях возвращения из отпуска дочери Любы с зятем, они ездили в Ростов-на-Дону к нашей млад­шей дочке Гале.
А здесь пока что нашу многодетную мать – Галю – с её четырьмя малышами в отношении квартиры всё ещё во­дят за нос и кормят «завтраками». Может быть, к Новому году что-нибудь и получится.
Вот так и «барахтаемся» в житейских мелочах.
Оба мы – Мария Григорьевна и я – шлём Наталии Сергеевне и Вам свой привет и пожелания здоровья и вся­кого благополучия.
Ваш А. Гр-в.

~ • ~
27 ноября 1982 года
г. Кострома

Дорогая Мария Сергеевна! Ваше письмо от 21 ноября я получил. Охотно поделюсь с Вами сведениями о Шипо­вых и Щулепниковых. Это придётся сделать на отдельных листах и приложить к этому письму.
Ваши достижения по грибной охоте в давнопрошед­шие годы хотя и впечатляющи, но нас этим не удивишь. И мы тоже в былые годы приносили белые грибы, и не один раз, считая их на сотни и даже тысячи. А нынче, все, вчет­вером, за всё лето набрали 41 штуки!
Относительно панихиды по скончавшемуся Л.И. Брежневу, то я не знаю, можно ли молиться о цар­ствии небесном для атеиста? По законам старообрядцев, не только об атеистах, но и, вообще, об «инославных» допуска­лось мо­литься только за здравие, ибо предполагалось, что всё рав­но все инославные, и тем более атеисты, не могут войти в царствие небесное. Я не знаю, была ли в Костроме панихи­да по усопшему Леониду Ильичу – возможно, что и была1. Все церемонии, связанные со смертью Леонида Ильи­ча и его погребением, мы смотрели по ТВ, в том числе ви­дели и патриарха2.
Что же это у Вас так долго не заживает Ваше коле­но? Теперь, поскольку, видимо, прописанные Вам таблетки и спирты помогают, надеюсь, что уже Вы можете ходить, не держась за спинки стула.
Стержни для ручек у нас одно время, и довольно долго, отсутствовали в продаже, но теперь появились снова.
Насчёт сочинений В.Г. Короленко из 1922 г., то тут возможно, что это издание изъято, ибо тогда – в 1922 г. – книги выходили без цензуры и в этом издании могли поме­стить известные письма Владимира Галактионовича к Лени­ну, о которых в последующие годы старались не поминать, и в позднейшие издания эти письма не попадали3.
У нас сегодня выдавали талончики на приобретение сливочного масла, но мы ещё не получали и не спешим, ибо недавно Серёжа, муж нашей внучки Гали, ездил в Москву и нам привёз целый килограмм масла.
В магазинах есть куры, иногда утки и свежая живая рыба – отличные карпы и сазаны. И вся Кострома завалена яблоками. Тут и Молдавские, и импортные Венгерские, а, кроме того, и на «общем рынке» масса яблок, но там, ко­нечно, дороже, чем в магазине.
Погода совсем не ноябрьская. Тепло, и по большей ча­сти ясно, так что ни грязи, ни сырости нет. А ведь пора уже – завтра Рождественское заговенье «Филипповки», и обычно всегда в это время стоит зимняя погода и лежит снег.
По моим наблюдениям, у нас обычно зима становит­ся на «Михайлов день», т.е. 21 ноября, или близко от этого дня, когда, по народным приметам, медведи ложатся на зиму в берлогу.
Вот и всё на сей раз. Я себя чувствую получше и вчера даже впервые «выполз» в свет – ходил на заседание нашего клуба книголюбов и там смотрел интересную кол­лекцию открыток, собранную одним Костромичом; все открытки изображают Кострому – церкви, почти уже на 100 % уничтоженные, и другие места, почти все интересные здания, виды улиц и т.д. Этому коллекционеру удалось со­брать не одну сотню таких открыток. С некоторых были им сделаны слайды, и мы смотрели их на экране4.
Я посмотрел с интересом и, скажу, с удовольствием, вспоминая старую Кострому.
А доклады – я почти не расслышал, ибо стал в не­котором роде подобием князя Тугоуховского, да и говорили докладчики чуть ли не шёпотом, уж так тихо, что тише бы и нельзя уже.
Вот и всё. От Марии Григорьевны и от меня привет и поклон Наталии Сергеевне и Вам. Будьте здоровы.
Ваш А. Гр-в.

