~ • ~

г. Кострома

Дорогой Всеволод Никанорович!
Вы меня несказанно обрадовали своим письмом, хотя я и не сомневался, что моё письмо к Вам не останется без отклика1.
В этом письме к Вам я постараюсь коснуться всех затронутых в Вашем письме вопросов и по возможности ответить на все с исчерпывающей полнотой. Итак, «начнём, пожалуй».
В отношении Ваших книг. Мне не довелось держать в своих руках ни одной Вашей книги, кроме «Дебри». Несмотря на большой тираж, их давно уже нет в продаже, а в библиотеках – имевшиеся экземпляры пришли уже в ветхость, ведь предел использования книг – 50 выдач, а выдерживают даже до 100, но после 100 выдач книга превращается обычно в лапшу. Правда, в областных библиотеках есть так называемые «обязательные экземпляры», но на руки их не дают, можно пользоваться только в читальном зале, а у меня для этого не остаётся времени. Дома же – читаешь хоть до 3-х часов ночи. Поэтому я не знаком с Вашими «Чёрными людьми» и ни с книгой об императрице Екатерине II2. Я был бы Вам очень признателен, если бы Вы имели возможность снабдить меня этими книгами – у Вас ведь, возможно, сохранились лишние экземпляры. Переслать можно наложенным платежом, чтобы не вводить Вас в расход по пересылке. Это будет для меня очень ценная память от Вас, о чём заранее я Вас и благодарю.
А Вашу «Дебрю» мне дала на прочтение одна из родственниц в Москве, ныне уже покойная, урождённая Куломзина, бывшая гимназистка, но не Григоровской, а Смольяниновской гимназии3.
Ещё раз хочется Вас поблагодарить за доставленное этой книгой мне удовольствие!
Да, Троя умерла, и из троянцев уже почти нет никого.
Вот о Ртищевых.
Представьте, хотя я и уроженец Кинешемского уезда, но не припомню помещиков такой фамилии. Очевидно, никто из Ртищевых не принимал никакого участия в Кинешемской общественной жизни – ни в земстве, ни в дворянском собрании. Иначе я бы их знал. Не встречалась мне эта фамилия и в архивных делах по Костромской губернии, а я много просмотрел дореволюционных документов и дел в госархиве о Костромских и, в особенности, о Кинешемских дворянах-помещиках.
Усадьбу А.Н. Островского «Щелыково» я, конечно, знаю отлично (смотрите конверт этого письма), я там бываю и сейчас, так как поддерживаю дружбу с внучкой Александра Николаевича – Марией Михайловной Шателен; она живёт в Ленинграде, а летом приезжает в Щелыково. И в Ленинграде у неё бываю, когда случается быть в Ленинграде. Её, Марии Михайловны, мать – Мария Александровна, дочь писателя Александра Николаевича, а отец – известный учёный, член-корреспондент АН СССР Михаил Андреевич Шателен, умерший несколько лет назад в глубокой старости.
Помню там – между Щелыковом и Волгой – имение «Погост», близ Кинешмы, владение сперва г.г. Бологовских, затем их родственника – астронома Ф.А. Бредихина, и последние владельцы – Щулепниковы, мои родственники. Затем, на Волге – усадьбы «Яблонка» Н.Я. Домашнева, «Студёные ключи» Н.П. Рузского4, «Соколово» Г.Ф. Хомутова (моего тестя). А вот ту усадьбу, о которой Вы пишете в «Дебре», я не знавал, как не пришлось знать и её владельцев – Ртищевых5.
Вообще же, у меня очень много есть добытых из архивов данных о ряде Костромских, большею частью Кинешемских, дворянах-помещиках. Можно было бы хоть роман писать, да талантом судьба не оделила меня. Вот, взять к примеру владельцев Щелыкова (до Островских) – Кутузовых. Я составил целую историю всего этого рода, с 13 века и по смерть последнего в 1812 г., со смертью которого угасла и фамилия. Свыше 250 человек прошло передо мною, в числе их и посадники Новгорода, и воеводы, и бояре Ивана III и Ивана IV, и стольники царей Михаила и Алексея и их цариц, и полковники – «птенцы гнезда Петрова», и лейб-кампанцы Елизаветы Петровны, и преображенцы Екатерины II, товарищи Орловых, возводившие на престол Екатерину, и, наконец, – прославленный фельдмаршал Михаил Илларионович Кутузов-Голенищев!
Конечно, Вам известны выдающиеся Костромичи – Островский, Писемский, Невельской, Потехин, Чижов6; а знаете ли Вы о том, что наша Костромщина связана и с Герценом, и с Пушкиным, и с Лермонтовым, и с Катениным, и такими выдающимися деятелями, как А.В. Суворов, А.И. Бибиков и многие другие? Я много работал в госархиве Костромской области и получил очень много интереснейших сведений, но вряд ли всё это смогу «переварить», т.е. переработать для всеобщего сведения.
Так вот, в связи с написанным выше, возможно, что я смогу быть Вам полезным в части Вашей работы, связанной с Домнином (очевидно, в связи с Сусаниным). Я имею доступ в архив и пользуюсь там некоторым весом, так что мог бы извлечь для Вас, вполне возможно, ценные и нужные материалы.
Но для этого нужно мне знать, что именно Вас интересует. Только ли одно Домнино или вообще тема «Сусанинская». Если бы Вы мне прислали нечто вроде заказа – по теме такой-то, что из документов Вам требуется, – я бы мог заняться этим в архиве, но надо точно знать – что именно нужно.
Буду очень рад, если смогу Вам быть полезным в этой работе.
Так что жду Ваших указаний. Могу Вам прислать список научно-справочной литературы по Сусанинской теме. А у меня лично есть только 4 списанные грамоты потомкам Сусанина – одна царя Михаила Фёдоровича, одна царей Ивана и Петра Алексеевича, одна принцессы Анны Леопольдовны и одна Екатерины II. Могу переписать их и Вам прислать. Я бы мог очень много списать с подлинников, но этой темой не занимался.
А вот о А.С. Пушкине – Вы создали книгу о нём7, и как только она выйдет в свет, я постараюсь её заполучить, а пока хочу Вам маленькую деталь сообщить. Не о самом Александре Сергеевиче – о нём, наверное, уже всё известно, – а о его дяде, Василии Львовиче, он ведь тоже был поэт. В нашествие Наполеона этот Василий Львович уехал из Москвы от врага в наш Кинешемский уезд, там у его двоюродного брата, Юрия Пушкина, была усадьба «Новинки», и даже по этому поводу – о прибытии на берега Волги – написал стихи; я их на память не помню, но знаю, где их достать8.
Эти Пушкины – Кинешемские – до самой революции и даже чуть не до 1930 года какие-то их потомки жили в своей усадьбе.
Я собираюсь в мае месяце побывать там – в этих местах, где была Пушкинская усадьба, там у меня есть знакомый старичок, который много знает и помнит и даже сохранил некоторые документы; пока он жив – я хочу его навестить, чтобы пополнить свой «арсенал»9.
Так вот, пока что, дорогой Всеволод Никанорович, подождите обращаться в музеи. В Кинешемский вообще не стоит, там никаких материалов по этой теме нет, а по Костромскому музею и архиву, если сочтёте возможным, напишите подробно, что Вам нужно, и я почту за удовольствие эту работу сделать для Вас.
Хочу ещё Вам напомнить про одного земляка-Костромича. Это – Платон Васильевич Голубков, слышали ли Вы когда-нибудь о нём? Это интереснейшая личность. Он родился в 1787 г. в Костроме, в бедной семье10, учился почти самоучкой – ведь тогда ещё и гимназии не было (мужская гимназия в Костроме с 1804 г.), служил писцом в губернском правлении. Закончил же жизнь свою в Москве около 1850 года, будучи владельцем миллионов, а также домов, имений. Я о нём кое-что собрал, есть у меня и его послужной список. Необычна была его судьба.
О нём – кое-что интересное есть в недавно вышедшей вторым изданием очень интересной книге Георгия Шторма «Потаённый Радищев».
Мой прадед – Александр Николаевич, основатель гимназии, вторым браком был женат на сестре этого Голубкова – Александре Васильевне, и от неё (а она – от брата) получил большой капитал, из коего 300 тысяч истратил на гимназию. Так что, по сути дела, эта гимназия не на Григоровские деньги была основана, а на Голубковские.
В «Русском Архиве» (не помню, за какой год) опубликованы некоторые письма от Костромского губернатора (Родзевича)11 к моему прадеду по вопросам благотворительности – о средствах для гимназии, на восстановление после пожара Богоявленского монастыря, театра и т.д.12
А о Голубкове – и в других печатных источниках я находил материал, и в газетах за 1838–1855 гг. («Костромские губернские ведомости»).
Я ведь очень интересуюсь прошлым нашего края и города, с самых древнейших времён и вплоть до 1917 г.
Время же после 1917 г. ещё нельзя в настоящее время так полно исследовать, как более раннюю эпоху. Да и для меня больший интерес представляет более отдалённое прошлое.
Да, материала у меня много набрано, но всё это вряд ли можно будет когда-либо использовать. Литературного таланта у меня нет, а научно-исторические заметки, по специфичности темы, в местной печати почти что никогда не используются, а в специальных журналах без имени и звания – никто и читать не станет. Или же без знакомства.
Так что мои труды, в том числе и о моей сложной и невесёлой жизни и судьбе, – останутся на суд только моих ближайших потомков, и то вряд ли их это всё заинтересует. Другое время – другие люди, другие понятия и другие интересы.
Кое-что из моего «запаса» я отдал для использования в книге об истории усадьбы Островского – Щелыково, эта книга готовится к выходу рядом авторов (коллективом), в числе коих и внучка писателя, упомянутая мною выше, М.М. Шателен13.
Но, наверное, пора кончать. И так вышло длиннейшее послание, не надоело бы Вам его читать. Если на что-либо ответить забыл – прошу не посетовать: может быть, и забыл, хоть я ещё и не столь годами обременён, как Вы.
Поэтому – писание прерываю.
Желаю Вам и Вашей семье доброго здоровья, долгих лет спокойной и счастливой жизни, ещё раз благодарю Вас за Ваше письмо.
Искренне Ваш А. Григоров14.

