Наталья Леванина

Лети, «Чайка», лети!

Мои земляки поделились со мной своей радостью – прислали только что вышедший, хорошо изданный, солидный (262 страницы!) сборник своей прозы и поэзии «Чайки над озером» (Галич, 2022). Все авторы – галичане, члены городского литературного объединения «Чайка». Литературным редактором книги выступила высоко ценимая мною Елена Львовна Балашова, поэт и организатор культурного пространства на Костромщине. Редактор-составитель и «пламенный мотор» издания – руководитель этого самого галичского Литобъединения Вера Львовна Клевич, журналист и поэт. Среди авторов имена, в большинстве своем тоже мне хорошо знакомые: Сергей Потехин (почетный член литобъединения), Вера Клевич, Анна Волкова, Светлана Павлова, Алевтина Погодина, Владимир Самков, Олег Зайцев. Есть и такие, с которыми только предстоит познакомиться.

Любая книга, если перефразировать классика, это вещественное доказательство твоих невещественных отношений с литературой. К тому же, отбор материала был суровым, принципиальным; редактура качественной, оформление оригинальным. В итоге книга вышла с профессионально подготовленными текстами, в твердой обложке, на хорошей бумаге, с фотографиями и авторским оформлением (Елена Виноградова). И только создатели книги знают, чего им это стоило!

Выход такой книги не должен пройти под сурдинку, – подумала я. – Не каждый год в моем родном Галиче, маленьком городе с большими литературными традициями, родине замечательного Виктора Лапшина, Сергея Потехина и Елены Балашовой, выходят такие достойно изданные художественные книги. Надо отозваться, – заранее решила я и приступила к чтению.

Однако, углубившись в книгу, скоро почувствовала, что влетаю на крыльях галичской «Чайки» в какую-то новую для себя профессиональную реальность. Нет, книга хорошая, чистая, искренняя. Дело во мне. Написав в своей жизни множество рецензий и критических разборов, я, по мере погружения в тексты, вдруг поняла, что весь мой предыдущий опыт мне совсем не помощник. Передо мной сейчас не просто очередная книжная новинка, этот сборник требует особого подхода, ведь с его страниц я отчетливо услышала голос моих дорогих земляков, их окающий говорок, интонацию того самого глубинного народа, о котором так любят в последнее время рассуждать наши интеллектуалы. И вот он зазвучал, этот скромный, неговорливый народ.

По сути, сборник составила современная народная литература, то есть созданная самым что ни на есть реальным народом – тем, что многие века живет на родной земле; кто занят самым сущностным делом: учит, лечит, охраняет, – и еще думает, переживает, творит. Стихами и прозой пишут эти люди от душевного избытка, с верой в печатное слово и надеждой на понимание.

Вот почему скоро на первый план у меня вышли проблемы морального порядка. Будто дорогие люди излили мне свою душу, от простоты душевной поделились самым сокровенным, а мне надо оценить этот искренний порыв: достаточно ли он мастеровит? Как там с рифмами и знаками препинания? Насколько публикация соответствует высоким требованиям художественности и оригинальности?

И дело здесь не в том, что произведения моих земляков недостаточно мастеровиты. Они ведь и не прикидываются профессионалами. Авторы этого художественного сборника занимаются литературным творчеством для души, не будучи членами столичного писательского союза (хотя СП таковым теперь тоже не является, наш общероссийский писательский Союз формально – просто общественная организация, клуб по интересам).

Да и зачем туда рваться? У моих галичан есть свой Союз – литобъединение «Чайка», где можно встретиться, почитать свои и послушать чужие новинки; в неформальной обстановке поговорить о жизни и литературе, порадоваться публикациям в районной, а порой даже и в областной (!) прессе.

«Чайка» – вот настоящий клуб по интересам, который держится на чистейшей любви к литературе. Творят наши авторы бескорыстно, от душевного избытка, в свободное от основной работы время. Впрочем, это теперь обычное дело и для членов Союза писателей. Ведь много ли их у нас тех, кто кормится литературным трудом? Не знаю, как в столице, а в остальной России таких просто нет.

