Губернский дом 2016 год. № 3 (109)

Историко- краеведческий культурно- просветительский научно- популярный журнал № 3. – Кострома: Б/и, - 2016.

PDF-версия книги

Прошло сто лет...

Приступая к сравнению результатов социально-экономического развития Костромской губернии и Костромской области необходимо отметить, что данные далеко не обо всех сферах жизни в указанные в заглавии годы доступны нам. Именно наличием соответствующей информации и определяется внимание, уделенное в данной статье сравнению отдельных аспектов регионального развития.

Последовательность рассмотрения более приближена к структуре современных статистических материалов, поскольку в дореволюционных источниках достаточно мало внимания уделено населению и описанию условий его жизнедеятельности, а начинается все с земледелия, промыслов, налогов и прочих показателей, оттесняя базовые показатели социального развития на задний план.

Начать следует с постановки акцентов на отличиях в состояниях объекта анализа на указанные даты. Так в таблице 1 представлены данные о численности населения и площади Костромского региона в 1914 и 2014 годах.

Как можно видеть, объект анализа в течение века утратил значительную часть территории и еще более значительную часть населения. Это произошло в том числе за счет того, что вместо южных уездов (достаточно густо населенных, с развитой в начале прошлого века промышленностью и более благоприятными для ведения сельского хозяйства условиями) – Кинешемского, Юрьевецкого, Варнавинского и Ветлужского, в состав Костромской области сейчас входит ряд северо-восточных районов, природно-климатические условия в которых соответствуют параметрам северных регионов, получающих, в связи с не благоприятностью условий жизнедеятельности, дополнительную поддержку из бюджета Российской Федерации. Но необходимо отметить, что и в существующих сегодня границах 55 лет назад проживало в 1,4 раза больше жителей, чем сейчас. В первые 30 лет этого периода убыль была связана исключительно с миграционными потоками, а в последние 25 лет к ним присоединились и негативные тенденции в естественном движении населения.

В определенной степени крайне негативные тенденции, сложившиеся в демографической сфере в конце 1990-х – начале 2000-х годов, сегодня переломлены, но говорить об их полном преодолении преждевременно. В таблице 2 приведены основные демографические показатели за сравниваемые и два предшествующих им года, чтобы подтвердить устойчивость зафиксированных тенденций.

Позитивным моментом является более низкий уровень смертности в 2014 году по сравнению с 1914 годом, что во многом объясняется развитием здравоохранения, к показателям которого мы обратимся ниже. Зато уровень рождаемости упал в 3,6 раза, что и обуславливает отрицательный естественный прирост.

Это является результатом сразу нескольких процессов, наиболее заметными среди которых следует назвать: 1) переезд населения в города, где жилищные условия более стеснены, а женщины не имеют возможности работать дома; 2) изменение целевых и ценностных установок населения под воздействием средств массовой информации.

Целевые установки, в частности, касаются института брака, показатели в разрезе которого представлены в таблице 3.

Несмотря на относительное увеличение количества браков в веке нынешнем по сравнению с предыдущим, которое выглядит весьма незначительно, необходимо отметить полное отсутствие такого понятия, как «развод» в дореволюционной статистике. Сегодня же в среднем на каждые 10 браков приходится 6 разводов, а с учетом разводов показатель брачности падает до 0,65 %. Это говорит о большей «общественной» защищенности института семьи в прежние времена и о несоизмеримо большей ответственности при подборе партнера для ее создания.

Далее переходим к упомянутому выше здравоохранению (таблица 4)

Как видно из представленных материалов, уровень медицинского обслуживания населения существенно возрос в 2014 году по сравнению с 1914 годом. Если добавить к этому развитие медицинской науки, произошедшее в течение века, а также существенно лучшее обеспечение техническими средствами, необходимыми для лечения, то здравоохранение улучшилось не в разы, а на порядки. Следствием этого стало снижение уровня смертности. Также можно предположить и увеличение продолжительности жизни, но подтвердить этот вывод статистическими материалами невозможно по причине отсутствия соответствующих данных дореволюционной статистики.

Вместе с позитивными моментами необходимо отметить и негативные: и прежней, и современной медицине свойственно крайне неравномерное распределение амбулаторных мощностей и медперсонала между городами и сельской местностью, что в современности отчасти компенсируется развитием медицинского транспорта, позволяющего доставлять больных на значительные расстояния в достаточно краткие промежутки времени. Еще одной негативно тенденцией российской современности, усилившейся в последнее десятилетие, является сокращение обеспеченности населения регионов медицинским персоналом и местами для лечения вследствие приведения к «нормативам», не учитывающим пространственный фактор расселения.

При всей сложности сопоставления качественных параметров здравоохранения и образования (таблица 5), возникающей в результате развития техники и технологий, повышения квалификации персонала, оказывающего услуги, количественные параметры поддаются сравнению.

На основании представленных в таблице 5 данных можно сделать вывод об улучшении ситуации в сфере образования. Снижение обеспеченности учебными заведениями компенсируется повышением их наполняемости, качества получаемого воспитанниками образования, существенным увеличением продолжительности образовательного процесса. Современные негативные тенденции в образовании идентичны таковым в здравоохранении: сокращение количества учреждений общего среднего и начального профессионального образования, снижение обеспеченности педагогическим персоналом, особенно интенсивно протекающие в сельской местности, что делает небольшие населенные пункты менее пригодными для жизни современного человека. Переходя к сравнению результатов развития сельского хозяйства и промышленности необходимо подчеркнуть, что в дореволюционной России основная доля населения трудилась в аграрном секторе. Костромская губерния не была в этом смысле исключением. Для сравнения (при отсутствии точных данных за 1914 год), в начале XX века сельским хозяйством занималось более 90 % трудоспособного населения губернии, а в 2014 году – 10,7 % от численности занятых в экономике, при том, что «трудоспособный» возраст на селе наступал столетие назад существенно раньше, чем сейчас.

Помня об отличиях в территориях, пригодных для ведения сельского хозяйства, и в структуре занятости населения, проведем сравнительный анализ показателей деятельности аграрного сектора (таблица 6).

В результате отсутствия экономического смысла перевода в относительные показатели, поскольку изменились и численность, и структура занятости населения, и количественные и качественные параметры территории, информация об урожаях приведена в абсолютных значениях. При абсолютном сокращении посевных площадей в 5 раз, с учетом указанного выше снижения обеспеченности трудовыми ресурсами и многократного роста технической вооруженности сельского хозяйства, обеспеченности химическими веществами различной направленности действия, катастрофически сократились сборы ржи, существенно снизились показатели сбора овса и ячменя. Увеличение сборов картофеля объясняется ростом популярности клубней этого растения среди населения в результате сочетания достаточной питательности и продолжительных сроков хранения без жестких требований к условиям.