(ГАКХ, ф. 1103, оп. 1, ед. хр. 188, л. 53, 53 об., 54, 54 об., 55, 55 об.).

1 Вс. Н. Иванов [костромской штемпель 24.04.1969 г.]:
«Дорогой Александр Александрович! Позвольте, прежде всего, мне, старому и убеждённому костромичу, выразить большую радость, какую я испытал, только увидев на конверте в обратном адресе Вашу фамилию рядом со штемпелем “Кострома”… – Григоров! Какой Григоров? Неужели из тех Григоровых?
И пока я вскрывал конверт, я видел Ваш гимназический Григоровский сад, на берегу, реку, где на воде лежали и плыли брёвна, а главное – решётка сада, которая годами приводила меня в экстаз и умиление… Эта чугунная решётка “празелень” состояла из гирлянд чудесно отлитых “роз”, эту “Григоровскую” решётку я вспоминал от случая к случаю на протяжении целых десятилетий – ведь мы, старики, ныне так богаты длинными воспоминаниями.
Ну, а окромя решётки и запущенного сада – вижу значок на скромной шляпке пирожком – “КЖГГ”; а балы, где ещё я присутствовал при свечном освещении, когда – ну уж, конечно, стеарин, а не воск капал из бра нам на головы и на мундиры с серебряным галуном…
Спасибо, конечно, Вам за Ваше приветствие по поводу моего 80‑летия – этого, как говорят китайцы, Да Шоу – Великого Долголетья. Большое хорошее спасибо и особенно потому, что от костромичей, а костромичи народ замечательный…
Попадались ли Вам в руки, дорогой Александр Александрович, мои книги, окромя “На Нижней Дебре”? Знаете, когда эта книга появилась в Костроме, в продаже, я получил до 200 писем от костромичей, фото, приветствий и проч. Я увидал, между прочим, при этом, как прочна у людей память. Мне писали тогда, что при общественном обсуждении Нижней Дебри часто в зале Кооперации (если не путаю) возникали горячие прения на тему – какая борода была у архиепископа Тихона – рыжая или чёрная? Народ любит вспоминать, видеть этот светлый, неподвижный, неизменный образ счастливых дней – потому именно, что это время прошло. Ведь в старой церковной традиции – прошлое представлялось в памяти как Царство Славы. И история – это и есть Царство Славы. <…>
История – это вещь! Читать теперь даже деяния Вашего деда – эти вклады в Женскую гимназию, в Богоявленский монастырь, где помню чудесные хоры, и т.д. – это сказка! Да, были люди, личности в старое время, которые до сих пор привлекают внимание внутренним сиянием света незакатного. Таков был – Улыбышев, инициалы, кажется, А. Д. – нижегородский меценат-барин, музыкант, товарищ А.С. Пушкина по Лицею.
Fuit Troya, Fuimus Trojani! Вы пишете, Вы из Кинешемского уезда. Не знавали ли Вы семью Ртищевых? Их имение было на Волге, собственно на реке Мере, у Никола-Мера, рядом со Щелыковом А.Н. Островского. Какие места! Не слыхали ли Вы чего об судьбе этой семьи? Много бы меня обязали… <…>
Одна просьба – конечно, при возможности. Я в настоящее время занят над повестями времени грани XVI и XVII веков, – Смутного Времени. Если бы у Вас нашлись какие-нибудь материалы по селу Домнину – Костромской вотчине бояр Романовых – может быть, фото, кроки, может быть, карты, воспоминания и т.д., может быть, указания, где достать. К кому обратиться из старожилов Костромы, причастных к краевому музею? Или к Кинешемскому музею? Нет ли фото, книг  – etc.? <…>
Хабаровск на Амуре.
Радуница, 1969» (ед. хр. 2236, л. 3, 3 об., 4, 4 об., 5).
Празелень – иссиня-зелёный цвет.
КЖГГ – Костромская женская Григоровская гимназия.
Роман-хроника «На Нижней Дебре» издан в Хабаровске в 1958 г.
Зал Кооперации – Дом культуры Промкооперации.
Архиепископ Тихон (в миру Николай Василевский; 1867–?) управлял Костромской епархией в 1905–1914 гг.
Александр Дмитриевич Улыбышев(1794–1858, по другим сведениям 1859) – публицист, музыкальный критик, литератор. Его дом был центром музыкальной жизни Нижнего Новгорода.
Fuit Troja, Fuimus Trojani! (лат.) – была Троя, были троянцы.
Крокú (фр.) – набросок, быстро сделанный рисунок.

