Деревянная плотина на реке Куекше

По Сендеге и Куекше

Поблизости от Щелыкова протекают три реки: Мера, Куекша и Сендега. Но лишь первая заслуживает названия реки, а Сендега с Куекшей — узкие и мелкие речушки, сплошь заросшие ольхой, ивняком и черемухой. Такими они были и столетие назад, когда в Щелыкове жил Островский. Немало верст исходил он вдоль этих речек: ловил в них рыбу, гулял по их берегам, заходил в соседние усадьбы.

Речки, особенно Куекша, протекавшая непосредственно через усадьбу, вообще играли немаловажную роль в его щелыковском времяпрепровождении. На Куекше Александр Николаевич регулярно купался: «Теперь, благодаря хорошему воздуху, а главное, купанью, я чувствую себя свежее», — сообщал он в 1878 г. Он полюбил катанье на лодке. Обычно драматург плавал вверх по течению от купальни до Бережков, вниз — до деревни Субботино. К лодке он приохотил и детей. И. И. Соболев вспоминает: «Бегал я часто в усадьбу к его сыновьям, нередко и они приходили к нам в Бережки. Катались мы на лодке... У нас до реки рукой подать, только в овраг спуститься. У Островских своя лодка, у меня своя... Подарил мне Александр Николаевич рожок, он и теперь у меня хранится. Такой же рожок был и у его детей. Соберутся они гулять, загудят в рожок на берегу реки. Я откликаюсь, значит ждут».

Близлежащие речки позволяли Островскому наслаждаться и своим любимым занятием — рыбной ловлей. «У нас нет ни форелей, ни хариусов, но зато весенняя охота на живца интересна обилием улова, — писал он в 1880 г. А. Майкову. — Крупная хищная рыба: щуки, большие окуни, голавли, жереха (шерешпера) хватают беспрестанно. В мае тоже хорошо берут на красного червячка лещи, но охота на живца веселее». При этом у каждой реки была, так сказать, своя функция. В широкой и полноводной Мере рыбу промышляли неводом. На Сендеге, в которой водилась крупная рыба, Александр Николаевич охотился с острогой, чаще всего по ночам, с фонарем. «Теперь езжу по вечерам на лодке с острогой», — извещал он Бурдина в 1872 г. На узкой Куекше, которая еще по описанию XVIII в. имела в ширину всего 6 метров, а в глубину 1 метр, Островский сидел обычно с удочкой. Там его не очень интересовали результаты лова. Случалось, что он, поймав рыбу, опять отпускал ее в воду.

— Зачем вы это, Александр Николаевич? — удивился однажды Ваня Соболев.

— А я наловил уже для завтрака. С меня и довольно. Приду завтра и поймаю еще.

Сидение с удочкой на берегу речки являлось для драматурга занимательным и здоровым отдыхом. Он сам указывал на это в письме к А. Н. Майкову: «Меня рыбная ловля и вообще деревня значительно поправляет». Конечно, существенную роль играла здесь и окружающая природа. Кропачев описывает свое пребывание у Островского в августе 1881 г.: «Мы вдвоем тогда удили с лодки рыбу, сначала в запруде около мельницы, а потом в реке Меричке, — после обеда и небольшого отдыха. Вечер был теплый и сухой, несмотря на пасмурное небо, и в воздухе отдавало благовонным запахом сосны, которой изобилует Щелыково».

Но рыбная ловля была составной частью и творческого процесса. Его брат, Петр Николаевич, прямо свидетельствует: «...важнейший подготовительный процесс задуманной пьесы протекал обыкновенно у Александра Николаевича во время летнего отдыха в его любимом Щелыкове. Там, пока Александр Николаевич часами сидел на берегу реки, с удочкой в руках, пьеса вынашивалась, тщательно обдумывалась и передумывались ее мельчайшие подробности». Наконец, Островский со знанием дела воспроизводил свое любимое развлечение в пьесах. Например, рыбная ловля подробно описана в драме «Светит да не греет».

Обойдя местные реки, Александр Николаевич познакомился и с помещичьими усадьбами, стоящими на их берегах.

Эти усадьбы, кучно рассыпанные по Сендеге и Куекше, были, как правило, деревянными, бедными. Стояли они на особицу от деревень, имели позади, пусть крохотные, но парки...

Первая из них — Дорофеево. Ее запустение и «конечная погибель» проходили на глазах драматурга. Стояла усадьба недалеко от Щелыкова, вверх по течению Куекши и почиталась стариннейшей в крае.

