Станислав Кузьменко

Из истории охраны памятников архитектуры Чухломского района

Цель настоящей статьи – дать обзор документов, связанных с вопросом охраны памятников архитектуры Чухломского уезда/района за время с начала XX в. Документы специально для этой цели не собирались, а накопились, в связи с другими поводами, в электронном архиве автора.

Речь, конечно, идет только о бумажных постановлениях и описаниях, т. к. о реальной государственной охране памятников в указанном районе, как и почти повсеместно в провинции вне популярных туристических маршрутов, говорить едва ли приходится. Тем не менее, эти постановления и описания представляют определенный интерес как историческая справка о том, какие памятники в районе считались особо ценными.

Соображениям о необходимости охраны тех или иных памятников предшествует сбор сведений о них. Научную фото-фиксацию памятников церковной и усадебной архитектуры Чухломского уезда в дореволюционное время осуществляли В. Н. Кларк и С. А. Орлов. Ими были сделаны фотографии внешнего вида, отчасти интерьеров и выдающихся предметов обстановки ряда памятников уезда. Фотографии В. Н. Кларка ныне хранятся в собрании Костромского музея-заповедника, а С. А. Орлова, производившего съемку по заданию Императорской Археологической Комиссии, – в фотоархиве ИИМК РАН в Санкт-Петербурге[1]. Сопровождалось ли это фотографирование составлением отчетов-описаний – мне не известно.

На основании знакомства с фотоработами С. А. Орлова, Г. К. Лукомский в 1916 г. вывел такое заключение: «Чухломский уезд [среди уездов северо-запада Костромской губ. – С. К.] – едва ли не самый бедный в смысле интереса находящихся в нем церковных построек. Кроме двух храмов Городецкого Авраамиевского монастыря, из которых один 1607-1632 годов, а другой конца XVII в. (ограда 1766 г.), на всем пространстве уезда отметить, кажется, нечего, за исключением четырех церквей, здесь упоминаемых», а именно: церквей сс. Заболотье, Затоки, Николо-Остров и Мироханово[2]. Список этот, пожалуй, можно назвать случайным – даже с точки зрения вкусов самого Г. К. Лукомского. Учитывая, какой интерес он проявил к классицистической застройке г. Костромы при написании своего путеводителя[3], можно удивляться, что мимо его внимания прошла такая великолепная постройка зрелого классицизма, как Воскресенская церковь в с. Муравьище, также отснятая Орловым.

В апреле 1919 г. энтузиастами-краеведами Л. Н. Казариновым и А. Н. Черногубовым был основан Чухломский музей местного края. Уже летом того же 1919 г. ими были предприняты экскурсии в окрестности г. Чухломы для осмотра памятников церковной старины. Отчет об этих экскурсиях сохранился в научном архиве Чухломского  музея[4]. Естественно, что Л. Н. Казаринов и А. Н. Черногубов обращали особое внимание на движимые памятники – имея в виду интересы формирования и пополнения коллекции вновь основанного музея. В 1919 г. ими были осмотрены: Авраамиев монастырь, церкви сс. Михайловское-Озерное, Михайловское-Лесное, Лаврентьевское, Коровье, Бореево, Клусеево, Сенная, Муравьище, Черемховец, а также усадебные дома в Клусееве (из которого к тому моменту уездным исполкомом уже была вывезена обстановка) и Колотилове. В январе 1921 г. А. Н. Черногубов, первый заведующий Чухломским музеем, умер, а Л. Н. Казаринов возглавил музей в марте 1922 г. Его заведование Чухломским музеем, продолжавшееся до ареста в 1931 г., составляет очень яркое явление в истории отечественного краеведения. Отпуски (копии) деловой переписки зав. музеем Л. Н. Казаринова хранятся в составе фонда Чухломского музея в Чухломском районном архиве. Не менее ценным источником являются также письма Л. Н. Казаринова В. И. Смирнову, хранящиеся в ОПИ ГИМ.

Документы свидетельствуют о большом интересе Л. Н. Казаринова к деревянной Казанской церкви на Идском городище, впервые им осмотренной в 1920 или 1921 г. В 1923 г. он предпринял археологические разведки Идского городища и изъятие некоторых предметов старины из Казанской церкви в музей. По результатам этого обследования, Л. Н. Казаринов составил статью об Идском городище, до сих по не опубликованную[5]. В письме В. И. Смирнову осенью 1923 г. Казаринов отметил: «Городок был во времена Иоанна Грозного. Монастырь и 25 жилищ (установлено раскопками) сожжены литовцами в смутное время»[6]. Немного позднее он уточнил свое мнение, написав, что Идская крепость «была построена в 1536 г. (…) и существовала 5-6 лет, выдержав несколько осад», а «в 1542 г. означенная крепость была перенесена на р. Вигу, в Жоховскую волость», т. е. на место г. Судая[7]. О времени постройки церкви Идского городища Казаринов ясно не высказывается, отмечая лишь, что в ней «все иконы очень древние», а висевшие прибитыми в крыльце церкви царские врата, изъятые в музей, он отнес к XVI в.[8] Внешний вид и иконостас Казанской церкви запечатлены на дореволюционных фотографиях В. Н. Кларка. По ним видно, что само здание к началу XX в. получило деревянную обшивку, полностью замаскировавшую древний характер здания. Б. И. Дунаев в 1915 г. затруднился точно датировать Идскую церковь, но заметил, что она относилась к «галерейным храмам» и  «сохранила старый сруб только в основной своей части, а все остальное – результат последней перестройки»[9]. Судя по посвящению, Идская церковь была возведена в после-смутное время; вероятнее всего, это постройка 2-й трети XVII в. Для Чухломского уезда, на начало XX в., это был уникальный памятник. Учитывая древний характер убранства церкви, приходится сожалеть о его полной утрате.

Хронологически первый документ, связанный с Чухломским музеем, упоминающий не элементы обстановки, а сами здания как памятники, относится к 1924 г. В этот год Музейный отдел Наркомпроса рассылал по уездным ОНО особую анкету, с целью выяснения разных сторон деятельности музеев. В этой анкете были, в частности, такие вопросы:

«1) Имеется ли У. музей (комитет по охране памятников искусства, старины и природы), с какого времени он организован и как…

2) Деятельность У. музея: в чем выражалась деятельность по охране и учету архитектурных, археологических памятников, памятников природы, усадьбы и т. п.

8) Состояние усадеб, находящихся на учете У. музея, итоги работы в них по учету и охране ценностей за год.

9) Состояние церквей и монастырей, находящихся на учете музея, итоги работы за год»[10].

По поручению Зав. Чухломским УОНО Н. В. Соколова, Л. Н. Казаринов составил доклад по вопросам анкеты, который был представлен в УОНО 30 июля 1924 г. Ответы были даны следующие:

«1) Комитета по охране памятников искусства, старины и природы при Музее не имеется, но приблизительно около 1919 г. Чухлом. Отделением КНО произведен учет памятников искусства, старины и природы. В 1924 г. тем же ЧОКНО начат переучет этих памятников.

2) При полном отсутствии средств, Музей не мог проявить деятельности по охране и учету памятников и наблюдению за их состоянием. (…) Состояние большинства памятников искусства, старины, усадеб и т. п. неизвестно.

8) Из усадеб на учете состоят только ус. Клусеево – Катениных и Колотилово – писателя П. А. Катенина. Ценностей и обстановки в них нет. Усадебные дома, представляющие ценность в архитектурном отношении, находятся в ведении Чухломского ОНО.

9) На учете Музея состоят древние церкви: деревянная на Идском Городище, деревянная в с. Троицы у Голов, Покровская церковь Авраамиева монастыря и церковь холодная в с. Лаврентьевском. Перемен в них никаких не произошло»[11].

Из этого документа видно, что, во-первых, «на учет» музея брались церковные памятники по критерию их древности, а именно, памятники, относившиеся к XVII в. Исключением в этом списке является деревянная Николаевская церковь в составе храмового комплекса в с. Троицы у Голов, которая, согласно дореволюционным справочникам[12], датировалась 1797 г. Возможно, Л. Н. Казаринов, не имея очного знакомства с этим памятником, ставил упомянутую дату под сомнение. Так, в письме В. И. Смирнову от 21 мая 1923 г. он писал: «В Чухломском уезде только две деревянные церкви: первая на Идском Городище, а вторая в с. Троица у Голов. В последней я не был, а давно порываюсь, так как слышал, что там много старины. Далеко это село от Чухломы – около 45 верст, и никак не выберешься»[13]. Во-вторых, видно, что «учет» музея мыслился таким образом: ежели в течение отчетного года памятник подвергнется существенным изменениям, то об этом музей должен был сообщать в вышестоящие инстанции (Губмузей, Главнаука).

Важным компонентом «учета» избранных памятников считалась их фото-фиксация, однако она требовала больших затрат и потому была мало доступна Чухломскому музею. В октябре 1926 г. Губмузей, в лице его инспектора Устинова, предложил уездным музеям (Чухломскому, Галичскому, Солигаличскому и Кологривскому) помощь в осуществлении фото-съемок, в виде присылки фото-материалов. Условиями предоставления помощи были: привлечение уездным музеем непременно фотографа-любителя, регулярная пересылка отснятого материала в Губмузей, соблюдение фотографом определенных требований[14]. По этому поводу Л. Н. Казаринов писал В. И. Смирнову 14 декабря 1926 г.: «Эту работу он [Устинов] ставит на такие формальности и требует таких сложных отчетов, что я чувствую, что подысканный мною фотограф-любитель плюнет на это дело. Безусловно, он таких сложных отчетов и записей делать не будет и работу бросит. Таких формальностей и сложных отчетов от фотографа- любителя, да еще бесплатного, требовать невозможно. Ставит условием еще, чтобы порчи пластинок было не более 10% и что больше он принимать не будет. Конечно, любитель напортит больше и, раз Устинов не примет порчи, работа прекратится»[15]. Действительно, спустя месяц (к 13-му января 1927 г.) выяснилось: «Фотограф-любитель Соколов отказался от работ, мотивируя отказ тем, что при фото-съемках Губмузей требует слишком много формальностей и на это выполнение у него не найдется времени. (…) Хотя и подыскал другого любителя, но тоже сомневаюсь, выйдет ли толк». Тем не менее, Л. Н. Казаринов составил специальный поквартальный план фото-съемок на 1926/1927 г.,  что тоже было непременным условием предоставления помощи Губмузеем. В этом плане, вперемешку со съемками примечательных экспонатов музея, разных типов крестьянских домов, городских укреплений Судая и Чухломы, фигурировала и фото-съемка всех вышеперечисленных «учетных» памятников: «В Каликин. волости в с. Троицы-Голов (40 верст от Чухломы) с состоящего на учете памятника старины – деревянной церкви с. Троица у Голов – 6 снимков с наружного вида и внутренности церкви. (…) 8 снимков с памятника старины – деревянная церковь “на Идском городище”, наружные и внутренние виды. (…) 1 снимок с часовни в лесу по дороге на Вохтому, имеющую связь с историчес. событиями. (…) В б. ус. Колотилове писателя П. А. Катенина 3 снимка с дома писателя. (…) Состоящ. на учете памятника старины Покровской церкви Авраамиева монастыря 6 снимков… В с. Борееве 1 снимок с могилы писателя П. А. Катенина. (…) С. Лаврентьевское (12 верст от Чухломы) 3 снимка с древней каменной церкви» [16]. План этот, в целом, не был осуществлен, но, тем не менее, фото-съемка для нужд Чухломского музея была налажена. В «Истории Чухломского музея местного края» составленной Л. Н. Казариновым осенью 1927 г. для губернской выставки к 10-летию Октября, упомянуто: «В 1926 г. Музеем организовано изучение края посредством фото-съемок. Фотографом Музея состоит фотограф-любитель член Научного Общества Н. Н. Лапкин, которым уже сделано до 100 снимков».

Особых планов на съемку, кроме упомянутого, более не представлялось. В дальнейшем планы фото-работ вводились в общие годовые планы, например, в плане на 1927-1928 год указано: «1) Осмотреть старин. каменную церковь с. Лаврентьевского, выяснить состояние памятника и сфотографировать, 2) то же деревянную стар. церковь в с. Троица <у> Голов»[17].

