Леонид Казаринов
Статья известного костромского историка и журналиста В. Н. Бочкова (1937–1991) о чухломском краеведе Л. Н. Казаринове (1871–1940) впервые была напечатана в костромской областной газете «Северная правда» в номере от 20 января 1972 г. Эта статья представляет собою не просто первую попытку изложения биографии Казаринова, но и вообще первое печатное упоминание об этом замечательном краеведе – с тех пор, как его репрессировали в 1931 г. В 1972 г. Л. Н. Казаринов еще не был реабилитирован (это произошло в 1989 г., в рамках массовой реабилитации в связи с указом Президиума Верховного Совета СССР). Поэтому Бочков, предлагая редакции «Северной правды» свою статью «Чухломский краевед», шел на некоторый риск. Для усыпления бдительности редакции он снабдил статью идеологически-выверенным введением (дескать, Казаринов «поставил краеведение на службу социалистическому переустройству родных мест»). Однако в статье упоминалось о том, что в начале 1930-х гг. «Леонид Николаевич проживал в Кичменгскогородецком районе Северного края», где он «тяжело заболел». Так или иначе, редактор «Северной правды» допустил статью до печати. Воспользовавшись этим, Бочков вскоре дополнил статью и предложил ее редакции чухломской районной газеты «Вперед», которая и напечатала ее под рубрикой «Наши знатные земляки» в номерах от 13, 15, 18 и 20 апреля 1972 г. Значимость появления этой публикации оттеняется тем фактом, что в статье, посвященной 50-летию Чухломского музея, напечатанной в той же газете «Вперед» в номере от 17 апреля 1969 г., имя Казаринова вообще не было упомянуто (автором статьи был Г. И. Лебедев, директор музея с 1934 по 1975 г., бывший помощник Казаринова).
«Чухломская» версия статьи Бочкова была значительно смелее первоначальной, «костромской» версии. А именно, сообщались такие подробности о пребывании Л. Н. Казаринова на севере, что о причине его переселения туда было сложно не догадаться.
Почти без изменений «чухломская» версия статьи была перепечатана в составе трилогии В. Н. Бочкова «Подвижники костромского краеведения (Василий Смирнов. Леонид Казаринов. Дмитрий Дементьев)» в сборнике «Второе свидание. Глазами краеведов» (Ярославль, 1974. Тираж 5000 экз.). Статью из сборника можно считать окончательной версией, которая и предлагается вниманию читателей «Костромки».
Толчком к написанию статьи о Казаринове для Бочкова послужило знакомство с Л. С. Китицыной (1903-1990) – вдовой костромского краеведа В. И. Смирнова (1882-1941). С 1958 г. Китицына жила в подмосковном Хотькове. Благодаря ее заботам был сохранен эпистолярный архив Смирнова, помещавшийся в 6-ти специально изготовленных ящиках. В 1977 г. Китицына передала этот архив в Отдел письменных источников Государственного Исторического музея, где впоследствии был образован личный фонд В. И. Смирнова (ф. 547). В 1971 г. Бочков имел возможность пользоваться эпистолярным архивом Смирнова, когда эти бумаги еще находились дома у Китицыной. Сложно сказать, приезжал ли Бочков непосредственно домой к Китицыной, или же он выборочно ознакомился с письмами каким-то иным образом. В обширном эпистолярном архиве Смирнова внимание Бочкова должны были привлечь, прежде всего, письма уже известных ему лиц. Особенно его заинтересовали письма Казаринова. Из содержания соответствующей статьи видно, что основным материалом для нее послужили именно письма. Об этом же факте упомянула Китицына в письме Г. И. Лебедеву от 17 июля 1972 г.: «Бочков использовал … более 200 его (Казаринова. – С. К.) писем к Вас. Ив. Смирнову, хранящихся у меня» (ГАКО. Ф. Р-1043, оп. 1, д. 317, л. 29 об.).
Дополнительными источниками для статьи Бочкова послужили отчеты о деятельности Чухломского отделения Костромского научного общества (ЧОКНО), печатавшиеся в ежегодных отчетах о деятельности Костромского научного общества с 1919 по 1928 г., и уникальные документы: ежемесячные отчеты Казаринова в качестве заведующего чухломским архивохранилищем, накопившиеся за период с 1919 по 1924 г. (ГАКО. Ф. Р-2450, оп. 1, дд. 7, 22, 35, 45, 62). К сожалению, подавляющее большинство упомянутых документов сгорело при пожаре в Костромском областном архиве в 1982 г.
