Г. и В. Лукомские. Исторический очерк Костромы

КОСТРОМА

Первые упоминания

Кострома принадлежит к числу тех русских городов, история которых тесно связана с судьбами всей России, а памятники древностей повествуют своими красивыми образами о дорогом для русского сердца прошлом. И в этом смысле Кострома, одно из древнейших на Руси поселений, даже более многих других скопила в себе ценного для воспоминаний. Даже в имени Костромы, над разгадкой которого задумчиво останавливается ученый исследователь, кроется очарование седой старины. Быть может, от имени языческого у славян божества весны – Костромы – воспринял и город это поэтическое название.

Среди праздников и обрядов, в которых выразилась мысль о замирающих силах природы, был  совершавшийся в летнее время обряд, известный в народе под названием похорон Костромы. По всему вероятно, обряд этот принадлежал в старину к купальским игрищам и совершался он таким образом:  девушки выбирали из своей среды одну, которая должна была представлять Кострому, к ней подходили с поклонами, затем клали её на доску и с пением несли к реке; там начинали её купать, причем старшая из участвовавших в обряде сгибала из лубка лукошко и била в него, как в барабан; после этого возвращались в деревню и заканчивали день в хороводах и играх. Иногда Кострому представляла кукла, которую мастерили из соломы, наряжали в женское платье и убирали цветами, клали в корыто и с пением относили на берег реки или озера; собравшаяся здесь толпа разделялась на две половины: одна защищала куклу, а другая нападала и старалась овладеть ею. Борьба заканчивалась торжеством нападающих, которые схватывали куклу, срывали с неё платье и украшения, а солому топтали ногами и бросали в воду, между тем как побежденные предавались горю, закрывали лицо руками и как бы оплакивали смерть Костромы. Можно думать, что кукла эта приготовлялась не только из соломы, но также из прутьев и трав, и что именно поэтому она и получила название Костромы, означающей в областных говорах эти понятия.

Первое летописное упоминание о Костроме относится к 1213 году, и с этого времени начинается уже вполне достоверная её история. Однако нет сомнений, что начало Костромы, как поселения, положено было гораздо раньше упоминания её летописью (по указанию местных историков даже в половине IX в.). Первоначально расположена была Кострома на правом берегу Волги, что могло быть вызвано условиями местности, так как правый берег более гористый, нежели левый, и менее, следовательно, подвержен затоплению водою во время разлива Волги. Упоминание Костромы летописью относится ко времени междоусобной борьбы сыновей великого князя Всеволода III «Большое гнездо».

Когда Константин Ростовский стал замышлять против Юрия и братьев из-за великого княжения, Юрий Всеволодович вместе с Ярославом, Святославом, Иоанном и Давыдом Муромским пошел на Константина к Ростову. Константин же,  услышав о походе сильной рати против него, «послал полк свой на Кострому». Кострома была выжжена вся по свидетельству летописца, а жители взяты в плен. Таким образом, Константин хотел очистить себе свободный путь для вторжения во Владимирско-Суздальскую волость и идти к Владимиру. Как известно, усобица закончилась поражением Юрия, и Константин сел на великое княжение.

Вскоре наступило для Руси тяжелое время – нашествие Батыя с татарскими полчищами; вероятно, новому разгрому подверглась и Кострома, не успевшая ещё отстроиться после пожара 1213 года. Возрождение Костромы началось, когда на великокняжеском столе сел Ярослав Всеволодович. Все старшие сыновья Ярослава уже получили уделы, и для родившегося у него сына Василия нужен был новый удел. И вот Ярослав Всеволодович устраивает город Кострому, как несколько раньше устроил он Тверь для сына своего Ярослава. Кострома после погрома Батыя второй раз была в развалинах. Ярослав Всеволодович выбрал для Костромы место, более удобное для речных связей с другими городами и более безопасное от частых набегов татар – на левом берегу Волги при впадении в неё реки Костромы. Здесь великий князь отстроил город, поставил церковь соборную во имя Феодора Стратилата (имя которого ему было дано при крещении) и назначил сюда князем младшего сына своего «мизиннаго» Василия (род. 1241 г.), который первым из князей начинает именоваться Костромским.

