Наталья Леванина

Душевница и заступница.
О поэзии Елены Балашовой

Елена Балашова растворилась в России – и не найти! Нужен провожатый или всезнающий навигатор, чтобы отыскать поэта в её озёрно-лесной чухломской глубинке.

В жизни Елена Львовна – отнюдь не богатырша – небольшого росточка, худенькая, ходит с палочкой. Но в творчестве она распрямляет свои хрупкие плечи. Появляется сила, значительность, звучит чистый, взволнованный голос, который нельзя не услышать.

Особенность её дара в том, что он не просто – настоящий, подлинный, это какой-то со-природный талант, незримой пуповиной связавший художника с родной Костромщиной, её землёй и людьми.

Я люблю проснуться на рассвете.
Ах, какая это благодать,
Если утренний бродяга-ветер
В губы смог тебя поцеловать.
Я люблю души высокий голос –
Молодой, не помнящий обид.
Так звенит на поле спелый колос,
Жаворонок в небе так звенит.
Радость жизни, радость вдохновенья –
Светлая ликующая власть!
Это солнце, этот свет весенний,
Молодая трепетная страсть!
Если мне дано еще на свете
Год иль два, иль десять лет прожить,
Просыпаться рано на рассвете –
Может ли прекрасней что-то быть?!

Подлинность переживания побеждает несложные рифмы, а душевный родник поэта омывает и очищает блёклые от частого употребления поэтические штампы, возвращая слову его первоначальную, девственную свежесть. И здесь важен образец. Слово, к которому не устаёшь стремиться:

Пока еще подвластно слово,
Пока я помню наизусть,
Что «в этом мире все не ново», –
Даст Бог, до сути доберусь,
Пойму, узнаю, обозначу
То, что Поэзией зовут.
«Вот бегает дворовый мальчик...»
Два века бегает он, плут.
А я пред ним стою, немея,
Не смею даже и дышать.
Даст Бог, и, может, я сумею
Неуловимое – поймать.

Поэзия по древним, родовым своим признакам – это мудрое поучение и переубеждение, ясновидение и пророчество. Базовые свойства стиха сохраняются в нем, о чем бы ни писал настоящий поэт. Это генетика поэзии, её родинка, неискоренимое сходство с прародителем. Вот почему в лучших стихах Елены Балашовой я ощущаю языческую привязанность к родной природе, какое-то древнее мерянское обожествление всего сущего:

Журавли заснули на земле,
Оставляя перья среди кочек.
Я люблю дыханье тополей
И березы крохотный листочек,
Сумерек весенних смутный бред,
Кваканье бесстыдное лягушек
И земной сверкающий рассвет
Посреди полей, а не подушек.
На земле проснутся журавли,
В небо унесется клич щемящий...
Я люблю простой цветок в пыли –
Весь земной, до боли настоящий.

Стихам Елены Балашовой свойственна повышенная отзывчивость восприятия. Её душа, как чуткий инструмент, с помощью которого родная природа выражает себя в слове.

Внесли дрова с мороза,
У печки положили,
И запахом березы
Мне голову вскружили.
Так пахло чем-то чистым
И чем-то светлым очень,
Что показалось: листья
Проклюнулись из почек.
А после пламя билось,
Как листья, золотое,
И ночью что-то снилось
Мне светлое такое...

Елена Балашова, конечно, и сама понимает, что миссия у неё высокая – быть голосом родной земли. Вот почему её стихи порой полнятся даже не женскими, а какими-то природными интонациями и звуками:

Мои руки грубы от работы домашней,
А на сердце нежность такая зреет
К опустевшим лесам, к этой черной пашне,
Что сказать о ней я уже не смею.
Лишь, все чаще и чаще к земле припадая,
Я над ней рыдаю, чибисом плачу,
Потому что нежность к земле такая,
Что слова уже ничего не значат...

Поэзию недаром считают душой подвига и подвигом души. Это сложнейший процесс обращения красоты в добро. Это именно подвиг, потому что с трудом и невероятными усилиями талантливый человек, породнившийся со Словом, подвигает читателя к самому главному, подчас заброшенному и забытому – к душе. К его и своей душе. По сути, роднит их.

