Щелыково и его ближайшие окрестности
28 июля 1847 г. в Москве с публичных торгов продавалось за долги опекунскому совету среди прочих имение кинешемского помещика А. Е. Сипягина. В это имение с общей площадью свыше 1300 десятин входили сельцо Щелыково, село Твердово, деревни Кутузовка, Маркушево, Высоково, Маринники, Василево, Лобанове и Сергееве — в них проживало 111 крестьян мужского пола. Приобрел имение за 15 тыс. рублей отставной надворный советник Николай Федорович Островский. Вскоре семья Островских переехала из Москвы в заглазно приобретенное сельцо, сделав его своим постоянным местопребыванием.
К тому времени Щелыково было запустевшей барской усадьбой. Первые сведения о нем относятся к середине XVIII в. — в «сказках» третьей ревизии упоминается «сельцо Щелыково владения статского советника Ивана Федоровича Кутузова». Сам помещик принадлежал к известной костромской боярской фамилии Кутузовых — за его предками по писцовым книгам еще начала XVII в. числились почти все населенные пункты в окрестностях усадьбы. Среди «лейб-кампанцев», возведших на престол Елизавету Петровну, находился капитан Кутузов. Очевидно, им и заведена в Щелыкове усадьба.
Эта усадьба слыла одной из богатейших в округе и была застроена красивыми зданиями, от которых, правда, сохранились лишь остатки фундаментов. По преданию, усадьба была уничтожена большим пожаром. Однако владевший ею в то время Федор Михайлович Кутузов, являвшийся с 1788 по 1800 гг. костромским губернским предводителем дворянства, не пожалел средств для восстановления усадьбы. Им же был построен и ныне существующий двухэтажный деревянный дом, о котором впервые встречаются сведения в архивном описании последней четверти XVIII в.
После Ф. М. Кутузова усадьба досталась его старшей дочери, а затем ее сыну, A. R. Сипягину. Последний вел разгульную жизнь. Вскоре он заложил приходящее в упадок Щелыково в Московском опекунском совете. Впоследствии имение пошло с молотка.
Новый хозяин Щелыкова Николай Федорович Островский оказался владельцем этой усадьбы далеко не случайно. Род Островских — старинного костромского происхождения. Отец Николая Федоровича служил в Костроме священником Благовещенской церкви (в 1810 г. он перебрался в Москву и принял монашество), а его брат, Павел Федорович, прожил в Костроме всю жизнь и снискал известность изданием серьезных исследований по краеведению. Сам Николай Федорович, родившийся в Костроме в 1796 г., закончил местную семинарию и Московскую духовную академию и определился по судебному ведомству, служа в канцелярии общего собрания московских департаментов Сената. Человек способный и набивший руку в делах, он в 1842 г. вышел в отставку и успешно занялся частной адвокатурой. Кроме того, Николай Федорович не однажды назначался председателем крупных конкурсов, улаживавших дела обанкротившихся купцов. Все это позволило ему скопить изрядный капитал.
Тем не менее, обжившись в Москве, Н. Ф. Островский скучал по Костроме и вынашивал план на склоне лет вернуться на родину, приобретя там имение вблизи города. С покупкой Щелыкова его мечта сбылась.
От отца любовь к Костроме унаследовали и дети. Вернувшись из первой поездки в Щелыково, Николай Федорович своими рассказами о красотах усадьбы так увлек старшего сына, Александра Николаевича, что он загорелся желанием самому побывать в костромском имении. Весной 1848 г. он подал прошение в Московский коммерческий суд, где тогда служил, и, получив «по домашним обстоятельствам» отпуск, выехал с отцом в Костромскую губернию.
В Щелыково Островский приехал к вечеру 1 мая 1848 г. Начинающий драматург, всего за год перед тем опубликовавший в «Московском городском листке» несколько отрывков из своих произведений, он вел дневник поездки, куда и занес первые впечатления о сельце:
«С первого разу оно мне не понравилось, исключая дому, который удивительно хорош как снаружи оригинальностью архитектуры, так и внутри удобством помещения... Нынче поутру ходили осматривать места для дичи. Дичи пропасть. Щелыково мне вчера не показалось, вероятно, потому, что я построил себе прежде в воображении свое Щелыково. Сегодня я рассмотрел его, и настоящее Щелыково настолько лучше воображаемого, насколько природа лучше мечты. Дом стоит на высокой горе, которая справа и слева изрыта такими восхитительными оврагами, покрытыми кудрявыми сосенками и липами, что никак не выдумаешь ничего подобного».