Еще выше по Куекше стояла другая усадьба — Минине. Принадлежала она Лермантовым. Когда-то первый в их роде шотландец Юрий Лермант был испомещен в костромских местах, и его потомки стали костромичами, но один из них перебрался в Тулу — из этой, «изменившей» Костроме ветви и происходит гениальный поэт.

При жизни А. Н. Островского владел Минином маститый адмирал Михаил Николаевич Лермантов (1792 — 1866). 20-летним мичманом встречал он отечественную войну 1812 года. После настойчивых просьб его перевели с Балтики в гвардейский флотский экипаж, находящийся в арьергарде армии. Подлинным героем юноша показал себя в Бородинском сражении. Поле битвы пересекала река Колоча, на правом берегу которой укрепились русские. В начале боя к переправе через реку внезапно подступил неприятельский полк из корпуса Богарне, оттеснил малочисленные русские части и захватил мост. Опасность угрожала всему правому флангу русской армии: французы могли подтянуть силы и, перейдя мост, прорвать оборону у села Бородина. Встревоженный сложившейся обстановкой, Кутузов приказал уничтожить мост во что бы то ни стало. Была выделена группа из 30 моряков, командовать ею вызвался мичман Лермантов. Под жестоким огнем неприятеля группа Лермантова прорвалась к мосту и уничтожила его. Французский полк на правом берегу Колочи был отрезан, а затем полностью уничтожен подоспевшими русскими войсками.

Из селений, расположенных на Сендеге, Островский чаще всего бывал в деревне Тимино, состоящей тогда всего из двух дворов. Здесь жила известная в биографии драматурга Ирина Андреевна Белихова. Эта помещица имела всего одного крепостного, и по дошедшим сведениям, нещадно над ним издевалась. Но с одной «крестьянской души» доход был невелик, и Белихова устраивалась управительницей к дворянам побогаче, не жившим постоянно в усадьбах: Патракеевым, Сабанеевым, с 1866 г. — к Э. А. Островской. И в Щелыкове она по привычке обращалась со слугами и крестьянами очень грубо, доводила их придирками, и Александру Николаевичу постоянно приходилось улаживать вспыхивающие конфликты. В усадьбе Белихова неукоснительно поддерживала чистоту и порядок, умело заготавливала в большом количестве соленья, варенья и настойки, но сделать усадебное хозяйство рентабельным не могла. Ирина Андреевна по-своему привязалась к семейству Островских, часто писала им письма, наполненные курьезно изложенными новостями из местной жизни. «Ах, — извещала она Островского в декабре 1869 г., — у нас столько волков — бездна, по улицам ходят, у вас Соловейку и мою собаку тоже съели, и маленького одного щенка съели». Драматург использовал эту запомнившуюся ему деталь в пьесе «Волки и овцы». «Вот, бог даст, — пророчит Павлин судьбу псу Мурзавецкого Тамерлану, — осень придет, так его беспременно, за его глупость, волки съедят. Недаром мы его волчьей котлеткой зовем». Павлин угадал. «Близ города, среди белого дня, — сетует Мурзавецкий, — лучшего друга... Тамерлана... волки съели!»

В 1870 г. Белихова скончалась. «Любимый друг, Федор Алексеевич, — извещал по этому поводу Островский Бурдина, — у нас умерла старушка, управляющая нашим имением; это обстоятельство и задерживает меня в Щелыкове и отвлекает от дела». Ирина Андреевна оставила после себя довольно путанное завещание, и Островскому пришлось приложить много усилий, чтобы принадлежавшая Белеховой земля досталась ее бывшим крестьянам, он даже ездил с данной целью в Кострому. Благоприятного решения суда ему помог добиться П. И. Андроников, и в 1873 г. Островский пишет своему костромскому поверенному: «Также благодарны Вам и наследники Белиховой испытавшие некогда всю тяжесть ее барской руки и получившие наконец (и то благодаря моим настояниям), мзду за свою рабскую безответность». Любопытно, что новым управителем Щелыкова Островский взял молодого крестьянина из того же Тимина Н. А. Любимова, который служил у него восемь лет.

Неподалеку от Тимина находится деревня Сергееве, которая в прошлом веке была довольно крупным селением. Островский восхи. щался ее местоположением: «Наш дом стоит на высокой горе, — писал он, — а есть места, например, деревня наша Сергееве, откуда наш дом кажется в яме, а эта деревня в четырех верстах от нас на север».

