Глава 21.
В двадцатые годы

   С переходом в 1921 г. к политике НЭПа основные ужасы периода революции и Гражданской войны остались позади, и жизнь, насколько это было возможно, постепенно вернулась в прежнее русло. Советское государство, конечно, не скрывало своего враждебного отношения ко всем религиозным конфессиям, но в 20-е годы все его основные силы были брошены на борьбу с Патриаршей Церковью.
В первые месяцы 1922 г. в России началась проводившаяся под предлогом помощи голодающим Среднего и Нижнего Поволжья кампания по изъятию церковных ценностей. По всей стране особые комиссии изымали из храмов золотые и серебряные ризы с икон, священные сосуды, лампады, напрестольные кресты и т.д. Конфискация эта, конечно, не могла миновать и старообрядческие храмы Петроградско-Тверской епархии. 28 апреля 1922 г. районная подкомиссия изъяла из Покровского и Успенского храмов Громовского кладбища 50 риз с икон, 10 венчиков с риз, 27 лампад с цепочками – общим весом в 2 пуда 7 фунтов (около 35 кг)1. В том же 1922 г. власти отобрали у старообрядцев Чубыкинскую богадельню (в ней разместился детский дом)2.
Однако в связи с общей НЭПовской либерализацией у старообрядцев появились некоторые возможности для продолжения своей деятельности. Как известно, со второй половины XIX в. в Православной Церкви пошёл активный процесс образования различных братств, занимавшихся просветительной, благотворительной и миссионерской деятельностью. Свои братства появились и у старообрядцев. В 1874 г. в Москве было образовано братство Животворящего Креста Господня3. В предреволюционные годы в Петрограде действовало братство имени святых апостолов Петра и Павла4. В марте 1922 г. епископ Геронтий смог организовать в Петрограде братство имени протопопа Аввакума, членами которого стало около 80 человек (официально оно было зарегистрировано 14 ноября 1923 г.5). Братство это в основном состояло из молодёжи – бывших учеников начальной школы при Чубыкинской богадельни. Его секретарём стал сын епископа Геронтия, Геннадий Григорьевич Лакомкин6.
В 20-е годы племянник святителя Геронтия Иван Георгиевич Лакомкин и его сын Геннадий Григорьевич Лакомкин проявили себя как люди, имеющие задатки выдающихся деятелей старообрядчества. Понимали ли они, что в государстве диктатуры пролетариата это не могло не представлять для них смертельной опасности? Конечно, понимали, но иначе поступать не могли. Со временем советское государство, как мы увидим ниже, оценило их деятельность «по достоинству»…
Особо в литературе стоит вопрос о том, что в августе 1923 г. архиепископ Московский и всея Руси Мелетий и епископ Петроградский и Тверской Геронтий будто бы выпустили «Архипастырское послание к христианам древнеапостольской старообрядческой Христовой Церкви». От этого послания до нас дошла только одна цитата, в которой говорилось: «Теперь, слава Богу, у нас в России утвердилась рабоче-крестьянская власть»7. В сентябре 1923 г. в «Кратком информационном отчете Антирелигиозной комиссии ЦК РКП (б)» об этом послании упомянул председатель комиссии Емельян Ярославский. Главный антирелигиозник партии писал: «Движение, начавшееся в православной церкви, не могло не отразиться на других церковных организациях СССР. <…> В августе месяце старообрядческий всероссийский архиепископ Мелетий (старый популярный старообрядческий архиерей) с двумя своими помощниками выпустил воззвание, где определенно осуждает тех старообрядцев, которые бросили советскую Россию и бежали заграницу, а также осуждает и действия самого Тихона, который всю свою церковную патриаршую деятельность занимался исключительно контр-революционными делами. В этом же воззвании он пишет, что только советская власть осуществляет идеи, заповеданные их учителем-Христом и что только она в состоянии удовлетворить потребности трудящегося народа»8. В 1937 г. в 10-м номере журнала «Антирелигиозник» о послании 1923 г. в статье «Октябрьская революция и церковь» писал Н. Алексеев9.