Нам трудно понять, каким Островский воображал увидеть Щелыково — возможно, оно рисовалось драматургу по типу тех ухоженных «подмосковных», где ему случалось бывать — усадьба же оказалась скромнее, запущеннее, а рука человека менее коснулась окружающей природы, нежели он ожидал. Эта природа, действительно чудесные окрестности и очаровали молодого писателя — вместо двух недель он прожил там до осени.
Для драматурга Щелыково было предметом поэтического восхищения, но практичный Николай Федорович, затратив деньги на покупку имения, полагал превратить его в доходное коммерческое предприятие. Он предпринял некоторые улучшения в хозяйстве, привел в порядок сад, расположенный слева от большого дома, и теплицу позади сада, под горой. Новый хозяин усадьбы пытался вести в округе посадки сосны и ели. По рецептам, публикуемым в «Земледельческой газете», он культивировал посевы гречихи, гороха и моркови.
Александр Николаевич не был свидетелем родительского хозяйствования. Он не ладил с отцом, человеком консервативно настроенным и жестким, и при его жизни лишь раз, в мае — июне 1851 г., гостил в Щелыкове.
Смерть Н. Ф. Островского, наступившая 12 февраля 1853 г., оборвала его хозяйственные начинания. Александр Николаевич прибыл на похороны — это была его единственная зимняя поездка в Щелыково. Отца погребли в ограде усадебной церкви, что еще больше связало его детей с имением. Недаром позднее младший брат драматурга, Михаил Николаевич, писал ему: «Щелыковым я и ты дорожим не только как прелестным летним местопребыванием, но и как памятью о покойном отце».
По завещанию, Щелыково с прочими деревнями перешло ко второй жене Н. Ф. Островского, Эмилии Андреевне. Она неплохо уживалась с пасынками, радушно принимала их на летнее время в костромских краях. Поэтому драматург дважды побывал в Щелыкове в 1857 г., видимо, посещал усадьбу и в 1859 г., а с 1863 г. жил здесь ежегодно и довольно подолгу, даже привозя иногда с собой и друзей. Он все больше и больше привязывался к Щелыкову.
Между тем, дела в усадьбе шли неважно. Мачеха оказалась неудачливой хозяйкой да и тяготилась жизнью в костромской глуши. Кроме того, реформа 1861 г. лишила хозяйство даровых рабочих рук, а после выделения участков бывшим крепостным крестьянам количество земли в имении уменьшилось. Поскольку усадьба совершенно перестала приносить доход, Эмилия Андреевна вознамерилась продать ее.
Александру Николаевичу очень не хотелось, чтобы Щелыково, которое он так полюбил, перешло в чужие руки. Этого не желал и его младший брат Михаил Николаевич, тоже часто отдыхавший в Щелыкове, крупный государственный деятель либерального направления, позднее бывший много лет министром государственных имушеств. Братья, дружные с детства, решили приобрести имение в свою собственность. Летом 1867 г. они приехали в усадьбу для переговоров с Эмилией Андреевной, а уже 10 сентября драматург с радостью извещал своего друга актера Ф. А. Бурдина: «Мы с братом купили у мачехи наше великолепное Щелыково».
Покупка, причем на самых льготных условиях, фактически была осуществлена на средства одного М. Н. Островского. Но он, занятый государственными делами и бездетный, передал Щелыково всецело старшему брату, лишь изредка и недолго отдыхая в усадьбе. Александр Николаевич, напротив, связывал с приобретением Щелыкова большие надежды. «Вот мне приют, — писал он в 1867 г. тому же Бурдину, — я буду иметь возможность заняться скромным хозяйством и бросить, наконец, свои изнуряющие драматические труды». Вначале Островский энергично занялся налаживанием хозяйства. «Я чрезвычайно рад, что ты усердно занят Щелыковым, — поощрял его в 1868 г. брат.
По инициативе Александра Николаевича в 1872 г. в усадьбе закладывается новый сад. Но вскоре хозяйственные заботы начинают утомлять его: надежды на доходность имения не сбылись, а главное, подлинным призванием Островского было служение искусству, а не жизнь провинциального сельского хозяина. Все дела по имению он постепенно перепоручает жене, Марии Васильевне, которая тоже не отличалась особым умением вести хозяйство. Усадьба превращается в дачу.