А красота – это универсальный ключ, который порой помогает открывать даже самое неухоженное нутро.

Ощущение любви, волнение от родных запахов, цветов и вкусов, то, что неискоренимо в тебе, если душа твоя не умерла, умеет от избытка передавать наш поэт, потому что дар у неё такой и потому что сама она по-настоящему переполнена этой любовью:

Цветёт иван-чай весь малиново-розов,
И плачет кукушка, и кличет птенца.
А в небе рождаются чудные грозы –
Восторг и томленье, и нет им конца.
Как сладостен запах таинственной влаги
И ягоды терпкой малиновый сок,
И гомон, и щебет в заглохшем овраге,
Предчувствие мысли и жажда дорог.

Может, глубинка и отсутствие суеты – это подспорье? В тихом, глухом месте, где нет отвлечений и особых развлечений, полнее ощущаешь родство с землей, тебя взрастившей. Может, умение слышать и понимать сущее, погружаться в себя и жить душой – это здесь просто условие выживания?

Ах, эта тополиная печаль
Средь снежности пустынных вечеров,
Шуршащая поземкой быстрой даль,
И близость звездных, трепетных миров.
Залубенело, веточки жестки.
Ты их руками теплыми согрей,
И в той пахучей свежести руки
Услышишь жизнь подземную корней.
Всем существом, до дрожи, подивись,
Что в холод этот лютый сберегли
В глубинных тайниках большую жизнь
И нежность материнскую земли.

Елена Балашова – честный, целомудренный и отважный в своём Слове поэт. Вот уж для чего, действительно, нужна смелость этому человеку, так для выражения своей природной искренности. Ведь живет Елена Балашова, что называется, на миру, в самой гуще народной жизни, где и слыхом не слыхали ни о какой толерантности, амбивалентности и рафинированности. Где литературным салоном служит скромная районная библиотека, а литературной критикой занимаются не профессионалы, а те горожане, которые прочитали её стихи и захотели высказаться.

Впрочем, с Еленой Балашовой это не совсем так. Нет, библиотека со знакомыми читателями, конечно, имеется. В ней, кстати, случаются и замечательные встречи, и жаркие дискуссии. Но известность поэта давно перешагнула рамки Чухломы. Её стихи знают и в Москве, и в России. О ней написаны толковые литературно-критические статьи. Знатокам русской поэзии известно это имя.

Но талант – это всегда тайна. Разгадать и понять его до конца – ох, как непросто! Ну, хоть, к примеру, такой парадокс: женский голос Елены Балашовой тих, но в стихах он силён, смел и слышен. И этому у меня есть лишь одно разумное объяснение: в родной Костромщине она – своя. Её знают, любят, уважают. Она – голос всех этих людей, своих земляков, – немногословных, косноязычных, бедных, незаметных, но – настоящих, живущих не только по соседству, но и у неё в сердце. Эти люди не притворяются, особо не церемонятся, они просто, как могут, проживают свою нелегкую жизнь рядом и вместе со своим поэтом, который, конечно, отличается от них, но так же кровно привязан к их общим родным местам, а главное – может это выразить:

Деревне
Забытая всеми, хранимая Богом,
Ты в сердце моём как звезда.
Как к Риму, к тебе все пути, все дороги,
Бессонные все поезда.
И к отчему вновь припадаю порогу,
И сердце в груди как набат.
Как к Риму, к тебе все пути, все дороги,
Но нету дороги назад.

Чтобы говорить от имени народа, нужно этим самым народом быть: разделять с ним горе и радость, читать ему хорошие книжки, просвещать его в меру сил и возможностей, понимать и чувствовать, что происходит с людьми, рядом с тобою проходящими свой земной путь. Быть с этими людьми одного состава крови и души. Получать, как и все, крошечную пенсию и как-то жить на неё. Разговаривать с людьми и сочувствовать им. Быть в поэзии их выразителем. Неслучайно свою книгу Елена Львовна назвала «Рядом с вами» (Кострома, 2018).