Надо отметить, что в 1964 г. Бочков уговорил директора Чухломского музея Г. И. Лебедева передать делопроизводственный архив ЧОКНО за 1920-1931 гг., хранившийся в музее, в Костромской областной архив (см. переписку Бочкова с Лебедевым: ГАКО. Ф. Р-1043, оп. 1, д. 234, лл. 2, 4 об., 5–5 об., 7). По-видимому, в связи с передачей этих бумаг Бочков заинтересовался Казариновым, хотя затем при написании статьи ими не воспользовался. Значительная часть документов ЧОКНО (из них в ГАКО была сформирована оп. 6 в составе ф. Р-838) сгорела при пожаре 1982 г.
Публикация статьи Бочкова в апреле 1972 г. в чухломской газете имела два важных следствия. Во-первых, в сентябре 1972 г. племянник и племянница Казаринова – геолог-нефтяник, лауреат Сталинской премии Николай Дмитриевич Елин (1901–после 1972) и жительница Чухломы Наталья Дмитриевна Таланова (1904–1994) – передали в Чухломский музей 30 фотографий, связанных с Л. Н. Казариновым и членами его семьи. Во-вторых, на могиле краеведа на чухломском кладбище был установлен – по-видимому, теми же Н. Д. Елиным и Н. Д. Талановой – долговечный памятник. Памятник изготовлен из мраморной крошки, в него вмонтирована табличка из белого мрамора со следующим текстом:
«Казаринов
Леонид
Николаевич
XII 1871 – 1940 2 I
Открывателю
первого уездного музея
в Костромской об. который
был открыт 17 IV 1919 года».
Очевидна связь этого несуразного текста с «чухломской» версией статьи Бочкова о Казаринове, где присутствуют такие слова: «…17 апреля 1919 года музей был открыт. Он был первым уездным музеем в Костромской губернии». Зависимость от статьи Бочкова проявляется также в дате рождения Л. Н. Казаринова: на памятнике, как и в статье, в качестве таковой даты указан декабрь 1871 г. без уточнения дня, тогда как на самом деле краевед родился 28 октября ст. ст., или 9 ноября н. ст. 1871 г.
Китицына, лично знавшая Казаринова, высоко оценила статью Бочкова. 27 июня 1972 г. она писала Г. И. Лебедеву: «…я преклоняюсь перед Виктором Николаевичем за его благородный труд по увековечиванию памяти забытых или полузабытых потомками деятелей. Что касается очерка о Л. Н. Казаринове, то написан он с глубоким внутренним волнением, и читать его нельзя без слез. Как живой встает перед глазами Леонид Николаевич. <…> Я очень хвалю вашу газету, что она опубликовала этот очерк» (ГАКО. Ф. Р-1043, оп. 1, д. 317, л. 24 – 25 об.). В ответном письме, от 10 июля 1972 г., Лебедев упомянул, что причина, из-за которой Казаринов угодил на север, являлась «огромным тормозом» для создания посвященного ему уголка в музее (Там же. Л. 26 об.). Казалось бы, с выходом статьи Бочкова ситуация стала иной, но до конца своей работы в Чухломском музее Лебедев так и не решился организовать мемориальный уголок Л. Н. Казаринова. Не появился таковой и впоследствии.
Лебедеву все-таки выпал случай способствовать упрочению памяти о выдающемся предшественнике. Встретив в конце августа 1974 г. в чухломском книжном магазине брошюру «Второе свидание. Глазами краеведов» с трилогией Бочкова, Лебедев известил об этом Китицыну с предложением выслать экземпляр. Для Китицыной главная ценность брошюры заключалась, конечно, в очерке о В. И. Смирнове. 6 сентября 1974 г. она ответила Лебедеву: «Я так ждала выхода этой книги, думала, м<ожет> б<ыть> и не доживу. У меня нет этой книги, а она мне нужна в нескольких экземплярах: для себя, для дочери В. И. Насти… и др. родных и близких знакомых вроде П. Третьякова. Я сегодня посылаю Вам на всякий случай 6 рублей по почте. Если книга еще продается в Чухломе, то не откажите в любезности купить несколько экземпляров и выслать мне» (Там же. Л. 34). В итоге Лебедев выкупил из книжных магазинов Чухломы и Судая все экземпляры брошюры, всего 32 экз., которые в несколько приемов и переслал Китицыной. Выражая свою признательность, Китицына 26 октября 1974 г. писала Лебедеву: «Вы сделали для меня и для памяти о костромских краеведах огромное дело, снабдив меня экземплярами для рассылки родным и друзьям» (Там же. Л. 50). В следующем письме, от 12 ноября 1974 г., она добавила: «Не нахожу слов, как Вас благодарить. Ведь если бы не Вы, я имела бы один экземпляр, присланный Бочковым, и больше ничего. Неизвестно, где эта книга продается. В Переславль я писала, там не продается. Там, где живет Бочков (Островский р-н), тоже не продается, в Костроме уже распродана и т. д.» (Там же. Л. 52).