Так что галичанам повезло. У них есть лидер – волевая и талантливая Вера Львовна Клевич, организатор этой стихийной литературной вольницы. У «Чайки» есть постоянное место встречи – свой уютный уголок в городской библиотеке, куда с охотой приходят учителя, охранники и журналисты, рабочие и домохозяйки, а также неугомонные пенсионеры – все, кто по не известной им самим причине всю жизнь что-то пишет и втайне мечтает увидеть это что-то опубликованным.

У сборника «Чайки над озером» есть и другие особенности. Он предназначен для семейного чтения. То есть адресован он читателям самых разных возрастов. Большая редкость по нынешним временам. Его смело можно дать в руки и старику, и подростку, родителям и внукам; можно принести его в свой дом, без опасения испачкаться и навредить. Никому не будет стыдно. Рассказы Ольги Алимовой, Марии Гусевой, Ольги Смирновой, Светланы Федоровой и замечательный биографический очерк Светланы Павловой, действительно, можно читать вслух, бесконечно отвлекаясь на личные комментарии.

Само обилие жанров и имен, конечно, повышает риск эклектичности, зато расширяет представительность публикации, создает ясную картину литературного процесса в отдельно взятом российском регионе во всем его многообразии. Несмотря на неизбежную калейдоскопичность, сборник в целом отличается тем редким единством, той самой общей духовно-нравственной основой, на которой от веку зиждется всё здоровое в России и ее культуре. Тексты «Чайки», при всем их разнообразии, сумели отразить ту сохраненную народом систему ценностей, то общее, коренное, лучшее, чем мы по-настоящему дорожим и что хотим передать поколению, идущему вослед.

Что значит сам факт выхода этой книги для ее авторов, издателей, составителей, редакторов и благотворителей в маленьком русском городе, где с трудом, всем миром, наскребли средства на ее издание? Уж точно, не амбициозное, прости Господи, желание популярности и славы. Да и какая популярность, при тираже в шесть сотен экземпляров! По библиотекам, авторам-издателям-спонсорам разнести – и тираж закончился. И жди еще сто лет, когда созреет в Галиче что-то подобное.

Впрочем, для каждого автора, профессионального и не очень, источник писательского счастья один: если есть люди, которые вас читают, если им это нравится, если есть такие, кто  понимает смысл написанного вами, разделяет ваши чувства и эмоции, – вы в этот момент просто счастливы. Так что, да, книжная «Чайка», действительно, многих осчастливила. И авторов, и читателей.

А теперь к главному – к текстам. Они, будто дружная семья, стоят плечом к плечу, поддерживая друг друга и создавая тот прочный фундамент единодушия в развитии идей и тем, что людей, действительно, волнуют. Оговорюсь сразу: разговор сейчас пойдет о стихах. Анализ прозаических произведений решительно превосходит отведенные границы и требует особого внимания. Так что на время оставлю этот материал, сосредоточившись на поэзии.

Основу сборника составляют традиционные для лирики стихи о любви и природе, о жизни и смерти, о времени и о себе. Ничего, вроде бы, нового. Но ведь и азбука человеческого счастья, по сути, вечна и неизменна: жить в гармонии с собой и миром, заниматься любимым делом, чувствовать поддержку и внимание родных.

Всё, вроде бы, очевидно, вот только почему-то не реализуемо. Авторы отчаянно пытаются разобраться: почему пробуксовывает счастье? Отчего существует оно подчас только в памяти, только в воспоминаниях? А еще – во сне. В мечтах. Одним словом, где-то там, не в реальной жизни. Таких стихотворений много в этом сборнике. С них и начну.

Стихи трогают своей беспомощной безгневностью, какой-то христианской смиренностью, а в итоге рождают горькую досаду на неостановимый каток нашей жизни, сминающий самое дорогое и незащищенное. По сути, это реакция на трагическую суть порушенного миропорядка, где милый лад прежней жизни – не больше, чем мираж.