Так возникло в половине XIII века самостоятельное костромское княжество, и образование его освящено было явлением юному Василию Ярославовичу чудотворной иконы Божией Матери.

В сказании о явлении Феодоровской иконы Божией Матери повествуется следующее об этом событии: «Князь Василий отправился однажды за город на охоту. Недалеко от города псы начали сильно лаять. Князь поспешил на то место и узрел пречудную икону Пресвятой Богородицы, стоящую на сосновом дереве. Сойдя с коня, он хотел взять икону, но икона поднялась кверху и не далась ему в руки. Князь начал изливать тёплые молитвы со слезами перед святой иконой и вторично покусился взять её, но не получил желаемого и во второй раз. Он поспешил в город и, поведав о чудесном явлении протопопу, повелел ему с крестами и священным собором идти немедленно на то место, где явилась ему икона, и сам со множеством народа отправился туда. После молебствия священники взяли святую икону, принесли её в город и поставили в соборную церковь Св. Великомученика Феодора Стратилата.
Через некоторое время пришли жители из города Городца и, увидев в церкви Феодора икону, признали в ней икону, бывшую в их городе; «но, – сказали они, – икона эта не обретается у них со времени разорения Городца татарами».
Впоследствии князь Василий повелел устроить церковь соборную каменную во имя Пресвятой Богородицы честного и славного Её успения в благодарение за победу, одержанную над татарами у Святого озера близ Костромы.

В 1272 году князь Василий Ярославович, прозванный «Квашня», вступил по праву старшинства на великое Владимирское княжение. Однако он не переменил своей резиденции и, таким образом, в течении пяти лет, до смерти его, Кострома оставалась столицею великого княжества. В это время положено было, вероятно, основание костромскому Кремлю.
Так как великий князь постоянно жил в Костроме, то погребён он здесь в церкви Феодора Стратилата. Место, где теперь покоится его прах, к сожалению, в точности не известно.
По вступлении на престол племянника его – сына Александра Невского  Дмитрия,  Кострома утратила своё первостепенное значение, и оно оживилось только на время, когда Кострома поступила снова в удел Иоанну Димитриевичу, бывшему князем Костромским с 1293 по 1300 г., а затем к Борису Андреевичу, умершему здесь в 1303 году.
В 1034 году началась известная в истории междоусобица из-за великого княжения, окончившаяся торжеством великого князя Иоанна Даниловича Калиты, начавшего свободно повелевать князьями и господствовать над ними как глава России. С этого времени, т.е. с 30-х годов XIV в., начинается в истории Костромы, вошедшей в состав великого княжества Московского, новый период, и управление Костромой предоставлено было воеводам и наместникам по назначению князей.

Из событий знаменующих этот период нужно отметить построение здесь татарским мурзою Четом Ипатьевской обители. Сведения об основании её таковы: «Добрая слава великого князя Иоанна Даниловича привлекла к нему людей знаменитых из разных стран, соседних России. В числе них был и мурза Чет, выехавший в Москву из орды. На пути к Москве Чет остановился для обычного отдыха у Костромы. Ехал он в Россию не для грабежа, как делали его предки, но для мирной жизни и службы. И вот «Пресвятая Владычица, силою огненных лучей чудного лика своего сохранившая Кострому от татар, является их потомку в чудном видении, чтобы снять с него духовную слепоту и просветить верою Христовою». В память чудного явления Чет, в св. крещении Захария, воздвиг на месте видения обитель во имя священномученика епископа Ипатия.

