Революция 1917 года
Епископ Геронтий проживал в Петрограде, и поэтому можно сказать, что исторические февральско-мартовские события 1917 г. произошли у него на глазах. Беспорядки в Петрограде начались 23 февраля и с каждым днём приобретали всё больший размах.
2 марта 1917 г. император Николай II в Пскове отрёкся от престола. Примечательно, что в этот роковой день в разговоре с генералом Н. В. Рузским государь вспомнил о старообрядцах, сказав: «Если надо, чтобы я отошел в сторону для блага России, я готов на это, но я опасаюсь, что народ этого не поймёт: мне не простят старообрядцы, что я изменил своей клятве в день священного коронования <…>»1. В современной старообрядческой литературе этим словам императора обычно придаётся большое значение. В них, как думается, справедливо видят запоздалое осознание того, что 250-летнее гонение на старообрядцев являлось непоправимой ошибкой династии Романовых. Заметим, что отречение последнего государя из Дома Романовых произошло в Пскове – т.е. на территории Петроградско-Тверской епархии.
Вероятно, в субботу 4 марта в Успенской деревянной церкви на Громовском кладбище протодиакон Харлампий Марков огласил Манифест Николая II об отречении. Под сводами храма прозвучали слова, предопределившие судьбы миллионов жителей огромной страны:
«В дни великой борьбы с внешним врагом, стремящимся почти три года поработить нашу Родину, Господу Богу угодно было ниспослать России новое тяжкое испытание. <…> В эти решительные дни в жизни России, почли Мы долгом совести облегчить народу нашему тесное единение и сплочение всех сил народных для скорейшего достижения победы и, в согласии с Государственной Думой, признали Мы за благо отречься от Престола Государства Российского и сложить с себя верховную власть»2.
Несомненно, одной из причин падения монархии в России являлось 250-летнее, продолжавшееся почти до самого конца правления династии Романовых, гонение на многомиллионную массу старообрядцев. Государство систематически отталкивало от себя значительную консервативную часть общества. Проводимая с 1905 г. политика либерализации по отношению к старообрядцам началась слишком поздно. Раны ревнителей старой веры в период до 1917 г. просто физически не могли успеть зарубцеваться. За период такого короткого «золотого века» не успело вырасти даже одно поколение, не помнившее гонений. Если бы акты 1905 – 1906 гг. были приняты хотя бы в первые годы царствования Николая II! Как знать, может быть, тогда старообрядческая «гирька», брошенная на колеблющиеся весы истории, перетянула бы чашку весов с надписью «революция». Однако старообрядцы слишком долго в царской России находились на положении пасынков.
«В решающей схватке с революционным радикализмом, – пишет историк С. А. Зеньковский, – власть осталась без опоры. Европеизированные круги разложились экономически, социально и политически. Дворянство, потерявшее влияние и культурное руководство страной, лишившееся и продавшее свои имения, уже не имело воли к власти. Экономически более крепкое “третье сословие” не было привязано к правительству, не интересовалось судьбами империи, будучи духовно чересчур долго от нее оторванным. Власть, пожертвовавшая в XVII веке идеологией и традицией Москвы, осталась в XX веке без защиты от нападения наиболее радикальных носителей западных идей. Духовный кризис XVII века привел государство в XX веке к катастрофе»3.
Февральскую революцию 1917 г. значительная часть старообрядчества, особенно в Петрограде и Москве, встретила с надеждой на то, что в свободной России Древлеправославная Церковь окончательно станет свободной и равной наряду с другими конфессиями. Многие думали в то время, что если Первая русская революция освободила старообрядчество, то Вторая революция окончательно сделает старообрядцев равными среди равных. При этом не учитывалось то, что революция 1905 г. была подавлена. Февральская же революция одержала победу, обрушив вместе с монархией и российское государство. И, конечно, никто тогда в первые красные дни свободы не мог предвидеть, что отречение от власти Николая II, на вторую половину царствования которого пришёлся старообрядческий «золотой век», на самом деле является преддверием нового этапа жесточайших гонений против старообрядцев, как и против всех остальных конфессий страны. Уже в первые дни в старообрядческой Церкви были изменены слова в молении за власть. Теперь на великой эктении должно было звучать: «О богохранимой велицей державе Российской и о всех болярех и о воинстве, Господу помолимся»4.