Избы
Избы в деревне пахнут теплом,
Свежестью трав и хлебом душистым,
Пахнут они парным молоком,
Половиками мягкими, чистыми.
С самого детства знакомым таким –
Запахом брёвен крепким, смолистым,
Так безыскусственно простым,
Так по-русски родным и близким.

Так и есть! – Этот возглас живых свидетелей может вершить очень многое из созданного Еленой Балашовой.

Это трудный дар – не отрываться от своих корней. Он требует любви, терпения, преданности. Зато и награждает по-царски. Ты обретаешь особое зрение, можешь видеть смысл, метафору, символ в обыденном и даже низком. Например, в корыте с навозом, которое, впрягшись, привычно, из века в век тянет на себе русская баба:

После всех величайших открытий
Тащит бабка навоз на корыте.
Где-то в космос ракету пустили,
А про старую бабку забыли.
Понимая полезность ракеты,
Я сейчас говорю не об этом:
Говорю, что ракета летает,
Бабка длинную грядку копает,
И болит у нее поясница,
И ночами все чаще ей снится
Молодой, синеглазый... Убитый.
Тот, кому в этом самом корыте
Постирала однажды рубашку
Озорная девчонка Парашка.
НТР. Шум да грохот повсюду.
Не забудь. Не забудь! Не забуду:
Тащит бабка, корыто грохочет.
Вот и всё, вот и всё, между прочим...

Елена Балашова в своих стихах, как видим, не сторонится прозаизмов, которыми переполнена жизнь нашей русской глубинки. В её стихах нет манерной стилизации, она не заигрывает со своим читателем и не напускает многозначительного тумана. Её сила – в правде, которой безоговорочно веришь:

«Окурков нынче не видать, –
Дедок пожаловался тощий, –
Вот довели, туды их в мать,
Какой я стал – живые мощи.
Бывало, сахарку куплю
Да кой-чего ещё… покрепче,
Да табаку… Сижу, курю…
У этих сладкие лишь речи.
Мол, пенсию добавим вам.
Добавили, да толку нету:
Добавки-то едва-едва
Хватило выписать газету.
На что купить ещё табак,
Чтобы курить чего мне было?»
И от души разэдак-так
Всех демократов крепко крыл он.
А вместе с ними крыл подряд
Всех прочих, что высоко где-то
Такие речи говорят,
Что тошно в руки взять газету.
«Окурочек бы где стрельнуть?»
А я в глаза того солдата
Не смела, не могла взглянуть,
Как будто в чём-то виновата.

Да, определённо, стихи Елены Балашовой отличает особая – подлинная и родственная интонация. Потому и пронимают они тебя до слёз:

Милая, пенсии-то не дают?
Слышно, вчера за второе давали.
Значит, и завтра получим едва ли.
(Господи, видишь ли: всё ещё ждут!)
Дочка-то тоже без денег сидит,
Хлеб да картошка, а детки-то малы…
(Господи, легче ли, если б молчала?
Прямо в глаза мне покорно глядит).
Что ей отвечу? Какие слова
Я отыщу, чтобы не были всуе?
Чаша сия да меня не минует!
С вами я рядом, покуда жива.

Смелость, как известно, это не отсутствие страха, а понимание того, что есть что-то гораздо более важное, чем страх. Вот так душевница Елена Балашова стала еще и настоящей заступницей. Она отчаянно выговаривает-озвучивает трезвый диагноз, поставленный хорошо ей известным народным сообществом, адресуя клеветникам и губителям России свой гнев и презрение. Вековым народным инстинктом отторгает поэт навязанную нам форму жизни, как несправедливую, неправедную и противоестественную:

Сменили одёжки, сменили обложки
Так, словно живут не всерьёз – понарошке.
Сменили названья, идеи и штаты,
Однако же прежней осталась расплата.
Расплата за кровь, за измену проста
Иудам, предавшим народ, как Христа,
И пусть они снова одёжки меняют,
И через столетья их снова узнают.