2 «Императрица Фике».

3 Татьяна Константиновна Куломзина.

4 Николай Павлович Рузский (1865–1927) – крупный промышленник, меценат, коллекционер произведений искусства.

5 «Усадьба Ртищевых была у пристани Никола-Мера, в версте, на реке Мера, которая там делает плавный изгиб по широкому лугу <…>» (из письма Вс. Н. Иванова; ед. хр. 2237, л. 20). Усадьбой Зуевка в описываемое Вс. Н. Ивановым время владел Фёдор Павлович Ртищев (1857–?) (ед. хр. 1356, л. 2).

6 Алексей Феофилактович Писемский (1821–1881) – писатель; Алексей Антипович Потехин (1829–1908) – писатель, драматург; Фёдор Васильевич Чижов (1811–1877) – учёный, предприниматель, меценат, на деньги которого в Костроме и губернии было выстроено 5 технических училищ и одно родовспомогательное учебное заведение.

7 Историческое повествование «Александр Пушкин и его время», вышло в Хабаровске в 1970 г.

8 Юрий Алексеевич Пушкин – (1743–1793) приходился Василию Львовичу Пушкину (1766–1830) троюродным братом. Впоследствии А.А. Григоров это установит – как и то, что Новинки принадлежали сыну Юрия, Александру Юрьевичу Пушкину, родоначальнику Костромской ветви Пушкиных.
Речь идёт о стихотворении, в котором есть строки:
«Примите нас под свой покров,
Питомцы Волжских берегов!»
Это стихотворение имеет название «К Нижегородским жителям». В.Л. Пушкин написал его, находясь в 1812 г. в Нижнем Новгороде, и обращено оно к новгородцам (Наталья Михайлова. «Писатель нежный, тонкий, острый, мой дядюшка…» // Наше наследие. – 2007. – № 83–84. – С. 26).

9 Б.С. Киндяков.

10 Платон Васильевич Голубков был внуком пономаря церкви Александра и Антонины в Селище, Ивана Ивановича Голубкова, и сыном солдата, а впоследствии обер-офицера (отец взят на воинскую службу «как излишний в числе поповских и священнослужительских детей») (ед. хр. 295, л. 1, 5).

11 Николай Александрович Рудзевич (1811–1889), генерал-лейтенант, Костромской губернатор в 1861–1866 гг. (Костромской календарь на 1903 год. – Кострома, 1902. – С. 3 [2-я паг.]).

12 Имеется в виду «страшный пожар в начале сентября 1847 года, испепеливший чуть не всю Кострому» (Зонтиков Н.А. Костромская духовная семинария: Вехи истории. – Кострома, 1997. – С. 11).

13 Книга (путеводитель) не вышла (см. прим. 4 к письму к М.М. Шателен от 4 августа 1969 г. на стр. 101).

14 Вс. Н. Иванов в ответ на это письмо: «Обстановка моя такова, что сижу над повестью, в стиле тех 2 книг, которые посылаю при сем Вам. Эта повесть о Смуте на грани 16 и 17 веков. Начинается она первым царём на Москве – Иваном Васильевичем, разворачивает действия Европы во главе снова с Римом (зри повесть об Иване III в малой книге), проходит стадии национального налаживания, Кострома, 1913*, и тут – главное действующее лицо нашей с Вами истории – Иван Осипович Сусанин, т.е. крестьянин. Этим простым именем “Иван Сусанин” я и нацелился окрестить свой опус. Оставалось немного – о Сусанине почти что ничего нет, – и вдруг Ваше письмо с Вашими предложениями! Чудо! Положительное чудо, Провидение! Хватаюсь за эту возможность, прошу – помогите! Что надо? Фото, может быть кроки Домнина, пути на Кострому и Ипатию, и – подробности об Домнине, как об поместье бояр Романовых. Вот фигуру Сусанина как старосту этого поместья и хотелось бы видеть исторически. Конечно, надо обзор двора этого боярского, возможно, сказания, памятки, песни, всё, что может дать драгоценные детали повествования» (ед. хр. 2237, л. 19, 19 об.).

___

* Описка, надо: 1613.