В мае 1917 г. в старообрядческой Церкви прошла череда съездов, на которых всё ещё преобладали оптимистические настроения.
25 – 26 мая в Нижнем Новгороде состоялся епархиальный съезд Нижегородско-Костромской епархии, на котором присутствовали 72 представителя от общин и приходов. В работе съезда участвовал даже свой Ленин – псаломщик И. Г. Ленин из Василёвой слободы (интересно, как сложилась его судьба после того, как к власти в России пришёл его однофамилец?). Съезд, в частности, высказался за отделение Церкви от государства, чтобы «не было господствующей церкви, а все церкви, исповедания, согласия и секты пользовались одинаковыми гражданскими и юридическими правами». Съезд вынес пожелание, чтобы в России установилась парламентская республика, и выступил за продолжение войны «до полного сокрушения немецкого милитаризма»5.
28 мая в Москве открылся Восемнадцатый Всероссийский съезд старообрядцев, собравшийся в старообрядческом институте на Рогожском кладбище. С большой речью на открытии съезда выступил Д. В. Сироткин. На съезде велись неизбежные в то время споры о том, какую форму государственности должна избрать Россия – монархию или республику. Съезд решил настаивать на возвращении старообрядцам всего церковного имущества, незаконно отобранного у них со времён XVII в., и возвращения исторических старообрядческих центров (Керженец, Иргиз, Стародубье, Ветка, Выговская пустынь и др.). Съезд высказался за передачу старообрядцам Соловецкого монастыря, захваченного силой в XVII в., и Успенского собора в Московском Кремле, как «центра и сосредоточения святыни древле-православной русской Церкви»6. В стенах старообрядческого института в эти дни много говорилось о том, что их съезд – первый съезд в свободной России. Никто тогда, конечно, не предполагал, что он станет и последним и что ни одно из его решений не будет осуществлено…
31 мая в Москве в храме Рождества Христова Рогожского кладбища открылся первый после падения монархии Освященный Собор. Епископ Геронтий, избранный помощником председателя Собора, в первый день его работы выступил с большой речью. «Несмотря на наступившую свободу, – сказал, в частности, он, – нет полной радости среди народа: везде беспорядки и ужасы. Со свободой русские люди не умеют справиться. Свобода понята как свобода ругаться, нарушать заповеди: “не убий” и “не пожелай”, что принадлежит другому. Всё еще продолжается тяжелая жестокая война. Что будет дальше – известно одному Богу. <…> Мы теперь как спящие. Нужно встать и объединиться на защиту дорогого Отечества»7.
Собор осуществил давнюю старообрядческую мечту – канонизировал группу мучеников раннего старообрядчества: епископа Коломенского Павла, протопопа Аввакума, протопопа Даниила Костромского, протопопа Логина Муромского, иерея Лазаря Романовского, боярыню Феодосию Морозову, княгиню Евдокию Урусову и др.8.
В первый день работы Освященного Собора произошло событие, немыслимое раньше. Вечером 31 мая в конторе Рогожского кладбища состоялась встреча всех старообрядческих епископов во главе с архиепископом Мелетием с представителями единоверческого съезда – епископом Уфимским и Мензелинским Андреем (князем Ухтомским), с апреля 1917 г. являвшимся членом обновленного Святейшего Синода, и викарием Ярославской епархии епископом Угличским Иосифом (Петровых). Епископ Андрей обратился к старообрядцам с призывом о примирении и воссоединении9. На этой встрече, которая, конечно, не могла кончиться ничем, т.к. епископ Андрей фактически представлял только сам себя, присутствовал и святитель Геронтий.