~ • ~
27 ноября 1982 года1
г. Кострома

Дорогая Мария Сергеевна!
Посылаю Вам кое-что по Шиповым. Род этот весьма разветвлённый, и я только касался потомства Павла Анто­новича.
Родство с Лермонтовыми прослеживается три раза: в V-м колене за Андреем Федосеевичем Шиповым была Прас­ковья Петровна Лермонтова; это – ХVII век и Галичский уезд.
В VII-м колене Фёдор Петрович ШИПОВ был женат на Елизавете Михайловне Лермонтовой; это – усадьба Ми­хайловское Чухломского уезда; и в VIII-м колене Фаддей Фёдорович ШИПОВ был женат на Фёкле Петровне Лер­монтовой. Но все они по родству весьма далеко отстоят от Павла Антоновича, состоящего в IX колене.
А относительно Карцевых (за одним из них была тоже какая-то Лермонтова)2, то Иванов Карцевых в родо­словной этой фамилии не мало; у меня есть полная родо­словная этой фамилии, но, не имея никаких подробностей – отчества, местожительства и даты, – к какому же Ивану можно отнести её?
Это пока не разрешимо, за отсутствием каких-либо подробностей.
А если Вам что-нибудь надо ещё по Шиповым – то напишите, я всегда к Вашим услугам.
Привет Наталии Сергеевне и Вам от нас обоих.
Ваш А. Гр-в.

~ • ~
21 июня 1987 года
г. Кострома

Дорогая Мария Сергеевна!
Очень рад был получить от Вас весточку и узнать, что Вы живы-здоровы. И даже позавидовал Вашей такой «подвижности»! Вы просто «порхаете», как мотылёк, по всей нашей необъятной родине-матушке.
Я жду приезда своих друзей – четы Сапожниковых из Москвы, у них свой автомобиль, и они должны сегодня вечером приехать в Кострому, и с ними хотел приехать Ю.Б. Шмаров; ему уже 89 лет, но он, как и Вы, тоже «пор­хает», но не на аэроплане, а на поезде – то в Тамбов (там его родина), то в Ленинград, где его первая жена и дочь от 1-го брака.
А я – по-прежнему никуда не выхожу, сижу, поль­зуясь отличной погодой, подолгу возле дома, под деревья­ми.
Не знаете ли – какое родство было у декабриста В. Давыдова (из Каменки) с Чернышовыми-Кругликовыми из Яропольца1? Дочери декабриста, Лиза (род. 1823 г.) и Катя, воспитывались в Яропольце и звали Чернышовых-Кругли­ковых «дядей и тётей». Потом в 1839 г. Лиза Давы­дова ез­дила с Чернышовыми-Кругликовыми за границу, в Ав­стрию, Италию; там Лиза Давыдова виделась с Н.В. Го­голем, кн. З. Волконской и др. Если что-либо знаете – то со­общите мне.
Мои потомки: Саша кончил 8 классов, готовится к по­ступлению в техникум, а пока проходит какую-то практи­ку на одном машиностроительном заводе; Женя – в пио­нерском лагере; а маленький Илюша – в кардиологическом профилак­тории, у него ревмокардия. А малышка Таня – дома.
А мать их, внучка моя, Галя, взяла участок в кол­лективном саду, будет строить домик. Но сад этот довольно далеко от города, надо ехать минут 25 на автобусе и там ещё минут 15 идти. Но место, как говорит сама Галя и её детки, очень хорошее, близко Волга, и лес недалеко. Но только плохо туда добираться, не имея своего транспорта.
В июле жду Московских барынь – Ольгу Викторов­ну и Наталию Николаевну. Нынче они, видимо, на пароходе не поедут.
Живу один2. Лёва мой на два года попал в ЛТП на принудительное лечение от алкоголизма, но я не надеюсь на его исправление, впрочем, мало надежд и на то, что я смогу его увидеть через два года.
Вот такие у меня дела.
Будьте здоровы. Желаю всего доброго.
Ваш А. Григоров.