~ • ~

Мая 1969 года1
г. Кострома

Дорогой Всеволод Никанорович!
Спасибо Вам за письмо и присланные Вами книги2. Благодарю Вас за этот памятный для меня подарок от всего сердца. Конечно, по прочтении книг я Вам сообщу своё впечатление о прочитанном. Я очень люблю исторические книги и даже, если можно так выразиться, «влюблён» в нашу Русскую Историю. Тем более для меня эти Ваши книги ценны. Ещё раз благодарю Вас за Ваш любезный подарок.
Сегодня я сделал первую вылазку по «Сусанинской» теме, в Государственный архив. На первый раз – и сразу неудача. Дело в том, что научный сотрудник, очень сведущая дама, моя хорошая приятельница, больна – уже более месяца в больнице; а я очень на неё рассчитывал, она мне всегда делала много того, что, казалось бы, и не входит в её прямые обязанности – по розыску и просмотру нужных мне архивных материалов3. А другая не могла сегодня со мной заняться – у неё заболел ребёнок, и она ушла домой, попросив меня прийти после воскресенья, 18 мая. Успел только проглядеть картотеку научно-справочного материала и сделал для будущего выписки о нужных мне для Вашего задания материалах.
Следующий выход мой – в областную научную библиотеку, где я тоже постоянный посетитель, туда иду 17 мая.
Так что постараюсь Вас снабдить всем, что можно добыть на эту тему в архиве и научной библиотеке.
Теперь мне хочется поделиться с Вами моими собственными соображениями на тему о И.О. Сусанине и его подвиге – так, как я вижу всё это дело со своей точки зрения.
Я прочитал много – вернее, всё, что мог, из имеющегося на эту тему; конечно, меня главным образом интересуют документы и вообще достоверные материалы, а не художественная литература на эту тему, тем более что в этой беллетристике сплошь и рядом очень много, мягко сказать, домыслов авторов. Но она на это и художественная, а не научная литература.
Вот мои соображения по поводу И. Сусанина.
Личность И.О. Сусанина – наименее всех других исторических личностей освещена сохранившимися документами. В просмотренных мною летописях, сказаниях и других памятниках за время 1–2 четверти 17 века – я не нашёл ничего на эту тему. Первый документ, прочитанный мною, – это грамота царя Михаила от 1619 года о даровании льгот потомкам Сусанина «за его кровь и терпение». Грамота эта выдана, стало быть, через 6 лет после подвига И.О. Сусанина и, как указывает сам царь, «по совету матери», т.е. инокини Марфы, ранее Ксении Ивановны Шестовой, которой и принадлежала вотчина Домнино с деревнями.
Затем устанавливается следующая «неувязка». По-видимому, мать царя – инокиня Марфа, – забыв данный сыну совет об устроении судьбы потомков Сусанина, перед смертью «отказывает» Московскому Ново-Спасскому монастырю всю вотчину Домнино, в том числе и деревню, в которой жили потомки Сусанина. Эта деревня в разных документах называется по-разному: «Деревенька», «Деревнище» и др. Жалоба потомков Сусанина на нарушение архимандритом Ново-Спасского монастыря прав потомков Сусанина вызвала в конце царствования Михаила повторную подтвердительную грамоту на их права, и, поскольку Михаил не посмел нарушить волю своей матери, т.е. взять обратно от монастыря эту деревню Сусанинских потомков, он пошёл на компромисс – переселив всех потомков Сусанина на свободную дворцовую землю вблизи с. Красного-на-Волге – пустошь Коробово, где потомки Сусанина и жили вплоть до 1917 года.
Память о подвиге Сусанина, по-видимому, была настолько слаба в обществе и властях, что на протяжении второй половины 17 и всего 18 века потребовалось ещё 3 царских указа, подтверждающих права Сусанинцев, и во всех этих указах: царей Ивана и Петра, правительницы Анны Леопольдовны и императрицы Екатерины II – подчёркивался подвиг Сусанина, «его кровь и терпение», и что он, ведая, где находится малолетний Михаил, «польским и литовским людям того не выдал». Но среди русского общества как 17, так и 18 века не заметно никакого интереса к подвигу Сусанина.
Иную картину мы видим с момента появления поэмы К.Ф. Рылеева – декабриста,– поэмы, знакомой всем нам с детства. Сразу по появлении этой поэмы повсеместно распространяется в обществе интерес к Сусанину, ещё более увеличившийся после постановки бессмертной оперы М.И. Глинки. Правда, составитель либретто к опере, барон Розен4, внёс от себя очень много недостоверного и, вообще, вымысла. Но тут уже – интерес к Сусанину, особенно в Костроме и Костромской губернии, не ослабевал вплоть до 1913 года. К этому же времени – 1834 или 1836 г. – относится идея о памятнике в Костроме Сусанину и Михаилу, открытом в 1851, кажется, году5. За время с 1834 по 1913 год появилось очень много всяких материалов и легенд; одни представляются достоверными, другие – прямо-таки фантастичными. Исследователи разделились на группы: одна – монархическая, так называемая «верноподданническая», господствовавшая до революции, трактовавшая подвиг Сусанина как спасение царя и т.д.; другая – начисто всё отрицавшая: и поляков, и подвиг, и всё, всё.
После революции и свержения памятника Сусанину6 интерес к нему пропадает вплоть до 1936 года, когда возобновляется «Жизнь за царя» в сильно исправленном виде и с новым названием оперы – «Иван Сусанин»7. Особенно же интерес к Сусанинской теме возрастает в дни Отечественной войны 1941–45 гг., когда «подвиг Сусанина» повторяется многократно патриотами родины в разных областях РСФСР, Белоруссии и Украины.
Интерес к этой теме не ослабел и сегодня, что видно из издания за последние годы большей частью художественных произведений, особенно на Костромской земле8.
Но теперь уже, само собою разумеется, нет и речи о Михаиле и его спасении, всё сводится к патриотическому подвигу – заведению врагов в непроходимую чащу и гибели как врагов, так и героя.
Сохранилось много легенд о подвиге, и все они – так или иначе связывают подвиг Сусанина с царём (будущим) Михаилом.
Как же мне представляется всё это дело?
Различные легенды относят совершение подвига Сусаниным на зиму 1612–13 г.: самая ранняя дата – ноябрь 1612, поздняя – февраль 1613 г.
Что из себя представляла вотчина Шестовых – Домнино? Это село с существовавшей в то время там господской усадьбой, на реке Шаче, недалеко от с. Молвитина (ныне Сусанино), там, в Домнине, была Шестовская вотчинная контора. В вотчину входил ряд деревень, существовавших как в то время, так и поныне; деревни в то время были от 2 до 6 дворов, в том числе и деревня Деревнище – 3 двора; из них один – Ивана Сусанина, с зятем Богданом Сабининым и его женой, дочерью Сусанина Антонидой, и 2-мя внуками – Гришкой и Лучкой.