Осенью 1926 г. усложнилась годовая отчетность уездных музеев. По этому поводу Л. Н. Казаринов заметил в письме В. И. Смирнову от 4 октября 1926 г.: «Не знаю, чего ради Музейный Отдел Главнауки пристает ко мне с отчетами. Требуют годовой отчет очень подробный в 2-х экземплярах по приложенной форме (…) Ранее я имел дело только с Губмузеем, который требует квартальные отчеты. Выходит, что устроили двойную работу для меня»[18]. Для нашей темы важно то, что в новой форме отчета был пункт об охране памятников старины. В первом отчете, составленном по подробной форме, а именно в отчете за время с 1 окт. 1925 г. по 1 окт. 1926 г., можно прочесть: «Музей имеет наблюдение за состоящими на учете памятниками старины. Из таких памятников дом б. помещиков Катениных в усад. «Клусеево» спасен в отчетном году от разрушения. Земельным отделом дом был назначен в продажу на снос с торгов. По протесту Музея этот дом был снят с торгов и передан в октябре 1926 года в ведение Музея. Пока Музеем еще не намечено, как его использовать, но налажена охрана его. Относительно древней церкви в Авраамиевском монастыре, в которой воспитанниками Детского дома выбито до 200 стекол и проникновение в церковь сырости угрожает фрескам и древним иконам, сообщено в Костромской Губ. музей»[19].

Об упомянутой акции Чухломского музея по спасению Клусеевского дома имеются отдельные документы. 1 октября 1925 г. Чухломским музеем было направлено срочное отношение в Костромской Губмузей: «Одним из отделов местного Исполкома назначен в продажу (за 400 р.) на слом усадебный дом в с. Клусееве Чухломского уезда б. помещиков Катениных, между тем означенный дом состоит на учете как памятник старины и уничтожению не подлежит.

Сообщая о сем, Музей местного края просит Губмузей в спешном порядке сделать распоряжение Чухломскому УИКу, что означенный дом не подлежит уничтожению как памятник старины, состоящий на учете, и потому распоряжение о продаже его должно быть отменено»[20].

Губмузей откликнулся на просьбу Чухломского музея. В том же октябре 1925 г. Президиум Чухломского УИКа сделал распоряжение Уземуправлению, копия с которого была направлена в Чухломский музей: «На основании распоряжения Костромского Областного Государственного музея от 3-го октября с/г. за №581 Президиум УИКа предлагает прекратить продажу усадебного дома б. помещика Катенина вследствие того, что упомянутый дом представляет из себя историческую ценность как памятник гражданского зодчества и который состоит на учете п/отдела по охране памятников искусства и старины и предлагается принять меры к его охране»[21].

В августе 1926 г. председатель Чухломского УИКа Сафонов, зав. Уфинотделом Слободской, с одной стороны, и зав. Чухломским музеем Казаринов, с другой, оформили актом передачу «в постоянное пользование для хозяйственных надобностей» Чухломскому музею местного края постройку в бывшей помещичьей усадьбе Клусеево, оцененную в 400 р.  Представляя копию этого акта в Губмузей  в январе 1927 г., Л. Н. Казаринов отметил: «Передача усадебного дома в Клусееве была сделана без выезда на место, т. к. ни лошадей, ни средств не было отпущено, а потому музею неизвестно, в каком состоянии находится означенный дом. Необходимо произвести осмотр на месте для составления описания дома и принятия мер охраны, на каковую поездку по производственному плану испрашиваются средства.

По частным сведениям, железн. крыша на доме более 10 лет не крашена и в нескольких местах течет, что портит штукатурку потолков. Музей несколько месяцев тому назад просил УИК послать туда техника для осмотра крыши и о поручении ему составить техническую смету по ремонту крыши, но до сего времени ничего не сделано»[22].

Несмотря на оформленную передачу Клусеевского дома музею, в дальнейшем им  распоряжался Чухломский РИК: сначала он отдал дом в распоряжение ОНО, а затем передал под Дом инвалидов, просуществовавший до 1970-х гг. В 1990 г., после обмеров, дом был разобран с целью его воссоздания из новых материалов, но наступившее безвременье помешало осуществлению планов. Так исчезла старинная усадьба, которую Л. Н. Казаринов и А. Н. Черногубов в 1919 г. назвали единственной в Чухломском уезде, дожившей до того времени в неприкосновенности.

В отчете Чухломского музея за 1926/27 г. можно прочесть: «По охране памятников старины произведена только одна работа. Сделан осмотр и описание, с фотографическими снимками, старинной Покровской церкви Авраамиевского монастыря, построенной на средства царя Василия Шуйского»[23]. К слову сказать, из всех церквей, находившихся «на учете» Чухломского музея в 1920-е гг., мне известны фотоснимки, выполненные при Л. Н. Казаринове, только Покровской церкви Авраамиева монастыря. Из них один относится к 1926/27 г. – это снимок с росписей на сводах[24]. Остальные (общий вид церкви с востока, иконостас) датированы ноябрем 1928 г.[25]

Отчетов Чухломского музея за 1927/28, 1928/29 гг. в собрании ЧРА не имеется.

В отчете Чухломского музея за 1929/30 г. сказано: «1) Относительно памятников искусства и старины несколько лет тому назад в Костромские Научное Общество и Музей были представлены списки памятников, подлежащих охране, но ответа никакого не получено и Музей не знает, какие из них приняты на учет. 2) Музею известен только один памятник, подлежащий охране, – это старинный деревянный усадебный дом в с. Клусееве по переписке о воспрещении его ломать. 3) В означенном доме ОНО устраивается школа крест. молодежи»[26].

Вскоре, в декабре 1930 г., Иваново-Вознесенский областной музей, ставший, после учреждения в 1929 г. Ивановской Промышленной области, для Чухломского музея головным музеем, направил распоряжение Солигаличскому, Чухломскому, Рыбинскому, Нерехтскому, Галичскому, Кинешемскому, Вязниковскому, Меленковскому, Ковровскому и Киржачскому музеям:

«Препровождая при сем список памятников архитектуры 1-й категории по Вашему городу (району), Ивановский Областной Музей, на основании отношения Наркомпроса РСФСР от 10/XII-30 г. №51620, предлагает срочно (к 5 января 1931 г.) прислать имеющиеся у Вас материалы (фотоснимки, литературу, обмеры, чертежи и пр.) по памятникам, указанным в прилагаемом списке и Ваши соображения о необходимости их сохранения, а также указать те из них, которые намечены к сломке для надобностей строительства.

Указанные материалы и Ваши соображения необходимы для обсуждения и производства переквалификации вышеуказанных памятников на Научном Совете Гос. Центр. Реставрационных Мастерских»[27].

Примечательно, что, уже выделив памятники архитектуры 1-й категории, т. е. особо ценные, Наркомпрос спрашивал мнение районных музеев о «необходимости их сохранения».

Список памятников архитектуры 1-й категории Чухломского района состоял всего из 2-х зданий: Преображенского собора г. Чухломы 1746 г. и Покровского собора Авраамиева монастыря 1608 г.[28]

Свой отзыв по существу запроса Иваново-Вознесенского музея Л. Н. Казаринов направил 6 января 1931 г., при пояснении: «Музей местного края препровождает в Областной музей сведения о памятниках архитектуры 1-й категории, уведомляя, что пока в Музее нет сведений о размерах Чухломского собора и плана. Эти материалы будут доставлены дополнительно. Обозначенные в списке памятники архитектуры не намечаются к сломке и их необходимо сохранить». Ввиду большого интереса, процитирую отзыв целиком (изложение идет по такой схеме: №№ по порядку. – Наименование и местоположение памятника. – Даты. – Внутреннее убранство. – Примечание):

«1. Преображенский собор в г. Чухломе. – 1746 г. – Собор каменный и состоит из теплой и холодной церквей, находящихся в непосредственной связи. Обе церкви имеют отопление. Теплая церковь имеет деревянный пол и простой одноярусный столярной работы иконостас, окрашенный масл. краской, с небольшим количеством резных золоченых украшений. Своды этой церкви подпираются двумя каменными столбами, окруженными с 3-х сторон такими же иконостасами. В иконостасе есть древние иконы, по всей вероятности, оставшиеся от прежней крепостной церкви. По старинным описям собора, значится значительное количество икон греческого письма хорошей работы. Есть иконы, переданные из сгоревшего женского монастыря, в котором была заключена великая княгиня Софья Витовтовна. Алтарей в этой церкви два. Холодный храм 2-хсветный, пол чугунный. Алтарь отделен от церкви капитальною стеною. Иконостас 4-хярусный ажурной резьбы, очень хорошей работы, почти сплошь вызолочен [К сожалению, снимков его не имеется – С. К.]. На стенах были фрески, но они впоследствии были переписаны наново. В иконостасе тоже есть несколько древних икон. Паникадилы в обеих церквах не представляют из себя особенной ценности. Облачений древних нет и вообще более нет ничего достойного внимания. – Прилагается фото-снимок собора. Литературы о соборе не имеется. В настоящее время собор закрыт, но еще Горсовет не решил, как его использовать. Имеются два предположения: 1) отвести собор под Музей, 2) поместить в нем предполагаемую городскую электрическую станцию.

2. Авраамиевский Городецкий монастырь. Покровский собор. Монастырь находится на противоположном берегу Чухломского озера в расстоянии от г. Чухломы чрез озеро 7 километр., а берегом 11 километр. – 1608. – Покровский собор примыкает к вновь выстроенной церкви. Он делится на 3 части: алтарь, церковь и трапезная. Алтарь отделен от церкви капитальною каменною стеною с тремя арками. Трапезная деревянная с обеих сторон оштукатуренная, отделяется от церкви капитальною каменною стеною с 3 арками. Размеры: алтаря  4,97х8,52 метра, церкви 7,10х8,52 метра и трапезы 8,52х8,52 метра. Иконостас 3-хярусный, резной, старинной искусной работы, имеет позолоту, над царскими вратами сень. По описи монастыря, все иконы хорошего греческого письма. Своды и стены храма были украшены греческого письма фресками, но впоследствии испорчены плохою переделкою иконописцами. На фресках есть изображения Галичских удельных князей. В южной стене внутри церкви вделана в стену квадратная каменная плита с надписью, что тут в 1632 г. погребена княжна Елена Владимировна Долгорукова – родная сестра первой жены царя Михаила Федоровича. В самой церкви отопления не имеется. – О Покровском соборе имеется указание в печатной книжке «Авраамиевский Городецкий монастырь» соч. Прилуцкого изд. в 1861 г. Прилагается фото-снимок иконостаса. Храм этот требует ремонта. Крыша протекает и появилась сырость. Авраам. монастырь передан в ведение Чухлом. дет. дома. Покровский собор не использован и ничем не занят»[29].

В частном письме к В. И. Смирнову, от 20 мая 1928 г., Л. Н. Казаринов так охарактеризовал вероятные перспективы зданий Авраамиева монастыря: «…с Авраамиевым монастырем дело обстоит (…) скверно. Как монастырь, он закрыт давно и служит приходскою церковью. Теперь велели, по распоряжению из Костромы, закрыть церкви монастыря в 24 часа. Главный храм предполагают обратить в театр или клуб, а остальное, возможно, будут ломать. Там есть церковь, состоящая на учете памятников старины. Строилась на средства царя Василия Шуйского, в ней есть старина, фрески и могила княжны Долгорукой. Я очень боюсь за эту церковь. Она запущена, требует значительного ремонта, а его, конечно, не будут делать, и церковь могут назначить в сломку. Стены и башни предназначены на слом. Единственный расчет, что это протянется долго, по соображениям, что кирпич продать некуда. От Чухломы далеко, а крестьянам его не много нужно, да и они бракуют кирпич известковой кладки, находя его непригодным для печей»[30].

Судьба Преображенского собора тогда еще была не ясна. Был исторический шанс, что музею удалось бы его сохранить специфическим образом – путем вселения в него. Еще в производственном плане на 1930/31 г., составленном осенью 1930 г., Л. Н. Казаринов написал:  «В 1930/31 г. имеется в виду перевод Музея в другое помещение. Помещение Музея тесно, а нахождение канцелярии Музея, библиотеки и склада в соседнем доме [дом Тагановых – С. К.] представляет много неудобств. Горсовет предполагает предоставить под Музей одну из 2-х церквей города. Каждая из этих церквей имеет площадь значительно большую, чем теперь находится под Музеем, и такое помещение вполне пригодно и отвечает условиям, требующимся для музейного помещения. Музей предполагает помещение принять, оборудовать его и перевести Музей, если последует на это разрешение» [31]. По-видимому, на возникновение такого проекта мог повлиять пример Солигаличского музея, в 1927 г. переведенного в здание Богородице-Рождественского собора.