После смерти драматурга часть усадьбы со старым домом досталась его младшему сыну Сергею (1869 — 1928), жившему постоянно в Петербурге и служившему при дворе, а после революции — библиотекарю Пушкинского Дома. М. Н. Островский, продолжавший после смерти брата благоустраивать Щелыково, завещал в 1901 г. свою половину племяннице, Марии Александровне. Она подолгу жила в Щелыкове вместе со своим мужем, известным электротехником, тогда профессором Петербургского университета М. А. Шателеном (1866 — 1957). Впоследствии Михаил Андреевич принимал участие в составлении плана ГОЭЛРО, был избран членом-корреспондентом АН СССР, удостоен звания Героя Социалистического Труда. Со смертью Марии Александровны в 1913 г. ее частью усадьбы владели дети А. М. и М. М. Шателен, много сделавшие для увековечения памяти драматурга в Щелыкове.
В 1918 г. Щелыково было национализировано. Интерес к замечательной усадьбе не угасал — ее продолжали посещать почитатели творчества великого драматурга, о ней регулярно писали журналы и газеты. В 1928 г. ради сохранения мемориала Щелыково было передано Малому театру, для артистов которого в усадьбе создается дом отдыха. Вскоре после окончания Великой Отечественной войны в Щелыкове открылся мемориальный музей А. Н. Островского. В 1953 г. музей-усадьбу передали в ведение Всероссийского театрального общества, которое провело значительные реставрационные работы, чтобы вернуть Щелыкову тот вид, который оно имело столетие назад. Ныне здесь — Государственный музей-заповедник А. Н. Островского.
Все в Щелыкове связано с памятью выдающегося драматурга. Об этом обстоятельно рассказывается в брошюре Е. А. Петровой «Щелыково. Усадьба музей А. Н. Островского» (М., 1960) и книге А. И. Ревякина «А. Н. Островский в Щелыкове» (Кострома, 1957). В доме, где жил Александр Николаевич, воссоздан интерьер и собраны его личные вещи. Самому зданию после реставрации возвращен тот же облик, как и при жизни в нем драматурга: с фасада терраса, по углам — два крыльца и две пары колонн посредине. Еловая аллея ведет от дома в глубь сада и упирается в то место, где прежде стоял небольшой деревянный флигель с мезонином, который построил для себя М. Н. Островский. Правее — каменные и деревянные службы. В связи со 150-летием со дня рождения А. Н. Островского В Щелыкове ведутся большие строительные работы. В частности, в 1973 г. будет введен в эксплуатацию новый театрально-литературный музей.
Но память об Островском хранят и ближайшие окрестности усадьбы. Занимаясь хозяйством, А. Н. Островский был вынужден много разъезжать по имению. Его можно было видеть на полях, на просеках, в ближних деревнях. Да и покончив с усадебными делами, отложив на время рукописи пьес, Александр Николаевич любил побродить, отдыхая, вокруг усадьбы. Очевидцы вспоминают, что его высокая и полная фигура с типично русским лицом, с опущенными усами и подстриженной рыжеватой бородой мелькала в самых отдаленных уголках имения. Чаще всего он был одет в простую белую или красную рубаху-косоворотку, а в прохладные дни сверху носил чесучевый пиджак.
У Островского было много маршрутов для прогулок. Его не особенно смущали расстояния — «вечером хожу гулять с сестрами версты за две и за три». Если он хотел пройтись совсем недалеко, то направлялся в Василево за Куекшу или в Кутузовку (Новую Деревню). Последняя находилась при въезде в усадьбу, у шлагбаума — в деревне тогда уцелел всего один дом. В нем жил Андрей Кузьмич Куликов, работавший в усадьбе посыльным и доставлявший своим хозяевам подчас немало хлопот. Именно о нем в 1879г. Островский добродушно писал Бурдину: «Наш посланный по случаю праздника (всех святых) не довольно отчетливо исполнил возложенное на него поручение, утратив всю корреспонденцию вместе с собственными сапогами и кафтаном».