~ • ~
16 сентября 1987 года
г. Кострома

Дорогая Мария Сергеевна!
Ваше письмо с сообщением о том, что Вы вышли из больницы и «болеете» дома, я получил уже давно, но задер­жался с ответом, так как «дурной пример заразителен», и я 3 сентября заболел. Началось неожиданно с 5 часов утра: пытался встать, но не мог, и началась «неукротимая» рвота, причём одной желчью, и лежал без всякой помощи до 8 ча­сов утра, когда позвонила мне дочь Люба. Я с большим трудом «дополз» до телефона, но говорить не смог. Люба поняла, что что-то неладное и тотчас же позвонила соседке, которая и пришла ко мне и тотчас же вызвала скорую по­мощь. Одновременно приехала скорая, и также Люба, и за ней Галя, которой Люба сообщила. И начали меня всего колоть, а на меня «напала глухота», я не мог ничего уразу­меть, о чём говорили врачи и мои дочь и внучка. После уколов мне стало легче, стала прекращаться и эта «пустая» рвота и головокружение. Велели мне лежать и не вставать, потом пришла районный врач, прописала разных таблеток и капель, и я, честно отлежав положенный срок, теперь снова на ногах и не чувствую никаких последствий. И головокру­жение не повторялось, и глухота стала пропадать1.
Но сижу дома, да и погода такова, что на улицу и носа не хочется высунуть. Вот и «бабье лето» пришло, а стоят холода и ежедневно льют дожди. А тут ещё новая напасть: нашему ЖКО пришло в голову в нашем доме сме­нить все трубы отопления, и вот, явились рабочие для сня­тия труб и промывки батарей. И пришлось отодвигать шка­фы, столы и проч., и всё надо было вынимать, ибо с книга­ми шкаф нельзя было сдвинуть с места. Разобрать-то всё разобрали, но вот уже с неделю, как ничего не делается, ибо, как мне сказали, «нет труб», и потому работы остано­вились, а в квартире полный беспорядок: книги, бумаги и прочее – всё лежит на стульях, столах и диванах, а кроме того, пыль, грязь, и не видно этому конца. У Любы и у Гали уже включили отопление, а мы – «как проклятые», мёрзнем и страдаем от сырости.
Посылаю Вам нашу газетку, номер к юбилею войны 1812 г., всё это почти полностью взято из «моего архива»2. Кроме того, 7 числа была передача по местному радио – на ту же тему, в том числе был рассказ и обо мне, как ис­торике и краеведе, и записанный на плёнку мой рассказ по этой же теме.
Была у меня как-то жена Коли Купреянова – Ми­ла3, но очень недолго, только попила у меня чайку и уеха­ла обратно в Москву.
Вот такие у меня дела, и вот и все мои новости.
Желаю Вам здоровья и всякого благополучия.
Ваш А. Григоров.

~ • ~
29 ноября 1987 года
г. Кострома

Дорогая Мария Сергеевна!
Ваше письмо от 19/ХI я получил и, прочитав его, вывел заключение, что Ваше здоровье поправилось, и остаётся только пожелать Вам в дальнейшем не хворать и чувствовать себя хорошо.
Вы интересуетесь князьями Мещерскими. У меня есть несколько составленных мною родословных Мещер­ских – Галичская, Нерехтская и Старицкая. Если желаете, то могу Вам прислать для ознакомления.
У меня мало что нового и интересного. Правда, я за­нимаюсь сейчас с родом Татищевых – это в связи с тем, что Ивановские краеведы и историки1 заинтересовались дворцом Татищевых в Вичуге (ныне в нём клуб завода име­ни Красина) и мне прислали запросы – кто были эти Тати­щевы и какое они могли иметь отношение к нашему перво­му историку – В.Н. Татищеву.
Вот я взялся за это дело, и оказалось, что немало Татищевых были в ХVII веке пожалованы поместьями в Костромских краях, в основном в Кинешемском уезде, в том числе и историк Василий Никитич Татищев; и при­шлось делать объёмистую родословную Татищевых, чем я и занят сейчас, но уже дело подходит к концу.
Н. Эйдельман почему-то стал мне после его «Большого Жанно»2 не симпатичен, и усилилось моё к нему «негативное отношение» после прочтения в номере 10 жур­нала «Дружба народов» повествования Эйдельмана «Мы мо­лоды и верим в рай» (это в основном про Грибоедова).
В общем, не хочется ещё «складывать оружие», а всё хочется побольше узнавать о прошлом, и потому я с увлечением занимаюсь и Мещерскими, и Татищевыми, и Ртищевыми.
Мои все здравствуют, все на своих местах.
Люба ликвидировала весь свой «курятник», ибо на­ступила зима и куры могли пострадать от мороза, да и ез­дить к ним два раза в день зимою затруднительно.
Итак, будьте здоровы. Всего доброго!
Ваш А. Гр-в.

