Церковь святых мучеников Александра и Антонины в Селище

Храм в XVI-XVII веках

Вплоть до второй половины XVI века мы располагаем очень скудными сведениями по истории Селища и его церкви. По сообщению «Летописи», некогда на месте Селища существовало селение, называемое Мошениною слободой(9). Не доверять этому местному преданию мы не можем, хотя в известных нам письменных источниках такая слобода не упоминается. С конца XVI века село уже именуется Селищем. Согласно В. И. Далю, термин «селище» имел в прошлом два основных значения: наши предки называли так или «уничтоженное, снесенное селение, остатки жилого места», или — «весьма большое село, слобода, где более одной церкви»(10). В первом случае, можно предположить, что когда-то существовавшее здесь поселение (возможно — слобода, о которой говорится в «Летописи») исчезло, например, в результате татарского набега, а место, где оно существовало, стали называть «селищем» (a). Через какое-то время селение возродилось, сохранив за собой наименование «Селище». Не противоречит этому и второй приводимый В. И. Далем вариант объяснения термина «селище»: в известный нам исторический период Селище всегда являлось «весьма большим селом», где имелось «более одной церкви». В московских источниках, описывающих пришествие в 1613 году в Кострому Великого посольства Земского собора, < Селище именуется «Новоселками», отчего в краеведческой литературе, посвященной событиям 1613 года село нередко именуется так Же. Встречается в литературе и название «Новое Селище». Однако в костромских по происхождению документах наименования «Новоселки» и «Новое Селище» не встречаются: село всегда называется только Селище. Возможно, что в московских источниках село названо неточно, или же в них до нас дошел один из вариантов его названия (б).

Вплоть до начала XX века в именовании села преобладала нередкая в русском языке форма множественного числа в значении единственного (в) — Селищи (в Селищах, у Селищ и т. д.). В XX веке, в советское время, утвердилась форма именования в единственном числе — Селище.

Неизвестно, принадлежало ли Селище до середины XVI века кому-либо из бояр или дворян, или его жители относились к числу «черных» (государственных) крестьян, но во второй половине XVI века — предположительно в 70-е годы — Селище и прилегающие к нему деревни были пожалованы царем Иваном Грозным в вотчину князю и боярину Ивану Михайловичу Глинскому. По преданию, князья Глинские вели свое происхождение от знаменитого эмира Мамая, фактического правителя Золотой Орды в 60-70 гг. XIV века, разбитого русскими войсками в битве на Куликовом поле в 1380 году, чьи потомки выехали в Литву и перешли в православную веру. В 1508 году трое братьев Глинских, в том числе и дед будущего владельца Селища, Василий Львович Глинский, бежали из Литвы в Россию на службу к великому князю Московскому Василию Ивановичу. В России князья Глинские заняли высокое положение при великокняжеском дворе. В 1526 году дочь Василия Львовича, Елена Васильевна Глинская, стала второй женой бездетного в первом браке великого князя Василия Ивановича, через четыре года родившей ему долгожданного наследника - будущего царя Ивана Грозного. После смерти в 1533 году супруга Елена Васильевна вплоть до своей кончины в 1538 году являлась регентшей (правительницей) при малолетнем сыне Иване. Брат великой княгини, князь Михаил Васильевич Глинский (+ 1559 г.), играл очень важную роль в начальный период правления первого русского царя. Особое место при государевом дворе занимал и его сын Иван Михайлович Глинский, владелец Селища, племянник великой княгини Елены Васильевны и двоюродный брат Ивана Грозного. Его положение еще более упрочилось после женитьбы на дочери всесильного Малюты Скуратова. Этот брак сделал его не только зятем царского любимца, но и свояком будущего правителя и царя — Бориса Годунова, женатого на другой дочери Малюты Скуратова. После кончины в 1584 году Ивана Грозного, став при своем шурине царе Федоре Ивановиче правителем государства, Борис Годунов в 1585 году ввел князя И. М. Глинского в Боярскую думу. Последний, в свою очередь, после смерти в 1598 году бездетного царя Федора Ивановича помог Годунову взойти на царский престол(12).