Признавая высокую ценность статьи Бочкова в публицистическом и мемориальном аспектах, нельзя не упомянуть о наличии в ней ряда фактических неточностей. Например, в статье говорится, что Казаринов в 1922 г. на санках перетащил в Чухломский музей из ус. Клусеево старинную пушку, тогда как на самом деле усадебная пушка с 1919 г. хранилась на складе УОНО, откуда ее и забрал в музей краевед. Еще пример. Не имея точных сведений о дате знакомства Казаринова со Смирновым, Бочков отнес это событие ко времени нахождения Казаринова в Костроме (от эвакуации из Вильны осенью 1915 г. до возвращения в Чухлому в начале 1918 г.), написав об этом как об установленном факте. Между тем, первое письмо Казаринова Смирнову датируется осенью 1919 г., и из содержания его никак нельзя усмотреть, что будущие друзья были знакомы до 1919 г. По-видимому, краеведческая инициатива Казаринова, с которой он выступил в Чухломе, предшествовала знакомству со Смирновым, а не наоборот, как предположил Бочков.
Нет никакой нужды перечислять здесь все фактические неточности статьи Бочкова. В 2021 г., в связи со 150-летием со дня рождения Казаринова, мною была подготовлена публикация всех писем Казаринова Смирнову. В дополнение к тексту писем, была составлена по всем доступным источникам биография краеведа. (Выход книги пока задерживается по причинам финансового характера.)
Упомянутая в статье Бочкова рукопись Казаринова, над которой он трудился в последние годы жизни – «большая работа по истории Чухломы» (на самом деле – воспоминания о Чухломе, об изменениях в облике города с 1880-х до 1930-х гг.), – была выявлена в Российском государственном архиве литературы и искусства в составе личного фонда Л. Н. Казаринова (ф. 1474), насчитывающего 7 единиц хранения. Эти материалы в 1940 г. получил по почте В. И. Смирнов от вдовы Казаринова Юлии Вильгельмовны (1868 – после 1945) с просьбой переслать их в Литературный музей в Москве, что и было исполнено Смирновым. В 2022 г. упомянутая рукопись Казаринова была опубликована в №11 ежегодного журнала «Чухломская быль», издающегося Чухломской районной библиотекой.
Во время Первой мировой войны эвакуировали в Кострому из захваченной немцами Литвы Виленско-Ковенское управление земледелия и государственных имуществ, в котором делопроизводителем служил надворный советник Леонид Николаевич Казаринов. В начале 1918 года управление было расформировано, чиновники его, оставшись за штатом, стали разъезжаться по городам и весям. Засобирался и делопроизводитель. Когда прежние сослуживцы полюбопытствовали, куда он думает податься, Казаринов ответил кратко и определенно:
– В Чухлому. Там моя родина.
В Чухлому Леонид Николаевич прибыл в апреле 1918 года. Его никто не встретил, никто не узнал. Тридцать лет разлучали его с городком: уезжал подростком, вернулся 47-летним больным человеком. Человеком, который потерял буквально всё и которому, казалось бы, осталось одно – покорно и тихо ждать смерти. Так бы, видимо, и случилось, если бы Казаринов был только чиновником. Произошло же иначе.
Чухломской уездный казначей Казаринов верой и правдой прослужил 50 лет, а нажил единственно десять детей – одним из них был Леонид, родившийся в декабре 1871 года. На скромное жалование отец, разумеется, не мог дать образования своему многочисленному потомству. Лёне еще повезло: как наиболее способному, ему позволили окончить сначала уездное училище, а потом Чухломское городское трехклассное училище. Казенная служба для него началась с 16 лет с самых младших должностей – писцом. В Чухломе, однако, не нашлось и вакансии писца – родственники помогли пристроиться в Белоруссии, а позднее Казаринов перебрался в Вильно, в управление земледелия, где он постепенно продвигался по ступенькам служебной лестницы, импонируя начальству аккуратностью и познаниями в делопроизводстве, но удивляя научными занятиями, не связанными с его службой.
Еще в детстве, в Чухломе, пристрастился Леонид Николаевич к занятиям историей. К этому располагала и окружающая обстановка: сам древний городок, существовавший уже в X веке, старинный Авраамиев монастырь на противоположном берегу озера, нерусские, странные и непонятные названия рек, ревизские сказки петровских времен в отцовском казначействе. Потом, в серой будничной обстановке казенного учреждения, тяга к истории обострилась. Леонид Николаевич сознавал, что ему не хватает образования – в 30 лет он экстерном сдал экзамены на аттестат зрелости в Бобруйской гимназии и, как писал в анкете, «затем самостоятельно заканчивал образование по истории, археологии, музееведению по учебникам археологического института».