После получения из Иваново списка памятников 1-й категории, и, возможно, именно в связи с этим, Л. Н. Казаринов 4 февраля 1931 г. направляет в Областной музей просьбу о разрешении перевода Чухломского музея не расплывчато (в «одну из 2-х церквей города»), а именно в Преображенский собор: «Чухломский Горсовет предложил Музею занять под Музей помещение закрытого каменного Чухломского Собора на том основании, что занимаемое музеем помещение тесно и для развертывания дальнейшей работы не пригодно, а другого в городе подходящего нет и единственно возможно переместить Музей в Собор. Поручил возбудить пред Областным Музеем ходатайство о разрешении на перемещение Музея в Собор.

Музей по этому поводу докладывает, что состояние Собора удовлетворительно, большого ремонта не предвидится. План пола 738 кв. метров, а сейчас Музей занимает 240 кв. метр., т. е. в Соборе чуть не в 3 раза площадь более. Окна имеют железные решетки. В теплой церкви пол деревянный, а в холодной чугунный. Отрицательная сторона – это что в теплом храме темновато и печей имеется 6-ть, т. е. в два раза более. С этим еще возможно примириться, учитывая некоторые удобства.

Музей мог бы разместиться таким образом: в ризнице библиотека, в теплой церкви и ее алтарях – 4 отдела музея, холодную церковь предназначить под выставочный зал, а в алтаре сел.-хоз. отдел. Имеется в виду, что из Дома Крестьянина нужно взять свернутый с.-хоз. музей, затем помещение Музея тесно для развертывания дальнейшей работы, оно очень нужно Горсовету для расширения Гортеатра. В Соборе музей оставят в покое, т. к. для намечавшейся в нем электро-станции найдено другое помещение.

В виду сего, Музей просит Областной Музей разрешить перевести Музей в Соборную церковь, план которой при сем прилагается»[32].

Как знать: не был бы в марте 1931 г. арестован Казаринов – быть может, и состоялось бы перемещение Чухломского музея в здание Преображенского собора. Тем самым собор был бы спасен от той печальной участи, которая его постигла: полной утраты обстановки, разборки здания наполовину высоты, аварийного состояния оставшейся части… Сохранился же Солигаличский собор, музей в котором находился вплоть до 1990-х гг.

В течение 1930-х гг. в Чухломском музее происходила частая смена заведующих, большинство из которых было людьми случайными. Г. И. Лебедев, бывший молодой помощник Л. Н. Казаринова (который, однако, относился к Г. И. Лебедеву очень критично), заведовал Чухломским музеем в 1934-36 гг., а затем с декабря 1938 г. по 1975 г.

В мае 1935 г. ОблОНО Ивановской Промышленной области направил в Чухломский музей списки памятников Чухломского района, находящихся на государственной («памятники 1-й категории») и местной охране. Сопроводительные бумаги к этим спискам (сами списки в деле отсутствуют) гласили: «При сем препровождается список архитектурных памятников вашего района, находящихся под государственной охраной, утвержденный президиумом ВЦИК РСФСР от 20/III-1935 г. /протокол №5/. Указанные в списках памятники подлежат охране на основании постановлений ВЦИК и СНК от 10/III-33 г., от 1/II-33 г. и Ивановского Облисполкома от 15/XII-1932 г. и всякого рода использование, ремонт и другие мероприятия по отношению этих памятников должны согласовываться с местным Отделом Наркомпроса РСФСР…»; «При сем направляется список числящихся по вашем району памятников архитектуры местного значения, который предлагается вам проверить: исключить здания снесенные и по разным причинам утратившие историческое значение, отметить состояние сохранившихся, дополнить известными, не вошедшими в список памятниками архитектуры. Ввиду срочного запроса Комитета по охране памятников при ВЦИК – материал представить к 6 июня с/г.»[33].

В другом деле имеются два листка, которые, очевидно, являются перечнем памятников «государственной охраны» по Чухломе и району, утвержденным в 1935 г.[34] На этих листках пропечатаны: «г. Чухлома. Преображенский собор. 1746 г.» и «б. Авраамиев Городецкий м-рь: Покровский собор, трапезная, ограда и башни. XVII в.». Именно в таком составе памятники «1-й категории» упомянуты Г. И. Лебедевым в 1939 г. (см. ниже). Судя по той небрежности, с которой в перечне фигурируют строения Авраамиева монастыря, их охранному статусу не придавалось серьезного значения. А именно: старинная трапезная церковь монастыря была снесена в сер. XIX в., в связи с постройкой существующего ныне собора Умиления, а ограда и башни относятся не к XVII в., а к 1760-м гг.

В июле 1935 г. запрос относительно местных памятников был направлен в Чухломский музей напрямую из Москвы: «Комитет по охране памятников при Президиуме ВЦИК направляет Вам список памятников архитектуры, подлежащих госохране, как памятники местного значения. Просьба в месячный срок проверить и сообщить Комитету о состоянии и использовании перечисленных зданий. Одновременно Комитет просит сообщить материалы (фото, аннотации и данные о состоянии и использовании) по памятникам, которые могут быть отнесены к числу объектов, подлежащих той же категории охраны»[35]. Список, представленный при этой бумаге, сохранился[36]. В этом списке фигурируют все церковные здания Чухломского уезда (к тому времени уже не существовавшего), кроме храмов г. Чухломы и некоторых исключений случайного характера. Можно также отметить, что в этом списке присутствует Авраамиев монастырь, отнесенный к памятникам «1-й категории». На списке имеются карандашные пометки Г. И. Лебедева, что та или иная церковь на тот момент находилась на территории или Галичского, или Судайского, или Парфеньевского р-нов, вследствие чего необходимость сообщать сведения о них отпадала.

Как видно из отчетов Г. И. Лебедева о работе Чухломского музея за 1934 и 1935 гг., выезды в район для осмотра сельских храмов в эти годы им не практиковалось. В отчете за 1934 г. сказано: «Работа по охране памятников в течение года проводилась слабо. Ведутся наблюдения за памятниками, находящимися в городе: собор, вал и здание Райпрофсовета, где в 1905-7 г. работал клуб революционной молодежи, а сельские памятники не обследовались»[37]. Аналогично и в 1935 г.: «Наблюдения за городскими памятниками продолжались вестись, но за сельскими, в виду отсутствия средств, не велись»[38].

Таким образом, свои ответы по существу процитированных запросов относительно памятников «местной охраны», Г. И. Лебедев мог составить только на основе наведенных справок, а не очного знакомства с состоянием зданий в тот год. Черновой заготовкой для ответа в Москву является листок, содержащий таблицу-перечень церквей, с указанием характера их использования[39]. Согласно этому перечню, действующими в 1935 г. являлась Успенская церковь г. Чухломы и церкви сел: Мироханово, Остров, Озерки, Сенная, Серапиха, Высоко, Великая Пустынь (Ильинское), Коровье, Спас-Глазуново, Воскресенье-Глазуново, Дорок, Заболотье, Михайловское-Озерное, Муравьище, Ножкино. В с. Бушнево одна из двух церквей была действовавшей, а другая закрытой. Закрытыми и никак не используемыми помечены церкви сел: Погост (Варваринская церковь), Федькова Слободка, Озарниково, Бореево, Воскресенье-Валуево, Клусеево. О Преображенском соборе г. Чухломы сообщается: закрыт, снесена колокольня, занят под электростанцию и гараж. Казанская церковь г. Чухломы (кладбищенская) упомянута полностью снесенной. Относительно Рождество-Богородицкой церковь с. Михайловское-Лесное сказано: закрыта, переоборудована под школу, клуб, правление колхоза и сельсовета. Закрытым, без уточняющих пометок, упомянут Авраамиев монастырь. В качестве дополнения к списку, присланному из Москвы, отдельно в таблицу вписаны церкви сел: Лаврентьевское, Черемховец, Рамешки, Введенское. На этой же черновой заготовке имеется перечень иных памятников, подлежащих охране, включающий 6 стоянок доисторических людей на рр. Вёкса, Яхромша, Юг и Святица, валы Чухломской крепости и Идского городища, дома в усадьбах Клусеево и Колотилово, а также трапезная, ограда и башни Авраамиева монастыря.

Став, в декабре 1938 г., заведующим Чухломским музеем во второй раз, Г. И. Лебедев вскоре приступил к работам по осмотру всех церковных памятников района. Эти работы были прерваны Великой Отечественной войной, но итоги сделанного в 1939 г. были подведены в докладной записке о деятельности музея, представленной Г. И. Лебедевым в Чухломский РайОНО в октябре 1939 г. Приведу полностью выдержку из этого доклада, касающуюся работы с памятниками:

«Всего различных памятников, состоящих на учете Чухломского музея, значится 48, из них:

1) археологических 6 (стоянки древних людей каменного века),

2) архитектурных гражданских 2,

3) церковной архитектуры 17-19 вв. 36,

4) литературных – 2 (один разрушен),

5) историко-революционных 2.

Все памятники по списку Наркомпроса разбиты на две категории: памятников I категории имеется 5 [в эту цифру включены 4 здания Авраамиева монастыря, согласно перечню 1935 г. – С. К.], а остальные 43 памятника находятся на местной госохране. До нынешнего 1939 года не производилось детального обследования памятников с составлением описания их и производство фотографических снимков. В течение 1939 г. было произведено обследование 36 памятников, из них памятников церковной архитектуры 28 и прочих 8. Во время обследования сделан 61 фотоснимок. При обследовании составлялись акты о состоянии памятников [об актах см. ниже – С. К.]. Из всех памятников, а особенно церковной архитектуры в количестве 36, необходимо снять 26 памятников, как находящихся в разрушенном виде и не имеющих никакой научной ценности, оставив из всех церковных зданий как имеющие научную ценность следующие:

1) Авраамиевский монастырь I к. 4 здания: башни, ограда, соборы и трапезная

2) Маленькую церковь с. Лаврентьевского 18 в.

3) С. Коровье

4) Чухломский собор пам. I к.

5) С. Сенная 18 в.

Условно оставить на учете до обследования:

1) Варваринскую церковь 

2. В. Глазуновскую –

3) С. Глазуновскую –

4) с. Понизье

В случае, если при обследовании не будет выявлено исторической или научной ценности этих церквей, то также снять с учета. И, таким образом, после исключения с учета не имеющих научн. ценности памятников, под наблюдением музея и на постоянном учете останутся следующие:

1. Авраамиев монастырь памятник I-й катег.

2. Чухломский Преображенский собор то же

3. Маленькая церковь с. Лаврентьевского

4. Богородицкая ц. с. Коровья

5. Успенская ц. с. Сенной

6. Земляной вал и остатки рвов в Чухломе

7. Дом помещиков Катениных в ус. Клусеево

8. Дом писателя П. А. Катенина в ус. Колотилово

9. Могила писателя Катенина П. А. (требует реставрации)

10. Здание Нарсуда в Чухломе

11. Здание Анфимовского зооветтехникума

6 стоянок первобытных людей на берегах Чухломского озера (Вёкса, Святица, Юг, Яхромша и Бобылино).

Паспортизации всех памятников не проводилось, за отсутствием бланков паспортов»[40].

Можно отметить, что по причине нахождения «в разрушенном виде» (по факту, из-за полной утраты), из списка памятников исключалась только Казанская кладбищенская церковь г. Чухломы. Все же остальные церковные постройки, которые предлагал снять с местной охраны Г. И. Лебедев, не имели, по его заключению, «никакой научной ценности». Такое заключение, конечно, не являлось актом личного произвола Г. И. Лебедева, а было обязательным ожидаемым (со стороны вышестоящих инстанций) результатом его работ по обследованию церковных построек района. Иначе говоря, от лица в его положении гласно или не гласно требовалось представить мнение об исключении как можно большего числа церковных зданий из списка памятников. Следовательно, если какие-то церковные здания (помимо ранее объявленных памятниками «1-й категории») предлагались к оставлению в списке памятников, то для этого должны были быть веские аргументы.

Какие же памятники, по мнению Г. И. Лебедева, должны были остаться на учете?