И.О. Сусанин был вотчинным старостой, его дом от Домнина – был не далее 10 вёрст.
О деятельности И.О. Сусанина, как старосты, равно как и о его возрасте, мне не попадалось ничего достоверного.
Материалы по этому делу можно найти только в Москве, в архиве древних актов – дела поместного приказа9, писцовые книги и т.д. В Костромском архиве сохранились материалы Костромских учреждений только с 18 века и лишь отдельные, частные архивы 15–16 веков. Если бы эта вотчина была передана Ипатьевскому монастырю, то его архив частично цел, но эта вотчина была отказана Московскому монастырю, и здесь его архива нет. Ревизские сказки есть в архиве с 1729 года, но это уже в то время, когда Сусанинцы жили в Коробове.
Кстати – Сусанин и Ипатьевский монастырь ничем не связаны. С лёгкой руки барона Розена – по опере «Жизнь за царя» – большая часть нашего общества считает, что именно в Ипатьевском монастыре жил Михаил и туда прибежал Ваня… Помните: «…бедный конь в поле пал, я бегом добежал…».
Одна версия говорит, что Сусанин, узнав, что они ищут сына владелицы, сумел его спрятать в овине у себя, по другой версии, он послал зятя, Богдана Сабинина, в Домнино предупредить Михаила, чтобы он скрылся, и Михаил укрылся в ту же ночь в Железно-Боровском монастыре (а вовсе не в Ипатьевском). Третия версия – это противников «монархических» версий – прямо нелепа. Якобы поляки требовали от Сусанина указать дорогу на Кострому, но ведь они шли прямой дорогой на Кострому – чего было им искать? Эта дорога существует и поныне; кроме того, я полагаю, что в составе этой польско-литовской шайки были и русские, указавшие на богатую вотчину и возможность захватить сына владелицы.
Но – так или иначе – свершилось, Сусанин погиб, а по преданию – и поляки вместе с ним.
Что же можно сказать в резюме? Факт, очевидно, был, а истолковывать его люди хотели и хотят применительно к данному моменту. Объективно же исследовать данный вопрос – можно, но, как и раньше, так и теперь, объективное суждение вряд ли выйдет за пределы рукописи. Значит – остаётся широкое поле для фантазии.
Я Вам постараюсь достать исчерпывающий список всей старой и новой литературы по этому вопросу. Подлинных исторических документов не сохранилось – последние грамоты хранились у священника с. Коробова10, но с закрытием этой церкви и ликвидацией священнической должности – все следы утрачены. Но много копий и всякого рода сказаний и легенд помещено в сборниках «Костромская старина» и в трудах Костромского историко-археологического общества. Серьёзных работ (исторических) на эту тему после 1917 г. мне не попадалось, художественные же произведения я в расчёт не беру.
Дело представляется так – в отношении Романовых.
Отец Михаила Фёдоровича, патриарх Филарет, в 1612 году был в плену в качестве заложника у кн. Сапеги, а мать, инокиня Марфа, с 14‑летним Михаилом была в залоге у поляков в Московском кремле. После освобождения Москвы Мининым и Пожарским в августе 1612 г. Марфа с сыном уехали в Костромские поместья. Марфа, будучи инокиней, жила в Костромском кремле, там был женский монастырь, а она имела в нём «избу», т.к. Шестовы были вкладчиками и богомольцами этого монастыря. Сын её Михаил – ему уже шёл 15‑й год – не мог, по-видимому, жить с матерью в женском монастыре и имел жительство в Ипатьевском монастыре. Осенью 1612 г. он со слугами уехал в поместье Домнино.
Теперь встаёт вопрос: могли ли поляки в ноябре 1612 г. и даже в феврале 1613 г. знать, что Михаил будет царём на Руси? И мог ли это знать Сусанин? Ведь избрание на царство Михаила состоялось в феврале 1612 г.11, а какая тогда была почта и связь?
Ясно (для меня), что ни поляки, ни Сусанин этого знать не могли. Что же тогда случилось? И что это были за поляки? В грамотах царя Михаила ясно указывается: «польские и литовские люди». В то время – осень-зима 1612 г. – в Вологде стояли польские отряды, и, очевидно, это был один из отрядов, вытесненный из Вологды окрепнувшей русской властью. Такие отряды бродили по Костромщине и в 1614, и в 1615 г. и нападали на Кострому, и Галич, и Кинешму и т.д. Весьма вероятно, что в этих отрядах были и русские (всякий сброд) – в одном из документов в числе участников этих шаек называют «черкасов» – это донские казаки, вероятно отколовшиеся от отрядов кн. Трубецкого.
Зачем же полякам было искать Михаила? За что его убивать? Откуда они могли знать, что это будущий царь? Не могли они этого знать, и Сусанин также. Ведь и на соборе Михаил был выбран в самый последний момент, и неожиданно почти для всех. Значит, они – поляки – просто шли пограбить богатую вотчину и, может быть, захватить молодого владельца, вернее, сына владелицы – потребовать выкупа. Так или иначе – но это было.
Романовы при Годунове, как известно, были пострижены насильно в монахи – Фёдор Никитич под именем Филарета, а Ксения Ивановна под именем Марфы, это в 1603 г. Малолетний Михаил был сперва с тёткой, а после смерти Годунова – снова с матерью.
Шестовы, наряду с Сабуровыми, Годуновыми и Зерновыми, ведут свой род от легендарного татарского мурзы Чета, считающегося основателем Ипатьевского монастыря. И монастырь прославился и разбогател от Годуновых, и там же находятся усыпальницы Годуновых. А с Романовыми монастырь связало лишь то, что там, после спасения от поляков, жил, переехав из Железно-Боровского монастыря, Михаил, и там произошла знаменитая сцена, когда Московское посольство упрашивало Марфу отдать своего сына «в цари». После этого и стал считаться Ипатьевский монастырь колыбелью дома Романовых и появились «палаты бояр Романовых», а до 1613 года их там и не было, Михаил жил в простом домике.
Поскольку в марте 1613 года Михаил был уже в Костроме и там принял избрание на царство – я считаю, что эпизод с Сусаниным произошёл не в феврале, а ранее, скорее всего, в декабре-ноябре 1612 г. Железно-Боровский монастырь от Домнина не очень далеко – километров 15, а до Костромы или Ипатьевского монастыря от Домнина – более 50 вёрст.
Ещё побываю в музее – погляжу, что там есть. Я видел там фото (современное) того места, где якобы был убит поляками Сусанин. Пока на этом кончу, ждите перечня материалов по этой теме.
Надо ли Вам копии грамот, план-схему расположения селений этой местности?
Прошу ещё раз принять мою благодарность за подарок и извинить за это моё писание – может быть, я изъясняюсь не совсем логично и понятно?
Желаю Вам всего доброго.
Ваш А. Григоров.
Пишите12.