Освоившись в Вильно, чухломич приступает к самостоятельным изысканиям в области истории и археологии. Как делопроизводитель, он имел доступ к богатому архиву управления. Вскоре Казаринов становится активным сотрудником еженедельника «Известия Виленско-Ковенского управления земледелия», где регулярно публикует статьи о памятниках старины в казенных дачах, о лесном и оброчном хозяйстве в древности. Кроме того, он начал сотрудничать в «Виленском вестнике» и в «Северо-Западном крае», помещая там работы исторического и археологического содержания. Вступив в члены Русского географического общества, Леонид Николаевич по его заданию занялся раскопками курганов вокруг Вильно – его доклады о результатах раскопок публикуются в трудах Общества. Наконец, Казаринов серьезно занимался и нумизматикой, став автором журнала «Старая монета».
Он не только изучает, но и собирает, тратя на это все средства. Постепенно у Казаринова накапливается большая и ценная коллекция предметов старины, переросшая в настоящий музей. Собиравший музей целых 20 лет, он развернул его как научное учреждение. Казариновский музей приобрел в Вильно популярность – в нем появились посетители, пользовались экспонатами музея и ученые.
Леонид Николаевич обжился в Вильно, полюбил его и сам стал достопримечательностью города. Своим научным призванием он считал изучение истории и археологии Литвы, овладел белорусским и польским языками. Работы Казаринова, посвященные Литве, получили признание в научных кругах.
И вдруг – война. В 1915 году последовал приказ в 24 часа эвакуировать правительственные учреждения из Вильно. Казаринову для погрузки музея требовалось четыре платформы — не дали ни одной. Пришлось поручить музей заботам местного археолога Шутинаса. Тот вскоре умер, а его сын, алкоголик, распродал коллекции.
Леонид Николаевич надеялся на окончание войны, на возвращение в Вильно. Но город захватили белополяки. Надежда на возвращение в места, где прошла жизнь, оказалась несбыточной.
Наверное, было бы Казаринову совсем тяжело, если бы не познакомился он в Костроме с В. И. Смирновым, который отнесся к нему с теплым участием. Более того, видя, что виленец, скучавший без своих научных занятий, может стать для Общества полезнейшим работником, Василий Иванович постарался заинтересовать его костромским краеведением, свел с ведущими местными исследователями Е. Ф. Дюбюком, Н. И. Воробьевым, загрузил общественными поручениями. Его план блистательно удался – для Казаринова жизнь наполняется новым смыслом. На родину он возвратился убежденным поборником костромского краеведения.
Чухлома была такой же, как и 30 лет назад: две с половиной тысячи жителей, отсутствие фабрик и заводов. Но прежней глухомани не было: городом управлял Совет, действовал Пролеткульт, тянулись к знаниям окрестные крестьяне. Шел первый год революции.
В Чухломе Казаринов, превосходно знавший бухгалтерию, получил назначение заведующим финансовым подотделом уездного отдела народного образования. И сразу «воспользовался» своим положением, убедив начальство отпустить средства на нужды краеведения. Отделение Научного общества по изучению местного края формально существовало в Чухломе с 1913 года – тогдашний инспектор народных училищ записал в него 25 учителей, не спрашивая их согласия, и сообщил об этом в Кострому. Инспектор вскоре уехал, а отделение не подавало признаков жизни. Предоставление субсидии сдвинуло дело с мертвой точки. В 1918 году местный специалист А. П. Крылов провел частичное обследование Чухломского озера, составив его карту с измерением глубин, средних температур воды и собрав коллекции рыб и планктона. В отделение Общества записался 21 человек.
Леонид Николаевич понимал, что одно общественное краеведение развивать в условиях Чухломы сложно и целесообразно подкрепить его созданием официального учреждения, призванного изучать историю и богатства края, т. е. музея. Не дожидаясь разрешения на его открытие, он собирает для музея предметы старины, коллекции окаменелостей морского дна, птичьих яиц, минералов и лекарственных трав уезда.
Местные власти к идее Казаринова отнеслись вполне сочувственно. В феврале 1919 года Леонид Николаевич вместе со старожилом А. Н. Черногубовым, тоже краеведом-энтузиастом, выдвинутым на пост заведующего, приступил к устройству музея в выделенном им помещении, а уже 17 апреля 1919 года музей был открыт. Он был первым уездным музеем в Костромской губернии.
С лета 1919 года в правление Научного общества стали регулярно поступать из Чухломы материалы, свидетельствующие о неустанных трудах Казаринова на ниве краеведения. То он, совместно с Черногубовым, проводит геологическое обследование протекавшей через город речки Ивановской, то составляет «Обзор церквей Чухломского уезда» с датами построек и описанием наиболее выдающихся икон. Конечно, не мог забыть краевед и любимую археологию: с осени он начал раскопку юго-западного угла земляного вала Чухломского укрепления, найдя там основание угловой деревянной башни. Из-за отсутствия рабочих раскопки пришлось прекратить.