Маленькая древняя церковь с. Лаврентьевского (из двухцерковного ансамбля) – действительно, один из интереснейших памятников Чухломского района. Это единственная каменная постройка XVII в. в окрестностях Чухломы, помимо 3-х (ныне 2-х) древних церквей Авраамиева монастыря. Большой интерес к старинной церкви с. Лаврентьевского проявил Л. Н. Казаринов. Так, в письме В. И. Смирнову от 21 мая 1923 г. он написал: «Из сел, достойных внимания, могу указать село Лаврентьевское, б. вотчину великой инокини Марфы. Там, можно сказать, древнейший камен. храм Чухлом. уезда. По архитектуре, думаю, современный инокине Марфе, которая, может быть, и построила этот храм, так как, видимо, и заботилась о нем, пожертвовала лесную дачу церкви»[41]. Очевидно, древний вид храма впечатлил Л. Н. Казаринова, но в его распоряжении не было документов, позволявших его датировать. Ему не была знакома книга братьев Холмогоровых[42], где были представлены найденные ими в архиве Министерства Юстиции документы XVII-XVIII вв. о всех церквах в окрестностях Чухломы. О Троицкой церкви в Лаврентьевском там можно прочесть: «160 г. марта 9 [1652 г. – С. К.] запечатана благословенная грамота по челобитью Григория Майкова в Чухломскую вотчину его в село Лаврентьевское на три престола Живоначальныя Троицы да Сергия чуд. да священномученика Григория великия Армении, пошлин 10 алтын». Правда, из этого сообщения не явствует, что речь идет о сооружении каменной церкви, но составители каталога «Памятники архитектуры Костромской области» ссылаются на документ из фондов РГАДА[43], в котором, надо полагать, об этом говорится определенно.

Существующее ныне здание является продуктом 2-х строительных периодов. Кладка середины XVII в. сохранилась только в нижней части стен, выше которой идет более поздняя кладка, документально не датированная, но, по-видимому, относящаяся примерно к сер. XVIII в. Таким образом, древнее здание постигла какая-то катастрофа, в результате которой оно было выстроено заново, с использованием старого основания и в архаичной стилистике. Существующее здание не имеет и трапезной с приделами, бывших у первой постройки. Архитектурно-археологического изучения Троицкой церкви до сих пор не предпринималось. В интерьере, впрочем, имеются места с отколотой кладкой, которые можно счесть зондажами для исследования заложенных при перестройках храма аркосолия (ниши для погребения владельца усадьбы) в северной стене и портала в южной. Но если бы существовали отчеты об изучении здания, то их, надо полагать, упомянули бы составители вышеупомянутого каталога «Памятники архитектуры…». Некоторые собственные суждения авторов каталога ошибочны, что мною обнаружено при поверхностном осмотре памятника. Констатировав, что западная стена и западные трети северной и южной стен существующей постройки толще остальных стен, авторы каталога заключили, что древнейшая кладка сохранилась только в нижних частях более толстых стен («границам разновременных кладок на боковых фасадах соответствуют переломы [уступы – С. К.] стен»). На самом же деле, древняя кладка сохранилась в нижней части всей коробки здания. Диагностирующим признаком древней кладки на этом памятнике является верстовая перевязка кирпичей, при которой в каждом ряду кирпичей чередуются ложки и тычки. Тогда как кладка XVIII в. выполнена с использованием цепной перевязки, когда чередуются ряды только тычков и только ложков. Граница разновременных кладок, по-моему, прослеживается довольно четко – по крайней мере, на северной и южной стенах в интерьере. Во-вторых, авторы каталога написали, что здание было снабжено двумя аркосолиями, а на самом деле таковой был устроен только один. Словом, это здание прямо-таки напичкано загадками для исследователей архитектуры и, можно сказать, бросает им вызов.

Необходимо отметить опасность физического разрушения памятника. Каменных сводов у варианта здания середины XVIII в. предусмотрено не было, и над кирпичной коробкой стен возвышалась деревянная конструкция кровли. Кровля была в целости еще в 1977 г., что видно по фотографии в каталоге «Памятники архитектуры…». Как можно заметить при натурном осмотре, здание лишилось кровли из-за пожара. В результате верхние части стен, несущие большую декоративную нагрузку, подвергаются разрушающим действиям осадков. Могут обвалиться перемычки верхних окон, и тогда целостному, до сих пор, художественному облику памятника будет нанесен значительный ущерб. Относительно недавно (в 1980-е-90-е гг.) был разобран на кирпич 5-гранный алтарь храма.

Любопытно отметить, что из факта посвящения одного из приделов древнего храма с. Лаврентьевского «священномученику Григорию Великия Армении» – просветителю армян (такое посвящение для губернии уникально), Т. Н. Байкова делает вывод, что в приходе храма проживали армяне[44]. Это предположение известного чухломского краеведа обосновано тем, что в церковно-приходских летописях церквей сс. Мироханово и Воскресение-Валуево сказано: «Все прихожане племени Кавказского, происшедшие от постоянно живших предков своих, но некоторая часть есть переселившихся из Орловской Губернии – в 1840-х годах» (Мироханово), «Все вообще прихожане Кавказского племени, выселенцев в приходе ниоткуда не бывало» (Валуево) [45]. Упоминаний об этом удивительном обстоятельстве мне не встретилось более ни в одном другом источнике. Вероятно, процитированные церковно-приходские летописи несколько утрируют истинное положение дела – можно допустить, что на самом деле в XVI-XVII вв., по дозволению высших властей, имело место обоснование выходцев с Кавказа вокруг Святого болота (на берегах которого расположены Мироханово и Валуево), но со временем они полностью ассимилировались местным славянским населением. С. Лаврентьевское также находится поблизости от Святого болота.

Соборо-Богородицкий храм в с. Коровье – постройка довольно поздняя (конца XVIII в., с добавлениями XIX-XX вв.), но примечательная своими бесспорными архитектурными достоинствами. Как мне удалось обнаружить, благодаря неконкретизированному указанию Т. Н. Байковой на связь Коровской церкви с постройками С. Воротилова, эта церковь является близким повторением несуществующей ныне Петропавловской церкви на Щемиловке в Костроме, построенной в 1787 г. С. Воротиловым. Речь идет, по сути, об использовании того же проекта, с небольшими изменениями. К слову сказать, костромскую Петропавловскую церковь воспроизвел в провинции еще один памятник – Воскресенская церковь (1796 г.) в с. Бовыкине Макарьевского у., а ныне Антроповского р-на. Таким образом, Коровская церковь является пусть и не авторским, но всё же воплощением проекта замечательного костромского зодчего, создавшего такие знаменитые сооружения Костромы, как соборный ансамбль (известный как «Костромской кремль»), Красные ряды с колокольней церкви Спаса. Также можно сказать, что пристройки XIX и XX вв. (приделы и лестница всхода на 2-й этаж), сгруппированные при западной, обращенной к селу, части Коровской церкви, создали индивидуальный и очень эффектный образ. Пристройки, правда, частично разрушены в 1960-70-ее гг. Стоит отметить, что независимой оценкой американского исследователя русской архитектуры У. Брумфильда, выпустившего немало изданий о разных регионах России, Коровский храм признан самым интересным архитектурным сооружением в окрестностях терема «Асташово», где исследователь проживал во время знакомства с Чухломским районом[46]. В 2015 г., при непосредственном участии автора этих строк, на Коровском храме была полностью (кроме колокольни) заменена старая кровля, что должно защитить памятник от разрушения в ближайшие годы.

Успенская церковь с. Сенной (1773 г.) оставлена Г. И. Лебедевым в списке памятников архитектуры, предположительно, как представитель группы церквей, открывших в уезде период, когда почти все деревянные сельские храмы были заменены на каменные (посл. треть XVIII – 1-я пол. XIX в.). Все наиболее ранние церкви этого периода сосредоточены в б. Бореевской волости, прилегавшей с юго-запада к Чухломскому озеру, – церкви сс. Заболотье (1770), Сенная (1773), Спас-Глазуново (1776), Бореево (1776), Воскресенье-Глазуново (1791). Из этой группы построек наиболее оригинальной была Бореевская церковь, но все же с выбором Сенновской церкви, как художественно наиболее ценной, с выводом Г. И. Лебедева трудно не согласиться. К сожалению, к настоящему времени у Сенновской церкви полностью разобрана трапезная. Из всей группы упомянутых сейчас построек 1770-1790-х гг., к настоящему времени Бореевская церковь полностью утрачена, а от церкви с. Спас-Глазуново осталась лишь колокольня. Из оставшихся трех зданий наиболее цельным обликом сейчас обладает церковь с. Воскресенье-Глазуново. Существенным обстоятельством является то, что весь ее объем (четверик, трапезная, колокольня) является произведением одного строительного периода. Художественные достоинства памятника бесспорны, и он, к тому же, находится непосредственно у трассы Галич-Чухлома, т. е. легко доступен для обозрения. Не претерпев урона от разборки, этот храм пострадал только от фактора бесхозности – из-за прохудившихся кровель обрушились своды трапезной и алтаря.

По результатам обследования памятников архитектуры, Г. И. Лебедев составлял акты, заносившиеся в отдельную тетрадь[47]. Большинство актов в этой тетради относится к 1939 г., но акты о трех церквах добавлены в июне-июле 1941 г. В актах описано состояние церквей сел:  Бореево, Заболотье, Клусеево, Сенная, Михайловское-озерное, Михайловское-лесное, Ножкино, Вознесение на Высоке, Лаврентьевское, Федькова Слободка, Коровье, Николо-Дорок (вместе с церковью д. Ассорина), Введенское, Ильинское, Озерки, Воскресение-Валуево, Озарниково, Понизье, – а также церквей г. Чухломы и памятников Авраамиева монастыря. Кроме церквей и монастырских памятников, осмотрены усадебные дома в Клусееве, Колотилове, могила П. А. Катенина в Борееве, земляные валы и здание нарсуда и прокуратуры в г. Чухломе.  В ряде актов особо оговорено, что осмотр осуществлялся «по поручению Президиума РИКа». При возможности, к осмотру привлекались председатели соответствующих с/советов и другие ответственные лица (зав. Клусеевским инвалидным домом, председатель церковной двадцатки и др.). В самих актах кратко описывалось архитектурное устройство зданий (в весьма упрощенной, наивной манере), затем их наружное и внутреннее состояние, с акцентом на замеченных дефектах, отмечалось также наличие среди церковной утвари вещей, имеющих музейное значение (старинные иконы, сосуды, богослужебные книги и др.).

Основная ценность проделанных Г. И. Лебедевым в 1939-41 гг. работ по освидетельствованию памятников заключается в том, что это освидетельствование сопровождалось фотографированием. Фотографии 1939-41 гг. почти всех церквей, фигурирующих в актах, сохранились в фондах современного Чухломского музея. Кроме того, в музее выявлены фотографии церквей, отсутствующих в актах: церквей с. Варваринское на Погосте, Спас-Глазуново и Воскресение-Глазуново; эти фотографии были выполнены Г. И. Лебедевым в 1940 г. В результате образовалась коллекция снимков церквей довоенного советского времени, которая не имеет аналогов в других районах области. Такой вывод можно сделать на основании ознакомления с сайтом петербуржца А. Мителева http://old-churches.ru. Автор сайта в 2000-х-2010-х гг. лично осмотрел все церкви и места утраченных в советские годы церквей бывшей Костромской губернии, а попутно искал старинные их снимки, отложившиеся как в хранилищах Петербурга, так и в местных собраниях, в т. ч. собраниях краеведческих музеев. Полагаясь на методическую добросовестность А. Мителева, можно констатировать, что лишь по церквам Чухломского уезда (района) имеется обширная галерея старых советских снимков.

Среди обсуждаемых фотографий Г. И. Лебедева особо ценны снимки тех церквей, которые не были посещены в дореволюционное время В. Н. Кларком и С. А. Орловом. Если бы не фотографии Г. И. Лебедева, то мы бы сейчас не знали, как выглядели церкви сс. Спас-Глазуново и Вознесение на Высоке, от каждой из которых в настоящее время остались только колокольни. Только на снимках Г. И. Лебедева отражены в целом виде Рождество-Богородицкая церковь с. Лаврентьевского и Троицкая церковь с. Федьковой Слободки, утратившие к настоящему времени трапезные, а последняя церковь еще и алтарь.

Возвращаясь к актам Г. И. Лебедева, можно проследить закономерность (очевидную и априори), что важнейшим фактором сохранности церковных зданий было наличие церковной общины. Техническое состояние только 4-х церквей было признано вполне удовлетворительным: церквей сс. Заболотье, Сенная, Вознесение на Высоке и Михайловское-озерное. Они тогда еще были действующими, хотя дни их в этом качестве были сочтены.