В сиреневом краю малиновые зори.
Лазоревый туман струится по лугам,
И горизонт блестит в березовом узоре,
Мне снится, что спешу к родимым берегам.
 
Мне снова снится мать, накрыт скатеркой столик,
Она глядит в окно, смахнув слезу рукой,
А по углам просел ее убогий домик,
Здесь тоже все давно пропитано тоской.
 
Управившись в хлеву, печь истопила справно,
Из печки пироги дымятся на шестке,
Как хочется домой, где сердцу так отрадно,
Где мама ждет в цветном сатиновом платке.

Где бегали гурьбой играть в медвяных травах,
А в жаркие деньки купались на реке,
Где загорали днем на деревянных лавах,
Лишь к вечеру спеша до дома налегке.

Но это только сон, пронзительный и горький,
Судьба деревни той не нами  решена...
В сиреневом краю играют только зорьки,
И громкая, звенящая, плывет здесь тишина.

Анна Волкова

«Стране забытых деревень» посвящено и другое стихотворение Анны Волковой.

Да, Костромщина – это страна забытых, исчезнувших, уничтоженных деревень, со своим укладом и родными людьми, которых не забыть и не вернуть. Это Атлантида, от которой на поверхности остались лишь дурные заросли леса вместо пашен, обвалившиеся печные трубы на месте многолюдного и теплого семейного гнезда, покосившиеся указатели деревень, ведущие в никуда.

Эти деревья – чьи-то деревни,
Чьи-то вокзалы и города.
Чьи-то дворцы. Боги. Дети. Харчевни.
И звездолеты, и поезда.
 
Эти деревья – кто-то в поленья.
Кто-то – в молельни. Кто-то – в мечты.
Там березняк. Там листвянка. Там ельник.
Кто-то обломит. Кто-то почтит.
 
Эти деревья – серверы древних.
Записи жизни в кольцах тугих.
Ивы плакучи. Поджоги плачевны.
Эти деревья – руки благих.
 
Эти коряги – это бумага.
Дека гитары. Угли костров.
Копья отваги. Древко для стяга.
Эти деревья – чья-то любовь.

Олег Жеребцов

И на что мы поменяли всё это? На дешёвку, бессмысленность, пустоту: «на табак, печенюшки и кофе», как иронизирует тот же Олег Жеребцов.

Светлана Федорова подхватывает и продолжает тему:

Недосказанность нужных слов,
Недозрелость чужих идей,
Недоплата за хлеб и кров,
Недосолнечность будних дней.
 
Недолюбленный мамой сын,
Недостроенный в сроки дом,
Недолеченный легкий сплин,
Недокатанный снежный ком.
 
Недописанный к фильму текст,
Недослушанный в ссоре крик,
Недовыраженный протест,
Недокаявшийся старик.
 
Не умеем мы жизнь ценить,
Недоделки крутим в клубок.
Нам бы время остановить,
Сделать все, что хотели, в срок:
 
Досказать, долюбить, дожечь,
Добежать, догнать, долечить,
Каждый час, каждый миг беречь.
Завтра может не наступить…

Замкнутый круг, дурная инерция, паралич воли и щемящая досада на себя, на свою бессмысленную жизнь без корней, без отчего дома, без чего-то настоящего и ценного. А ведь всё – будто рядом, под рукой. И для счастья-то нужно совсем немного. Так где же сбой? Что поломалось в нашем мироустройстве, что живем мы, будто слепы, глупы и парализованы? И почему, понимая всё это, так уныло и обреченно воспроизводим и подпитываем этот чудовищный концлагерь для коренной России, закидывая в его топку всё новые и новые жертвы?

Ребенок рождается… Солнце встает,
И тает туман, и река серебрится.
И просится новое сердце вперед
За белой, прекрасною птицей.
 