Для лучшего планирования работ Леонид Николаевич составил археологический план Чухломы. В основу его он положил 11 старинных планов, извлеченных из дел Чухломской и Судайской воеводских канцелярий. Но, разыскивая дела, Казаринов обратил внимание на горестное состояние архивов в уезде. А между тем, все они содержали уникальные сведения по истории Чухломского края. Краевед забил тревогу. По собственной инициативе, он проводит регистрацию старых архивов, разыскивая их в самых неожиданных местах и требуя от уездного Совета принятия мер для спасения. Деятельность Казаринова заметило губернское архивное бюро, предложившее ему стать научным сотрудником по Чухломскому уезду. Зарплата – значительно меньшая, чем в УОНО, условия – несравненно худшие, а Леонид Николаевич предложение принимает. С 1 ноября 1919 года он, оставаясь в Чухломе, числится научным сотрудником губархива. Прежде всего, Казаринов выезжает в усадьбы. И не напрасно: в декабре он привозит в Чухлому большие и исторически ценные архивы помещиков Катениных из Клусеева и Черевиных из Неронова (ныне они являются одними из ценнейших фондов Костромского облархива и широко используются исследователями). Привезенные материалы надо хранить – Леонид Николаевич нанял помещение в каменном доме и самолично его оборудовал. Сюда он свез архивы городской думы, мещанского старосты и сиротского суда.
В следующем году круг поездок краеведа расширяется. В феврале-марте он побывал в Парфеньеве, откуда вывез архив Аксеновской вотчины Дмитриевых-Мамоновых, в июле ездил в Кологрив и Макарьев. Не только архивы интересуют Казаринова – он, например, ходатайствовал перед ГубОНО о спасении старинной мебели из усадьбы Клусеево, намечал места для археологических раскопок. В 1920 году Леонид Николаевич вел раскопки на Вексе, близ села Ченцова. Одновременно он собрал там геологическую коллекцию и обследовал 10 церквей. В августе, используя свой отпуск, Казаринов работает на Идском Городище: снимает план местности, записывает предания, собирает архивные материалы, ведет раскопки. В этом году был написан и его первый научный труд на местную тему: по материалам Судайской воеводской канцелярии он сделал работу «Бывший город Судай Архангелогородской губернии», изданную Костромским научным обществом в 1921 году.
А между тем условия для краеведческой работы были тогда очень плохие. «Ценителей почти нет, – пишет Леонид Николаевич В. И. Смирнову, – большинство еще не понимает ценности наших работ, даже высмеивает». К началу 1921 года в отделении научного общества осталось лишь семь старых членов – остальные покинули уезд. Особенно чувствительной была потеря скончавшегося первого директора музея А. Н. Черногубова и уехавшей на юг учительницы М. Ф. Изюмовой, занимавшейся в Чухломе изучением этнографии и фольклора. Но и оставшиеся члены вели себя пассивно: «Переживаемое тяжелое время и постоянная забота о куске хлеба для прокормления своих семей лишили возможности большинства членов Общества принимать участие в работах по изучению местного края», – сообщалось в отчете отделения за 1921 год.
А самого председателя отделения трудности не пугали. Прослышав о предстоящих археологических раскопках в Галиче, он пишет В. И. Смирнову: «Я бы желал принять участие как любитель, не гонясь за прогонными и суточными. Я хороший ходок и до Галича дойду пешком». Эти раскопки близ речки Лыкшанки у села Туровского, на месте открытия знаменитого «Галичского клада», проводились 10–16 сентября и дали богатые результаты. Тогда, воодушевленный находками, Казаринов выпросил немного денег у Чухломского политпросвета и, наняв одного рабочего, продолжал раскопки у Туровского до конца сентября.
Леонид Николаевич являет собой поистине редчайший пример неутомимого и неприхотливого археолога-подвижника. Целое десятилетие он каждый год выходил на археологические разведки, принимая участие в раскопках, обрабатывая и описывая свои находки, пополняя коллекции уездного и губернского музеев. В 1922 году он опять отправляется на раскопки в Туровское. Идет босиком – нет обуви. А в печатном отчете Научного общества отмечено, что на этих раскопках «самое живое участие и самую существенную помощь» оказал Л. Н. Казаринов. В том же 1922 году он обнаружил и начал раскопки древних стоянок на реке Юг и в устье речки Святицы.
В 1923 году чухломич, совместно с приехавшим В. И. Смирновым, ведет большие и плодотворные работы около села Федоровского. В последующие годы он обошел буквально весь уезд в поисках древних стоянок. Особенно тщательно исследует Казаринов берега рек и Подлесновского и Чухломского озер. И энергично ведет раскопки на Вексе, у Федоровского, и в Идском Городище, бывшем крепостью во время Ивана Грозного. Осенью 1926 года он опубликовал в «Известиях Центрального бюро краеведения» статью о результатах раскопок у Федоровского.