Не подлежит сомнению, что именно благодаря князю Ивану Михайловичу Глинскому мы обязаны первому упоминанию в дошедших до нас документах церкви святых мучеников Александра и Антонины в Селище, где она значится в январе 1599 года как «новопостроенная»(13) («новопостроенная», в данном случае, по-видимому, обозначает — построенная взамен старой, разобранной по ветхости, или сгоревшей при пожаре). Строителем нового храма в Селище, конечно, был князь И. М. Глинский (строительство церквей в вотчинах являлось, по сути, прямой обязанностью их владельцев). По данным 20-х гг. XVII века церковь являлась шатровой («древяна вверх»)(14). Скорее всего, это был монументальный могучий храм, каких немало существовало на русском Севере еще в начале XX века. Храм был «летним», то есть он не отапливался, и в нем совершали богослужения только в теплое время года (из-за своих размеров шатровые храмы, как правило, являлись «холодными»). Но если имелся «летний» храм, то должен был быть и «зимний», то есть отапливаемый. По данным 20-х годов XVII века рядом с летним Александро-Антониновским храмом стоял небольшой («клетцки») зимний храм «страстотерпца Христова Егория» (святого великомученика Георгия Победоносца)(15). В XVI-XVII вв. большинство приходских деревянных церквей состояло из двух храмов — летнего и зимнего, но в Селище на рубеже XVI и XVII вв. высился ансамбль из трех деревянных храмов (что сразу заставляет вспомнить одно из объяснений термина «селище» как «весьма большое село, где более одной церкви»). Наряду с Александро-Антониновской и Георгиевской здесь находилась и третья церковь — во имя святого пророка Илии, про которую в писцовой книге 20-х годов XVII века сказано, что она «ветха, стоит без пения»(16) (то есть к тому времени богослужение в ней уже не совершалось). Согласно «Летописи», с момента основания и вплоть до 80-х гг. XVIII века храмы в Селище стояли не на вершине холма, где ныне находится каменная Александро-Антониновская церковь, а у его подножия (где позднее была выстроена церковь во имя Василия Блаженного)(17). Возле храмов находилось приходское кладбище; здесь же в 20-е гг. XVII века стояло семь келий для нищих, живших подаянием. Скорее всего, эти кельи существовали и на рубеже XVI и XVII веков.

Селище являлось центром большого прихода, в который входили десятки небольших окрестных деревень (в основном, скорее всего, относящихся к вотчине И. М. Глинского). Из-за величины прихода, по крайней мере, уже в начале XVII века, причт церкви был двухклировым, то есть состоял из двух священников(18).

Неизвестно, бывал ли князь И. М. Глинский в своей костромской вотчине, но, вероятно, бывал (к тому же её центр — село Селище — находилось как раз напротив Ипатьевского монастыря, чьё значение после коронации в 1598 года Бориса Годунова необычайно выросло — ведь в его стенах покоились предки нового государя, включая его отца и мать, отчего Глинскому, как относящемуся к ближнему окружению царя Бориса Федоровича, был лишний повод посетить Кострому и Селище). К концу XVI века род Глинских пресекся: Иван Михайлович оказался последним князем Глинским. Страдая наследственной болезнью своего рода — «черным» или «падучим» недугом (эпилепсией), он скончался на рубеже XVI и XVII веков (точный год его смерти неизвестен). Из-за отсутствия наследников, как и было принято в таких случаях, после кончины И. М, Глинского селищенскую вотчину отписали на государя.

А вскоре началось Смутное время, чьи потрясения не обошли Селище стороной. В конце декабря 1608 года воевода самозванца Лжедмитрия II («тушинского вора») Александр Лисовский захватил Кострому, поддерживавшую царя Василия Ивановича Шуйского, и подверг её разгрому. Однако, едва Лисовский ушел, восстание против тушинцев вспыхнуло вновь. В марте 1609 года ополчение ряда северных городов (Галича, Соли Галицкой, Тотьмы, Великого Устюга) освободило Кострому, при этом разбитые тушинцы и поляки укрылись в Ипатьевском монастыре, представлявшем для того времени первоклассную крепость. Ополченцы начали осаду монастыря. Узнав об этом, Лисовский от Юрьевца, по правому берегу Волги, подвергнув по дороге разгрому Кинешму, устремился к Костроме, на помощь осажденным в Ипатии. В первых числах июня 1609 года его полуторатысячный отряд вошел в Селище и встал здесь лагерем. Лисовский разослал казаков по берегу Волги искать лодки для переправки к Ипатьевскому монастырю, но, не найдя их, вынужден был уйти из Селища на помощь к полякам и тушинцам, осаждавшим одну из главных святынь России — Троице-Сергиев монастырь, разгромив по дороге Нерехту и Троице-Сыпанов монастырь...(19)