Некоторые церкви, обследованные Г. И. Лебедевым, еще не были закрыты (т. е. при них сохранялся церковный орган – двадцатка), но не действовали более или менее продолжительное время по причине «отсутствия служителя культа»: церкви сс. Ножкино, Лаврентьевское, Коровье, Николо-Дорок, Введенское (Введенская церковь), Ильинское, Озерки, Успенская церковь г. Чухломы. Они, кроме городской церкви, уже несли на себе заметные следы разрушения. Наиболее характерно выбитие окон детворой. В Дорке стекла были выбиты только на паперти, во Введенском утраты стекол приходились на летнюю церковь (четверик), тогда как в зимней церкви (трапезной) стекла еще были целы, а в Ножкине «в оконных рамах почти во всем здании выбиты мальчишками стекла». В результате захламлялся интерьер, страдала живопись. От бесхозяйственности появлялись технические дефекты в кровле (требовавшей частой окраски), в полах и печных трубах церковных зданий. Так, о Никольской церкви с. Николо-Дорок отмечено: «Ремонт здания последний раз был до 1924-25 г. Балки на чердаке все новые, (…) после ремонта здания была произведена окраска крыши, но плохим материалом, а потому необходимо крышу снова красить. (…) В зимней церкви в левой стороне необходимо исправить пол, т. к. балки подгнили и он начинает проваливаться». О церкви с. Озерков сказано: «Крыша требует полной и тщательной окраски на всем здании. Требуется перекладка печных труб на крыше, в них есть вывалившиеся кирпичи», отмечены также «трещины в стенах здания». В с. Коровье уже наметилось наступление хозяйственных нужд на еще не закрытую церковь: в правом приделе (отдельная пристройка) «пол (…) совершенно выломан, (…) валяются полукружия от иконостаса», а в лестнице на второй этаж (довольно значительная по объему пристройка) «пространство под правым крылом (…) занято складом бочек и ящиков из-под дегтя Коровским сельпо».

После закрытия церквей, т. е. ликвидации церковных общих, церковные здания могли или разбираться на стройматериалы (стихийно или путем продажи той или иной организации для слома), или приспосабливаться под хозяйственные или общественные надобности. При этом, конечно, утрачивалась внутренняя обстановка: вывозились или уничтожались движимые предметы, разламывался иконостас. Характерный пример довольно давно (в 1930 г.) до осмотра Г. И. Лебедева закрытой и никак не использовавшейся церкви представляла собою церковь с. Бореево, описанная так: «… сняты главы с колокольни и над самой церковью. Выломаны все двери, ведущие из улицы внутрь церкви, в самой церкви сломаны частично полы, выбиты стекла, сняты рамы, разломан почти иконостас, вынуты все иконы из него, все иконы сломаны и сожжены (…) При выемке дверей подверглись порче стены здания». Подобным же образом описана церковь с. Клусеева.

Для времен, в которые делал свои описания Г. И. Лебедев, пожалуй, можно говорить о тенденции каким-либо образом использовать закрывшиеся церковные здания. Наиболее щадящий вариант, с точки зрения сохранности архитектуры, демонстрирует использование церкви с. Михайловское-лесное: «Здание (…) использовано под колхозный клуб Новинского колхоза и Лукинскую школу (…) Над зданием, вместо купола, (…) устроена пожарная вышка. Внутри летней церкви, где был алтарь, оборудована сцена для выступлений драмкружка и для заседания президиума общих собраний колхозников. Внутри зимней церкви все помещение переоборудовано под школу, с установкою здесь школьных парт, классных досок и т. д. Ремонты производятся ежегодно». Существовал проект использования под школу и церкви с. Федьковой слободки: «Летняя церковь начата приспосабливаться под школу. Настлан второй пол на верху летней церкви». Тем не менее, размещение школы в церкви не состоялось: то ли из-за дороговизны устранения дефектов, накопившихся после закрытия церкви в 1930 г. («Внизу частично выломаны полы, сломаны совершенно печи. (…) Выбиты стекла. Обваливается штукатурка»), то ли из-за начавшейся вскоре войны.

Здание закрытой в 1930 г. церкви с. Воскресение-Валуево сначала «было передано под клуб сельсоветом, а потом под склад зерна, тресты и других материалов колхозу им. Молотова». Хотя Г. И. Лебедев и пишет, что при его посещении «на полу зимней церкви до сего времени валяется не убранной мякина, а по всему зданию валяется льнотреста», но из общего описания состояния церкви создается впечатление, что здание оказалось заброшенным: «в окнах всего здания выбиты все стекла во всех рамах, а в некоторых рамах отсутствуют и оконные переплеты», «снято железо с крыши над зимними церквами, отчего внутрь здания протекает вода и отваливается штукатурка», «железо, покрывавшее печь в левом приделе (…) ободрано, дымоходной трубы нет, надо делать новую. Нет вьюшек и других частей».

Наиболее тяжелыми последствиями для сохранности архитектуры было чревато использование церквей в хозяйственно-технических целях, т. к. оно сопровождалось вмешательством в кладку стен и грубыми механическими воздействиями. Такого рода использование зафиксировано Г. И. Лебедевым в актах об осмотре: Покровской церкви Авраамиева монастыря, Преображенского собора в г. Чухломе, Дмитриевской (кладбищенской) церкви с. Введенского, Богородицкой церкви с. Озарниково. Эта же участь постигла и Варваринскую церковь на Погосте, не отраженную в актах.

Центральные строения Авраамиева монастыря – комплекс из огромного собора Умиления и древней Покровской церкви, – по состоянию на 1939 г., занимала Жаровская МТС. Если для сохранности собора XIX в. это не имело существенных последствий, то для Покровской церкви – древнейшего памятника Чухломского уезда – использование ее для нужд МТС едва не закончилось катастрофой – полным обрушением памятника. К моменту осмотра Г. И. Лебедевым, Покровская церковь (неверно им в акте названная Рождественской) имела большие трещины в стенах, особенно в стенах алтаря – до 2 см шириной, а алтарь, к тому же, был лишен кровли, и на нем появилась растительность. Существовавшая ранее деревянная трапезная, во всю ширину западного фасада церкви, до 1939 г. была разобрана. В западной стене здания, для соединения с деревянной трапезной, во второй пол. XIX в. были пробиты три широкие арки, средняя из которых уничтожила западный портал. Эти-то арки «начали разрушаться работниками МТС для того, чтобы дать возможность свободно въехать внутрь церкви с с.х. орудиями (комбайнами и другими), благодаря чему не только эта стена при легком сотрясении, но и все здание может обвалиться: задавить людей и сломать все машины, стоящие здесь». Предвидение Г. И. Лебедева отчасти сбылось: западная стена, действительно, вскоре обвалилась (что зафиксировано на фото 1950 г.). Затем здание уже не использовалось, т. к. слишком очевидно стало, что находиться под сводами церкви не безопасно. Впоследствии, разрушения усугубились обвалом юго-западного угла и главы над ним. Гибель памятника была предотвращена работами под руководством автора проекта реставрации архитектора Л. С. Васильева в 1970-е гг.

Поскольку речь зашла об Авраамиевом монастыре, то упомянем здесь же о его Никольской надвратной церкви (как и Покровская церковь, памятник XVII в.). Она использовалась в 1939 г. щадящим образом: «Здание занято Жаровским сельпо и столовой его». Церковная обстановка, конечно, была ликвидирована, а вместо нее «помещение переоборудовано под нужды столовой и сельпо, т. е. в помещении магазина поставлены к стенам полки, прилавок, а в столовой сделана печь для варки пищи, поставлены столы, стулья и другая мебель». Но в саму архитектуру здания «никаких почти изменений не внесено». После вывода МТС из монастыря, старинное здание горело и затем хищнически разбиралось на стройматериалы местным населением (были даже выпилены железные связи в интерьере), из-за чего оказалось под угрозой обрушения[48]. От этой участи оно также было избавлено реставрационными работами под наблюдением Л. С. Васильева.

Состояние Преображенского собора г. Чухломы описано Г. И. Лебедевым в акте так: «Здание закрыто в 1930 году и приспособлено в настоящее время для электростанции в летней церкви [четверике – С. К.], а зимние церкви [трапезная – С. К.] заняты столярной мастерской промкомбината. Памятник первой категории, находящийся на учете Наркомпроса за №1001. (…) Сняты кресты, сломана совершенно колокольня, на здании слева от окна кверху идет трещина, справа приделана дымоходная труба на улице и маленький сарайчик. Внутри иконостас и вся церковная утварь изъята органами Райфо. Справа вместо ранее существовавших небольших дверей сделаны большие широкие двери, служившие для въезда и выезда автомобилей. Здесь был гараж Чухломской МТС. Здание сильно попорчено». Описание несколько сбивчивое, так что его надо пояснить: дымоходная труба, представлявшая собою в нижней части монументальное кирпичное сооружение, находилась близ южного фасада четверика. На ее сооружение, по-видимому, пошёл кирпич разобранной колокольни. Упомянутые «большие широкие двери» были пробиты в северной стене трапезной (именно в ней находился гараж), только не на месте дверей, а окна. В 1956 г. в здании Преображенского собора произошел большой пожар[49]. После этого пожара была разобрана верхняя половина четверика. А электростанция в обрубленном соборе продолжала существовать до середины 1960-х гг. – до подключения Чухломы к единой электросети. В настоящее время здание не используется. Состояние его удручающее. Кровля прохудилась, в отдельных местах вода стекает прямо по фасадам и сильно портит их – в частности, очень пострадал замечательный южный портал. Из стен трапезной вываливаются целые куски кладки. Со стороны городского парка (центральной части Чухломского городища) несколько лет назад обрубок собора был стыдливо отгорожен щитами с репродукциями старых видов г. Чухломы.

О Дмитриевской кладбищенской церкви с. Введенского Г. И. Лебедев пишет: «Закрыта давно и была предназначена сначала для клуба, а затем переоборудована под пожарное депо». Это последнее переоборудование выражалось в следующем. Внутренние пространства паперти и алтаря отгорожены от четверика деревянными стенами. В четверике были размещены пожарные машины, для въезда которых был пробит большой проем в северном фасаде. На устойчивость здания пробивка этого проема не повлияла: по оценке Г. И. Лебедева, «здание хорошей сохранности и никакого ремонта не требует». В отгороженной паперти находилась конюшня для 2-х лошадей и склад инвентаря, а в отгороженном алтаре была устроена квартира сторожа депо. У юго-восточного угла здания была возведена деревянная пожарная вышка. Без дополнительных разрушений, здание дошло до 1990-х гг., когда в с. Введенском появился церковный приход, и Дмитриевская церковь стала действующим храмом. Утраченные части стен восстановлены, а вся церковная обстановка создана заново.

Состояние церкви с. Озарникова, расположенной при дороге Чухлома-Судай, охарактеризовано Г. И. Лебедевым так: «В настоящее время [июнь 1941 г. – С. К.] церковь используется доротделом (а до этого машинно-дорожной станцией) и переоборудована под колокольней под кузницу, в зимних приделах производился ремонт тракторов, а в летней церкви оборудована слесарно-механическая мастерская и в алтаре летней церкви кладовая. В летней церкви сделан второй этаж, но там ничего нет, сделаны во всем здании новые печки, стекла выбиты во всех рамах и вместо них наколочены доски. (…) В правом зимнем приделе прорублены новые двери вместо окна. К колокольне пристроена открытая сараюшка, где стояли тракторы, а сейчас свалены в кучу тачки и носилки Доротдела». Впоследствии, когда здание оказалось бесхозным, оно подверглось частичной разборке на кирпич: оказались утраченными трапезная и алтарь, а в северной стене четверика сделан огромный проем. В последние годы, церковь частично восстановлена на средства одного из чухломских предпринимателей: заново выложен алтарь, восполнена утрата стены четверика, обновлена кровля и оштукатурены фасады.

По странному стечению обстоятельств, почти все церкви, имевшие в 1930-х гг. техническое использование, к настоящему времени восстановлены: центральные церкви Авраамиева монастыря, церковь Дмитрия Солунского во Введенском, Озарниковская церковь, даже в Варваринской церкви на Погосте были произведены восполнение утрат кладки, косметические и консервационные работы. Только Чухломский Преображенский собор является в этом перечне печальным исключением.

Информация о состоянии памятников Чухломского района в каком-то виде доходила и до центра. 11 июля 1940 г. Музейно-краеведческий отдел Наркомпроса направил директору Чухломского музея следующее отношение:

«Срочно сообщите, в каком состоянии находятся обследованные музеем в 1939 г. памятники, находящиеся на территории Вашего района, и что предпринято для ремонта и реставрации таких памятников, как например, Клусеевская церковь, Преображенский собор и Авраамиевская ц-вь.