Деятельность Леонида Николаевича заинтересовала ведущих советских археологов. В 1925 году работы на Вексе проводил А. Я. Брюсов, у которого чухломич, по собственному его признанию, многому научился, в 1927 году на ту же Вексу собирался поехать А. А. Спицын.
Денег для найма рабочих обычно не было, и Казаринов работал лопатой в одиночку. Места раскопок находились далеко от Чухломы, и добираться до них приходилось по бездорожью. Поэтому Леонид Николаевич предпочитал обосновываться на раскопках «капитально», недели на две: «Я был бы очень рад, если бы Вы приехали в Чухлому, – зазывал он Смирнова. – Очень хотелось бы побыть с Вами, покопать, побеседовать по душе около костерка».
Все ценное, что Казаринов находил на раскопках, он передавал в Чухломской музей. Музей этот занимал все большее и большее место в его жизни, стал его любимым детищем.
На переднем плане справа – Г. И. Лебедев. Среди остальных лиц – предположительно, Николай Александрович Казаринов (племянник Л. Н. Казаринова), Борис Геннадьевич и Наталья Геннадьевна Чалеевы (дети двоюродной сестры Л. Н. Казаринова Марии Ивановны Чалеевой, ур. Казариновой). Отпечаток с негатива Н. Н. Лапкина, изготовленный Г. И. Лебедевым для самодельной книжки. (ГАКО. Ф. Р-1043, оп. 1, д. 37, л. 15)
Вскоре он принимает на себя заведывание музеем. Жалованье ему не платят, в помещении грязно, денег ни копейки. И тем не менее заведующий с присущей ему неуемной энергией пополняет музей экспонатами. Из усадьбы Занино он привез бархатные, вышитые шелком ризы и стихарь работы крепостных мастериц Катенина – «работа замечательно тонкая, рисунки и цвета подобраны художественно». Узнав, что в другой усадьбе – Клусееве – есть старинная пушка, краевед впрягся в санки и перетащил орудие за 15 километров в Чухлому.
Музею требуются средства. Но недавно лишь окончилась гражданская война, не ликвидированы последствия страшного голода в Поволжье — местные власти почти ничем не могут помочь.
Чтобы как-то просуществовать с семьей (в Чухломе он женился), Казаринов нанимался на тяжелые работы: вскапывал огороды, рубил лес. Но даже там он записывал рассказы лесорубов-крестьян, помнивших А. Ф. Писемского. Из писем видно, как нелегко жилось краеведу: «Пока займусь сенокошением, чтобы заготовить сено для своей коровы, которую хотелось бы спасти. Без коровы будет скверно, она теперь, можно сказать, кормит нас». Тем не менее, когда Е. Ф. Дюбюк предложил Казаринову переехать в Кострому и стать его преемником на посту директора губархива, тот отказался, не желая оставлять Чухлому.
Несмотря на трудности, краеведение в Чухломе успешно развивалось. Работой музея были довольны и в Костроме, и в Москве. В 1923 году Казаринов избирается членом-корреспондентом Центрального бюро краеведения. Количество членов Чухломского отделения Костромского научного общества достигает 64 человек. Леонид Николаевич не только председательствовал в нем, но и сам вел большую исследовательскую работу по найденным им архивный источникам. В 1922 году он подготовил статьи о Бушневской дворцовой вотчине и о сосланной в Чухлому в XVII в. княжне Е. В. Долгорукой, в 1923 – «Исследование материалов последней переписи и первых двух ревизий». В том же году он организует экспедицию по исследованию устьев рек Чухломского уезда и занимается историей отхожих промыслов – «вел продолжительные беседы с мастерами разных цехов, всё выпытанное от них записал».
1924 год стал годом скромных триумфов краеведа. Музей в Чухломе начал приобретать популярность – в первые четыре месяца его посетили более 2,5 тыс. человек, состоялось 12 коллективных экскурсий. Леонид Николаевич принялся, работая столяром, маляром и т. д., за устройство музея, приступил к организации этнографического отдела. Он радуется проникновению краеведения в деревню: «Члены-корреспонденты орудуют и доставили некоторые ценные сведения. У нас их 10 человек, но мы намерены иметь как можно более, чтобы покрыть весь уезд сетью». Такая сеть действительно появилась.
Центральное бюро краеведения вынесло чухломичу благодарность за замечательную работу. В конце 1924 года его приглашают на краеведческий съезд в Москву. Вернувшись, Казаринов созвал общее собрание отделения КНО. На нем для лучшей организации работы были созданы секции: музейная, историко-археологическая, экономическая, школьно-экскурсионная и этнографическая и запланировано создание естественно-исторической. На севере уезда открывается Шартановская волостная краеведческая ячейка.