~ • ~
20 апреля 1988 года
г. Кострома

Дорогая Мария Сергеевна!
Благодарю Вас за праздничное поздравление ко дню Светлого Христова воскресения и добрые пожелания1.
Недавно узнал о том, что скончалась мать Яши Ку­преянова – бабушка Коли Купреянова. Она меня была по­моложе на год или два2.
А я пока что всё в том же положении – ничего не могу делать, даже постель заправить после вставанья труд­но, и так задыхаюсь, что подолгу прихожу в себя. И ничего не хочется есть, и я перестал себе обед готовить. Утром обычно выпью стакан молока и съем одно яичко всмятку, и всё. Как в Студийском монастырском уставе – «Ядим еди­ножды в день»3!
Когда светит солнце – вылезаю из своей берлоги на крыльцо и там сижу час-другой на стуле и греюсь на сол­нышке. Часто приходят меня проведать музейные и архив­ные мои друзья, и это очень приятно для меня.
Будьте здоровы. Всего доброго!
Ваш А. Г.

~ • ~
22 апреля 1988 года
г. Кострома

Дорогая Мария Сергеевна!
Ваше такое длинное, обстоятельное письмо от 16/IV я получил.
У меня же новости такие: после «наплыва» гостей в конце марта1, 12 апреля приехали двое ГРИГОРОВЫХ из Москвы, это двоюродные между собою братья, Никита Константинович и Олег Николаевич. Они где-то прочитали про меня, узнали адрес и приехали, чтобы лично узнать меня. Они думают (и это вполне возможно), что они мне далёкие родственники, ибо, как им известно, их предки были Рязанскими дворянами и имели вотчины в Рязанщине, как и мои. Возможно, это и так, но если и родственники, то в такой далёкой степени, что я затрудняюсь и назвать как-либо такое родство. Но они оба оказались очень интересны­ми, весьма интеллигентными, образованными людьми, и мне было приятно с ними беседовать. К тому же они имели несколько необычную судьбу: Никита родился в Югославии, в семье русского эмигранта, бывшего офицера белой армии, и вернулся в СССР уже после окончания войны. А Олег ро­дился в Казахстане, куда были высланы его родители в 30-е годы.
Теперь о Михайловых. Мне помнится, я Вам когда-то присылал выписку из Костромской родословной книги по Вашей фамилии, и там было сказано, что Рафаил Сергее­вич2 был «Пензенским» дворянином. Но у меня сейчас не осталось ничего по Михайловым; что было – то всё давно я сдал в наш архив.
Погода и у нас противная: всю Святую шёл то снег, то дождь и ветер был сильный, и я не смог даже съездить на кладбище. И теперь уже до тепла мне там не бывать. Сейчас, правда, снег не идёт и выпавший весь стаял, но обе­щанных +17 градусов что-то не слышно. Но всё же я выхо­жу на часок на свежий воздух посидеть на солнышке, если таковое выглядывает.
Пасхальной службы по ТВ я не видел, ибо не знал, что будут показывать крестный ход, а если бы знал, то не­пременно бы посмотрел3.
Вы пишете, что Вам хочется, чтобы у Вас в городе открыли храм Божий. А разве в Горьком нет действующего храма? Вы же сами пишете, что ездили в Вербное, и в ве­ликий четверг, и великую пятницу в церковь, а где же эта церковь4?
«Огонёк» я читаю регулярно, ибо выписал на этот год вместе с Галей пополам, и сперва я прочитаю, а потом передаю журнал Гале. И все «разоблачительные» статьи чи­таю, также и в других журналах, которые мне приносят мои архивные и музейные друзья.
Я себя чувствую неважно: уж очень мучает одышка, даже постель утром заправить и чайник вскипятить, и то потом такая одышка, что долго приходится «отлёживаться».
Скопилось множество писем, на которые я просто не в состоянии ответить, нет сил никаких, руки ручку не дер­жат, и с трудом усаживаюсь за машинку, и качество моей машинописи совсем плохое – пальцы не попадают на нуж­ные клавиши, часты пропуски букв и так далее.
Вот такие новости.
Затем – пожелаю Вам здоровья и всего лучшего, приятного лета и урожая в саду, если Вы ещё занимаетесь своим садом.
Ваш А. Григоров.