Конечно, в самом факте официального признания Советской власти не было ничего особенного: государство, называвшее себя советским, реально существовало уже несколько лет, и не признавать его было нельзя. Правда, в настоящее время ставится под сомнение сам факт выпуска подобного послания. Современный историк В. В. Боченков пишет: «<…> автору этих строк довелось в своё время основательно изучить переписку архиепископа Мелетия за указанное время, 1923 год и последующие, в ней нет никакого упоминания о воззвании. Никакого отзыва, никакой критики или одобрения. Хотя бы вскользь. Это, по меньшей мере, странно, если воззвание было рассчитано на широкую старообрядческую аудиторию»10. Он спрашивает: «<…> было ли вообще то воззвание <…>?»11. Серьёзнейшим аргументом в пользу версии о том, что никакого послания в 1923 г. не было, является отсутствие самого текста послания, что странно для документа, который по определению обращён к широким массам.
В январе 1924 г. умер В. И. Ленин, и в том же году в честь вождя революции Петроград был переименован в Ленинград. Тогда же и Петроградско-Тверская епархия стала именоваться Ленинградско-Тверской. Через семь лет, 20 ноября 1931 г., в честь «всесоюзного старосты» М. И. Калинина переименованию в г. Калинин подверглась древняя Тверь. Соответственно, пришлось вновь переименовывать епархию, на этот раз – в Ленинградско-Калининскую. Изменился и титул её правящего архиерея, который стал именоваться епископом Ленинградским и Калининским (впрочем, этот титул, звучащий абсурдистски – особенно по отношению к старообрядческому иерарху, – святителю Геронтию пришлось носить недолго).
8 – 10 июня 1924 г. в Ленинграде на Громовском кладбище прошёл Пятый епархиальный съезд духовенства и мирян епархии.
В 1925 г. в Ленинграде епископу Геронтию удалось открыть Богословские пастырские курсы, на которых училось около 30 человек. Сам владыка преподавал на них литургику и церковный устав (курсы проработали до 1926 г.)12.
27 – 30 июня 1926 г. на Громовском кладбище состоялся Шестой съезд Ленинградско-Тверской епархии, в котором участвовало 34 человека с правом решающего голоса и 83 – с совещательным голосом13. Седьмой съезд на Громовском кладбище прошёл в июне 1927 г.14.
В 1925-м, 1926-м, 1927-м и 1928 гг. в Москве на Рогожском кладбище, как и до революции, проводились Освященные Соборы. На Соборе 1928 г. епископ Геронтий выступил с докладом о сочинении епископа Уфимского Андрея (Ухтомского) «История моего старообрядчества»15. По-видимому, епископ Андрей познакомился с владыкой Геронтием еще в 1917 г. В 1926 г. епископ Андрей подарил ему рукопись своего сочинения – «История моего старообрядчества» – с посвящением: «Епископу Петроградской православно-старообрядческой общины святителю Геронтию на молитвенную память»16.
Отношение органов Советской власти к старообрядцам в 20-е годы носило двойственный характер. С одной стороны, ещё помнились гонения на них в дореволюционные времена, что в какой-то степени удерживало от репрессий против старообрядцев, дабы не уподобляться царским опричникам. С другой стороны, по сравнению с Патриаршей Церковью старообрядцы представлялись ещё более косной, консервативной и потому заведомо контрреволюционной силой. Чем дальше в прошлое уходило дореволюционное время, тем всё более и более старообрядцы представлялись властям одними из наиболее опасных врагов советского строя на «религиозном фронте». В 1927 г. власти нанесли по ленинградскому старообрядчеству очередной удар: 25 июня 1927 г. президиум Ленинградского губисполкома постановил закрыть домовой Казанский храм в Кронштадте, существовавший с 1903 г.17. В главной базе Балтийского флота было, конечно, не место старообрядческому очагу «религиозного дурмана».
Несмотря на закрытие ряда домовых храмов, в 1928 г. в Ленинградско-Тверской епархии еще имелось 18 приходов: 3 – в Ленинграде, 8 – в Тверской, 3 – в Новгородской, 3 – в Псковской, 1 – в Вологодской губерниях18.
29 апреля – 3 мая 1928 г. в Ленинграде на Громовском кладбище под председательством епископа Геронтия состоялся очередной Восьмой епархиальный съезд, в работе которого участвовало 38 представителей общин с правом решающего голоса и 51 человек с правом совещательного голоса. В числе выступавших с докладами был и председатель Громовской общины И. Г. Лакомкин. Проведение следующего съезда было намечено в 1929 г. после Пасхи19. Никто, конечно, не мог знать, что никакого съезда в 1929 г. уже не будет и что восьмой съезд был последним… Время относительных нэповских вольностей неудержимо истекало: на страну надвигался «великий перелом», или «наступление социализма по всему фронту».