И неба лазурь так призывно близка,
И ветры вьют косы пшеницам.
И горы вдали, словно из молока,
А скалы у моря, что лица.
 
И росами пахнет, и мята цветет,
Смородина в бусы одета.
Изюбрь по траве грациозно идет.
Звенят кузнецы, славят лето.
…………………………………
И там, где давно уже замкнутый круг:
Свисток, барабан да указка…
Ведут деловито ребенка в мир мук –
В тупую реальность… из сказки.

Олег Жеребцов

Ох, пора, давно пора всерьёз подумать о России, о ее тяжелейших утратах и незаживающих ранах. Вот мои пишущие галичане и думают.

На родине
 
Вот и все, что осталось...
Вот и все, что осталось:
Скудных красок ноябрьских
неяркая малость.
Жухлых трав обреченных
безрадостный шепот,
Старичков позабытых
неуслышанный ропот...
Да скелеты домов,
в коих радость звенела,
Да земли недоласканной
еще крепкое тело...
………………………
...Не могу наглядеться...
Не могу нареветься...

Вера Клевич

Разобраться в этом тем более важно, что деревенская Костромщина в последние десятилетия – это женская Голгофа, где вместе со своими ветшающими домами и умирающими деревнями доживают свой век их хозяйки, наша старенькие бабушки.

Схоронила и сына, и мужа
И свой век доживает одна.
Ничего ей на свете не нужно,
И она никому не нужна.
На двоих приготовила ужин,
Может быть, хоть соседка зайдет.
На душе – одиночества стужа,
На дворе – темнота, гололед,
Как тосклив нескончаемый вечер!
А во сне, что под утро придет, –
Юный муж обнимает за плечи
И сынок из кроватки зовет.

Алевтина Погодина (Лапшина)

Можно, конечно, уйти от проблем, укрыться в каком-нибудь Кологривском лесу, где до тебя не доберутся ни ЖКХ, ни налоговые, ни лживые новости по телевизору, ни шумные соседи, – и воспарить в простом и надежном своем убежище изо мха и веток, не думая о маленькой зарплате, на которую не прожить, о детях, которые в поисках лучшей доли разлетелись по всему свету, по сути вычеркнув тебя из своей жизни. А главное – попробовать изжить в себе то токсичное итоговое разочарование, которое исподволь поселилось в душе, калеча её.

Стирая сердце в порошок,
Испытывая нервный шок,
С настойчивостью лососёвых,
Безумно дальнобойных рыб,
Все тщимся жизнь образовать,
Обставить и сформировать,
Пока не сдавит горло жаба
И вспенится последний хрип.
Ломая стройные лады,
Вступая в разные ряды,
С упрямством сомалийских урок,
Стремящихся на абордаж,
Куски хватая на бегу,
Сгибая ровное в дугу,
И с чувством долга производим
Во всех аспектах демонтаж.
Вдыхая собственный же смрад,
Детей отводим в детский сад,
Где учат есть четыре раза
То, что дают. И никаких!
Стираем зубы до корней,
Когда болеем за хоккей.
А так-то, в общем, все нормально…
А так-то, в общем, все о'кей…

Олег Жеребцов

А ведь люди, что жили здесь, – чистое золото. Я застала их. Свидетельствую как на духу: золото, а не люди. Да и те, что остались, – просто заповедный, настоящий русский народ, беспомощный, доверчивый, терпеливый, добрый, простой. Об этом с любовью пишут и мои галичане:

Кто б ни жил в той бревенчатой низкой избушке,
Знаю, встретит меня как любимую дочь,
Молока мне нальет из подойника в кружку
И душистого хлеба отрежет ломоть,
 
И подвинет мне стул к жарко пышущей печке,
А потом не спеша разговор заведет
Про детей, что разъехались нынче далече,
И про то, что сын в письмах все в город зовет,
 
Про дрова, про дела, про подросшие цены,
Про внучат, про соседку – мол, тоже одна,
И про то, что зима будет долгой, наверно,
Но короткой и теплой должна быть весна...
 