Укажите: имеется ли договор на аренду этих зданий, и с кем он заключен, ставили ли Вы вопрос и разрушении памятников перед Облисполкомом и прокурором и каких добились результатов.

Сообщите также, что предпринято музеем для восстановления могилы писателя П. А. Катенина»[50].

Отпуска ответа Г. И. Лебедева на это отношение в делах не имеется. Можно заметить некоторую небрежность в содержании документа из Москвы: Клусеевская церковь была упомянута ошибочно, вместо Клусеевского усадебного дома, т. к. именно последний считался ценным памятником, со времен Л. Н. Казаринова находившимся «на учете» музея. По поводу того, кем заключался договор на аренду зданий, Г. И. Лебедев мог ответить так же, как в 1935 г. он ответил Ивановскому ОблОНО: «В ответ на В/отношение от 19 апреля 1935 г. за №Л-4 [отношение в делах отсутствует – С. К.], Чухломский музей сообщает, что памятников, находящихся в пользовании у разных организаций, музеем в аренду не сдавалось, а были сданы Чухломским Горсоветом и Райисполкомом. Чухломским Горсоветом было сдано под электростанцию здание Чухломского собора, а РИКом помещичий дом в бывшей усадьбе Клусеево помещиков Катениных. Арендные суммы за пользование указанными зданиями поступают в Горсовет и РИК». Могло ли что-то дать обращение к прокурору (если бы оно и было) по поводу повреждения официально признанных государством памятников «1-й категории» – чухломского собора и древней церкви Авраамиева монастыря, – вряд ли могут быть сомнения, учитывая обстановку тех лет. Ясно, что в ответ на отношение из Музейно-краеведческого отдела Наркомпроса, Г. И. Лебедев должен был, по крайней мере, точно сообщить о причиненных памятникам повреждениях, но никакого влияния на дальнейшее использование памятников это не имело – наоборот, впоследствии их состояние неуклонно ухудшалось, а в случае Преображенского собора, ухудшение происходит до сих пор. Если такое происходило даже с памятниками «1-й категории», то что же можно сказать о памятниках «местной охраны»? – конечно, этот статус был сугубой фикцией.

Примечательно, что вопрос о реставрации могилы П. А. Катенина «всплыл» еще в 1940 г. Это была единственная могила на территории всего Чухломского района, за которой официально признавалось большое историко-литературное значение, ввиду связи П. А. Катенина с А. С. Пушкиным. Между тем, в акте Г. И. Лебедева по осмотру Бореевской церкви, от 7 июля 1939 г., отмечено: «Могила писателя П. А. Катенина находится у самого алтаря, под четырьмя ветвистыми черемухами, в совершенно разрушенном виде: плита снята с могилы и брошена на землю недалеко от могилы, крест на плите сломан и валяется около могилы. Кирпичная кладка могилы разобрана и кирпич разбросан в разных направлениях. Герб Катениных с чугунной плиты снят и пропал. Могила нуждается в реставрационных работах».

Вторично вопрос о восстановлении могилы П. А. Катенина был поднят в 1953 г., в связи со 100-летием со дня его смерти. Сделало это Костромское Областное Управление культуры (возможно, по инициативе из Москвы). Информируя Областное Управление культуры о состоянии могилы в 1953 г., Г. И. Лебедев написал: «В настоящее время могила П. А. Катенина разрушена: бывшим председателем сельсовета Власовым в годы войны плита и крест сданы в металлолом, кирпич с гробницы, выставлявшийся над поверхностью земли, разобран до основания», «место, где находилась подземная часть гробницы, заросло травой», но «следы могилы легко найти»[51]. Отзываясь же по существу вопроса о том, что необходимо для возобновления надгробного памятника, в том же документе 1953 г. Г. И. Лебедев выдвинул идею о целесообразности восстановления могилы не на ее исконном месте в Борееве, а на Чухломском кладбище, т. к. «в селе Борееве в настоящее время находится всего один дом престарелой колхозницы Крохошевой (…), здание церкви разбирается окончательно, (…) и постепенно все это место будет зарастать деревьями», а «на Чухломском кладбище за могилой будут периодически наблюдать смотрители музея». Как видно, эта идея была принята сразу же, т. к. весь 1954 г. велась деловая переписка о производстве работ, связанных с устройством могилы на новом месте[52].  Но только в сентябре 1955 г. председателю Чухломского райисполкома Н. А. Лапину и директору музея Г. И. Лебедеву поступило уведомление от Областного Управления культуры: «Согласно письму Управления музеев Министерства культуры РСФСР за №12-1328-35, Костромское областное Управление культуры сообщает, что Вам разрешено перенести могилу Катенина П. А. из с. Бореева Чухломского района в гор. Чухлому»[53]. Об обстоятельствах вскрытия могилы П. А. Катенина и переноса его праха можно прочесть в статье М. В. Большаковой[54]. Несмотря на то, что изначально шла речь об изготовлении памятника, подобного утраченному (что и соответствовало бы понятию «восстановление»), над перенесенной в Чухлому могилой был установлен памятник, ничего общего с утраченным не имевший, но в 1992 г. советский вариант надгробия был заменен на приблизительную копию оригинального памятника.

Поскольку выше было высказано соображение о связи фактической охраны церковных зданий с наличием религиозной общины, я считаю не лишним здесь упомянуть о документах, касающихся борьбы последних церковных общин Чухломского района за открытие храмов в годы Великой Отечественной войны[55]. К 1941 г. во всем районе не осталось ни одной функционирующей церкви. Большая часть церквей ранее была закрыта по постановлениям, что сопровождалось реализацией церковного имущества, а это, в свою очередь, исключало возобновление приходской жизни. Некоторые же церкви, хотя и не считались окончательно закрытыми, не действовали по тем или иным причинам (в основном – из-за «отсутствия служителя культа»). Документы свидетельствуют, что активную борьбу за открытие храмов последней группы вели только 4 церковные общины: при Успенской церкви г. Чухломы, Ризположенской церкви с. Озерков, Богородицкой церкви с. Бушнева и Никольской церкви с. Понизье. Прошения и заявления писались представителями названных общин в Чухломский райисполком и Ярославский облисполком, но по причине волокиты заявления подавались и в вышестоящие инстанции: община с. Бушнево писала в Московский Горисполком и Прокуратуру РСФСР; имеется также упоминание об обращении общины с. Озерки в Московскую патриархию.

28 ноября 1943 г. состоялось постановление Совнаркома СССР «О порядке открытия церквей». В соответствии с ним, ключевая роль в судьбе ходатайств общин отводилась областным исполкомам, которые свои мотивированные заключения должны были представлять на утверждение в Совет по делам РПЦ при СНК СССР. При облисполкомах учреждались должности Уполномоченных Совета по делам РПЦ. Для вынесения своих заключений, Облисполкому требовалась информация от Райисполкомов. Ярославский облисполком, получая жалобы от общин Чухломского района, направлял их на рассмотрение в Чухломский райисполком, требуя от последнего свое заключение. В одном из отношений (именно, от 4.12.1944 г.) на имя председателя Чухломского райисполкома Державина, Уполномоченный Совета по делам РПЦ по Ярославской обл. отметил: «Ваше отношение к данным жалобам [жалобам общин – С. К.] медлительностью исполнения победило все рекорды». Не получая от Чухломского райисполкома информации по требуемой форме, Уполномоченные по Ярославской, а затем по Костромской обл. писали (26.10.1944 г., 4.12.1944 г., 1.03.1945 г.): «Ваше отношение является никчемной отпиской, а не заключением-справкой с необходимыми данными», «Поступают повторные заявления и идут ходоки. Не имея необходимых данных, не представляется возможным решить вопроса», «создается не допустимая волокита (от верующих с. Озерки имеется 8 заявлений)», «Неполучение от Вас требующихся заключений заставит просить Облисполком о принятии соответствующих мер к прекращению недопустимого с Вашей стороны отношения к запросам». В задачу настоящей статьи не входит подробное рассмотрение жалоб верующих, коих в деле имеется множество, и переписки между Ярославским облисполком и Чухломским райисполкомом относительно открытия церквей. Отметим лишь сведения, существенные для затрагиваемого статьей аспекта.

Для вынесения своих суждений относительно удовлетворения ходатайств общин, Облисполкому были нужны сведения как по действовавшим храма района, так и по не функционировавшим. Поскольку действовавших храмов в Чухломском районе в 1944 г. не было, Чухломский райисполком представил 10 августа 1944 г. сведения, по требуемой форме, только о недействующих храмах. Этот документ, ввиду его значимости, я привожу целиком (с сохранением всех особенностей оригинала).

Из документов ясно, что стоило какой-либо церкви прекратить функционировать, как она вскоре становилась жертвой хулиганствующей детворы, а со временем, из-за прекращения топки печей и отсутствия текущих эксплуатационных работ, накапливались проблемы технического и косметического характера, так что, из-за придирок местных властей к состоянию здания, открыть церковь, хотя бы после кратковременного (1-2 года) простаивания, было крайне сложно. Переживания верующих по поводу стихийного вандализма, которым подвергались закрытые церкви, ярко рисует заявление членов Понизовской религиозной общины в Ярославский Областной Исполком (март 1944 г.): «Просим Ярославский Исполком распорядиться, чтобы нам выдали ключи из Жарского с/с от нашего храма Св. Николая в с. Понизье, т. к. он предоставлен м<естными> в<ластями> на разграбление хулиганья, чего не можно терпеть христианам. В 43-м году мы обращались в область, прося оставить храм неприкосновенным, хотя без службы не можем платить подоходного налога, но у старосты ключи скоро были взяты без нашего ведома, страховка и поземельные деньги отвергнуты, и храм в последний 43-й год предоставлен расхищению чрез окна хулиганью. Желаем его снова взять в свои руки, чтоб очистить и закрепить его внутри».

Для разрешения открытия какой-либо простаивавшей церкви, был необходим акт обследования технического состояния здания. Акт по обследованию Успенской церкви г. Чухломы, от 19 января 1943 г., составленный технической комиссией в лице начальника Горкомхоза Загвоздкиной О. И., техника Горсовета Арефьева В. И. и начальника пожарной охраны Пруткова В. Н., гласил:

«При обследовании комиссией особенно опасных дефектов не обнаружено и помещение может быть отдано в эксплуатацию при условии при наступлении теплого времени произвести следующий ремонт:

1) Исправить штукатурку на стене на хорах.

2) Отремонтировать тамбур.

3) Остеклить места разбитых стекол.

4) Окрасить полы в зимней церкви.

5) Произвести побелку наружных стен всего здания известью.

6) Немедленно навесить двери и закрыть оконные отверстия на колокольне».

Таким образом, если церкви, закрытые по постановлениям, могли сколь угодно радикально разрушаться, и никого из властей это не заботило, то для того, чтобы церковь была действующей, требовалось идеальное не только техническое, но и косметическое состояние. По этому поводу председатель двадцатки церкви Успения М. А. Смирнова писала 12 апреля 1943 г. в Ярославский облисполком:  комиссия «для обследования храма сего 43 г. 19 дня января (…) указала, что для службы нет опасности, а местный РИК дает распоряжения, указания – 6 вопросов выполнить, но как сейчас в холодное время будешь проводить ремонт, окраска полов и обелка [наружного] кирпича это необязательно, сейчас мы все выполним постепенно, откройте нам храм, чтобы была служба сейчас для верующих». По мнению М. А. Смирновой, «6 вопросов ремонту (…) требуются незаконно лишь потому, что время зимнее, а второе, храм в порядке, безобразия никакого нет и церковная утварь вся сохранена».