(ГАКХ, ф. 1103, оп. 1, ед. хр. 188, л. 58, 58 об., 59, 60, 60 об., 61, 61 об.).

1 Наиболее вероятное время написания письма 12–15 мая.

2 Несомненно, Вс. Н. Иванов прислал «Чёрных людей» (Хабаровск, 1965) и «Императрицу Фике» (Хабаровск, 1968 или Москва, 1968).

3 Д.В. Николаева.

4 Егор (Георгий) Фёдорович Розен (1800–1860) – литератор.

5 Памятник Сусанину в Костроме открыт в 1851 г. Автор – В.И. Демут-Малиновский.

6 Памятник Сусанину был «свергнут» в сентябре 1918 г.

7 Ср.: «Нового названия опере придумывать не пришлось: взамен “Жизни за царя” ей было возвращено первоначальное, данное самим композитором название “Иван Сусанин”. Премьера новой редакции оперы состоялась в Москве, 21 февраля 1939 года» (Зонтиков Н.А. Иван Сусанин: легенды и действительность. – Кострома, 1997. – С. 228).

8 Румянцев А.Ф. Я видел Сусанина. – Ярославль, 1968; Бочков В. Так начинался подвиг: Исторический рассказ // Бочков В. Так начинался подвиг. – Ярославль, 1969; в областной газете «Северная правда» в 1966–1968 гг. напечатаны следующие стихи: Зверева Н. Сусанин (1966, 15 марта), Шапошников В. Сусанинские болота (1967, 27 марта), Рыбников Ю. Иван Сусанин (1968, 1 декабря).

9 «Поместный приказ – одно из центральных управлений в московском государстве XVI и XVII вв. <…> ведавший, за некоторыми исключениями, всё служилое землевладение в московском государстве, поместное и вотчинное, и притом не только раздачу и справку поместий и вотчин, но и составление писцовых и переписных книг» (Энциклопедический словарь Ф.А. Брокгауза и И.А. Ефрона. Т. 48. [Репринт. воспроизведение издания 1890 г.]. – М., 1992. – С. 520).

10 Потомков Ивана Сусанина в пустошь Коробово Костромского уезда Костромской губернии переселили в 30-х гг. XVII в. Ныне это деревня Коробово Красносельского района Костромской области.

11 Описка, надо: 1613 г.

12 Вс. Н. Иванов 4 июня: «Спасибо Вам за Ваше письмо, за великолепную схему. Ясно, как на ладони. Вотчина Шестовых – это вотчина жены Никиты Романовича и, следовательно, всех нисходящих “Никитичей” – которых было очень много. Среди них и Романовский уголок, и дорога на Кострому и на болото. Всё совершенно ясно.
Спасибо Вам за ту быстроту, с которой я получил всё это, чего я не мог иметь здесь – слишком далеко! Но именно это и показало мне Вас как живого человека того воспитания, которое могли люди иметь в России, и в их числе имели и Пушкина. Это – добровольное, свободное воспитанье, великая доброжелательность к другим, Вам совершенно неизвестным людям. Открытая и благородная доверчивость…» (ед. хр. 2236, л. 7).

~ • ~

19 апреля 1971 года

Дорогой Всеволод Никанорович!
Давно, давно я ничего от Вас не получаю, правда, и сам я довольно долго отсутствовал из дома, но, приехавши домой, среди массы писем из разных мест рассчитывал увидеть и Ваше, с Вашим характерным почерком, который ни с кем не спутаешь, однако Вашего письма не оказалось... Невольно в голову приходят мысли, как-то Ваше здоровье, ведь годы не малые, и сам я опять довольно долго всё болел, то одно, то другое. Надеюсь, что Ваше здоровье всё же таково, что Вы не затруднитесь мне черкнуть пару слов, я уже так привык к Вашим интересным письмам, что и словно бы не хватает чего-то.
Недавно я встретил В.Н. Бочкова, автора статьи в нашей газете о Доме над Волгой – гимназии1. О Вашем письме в редакцию нашей газеты, том, копию которого Вы мне любезно прислали, мы разговорились, но я не понял, то ли Вы и ему посылали эту статью, то ли ему её показали в редакции газеты. Свои соображения и мнения об этой статье я Вам писал, Виктор Николаевич со мною во многом согласен, но он сказал мне, что примет все меры к тому, чтобы статья эта появилась на свет, но, конечно, в несколько сокращённом виде, так как для газетной статьи она велика.
Посмотрим, что выйдет2.
А вот у меня – так не вышло ничего, через полгода я получил ответ, что «газета живёт сегодняшним днём» и дела давно минувших дней их не интересуют. Это не так, так как они часто помещают статьи на исторические темы, хотя бы того же Бочкова. Просто, видно, я нежелательный конкурент на «строчки», которые так заманчивы для многих, ведь это их хлеб.
Будучи в Москве, я был у своего знакомого Дальневосточника А.И. Алексеева, доктора исторических и географических наук, показывал свои материалы; он мне сказал, что всё это надо сдать в журнал «Дальний Восток», якобы этот журнал охотно примет всё, что касается Дальнего Востока. А у меня – участники экспедиции Беринга-Костромичи; причём есть нечто новое в части биографических данных этих сподвижников Беринга – то, что я разыскал в Костромском архиве.
Затем ещё я проделал такую работу: по просьбе профессора Ревякина, известного литературоведа и биографа А.Н. Островского, прочитал рукопись его новой книги об А.Н. Островском – это по просьбе автора, чтобы я, как близкий сосед Александра Николаевича, хотя и не современник его, но знающий все эти места и лично знавший многих и знакомых Александра Николаевича, сделал свои поправки и замечания. Я это сделал с большим удовольствием, так как мне дорого всё, что пишется про наш край и наших земляков.
В общем, хотя и пробыл в Москве целый месяц, но не считаю это время потерянным зря.
Сейчас что-то всё нездоровится, поэтому не берусь пока ни за что и Вам не сразу собрался написать. В общем, план моих зимних работ не выполнен, моя работа стоит на точке замерзания; а наступает лето, надо будет использовать его на все 100%, ведь ещё неизвестно, придётся ли в будущем году побродить по лесам, ведь с каждым годом «молодость» уходит всё дальше от нас.
Между прочим, Вашего «Пушкина» ни в Костроме, ни в Москве в книжных магазинах нет. А тот экземпляр, что Вы мне так любезно подарили, уже обошёл многих моих знакомых Костромичей, главным образом архивистов и историков. И все одобряют Ваш труд.
Засим, как писалось в старину, остаюсь Ваш покорный слуга – А. Григоров3.

(ГАКХ, ф. 1103, оп. 1, ед. хр. 192, л. 67).

1 Бочков В. Дом над Волгой // Северная правда. – 1971. – 31 января.

2 Вс. Н. Иванов 16 июня: «Что ничего я не слышу ни от Бочкова, ни от Магницкого – о моей элегической эклоге нашей гимназии? Неужели эти черти не напечатают статьи? Да Господь с ними! Что касается меня, то я убеждён – что всё простится людям, кроме одного – хулы на Духа Святого. Итак – dum spiro, spero!» (ед. хр. 2237, л. 25 об.).
Михаил Павлович Магнитский (1924–1995) – известный костромской краевед.
Dum spiro, spero (лат.) – пока дышу, надеюсь.
Статья, озаглавленная «Воспоминания В.Н. Иванова», напечатана в «Северной правде» уже после смерти Всеволода Николаевича – 12 января 1972 г.

3 После текста письма рукой Вс. Н. Иванова написано: «Правнук строителя великолепного здания в Костроме – Григоровской женской гимназии (начало XIX века)».