Елена Балашова не идеализирует свой народ, она просто видит больше и знает его лучше многих. Может быть, как раз поэтому, ни от чего и ни от кого не отрекается:

Вот этот пьяный грязный сброд
В своей жестокости незрячей,
И это всё – народ?
Народ!
Уж ты не думала ль иначе?
И эта шлюха? И…
Уволь,
Не продолжай, прошу, не надо.
С ним общая у нас юдоль,
Когда они – народ, не стадо.
И – до конца с ним, до конца,
Любить его, страдать, жалея
Обманщика и подлеца,
Мучителя и лиходея.
Мне с ним идти на жизнь, на смерть,
В тюрьму, в изгнание, в оковы…
И, если надо, – умереть,
Чтобы воскреснуть к жизни новой.
Все униженья, срам, позор –
Всё вынести и – не отречься –
На плаху, дыбу, на костер –
Повсюду – с ним. И дальше – в Вечность!

И это не тупая покорность судьбе, это свободный выбор поэта. Свидетельство мудрости высшей пробы:

И хвалила, и ругала
Так, по-доброму, легко.
Из колодца доставала
Ледяное молоко.
Наливала с верхом кружку,
Говорила: «Крепче пей!
Да совет-то мой послушай –
Будь немного посмелей.
Люди ведь на то и люди,
И помогут, и поймут,
Поругают и осудят,
Ан, до сути-то дойдут».

Вот такие простецкие уроки получает поэт от своих соплеменников. И, знаете, не пренебрегает, а следует им! Получается, растёт на их поддержке.

Поэт – человек, конечно, необычный, не такой, как все. Ведь главное в его жизни происходит ВНУТРИ, как бы тесно он ни был сопряжен с текущей реальностью. Вот и Елена Балашова не простенькие задачки решает, её тревожат тайны бытия, слитность частной жизни с местом и временем, в которые выпало жить:

Я снова вижу эти дали,
Стеною – синие леса.
Поближе чуть – берёзы встали,
Упёрлись прямо в небеса.
Поля, луга… Какую силу
Сумел в мою он душу влить,
Мой край, застенчивый и милый,
Что без него – ни петь, ни жить?

И при этом Елена Балашова в своём творчестве предельно открыта. Она стремится к пониманию, сопереживанию, диалогу. Наверное, по-другому и нельзя, видимо, это необходимое условие жизни поэта в самой народной гуще. И вот тут нужна особая отвага, чтобы выговорить пришедшее к тебе Слово и ответить за него. Не имеют значения ни пол, ни возраст, ни место жительства. Читающих земляков, в первую очередь, интересует: а хороший ли ты человек? Дело ли говоришь? Не соврал ли ради красного словца? И уж только потом: складно ли ладно ты про всё это написал?

Дорожают хлеб и гречка,
Дешевеет человек.
И свои расправив плечи,
Наступает грозно век.
Не железный он, пожалуй,
А безжалостным он стал.
Дорожают хлеб и гречка,
Человек в цене упал.

Конечно, по большому счету, бедному художнику в далёкой костромской глуши терять нечего. Дальше Чухломы не сошлют и стихов не отнимут. Права была Анна Ахматова: «Поэт – человек, у которого никто ничего не может отнять и поэтому никто ничего не может дать».

Получается, он богач, этот бедняк! Его, действительно, мало заботит материальное, если только речь не идет о книгах. Главное, что вы можете для него сделать – это читать и понимать его. И, конечно, выпустить ещё одну книгу стихов. А не можете – так оставьте его в покое! Наступит время – одумаетесь, придёте в библиотеку и прочитаете его крошечно-тиражные книжечки, в которых, как в заповеднике, навечно сохранится чистое, честное русское слово. И цены тем книжечкам не будет!

Уравняли умного с дураком,
Уравняли чистого с грязью черной.
Кованым прошлись каблуком,
Сверху подзасыпали дёрном.
Уравняли небо с землёй,
Без сомнений всяких и в рвенье
С честными смешали жульё,
То-то, мол, пойдёт поколенье!
Нищим стал первейший богач,
Сделался разбойник – министром,
Стал «отцом народов» – палач,
Но не стало грязное чистым.
Но остался глупым дурак,
Не смешалось небо с землицей…
Как же вы, товарищи, так –
Умные! – могли ошибиться?!

