Жизнь и судьба Георгия Эдельштейна

Потомок польских шляхтичей, сын члена ВКП(б), отец вице-спикера Кнессета и священник Русской православной церкви

Превыше всех наград и званий отец Георгий почитает предоставленную ему судьбой возможность ходить в рясе и с нательным крестом. Отправляться на требы в глухие селенья по первому зову – в любую погоду, по бездорожью. Нередко падал он в полном изнеможении в снег, лежал и не находил в себе силы подняться, но вставал и шел дальше. И это притом, что постоянно испытывает недовольство иерархов церкви своим незыблемым почитанием догматических определений Седьмого вселенского собора, прекрасно знает мнение чиновников от религии о себе лично и о всех прочих потомках Авраама, Исаака и Иакова. Как же дошел до жизни такой сын еврея-коммуниста, бывший завкафедрой университета, член Московской Хельсинкской группы?

«Я не гражданин ГУЛАГа, – пишет он о себе, – но никто никогда не говорит и не пишет мне „товарищ“, а если где-то ненароком обмолвятся и по привычке скажут, я не отвечу и даже не повернусь к говорящему: это не ко мне. И сам, естественно, никого и никогда этим словом не зову. В последний раз, помнится, так обратился к моему собрату А. Блок в поэме „Двенадцать“: „Что нынче невеселый, товарищ поп?“ Долгополый собрат мой и в той поэме отвечать не пожелал, предпочел за сугроб схорониться, хотя подмечено было точно, и вопрос был очень существенный». Невеселый поп – это точно про Эдельштейна, только такое понимание пришло к нему спустя десяток лет.

Его дед работал на электростанции, дававшей свет в царский Ливадийский дворец. Позже в ранге белогвардейского офицера эмигрировал с армией Врангеля. Дочь деда, мать Георгия – Галина Михайловна Бигель – родилась в Ялте в 1905 г. Отец, Михаил Михайлович Эдельштейн, – из местечка Мошки, что неподалеку от Овруча. Он был на год старше жены. По образованию – инженер-экономист, член ВКП(б) с 1924 г., в предвоенные годы работал заведующим отделом книжной торговли в Совнаркоме Украины.

23-летним студентом выпускного курса Ленинградского института иностранных языков Георгий Михайлович Эдельштейн вдруг ясно осознал, что непременно должен стать священнослужителем. Именно осознал, понял, а не принял решение. «Это произошло как иррациональное событие моей жизни, – пишет он в книге „Записки сельского священника“. – Когда удивленные и возмущенные родственники и знакомые пытались расспрашивать меня, я не мог связно ответить ни на один вопрос, никак не мог разумно объяснить, зачем это нужно мне и зачем я нужен Православной церкви. По сей день не могу толково объяснить ни себе, ни другим, с чего всё началось, почему вдруг года за полтора до того стал регулярно ходить в церковь, как случилось, что однажды, осмелев, подошел после службы на Смоленском кладбище к старичку-священнику со словами: „Батюшка, я хочу креститься“».

Возможно, неизвестным путем дошли до его сердца молитвы прабабушки Каролины, истовой католички, которая всю жизнь мечтала, чтобы хоть один из пятерых ее внуков стал ксендзом и молился за упокой умерших родственников. Может, привели к такому решению католические гимны, что так часто пела в детстве мать. Может, слишком рано и слишком сильно, как он сам признается, полюбил Ф. Достоевского, Ф. Тютчева и В. Соловьева. А потом не мог воспринять официальной доктрины – от Добролюбова и Чернышевского до Жданова и Сталина.

Священства Эдельштейну пришлось ждать 24 года. Он обращался к правящим архиереям, просил принять на любое церковное послушание в Курске, Черновцах, Москве, Вятке, Ярославле, Саратове, Вильнюсе, Самаре, Пскове, Ташкенте, Туле. Говорили, что нет вакансий. Потом нередко поясняли, что вакансии, конечно, есть, да ведь многие священства ищут. К тому же уполномоченный райкома по делам религии «никак не велит таких рукополагать, особенно если с высшим образованием. А уж если кандидат наук, доцент, заведует кафедрой в университете – и подавно. И совсем плохо, честно признаться, что еврей: неспокойные они люди».

Глухая стена неожиданно рухнула в конце 1979 г. 1 октября Георгий Михайлович был на приеме еще у одного епископа. Поговорили минут 40, причем ничего обнадеживающего в этой беседе не было. А 18 ноября он уже был рукоположен в сан диакона, в следующую субботу – в сан иерея, еще через четыре дня отец Георгий решением его высокопреосвященства архиепископа Курского и Белгородского Хризостома был назначен настоятелем церкви Иоанна Богослова в село Коровино Волоконовского района.