И покажется мне все здесь с детства знакомым:
Занавески из ситца, цветы на окне,
И на кухне из лука шуршащего крона,
И желтеющий в рамке портрет на стене.
 
Я узнаю узор на резном коромысле,
И тепло мне опустит на плечи покой...
И поймаю себя я невольно на мысли,
Что давно я не ездила к маме, домой…

Вера Клевич

Можно, конечно, мысленно переселиться… нет, пока не на тот свет, туда мы всегда успеем, а в отмытое твоей фантазией прошлое, которое было человечнее и веселее, хотя бы по причине твоего юного возраста.

Осыпается в реках смородина,
Только некогда ягоду брать…
Моя бабушка – Лиза Погодина,
Гордый нрав да крестьянская стать.
Темнокосая, белокожая,
Ты завидной невестой слыла
(Я на бабушку мало похожая,
Знать, не всё от крестьянки взяла).
Никогда ты от дела не пряталась,
Многотрудно, но честно жила,
И хоть парни богатые сватались,
Под венец лишь с любимым пошла.
Только долгого счастья не выждала,
Наступили ненастные дни:
Умер муж, двое деток не выжило, –
Лютый тиф поубавил родни.
Горевала, не видела лишнего,
Но осилила долю свою,
Положилась на волю Всевышнего
И одна поднимала семью.
Ты стихами да дивными сказами
В раннем детстве открыла мне свет,
Обожала поэта Некрасова,
Потому как крестьянский поэт.
Хорошо было вместе обеим нам,
Жаль, не помню тебя молодой.
Ангел мой, Лизавета Сергеевна,
Что ж мы рано расстались с тобой?..

Алевтина Погодина (Лапшина)

Есть и другие варианты. Например, сделаться в своей внутренней (книжной, лесной, домашней – вариантов множество!) эмиграции человеком отстраненным, живущим в своём прекрасном, ностальгическом мире, как под наркозом.

Все мы сетуем, что денег не хватает,
Погляди, какая осень золотая!
Хоть греби лопатой это злато,
Можно и без денег быть богатым.
Мы богаты духом и природой,
Памятью родных и древним родом,
Небесами, лесом и полями,
По которым с девушкой гуляли.
И топтали золота излишки,
Ничего не взяв в свою кубышку.
Мы богаты этим лесом, полем,
И богаче нам не надо доли.
Так чего же сетуете,  братцы?
 
Разве не хватает вам богатства?

Олег Зайцев

Так же хорошо, говорят, от сплина помогает рыбалка. Тем более что галичане – мастера этого дела:

Тропинкой к реке, прихватив собачонку,
Спешу до рассвета к заветным местам.
Еще серебрится роса на юбчонке
Молоденькой ели с пушистою челкой,
И жмется прохлада к прибрежным кустам,
Стараясь укрыться от первых лучей,
Которые скоро пробьются сквозь сумрак,
Изменят расцветку ночного костюма,
Того, что набросил на лес Берендей.
В овраге бормочет о чем-то ручей –
Наверно зовет к перекату большому,
Где в царстве Нептуна красавцы язи
Хватают стрекоз, телом волны пронзив,
Пугая сорожек, мне с детства знакомых,
Но их не поймать без тяжелых грузил.
И зная об этом, шагаю на омут
(В нем травы щекочут бока водяному),
С надеждой найти хитрецов окуней...
Удача, наверно, подарит трофеи,
А если же нет, то для кошки уклеек,
Душой отдыхая, словлю побыстрей.
Возможно, вам кажется скучной затея –
Выуживать мелочь, на воду глазея,
Но вечером зимним припомню о ней
И, чуть приукрасив, в тетрадь набросаю,
Как речки быстрина, меж елей петляя,
Лечила меня красотою своей.