Большое значение краевед придавал изучению богатств и правильной эксплуатации Чухломского озера. В 1923 году он написал исследование об озере, а вскоре договорился с известным ихтиологом И. Ф. Правдиным о совместной работе. Значительные исследования озера намечались в 1927 году. Приглашенные Научным обществом специалисты из Ленинграда провели изучение ихтиофауны озера и геоморфологические изыскания в бассейне реки Костромы. Чухломское отделение предварительно сделало топографическую съемку и промер глубей озера и составило его карту. Тогда же Казаринову удалось добиться восстановления водомерного поста, закрытого в 1922 году.
Краевед постоянно предупреждал, что хищнический лов в озере приведет к истреблению знаменитого чухломского карася. В конце 1927 года он горячо и резко протестует против решения исполкома, разрешившего зимний лов неводом, так как это вело к уничтожению крупного карася, лежавшего на дне сплошным слоем. От предупреждения отмахивались, но время показало, насколько был прав Казаринов.
В конце 1924 года произошло сокращение штатов губархива, и Леониду Николаевичу перестали платить жалованье, на которое он только и жил. Тем не менее он продолжает работать в архиве безвозмездно. В 1924 году он обнаружил ценный архив видного русского критика М. А. Протопопова. Когда в 1925 году у уездного архива отобрали здание, краевед перевозит его в другое помещение, сам сколачивает стеллажи: «Я никогда не предполагал, что на старости лет столярная работа будет входить в круг моих служебных обязанностей». И позднее он сетовал, что архивная работа одолевает его, отнимает уйму времени – приходится исполнять сотни справок. Занимаясь в холодном архиве, Казаринов нажил тяжелый бронхит. А ведь он не был обязан заботиться об архивах – лишь боязнь за сохранность документов по истории Чухломского края понуждала его взяться за этот труд. Сколько исследователей, удивляющихся сейчас, почему чухломские материалы сохранились несравненно полнее, чем документы о других уездах Костромской губернии, не догадываются, что обязаны этим Казаринову!
Узнав, что Леонид Николаевич больше не является официальным сотрудником губархива, правление кооператива предложило ему должность бухгалтера с окладом в 40 руб. Он отказался, довольствовавшись 10-рублевой зарплатой, которую для него выкроили в музее.
Музей стараниями заведующего процветал. Он занимал хорошее помещение во Дворце труда и располагал 4500 экспонатами. В музее было пять богатых отделов: историко-археологический, естественно-исторический, этнографический, церковно-исторический и художественный. Научная библиотека насчитывала 1500 книг. В 1925 году музей посетило 7 тыс. человек. Многие крестьяне, побывав в нем, дарили музею имевшиеся у них предметы археологии – так, один из жителей деревни Мазалово пожертвовал каменный топор.
Но и сам Леонид Николаевич ищет по уезду новые экспонаты. Под Чухломой когда-то находилась усадьба поэта и драматурга П. А. Катенина, друга А. С. Пушкина. По-видимому, в ней были перешедшие потом в третьи руки картины, изображающие 12-летнего Пушкина, играющего с ключником в шашки, Пушкина, опирающегося на половую щетку, и Катенина, едущего по плотине мельницы, – их Казаринов приобрел для музея. В одной деревне он выпросил у крестьянки ткацкий станок 1745 года. Таких находок было много.
Чтобы переезжать на противоположный берег озера, Казаринов сам сделал для музея лодку «Векса». Мастер на все руки, он редко нанимал для музейных работ посторонних, обходясь собственными силами.
О Чухломском музее писала губернская газета. «Известия Центрального бюро краеведения» (1926, №2) также расхваливают его работу в передовой статье. Музей в Чухломе признается лучшим уездным музеем Республики. В 1928 году количество экспонатов увеличилось до 8200. Небывалой цифры достигла посещаемость музея. При населении города в 2100 человек и при ничтожном числе приезжих в музее побывало 9443 посетителя, из них половина – местные крестьяне. Музей стал важным культурным очагом уезда, его достижения отметила в январе 1930 года отчетная сессия горсовета. Чухлому навещают маститые ученые — например, профессор М. В. Фармаковский из Ленинграда изучал здесь русский быт.
Велики были достижения и Чухломского отделения Научного общества. За 1925–1929 годы отделение издало четыре выпуска своих трудов. В первом опубликована работа Гостева, Казаринова и Лапкина «Экономическое обоснование к изменению железнодорожного пути Тотьма–Кострома (через г. Чухлому)», в следующих – труды Казаринова «Отхожие промыслы Чухломского уезда», «Крепостное право», «Крепостной театр Обрескова» и «Прошлое Чухломского края». Издание сборников научных трудов в маленькой Чухломе было для нее немаловажным событием! А тираж выпусков неуклонно возрастал.