Пришедшие к власти в марте 1917 г. либералы-западники с каждым днем всё более и более утрачивали контроль над ситуацией в стране. Россия на всех парах шла к Октябрю. В ночь с 24 на 25 октября 1917 г. руководимые большевиками отряды заняли Зимний дворец и арестовали членов Временного правительства. «Боляре», в феврале 1917 г. свергнувшие «историческую власть», как они именовали монархию, сами через полгода могли убедиться, как быстро в революционный период проходит мирская слава. Одновременно на II Всероссийском съезде Советов было сформировано новое правительство – Совет Народных Комиссаров во главе с В. И. Лениным. В истории России началась новая эра.
«У старообрядцев в начале большевистского режима, – пишет историк В. Ф. Козлов, – еще существовали слабые надежды на то, что их как пострадавших от власти в XVII – XX вв. трогать не будут. И, действительно, первые месяцы новая атеистическая власть занималась разгромом патриаршей Церкви. Но с каждым декретом советской власти таяли и надежды старообрядцев»10.
Начало гонению на все традиционные конфессии в России положил подписанный В. И. Лениным знаменитый Декрет Совнаркома «Об отделении Церкви от государства и школы от Церкви», опубликованный 23 января 1918 г.*. В связи с выходом этого декрета архиепископ Московский и всея Руси Мелетий в начале февраля 1918 г. обратился к пастве с особым посланием, в котором, в частности, говорилось: «В своем посягательстве на совесть христиан мнящие себя властью дошли даже до того, что не только не желают обеспечить населению России свободу веры, но, наоборот, они даже узаконяют гонение на христианство. “Декрет”, изданный так называемой советской властью, служит нам в этом доказательством. <…> Не мир и радость несет русскому народу этот декрет, а тяжкое испытание поруганной народной совести. <…> Это декрет не о свободе совести, а сатанинское издевательство над верующей душой русского народа»11.
* Хотя до 1917 г. В. И. Ленин немало – с благородным возмущением! – писал о притеснениях, которым царизм подвергал старообрядцев и сектантов.
В начале февраля 1918 г. в Петрограде группа старообрядцев посетила «штаб революции» – Смольный. В посвящённой этому событию заметке в третьем мартовском номере журнала «Голос Церкви» сообщалось: «Делегация от старообрядцев всех согласий, в связи с декретом об отделении церкви от государства и конфискации церковных имуществ, посетила Смольный, где беседовала с представителем “советского правительства”. В Смольном ответили, что церковное имущество старообрядческой церкви не подлежит конфискации, как созданное на народные деньги. Правительство не будет вмешиваться в нашу жизнь, и будет стоять на страже защиты старообрядчества, как народа гонимого при царском правительстве. Во всех случаях, когда кто-либо попытается ворваться в вашу внутреннюю жизнь, закончил представитель Смольного, обращайтесь к нам, и у нас вы всегда найдёте защиту и помощь»12. Из сообщения в следующем номере журнала известно, что со старообрядцами встречался управляющий делами Совнаркома В. Д. Бонч-Бруевич*13. Кто представлял в депутации старообрядцев Белокриницкое согласие, неизвестно, однако логично предположить, что на встречу в Смольный должны были прийти первые лица старообрядческих общин, в том числе и епископ Геронтий.
* В. Д. Бонч-Бруевич (1873 – 1955 г.) – видный деятель большевистской партии, в 1917 – 1920 гг. – управляющий делами Совнаркома. Главный специалист среди большевиков по расколу и сектантству. В 20 – 50 годы продолжал заниматься историей старообрядчества и сектантства.
Конечно, всё, что обещал В. Д. Бонч-Бруевич старообрядцам, были пустые слова. И дело не только в том, что в определённых вопросах большевикам нельзя верить по определению. Вполне возможно, что управляющий делами Совнаркома был вполне искренен, когда уверял старообрядцев, что рабоче-крестьянское правительство будет стоять на защите их интересов. Однако предсказать тогда, в начале 1918 г., что будет делать большевистское государство завтра, не мог никто, в том числе и В. Д. Бонч-Бруевич, который сам только каким-то чудом не разделил в 30-е годы судьбу большинства старых большевиков.
