Автобиография артиста
Малого государственного московского театра
Николая Феодосьевича Костромского
(настоящая фамилия Чалеев)

Родился я в 1874 году 23-го июня в морской семье и по семейным традициям предназначался к морской службе и рос «будущим моряком» до того момента, пока морской министр того времени Чихачев не изобрёл свой «морской ценз». Это обстоятельство сразу изменило положение вещей. Мой отец, старый парусник, считая это изобретение гибельным для флота, отказался от своей мечты – видеть своих сыновей моряками. «Не хочу, чтобы мои дети болтались в этой лавочке». Я стал гимназистом классической гимназии.

Хотя всякие аористы, герундивы и прочие прелести синтаксисов ничего, кроме колов, не приносили мне, но знакомство с классическим миром потянуло меня прежде всего к живописи. О театре я даже не мечтал. Впечатление от театра было для меня так велико, что я даже не представлял себе в нём какого-нибудь места, которое я бы смог занять. Неприятности с аористами довели меня до того, что я бежал от них в Юрьевский ветеринарный институт.

В 1886 году в Юрьеве ещё существовал Русский драматический кружок под названием «Родник», и в этом кружке мне впервые пришлось выйти на сцену лицедеем в двухактном водевиле «Когда б он знал» – автора не помню. Играл я в этой пьесе какого-то князя Галицкого, а так как Галичский уезд Костромской губернии – моя родина, то я и взял себе сценическую фамилию Костромской.

Дебют мой оказался приличным, и меня взяли в кружок постоянным участником спектаклей.*

В этом кружке принимала участие культурная часть тогдашнего Юрьевского* русского общества; спектакли ставились тщательно: редко, да метко, и мне, за два года пребывания в нём, пришлось сыграть ряд ролей: Жоржа в «Шашках», Шмагу, Штопного, Пьеро в «Дон Жуане» Мольера и др.; завершилось всё это «Свадьбой Кречинского», в которой я играл Расплюева.

Случайно на этом спектакле была артистка Александринского театра Глинская, которая пришла ко мне за кулисы, одобрила и дала совет серьёзно подумать о сцене. Я подумал, распростился с институтом и, отбыв воинскую повинность, поехал в Москву – попытать счастья, попробовать держать экзамен в школу Художественного театра.

Это было перед зимним сезоном 1901-2 года. На конкурсе мне повезло, и я попал в число тех 30-35 человек счастливцев, перед которыми театр открыл свои двери. В конце этого сезона группа артистов Художественного театра ушла в провинцию. Во главе этой группы стояли В. Э. Мейерхольд и А. Кашеверов, которые привлекли к своему новому делу человек 10 школьной молодёжи, в число которых попал и я. С В. Э. Мейерхольдом я прослужил два сезона в Херсоне, сезон в Тифлисе, весенний сезон в Севастополе, Николаеве, Пензе.

Революция 1905 года застала меня уже в студии Художественного театра, которая помещалась тогда около Арбатской площади. События того времени помешали открытию студии, и я опять вернулся в провинцию и окончил сезон в Рязани.

Следующие зимние сезоны я работал в Костроме, Томске, Костроме, Баку, Рыбинске, Астрахани, Астрахани, Орле, Нижнем Новгороде, Костроме.

По семейным обстоятельствам я полтора года не служил на сцене, но не прерывал своей театральной деятельности, так как переиграл не один десяток благотворительных спектаклей в пользу раненых.

Сезон 17/18 года я опять служу уже в Москве, в театре Корша, а с 18/19 <года> в Государственном академическом Малом театре, до последнего дня.

Кроме перечисленных мною городов, я играл: в Батуми, Кутаиси, Эривани, Елизаветполе, Владикавказе, Владивостоке, Харбине, Манчжурии, Чите, Хабаровске, Никольск-Уссурийске, Благовещенске, Иркутске, Минске, Гомеле, Кременчуге, Смоленске, Курске, Александровске, Екатеринославе, Киеве, Брянске и др.

Сыграно мною за мою артистическую жизнь, не считая так называемых «халтур», около четырёх тысяч спектаклей; из них около 200 сыграно мною в фабричных районах. Играл я роли характерные и комиков-резонёров, драматических резонёров и в молодости – простаков. Переиграл на своём веку, за немногим исключением, – всё, что приличествует этим амплуа. Любимые мои роли: Солёный («Три сестры)», Дядя Ваня, Лопахин («Вишнёвый сад»), Тетерев («Мещане»), Ларька («Джентльмен»), Гарабурда («Смерть Иоанна Грозного»), Рущиц («Золотое руно»), Грознов («Правда хорошо…»), Любим Торцов («Бедность не порок») и многие другие.

Довелось мне служить с Мейерхольдом, Кашеверовым, Мунт, Будкевич, Певцовым, Нелидовым, Шатерниковым, Загаровым, Гетмановым, Унгерном, С. Волховской, Жихаревой, Саранчевой, Рассказовой, Кошевой, Азагаровой, Раковским, Старковским, Кречетовой, Кригером, Тинским, М. М. Петипа (старшим), Мартыновой, Борской, Волховской, Борисовским, Давыдовым Влад. Ник., А. А. Саниным, А. И. Южиным, А. А. Правдиным, Александровским, Шухминой. Имел счастье подавать реплики покойным О. О. Садовской, М. Н. Ермоловой и Е. К. Лешковской и счастлив, что подхожу к концу моей актёрской деятельности в кругу ныне здравствующих артистов Государственного академического Малого театра.

К режиссёрской работе приучал меня почти с первых шагов моих на сцене В. Э. Мейерхольд – его же я считаю и первым моим учителем. Режиссёрская работа с молодыми товарищами постепенно втянула меня и в педагогическую деятельность, которой я и поныне отдаю всё своё свободное время.

В 1920 году я был назначен руководителем Театральной школы при Малом театре и со следующего года преподавал в ней по классу драмы. В то же время я около двух лет руководил драматическим кружком молодёжи при ТАОНе. Не мало пришлось мне поработать и с той группой молодёжи, которая ныне самостоятельно ведёт свой собственный театр, называемый Студией Малого театра. С молодняком Малого театра сработана мною пьеса Шекспира «Сон в летнюю ночь», которая и стоит сейчас в репертуаре.

Николай Костромской (Чалеев)
РГАЛИ, ф. 1914, оп. 1, д. 1.