При столь существенном сокращении посевных площадей многократно выросла доля кормовых культур, что говорит о переходе сельского хозяйства от преимущественно растениеводства к преимущественно животноводству. Но, учитывая промышленный характер современного животноводства (возникающую экономию на объемах) и смещение приоритетов от коневодства к свиноводству, при сохранении птицеводства и разведения крупного рогатого скота, можно констатировать, что в современных условиях регион не может обеспечить собственные потребности в большинстве продуктов растениеводства, а из животноводческих направлений покрыть внутренние потребности может только птицеводство, и то не по всем видам продукции. В начале прошлого века объемы аграрной продукции, поставляемой в регион, в расчете на душу населения были несоизмеримо ниже. Современные методы хранения, консервации, транспортировки продуктов питания позволяют осуществлять поставки из регионов, для которых их выращивание является направлением специализации, сокращая при этом необходимость в собственной продукции.

Необходимо уточнить, что для проведения сопоставления из данных о промышленном развитии в 2014 году взяты только те, которые отражают ситуацию в подотраслях, указанных в разделе D (обрабатывающие производства) Общероссийского классификатора видов экономической деятельности, а это значит, что в сравнение не включены такие отрасли, как добыча полезных ископаемых, производство и распределение электроэнергии, газа и воды, строительство, транспорт, связь.

В результате индустриализации экономики, проведенной во второй четверти XX века, и ее продолжения в третьей четверти, произошел не только переток населения в города, но и перенос акцентов в развитии на промышленную составляющую. А дальнейшее развитие промышленности, выразившееся в автоматизации и снижении затрат труда на производство единицы продукции при увеличении объемов ее выпуска, и произошедшее в 1990-х годах разгосударствление экономики привели к многократному росту количества хозяйствующих субъектов при снижении количества занятых не только на каждом конкретном предприятии, но и в промышленности в целом. Часть трудоспособного населения перешла в сервисные виды деятельности (примерами которой являются упомянутые выше: строительство, транспорт, связь), другая часть освободившихся рабочих рук попала в непроизводственный сектор (например, торговля, различные виды персональных услуг), который в последние годы многократно вырос.

При том, что доли производственного персонала в общей численности населения в 1914 и 2014 годах вполне сопоставимы, в результате смещения отраслевых акцентов, повышения уровня фондовооруженности, развития технологий производства, и, что самое главное, наличие, вместо тотальной занятости в сельском хозяйстве остальной части населения, в значительной мере обеспечивавшей себя, огромной армии непроизводственных работников, которые живут за счет обслуживания деятельности промышленных предприятий и потребностей их сотрудников, ситуации в промышленности в указанные годы существенно отличаются.

Далее переходим к рассмотрению результатов деятельности наиболее развитых в начале XX века отраслей промышленности. Лидером в те годы являлась легкая промышленность, поскольку производство металлов из болотных руд, имевшее место на территории региона в более ранние периоды его развития, уступило под напором более качественной продукции, выпускаемой предприятиями Урала. В современной ситуации легкая промышленность не только утратила лидерство по таким показателям, как количество хозяйствующих субъектов, объем вырабатываемой продукции и обеспечение занятости, но и в последние 25 лет продолжает регрессировать. Это связано с утратой источников сырья: существенного сокращения площадей посадки технических культур на территории Костромской области и прекращения поставок хлопка из бывших азиатских республик Советского Союза, являвшихся наиболее значимыми поставщиками в период его существования.

Машиностроение, не игравшее для региона значительной роли в начале прошлого века, но искусственно развитое ко второй половине столетия, в результате отсутствия наиболее значимой для него сырьевой базы, в рыночных условиях также существенно сократилось. Сегодня перспективным видится построение промышленно-производственного комплекса, ориентированного на производство техники для отраслей, ускоренное развитие которых возможно с учетом эксплуатации местных ресурсов.

О перспективности развития лесопромышленного комплекса в Костромской области говорит не только вековая динамика его показателей, но и факты ускоренного (по сравнению с другими отраслями) восстановления в посткризисные периоды и превышения докризисных показателей, несмотря на воздействие негативных факторов внешней среды, загнавшее большинство прочих отраслей в зону отрицательных значений основных результатов деятельности. Деревообработка демонстрирует значительное улучшение показателей в вековом срезе (рост доли в производстве промышленной продукции региона в 7,6 раза, в обеспечении занятости в 4,6 раза, при условии сокращения численности населения в 2,8 раза), а, учитывая широкий спектр направлений развития производственной деятельности, имеющий место в современной промышленности Костромской области, результат 22,1 % от общего объема производства продукции в регионе, выводит отрасль в локомотивы регионального развития. Необходимо добавить, что единственной отраслью промышленности, на базе которой возможно создание производственного кластера (территориально-производственного комплекса в старой терминологии) [3], на территории Костромской области является именно лесопромышленный комплекс.

Проведенный анализ был бы не полон без определения роли региональной столицы в результатах промышленного развития, зафиксированных в регионе в 1914 и 2014 годах (таблица 8).

Рост численности населения городов, расположенных на территории Костромской области, согласно статистическим данным в рассматриваемый период (1914-2014 годы), в значительной мере обусловлен увеличением количества населения, проживающего в региональной столице – городе Кострома. Если в 1914 году в 17 городах проживало не более 8 % населения губернии, то в 2014 году только в г. Кострома проживало 42,2 % от общего числа жителей области (во всех 6 городах – 59,1 %). Подобное перераспределение населения не могло не сказаться на результатах промышленного развития и деловой активности в целом. Необходимо отметить, что в региональной столице существенно лучше, чем в других муниципалитетах, развит третичный сектор, а, следовательно, велика и занятость в нем. Но даже при этом условии в городе производится около 1/3 объема продукции, выпускаемой на территории области, а на расположенных в городе предприятиях работает более 1/3 сотруд ников от их общего числа на всех предприятиях региона, а также зарегистрировано более половины хозяйствующих субъектов.

Как можно видеть, в начале прошлого века ситуация существенно отличалась от текущей – значения всех указанных показателей находились в районе 10 % от общегубернских. Налицо узконаправленная урбанизация, концентрирующая население в региональной столице, способствующая сокращению количества жителей и, как следствие, дальнейшему снижению уровня их жизни, в малых городах и сельской местности, подготавливая тем самым отъезд наиболее активной части населения за пределы региона. Вслед за демографическими (иногда с весьма значительным временным лагом) изменяются и производственные показатели. Таким образом в ближайшем будущем, в случае отсутствия активных действий со стороны органов управления всех уровней, можно ожидать дальнейшей концентрации производственной деятельности в г. Кострома, при общей тенденции к снижению деловой и промышленной активности в регионе. Демографические тенденции будут аналогичны производственным.

Для преодоления столь сложной социально-экономической ситуации, складывающейся сегодня в Костромской области, видится необходимым разработать и в кратчайшие сроки внедрить изменения в следующих основных направлениях (выявлены в результате научных разработок, проведенных автором):

1) Совершенствование системы управления: сокращение количества государственных и муниципальных служащих при интенсификации их деятельности, на основе определения ее наиболее приоритетных направлений, и отказа от деятельности, не существенной для населения, организаций, действующих на территории региона, федеральных органов управления, а также оптимизация внутренней структуры органов региональной и муниципальной власти, их взаимодействий, как между собой, так и с органами других уровней системы управления.