Когда драматург хотел без помех поразмышлять, он уходил в Свинковскую березовую рощу или к западу от усадьбы, в направлении деревни Лобанове, на заросшую кустарником Ивановскую пустошь. Приятной и легкой была прогулка на Куекшу в деревню Субботино и на Патракеевскую мельницу, построенную поблизости, при впадении Куекши в Сендегу. Впрочем, иногда Александр Николаевич «застревал» там надолго, если брал с собой удочки. «Я вспоминаю тебя, — писал ему в 1874 г. приятель, — каждый день, или лучше сказать, за каждой папироской, и ты мне представляешься сидящим на омуте с удочкой в руках». Располагался там Островский с удобствами, устроившись с удочкой в железном кресле в специально, сделанной для него на случай дождя крытой галерее.
Нередко маршруты удлинялись. Один из них был самым привычным. Выйдя из дома, драматург поворачивал полем налево, пересекал овраг и входил в деревеньку Ладыгино. Затем он продолжал путь по извилистой тропке, то углублявшейся в лес, то поворачивающей на лесную опушку. Тропка, преодолев овраг и ручеек, приводила в Николо-Бережки.
Это старинный погост. Его несколько непривычное название объясняет предание. В 1769 г. батальон, которым командовал владелец Щелыкова Ф. М. Кутузов, был отправлен на войну с Турцией и включен в состав русской Средиземноморской экспедиции А. Г. Орлова-Чесменского. В Италии батальон был посажен на корабли и послан на греческий остров Парос в Эгейском море, чтобы освободить его от турок. В море суда попали в жестокую бурю. Кутузов, всю жизнь проведший на суше, оробел и дал обет: если спасется от морской пучины, то построит в своем костромском имении Бережки церковь. Корабль прибило к берегу. Выйдя в отставку, Кутузов, действительно, в 1792 г. построил рядом с Щелыковом каменную Николаевскую церковь (св. Николай почитался покровителем терпящих кораблекрушение). Поэтому погост получил название «Николо-Бережки».
Прах великого писателя покоится возле этой церкви. За железной оградой, в тени кленов, черный мраморный памятник с лаконичной надписью: «Александр Николаевич Островский родился 31 марта 1823 года, скончался 2 июня 1886 года;». Поблизости похоронен отец драматурга. Здесь же могила его жены Марии Васильевны Островской и дочери Марии Александровны Шателен. На мраморной плите — эпитафия:
Скатившись с горной высоты,
Лежал на поле дуб, перунами разбитый,
А с ним и плющ, кругом его обвитый.
О, дружба, это ты.
На окраине погоста, окруженная деревьями, стояла трехоконная избушка, в которой жил приятель Островского Иван Викторович Соболев. Был он из породы так называемых «народных умельцев». В Щедыкове Соболеву как искусному столяру поручали весь ремонт мебели. Александр Николаевич, приглядевшись к умному и трудолюбивому ремесленнику, по достоинству оценил его. Бывая в Бережках, он навещал Соболевых — они угощали его медом, домашними колобками. Хорошо знал драматурга и сын резчика, Иван Иванович Соболев. Он вспоминал много лет спустя:
«В те времена школ не было, учился я у дьякона две зимы и никак не мог одолеть трудную науку. Однажды Александр Николаевич пришел к нам (было это года за четыре до его кончины) и стал меня экзаменовать. Мало я что мог ответить или прочитать. Тогда он сказал мне: «Приходи, Ваня, в усадьбу, буду я с тобой заниматься». Александр Николаевич занимался со мной несколько раз».
И. И. Соболев стал учителем. До самой смерти в 1949 г. он уделял много сил и времени созданию музея в Щелыкове.
Дойдя до Бережков, Островский иногда не задерживался там, а по лесной тропке следовал в деревню Кудряево. Там жил другой его хороший знакомый, крестьянин и охотник Петр, по прозвищу «Каток». Он поставлял Александру Николаевичу охотничьи новости: «Петр рассчитывает, что и охота будет хорошая, потому что дичь хорошо вывелась». Он же сопутствовал драматургу и в лесу:
«Был у меня Петр охотник и сказывал, что в нашем лесу вальдшнепов теперь видимо-невидимо. Завтра идем стрелять».
Дорога в окруженное лесом Кудряево до сих пор сохранилась такой же, как и сто лет назад, — только Ладыгино на Куекше из захудалой крестьянской деревеньки превратилось в настоящий дачный поселок. Бережки, прототип заречной слободки Берендеевки в «Снегурочке», остались прежними. Профессор Ревякин видел Бережки «очень тихим, как бы отрешенным от мира уголком. Впечатлению сказочности во многом содействовали утопавшие в зелени высокие, островерхие, с резными украшениями бревенчатые домики и амбары старинной северной русской архитектуры». Таким был погост и при Островском.
Случалось, что драматург выбирал для своих пеших хождений маршруты, пролегающие вдоль речек, по зарослям уремы. «Островский повел меня в Харинскую заводь густым лесом, по берегам дремучей речки Сендеги, — записал в 1870 г. археолог А. Н. Дубровский. — Берега этой речки, покрытой по обеим сторонам лесом, очень дики и пустынны, дно каменисто, вода — кристалл, прилегающие к ней поляны и возвышенные берега ее чрезвычайно красивы». Бывало, однако, и так, что драматург, гуляя, направлялся в селения, расположенные по Галичскому тракту или за ним; в Угольское и Родово, либо через Кутузовку, в Твердово. Это старинные села, упоминаемые еще в писцовых книгах XVII в. Кстати, в тех книгах встречается и Щелыково — оно было ненаселенной пустошью и первоначально именовалось «Шалыково».
Село Угольское стоит на самом тракте в двух километрах от повертки на Щелыково — оно расположено вблизи впадения Сендеги в Меру. Имеются сведения, что в Угольское приезжал залечивать боевые раны Дмитрий Михайлович Пожарский. Село принадлежало родственникам его сына, князьям Козловским.
В 1813 г. Угольским стали владеть Сабанеевы и Патракеевы. К этому времени относится постройка в селе оригинальной каменной церкви, а также второй усадьбы. Близким родственником Сабанеевых был известнейший охотовед и ихтиолог Леонид Павлович Сабанеев (1844 — 1898), автор многократно переизданной и очень популярной книги «Рыбы России». Он подолгу живал в Угольском, по соседству с Островским, привлекаемый сюда близостью Волги, изобилующей рыбой Мерой и дремучим «Угольским лесом», который подходил к самой околице. Сабанеев был на редкость своеобычным человеком: ему, здоровяку, казалась нипочем любая непогода, закаленный и неприхотливый, он всегда ходил с непокрытой головой, не признавал никакого комфорта — теплой постели предпочитал ночевку в утлой лодке или на голой земле. Был он великим ценителем местной природы, непревзойденным знатоком собак, зверья и рыбы. Гостил в Угольском и его старший брат, известный химик Александр Павлович Сабанеев — профессор Московского университета, пионер исследования изомерии неорганических соединений.
Иначе сложилась судьба той половины села, которая отошла Патракеевым. Последний владелец села, который выиграл его в карты, промотался и в 1870-х гг. продал имение ивановским текстильным фабрикантам Битовым. Этот, происходивший на глазах великого драматурга захват дворянских гнезд воротилами капиталистической формации, воспроизведен им в пьесах «Волки и овцы», «Лес» и других. Островский хорошо знал Битовых, с которыми соприкасайся и по деятельности в кинешемском земстве, а его дети проводили много времени вместе с Битовыми-младшими.
Уже вскоре после поселения в Щелыкове Островский вызнал окрестности, стал безошибочно ориентироваться на местности, точно выбирал наиболее симпатичные уголки и точки для обозрения. Больше всего его влекли высокие места, откуда открывался вид далеко окрест: «Что за реки, что за горы, что за леса! — восхищается он. — У нас все реки текут в оврагах — так высоко это место... На юг от нас есть, верстах в пяти, деревня Выооково, из той виден почти весь Кинешемский уезд. У этой деревни течет Мера — что это за удивительная река! Если бы этот уезд был подле Москвы или Петербурга, он бы давно превратился в бесконечный парк, его бы сравнивали с лучшими местами Швейцарии и Италии».
Деревня Высоково, названная в письме, принадлежала самому А. Н. Островскому и была одним из его любимых мест в окрестностях Щелыкова. Но из-за ее сравнительной удаленности пешком он туда ходил редко, а обычно два-три раза за лето устраивал в Высоково поездки на лошадях для живущих в усадьбе гостей.
А гости пребывали в Щелыкове почти всегда. Хозяин усадьбы в жизни следовал пословице: «Одному и у каши не споро». «У нас обычай, — пояснял Островский в 1878 г. артисту Н. И. Музилю, — чем больше гостей и чем дольше гостят они, тем лучше». С примерной настойчивостью приглашал он в Щелыково столичных приятелей и знакомых, соблазняя красотами окрестных мест. В разное время в усадьбе побывали, и не по разу, писатели С. В. Максимов и Н. Я. Соловьев, композиторы В. Н. Кашперов и А. И. Дюбюк, артисты М. П. Садовский и И. Ф. Горбунов и многие другие. Хозяин, сам проводя значительную часть дня за рабочим столом, старался, чтобы гости, живя в Щелыкове, как можно лучше развлекались и отдыхали. «Я только и занимался в Щелыкове, что уженьем или ездил с детьми в лес «рыжики брать». Их тогда родилось много», — делился воспоминаниями драматург Н. А. Кропачев.
Под Высоковом река Мера круто изгибается, образуя, по определению местных жителей, «печку», в которой и скапливалась рыба. Ловили ее имевшимся в усадьбе неводом, но двум-трем человекам справиться с ним было бы невозможно — поэтому выжидали, когда в Щелыкове соберется побольше гостей.
Решение об экспедиции под Высоково на Меру гости встречали с горячим одобрением. Прежде всего, из Бережков вызывался псаломщик Иван Иванович Зернов. За свои познания в рыбной ловле, постоянную. готовность дневать и ночевать на реке и распорядительность во время лова, он был шутя произведен Островским в должность щелыковского «морского министра». Зернов контролировал укладку в телегу невода и прочей снасти, затем взбирался наверх и первым выезжал на дорогу. За ним следовали экипажи с гостями. Процессию замыкала линейка, на которой помещался хозяин с семейством.
Миновав Твердово и оставив лошадей в Высокове, рыболовы спускались к реке и здесь же на широком лугу раскидывали шатры. Затем несколько человек оставались разводить костер и кипятить воду, а остальные разбирали рыболовную снасть. Заброд неводом производился, конечно, при участии опытных окрестных крестьян, получавших за это часть улова. Работа была нелегкая, т. к. вода в Мере, со дна которой бьет много студеных ключей, даже в жаркий день очень холодна, так что рыбаки вскоре начинали стучать зубами. Но, руководимые «морским министром», они заканчивали лов и ожидали приготовления ухи. В Щелыково возвращались поздно вечером, довольные и веселые. Более же всех был доволен сам хозяин. Ведь, сзывая к себе из столицы гостей, он писал: «Я не знаю меру той радости, друзья мои, какую почувствовал бы я, если бы увидел вас в этих обетованных местах».
Полюбив костромские края, Островский расхваливал их, иногда не удерживаясь от преувеличения. Его друзья понимали это и дружески подтрунивали над ним. Так, постоянным гостем усадьбы был бедный провинциальный актер К. В. Загорский, которого драматург любил и по возможности подкармливал — он является прототипом Аркадия Счастливцева из комедии «Лес». Загорский в своих воспоминаниях рассказывает:
«Александр Николаевич очень любил свое Щелыково: все, что было в Щелыкове, все было прекрасно; он говорил, что Костромская губерния одна из самых лучших губерний в России; несмотря на то, что она северная, хлеб и все остальное поспевают в свое время. Грозы бывают красивее, чем в Альпах... Однажды пошли мы с ним гулять по какому-то ручейку, протекавшему в его имении.
— Посмотрите, какова река, настоящий Ниагарский водопад...
Относительно чистоты воздуха, климата и почвы он не находил ничего подобного ни в какой другой губернии».
Но Островский восхищался костромскими местами вполне искренно. Для него они и в самом деле были «местом обетованным». 24 года он каждое лето подряд приезжал сюда и проводил в Щелыкове по нескольку месяцев, с мая по август-сентябрь. Александр Николаевич находил, что здесь ему «дышится легко и грезится спокойно», отлично работается — с костромской усадьбой связана судьба свыше трети его произведений. В Щелыкове драматург отдыхал от столичных волнений и непосильных зимних трудов. Даже воздух тех мест он находил целительным для себя. Всю свою последнюю зиму Островский повторял: «Лишь бы мне дожить до весны, чтобы поехать в Щелыково».