Владимир Самков

Можно попробовать ловить и не только рыбу:

Закинул удочку: клюет,
Не знаю, ерш или уклейка.
Душа ликует и поет,
И счастья полная бадейка,
Чего и надо рыбаку.
На берегу пусть сохнут сети.
Тебя я в сеть не завлеку;
Не подошла ты мне по смете.
Она рассчитана на год,
А капитал уже растрачен.
Какой же был я идиот,
Как самого себя дурачил!
Река не так уж глубока,
И широка она не слишком.
Уклейка съела червяка
И уплыла, махнув хвостишком.

Сергей Потехин

Что и говорить, природных и душевных богатств у моих земляков в избытке. Им не хватает возможности жить, не хватает даже не столько помощи, сколько – не мешали бы, не трогали! Мой народ не знает меры в своем многовековом терпении. Он скромно оценивает свою жизнь и возможности. Он даже вымирает молча, любуясь при этом Божьим миром.

Одуванчиковая Россия...
Нераспаханные поля…
Грустно. Но все равно красива,
Терпелива моя земля...

Между вечным лазурным небом
И разбитою колеей –
Не тугие колосья хлеба –
Одуванчик лишь золотой...

Вера Клевич

Да и выбора-то у народа, по сути, нет:

…А налево пойдешь – лишь луга да леса,
Лишь медвежьи следы да безлюдная даль...
А направо пойдешь – лишь волков голоса
Да седой старины вековая печаль...

И куда не пойди – ни кола, ни двора,
Ни дымка над трубой, где бы нам отдохнуть...
На развилке дорог нам подумать пора,
Куда нас заведет нами избранный путь...

Вера Клевич

И ведь вот что важно: своих авторов в Галиче знают, их творческие вечера всегда собирают полные залы, их стихи, опубликованные в районной газете, читают, к своим писателям здесь прислушиваются. Читателей, конечно, не тысячи, но и жителей в городе и его опустевших окрестностях теперь совсем не густо. Данные свидетельствуют о стабильном снижении численности населения Галича с 17346 человек в 2010 году до 16629 человек в 2021 году. И еще одна ужасающая статистика: за последние 20 лет в России исчезли 37 тысяч деревень. И еще в 36 тысячах живут по одному человеку. То есть в ближайшие годы и они перейдут в разряд полностью обезлюдевших. Причём вымирают, в первую очередь, сёла центральной – коренной России...

Но идем дальше. Люди грамотные всегда были в чести у народа. Особенно те, кто своим трудом и умом получили образование. От них всегда ждали совета. Им в провинции по-прежнему доверяют. Вот почему здесь у людей пишущих есть и еще одна важная миссия, почти утраченная столичными профессионалами: объяснять, сколь возможно, происходящее и морально поддерживать своих соотечественников. А стихи, как ни крути, самая подходящая для этого, самая доходчивая форма. Вот почему наши поэты – это еще и советчики, если хотите, учителя жизни. И, кстати, советы они дают правильные, толковые.

Поспеши
 
Отложи все дела.
Не ищи оправданий.
Не пакуй чемоданы,
А иди на вокзал.
В скорый поезд садись –
Поезжай к своей маме,
Чтоб сказать ей все то,
Что еще не сказал...
Брось заботы свои,
Вспомни серенький домик,
Скрип калитки и ель,
Что под ветром шумит...
Там за домом овраг
В белой таволге тонет,
Там крыльцо лет уж двадцать
Неровно стоит...
И, поверь, ей не надобно
Вовсе подарков –
Лишь бы ты, улыбнувшись,
Ступил на порог...
Она встанет от печки,
Натопленной жарко,
И заплачет: «Ой, Господи!
Здравствуй, сынок!..»
Обними ее старые
Хрупкие плечи,
Осуши ее слезы
Окрепшей рукой.
Подари своей маме
Хотя б один вечер,
Чтоб в тревожное сердце
Вселился покой...
Отложи все дела,
Не ищи оправданий,
Чтоб потом, опоздав,
Не жалеть много лет
О поездке сорвавшейся
К старенькой маме…
Горько ехать туда,
Где ее больше нет...

Вера Клевич

А ведь точно, предательство Родины начинается с предательства родителей, родных, своего рода. Неслучайно, наш мудрый язык собрал все эти понятия в крепкий узел однокорневых слов.

Православная вера и русское слово –
Это наши сокровища, наша основа.
С ними нам не страшны никакие враги,
Пуще жизни своей ты их, брат, береги.
Если мы этот дар пронесем сквозь века, –
Будет Русь неделима, свободна, крепка,
И народы как дань старине золотой
Назовут нашу Родину Русью святой.

Алевтина Погодина (Лапшина)

И что сегодня остается поэтам? Быть вместе со своим народом. Вместе искать выход из тупика. Сохранять то, что осталось. И еще – вместе горевать и плакать по России ушедшей и уходящей. А чайки над озером разнесут этот плач по миру. Кто-нибудь да услышит. Что-нибудь да изменится. Когда-нибудь.

Сердце бьется надрывно и глухо,
Слух терзает томительный звук. –
Повсеместно развал и разруха,
Запустения мерзость вокруг.
Не вернулась Орда Золотая,
И не взяли любимых в полон.
Что же кружит стервятников стая
Вместо мирных грачей и ворон?
Лихо крутятся черные спицы
Мимо сёл, что стоят без огней, –
Это мчится беды колесница
По провинции нищей моей.
В этих сёлах не лают собаки,
Не качают старухи внучат,
И погосты в бурьяне и мраке
С диким ветром протяжно кричат.
Мимо поля, что грезит пшеницей,
Мимо леса – из сучьев и пней
Мчится, мчится беды колесница
По несчастной России моей.

Алевтина Погодина (Лапшина)

«Мчится, мчится беды колесница по несчастной России моей»… Поклон Вам, Алевтина Михайловна. Пла́чу вместе с Вами.

Но, знаете, эта книга не была бы галичской и народной, если бы всё обрывалось на такой безнадёжной ноте. Нет. Наш народ мудр и силен. Он по-прежнему умеет петь и любит смеяться. Многие стихотворения сборника так и просятся быть положенными на музыку. Что, кстати, часто здесь и происходит. Свои композиторы тоже есть. И в исполнителях недостатка не наблюдается.

А семена калины
имеют форму сердца,
А ягоды калины
горчат, всегда горчат.
Я, стоя под калиной,
пытаюсь разреветься,
Но слезы, как нарочно,
наружу не хотят!
Зима стоит какая!
Морозит не на шутку!
Мои ресницы иней
покрасил в белый цвет...
Побуду под калиной
еще одну минутку
И к дому пошагаю –
другой дороги нет!
У печки я, быть может,
сумею отогреться,
Хоть это и непросто
мне с некоторых пор –
Любимый мне так долго
выстуживает сердце,
Что на несчастном сердце
заиндевел узор.
Оно уже не стонет,
оно уже не ноет –
К нему пристыли слезы
и литься не хотят.
Любимый не утешит,
меня не успокоит,
А если скажет слово –
то источает яд.
Ах, дерево-калина!
Лишь от тебя не скрою,
Как свет меня не манит
в родном моем окне!
Ты ветками киваешь,
согласная со мною,
И грозди красных ягод
протягиваешь мне.
А раньше мне казалось,
что счастье бесконечно...
Как у тебя-то, милый,
не дрогнула рука?
А семена калины
похожи на сердечки,
Но ягодное сердце
не мучает тоска…

Елена Виноградова

А вот и удаль молодецкая. Куда же без нее! Ах, как лихо!

Эй, поземка верховая,
Не скрывай мои следы!
Не нашептывай беды!
Я назло иду, плутая,
Вдоль заснеженной гряды.
 
Не видать дороги торной –
По сугробам, напрямик,
Сквозь заносы и тростник
Пробираюсь, непокорный,
Рвусь к зазнобушке в Родник.
 
Что ведет меня? – Черт знает...
Может удаль, страсти хмель,
Чувств амурных карусель,
Но все крепче обнимает
И постель мне расстилает
Лиходеюшка метель...

Владимир Самков

А вот эта песня на стихи Сергея Потехина, скорее всего, через некоторое время и вовсе утратит авторство, как уже не раз бывало:

Ласка нужна и кошке.
Что же меня ты гонишь?
Счастлив и я немножко,
Гладя твои ладони.
К берегу плот прибило.
С бурной водой не  слажу.
Что между нами было,
Я не припомню даже.
Есть у меня загадка.
Хитрости в ней нисколько.
Налито сладко-сладко,
Выпито горько-горько.
Наша с тобою дружба –
Странная это штука.
Долго гадать не нужно,
Ждет впереди разлука.

Песенно-есенинская интонация несомненно добавляет красок в стихотворную палитру сборника: то же душевное, трогательное, совершенно беспафосное, глубоко родственное отношение к своей земле и твердая вера в неубиваемую живучесть всего доброго и правдивого; то же любование красотой Божьего мира.

Но по-настоящему многоцветной и полифоничной делают книгу потехинские шутки-прибаутки. Галичский мэтр, он же поэт-отшельник Сергей Александрович Потехин, навел тут шороху, растормошил элегическую пастораль и взбодрил взгрустнувших. Оживил новыми красками любовную лирику, соединив ожидаемый для этой темы высокий штиль с рисковым ёрничеством и мелким словесным хулиганством.

Поздний вечер, сгущаются тучи,
Пузырится  река под дождем.
В ней утоп наш кораблик летучий,
На бревне мы, как зайцы, плывём.
Неизвестно, куда же причалим.
Далеко-далеко океан.
Утопленьем в тоске и печали
Завершится ли этот роман?
Возле отмели берег пологий,
Мы хотели сойти на крутом.
Не увязнут ли заячьи ноги,
То есть лапы, в песке золотом?
Не печалься, моя золотая,
Пыль с ушей да лапшу отряхни.
Я нырну и корабль залатаю,
Да продлятся блаженные дни!

Ирония, как всегда у Потехина, направлена на самого себя, возрастного и несовершенного. Это трезвый взгляд со стороны, шутейно, но сурово корректирующий отношение автора к жизненным трудностям и неудачам, известным ему не понаслышке.

С тебя пылинки бы сдувать,
Качать на солнечных качелях.
На что я мог претендовать,
Мешком пришибленный Емеля?
Пока лапшу с ушей стряхнешь,
Пока поешь романсы дурам,
Ты принцев на конях найдешь –
На черном, пегом и кауром.
На белом выедет король,
Чтоб увезти тебя в чертоги.
Какую я играю роль,
Кладя цветы тебе под ноги?
Ценить умею красоту,
О красоте стихи слагаю.
Как на могильную плиту
Венок увядший возлагаю.
Мне говорит лазурный взор,
Что я пяты твоей не стою.
Похоронил я свой позор
Под неотесанной плитою.
Сам, неотесанный болван,
Стою я, заклиная ветер,
Чтоб не порушил ураган
Твои дворцы и все на свете.

…Итак, книга вышла в свет, наши чайки над озером встали на крыло. Зародившись в русской глубинке, в древнем городе Галиче, этот сборник самим фактом своего появления внушает осторожный оптимизм: жизнь продолжается, книга обязательно найдет своего читателя, а месяц, как ему и положено,

…будет плыть и плыть,
Роняя вёсла по озёрам…
И Русь всё так же будет жить,
Плясать и плакать у забора.

А напоследок я скажу… Столько думала о «Чайке», что впору, как Нине Заречной воскликнуть: Я чайка… чайка… Нет, не то… Я просто… благодарный читатель. Спасибо, дорогие мои земляки, за хорошую книгу и за то, что вы есть в моей жизни.

Опубликовано: 28.09.2022