Особенно много в деле документов, связанных с приходом с. Озерки. С начала 1943 г. община при этом храме добивалась от РИКа выезда комиссии для осмотра технического состояния церкви. В жалобе озерковских верующих в Ярославский облисполком от 21 февраля 1943 г. было сказано: «мы просили выслать комиссию по обследованию ремонта, но нам все отказ и (…) секретарь РИКа сказала, что я ничего ни буду делать, пусть ваше все дело лежит; куда же нам обращаться, как не в район, и просим вашего точного разъяснения и разрешения для открытия нашего храма». В повторной жалобе, от 21 марта 1943 г., в ту же инстанцию сказано: «Наша церковь не имеет никакой задолженности, не смотря <на то> что стоит закрыта 5 лет, и все обязательные платежи уплачиваем – налог и страх. платеж и ренту, и не имея дохода, и впредь обязуемся уплачивать в срок аккуратно, не задерживать, и наша церковь не пала в ветхость, не требует больших ремонтов, и мы не раз просили райисполком выслать комиссию для обследования по ремонту, что где какие недостатки по церкви и выявить причину отказа». В октябре 1943 г. – снова жалоба в Ярославский облисполком: «наш Чухломский районный исполком (…) нам не дает никаких разъяснений к открытию и не дает открывать; во многих районах открыта не одна церковь, а в нашем Чухломском ни одной». Наконец, в марте 1944 г. из Чухломы была направлена в с. Озерки комиссия в составе представителей Райисполкома Н. Л. Максимова, РайФО Булыгина, технорука Райпромкомбината М. Д. Васильева. 15 марта 1944 г. ими был составлен акт обследования церкви. Когда потребовалось представить в Облисполком копию этого акта, т. к. Облисполком не удовлетворился голословным объяснением Райисполкома (от 24.11.1944 г.), что Озерковская церковь требует капитального ремонта и потому открытию не подлежит, – оказалось, что заключительная часть акта затерялась, и только в мае 1945 г. в Облисполком (уже Костромской) была послана машинописная копия остальной части акта. В деле сохранился и подлинный акт, кроме утраченной концовки.

Согласно этому акту, за время простоя церкви в ней накопились многочисленные дефекты. Один из пунктов акта любопытен тем, что поддается проверке натурным обследованием, а именно: «В алтаре летней церкви кирпичные перемычки двух окон, а также и потолочные кирпичные своды, за отсутствием требуемых железных связей лопнули, имеются трещины на перемычках шириной от 2-3 с/метров, а на сводах три трещины длиною 1 п/м, шириною от 2 до 3 с/м. каждая». Для исправления этого недостатка, комиссия предписала: «Надлежит возвести через кирпичные стены с пробивкою сквозных отверстий для закрепления крестообразно железные связи, в концы которых заложить железные чеки,  затем сверху в отверстия трещин пролить жидким цементовым раствором, после заливки перемычки и потолочные трещины заштукатурить». Между тем, в интерьере алтаря храма ныне имеются перекрещивающиеся железные связи, тогда как никаких трещин над перемычками окон алтаря и в его своде не заметно (вертикальные трещины имеются только под окнами). Я сначала предположил, что существующие в алтаре связи как раз и были вставлены после указания технической комиссии, но потом обратил внимание, что по своему внешнему виду эти связи идентичны тем, которые существуют в основании свода четверика; кроме того, никаких чек, с помощью которых связи могли бы заякориваться на внешних поверхностях стен, обнаружить нельзя, а следовательно, алтарные связи появились во время строительства здания, и заякориваются они за внутристенные такие же связи.

Обнаружив ложь в единственном пункте, который поддается проверке, сложно относиться с доверием и к другим пунктам. Между тем, актом рекомендовалось, ни много ни мало, переложить с основания все три круглые печи в зимней церкви (трапезной), переложить дымовые трубы на чердаке, с закладкой под основание их новых балок, полностью заменить полы во всем здании, т. к. «половые балки совершенно сопрели (сгнили), а поэтому пол осел от его нормального уровня на 30 см, а также и половицы пола пришли в полную негодность; (…) видно, что полы как в летней, а также в зимней церкви пришли в полную негодность для их эксплуатации». Примечателен и такой пункт: «Вследствие частичного отсутствия оконных стекол в оконных рамах (…) стены сырели, и от этого масляная краска стен отопрела и отпала от стен, отсюда видно, что стены помещения имеют некультурный вид», т. е. составителей акта заботило, чтобы верующие отправляли свои службы непременно в «культурных» условиях, услаждая свой взор идеальным ремонтом. А для идеального ремонта требовалось: «Надлежит стены помещения летней церкви (…) отопревшую краску стен скребками счистить и заново перетереть, а затем за два раза пробелить, после побелки навести панели цветом по желанию общины; внутренние стены летней церкви содержат примерно 250 кв/метров». Подлинный акт прерывался на словах: «Сама колокольня церкви отошла от стен зимней церкви». Интересно вообразить, на фоне остальных пожеланий, что рекомендовали, исходя из этого недостатка, составители акта общине. Между тем, внушительная колокольня Озерковской церкви осознанно поставлена в нескольких метрах от зимней церкви (трапезной), а для соединения с последней возведен коридор легкой конструкции.

23 декабря 1944 г. от лица двадцатки Озерковской церкви казначей М. С. Скворцов обратился к председателю Чухломского РИКа с заявлением: «Разрешите нам открыть церковь, как которую требуют колхозники села Озерки; церковь вся в порядке, ремонт сделан, налоги уплачены и платим, в техническом отношении все в порядке». Было ли на самом деле что-либо отремонтировано в Озерковской церкви в 1944 г. (в связи с придирками комиссии, безусловно неадекватными, или независимо от них, по соображениям самих верующих) – сказать сложно.

В одном из объяснений Уполномоченному Совета по делам РПЦ по Костромской области, а именно, от 3 апреля 1945 г., Чухломский райисполком представил свое мнение  относительно ходатайств верующих об открытии церквей Успенской Чухломской, Бушневской и Озерковской: «Исполком Райсовета считает, что выше переименованные церкви общиной верующих должны быть приведены в надлежащий вид, и после этого ходатайствовать об открытии. Одновременно при необходимости в нашем районе церкви – просим сообщить, какую целесообразней из выше переименованных». Таким образом, любую общину могли замотать придирками, если открытие ее церкви не рассматривалось как «целесообразное». В конце концов, выбор о «целесообразности» пал на Успенскую церковь в Чухломе – по-видимому, по тому соображению, что в райцентре будет проще контролировать деятельность прихода. Успенская церковь вновь открылась в 1945 или 1946 г.[56]

Озерки, Понизье и Бушнево (последнее отошло к Антроповскому р-ну) – давным-давно опустевшие села. Церкви и прицерковные кирпичные постройки – ныне всё, что от них осталось.

Не располагая документами относительно б. Судайского района, существовавшего в 1935-1963 гг., несложно догадаться, что в нем в соображениях той же «целесообразности» была оставлена действующей также единственная церковь – Преображенская в с. Шартанове, 1824 г. постройки. Таким образом, на территории современного Чухломского района только две церковные постройки дошли до настоящего времени, можно сказать, в неприкосновенности – Успенская церковь в Чухломе и Преображенская в Шартанове. Они прекрасно сохранили не только архитектуру, но и внутреннее убранство. Понятно, что лишь на здании такого образцового содержания, как Успенская церковь, можно было без ущерба для репутации государства установить благородную мраморную табличку с указанием, что это «памятник архитектуры», который «охраняется государством» (табличка относится к 1970-м гг.). Это единственный пример такого рода таблички во всем районе.

В заключение обзора, приведу сделанную мною выкопировку из списка объектов культурного наследия Костромской области, включенных в Единый государственный реестр объектов культурного наследия (памятников истории и культуры) народов Российской Федерации, по состоянию на 2016 г.[57], – показывающую памятники истории, архитектуры и градостроительства федерального или приравненного к нему значения по Чухломскому району.

Примечание:

1960 – Постановление Совета Министров РСФСР от 30.08.1960 г. № 1327 «О дальнейшем улучшении дела охраны памятников культуры в РСФСР»

1974 – Постановление Совета Министров РСФСР от 04.12.1974 г. № 624 «О дополнении и частичном изменении Постановления Совета Министров РСФСР от 30 августа 1960 г. № 1327 «О дальнейшем улучшении дела охраны памятников культуры в РСФСР»

1995 – Указ Президента РФ от 20.02.1995 г. № 176 «Об утверждении Перечня объектов исторического и культурного наследия федерального (общероссийского) значения»

Наиболее очевидный недостаток этого перечня – то, что в него не попали здания XVII в. Авраамиева монастыря, числящиеся сейчас памятниками лишь местной охраны. С учетом этой корректировки, список будет включать все самые ценные церковные здания района. С другой стороны, наличие в списке таких памятников, как церкви в Дорке, Ильинском и Шартанове, несколько девальвирует список. Полагаю также, что в этот перечень следовало бы включить дом И. И. Поляшова в дер. Погорелово. Впрочем, на практике наличие этого списка совершенно никак не отражается. Непонятно, зачем государство объявляло памятниками федерального значения бесхозные объекты. Если у памятника есть пользователь, то его теоретически можно принудить выполнять охранные обязательства. Если же пользователя нет, то упрек в отсутствии заботы об официальном памятнике неизбежно должен быть адресован государству. Причем отсутствие заботы приводит к разрушениям – например, обвалу сводов, что случилось с целым рядом бесхозных церквей района.

Возможно, что статус федерального памятника мог бы оказаться «рычагом», с помощью которого удалось бы добиться реальных мер от государства – но для этого должны быть лица и организации, готовые «рычагом» воспользоваться, обладающие компетенцией, заинтересованностью и настойчивостью.

В Чухломе красноречивым символом наплевательского отношения к собственному культурному наследию со стороны местной администрации и общественности служит изуродованное в советское время здание Преображенского собора, который был главным украшением старой Чухломы и ее духовным центром. Ведь обрубок здания деградирует буквально на глазах, тогда как общей тенденцией в постсоветские годы является исправление подобных «ошибок прошлого» в отношении центральных культовых зданий в городах и крупных поселках. Понятно, что сдвинуть дело с мертвой точки крайне сложно, но ведь для начала надо хотя бы проблему обозначить и постоянно о ней напоминать. Ставить вопрос перед областной администрацией, добиваться его рассмотрения. Ничего этого нет. Вместо этой актуальнейшей задачи, администрация района при поддержке предпринимателей (или наоборот) примерно 7 лет назад выдвинула проект воссоздания часовни Параскевы Пятницы (1815 г.) на центральной площади города (выражаясь более прямолинейно – вблизи здания райадминистрации). Проект абсолютно бессмысленный, т. к. означенная часовня являлась элементом ансамбля бывшей торговой площади, была с ним органически связана, а ансамбль ныне полностью утрачен. Кроме того, участок, отведенный под воссоздание, весьма приблизительно соответствует положению подлинной часовни. Ясно, что проект был рассчитан исключительно на пиар-эффект, и в качестве такового, он благополучно «сдулся». (Я вовсе не хочу пренебрегать значением фактора пиара, но даже с точки зрения успешности самого пиара нужен толковый учет иных факторов и эффектов.)

О Преображенском же соборе следует сказать, что составляющие его дореволюционного окружения как раз сохранились: и древние городские валы, и причтовые дома. Это само по себе делает идею его реставрации очевидной. Проблема, однако, осложняется тем, что РПЦ взять в свои руки здание собора не хочет – для этого, по принятому в 2010 г. закону, достаточно всего лишь заявления с ее стороны, но такого заявления пока что не подано. После отъезда в Кострому многолетнего настоятеля чухломской Успенской церкви протоиерея А. Воробьева оказалось, что для потенциальных преемников это место непривлекательное, т. к. уже 2 года является вакантным. В таких условиях вторая действующая церковь в городе является излишней.  Но восстановить Преображенский собор или хотя бы надежно законсервировать его обрубок надо независимо от видов РПЦ.

Занятный эпизод случился в 2020 г. Костромское отделение Русского географического общества решило на родине статистика, географа, воспитателя Александра II К. И. Арсеньева – с. Мироханово – установить памятную табличку (К. И. Арсеньев был сыном здешнего священника). Понятно, что в советские годы память о таком земляке не афишировалась, а ныне подчеркивание всего, что связано с Романовыми, «модно». От села ныне ничего не осталось, кроме двух храмов, рядом с которыми был похоронен отец К. И. Арсеньева. Для выезда в Мироханово потребовался вездеход. В выезде участвовали глава района и предприниматель – член Костромской облдумы.  Участница мероприятия А. Фишер, составившая сообщение для СМИ[58], особенно умилилась тем, что на стене Мирохановского Введенского храма обнаружилась информационная табличка, ранее установленная «краеведческой экспедицией» «Полная Чухлома». К этой табличке прибавилась новая, об Арсеньеве. Ни на кого из тех, кто приехал установить эту табличку, не произвели впечатления последствия обвала части сводов Введенской церкви, случившейся незадолго до их визита – зимой 2019/20 г. Весной 2019 г. я наблюдал Введенскую церковь с еще целыми сводами, и для меня фотографии из сообщения о выезде Костромского отделения РГО свидетельствовали, прежде всего, о постигшем храм обрушении. Между тем, по своей архитектуре этот храм являлся уникальным для Чухломского уезда (а, может, и всей губернии): внешним обликом он имитировал большой 5-главый городской собор, а по внутреннему устройству это был зимний храм с низкими сводами. Теперь именно то, что придавало постройке своеобразие – декоративные объемы завершения – стало разрушаться, и очевидно, что разрушения будут быстро прогрессировать. Получается, что можно установку таблички превращать в событие, но не испытывать неловкости от катастрофического состояния памятника, к которому табличка прикрепляется. Призывать гордиться выдающимся соотечественником и одновременно ничего не делать для заботы о памятниках в месте его рождения (даже не поднимать такого вопроса) – это какая-то шизофрения.