2) Выравнивание межмуниципальной дифференциации путем перенаправления ресурсов и ускоренного развития, прежде всего социальной сферы, тех городских и сельских поселений, где наблюдается наиболее негативная динамика численности населения и, как следствие, деловой активности.

3) Развитие лесопромышленного комплекса Костромской области, в том числе путем создания новых или расширения деятельности существующих предприятий с государственным и муниципальным участием.

Это потребует в течение ближайших 10-15 лет концентрации ресурсов, прежде всего финансовых, на решении указанных задач, что приведет к функционированию в режиме «поддержания» неприоритетных сфер жизнедеятельности регионального социума и отдельных, наиболее развитых муниципалитетов. Представленные мероприятия, безусловно, требуют более подробной проработки, которую могут осуществить органы управления совместно с научными коллективами, созданными на базе высших учебных заведений региона.

В дальнейшем, при использовании финансовых ресурсов, полученных в виде налогов и отчислений от прибыли предприятий, входящих в лесопромышленный комплекс и его сервисное окружение, а также в результате построения ведомственной социальной и иной инфраструктуры, что послужит дополнительному межмуниципальному выравниванию, поскольку добычу и переработку лесных богатств можно корректировать в пространственном разрезе, появится возможность планировать и осуществлять развитие всех сторон жизнедеятельности каждого конкретного жителя, их групп и региона в целом.

1. Костромская область. Статистический ежегодник. В двух томах. Том 1.: Стат.сб./Костромастат. – К., 2015. – 148 с.

2. Костромская область. Статистический ежегодник. В двух томах. Том 2.: Стат.сб./Костромастат. – К., 2015. – 289 с.

3. Мамон Н.В., Орлов Е.В., Калинина Е.В. Определение потенциала и формирование региональных промышленных кластеров // Региональная экономика: теория и практика. – 2014. – No 16. – с. 7-20.

4. Обзор Костромской губернии за 1914 год. Приложение к всеподданнешему отчету Костромского губернатора. – Кострома: Губернская типография, 1915.

5. Статистический справочник по Костромской губернии на 1921 год. – Кострома: Государственное издательство, 1921.

Малый исторический город: Макарьев

Ольга НОВИКОВА, генеральный директор ООО «Костромская археологическая экспедиция», член РГО

Александр НОВИКОВ, заместитель генерального директора ООО «Костромская археологическая экспедиция», член РГО

Сергей ДОЛГОПОЛОВ, сотрудник ООО «Костромская археологическая экспедиция»

Каждый малый исторический город Костромского края располагает яркими и уникальными моментами в своём становлении и обладает богатым историческим прошлым. Несомненно, значительная часть этой важнейшей информации скрыта от нас, в прямом смысле, под землей. Учитывая консервативность застройки и зачастую благодаря этому хорошую сохранность культурных слоев малых исторических городов, археологические исследования – это один из важнейших путей, помогающих восстановить и реконструировать историю города, изучить и сохранить информацию о его материальной и духовной культуре.

Макарьев — один из наиболее интересных го­родов Костромской области, в котором чудесным образом сохранились регулярная планировочная структу­ра и историческая застройка, жемчужиной которой является великолепный монастырский комплекс 2-й пол. XVII в. Изучение монастыря – задача для отдельных самостоятельных монографий, авторы же ставят целью дать сжатый очерк истории развития и формирования города в сопоставлении с материалами археологических исследований, показать возможности и перспективы археологического изучения малого исторического города.

Го­род расположен в южной части области в не­скольких километрах выше впадения р. Унжи в Горьковское водохранилище Волги. Своим появлением он обязан Макарьево-Унженскому монастырю, основанному в 1439 г. мона­хом Макарием, настоятелем Желтоводской обители в Нижегородском крае. В 1439 г. этот монастырь был разорен отрядом казанских татар хана Улу-Магомета (Улу-Махмета), и монахи вынуждены были искать новое при­ станище. Согласно Житию Макария, место было найдено на высоком правом берегу р. Унжи, где Макарий поставил крест, небольшую хижину, а также вырыл колодец, вода в которой считалась целебной. В 1444 году Макарий скончался, тогда же над его могилой была построена дере­вянная Макарьевская церковь, а позже рядом появилась церковь Флора и Лавра. В 1596 г. царь Федор Иоаннович по­жаловал монастырь земельными владениями и послал сюда для руководства строитель­ством боярина Давида Хвостова, который воз­вел Троицкий собор, церковь Макария и шат­ровую колокольню. Известно, что дважды, в 1611 и 1619 гг., на богомолье сюда приходил царь Михаил Романов, который дал обители 20 жалован­ных грамот и «повелел монастырь из своих царских сокровищ пространным строением устроити и весь чин монастырский, якоже и в прочих обителех имети и между великими обителями сей монастырь учини наравне с Со­ловецким монастырем и такожде многие села и земли с тамо живущими христианы монас­тырю дарова».

Благодаря богатым вкладам, монастырь к середине XVII в. превратился в крупного земель­ного собственника: в 1652 г. ему принадле­жало 90 деревень с 399 дворами и две мель­ницы на р. Черный Лyx и Вотгати. Деревян­ные постройки обители неоднократно горе­ли (в частности, известно о разрушительных пожарах 1629 и 1668 гг.) и многократно во­ зобновлялись.

Во второй половине XVII в. в монастыре начинается активное каменное строительство: в 1664-1670 гг. в его цент­ре был сооружен крупный пятиглавый Тро­ицкий собор, в 1670-1674 гг. юго-западнее – церковь Макария, по размеру чуть уступав­шая собору и также завершенная пятиглавием, в 1677-1680 гг. – одноглавая церковь Бла­говещения с трапезной и шатровой колоколь­ней, расположившаяся восточнее Макарьевского храма, а в 1682-1685 гг. – еще одна од­ноглавая церковь Николая Чудотворца над главными восточными воротами. Последним был возведен протяженный двухэтажный корпус келий вдоль северной границы участ­ка. В 1732 г. севернее основных хра­мов появился ярусный Успенский храм с больничными палатами, а в 1754-1764 гг. вок­руг обители были возведены каменные стены с небольшими башнями.

В 1778 г. при образовании Костромского намес­тничества (с 1796 г. губернии) Макарьевский монастырь, подмонастырская слобода, село Коврово, окрестные деревни и починки были объединены в город, получивший название Макарьева на Унже (в отличие от одноимен­ного города на Волге). Он стал центром Унженской области (провинции), охватывавшей несколько уездов: Варнавинский, Ветлужский, Кологривский и собственно Макарьев­ский. В 1796 г. область как административная единица была ликвидирована, а Макарьев остался уездным городом.

Вплоть до XIX в. в Макарьеве сохранялась сложившаяся в течение XVI-XVIII вв. планировка, обусловленная существованием крупного мо­настыря, а также подчиненная топографическим особенностям местности и направлению основных дорог. Подмонастырская слобода располагалась к северу и северо-востоку от монастыря, по дну которого протекал Безы­мянный ручей. Вся застройка слободы была сосредоточена вдоль большой дороги в Кадый.

Первый регулярный план города был утвер­ жден в 1781 г. и предусматривал аналогичную Костроме веерно-радиальную форму, были учтены и топографические условия местности. Центром новой планировки стала Торговая площадь, от которой веерообразно расходились пять крупных улиц.

В середине XIX в. (по дан­ным 1857 г.) в Макарьеве проживало 3716 жителей, среди них дворян 174, купцов 291, мещан 2929 человек. Более 4/5 всех жителей принадлежало к торгово-промышленному со­словию, тем не менее, торговля и ремесленное производство были развиты довольно слабо. Торговля, главный предмет которой состав­ляли съестные припасы, а также москатель­ные и бакалейные товары, производилась в 64 лавках каменного гостиного двора и в 53 лавках деревянных торговых рядов (после­дние использовались приезжими торговцами во время трех ярмарок: Крещенской в янва­ре, Благовещенской в марте и Ильинской в июле). Кроме того, в городе находились три питейных дома и два трактира. Число ремес­ленников в Макарьеве достигало всего 138 человек. В городе работали одна табачная фабрика, два кожевенных, один свечной и один мыловаренный заводы.

В пореформенное время Макарьев стал одним из крупнейших в Поволжье рынков по его сбыту, что способствовало росту города. Лес сплавляли по Унже, которая в то время была судоходной. К 1874 г. население горо­да увеличилось до 5000 человек. В 1897 г. население города превысило 6000 жителей, а его территория продолжала рас­ширяться за старые исторические границы. Город продолжал развиваться как значитель­ный торговый центр.

В середине 1890-х гг. на главной площади города был заложен Тих­винский собор, известный также как собор Александра Невского. В послереволюционный период территория Макарьева продолжала расширяться, веернорадиальная структура при этом сохранялась.

Археологически Макарьев изучен слабо, исследования здесь долгое время носили эпизодический характер. В 1994 г. П.Г. Инягиным и Д.Г. Свечниковым впервые проведены археологические исследования культурного слоя г. Макарьева, выполнены работы по составлению археологической карты с выделением охранных зон. По результатам работ исследователями сделаны следующие выводы.

Древнейшая часть города располагалась в пределах «монастырского» холма, здесь выделена охранная зона No 1. Примерные этапы развития следующие. А).Славянское селище XIV-XV вв., здесь же – находки позднебулгарской керамики к. XIII- нач. XIV вв. С XIVв. – возникновение д. Макарово на базе селища. Б). Развитие деревни до и после возникновения монастыря. К 1779 г. – фактическое слияние всех деревень и починков, образование города. В). Развитие монастыря (с 1444 г.). Образование подмонастырской слободы. Наибольшее количество материала XV-XVII вв. – это период значительного подъема, роста монастыря. В XVIII в. фактически завершилось основное каменное строительство.

Вещевой материал раскопок – печные изразцы, отходы стеклопроизводства, кованая пряжка и др. позволяет думать, что монахи пользовались услугами близлежащих деревень и сёл (село Коврово).

Монета нач. XVII в., найденная на глубине (-180) в раскопе в слое коричневой супеси, привязывает материал среднего уровня залегания к строительным периодам (засыпка оврага строительным мусором) XVII- второй пол. XVIIIвв. и доказывает его принадлежность к «эпохе деревянного монастыря».

Вторая охранная зона включает в себя территорию бывшей д. Волково с древним культурным слоем периода зарождения города (до 1779 г.).

Третья охранная зона включает территорию бывшей д. Коврово с древним культурным слоем до возникновения монастыря и времени его бытования с XV в. К 1522 г. юго-восточная часть села являлась наиболее древней – основой зарождения и развития села.

Центр города, с момента укрепления могущества монастыря, зарождался постепенно, при поэтапном слиянии Подмонастырской слободы, части д. Макарово, д. Волково, с. Коврово. Кроме центральной «монастырской» части города, с конца XVII в. в культурный слой города, вероятно, можно отнести территорию бывших починков Харино-Заплёсье, Гаево (Гаев), Уколово (Уколов).

Интересно, что в ходе ограниченных исследований площадью всего 8 кв.м и сборов на месте вырытых под хозяйственные нужды траншей исследователям удалось выявить старинное монастырское кладбище, два сруба, датированных по вещевому инвентарю XVII в., а также собрать интересную коллекцию керамических изразцов, датируемых в пределах последней трети XVII – XVIII вв. и являющихся прекрасным образцом русского декоративноприкладного искусства.

С 2012 г. археологические работы в г. Макарьеве начали проводиться ООО «Костромская археологическая экспедиция». И хотя исследования носили, как правило, характер охранных работ, были получены интересные материалы, проливающие свет на древнюю историю города. В частности, в 2012 и 2016 годах проведены раскопки на территории исторического ядра города, сложившегося ко времени перепланировки на регулярной основе. В границах объекта археологического наследия «Участок культурного слоя посада Макарьево-Унженского монастыря», XV-XVIII вв. были заложены раскопы на улице Малая Советская (часть бывш. ул. Дворянской) – в 2012 г. 64 кв.м у дома No 14 и в 2016 г. 48 кв.м у дома No4. Также в 2012 году проведены разведочные работы при строительстве по адресу ул. Площадная, 2, входящему в комплексную охранную зону города.

Для всех исследованных участков характерна схожесть стратиграфической ситуации: сверху слой пестроцвета серо-коричнево-желтоватых оттенков с включением строительного и бытового мусора позднего времени, ниже – слой серой супеси, являющийся собственно культурным слоем, ниже – напластования серо-желтого пестроцвета (отсутствует в наиболее западном раскопе на Малой Советской, 14), представляющие из себя, по всей видимости, подзол и поддерновый слой древней дневной поверхности, подвергнутые воздействию при освоении территории, ниже – однородный жёлтый песок – материк.

Верхний горизонт сформирован в период активного строительства располагавшихся по указанным адресам зданий на рубеже XIX-XX веков и хозяйственных объектов в последующее время, включает он и отдельные предметы более раннего времени, попавшие в него с выбросами грунта из многочисленных ям.

Любопытно, что вещевой инвентарь в слое серой супеси заметно различается на разных объектах. Если керамика и монеты, датируемые в пределах XVIII-XIX веков, содержатся на всех трех участках, то на Малой Советской, 4 полностью отсутствуют формы венчиков сосудов, бытование которых датируется второй половиной XVII – первой половиной XVIII вв. Наиболее ранняя монета здесь принадлежит к екатерининскому времени, формы посуды датируется временем не ранее XVIII века. Таким образом можно констатировать, что между участками посада к востоку и западу от центральной в планировке екатерининского времени площади Революции (бывш. Торговая) вплоть до середины XVIII наличествовал неосвоенный участок. Судя по всему, северная часть посада Макарьевского монастыря, сложившегося к концу XVIII века, начинает осваиваться не ранее второй половины XVII века, характерно, что в это же время идет активное каменное строительство самого монастыря. По всей видимости, разрастание посада связано с возросшей необходимостью в рабочих руках и притоком рабочей силы со стороны. Определенным свидетельством периферийности участка во второй половине XVII-XVIII вв. можно считать единичное количество выявленных объектов (хозяйственных и столбовых ям), для которых возможна датировка этим периодом, в раскопе на Малой Советской, 14 и полное их отсутствие в раскопе на Малой Советской, 4. В то же время, после перепланировки города на регулярной основе и размещения здесь вновь образованного городского центра на рубеже XVIII-XIX вв., количество объектов (хозяйственных и столбовых ям) XIX-XX вв. представлено десятками на каждом из раскопов.

Рассматривая вещевой материал, следует отметить, что наиболее массовая категория находок – фрагменты керамической посуды столового, кухонного и тарного назначения, представленная следующими группами: 1. Сероглиняная гладкая керамика. Поверхность ровная, хорошо заглажена. Тесто хорошо промешано, без грубых примесей (в большинстве случаев примесь песка фиксируется визуально), обжиг качественный; черепок плотный, звонкий. Изнутри, снаружи и в изломе фрагменты ровного, серого, черного или коричневатого цвета. Поверхность сосудов часто покрыта нагаром. 2. Красноглиняная гладкая керамика. Поверхность ровная, хорошо заглажена. Тесто хорошо промешано, без грубых примесей, обжиг качественный; черепок плотный, звонкий. Изнутри, снаружи и в изломе фрагменты ровного, кирпично-красного или коричневатого цвета. 3. Красноглиняная глазурованная посуда. Тесто без грубых примесей. Обжиг изделий качественный. Полива глухая, с типичной для русских изделий цветовой гаммой кирпично-красного, коричневого, желтого или зеленого цвета.

Наиболее распространенная форма сосудов – горшковидная. Преобладает красноглинянная посуда. Характерной чертой является отсутствие в материалах всех объектов на территории посада групп чернолощеной посуды, являющейся типичной для Костромы и вообще для русских памятников XVI – XIX вв.

Свидетельством определенной самобытности керамического производства являются сосуды с сильно раздутым туловом, массивной, с уплощениями, отогнутой шейкой, а также с двойным валиком. Аналогичные сосуды встречены в процессе археологической разведки в 2011 г. на селище Унжа I (21 км от Макарьева выше по течению реки Унжа), материал с которого был датирован XI-XVII вв. В Костроме полные аналоги таким сосудам нами не встречены. Можно предположить, что нивелировка местных особенностей в XIX в. связана с включением Макарьева с систему общероссийской торговли посредством проводимых здесь крупных ярмарок.

В культурных отложениях, начиная с XIXвека, часто встречается фарфоровая и фаян-совая посуда, составляющая более 10% всейпосуды из культурного слоя (без учета позд-него балласта). На посуде встречены клеймаряда известных фабрик Московской, Нижего-родской губерний, отчасти демонстрирующиегеографию привозной посуды в Макарьеве вовторой половине XIX – рубеже XIX-XX веков.Интересны и фрагменты фаянсовой помадной баночки XVIII века, найденные на ул. Площадной, 2.

Ценным датирующим материалом являются монеты. В раскопе на ул. Малая Советская,4 несколько монет в широком хронологиче-ском диапазоне XIX-XX вв. встречены в верх-нем горизонте. Интерес представляет находкамонеты, по весу и размерам сопоставимой сдвухкопеечными монетами Екатерины II, най-денная во 2 пласте при разборке культурногослоя, подтверждающая датировку освоенияучастка во второй половине XVIII века. Здесьже, в верхнем горизонте, обнаружена конскаяподкова в форме трехчетвертного овала с ши-пами на концах и желобком, с отверстиями длякрепления, соотносимая с московскими подко-вами второго типа (по типологии О.В. Двуреченского), распространенными в XVI-XIX вв.

Многие находки из железа в массе своей имеют либо очень позднее происхождение, либо (например, кованые гвозди) слишком ши-рокий период бытования, и обладают невысо-кой информативностью. Тем не менее, приме-чательны найденные в раскопе на ул. МалаяСоветская, 14 два кованых светца с тремя ичетырьмя держателями, при этом последнийбыл найден в яме с материалами XIX-XX вв.

В силу объективных причин археологические исследования в Макарьеве носят достаточно эпизодический характер и, как было отмечено выше, являются охранноспасательными, т.е. проводятся на участках будущего строительства. Однако даже на основе небольших рекогносцировочных работ 1994 года были получены сведения об исторической топографии на территории монастыря, интереснейший набор изразцов, чье происхождение все ещё нуждается в определении. Любопытен вывод П.Г. Инягина и Д.Г. Свечникова о наличии в XIII-XV веках селища на месте будущего монастыря – предтечи села Макарово, и наличии здесь фрагментов позднебулгарской керамики. В рамках охранных работ 2012-2016 гг. удалось получить первые (хоть и отрывочные) сведения о формирования посадских территорий Макарьева, их структуре, развитии, начиная с XVII в. и заканчивая регулярной застройкой в XIX в. Получены материалы, характеризующие материальную культуру населения города в Новое время, сведения о характере стратиграфических напластований на значительной части культурного слоя посада. Проведенные работы свидетельствуют о высокой перспективности археологических работ на территории как непосредственно монастыря, так и подмонастырской слободы, сложившейся в результате слияния ряда населенных пунктов, упоминающихся в письменных источниках ещё в XVI в. Несомненно, необходимо продолжение археологических исследований для определения точной исторической топографии, времени формирования населенных пунктов, на основе слияния которых возникает собственно город, характеристики различных аспектов духовной и материальной культуры, сбора материалов для получения данных естественнонаучными методами.

Карты и планы Костромской губернии XVIII – XX вв.

Илья НАГРАДОВ, к.и.н, заместитель генерального директора Костромского музея-заповедника, член РГО

Самые ранние сведения о границах костромского края относятся к XIII в., когда ы летописях упоминаются Галическое и Костромское княжества. После присоединения этих территорий в XIV—XV вв. к Московскому княжеству они отдавались в удел младшим детям московских великих князей. Удельные княжества в XVI веке превратились в Костромской и Галичский уезды, в XVIII веке – в провинции.

В 1708 г. Петр I разделил Россию на 8 губерний. В соответствии с этим делением город Кострома с уездом и пригородом Лухом вошел в состав Московской губернии; города Галич, Солигалич, Чухлома, Унжа и посады Парфеньев, Судай, Кологрив и Кинешма — в состав Архангелогородской губернии, город Юрьевец — Казанской губернии.

В 1719 г. административно-территориальное деление России вновь изменилось. Число губерний увеличилось до 11, их разделили на провинции. В границах будущей Костромской губернии образовались Костромская провинция Московской губернии с городами Кострома, Буй, Судиславль, Кадый и Любим и Галичская провинция Архангелогородской губернии с городами Галич, Солигалич, Чухлома, Унжа и посадами Парфеньев, Судай и Кологрив. Из Архангелогородской губернии в Ярославскую провинцию вновь созданной Санкт-Петербургской губернии отошла Кинешма. Лух отошел к Суздальской провинции Московской губернии, а Юрьевец остался в Казанской губернии, откуда в 1744 г. перешел в Нижегородскую губернию.

Карты костромского края этого периода до нас не дошли. Есть информация о планах отдельных территорий XVII в. в собрании Российского государственного архива древних актов, поиском которых сейчас заняты члены Костромского областного отделения Русского географического общества.

Первые из имеющихся в собрании Костромского музея-заповедника планов относятся к последней четверти XVIII в. когда в 1778 г. было создано Костромское наместничество. В него вошли и некогда самостоятельные галичские земли.

Это в первую очередь «План губернскому городу Костроме», с пометкой1 «На подлинномъ написано собственною // ЕЯ ИМПЕРАТОРСКАГО ВЕЛИЧЕСТВА рукою: // Быть посему // Марта 6 дня 1781 года // въ С. ПетербургѢ».

Кострома стала столицей наместничества и получила новую планировку. План интересен тем, что регулярная планировка нанесена поверх контуров улиц старой Костромы. Легенда плана гласит:

«Изъясненiе // Состоящее нынѢ строенiе: каменное покрыто темно карминомъ, // деревянное в пунктирныхъ линiяхъ, подъ знакомъ + Церкви. А Соборная // церковь. В Земляной валъ. С Сухой ровъ, которой полагается засыпать. // D Богоявленской Мужеской Монастырь. Е Казенныя строенiя. // Вновь прожектировано: // Кварталы, покрытые свѢтло карминомъ подъ каменные, а желтою // краскою подъ деревянные казенные, публичные и обывательскiе дома, // и прочiя строенiя. 1. Для присудственныхъ местъ, гостиннаго двора // и прочего казенного строенiя. 2. Валъ и ровъ къ ограниченiю города.»

В 1796 г. императором Павлом I в границах наместничества была учреждена Костромская губерния, в состав которой вошли 12 уездов: Буйский, Варнавинский, Ветлужский, Галичский, Кинешемский, Кологривский, Костромской, Макарьевский, Нерехтский, Солигаличский, Чухломской и Юрьевецкий. Количество уездов осталось неизменным до 1918 г.

По данным Первой всеобщей переписи населения Российской империи 1897 г. на территории Костромской губернии, которая составляла 73,8 млн. кв. вёрст, проживал 1 миллион 387 тысяч человек. 93,2 % населения проживало в сельской местности, 6,8 % в городах. Население Костромы в 1897 г. составляло 41,3 тыс. человек.

На нескольких картах из собрания Костромского музея-заповедника, которые можно датировать началом XX века, схематически изображены Буйский, Варнавинский, Ветлужский, Галичский, Кологривский, Макарьевский, Солигаличский и Чухломской уезды; отмечены волости и местоположения волостных правлений. Наибольший интерес среди них представляет «Карта Кинешемскиого уезда Костромской губернии. Дороги и телефоны». На карте цветом выделены территории волостей, телефонные линии с центральными, узловыми и переговорными станциями; дороги, в том числе с каменной мостовой, линия Северной железной дороги, проходящая через уезд, и линия правительственной связи вдоль неё.

В 1918 – 1922 гг. территория губернии подверглась значительному сокращению. По постановлению III съезда Советов в 1918 г. была образована Иваново-Вознесенская губерния, в которую от Костромской губернии отошли Кинешемский и Юрьевецкий уезды, а также некоторые волости Нерехтского уезда. Постановлением Президиума ВЦИК от 5 июля 1922 г. Варнавинский и Ветлужский уезды Костромской губернии были переданы в состав Нижегородской губернии.

В итоге в течение 8 лет Костромская губерния существовала в сильно урезанном виде. Это состояние зафиксировано на картах 1920-х гг. Например, «Карта торгово-промышленных районов Костромской губернии и грузонапряженности гужевых дорог», дает представление об основных путях движения товаров и объемах грузоперевозок. На карте цветом и римским цифрами обозначены промышленные районы губернии, не носившие официального административного статуса, а имеющие только экономическое значение. Интересна «Карта промысловых районов. По данным 1912 года». Карта составлена в 1920-е гг., но дореволюционное экономическое деление уездов на отходнические, кустарные, фабричные и смешанные сохраняло свою актуальность.

В 1929 г. Костромская губерния вошла в состав Ивановской промышленной области – гигантского административно-территориального образования, включившего в себя несколько губерний. Сложности с управлением огромной территории, возникшие вскоре, заставили советское правительство пересмотреть границы. С 1936 г. западные районы костромского края вошли в состав вновь созданной Ярославской области. Остальные районы до 1944 г. оставались в составе Ивановской области.

Указом Президиума Верховного Совета СССР 13 августа 1944 г. была образована Костромская область. В состав области включены: г. Кострома, Антроповский, Буйский, Галичский, Костромской, Красносельский, Нейский, Нерехтский, Ореховский, Палкинский, Парфеньевекий, Солигаличский, Судиславский, Сусанинский, Чухломской районы, Пустынский, Сандогорский и Фоминский сельсоветы Любимского района Ярославской области, Кадыйский, Макарьевский и Семеновский районы Ивановской области, Ивановский, Кологривский, Мантуровский, Межевской, Пыщугский и Шарьинский районы Горьковской области, Вохомский и Павинский районы Вологодской области. Указом Президиума Верховного Совета РСФСР от 15 января 1945 г. в Костромской области были созданы еще несколько районов: Боговаровский (выделился из Вохомского района), Игодовский (выделился из Галичского района), Поназыревский (выделился из Шарьинского района).

В 1957 – 1959 гг. Игодовский, Ивановский и Ореховский районы были ликвидированы. В 1966 г. Палкинский район был переименован в Антроповский.

По данным послевоенной статистики территория области составляла 58,8 тыс. кв. км. Общая численность населения в 1945 г. достигала 864,6 тыс. человек. Население Костромы в 1937 г. составляло 117,6 тыс. человек. В составе области было 28 районов, 313 сельских советов, 11 городов и множество рабочих поселков. Городское население составляло 35% от общей численности жителей.

На этом формирование внешних и внутренних границ области было завершено.

Сегодня территория Костромской области составляет 60,2 тыс. кв. км. На 1 января 2016 г. численность населения снизилась до 651,5 тыс. человек. В составе области 24 муниципальных округа и 6 городских округов, 12 городских поселений и более 250 сельских поселений. Городское население составляет 70,1 % от общего числа жителей (465,8 тыс. чел.), сельское – 29,9 % (185,5 тыс. чел.). Население Костромы в 2015 г. достигло 274 тыс. человек.

Примечание

1. Здесь и далее орфография подписей сохранена. Названия карт приведены в современном написании.

Костромские карты разных лет

Эпиграфические данные 13-14 вв. в Костромском Поволжье

Алексей ГИППИУС, доктор филологических наук, член-корреспондент РАН

Сергей КАБАТОВ, кандидат исторических наук, доцент КГУ, член РГО

Елена КАБАТОВА, инженер лаборатории археолого-этнологических исследований КГУ

Костромское Поволжье начинает осваиваться человеком с эпохи мезолита. Ориентировочно с эпохи раннего железного века эта территория вовлекается в процесс формирования одного из народов группы финно-угорской этноязыковой семьи – мери, с XI в. в эти земли начинает проникать славянское население. Итогом этого проникновения является культура так называемых «костромских курганов». С XIII в. в земли Костромского Поволжья перемещается существенная группа населения из южно-русских регионов. Подобная ситуация в этническом плане приводит к тому, что титульное население Костромского Поволжья растворяется в численно превосходящем его пришлом населении и Костромская земля начинает активно вовлекаться в процесс становления Московской Руси. Тем не менее, единичные письменные источники о Костромской земле мы можем относить к периоду вряд ли ранее XVI в. В 2015 г. была выявлена находка из камня, позволяющая констатировать довольно интересные аспекты качественного содержании данного региона.

В Костромское Поволжье с XI в. начинает разрозненно проникать славянское население [3, с. 317)], бежавшее, по всей видимости, в «ничейные»1 земли; итогом этого проникновения является становление культуры так называемых «костромских курганов» [5-6]. Однако, в количественном плане, новое население в Костромском крае малочисленно [3, с. 17-20]. Ситуация резко меняется с XIII в., когда в земли так называемого «заволжья» под воздействием разорительных походов монголо-татарских орд хлынули с целью спасения беженцы. Подобная ситуация в этническом плане приводит к тому, что титульное население Костромского Поволжья растворяется в численно превосходящем его пришлом населении, и к XVII в. население данного региона принято относить к собственно русскому [4, с. 38]. Примерно с этого же времени Костромская земля начинает активно вовлекаться в процесс становления Московской Руси, о чем свидетельствует московская берестяная грамота XIV в.2 Другие единичные письменные источники о Костромской земле мы можем относить к периоду вряд ли ранее XVI в. Костромская находка из камня, выявленная на селище Вёжи в 2015 г. (работы проведены при финансовой поддержке ВОО РГО) позволяет констатировать факт наличия в исследуемом регионе не только грамотности в среде сельского населения, но и торговых отношений с соседними регионами на внутригосударственном уровне и, как следствие, определенном социально-экономическом и политическом положении Костромского края в Московской Руси.

Резьба по камню была известна на Руси с древнейших времен. Наиболее широкого распространения и блестящего расцвета она достигает в декоре зданий, высекавшемся чаще всего из белого известняка, шифера и мрамора. Резьба по камню в мелких предметах применялась довольно ограниченно. Из камня – шифера, сланца, известняка – выполнялись резные иконки, кресты, литейные формы для металлического литья, пряслица, рыболовные грузила, шахматы. Нагрудные каменные иконки ХI – ХIV веков, в отличие от мелкой пластики в металле, вырезались самими мастерами. Подобным примером может выступать серия шиферных нательных крестов, распространенных на Руси XIII в.

В 2015 г. на основании Открытого листа No521 от 03 июня 2015 г. на острове Вёжи проводились археологические раскопки в территориальных рамках раскопа II [7]. Параллельно с земляными работами обследована береговая линия острова, в результате чего была выявлена серия подъемного материала, где зафиксирована одна очень интересная находка (No344). Находка была обнаружена на открытом от воды участке земли к ЮЗ от ЮЗ угла раскопа II, на ЮЗ участке береговой линии острова.

Это подпрямоугольный камень либо из черного сланца3, либо из черного нефрита или близкого по химическому со­ставу минерала. Изделие имеет относительно правильную геометрическую форму (ширина 43 мм., высота 44 мм., толщина 12 мм.) с небольшим сколом4 в нижнем левом и верхнем левом углу лицевой стороны. На лицевой стороне нацарапан текст, который убирается в 5 рядов. На всех боковых гранях камня фиксируются перпендикулярно к длине процарапанные линии глубиной 0,5-1 мм. На верхней гране таких линий 7 (2 мм. от левого края – 2, через 8 мм. – 3 и через 1,5 мм. – 2), на нижней – 8 (3 мм. от левого края – 3, через 1,2 мм. – 3, через 10 мм. – 2), на левой – 9 (3 мм. от нижнего края – 3, через 19 мм. – 6), на правой – 5 (26 мм. от нижнего края – 5). Обратная сторона не имеет каких-либо следов кроме следов отделки и шлифования. В 2015 г. Алексей Алексеевич Гиппиус провел анализ текста вёжской находки и прочитал ее следующим образом:

а се п

щка μ

фонас

[а] кто по[к]

[р]а тъ д

Текст с конъектурой и восстановлением недописанных фрагментов:

А се п(ло)щка Офонас<ьева>, а кто покра, тъ д<а будеть прокртъ>. Перевод: «Это плашка Афанасия. А кто украл, тот пусть будет проклят».

Реконструируемое в надписи слово площка (раннедр.-рус. площька) – производное от плоскыи [14, с. 287] – фиксируется словарями лишь как обозначение плоского сосуда, плошки [13, с. 110]. Однако внутренняя форма делает его потенциально применимым к любому плоскому предмету. Можно думать, что площка выступает в данном случае в значении современного плашка – «пластина, плоский кусок чего-либо». Последнее производно от плаха, связанного чередованием гласных с плохыи, в свою очередь связанного с плоскыи [14, с. 275].

Реконструкция Mфонас<ьева>, предполагающая, что слово осталось недописанным, исходит из того, что значение принадлежности последовательно выражалось в древнерусском языке притяжательным прилагательным – форма род. падежа была бы для этого времени редчайшим исключением. Имя Афанасий могло, конечно, выступать в надписи и в виде одной из его сокращенных форм (Офоносъ, Офанасъ и др.)

Отметим имеющие датирующие значения палеографические, орфографические и лингвистические особенности надписи, опираясь в первую очередь на данные берестяных грамот и методику их внестратиграфического датирования, разработанную А.А. Зализняком [10].

Хронологически показательны следующие черты:

1) форма буквы μ с узким верхом (в берестяных грамотах – после 1200, преимущественно – после 1280);

2) употребление буквы ф (после 1300);

3) передача начального о- через μ (систематически – с середины XIII в.);

4) утрата слабых редуцированных в площ(ь) ка и к(ъ)то (систематически – с середины XII в.).

Буква р в начале 5-й строки имеет зеркальное начертание, совершенно такое же, как в берестяной грамоте No 99 середины XIV в.

Совокупность этих черт, на фоне уставного характера письма в целом, делает наиболее вероятной датировку надписи XIV в.

Содержательно и структурно надпись сходствует с тремя владельческими граффити на бытовых предметах, содержащими проклятие тому, кто украдет или повредит (?) предмет. Это 1) надпись на ноже XI-XII вв. из Дрогичина: Ежьковъ ножь. А иже ѫкрадеть проклѧтъ буд... [11, с. 138; 10, с. 317], 2) берестяная грамота No 957 нач. XII в., представляющая собой надпись на донце или крышке берестяного лукошка: Воибоудино лоукъньчо. Иже е уклъдеть5, да проклѧтъ боуде{оу}ть. А Шьвъко ψcлъ [10, с. 60-62], и 3) надпись на горшке из Ростиславля (летописного города в Рязанской земле), датируемом первой половиной XIII в.:.. (д)алъ гороноць Юрию, а кт(о) возмь, а да i6... [7, с. 164-174]. В то же время связка А се.... А кто... сближает ее с таким известным памятником древнерусской эпиграфики, как надпись на чаре князя Владимира Давыдовича: А се чара кнѧ Володимирова Давыдов-ча. Кто из нее пь<еть>, тому на здоровье, а хвалѧ Бога своего ѡсподарѧ великого кня<зя> [8, с. 26]. Традиционная датировка этого памятника первой половиной XII в. была недавно пересмотрена А.А. Туриловым, убедительного показавшим на основе палеографического и лингвистического анализа надписи, а также стилистического анализа декора чары, что она была создана никак не ранее второй половины XIII века, а скорее всего в первой половине XIV в. [13]. Поскольку наша надпись бесспорно относится к позднедревнерусскому времени, общность синтаксического оформления двух текстов, отличного от демонстрируемого надписями XI-XII вв., оказывается дополнительным аргументом в пользу датировки А.А. Турилова. В языковом отношении особенно показательна замена относительного иже на кто, ярко отражающая эволюцию данной конструкции в живой восточнославянской речи. Заметим, что надпись на горшке из рязанского Ростиславля ведет себя в этом отношении уже как позднедревнерусский текст.

Особый интерес представляет употребление в надписи формы аориста покра. В тексте XIV в. это явно книжная черта, что не удивительно, учитывая вероятное присутствие в надписи церковнославянской формулы да будетъ проклятъ. Сравните также обусловленные установкой на книжность формы аориста в берестяной грамоте No 46 (1 пол. XIV в.), представляющей собой школьную шутку: Невежа писа, недума каза, а хто се цита, ... (текст записан в два ряда и читается по вертикали; окончание, содержавшее ругательство, оборвано). Два текста объединяет и прагматика форм прошедшего времени, ориентированных на момент прочтения, а не на момент написания текста. Угроза, призванная предотвратить кражу предмета, сформулирована как адресованная лицу, уже эту кражу совершившему. В этом смысле наша надпись выступает отдаленным, но вполне реальным предшественником известного анекдотического экслибриса «Украдено из библиотеки NN» и подобных ему владельческих надписей «превентивного» характера.

Определить достоверно функциональную принадлежность нашей находки пока затруднительно. Из подобного материала на селище Вёжи известны оселки для заточки и правки режущих граней ножей, возможно топоров, кос (?). Однако, все они имеют длину не менее 8-10 см. и более – то есть длину, необходимую для безопасной работы с острой режущей частью затачиваемого предмета. В случае с нашей находкой подобная процедура невозможна в силу большого риска нанести себе травму. Предположение о том, что данный предмет может являться заготовкой некой индивидуальной иконки или предмета (амулет – ?) личного характера в данном случае имеет место быть и, на наш взгляд, является более всего состоятельным.

Вполне возможно, что это предмет, на котором фиксировались либо результаты определенной торговой сделки, либо наличие купленного или проданного товара; а грани плашки, где фиксируются хорошо читаемые насечки, возможно обозначают единицы, десятки, сотни, тысячи. Предмет с фиксированной информацией могли носить с собой, либо его помещали вместе с товаром, и здесь она выполняла роль определенной накладной или описи товара. В этом случае понятна причина и мотивация проклятия тому, кто ее «покрадет». Интересен, на наш взгляд, еще один момент. На лицевой стороне, где прочерчен текст, слабо фиксируются прочерченные крест-накрест линии в виде литеры «Х», которые как бы перечеркивают указанную надпись. Это мог сделать сам хозяин плашки, когда информация о результатах сделки или о товаре была уже не актуальна, либо это сделал человек, который выкрал ее, а возможно и вместе с товаром, и перечеркиванием текста он как бы аннулировал проклятия Афанасия, делая ее и возможный товар обезличенным, ничейным.

Подобный памятник эпиграфики в Костромском Поволжье для периода конца XIII – начала XIV вв. на сегодняшний день не имеет аналогий. Качественное содержание предмета, текста и материала из которого изготовлено изделие позволяет констатировать факт того, что Костромская земля в обозначенный период не являлась территорией, находящейся за границей ойкумены и даже не самой ойкуменой, а была уже довольно известной в Московской Руси территорией, включенной в ее активно растущие сферы интересов и игравшей определенную роль в молодом растущем государстве.

Примечания

1. Термин «ничейные земли» предполагает земли, не входящие в состав Киевской и, позже, Московской Руси, то есть земли, на которые не распространяется государственная и церковная система налогов.

2. Осенью 2015 г. Институтом археологии РАН в Москве при раскопках территории Кремля была выявлена берестяная грамота с упоминанием Костромы. Это частное письмо, написанное книжным почерком XIV века на специально подготовленной полосе бересты. В грамоте идет речь о неудачной поездке «на Кострому» человека, имя которого остается неизвестным. О деталях поездки автор отчитывается, называя адресата «господине». В письме сообщается, что поехавших задержал некто, имевший на это право, и взял с них 36 бел (бела – денежная единица на Руси, сменившая ногату, – обе сравнительно небольшого номинала).

3. Сланцы представляют собой горную породу с характерным практически параллельным расположением пластинчатых минералов с уникальным свойством раскалываться на тонкие пластины. Камень сланец вулканического происхождения имеет большой спектр цветов. В природе он встречается желтого, красного, коричневого, серого, бордового, черного, зеленого и промежуточных оттенков. Можно встретить камень черного цвета, добываемый на Урале. Характерен графитовый оттенок. Благодаря наличию слюды, отдельные сланцы могут иметь характерный блеск на солнце. За счет многослойной структуры камни обладают высокой прочностью; их физико-механические свойства следующие: твердость колеблется от 2 до 6 баллов, а уровень водопоглащения 0,01-3%. Уникальная и красивая фактура сланца делает его излюбленным материалом для дизайнеров, даже несмотря на бедную, по сравнению с искусственными материалами, цветовую палитру. Изделия из розового шифера производились только в одном месте древней Руси – на Волыни, в районе Овруча, где находится единственное месторождение розового шифера. Мастерские, производившие такие пряслица, открыты раскопками в б. Овручеком уезде и в Киеве. Отсюда эти пряслица распространялись по всей древней Руси в домонгольский период. После монгольского нашествия производство шиферных пряслиц прекратилось.

4. След неудавшегося сверления отверстия – ?

5. А.А. Зализняк трактует это слово как 3 л. ед. ч. презенса реконструируемого глагола уколости, родственного словам колдовать, колдун, и предполагает значение «заколдует» или более общее значение «повредит, наведет порчу».

6. Публикаторы предположительно восстанавливают: да i(сохнеть)...

Литература

1. Археология Костромского края (под редакцией А. Е. Леонтьева). –Кострома, 1997. 276 с.

2. Кабатов С.А. Этнокультурная история сельского населения Костромского края (до золотоордынского времени) // Вестник Костромского государственного университета имени Н.А. Некрасова / Научно-методический журнал, No1. –2012 к. Том 18. С. 317-320.