~ • ~
6 июня 1988 года
г. Кострома

Дорогая Мария Сергеевна!
Ваше письмо от 29/V я получил, спасибо за сооб­щённые сведения о Горьковских церквах. А как обстоит дело с возвращением городу его настоящего имени? Как бы хотелось, чтобы вместо «Горького» стал такой хороший, наш «Нижний»!
Мои Московские дамы отбыли десятидневный срок в Академическом санатории в Звенигороде и уже вернулись в Москву. А о путешествии по Волге – ничего не слышно, очевидно, в этом году они уже не поедут. А ко мне, в Ко­строму, я их жду в середине июля, как всегда.
Я себя чувствую совсем неважно, думал – придёт лето, тепло и я как бы «оживею»! Но вот, и лето уже всту­пило в свои права, последние дни у нас безоблачное небо, тихо и температура около 28–29 градусов. Я почти весь на день на улице, сижу под деревьями и стараюсь набраться сил. (А откуда эти силы возьмутся?) Ничем не хочется за­ниматься и постепенно теряются связи с когда многочислен­ными корреспондентами.
А Игорь Васильевич1 на письма совсем не щедр, от него можно долго-долго ждать ответа, а, может быть, мож­но и не дождаться.
Вчера приходила Люба, вымыла полы и сварила обед, а есть его – я не знаю, кто будет, ибо у меня полное отсутствие аппетита и не хочется даже думать о еде. С тру­дом заставляю себя утром выпить стакан молока и съесть яйцо всмятку, да чайку чашечку испить. И больше за весь день ничего не хочу. И даже вечерние чаепития уже не происходят; правда, когда бывает кто-либо из правнуков, то я чай приготовлю и с ними за компанию попью чайку.
Такая апатия напала, что уже много дней не вклю­чаю и телевизор и ложусь спать без «последних известий». А утром из газеты узнаю все новости.
Вот так и тяну свою скучную такую жизнь, без на­дежд на лучшее будущее для себя. А для всех нас хотелось бы надеяться на лучшее.
Вчера нам по «талонам» выдали по 2 кг сахарного песку и по 300 гр. сливочного масла. «Ты и убогая, ты и обильная», как писал Некрасов. Видимо, была когда-то обильная (хоть и убогая), а теперь хоть и не убогая, зато и не обильная!
Вот и всё на сей раз.
Будьте здоровы. Всего доброго!
Ваш А. Г.