С тех пор и по настоящий день у отца Георгия новые страдания и новая борьба. Те, кто сегодня ходят в храмы и демонстративно молятся перед камерами фото- и телекорреспондентов, не давали тогда восстанавливать церкви и приходы. Райкомы партии, чтобы отчитаться перед обкомами, выжимали с нищих епархий деньги в пресловутый Фонд мира. Весной 1980 г. отец Георгий решил начать ремонт в своем приходе: перекрыть крышу, починить карнизы, поменять рамы в восьмерике. «Бабуси, идя на службу, приносили в сумках кто пару кирпичей, кто кастрюльку цемента. А сельсовет и райисполком принялись всеми силами пакости творить: „Платите в Фонд мира!“ Мы им объясняем: „Кровельщики работают в долг, деньги согласились получить осенью и даже в конце года, священник зарплату несколько месяцев не получает, всё подчистую на стройматериалы ушло“. Отвечают: „Знать ничего не знаем, несите в Фонд мира!“ И ни дня отдыха, на каждом шагу всеми средствами изматывали».

Было и высосанное из пальца уголовное дело по «факту неуплаты налогов». И несанкционированный взлом квартиры, и обыск в доме «по факту кражи в церкви десятков книг и икон». И следствие велось, да всё ведь, как уже сказано, из пальца высосано было.

Отцу Георгию всегда были чужды экуменические идеи и течения – начиная от интернационального призыва «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!» до книг отца Александра Меня. Но отрицательно относиться к чужим воззрениям – это не значит враждовать. Он мне сам рассказал об этом: «С отцом Александром Менем мы познакомились в ноябре 1961 г. и без малого 30 лет приятельствовали. Особенно часто мы встречались, когда он служил в селе Алабино. Боюсь, мы никогда не принимали друг друга всерьез. Я очень редко обращался к нему “отец Александр“, намного чаще – „отец Алик“ или просто „Алик“. Он был прогрессистом-экуменистом – и первое, и второе мне всегда было чуждо. По этой же причине мне никогда не были интересны его книги. Последний раз мы встретились за пять дней до его гибели, когда он был уже митрофорным протоиреем. Минут пятнадцать шутили о его митре. Его последними словами при расставании были: „Я обязательно приеду на твой приход, поговорю с архиереем и подарю тебе свою митру“».

Всё это – в советские времена. А что же теперь, в XXI веке? По инициативе отца Георгия мюнхенская организация «Христианская помощь молодежи России», руководимая И. С. фон Шлиппе, материально поддерживает детскую колонию в Костроме, содержит там воспитателей, построила для детей теплицу. Но неугомонному священнику этого недостаточно: «Колония для несовершеннолетних преступников превратилась в дом отдыха, – говорит он. – А рядом – полная нищета и разруха. Теперь полезнее вкладывать деньги в другую колонию. Или хотя бы в восстановление самых бедных приходов. Ирина Сергеевна ежегодно передает Ченецкому детскому дому около 5000 евро. А ведь это доход нашего храма за три года!»

Он не только просит. Он и сам зарабатывает. Его лекции о сегодняшней Русской православной церкви, о церкви и государстве в посткоммунистической России, о новом законодательстве о религиозных организациях слушали студенты и профессора в Джорджтаунском университете, Высшей дипломатической школе и Католическом университете в столице США, в Принстонском университете. Почти всё заработанное отец Георгий отдает. Для других это считалось бы благотворительностью, для него – раз и навсегда принятый порядок жизни.

Говоря о сегодняшней связи государства и Церкви, отец Георгий отмечает, что, хотя по Конституции Церковь и отделена от государства, но сегодня Русская православная церковь и государство связаны чрезвычайно тесными узами. И чем дальше, тем они становятся теснее. При этом в первых рядах молящихся во всех соборах – вчерашние коммунистические лидеры и воинствующие безбожники.

Много ли противников у столь прямолинейного человека? «Противникам руку протягиваю редко, – отвечает он. – Думаю, у меня их немного (Хитрит. Много, и даже очень. Особенно среди высшего духовенства. – В. Ф.). Обычно просто отхожу в сторону (Ох, не отходит, ругается, добивается своего всеми средствами – и умом, и хитростью. – В. Ф.). Всегда считаю своим долгом любому другу и недругу по возможности изложить то, что считаю своим мировоззрением».

Георгий Михайлович – человек, конечно, эмоциональный. И Россию любит истово, и энергично защищает ее от нападок критиков: «Я не верю, что в России постоянно идет гражданская война. Во время гражданской войны никто не герой. Сейчас в нашем обществе, как и в любом другом, есть честные люди, есть не очень честные, есть жулики. По законам физики золото тонет, а нечистоты всплывают. Но полагать, что всё наше общество состоит из одних нечистот, ошибочно».

Был бы его старший сын депутатом, скажем, Государственной думы России, возможно, возникла бы у Георгия Михайловича мысль обратиться к нему за помощью в ремонте сельских церквей и домов престарелых россиян. Так ведь он, его сын, ортодоксальный иудей, вице-спикер Кнессета. Вот и приходится обращаться за помощью к канадским баптистам и норвежским лютеранам.