Научные работы краеведа не исчерпываются публикациями в трудах отделения. В 1926 году он принялся за составление «Чухломского летописца», пишет статью о копанях (изделиях из корневищ). Летом 1927 года Казаринов вновь едет на краеведческий съезд в Москву. По возвращении он предпринимает шаги по переводу деятельности отделения Общества на рельсы школьного краеведения.
В стране развертывается индустриализация, затронувшая, пусть пока незначительно, и Чухломской район. В этих условиях руководимое Казариновым отделение КНО приступает к интенсивному изучению природных богатств и полезных ископаемых района. Собственно, геологическое исследование Чухломского края Леонид Николаевич вел и раньше. Еще в 1920 году он собирает геологическую коллекцию в окрестностях села Ченцова. В 1924 году краевед проверяет сообщения о наличии запасов красной глины возле деревни Левино. Следующим летом он исследует меловые залежи у деревни Нелидково. Особенно активизировались геологические изыскания Казаринова с 1928 года. В Чухломе намечена постройка электростанции, и он обследует Золотовское болото, чтобы дать заключение, достаточно ли велики там запасы торфа. Началось наступление на бездорожье, и краевед опять стоит в первых рядах – он руководит изысканиями камня и песка. Когда в сентябре 1930 года принимается решение о сооружении Галичского тракта, определить места для каменных и песчаных карьеров опять-таки направляется Казаринов. Это было его последнее поручение в Чухломе...
О дальнейших годах жизни краеведа рассказывают письма. «Дорогой друг! – оповещает он В. И. Смирнова. – Судьба закинула меня в порядочную глушь, от железной дороги 150 километров. Мой адрес п. о. Захарово Кичмено-Городецкого района Северного края, д. Клепиково, дом А. Д. Якимовского. Народ тут хороший и сторона считается хлебной».
60-летнему Леониду Николаевичу в северной, незнакомой стороне жилось трудно. Казаринов заболел. Его поддерживал живший теперь в Архангельске В. И. Смирнов. «Меня трогает твоя забота обо мне, – благодарил чухломич, – ты делаешь всё, что только в твоей возможности».
Но Казаринов остался ученым, исследователем. У него обостряется ревматизм ног, с палкой, хромая, он исходил междуречье Сухоны и Юга, ведя археологические разведки. Потом Леонид Николаевич обратил внимание на совпадение многих географических названий в Чухломском и Кичменогородецком районах. В последнем, например, были реки Юг, Святица, Каменка – такие же реки впадали и в Чухломское озеро. В своем исследовании «Прошлое Чухломского края» краевед писал о первых поселенцах на берегах озера – племени чудь, оттесненных потом на север. Теперь он приходит к выводу, что потомки этой чухломской чуди проживают в деревнях Верхняя и Нижняя Лукина Гора. Казаринов стремится изучить как можно обстоятельнее обычаи жителей этих деревень, ведет подробные записи. Возможностей публиковаться у него пока нет, но он делится выявленными сведениями с друзьями, оставляя в письмах всего несколько строк для сообщений о личной жизни.
Казаринов нашел себя и на новом месте: он увлеченно собирает грибы, учит местных крестьян непривычному для них огородничеству. Однако осенью 1933 года Леонид Николаевич тяжело заболел и в ноябре возвратился в Чухлому. И сразу попадает в больницу. У него ампутируют ногу, внушает опасение и состояние второй. Полгода не поднимался Казаринов с больничной койки.
Теперь он полный инвалид: «С трудом выползаю на двор, на бревнышки, погреться на солнышке». Но в таком положении проявил Казаринов всю силу духа, всю глубину своей преданности делу краеведения. С живым участием следит он за судьбой своих сподвижников по Научному обществу. С 1935 года, несмотря на болезнь, собирает по возможным источникам сведения краеведческого характера, пишет большую работу по истории Чухломы – она осталась в рукописи.
Был Леонид Николаевич очень общительным человеком. В 1920-е годы он радостно принимал у себя гостей, любил и умел организовывать встречи солигаличских и чухломских краеведов на границе уездов для совместных экскурсий. Отменно играл на гитаре и флейте. Последние пять лет были для него годами страшных физических страданий. Но он ни в чем не изменился – остался таким же отзывчивым, дружелюбным.
Скончался Казаринов 2 января 1940 года. Перед смертью нашел в себе силы написать карандашом несколько строк Василию Ивановичу Смирнову – последнее прости. Письмо потрясает: умирающий трогательно благодарит друга за то, что тот увлек его краеведением, за многолетнюю радость творческого и личного общения, за теплое участие в минуту жизни трудную...
Заведуя музеем, Казаринов собирал фотографии видных уроженцев Чухломы. Свою он к этому собранию не приобщил и писал, объясняя: «Мыслил так, что будущее поколение, если оценит мои труды как основателя музея, то и поместит мою фотографию». И потомство должно возместить свой долг этому большому краеведу.
Опубликовано: