Глава 24.
Узник ГУЛАГА. Вишерлаг: 1933 – 1934 гг.

   11 – 13 января 1933 г. группу осуждённых из Ленинграда отправили в г. Соликамск Уральской области*. Епископ Геронтий оказался в вагоне со своими «подельниками» и с сыном Геннадием. Эшелон шёл через Вологду, Котлас, Вятку и Пермь. По воспоминаниям святителя, путь до Соликамска занял 14 дней. В конце января они прибыли на пересыльный лагпункт Вишерского исправительно-трудового лагеря ОГПУ, находившийся в трёх километрах от Соликамска.

* В 1923 – 1934 гг. бывшая Пермская губерния входила в состав огромной Уральской области с центром в г. Свердловске. В настоящее время – Пермский край.

   Вишерский исправительно-трудовой лагерь ОГПУ (Вишерлаг или Вишлаг, в просторечии – Вишерские лагеря) был образован на рубеже 1928 и 1929 гг. как 4-е отделение Соловецкого лагеря особого назначения. В 1930 г. он стал самостоятельным лагерем1. Управление лагеря находилось в п. Красновишерске. Лагерные пункты Вишерлага* были разбросаны по северу бывшей Пермской губернии. Главной задачей Вишерлага, для решения которой он и был организован, являлось строительство гиганта первой пятилетки – Вишерского целлюлозно-бумажного комбината имени В. Р. Менжинского** в п. Вижаиха (с 1930 г. – п. Красновишерск) на р. Вишере. Официально комбинат был введён в строй досрочно 30 октября 1931 г. Историк Л. А. Обухов пишет: «Следствием досрочного пуска явилось то, что потребовалось почти четыре года, чтобы вывести комбинат на проектную мощность. Завершение строительства и ликвидация недоделок продолжались в течение 1932 – 1933 гг.»2.

* Своё название Вишерлаг получил по протекающей на севере бывшей Пермской губернии реке Вишере – левом притоке Камы.

** Напомним, что в 1926 – 1934 гг. В. Р. Менжинский (1874 – 1934 гг.) являлся председателем ОГПУ, сменив на этом посту умершего Ф. Э. Дзержинского.

   Утром следующего дня святителю Геронтию пришлось прощаться с родными, которых отправили в другие лагпункты. «В Красновишерск ушли два племянника, а сын в Пермь»3. Сына Геннадия в тот день он видел в последний раз.
Епископа Геронтия вместе с другими заключёнными преклонного возраста и больными оставили на пересыльном лагпункте. Первоначально он работал в плотницкой бригаде: «Мы сразу же организовали плотницкую бригаду. Бригадир был Харлампий Марков. Приступили к работам – переустраивать в бараках нары»4. Через несколько дней святителя назначили санитаром.
Здесь, в лагпункте вблизи от Соликамска, ему впервые пришлось испытать обычное унижение, через которое проходили, в частности, все священники – и православные и старообрядческие: администрация находила особое удовольствие сбривать им бороды. Святитель вспоминал: «<…> начальник решил у всех обрить бороды (нас с бородами было около 10 человек), применили насилье. Мы все забрались на верхние нары и не шли к парикмахеру. Начальник применил хитрость и вызвал меня как бы условиться о ношении бород. А как только я сошел, четверо взяли меня – кто за руки, кто за голову – и насильно остригли мне бороду, а потом и другим. Это было для меня особое горе и печаль»5.
Вскоре группа питерских старообрядцев понесла первую тяжёлую потерю – умер протодиакон Харлампий Марков, многолетний товарищ святителя по службе в Петербурге-Ленинграде. Во время помывки в городской бане Соликамска о. Харлампий уронил свой бушлат в бадью с дезинфекционным раствором. Высушить его не было возможности, и отцу протодиакону пришлось идти из бани до лагеря по морозу в 38 градусов в мокром бушлате. Он сильно простыл и через несколько дней умер в лазарете от воспаления лёгких. В виде исключения его разрешили похоронить на городском кладбище, а не на лагерном кладбище заключённых. Святитель проводил о. Харлампия в последний путь6.
Через какое-то время епископ Геронтий был назначен «дневальным и старостой в бараке, где помещались санитары, медбратья и разные должностные лица»7. Здесь ему повезло встретить своего человека: в числе санитаров оказался его старый знакомый – епископ Самарский Иринарх (Парфенов): «Он жил со мной около 3-х месяцев. Радость у нас была неописуема. Но неожиданно он был отправлен в другой лагерь»8.
Когда именно познакомились о. Григорий Лакомкин и о. Иоанн Парфенов, точно неизвестно. Скорее всего, это произошло во время, когда с 1919 г. епископ Геронтий временно управлял Нижегородско-Костромской епархией. Епископа Иринарха, как и владыку Геронтия, арестовали в 1932 г.* Его странствие по лагерям также началось с Вишерлага. Вновь им доведётся встретиться лишь через десять лет в Москве.

* Епископ Самарско-Ульяновский и Уфимский Иринарх (Перфенов) был арестован 20 декабря 1932 г. и решением Коллегии ОГПУ от 4 июня 1933 г. осуждён на 5 лет заключения в лагере. Один из пунктов обвинения против него состоял в том, что он поддерживал связь с осуждённым за контрреволюционную деятельность епископом Геронтием9.

    Вскоре епископа Геронтия назначили на пост старшего санитара. Он вспоминал: «Для больных было 10 больших бараков, и вот в одном <…> много было воровства. За год три старших санитара были арестованы и преданы суду. Никто не хотел в этом бараке быть старшим санитаром. Врачи облюбовали меня. Долго я не соглашался, но поставил им условие, чтобы бороду мне не брить, – а перед этим меня еще раз насильно в бане обрили – и чтобы санитаров кормить из больничного котла, чтобы они были сыты и чтобы не воровали. Я дал согласие. Принял барак, больных было около 200 человек»10.
Так или иначе в лагере издевались над всеми политическими заключёнными (в просторечии – контриками). Однако особенным унижениям обычно подвергались «религиозники» – духовенство всех конфессий, старообрядцы, сектанты. В начале 1934 г., зимой, в Вишерском лагере произошёл один из подобных эпизодов: «Среди лагерников, – пишет святитель, – были старцы неработающие и старики, а старицы были как бы монашки, у всех были на платьях и на одеждах кресты. И вот объявили, что их живых будут зарывать в землю – хоронить. Собрали их до 50 человек, до 10 могильщиков и нарядили, как духовенство, в рогожные ризы, и дьяконы в стихарях рогожных – вместо кадил с горшками на веревках. Повели их как бы на особое место хоронить, дорогой пели злоумышленно, развращенно как бы молитвы и ектинии. Осужденные шли спокойно. Народу, лагерников, вышло смотреть более 1000 человек. Привели к месту похорон, пели издевательски, кощунственно песнопения, кадили, кланялись. Нужно бы смеяться, но никто не смеялся. Приказано было кончить. Все разошлись. Также пошли в бараки и присужденные на смерть»11.
В конце 1933 г. святитель едва-едва не был освобождён из заключения. Его по болезни положили в лазарет, где он пробыл полтора месяца. В это время пришло указание об освобождении всех больных. В список освобождённых попал и епископ Геронтий. Однако из-за болезни он никуда не мог уехать, «а когда выздоровел, – пишет святитель, – пришло распоряжение никого более не отпускать. Нас, несчастных инвалидов, осталось более 300 человек, а до тысячи было освобождено. И тут горе и печаль. Но, увы! Ничем не поможешь, нужно терпение. Слава Богу за всё!»12.
Скорее всего, то, что святитель в конце 1933 г. остался в лагере, явилось промыслительным. Ситуация на «воле» с каждым годом становилась всё хуже и хуже. Вполне возможно, что если бы епископ Геронтий оказался на свободе и смог вернуться в Ленинград, то в скором времени был бы опять арестован и расстрелян. Святителю предстояло ещё много лет продолжать свою одиссею по «островам» пресловутого «архипелага Гулаг».
Осенью 1934 г. в связи с упразднением Вишерлага* большинство его заключённых были переведены в Темниковский исправительно-трудовой лагерь (Темлаг). Туда же – в бывшую Тамбовскую губернию, в Саров, – лежал путь и епископу Геронтию.

* Вишерлаг упразднялся, т.к. строительство Вишерского целлюлозно-бумажного комбината имени В. Р. Менжинского было завершено.