В феврале 1918 г. епископ Геронтий участвовал в освящении, по-видимому, последнего старообрядческого храма, завершённого уже при большевистской власти. Это был деревянный храм во имя Святой Живоначальной Троицы в с. Шувоя Богородского уезда Московской губернии (ныне с. Шувоя Егорьевского района Московской области)*. В освящении участвовали три иерарха: архиепископ Московский и всея Руси Мелетий, епископ Рязанский и Егорьевский Александр и епископ Геронтий. Освящение храма состоялось в воскресенье 18 февраля 1918 г. Вечером 18 февраля, обращаясь к молящимся, святитель Геронтий произнёс «глубоко-прочувственную речь о текущем моменте, в которой обрисовал переживаемую нашей страной всеобщую разруху, приводил многие пророчества, где говорится о настоящих бедствиях, ниспосланных Богом за грехи людей, и просил слушателей прибегнуть к покаянию, как единственному верному средству для избавления от постигших бедствий»14.
* Троицкий храм в с. Шувоя Московской области никогда не закрывался и действует до сих пор.
В начале марта 1918 г. ленинский Совнарком фактически бежал из Петрограда, которому угрожали немцы, в Москву. Град святого Петра перестал быть столицей государства. В 1918 – 1919 гг. город на Неве агонизировал. Социальные эксперименты новых властей и красный террор привели к разрухе и голоду. Заводы и фабрики остановились. Значительная часть жителей покинула Петроград. Летом его площади и улицы покрывала трава. Современники сравнивали бывшую столицу Российской империи с Римом эпохи падения Римской империи.
В первой половине 1918 г. среди старообрядческих публицистов выдвинулся племянник епископа Геронтия, молодой петроградский учёный Иван Георгиевич Лакомкин. В нескольких последних вышедших номерах журнала «Голос Церкви» были опубликованы его статьи, подписанные прозрачным псевдонимом «И. Л-нъ». В статье «Социализм и старообрядчество» Иван Георгиевич писал: «Мы видим, – везде и всюду – разруха, полный развал; государство расстроено, создались невозможные условия жизни; вместо любви восстала ненависть, вместо объединения, так необходимого стране, – раздор. Родина погибает… Почему? – Вспомните, чему учат наши социалисты, что вбивают в головы русскому народу вот уже несколько месяцев. Нас заставляют забыть Родину, заменяя борьбу за отечество борьбой за углубление революции»15. В другой статье с названием «Пора опомниться», опубликованной в пятом номере журнала, Иван Георгиевич писал: «Жизнь превратилась в кошмар, уголовный роман, святая Русь – в царство безумия, огромный сумасшедший дом»16.
В этом «царстве безумия», в который превратились и «Красный Петроград» и вся Россия, большевики начали наносить по старообрядцам первые удары. 12 сентября 1919 г. в Петрограде в ходе общей ликвидации домовых храмов была закрыта церковь святителя Петра в Чубыкинской богадельне17.
В конце 1919 г. епископ Геронтий был впервые арестован чекистами. Это произошло в г. Егорьевске Рязанской губернии (сейчас Егорьевск относится к Московской области), откуда святитель был отправлен в Москву. По-видимому, владыка находился в Москве по делам, и его попросили совершить в Егорьевске богослужение. Два месяца святитель просидел в Бутырской тюрьме и был освобождён оттуда после многочисленных ходатайств старообрядцев18. В 1923 г. он вновь подвергся аресту.
5 – 6 сентября 1920 г. под председательством святителя в Покровском храме Ржева прошёл первый после революции Четвертый епархиальный съезд, в работе которого участвовало 40 представителей духовенства и мирян Петроградско-Тверской епархии19.