Эта-то обитель и сделалась впоследствии «колыбелью Царственного дома Романовых».
В начале великого княжения Димитрия Иоанновича Кострома вместе с другими городами и областями русскими испытала тяжкое бедствие. Осенью 1364 года свирепствовала здесь моровая язва, похитившая великое множество жертв. По описанию летописца, болезнь эта была такого рода: «сначала как рогатиной ударит за лопаткой или под грудь или между плечами и больной начнёт харкать кровью и испытывать сильный жар, потом бросит его в пот, а затем начинается бред: через два или три дня больной умирает». Смертность была так велика, что не успевали хоронить и в одну яму закапывали по десять человек.
Позднее Кострома подверглась не менее ужасному опустошению: нападению новгородских разбойников – ушкуйников, и была ими взята.
Походы этих разбойников совершались нередко, и особенно яростное разграбление ими Костромы относится 1375 году. В то время как великий князь был под Тверью, из Новгорода на 70 ушкуях пустились по Волге разбойники. Они подошли к Костроме и ополчились на бой, жители вышли против них с воеводою. Новгородцы, видя, что костромичи превосходят их числом, разделились на две части; одну отправили темным лесом в обход, чтобы ударить в тыл костромичам, а другой пошли прямо на них. Воевода Костромской, увидев это,  не решился вступить в бой и, оставив город на произвол судьбы, бежал; за ним обратились в бегство и костромичи, многие из них были избиты, иные разбежались по лесам, другие попали в плен. Разбойники вступили в город и, найдя его беззащитным, разграбили всё имущество оставленное жителями. Целую неделю хозяйничали они в городе. Разыскав все спрятанные товары и богатства, вынесли их на городскую площадь и взяли всё лучшее и что было легче, а что потяжелее и лишнее бросили в реку или сожгли. Так, разграбив город и  захватив пленных, поплыли вниз по Волге.

Однако из последующих событий, касающихся Костромы, можно указать и на случаи, когда Кострома служила оплотом и прибежищем для великих князей. Так было при нашествии Тахтамыша, когда Дмитрий Донской вышел из Москвы собирать рать –  сначала в Переславль и оттуда мимо Ростова со всем своим семейством прибыл в Кострому. И в поход Эдигея, когда великий князь Василий Дмитриевич по примеру отца поручил защиту Москвы родственным князьям. Здесь же укрывался и великий князь Василий Васильевич Тёмный с супругою и матерью вследствие нападения на Москву галичского князя Юрия Димитриевича.

«Трудно понять, почему великие князья избирали именно Кострому своим убежищем. Были города гораздо безопаснее и более укреплённые, но, вероятно, усердие и верность костромичей были порукою безопасности», так полагает один из историографов города Костромы.

Совершенно исключительная роль выпала на Кострому в смутное время, когда Костроме суждено было стать «царственною колыбелью». Но године торжества и успокоения России предшествовали тяжкие дни испытаний.

Вскоре же после свержения первого самозванца появился второй известный под названием «Тушинского вора». Во главе его войска стоял Лисовский и донской атаман Заруцкий. Города один за другим начали сдаваться самозванцу. После разгрома Ростова отряды Лисовского появились в поволжских городах и пошли по направлению к Костроме, разрушая всё на своём пути. 30 декабря 1608 года тушинцы взяли Кострому и подвергли её ужасному опустошению. Часть жителей вместе с иноками заперлась в Богоявленском монастыре, долго отражала нападение, но принуждена была сдаться. Неприятели разграбили всё монастырское имущество и умертвили многих монахов. В январе 1609 года тушинцы пошли в Галич, оставив в Костроме большой отряд с пушками, однако ополчение северных городов – Солигалича, Вологды и других, освободивших в феврале Галич, подошло к Костроме, и после страшного боя на костромских улицах, продолжавшегося с 28 февраля по 3 марта, враг был выбит из города. Тогда неприятельские отряды укрепились в Ипатьевском монастыре под командой Вельяминова. Вскоре на помощь Костроме пришли ярославцы под предводительством царского воеводы Жеребцова и в июне 1609 года начали осаду монастыря. Лисовский, услыхав о стеснённом положении своего отряда, поспешил на выручку к Вельяминову, но за неимением лодок для переправы через Волгу вынуждён был удалиться. Жеребцов же вытеснил из Ипатьевского монастыря неприятелей, которые отступили к Святому озеру, где после кровопролитного сражения были окончательно разбиты.