Сейчас в Сергееве осталось пять домов — они разделились на две группы, а между ними на живописной зеленой лужайке стоит могучий столетний вяз, под которым, по преданию, сиживал Александр Николаевич. Отлогий длинный спуск, заросший кустарником, тянется от огородов вплоть до Сендеги.

В Сергееве живет Василий Андрианович Старостин, человек удивительной биографии. Сын вятских крестьян и питомец Московского университета, кандидат химических наук, Старостин заведовал кафедрой химии в одном из институтов. По призыву партии он стал председателем отстающего колхоза «Русь Советская» в окрестностях Щелыкова, вывел его в число передовых в Костромской области. Вместе с тем, Василий Андрианович — член Союза советских писателей, автор нескольких книг, написанных былинно-песенным «ладобоем». Писатель разработал свою оригинальную теорию народного стиха. Вот как описывает он, почти с фотографической точностью, берег Сендеги под Сергеевом:

Но Старостин — не только автор былин, есть у него сказы и на современную тему.

«Под угориной просторина», о которой повествует стихотворение, находится на берегу Сендеги. Там, на левой стороне реки, против деревни Лобанове, виднеется высокая, заросшая лесом гора, именуемая в народе Стрелкой. В прошлом веке по воскресеньям на Стрелке проводились гулянья, были устроены скамьи для сиденья и беседка-гриб. Александр Николаевич приходил сюда с семьей, оделял конфетами собравшихся крестьянских детей. Впрочем, Островские бывали здесь и в будние дни. Драматург сообщал об этом С. В. Максимову: «Читаем, гуляем в своем лесу, ездим на Сендегу ловить рыбу, сбираем ягоды, ищем грибы... Отправляемся на луг с самоваром — чай пьем». В. А. Маслих пишет: «Нередко после обеда, когда спадала жара, отправлялись (Островские) всей семьей на Стрелку к деревне Сергееве. В этом месте река Сендега делает крутую петлю и высокий лесистый берег обрывается к воде отвесной кручей. С гребня горы открывается чудесный вид на ближние деревни и усадьбу. Нагулявшись, собирались вокруг весело кипящего самовара и пили чай. Домой возвращались к ужину с полными корзинами ягод».

Из усадеб по Сендеге одной из ближайших к Щелыкову было Покровское — впрочем, в селе находилась не одна, а целых четыре усадьбы, принадлежавшие разным владельцам.

Мрачную славу «кинешемской Салтычихи» снискала покровская помещица Молчанова. Память о ней с годами изгладилась, но сохранились документы. В них рассказывается, что в ночь на 21 декабря 1821 года помещица, жившая в усадьбе с двумя дочерьми, легла спать с младшей из них и крепостной горничной в одной из комнат. Старшая, уже взрослая дочь, улеглась в своей комнате. В полночь усадьба загорелась с разных сторон, и барыня с дочерью и горничной сделались жертвой всепоглощающего пламени. Старшая дочь успела спастись.

Поджог был очевиден, началось следствие. Оно установило, что поджог явился местью Молчановой со стороны дворни за ее неслыханную жестокость. Оказалось, что помещица, имея значительные средства, держала дворовых впроголодь, на мизерной «месячине», состоящей из гнилых и малосъедобных продуктов. Так, вместо муки выдавалось толокно — вспомним некрасовские строки «Хоть с толокна животы подвело» из «Псовой охоты». Особенно доставалось женщинам, которым давались непомерно высокие нормы обработки льна и т. д. Работали даже в праздники, несправившихся с «уроками» Молчанова собственноручно избивала чем попало. Порка была обычным и повседневным явлением. Крепостные много лет жаловались на помещицу, но уездные предводители дворянства не давали жалобам ходу.

Следствие установило виновных, они сознались, получили по 200 ударов плетьми и были сосланы на каторжные работы в Нерчинские рудники.

Старшая дочь «Салтычихи» еще долго хозяйничала в Покровском. Как передавали местные жители, именно она послужила прототипом Мурзавецкой в пьесе «Волки и овцы».

В своих произведениях А. Н. Островский не раз упоминал Покровское. Например, в комедии «На бойком месте» ямщик Разоренный в беседе с трактирщиком Бессудным говорит: «Я в Покровском на сдачу взял до Новой деревни...»