В марте 1613 года церковь в Селище оказалась причастной к историческому событию, имевшему всероссийское значение. Как известно, после великой победы ополчения Минина и Пожарского, освободившего от иноземных захватчиков столицу России, в январе 18-1613 года в Москве был созван Земский собор, основной задачей которого являлось избрание нового царя, что после долгих лет кровавой смуты и безвластия знаменовало бы собой окончательное восстановление российской государственности. 21 февраля 1613 года собор избрал новым государем Михаила Феодоровича Романова, находившегося в то время в Костроме. Для официального извещения и приглашения в Москву к нему было направлено особое «Великое посольство», состоявшее из «всех чинов людей», принимавших участие В работе собора — бояр, дворян, стрелецких голов, казачьих атаманов, посадских людей, представителей духовенства. Возглавляли посольство боярин Федор Иванович Шереметев и святитель Феодорит, Архиепископ Рязанский и Муромский. В состав посольства входили также князь Владимир Иванович Бахтеяров-Ростовский, окольничий Федор Васильевич Головин и целый ряд видных представителей духовенства: настоятели Архангельского и Благовещенского соборов Московского Кремля, настоятели ряда московских монастырей (Чудова — архимандрит Авраамий, Новоспасского — архимандрит Иосиф (г), Симонова — архимандрит Павел), келарь Троице-Сергиева монастыря Авраамий Палицын, настоятель храма Николы Зарайского из г. Зарайска протопоп Димитрий Леонтьев (сподвижник князя Д. М. Пожарского в период его воеводства в Зарайске), протопоп Спасо-Преображенского собора Нижнего Новгорода Савва Ефимьев (ближайший помощник Кузьмы Минина по организации нижегородского ополчения) и др.

Выехав из Москвы 2 марта, вечером 13 марта посольство по Нагорной дороге от Ярославля прибыло в Селище. Отсюда за скованной льдом Волгой виднелась конечная цель путешествия — Ипатьевский монастырь, где в то время находился Михаил Феодорович Романов. В Селище посланцев Земского собора встречали представители костромских властей во главе с воеводой князем Р. И. Гагариным, назначенным на эту должность в марте 1612 года одним из вождей народного ополчения князем Д. М. Пожарским, «со множеством народа». Поскольку уже было поздно, руководители посольства, посовещавшись с воеводой и, по-видимому, встретившись с матерью Михаила Феодоровича инокиней Марфой Ивановной, решили назначить церемонию наречения на следующий день — воскресенье 14 марта.

Вместе с посольством из Москвы прибыло несколько святынь — чудотворная Владимирская икона Божией Матери, написанная в начале XIV века святителем Петром, Митрополитом Московским и всея Руси (отчего эту икону, с XIV века находившуюся в Успенском соборе Московского Кремля, обычно именуют Петровской), и образ святителей Московских Петра, Алексия и Ионы. При поездках со святыми иконами, последние на ночь положено вносить в храм. Несомненно, что московские святыни духовными членами посольства были внесены в зимний Егорьевский храм Селища, где они и пребывали в ночь с 13 на 14 марта (думается, что всю эту ночь пред образами горели свечи и молились жители Селища, Костромы и окрестных деревень). Члены посольства заночевали в Селище, разместившись по избам.

Следующий день, 14 марта 1613 года, было воскресенье (или -«неделя», как называли его в старину), по церковному календарю на этот день приходилась Неделя 1 -я Великого поста, именуемая также Неделей торжества Православия. Утром 14 марта все участники Великого посольства во главе с боярином Ф. И. Шереметевым присутствовали на Божественной литургии, которую в сослужении с другими священнослужителями, членами посольства и селищенским причтом (настоятелем церкви в это время предположительно был упоминаемый в 20-е гг. XVII века священник Ермолай Леонтьев(21)) совершил святитель Феодорит (д). После ее окончания члены посольства с московскими святынями, вместе с многочисленными жителями Селища и окрестных селений, двинулись по льду через Волгу к Ипатиевскому монастырю. Под колокольный звон всех храмов Костромы на устье реки Костромки шествие из Селища слилось с шествием горожан, идущим из Костромского Кремля с главной святыней Костромы — чудотворной Феодоровской иконой Божией Матери... Некоторое время спустя, в Троицком соборе Ипатиевского монастыря сын находящегося в польском плену Митрополита Филарета (позднее — Святейшего Патриарха Московского и всея Руси) юный Михаил Феодорович Романов был провозглашен новым российским государем. Так, в стенах Ипатия в «величественной драме» Смутного времени (выражение А. С. Пушкина) окончательно ставилась точка.