К т. н. «краеведческой экспедиции» «Полная Чухлома» у меня особенная претензия. Она представляет собою ежегодный слет команд на внедорожных автомобилях, назначаемый на первые числа ноября (специально – в самую распутицу). Команды получают задания пройти определенным маршрутом и отметиться в определенных его точках, роль которых играют церкви (многие из них – в нежилой местности) и иные старинные объекты. Прохождение маршрута рассматривается как главная цель, привлекательная тем, что по бездорожью и распутице можно похвастаться возможностями своего автомобиля и мастерством его вождения. Ознакомление с церквами происходит лишь попутно и, как правило, в спешке. Для изображения, что в этом мероприятии есть какая-то общественная польза, организаторы придумали привинчивать таблички на заброшенных храмах. Из-за этого порча грунтовых дорог в то время, когда без особой нужды по ним лучше не ездить, гордо именуется «краеведческой экспедицией». Создается впечатление, что участники горе-«экспедиции» прямо-таки наслаждаются той разрухой, которую видят в поездках. Иначе они могли бы сообразить, за более чем 10-летнюю историю внедорожного фестиваля, что для посещаемых объектов надо же и что-то сделать. Установка дешевых табличек, по существу равнозначных надписям вроде «здесь был Вася», – это не дело. С теми техническими возможностями и людскими ресурсами, которыми характеризуется фестиваль, приведение в порядок территории при каком-либо заброшенном храме (удаление зарослей леса, расчистка завалов) – несложная задача. Для этого, конечно, надо приезжать не в ноябре, а в более теплый сезон. В год можно было бы, вместо бессмысленного катания, расчищать 2-3 храма. А когда в объект вкладывается труд, к нему и отношение меняется. Разруха начинает восприниматься не как привлекательный фактор, романтизирующий местность, а как вызов, чтобы что-то исправить.

Когда завершалась работа над этой статьей, пришло печальное известие, что после продолжительной тяжелой болезни не стало о. Варфоломея (в миру Сергей Юрьевич Максимов) – настоятеля прихода в с. Введенском. В этом селе, входящем в  конгломерат из 3-х населенных пунктов (в который входят также пос. Якша и д. Петровское), имеется два храма – главный большой храм и маленький кладбищенский. Оба были сильно попорчены в советские годы и являли собою печальное зрелище. Стараниями о. Варфоломея, был отремонтирован и приспособлен для богослужения маленький храм Дмитрия Солунского. Затем, на много лет растянулся труд по возобновлению главного, Введенского храма. Проект реставрации составлял Л. С. Васильев, занимавший в ту пору должность епархиального архитектора. По части архитектуры и с внешней стороны работы на Введенском храме были полностью завершены, предстояли работы по отделке интерьера. Играющий исключительно важную роль в панораме села, храм преобразился. По ночам он еще и подсвечивается. Можно только порадоваться, что жители и гости села вместо удручающих руин видят такую красоту. Для всего района пример создания заново сельского прихода, сопровождающийся полномасштабной реставрацией храмов, – пока единственный. Восстановление двух храмов с. Введенского оказалось возможным благодаря исключительным душевным и организаторским качествам о. Варфоломея, его связям из мирского периода жизни.

Мне посчастливилось быть знакомым с о. Варфоломеем по работам над возобновлением крыши Соборо-Богородицкой церкви в с. Коровье. Обратившись к нему со своей тревогой за судьбу этого храма из-за ветхостей его кровли, я стал свидетелем того, как в удивительно короткий срок о. Варфоломей сумел найти материальные ресурсы, рабочие руки и организовать работы по полной замене крыши храма на новую. От моего обращения за помощью до окончания работ на крыше прошел всего лишь месяц – сентябрь 2015 г. Когда в 2017 г. выявился дефект в новой кровле, о. Варфоломей, уже будучи больным человеком, счел необходимым этот дефект исправить, на что ушло около недели. Работы по замене крыши на Коровской церкви были весьма своевременными, т. к. смогли предотвратить неминуемый, в противном случае, обвал сводов трапезной, а позже и других частей здания. Несмотря на это, за спасение Коровской церкви о. Варфоломей вынужден был выслушивать упреки от вышестоящих инстанций (церковных или светских – это от меня он скрыл), ибо его участие в судьбе этого памятника, воздвигнутого на месте одного из монастырей св. Авраамия, было, по существу,  актом партизанской самодеятельности. Но что же делать, если «регулярная армия» – как церковная, так и светская, бездействует?

Мне довелось и пользоваться гостеприимством о. Варфоломея, и принимать его в своем дачном доме в Коровье. Не раз он подвозил меня на своей машине. Он был единственным лично мне знакомым священником, к которому я, сугубый материалист, относился с симпатией и уважением. Светлой памяти о. Варфоломея я посвящаю эту статью.

Сокращения: ЧРА – Чухломский районный архив, ОПИ ГИМ – Отдел письменных источников Государственного Исторического Музея.

[1] Со снимками С. И. Орлова, а отчасти и В. Н. Кларка,  можно ознакомиться на сайте http://old-churches.ru

[2] Лукомский Г. К. Старинные церкви Костромской губернии. Уезды: Буйский, Галичский, Солигаличский и Чухломский. Петроград, 1916.

[3] Лукомские В. К. и Г. К. Кострома. Исторический очерк и описание памятников художественной старины. СПб., 1913.

[4] Инвентарный номер: КП. №894, инв. №1082. Отчет будет полностью опубликован, под заголовком «Экскурсия в прошлое», в книге Т. Н. Байковой «В поисках утраченного», которая должна выйти в настоящем (2021) году. Т. Н. Байкова, однако, неверно датирует отчет 1920 г.

[5] Согласно поздним документам из ЧРА, упоминающим статью, она должна храниться в Чухломском музее.

[6] ОПИ ГИМ. Ф. 547, оп. 1, д. 118. Лл. 110–111.

[7] Казаринов Л. Н. Прошлое Чухломского края. Солигалич, 1929. С. 10–11.

[8] ОПИ ГИМ. Ф. 547, оп. 1, д. 118. Лл. 110–111.

[9] Дунаев Б. И. Деревянное зодчество северо-востока Костромской губернии. М., 1915.

[10] ЧРА. Ф. 74, оп. 1, д. 12. Л. 53.

[11] Там же. Лл. 49–51.

[12] Беляев И., прот. Статистическое описание соборов и церквей Костромской епархии… СПб., 1863; Краткие статистические сведения о приходских церквах Костромской епархии. Справочная книга. Кострома, 1911.

[13] ОПИ ГИМ. Ф. 547, оп. 1, д. 118. Лл. 59–64.

[14] ЧРА. Ф. 74, оп. 1, д. 21. Лл. 6–7.

[15] ОПИ ГИМ. Ф. 547, оп. 1, д. 119. Лл. 95–97.

[16] ЧРА. Ф. 74, оп. 1, д. 14. Лл. 17–21

[17] ЧРА. Ф. 74, оп. 1, д. 14. Лл. 12–13.

[18] ОПИ ГИМ. Ф. 547, оп. 1, д. 119. Лл. 85–89.

[19] ЧРА. Ф. 74, оп. 1, д. 17. Лл. 19–26.

[20] ЧРА. Ф. 74, оп. 1, д. 10. Л. 7.

[21] ЧРА. Ф. 74, оп. 1, д. 12. Л. 186.

[22] ЧРА. Ф. 74, оп. 1, д. 12. Лл. 134–135.

[23] ЧРА. Ф. 74, оп. 1, д. 17. Лл. 6–9.

[24] Костромской музей-заповедник. Инв. номер: КМЗ КОК 9216.

[25] В собрании Чухломского музея. Б/инв.

[26] ЧРА. Ф. 74, оп. 1, д. 17. Лл. 27–33.

[27] ЧРА. Ф. 74, оп. 1, д. 13. Л. 51.

[28] Там же. Л. 52.

[29] Там же. Лл. 55–58.

[30] ОПИ ГИМ. Ф. 547, оп. 1, д. 121. Лл. 25–27.

[31] ЧРА. Ф. 74, оп. 1, д. 15. Л. 2.

[32] ЧРА. Ф. 74, оп. 1, д. 13. Лл. 61–62.

[33] ЧРА. Ф. 74, оп. 1, д. 6. Лл. 94–95

[34] ЧРА. Ф. 74, оп. 1, д. 44. Лл. 17, 18. См. также: д. 13, л. 25.

[35] ЧРА. Ф. 74, оп. 1, д. 13. Л. 23.

[36] Там же, лл. 22 и 24.

[37] ЧРА. Ф. 74, оп. 1, д. 13. Лл. 119–123.

[38] ЧРА. Ф. 74, оп. 1, д. 18. Лл. 7–12.

[39] ЧРА. Ф. 74, оп. 1, д. 13. Л. 34.

[40] ЧРА. Ф. 74, оп. 1, д. 13. Лл. 8–12.

[41] ОПИ ГИМ. Ф. 547, оп. 1, д. 118. Лл. 59–64.

[42] Холмогоровы В. и Г. Материалы для истории Костромской епархии. Вып. 1. Галичская десятина с пригороды Солигаличем, Судаем, Унжею, Кологривом, Парфеньевым и Чухломой жилых данных церквей. 1628–1710 и 1722–1746 гг. Кострома, 1895.

[43] Памятники архитектуры Костромской области. Каталог. Вып. VI. Чухлома. Чухломский район. Кострома, 2004. С. 158.

[44] Байкова Т. Н. На земле благословенной. Кострома, 2014. С. 304.

[45] Фонды Чухломского краеведческого музея. Инвентарные номера: КП. №988, инв. №916-917. Цитируется по оригиналам.

[46] Брумфильд У. Чухломский край = Chukhloma region: архитектурное наследие в фотографиях. М., 2016.

[47] Рукопись «Акты обследования памятников старины, находящихся в Чухломском районе, произведенные в 1939 г. директором Чухломского музея Г. И. Лебедевым». Чухломский краеведческий музей, б/инв.

[48] См.: Васильев Л. С. Никольская надвратная церковь Авраамиво-Городецкого монастыря; Он же. О срочных мерах по охране Авраамиева Городецкого монастыря. – В кн.: Васильев Л. Об архитектурном наследии Костромского края. Кострома, 2014. С. 132–135, 178.

[49] Байкова Т. Н. На земле благословенной. Кострома, 2014. С. 87.

[50] ЧРА. Ф. 74, оп. 1, д. 7. Л. 12.

[51] ЧРА. Ф. 74, оп. 1, д. 35. Лл. 61–62.

[52] Эта переписка сосредоточена в деле: ЧРА. Ф. 74, оп. 1, д. 35.

[53] ЧРА. Ф. 74, оп. 1, д. 35. Л. 5.

[54] Большакова М. Некрополь поэта. История перенесения могилы П. А. Катенина из Бореева в Чухлому // Вперед, 2014, 29 июля. Публикация в Интернете: http://газета-вперед.рф/articles/media/2014/7/29/nekropol-poeta/

[55] «Дело религиозных общин 1943-45 гг.», находится в частных руках, происходит из архива Чухломского райисполкома. В 2019 г. отсканировано автором, электронные копии переданы в хранилище аудио-визуальных и электронных документов Государственного архива Костромской области.

[56] Обзор документов, связанных с открытием Успенской церкви, сделан в: Байкова Т. Н. На земле благословенной. Кострома, 2014. С. 93–94.

[57] Весь список см.: http://okn.adm44.ru/okn/per/

[58] https://kostromaturs.ru/places/blagodarya-rgo-kostromichi-zanovo-otkryvayut-imena-vydayushhixsya-zemlyakov/

Опубликовано: 01.04.2021