~ • ~

12 июня 1971 года

Дорогой Всеволод Никанорович!

Ваше письмо я получил уже довольно давно, но уж прошу меня простить, что я стал задерживаться с ответами. Причиною тому – моё какое-то постоянное недомогание: то с сердцем неважно, то какие-то боли в разных местах, так что больше лежишь, чем бродишь, и, естественно, трудно взяться сесть за стол. Поэтому и работы все мои не законченными остаются пока, только и хватило, что на две небольшие заметки на историко-географические сюжеты1.
Ваши письма для меня всегда очень интересны, и я бываю всегда рад, когда вижу на столе письмо с Вашими характерными строками на конверте. Сам я сейчас ничего давно не читал, да и глаза устают от чтения. Самое большое, пять-десять минут почитаешь, а потом надо бросать. Так что многого, что за этот год печаталось в «толстых» журналах, я ещё не читал.
Вот, думал, лето придёт, и станет как-то повеселее, и пободрее будешь себя чувствовать, да хоть уже и середина почти июня, но нас теплом погода не балует. Правда, нынче морозов поздних пока не было, все ягоды и фруктовые деревья благополучно отцвели, но всё же мало солнца и какие-то ветры – то с севера, то с северо-востока; они не тепло несут с собой, а лишь холод. И дожди какие-то холодные идут. Одно хорошо – не было морозов в конце весны.
Я сейчас давно не был и в библиотеке нашей; там я много нужных книг выписывал из Ленинской библиотеки в Москве, всё про историю моряков больше, и ещё не прочитал их. Не знаю, успею ли уложиться в сроки, ведь они высылают на срок.
9 мая, собравшись с духом, рискнул поехать навестить «старосветских помещиков» – Киндяковых, в их прекрасном Воскресенском.
Поехали мы с женой; оказалось, что от нас на автобусе езды меньше трёх часов, и теперь, с постройкой моста через Волгу, нам никакого затруднения в езде нет. Правда, от автобуса до благословенного Воскресенского надо идти около трёх вёрст, но погода была отличная, сухо и тепло, и мы дошли не так чтобы уж очень уставши. Шли помаленьку, торопиться было некуда. Пойдём-попойдём, да и посидим. Были там два дня, на третий день уехали домой. Такие милые старички, и столько всяких воспоминаний! Теперь ведь больше живёшь воспоминаниями, а не сегодняшними делами, от них я как-то за последние два года отошёл.
Приехали домой, и вот сижу дома. Правда, не скучаю, в голове роится много мыслей, столько знаю интересного про старину, уж не говоря о своей трудной и бурной событиями жизни! И всё бы хотелось оставить после себя на память тем, кто интересуется, что и как было. Ведь многое, что сам пережил и чему был свидетелем, не получило никакого освещения, или искажено до неузнаваемости, или подчас просто замолчено, точно есть запрет какой-то.
Но всему этому, видно, не суждено сбыться, все эти воспоминания останутся при мне, трудно всё это изложить в требуемом виде, а грешить против истины я никак не могу и не хочу. Поэтому лучше держать всё это при себе, в голове. А сколько всего перевидено, со сколькими людьми приходилось встречаться, работать, видеть их…2
И почти все уже сошли в небытие.
Вот, вспомнишь те времена, когда писал А. Болотов свою «Жизнь и приключения Андрея Болотова, им самим написанные для своих потомков»3. Нет теперь такого Болотова, который бы описал свою жизнь, а наше время куда богаче событиями, чем Болотовское!
И как легко было ему, Болотову, напечатать свой труд!
Между прочим, там он пишет о своих встречах с моими предками: Соймоновым4 и Григоровыми. Я ещё бы раз с удовольствием прочитал эту книгу.
Вот так, дорогой Всеволод Никанорович, моё письмо выходит каким-то скучным, я что-то дал волю своим чувствам, прошу меня не судить строго.
Больше пока ничего написать не могу, ничего в голову не идёт.
Пожелаю Вам хорошего здоровья и такого же хорошего настроения и продолжать Вашу интересную работу.
Жму Вашу руку.
Искренне Ваш А. Г-в5.

(ГАКХ, ф. 1103, оп. 1, ед. хр. 192, л. 95).

1 В «Северной правде» за 23 июня опубликована статья А.А. Григорова «Имена костромичей на карте мира».

2 Позднее А.А. Григоров воспоминания всё же написал. Они опубликованы под названием «Из воспоминаний» в сб.: Григоров А.А. Из истории костромского дворянства. – Кострома, 1993. – С. 345–466.

3 Андрей Тимофеевич Болотов (1738–1833) – писатель и учёный-энциклопедист, один из основоположников агрономической науки в России. Правильное название его труда: «Жизнь и приключения Андрея Болотова, описанные самим им для своих потомков. 1735–1795»; отдельным изданием вышел в 1871–1873 гг. в 4 т., переиздан впервые в 1931 г.

4 «<…> Происхожу по бабушке (матери отца моего) и по пра-прабабушке (жене моего пра-прадеда) из рода Соймоновых и хорошо знаю родословную своих предков» (из письма А.А. Григорова от 5 июня 1974 г.; архив В.П. Хохлова).

5 Вс. Н. Иванов 16 июня: «Очень хорошо Ваше письмо от 12/VI – оно полно фетовской тишиной “Вечерних огней”… Это по существу ведь хорошо, что приходится читать помалу – как трудно найти что-нибудь весомое. Казалось бы, что интересного, хотя бы в погоде – ан, нет! Погода-то ведь в Костроме – и Ваше сообщение о том, что “фруктовые деревья благополучно отцвели”, производит впечатление ощущения правильного пульса. Ритм есть – значит, есть надежда, что всё в порядке. И разве, ей богу, надо много слов, чтобы ощутить ласковую тишину? <…>
Зато Ваш рассказ в этой Костромской тишине – о посещении Киндяков <так!> в Воскресенском – великолепен. Всего три часа дороги – и Вы у хороших людей. Чего бы я не дал, чтобы посидеть в спокойной такой атмосфере: “…Как подают душистый чай, мы оба кушаем печенье и вспоминаем невзначай людей великих изреченья”*.
Воспоминания! Знаете ли Вы, что такое воспоминания? Это как молитва. <…> Воспоминания – вещь, ценность реальная. Человек с воспоминаниями – это и есть сама культура. И чудесно ведь, что Вы, вспоминая томы Андрея Болотова, роняете легко этакий чудесный лепесток: Болотов пишет о встречах с Вашими предками – с Соймоновыми, с Григоровыми. Ого! Это не пустяк! Ведь это же рассказ, нет, не рассказ, а некая новелла. Нет, воспоминания – великая вещь, они, несомненно, кем-то будут услышаны и учтены при формировании улучшенной породы людей…» (ед. хр. 2237, л. 25, 25 об.).

* Неточная цитата из стихотворения А. Белого «Вячеславу Иванову» (1916 г.). Правильно: «Как подают китайский чай <…>».

~ • ~

2 ноября 1971 года
г. Кострома

Дорогой мой Всеволод Никанорович!
Сперва благодарю Вас за поздравление к празднику Октября, а затем и сам сердечно Вас поздравляю, или, выражаясь «дипломатическим штилем», – прошу принять мои искренние поздравления и пожелания в связи с Всенародным праздником Октября и так далее. Примите и пр.
Кажется, так изъясняются все важные особы?
Меня очень тронуло и обрадовало Ваше обращение ко мне: «Александра»! Это ведь наше, Костромское, родное такое обращение. Давно, давно меня так никто не называл. И тут же, по какой-то ассоциации, мне вспомнилось, как в наших деревнях произносят Ваше имя: «Сиволот». Так вот, мой дорогой «Сиволот» Никанорович, я совсем и не собираюсь «отсутствовать» в письмах к Вам. А просто не выбрал время для письма, тем более что на моё последнее письмо Вы не отвечали.
Впрочем, все это «суета сует и всяческая суета», или «Vanitas Vanitatum», – так, кажется? Я ещё чуть-чуть помню из латыни, хотя и учил её лишь в далёком детстве.
Очень рад узнать, что Ваш «Пушкин» и «Дебря» выйдут в Московских издательствах, тогда, может быть, и на нашем книжном рынке они появятся, а то «Пушкина» так и не было у нас в продаже, а «Дебря», кажется, тоже не была, хотя в тот год, когда она была издана в Хабаровске, я в Костроме ещё не жил1.
Вы пишете про Рериха. Здесь, в Костромской губернии, в частности в Галичском уезде, в XVIII веке были помещики Рерихи, я было пытался установить, нет ли какого-либо отношения между теми, далёкими, Рерихами и Святославом Рерихом, но ничего не установил. А исчезли эти Галичские Рерихи с Костромской земли в 30‑е годы XIX века2.
Я всё тружусь над своими моряками и флотскими историями и конца ещё не вижу; у нас, в Костроме, всё-таки мало нужных газет и журналов за старые годы, а многих и вовсе нет, и трудно доставать необходимые материалы, а из нашего архива я уже всё выжал.
А попутно царапаю мелкие статейки на разные исторические сюжетики, и их стали помещать в нашей областной газете3.
Но им, газете, надо очень небольшие по объёму, а интересные истории в маленькую статейку не уберёшь. А накопил очень много уже такого «попутного» материала.
В декабре собираюсь в Москву, там, кроме массы родни и друзей, у меня есть два приятеля из литературного мира. Это – профессор А.И. Ревякин, он в учёном литературном мире звезда не последней величины, много печатался, его «конёк» – А.Н. Островский.
А второй – доктор исторических наук, Ваш, Дальневосточный моряк, хотя по рождению он Ярославец, это А.И. Алексеев; он уже написал много книг и книжиц, и всё про моряков, и все их издавал в Хабаровске, Магадане, Южно-Сахалинске – в общем, на Дальнем Востоке, так как он там служил, – а теперь живёт в Москве.
Вот с ними обоими мне хочется повидаться, оба они очень милые люди; и ещё один «учёный муж» – это Л.А. Гольденберг, тоже доктор исторических наук, уже много издавший книг научного характера по истории нашей родины, вернее, её выдающихся сыновей4.
Вот с этими тремя лицами, я, пользуясь их добрым отношением ко мне, хочу потолковать и посоветоваться.
Про постройку в Москве церквей и монастырей при Василии (каком?) – ведь при «Тёмном» больше были драки с Шемякой и Шемячичами – наверное, при Василии III‑м? Я, конечно, таких подробностей не упомню, хотя у меня, среди книг, есть летописи тех времён; особенно ценная «Иоасафовская летопись» – ведь она ещё только-только вошла «в научный оборот», как выражаются учёные люди. При случае загляну в неё, а также в «Пермско-Вологодскую летопись» – там много Московских известий XV–XVI веков.
Где Вы будете публиковать «Встречи с Рерихом»? И когда можно ждать выхода в свет5?
Всё-то мне надо знать, такой неистребимый интерес ко всему, что касается нашей Родины и её сынов.

На этом я и закончу. Я Вам уже писал, что от Б.С. Киндякова я получил известие о присылке Вами ему «Пушкина» и его отклик на эту Вашу любезность, а вот от М.М. Шателен – резонанса не было, хотя я от неё недавно получил три письма; она на зиму уехала к себе домой, в Ленинград. Впрочем, она ведь больше пишет мне, когда ей от меня надо что-нибудь узнать, по части истории нашего края и из нашего архива. Да она, может быть, и не знает, что у меня с Вами такая интенсивная дружеская переписка и что Вы её адрес узнали от меня. Итак, пока – до будущего письма.
Пожелаю Вам всего наилучшего, а главное – здоро¬вья и бодрости. «Бодрый дух – в здоровом теле», а по ла¬тыни уже не помню, боюсь наврать. Ваш А. Григоров.

(ГАХК, ф. 1103, оп. 1, ед. хр. 192, л. 121).

1 В 1958 г., когда в Хабаровске вышел роман-хроника «На Ниж¬ней Дебре», А.А. Григоров после 10 лет лагерей и 6 ссыльных лет, будучи уже свободным, продолжал жить с семьёй в местах, где он отбывал ссылку – в Казахстане, в селе Ак-Куль.

2 О Рерихах см. письма В.П. Хохлову от 8 и 27 февраля 1984 г. на стр. 353.

3 В 1971 г. в областной газете «Северная правда», кроме ука¬занной в прим. 1 к письму от 12 июня 1971 г. статьи, опубликованы следующие «статейки» А.А. Григорова: «Адмирал Н.А. Ивашенцев» (14 июля), «Участник экспедиции Беринга» (18 августа), «Русский мореплаватель – Дмитрий Леонтьевич Овцын» (18 августа), «Участница "Народной воли"» (26 сентября), «Портрет костромича в Эрмитаже» (26 октября).

4 Леонид Аркадьевич Гольденберг – автор книг по ис¬тории Сибири и Дальнего Востока.

5 Несомненно, имеется в виду монография «Рерих – художник-мыслитель», вышедшая в Риге в 1937 г. (по другим данным – в 1940 г.), которую Вс. Н. Иванов пытался переиздать ещё в конце 50-х гг., но вышла она на родине только в 1991 г. в издательстве «Советский писатель».