Несомненно, что вместе с Великим посольством в шествии через Волгу принял участие и причт Александро-Антониновской церкви с храмовыми иконами и хоругвями. События 13-14 марта 1613 года навсегда вписали Селище и его церковь в одно из важнейших событий отечественной истории.

Избрание русского царя, разумеется, не означало окончания войны с Речью Посполитой, продолжавшейся еще несколько лет. Самый тяжелый ее момент наступил, когда в сентябре 1618 года польские войска во главе с королевичем Владиславом подошли к Москве и осадили её. Осада Москвы, в ходе которой не раз казалось, что защитники столицы не выдержат и все жертвы и победы 1612-1613 гг. пойдут прахом, завершилась тем, что 1 декабря 1618 года измотанные противники заключили на 14 с половиной лет перемирие, давшее России долгожданную передышку. На завершающем этапе войны Селище и его округа — бывшая вотчина князя И. М. Глинского — пошли «в раздачу» на поместья и вотчины дворянам, в основном отличившимся при отражении польского нашествия на Москву в 1618 году. В 1617 г. часть Селища («жеребей») была пожалован Василию Владимировичу Поливанову(23) (его потомки владели ею вплоть до первой половины XIX века и участвовали в строительстве каменного Александре-Антониновского храма). В 1619 году царь Михаил Феодорович «за московское осадное сиденье в королевичев приход» пожаловал частью Селища и несколькими деревнями (Коряково и др.) в вотчину Дмитрию Кирилловичу Клементьеву(24). В 1620 году за то же «осадное сиденье» другая часть Селища и ряд окрестных деревень (в том числе и «Пантусово, Панково тож») были пожалованы Тихону Ивановичу Мошкову(25) (его потомство владело частью села вплоть до начала XIX века). В 1639 году стольник (позднее — боярин) Глеб Иванович Морозов «променял полюбовно» у В. Т. Мошкова часть селищенского поместья(26). После кончины в 1662 году Глеба Ивановича эту часть Селища унаследовал его сын Иван, но до совершеннолетия последнего управительницей поместья являлась его мать, боярыня Феодосья Прокопьевна Морозова, владелица соседнего села Городище, позднее — одна из виднейших деятельниц раннего периода церковного раскола, скончавшаяся в заточении в 1675 году. В январе 1672 года после ранней кончины И. Г. Морозова (сына мятежной боярыни) его «жеребей села Селищ», как не имеющий наследников, был отписан на государя(27).

Имена священников Александро-Антониновской церкви в Селище известны нам с конца 20-х гг. XVII века. В это время здесь служили священники Ермолай Леонтьев и Степан (Стефан) Юрьев(28) (какуже писалось, настоятелем, скорее всего, являлся упоминаемый первым о. Ермолай). В XVII века в Селище служил целый ряд настоятелей церкви, но самым известным среди них стал священник Иван (Иоанн), впервые упоминаемый в 1644 году(29). К сожалению, известность этого священника сомнительна и связана с одним из драматических событий, возвещавшем о приближающейся трагедии раскола Церкви и всего русского общества.

События эти, взбудоражившие в середине XVII века Кострому, стали следствием деятельности прибывшего из Москвы в конце 40-х годов нового настоятеля Успенского собора в Костромском Кремле протопопа Даниила, бывшего члена влиятельного московского кружка ревнителей благочестия, возглавляемого духовником молодого царя Алексея Михайловича протопопом Стефаном Вонифатьевым. Участники кружка выступали против нарушений богослужебного чина, за введение церковных проповедей, за повышение нравственного уровня духовенства. В этом кружке Даниил сблизился с будущим вождем старообрядчества протопопом Аввакумом. В Костроме новый настоятель собора активно взялся за претворение в жизнь идеалов ревнителей благочестия. Правда, он пытался бороться с общественными пороками чрезмерно круто и поспешно, не считаясь с устоявшимися обычаями. В 1652 году во время масленицы и великого поста по настоянию Даниила в Костроме были закрыты все кабаки, что вызвало сильное недовольство протопопом у значительной части горожан и жителей окрестных селений. Суровые меры Даниила вызвали к нему неприязнь и со стороны главы местной администрации, воеводы Ю. М. Аксакова. Зревшее давно недовольство суровым настоятелем собора, в конце концов привело к взрыву, грянувшему в конце мая 1652 года.