~ • ~
11 июля 1988 года
г. Кострома

Дорогая Мария Сергеевна!
Ваше письмо от 5/VII с вопросом о Петре Алексан­дровиче Григорове я получил. Вот и посылаю Вам написан­ную мною ещё в 1985 году справочку1.
Этот Пётр Александрович мне приходился, конечно, каким-то родственником, но в такой далёкой степени, что дать название такому родству невозможно. Просто можно сказать только, что у нас, то есть у меня и у этого Петра Александровича, в очень далёком прошлом были общие пред­ки.
14 июля жду приезда Москвичек, они поедут на ав­тобусе, ибо, как слышно, на ж/д поезда билеты достать очень трудно.
Вчера был день «Самсона», и у нас день простоял без дождя, и жара несколько спала, а у меня дома – даже стало холодно.
На прошлой неделе у меня три дня гостила весьма интересная дама – Антонина Павловна Дервиз; она живёт в Ленинграде, и вот, прослышав про мои генеалогические за­нятия, приехала ко мне, чтобы побольше узнать о своих предках. Очень интересная и умная старушка – ей уже 80 лет. Она – прямой потомок некогда известного железнодо­рожного магната и богача – П.Г. Фон Дервиз, построивше­го в Ницце замок, называвшийся «Вальроз», где у него был те­атр, оркестр, и в этом замке у него выступали знаменито­сти тех лет – 70–80-е годы прошлого века, – как наши отечественные, так и иностранные артисты, певцы, музыкан­ты и пр. Эта Антонина Павловна и родилась в этом замке, но перед самой войной 1914 г. её родители, «стосковавшись по родине», вернулись в Россию, и конец их был таков: отца расстреляли, а мать уморили в тюрьме, и сиротка Ан­тонина воспитывалась у своих дальних родичей, в Ленин­граде, в 1941–44 гг. перенесла Ленинградскую блокаду. Мне с ней было очень интересно вести беседы, и я доволен был её приездом. И она тоже пришла в «восторг» от всех исторических сведений о своих предках. В числе материалов о роде Фон Дервиз у меня нашлась даже и такая вещь, как копия диплома на дворянство «Священной Римской импе­рии», выданная одному из предков этой Антонины Павлов­ны императором «Священной Римской империи» Францем2. Диплом очень велик по объёму, и Антонина Павловна не смогла его переписать и просила меня отпечатать на ма­шинке и переслать ей, что я и буду теперь делать3.
Галя моя каждый свободный час и день ездит в лес и привозит ягод. Было много земляники, но она уже «отхо­дит», а черники нынче мало и грибов тоже почти нет пока.
Мне Галя от каждой своей поездки уделяла стакан­чик-другой земляники, которую я очень люблю, и даже ба­ночку варенья мне сварила. А Люба приносила со своего сада клубники, но нынче у неё этих ягод мало, так как она старую всю «извела» и осенью посадила какую-то новую.
Я Вам, помнится, писал о приезде Коли Купреянова, я рад был его повидать. По-моему, он ещё больше «возму­жал» и даже, как мне кажется, «вырос» – т.е. стал выше.
Моё положение все такое же, ходить никуда не могу и или сижу под деревом возле дома, или лежу на диване, как Обломов, и жалею, что нет у меня Захара.
Вот и все мои новости.
Читаю приносимые мне друзьями журналы – «Но­вый Мир», «Октябрь», «Юность» и др. – и поражаюсь, как теперь «разверзлись уста» у тех, кто в прошедшие годы «славословил» или, в лучшем случае, молчал.
Будьте здоровы.
Ваш А. Григоров.

~ • ~
9 августа 1988 года
г. Кострома

Дорогая Мария Сергеевна!
Ваше письмо от 1/VIII я получил.
У нас жара спала, и стало совсем прохладно – око­ло +20 градусов – и нередки дожди. Так что дышать стало полегче. Сегодня мои дорогие Московские гостьи уезжают домой, на сей раз они прогостили у меня меньше обычного: вместо месяца – только 25 дней. И я остаюсь снова один.
Мои маленькие друзья – правнуки – все разъеха­лись по пионерским лагерям. Внучка Галя в каком-то месте – не знаю, как и назвать (что-то вроде турбазы или дома отдыха), – там она с маленькой дочкой Таней.
Про Макарьев я читал, ибо читаю всё, что печатает­ся в «Известиях»1. Также читаю и «Огонёк», и другие жур­налы, которые мне приносят мои друзья. Читал и вспомина­ния кн. Мещерской, «Екатеринозавра» – как её называют в Москве.
А слухи о восстановлении старых имён городам не затихли, недавно я читал очень резкую статейку «за». И на­деюсь, что будет снова наш Нижний называться своим исто­рическим именем2.
Грибов нынче пока нет совсем, и грибники говорят, что нет надежды и на будущее, ибо химия, безрассудно при­меняемая у нас в лесах и в полях, губит всю грибницу и «ждать милостей от природы» после того, как мы же все эту природу изгадили, – не приходится.
Чувствую себя совсем худо и очень затрудняюсь даже с такими немудрёными работами, как подмести пол, вымыть посуду, заправить постель и т.д. Но хотел бы ещё пожить и в 1989 году, не знаю уж, как это удастся.
Москвички наши, по возвращении в Москву, хотят ещё добыть билеты на пароход, хотя бы на «кругосветку»: от Москвы по Оке и Волге через Нижний, Кострому и ка­нал – и опять в Москву.
Если достанут билеты, то будут и у Вас, в Нижнем, и возможна Ваша с ними встреча.
Желаю Вам здоровья и всяческого благополучия.
Ваш А. Гр-в.