Островскому нравилось местоположение и вид Покровского, и он уговаривал своего сводного брата Андрея Николаевича (1845 — 1906) приобрести для себя это имение. Андрей Николаевич был очень талантливый человек, но никак не мог найти свое призвание. Кандидат естественных и юридических наук Московского университета, он написал ценные работы о флоре костромского края. Он зарекомендовал себя солидным знатоком песенного народного творчества, и его обширные познания драматург использовал при написании четвертого явления пролога в «Снегурочке». Андрей Николаевич часто навещал брата в Щелыкове, и тот скучал без него: «Без Андрюши скучно, — жаловался он в 1867 г. жене, — впрочем, он скоро приедет». Александр Николаевич поддерживал намерение младшего брата заняться сельским хозяйством и поселиться по соседству с Щелыковом. В 1874 г. Андрей Николаевич решил осуществить свой план. «Теперь у нас Андрюша, — сообщал драматург Н. А. Дубровскому, — он покупает имение рядом с нами — село Покровское». В последний момент покупка не состоялась — Андрей Николаевич женился и уехал к жене в Казанскую губернию, где и занялся адвокатурой.

Выше Покровского по течению Сендеги находится село Адищево. Там в 1752 году была основана бумажная фабрика. В 1779 г. она перешла в руки Демида Мещанинова, богатого «коммерции советника и разных фабрик содержателя», как именовали его в документах — поэтому и Адищево получило второе название «Ново-Демидовское». Первоначально фабрика значилась в ведомостях как водяная бумажная мельница и производила до 5000 стоп бумаги в год. Работало на ней 315 крепостных из Адищева.

Чванливый и жестокий Д. Д. Мещанинов старался, ради рекламы, чтобы фабрика поставляла бумагу самого высокого качества, безжалостно наказывая рабочих за малейший брак. К началу XIX в. выработка фабрики поднялась до 13 тыс. стоп бумаги, в том числе и почтовой. В договорах на издание книг и журналов того времени нередко можно было встретить условие, чтобы типография печатала их обязательно на бумаге «Демидовской фабрики».

Адищевская картонно-бумажная фабрика действует и в настоящее время. Это — одно из старейших предприятий бумажной промышленности СССР и старейшее по времени возникновения предприятие Костромской области.

Во времена Островского Адищевом владел Г. Н. Вишневский, видный местный деятель, бессменный посредник по межеванию, мировой судья. По службе он часто соприкасался с А. Н. Островским, тоже избиравшимся в уезде почетным мировым судьей, и тот близко узнал соседа. «Мой отец, — рассказывала дочь Г. Н. Вишневского, — ведь очень дружил с Александром Николаевичем. Это большие приятели были. Отец был первым земцем в нашем уезде, и с Александром Николаевичем у него много было разговоров на земельные темы».

Местное земство открыло в Адищеве первую в уезде больницу, в создании которой принимал участие и А. Н. Островский. Одна из дочерей Вишневского — Мария, ставшая женой врача этой больницы Олихова, была «своим человеком» в Щелыкове и после революции опубликовала воспоминания, благодаря которым мы узнаем много интересного о жизни в щелыковской усадьбе, о взаимоотношениях в семье драматурга и т. д.

Александр Николаевич часто бывал в Адищеве, тогда крупном центре округи с училищем, базарами, по делам, навещал и семейство Вишневских, часто во время прогулок доезжал до села, поскольку дорога была приличная. «Мне очень памятна, — пишет М. Г. Олихова — моя последняя с ним встреча. Мы идем с матерью и видим: с горы съезжает на тройке, сам за кучера, крепко сдерживая лошадей, Александр Николаевич. «Вот и я свой выводок привела, — сказал он, здороваясь. В тарантасе, действительно, сидели члены его семьи».

В настоящее время в Адищеве живет поэт Виктор Сергеевич Волков, человек трагической судьбы. Сын краснознаменца-создателя первых колхозов в районе, он в 1941 г. 18-летним юношей ушел на фронт. Окончил летное училище, защищал небо над Москвой Тяжелое ранение, слепота... Но Волков нашел свое место в жизни. Сначала в районной, потом в областных газетах и сборниках стали появляться его стихи: о суровых военных буднях, о друзьях-фронтовиках, о летчиках, о красоте мест, памятной с детства. В 1956 г. Костромское издательство выпустило первый сборник стихов Виктора Волкова «Испытание». Стихи привлекают красочностью образов и музыкальностью, мужеством и гражданской страстностью:

Успех окрылил автора. Появляется второй сборник стихов о жизни родного края, о тех, кто своим трудом преображает его. Книга называлась «В ночном полете». Недавно вышел третий сборник — «Сквозь метель». Сейчас поэт подготавливает к печати новые стихи.

Виктор Волков остро ощущает, что он живет в местах, любимых и воспетых великим драматургом, что эта связь, эта преемственность ко многому обязывает писателя-современника.