Поэзия – это особая форма познания мира. Действительно, мироустройство не открывается ни типовой отмычкой, ни воровской фомкой. К нему поэты подбирают свои ключи – особые, нерукотворные, уникальные. А потому поэтические открытия точнее называть откровениями, ведь воспринимаются такие поэтические откровения не столько рассудком, сколько сердцем, причем само чудо этого восприятия еще и далеко не всем дано, поскольку случается редко и не со всеми.

Очистится душа от суеты.
Желанный миг милее дней лукавых.
Душа чиста и помыслы чисты,
И не томит тщеславия отрава.
И можно просто веровать и ждать
Стихов, любви, улыбок щедрых лета,
И на любовь любовью отвечать,
И на приветы отвечать приветом.
Как ясен мир в любви и доброте,
Когда душа прозрела и созрела.
Пусть даже так – распятой на кресте,
Но ввысь она летит голубкой белой.

Просто, скажете вы? Вам не хватает зауми и слов-погремушек, прельщающих своей псевдо-новизной? Тогда вы не поняли главное: в поэзии слово должно раскрывать перед читателем не фокусы-покусы, а духовные горизонты, обострять его внутреннее зрение, позволяющее видеть дальше и глубже. Поэзия – это путь к центру личности. Так что диковинные рифмы и экзотические ритмы – это, может, и неплохо, но в русском стихе дело, определённо, не в них. Здесь важно создать особую атмосферу стиха, наполняющую слова сакральным смыслом, а тебя – волнением, пробуждающим в душе какую-то неведомую доселе сверхспособность различать «тени завтрашнего дня».

Папе
Много ль нужно старику,
Чьи годочки на исходе?
От внучка хотя б строку,
Грядку лука в огороде…
Да махорки бы кисет,
Той давнишней, настоящей.
В восемьдесят с лишним лет
Ничего уже нет слаще.
Вдруг спохватимся: где дед?
Оглянуться не успели,
Как над холмиком синеет
Самокрутки лёгкий след.

А еще русские писатели всегда считали своим долгом, своей почётной миссией служение народу, заступничество за обиженных, неграмотных, но таких родных тебе людей. Об этом «не модно» нынче говорить, но позвольте напомнить: исторически сложилось так, что СЛОВО, СЛАВА и СЛАВЯНЕ – однокоренные у нас слова. То есть не добиться народной славы, если проституировать словом, относиться к нему продажно и беспринципно.

К сожалению, девальвация культуры распространяется у нас почище ковида. Вот почему так важно появление книг, напоминающих нам о вековых принципах творчества, приведших русскую поэзию на мировой культурный Олимп.

Стихи Елены Балашовой самим фактом своего тихого и чистого существования отрицают пошлую тарабарщину продажного языка и сознания.

Уходя, оглянусь: свет в окошках горит,
Раным-рано затопятся русские печи.
А погода-то нынче дурит и дурит,
И швыряет, шутя, мне сугробы на плечи.
Уезжаю – и вновь возвращаюсь сюда.
Слава Богу, что есть мне куда возвращаться,
Где и горе – не горе, и беда – не беда,
И где сны золотые по-прежнему снятся.
Уходя, оглянусь, и увидится мне
Эти вёшки у тропки да мгла ледяная.
В семь домов деревушка на малом холме.
Сердце бьётся: живая, живая, живая!

Вот так живёт и пишет Елена Балашова – талантливый русский поэт из старинного города Чухломы. Душевница и заступница.

Это угол медвежий,
Тропок милая вязь
Там, где ноги мне нежат
И осока, и грязь.
Там фиалка ночная
Хрупкой свечкой горит,
И, мой путь освещая,
Мою душу хранит.
Там тугие туманы
Пеленают зарю...
Светом тем осиянна,
И живу, и творю.

Опубликовано: 05.01.2021