Грозною разрухою объята была Россия, когда созван был, наконец, в 1613 году в Москве Земский собор для избрания русского царя. После трёхдневного поста открылся он в Патриарших палатах. Нельзя не пожалеть о скудности сведений относительно заседаний собора. В официальных источниках упоминается только о последнем собрании, состоявшемся 21 февраля и закончившимся тем, что выборные земские люди торжественно на площади заявили о своем желании видеть на престоле Михаила Феодоровича Романова. После присяги новоизбранному царю, земский собор постановил отправить Михаилу Феодоровичу посольство с челобитьем, чтобы он пожаловал на свой царский престол в Москву. 2 марта посольство выехало из Москвы во главе с ближайшим родственником избранника боярином Феодором Ивановичем Шереметевым. Любопытно, что земский собор не знал в точности, где именно находился в то время Михаил Феодорович, по крайней мере, в наказе, данном послам, сказано было, чтобы они ехали «в Ярославль или где он, Государь, будет».

И вот в эту торжественную годину, когда все надежды России обращены были к русскому царю, Костроме выпала счастливая судьба  укрыть его в своей святой обители.

Мы не будем здесь повторять известной всем истории о том, как самоотверженно пожертвовал Иван Сусанин своею жизнью для спасения русского царя, проживавшего тогда вместе с матерью своею в родовой вотчине – селе Домнине, отстоящем от Костромы в 70 верстах.

Опасаясь покушений поляков и бродивших по всему Поволжью разбойничьих шаек, Михаил Феодорович укрылся в Костроме, жители которой в ожидании посольства, упросили его поместиться в Ипатьевском монастыре, как наиболее приличном для царя месте, чем скромный двор матери его инокини Марфы Ивановны, находившийся близ Успенского собора.

13 марта, «о вечернях» Московское посольство прибыло, наконец, в Кострому. Оно остановилось на правом берегу Волги, в пригородном селе Новоселки на нагорной стороне реки Волги, напротив самой Костромы и с видом на Ипатьевскую обитель. Прием назначен был на следующий день, и всю ночь послы провели в совещаниях с костромскими властями относительно предстоящего торжественного шествия к новоизбранному царю.

14 марта после заутрени для костромичей открылось небывалое зрелище. Под звон костромских колоколов посольство земского собора выступило и направилось прямым путем по льду к Ипатьевскому монастырю. Впереди шли архимандриты, протопопы и прочее духовенство с хоругвями, принесёнными из Москвы, иконами и крестами; затем следовали архиепископ Феодорит и боярин Феодор Шереметев, за ними все остальные. Дойдя до устья реки Костромы, отделяющей монастырь от города, посольство приостановилось, так как из городских ворот выступало с чудотворною иконою Феодоровской Божией Матери всё костромское духовенство, сопровождаемое народом, во множестве собравшемся даже из окрестных сёл. Всё соединилось в один общий крестный ход и приблизилось к монастырю, у ворот которого стояли Михаил Феодорович и инокиня Марфа Ивановна, окруженные монастырскою братиею. Известно, как приняла инокиня Марфа объявление послов о решении земского собора. И мать и сын едва были упрошены следовать за крестным ходом в монастырскую соборную церковь.  Здесь, по совершении молебного пения, сперва архиепископ Феодорит, а потом и Шереметев, произнесли по данному от земского собора наказу «речи», в которых просили Михаила, чтобы он «умилился над остатком много расхищенного от распленения сыроядцев православного христианства Российского царства, не призирал бы народного слёзного рыдания и, по избрании всех чинов людей, пожелал бы ехать на свой царский престол в Москве и своим благородием подал бы избаву от всех находящих бед и скорбей». Долго тянулись переговоры, пока, наконец, архиепископ, указав на принесенные из столицы иконы, произнёс своё последнее горячее слово: «Воистину убо от бога избрани есте и не прогневайте всех Владыку и Господа». Михаил и Марфа упали на колени и в один голос отвечали послам: «А ще на то будет воля Божия, буди тако». Немедленно Шереметев послал земскому собору отписку с извещением о согласии Михаила Феодоровича и «Бысть же в тот день на Костроме радость велия».

19 марта Царь Михаил Феодорович, призванный на Российский Престол, отбыл из Костромы в Москву, а оттуда в память избрания своего прислал в Ипатьевский монастырь царское место и богатые дары и вклады.