По распоряжению протопопа Даниила, время от времени под замок в палату под собором сажали — «в смиренье» — нарушителей общественного порядка (в основном, пьяных). Накануне 28 мая Даниил отправил туда же троих очередных нарушителей, бывших, по-видимому, жителями Селища. Этот случай оказался последней каплей, переполнившей чашу терпения противников протопопа. 28 мая 1652 года в Кремль пришла большая толпа крестьян из Селища и других окрестных селений, во главе которой стоял настоятель Александро-Антониновской церкви священник Иван (во время последовавшего затем следствия ряд свидетелей называл о. Ивана «бражником», на основании чего историки полагают, что селищен-ский священник имел личные счеты к протопопу Даниилу, так как тот наверняка и его обличал в склонности к выпивке(30)). Толпа, в которой было много пьяных, сбив замок, освободила из палаты под собором троих задержанных. Мятежники избили нескольких сторонников протопопа. Толпа искала и самого Даниила (свидетели позже показывали, что «безчинники (...) протопопа Данилу хотели убить до смерти»(31)). Спасая свою жизнь, он сперва скрылся в соборе, а затем два дня укрывался в находящемся в Кремле Крестовоздвиженском монастыре. Характерно, что во время бесчинств, совершаемых толпой, воевода Ю. М. Аксаков, воеводский двор которого находилась вблизи от Успенского собора, видел всё происходящее, но не принял никаких мер к восстановлению порядка, что обычно объясняют его неприязнью к Даниилу. В первых числах июня Даниил покинул Кострому и отправился в Москву (е).

О судьбе селищенского священника о. Ивана, возглавившего выступление против соборного протопопа, после 1652 года нам ничего неизвестно. Разумеется, за своё участие в подобном событии он должен был понести какое-то суровое наказание, но в свете последующих трагических обстоятельств церковного раскола и превращения протопопа Даниила в одиозную фигуру, дело, скорее всего, замяли. К личности самого о. Ивана и к возглавленному им выступлению против одного из будущих видных деятелей старообрядчества, можно относиться по-разному. В любом случае, костромские события 1652 года и роль, сыгранная в них селищенским священником, вошли в отечественную историю XVII столетия, о них упоминают все труды, посвященные раннему периоду раскола Русской Православной Церкви.

С первой половины XVII века на жизнь Александро-Антониновского прихода заметное влияние стал оказывать Богородицко-Игрицкий монастырь, основанный в 1624 году посадскими людьми города Костромы на месте бывшего погоста Николы Великорецкого в «Игрицах» в 15 верстах к югу от города. В период XVII — начала XX веков этот монастырь являлся одним из наиболее почитаемых в Костромском крае. Жители прилегающих к обители селений Александро-Антониновского прихода ходили туда на богомолье и поклонение её главной святыне — чудотворной Смоленской-Игрицкой иконе Божией Матери. По-видимому, уже во второй половине XVII века возникла традиция ежегодного принесения чудотворного образа в Селище и другие селения прихода. Когда именно возник этот обычай неизвестно. В Кострому Смоленскую-Игрицкую икону Божией Матери приносили с 1792 года(32), но в прилегающую к монастырю округу, в том числе и в Селище, святыню стали носить, конечно, гораздо раньше. К 1870 году, когда обычай принесения иконы жителями Александро-Антониновского прихода фиксируется в «Церковноприходской летописи», он уже упоминается как существующий с незапамятных времен(33). Ежегодно в летнее время чудотворный образ носили по всем домам Селища и по домам приходских деревень. На ночь его обычно оставляли в Александро-Антониновской церкви. Эта традиция просуществовала несколько столетий — вплоть до 20-х годов XX века.