Преклонение перед памятью А. Н. Островского пронизывает его творчество. 14 июня 1956 г. при открытии в Щелыкове бюста драматурга Виктор Волков прочел свои стихи:

За Адищевом вверх по Сендеге при жизни А. Н. Островского в Щелыкове существовало множество мелких — в редкой насчитывалась дюжина дворов — деревушек: Кишкино, Охлебиха, Пестово и другие. В некоторых из них еще стояли барские дома и доживали свой век разорившиеся помещики. Такая усадьба находилась, например, в Щелканогове (иногда эту деревню по созвучию названий путали с недалеким Щелыковом). Построил усадьбу морской офицер Василий Иванович Нелидов, совершивший в конце позапрошлого века несколько морских кампаний и участвовавший в освобождении от французов острова Тексель у голландского побережья. Наследники его оскудели, землю продали, и во второй половине прошлого века усадьба, как и немало других в этом районе, исчезла с лица земли.

Но воины, отважно сражавшиеся за Родину, на Сендеге не перевелись. И при Островском стояла на берегу речки маленькая деревня Чернятино. В 1941 г. ушли из нее защищать родную землю шестеро Воробьевых: отец и пять сыновей. Отец Дмитрий Иванович и его сын Иван погибли в боях, остальные сыновья вернулись домой с победой. А один — Александр с Золотой Звездой Героя.

Служил Александр Дмитриевич в пехотной разведке. Разведчиков трудно удивить мужеством, но и они прозвали красноармейца Воробьева «Бесстрашным». Однажды он, возвращаясь из разведки, наткнулся на группу из семи немецких разведчиков, которые .хотели захватить «языка». Схватка была скоротечной — оставив троих убитых, гитлеровцы разбежались, а Воробьев, вместе с ценными сведениями, принес и трофейное оружие.

Было и такое. Немецкая артиллерия прицельно била по нашим позициям. Разведчик стал пристально наблюдать за окрестными высотами и на одной из них обнаружил вражеского корректировщика. Дождавшись ночи, боец незамеченным пробрался через боевые порядки противника, подполз к высотке, нашел там вход в замаскированное убежище. Воробьев смело вполз в неприятельский блиндаж. Короткая вспышка фонарика в темноте, бросок — и два гитлеровских солдата обезврежены. Разведчик не торопясь собрал документы, карту, прихватил рацию и вернулся в свое подразделение.

Особую славу Александру Воробьеву принесли бои на Днепре. При форсировании этой реки волжанин использовал все свое мастерство, весь опыт разведчика. Он был одним из первых советских воинов, ворвавшихся на правый берег Днепра. В жарком рукопашном бою Воробьев уничтожил 15 вражеских солдат и двух офицеров, а двух гитлеровцев взял в плен. Это были первые «языки» с правобережья!

Родина высоко оценила подвиг 22-летнего солдата-коммуниста: 23 октября 1943 г. Александру Дмитриевичу Воробьеву было присвоено звание Героя Советского Союза.

Последняя усадьба вверх по Сендеге, в пяти километрах от Чернятина, — Борютино. Во времена А. Н. Островского с почтительным уважением произносили в округе имя ее прежнего владельца — князя Ивана Михайловича Вадбольского, прославленного партизана 1812 года.

Вадбольский был испытанным воином. 15-летним юношей начал он в 1796 г. воинскую службу. При Аустерлице заслужил золотую саблю «За храбрость». Его эскадрон блестяще атаковал французов в сражении при Фридлянде. В отечественную войну Иван Михайлович, командуя Мариупольским гусарским полком, с отличием сражался при Ошмянах, Казянах, Бешенковичах, под Витебском и Смоленском. Раненый в Бородинской битве картечью в голову, он остался в строю, возглавив партизанский отряд. Взаимодействуя с соседними партизанскими отрядами И. С, Дорохова и А. С. Фигнера, он наносил французам большой урон в районе Можайска, нарушая их коммуникации, захватывая пленных и не давая забирать у крестьян продовольствие. Произведенный в генералы, Вадбольский, снискавший репутацию отчаянного храбреца, по-прежнему ходил в атаки и в 1813 г. при Ла-Ротьере был ранен палашом и удостоился редчайшей и почетнейшей награды — ордена Георгия 3-й степени. В 1833 г. заслуженный и израненный воин вышел в отставку. Скончался генерал-лейтенант Вадбольский в 1861 г.

Деревянная плотина на реке Куекше