~ • ~
7 января 1989 года
г. Кострома

Дорогая Мария Сергеевна!
Спасибо Вам за поздравление к Новому году и к празднику Рождества Христова и за добрые пожелания.
И я Вас также поздравляю с праздником Рождества Христова и с наступающим «Юлианским» Новым годом и желаю Вам здоровья и всего наилучшего.
Под Новый год, 31 декабря, ко мне пришли все чет­веро правнуков, притащили большую ёлку, установили её и должным образом украсили имеющимися ёлочными украше­ниями. А потом пришла и их мама, внучка Галя, принесла кое-чего из своей стряпни к Новогоднему столу, и мы все сидели и пили чай. А Люба в ночь на Новый год работала, так что, когда мои малыши ушли, то я остался один и Но­вый год встретил лёжа в постели.
Вы меня спрашиваете про И.В. Сахарова. Вот что я знаю о нём. Отец его был по национальности еврей, но крещёный уже не в первом поколении, и был православным священником. А мать – она жива и сейчас, ей уже больше 90 лет – православная, русская.
Сам Игорь Васильевич, равно как и его супруга, На­талия Юрьевна, верующие православные христиане и весьма религиозны, а сам Игорь Васильевич поёт в хоре Алексан­дро-Невской лавры в Питере. Когда бывал у меня, в Ко­строме, то не пропускал ни одной службы и тоже пел в на­шем архиерейском храме. Но у него есть кое-что от его иудейских предков, что вызывает к нему неодобрительное отношение со стороны ряда лиц.
При библиотеке Салтыкова-Щедрина вовсю работает организованный Сахаровым генеалогический кружок1, недав­но и сам Игорь Васильевич выступал по ТВ по случаю 500-летия рода Пущиных (декабрист).
Так что, я думаю, Вы напрасно сомневаетесь в этом человеке, ведь все мы не без тех или иных странностей и недостатков.
Коля Купреянов недавно мне звонил и рассказывал про своё путешествие на Дальний Восток, а о кончине Е.Н. Куп­ре­я­но­вой2 я узнал уже не помню от кого, только когда мне написал Яша, то я уже знал об этом печальном собы­тии.
Вот, пришёл новый год, год «Змеи», и пока что эта змея мне не принесла никакого облегчения. Все те же немо­щи, и такая же апатия и лень что-либо делать.
Зима какая-то странная – ни Никольских, ни Рожде­ственских морозов не было, и стоит последние дни отте­пель, и атмосферное давление «скачет», а с ним и моё кро­вяное, которое мне регулярно измеряет Люба. (А зачем? Этого я не знаю, и мне от этого не легче.)
Я на улице не бывал со времени выпадения первого снега и думаю «выползти» только с наступлением тепла. Почему-то ужасно мёрзну дома, хотя температура в комнате не бывает ниже 20 градусов. А у меня руки, ноги и нос – как «ледышки». Напяливаю на себя всё, что есть тёплого, всякие свитеры, джемперы, и всё равно согреваюсь только, когда заберусь в постель под одеяло и сверху ещё кладу шубу покойной моей Марии Григорьевны.
На том и остановлю своё писание, пожелав Вам здо­ровья и всех благ, возможных в наше время и в наших условиях. Будьте здоровы!
Ваш А. Григоров.