Кстати, будучи в Израиле, задал сыну отца Георгия по телефону вопрос: «Знают ли Ваши избиратели про отца-священника?» Юлий Эдельштейн ответил: «В Израиле примерно 130 тыс. человек исповедуют христианство. Конечно, о судьбе моего отца им известно. 130 тыс. человек – весомый добавок к голосам моих избирателей».

Виктор Фишман, «еврейская газета»

«Записки сельского священника»

От автора

В ноябре 1979 года архиепископ Курский и Белгородский Хризостом рукоположил меня во иерея и послал на отдаленный сельский приход со словами: «Четырнадцать лет там не было службы. Храма нет, и прихода нет. И жить негде. Восстановите здание церкви, восстановите общину – служите. Не сможете, значит, вы не достойны быть священником. Просто так махать кадилом всякий может, но для священника этого мало. Священник сегодня должен быть всем, чего потребует от него Церковь». – «А лгать для пользы Церкви можно?» – «Можно и нужно».

Двадцать пять лет размышляю я над этими словами. Все, что написано в этой книге, – результат этих размышлений.

Говорят, что за последние пятнадцать лет в Московской Патриархии произошли огромные изменения. Я, сельский священник, вижу только внешние изменения. Нам дозволено восстанавливать храмы, публиковать книги, заниматься благотворительностью, посещать заключенных и болящих, но исцеление и возрождение каждой Поместной Церкви, так же, как и каждого человека, может и должно начаться только с покаяния, о чем свидетельствует проповедь Иоанна Крестителя, Спасителя и святых апостолов. До сего дня мы не покаялись ни в чем. И чем дальше, тем нелепее звучит даже призыв к покаянию. Со всех сторон я слышу: «Нам не в чем каяться». Отказ от покаяния – характерная черта не только Московской Патриархии. Оказывается, не в чем каяться и Русской Православной Церкви Заграницей, не в чем каяться «катакомбникам». Мы все видим соломинку в глазу брата, но не видим бревна в своем глазу.

Я убежден, что преступно замалчивать недуги своей Церкви. Каждый христианин знает, что «молчанием предается Бог». Мы призваны не только веровать, но и исповедовать, т. е. вслух свидетельствовать перед всем миром. Примером для каждого говорящего и пишущего о Церкви должны служить евангелисты. Они не побоялись сказать всю правду, которая, казалось бы, неизбежно вредила проповеди христианства. Они рассказали, что апостол Иуда продал Учителя за тридцать сребреников, что апостол Петр предал Христа и трижды отрекся от него, что первоверховный апостол Павел много лет был гонителем христиан, что Христа окружали мытари и грешники. Вся античная критика христианства была построена на анализе текстов Нового Завета, но евангелисты не побоялись этого. Они знали, что отец всякой лжи – дьявол, что всякий, кто лжет, становится его сыном и творит его волю. И поэтому христианство восторжествовало в мире.

Мне хочется обратиться ко всем своим собратьям-священнослужителям, ко всем православным христианам в России и за рубежом с несколькими важнейшими для меня вопросами.

– Как оценить семидесятилетнее сотрудничество иерархов нашей Церкви с государством воинствующих безбожников-коммунистов? Можно ли спасать Церковь ложью?

– С какого времени и почему наша Церковь стала официально именоваться Русской Православной Церковью? В «Своде законов Российской империи» и во всех документах Всероссийского Поместного Собора 1917-1918 годов мы встречаем термин «Православная Российская Церковь». Украинец, белорус, татарин, якут выходят из Святой Купели такими же украинцами, белорусами, татарами, якутами, не становясь русскими. Каждый из нас имеет равное право сказать: «Это моя Церковь».

– Допустимо ли причислять к лику святых Новомучеников и Исповедников российских до покаяния и без покаяния перед ними?

– Почему мы намеренно предали забвению все решения Всероссийского Поместного Собора 1917-1918 годов? Почему мы избираем Патриарха вопреки постановлению Собора? Почему Священный Синод формируется вопреки постановлению Собора? Почему епископы сегодня назначаются Синодом, а не избираются? Почему церковный народ полностью отстранен от избрания священника на свой приход? Почему мы именуем свою Церковь «Соборной», если Она строится по принципу «демократического централизма»?

Очевидцы Я никогда не дерзал говорить от лица Церкви. Все, что я писал и говорил, – только мое личное мнение. Еще до публикации копию каждой статьи я направлял правящему архиерею и в Священный Синод. Моей целью всегда был и остается диалог.

Эта книга – своеобразный дневник сельского священника на приходе: здесь собраны не только многолетние впечатления и размышления о приходской жизни, но и статьи, докладные записки, прошения, обращения к правящим архиереям. Понятно, что когда я писал эти тексты, трудно было предположить, что они будут опубликованы под одной обложкой.

Протоиерей Георгий Эдельштейн, «Записки сельского священника», М.: РГГУ, 2005.