ТРЕХСОТЛЕТИЕ ДОМА РОМАНОВЫХ В КОСТРОМЕ: ПОСЛЕСЛОВИЕ

ВСТУПЛЕНИЕ         

   В начале XX века, после революционных потрясений 1905–1907 гг., Россия словно пережила краткую «золотую осень». За несколько лет до гибели империя вспоминала свои великие даты и вехи. На рубеже первого и второго десятилетий XX века страна отметила ряд важных исторических юбилеев: в 1909 году – 200-летие Полтавской битвы, в 1911 году – 50-летие отмены крепостного права, в 1912 году – 100-летие Отечественной войны 1812 года, в 1913 году – 300-летие царствования Дома Романовых.

Самым грандиозным стало празднование 300-летнего Романовского юбилея, начавшееся повсеместно в России 21 февраля 1913 года. В мае 1913 года император Николай II и члены его семьи проехали путём ополчения Минина и Пожарского: Нижний Новгород – Кострома – Ярославль – Ростов Великий – Переяславль-Залесский – Сергиев Посад – Москва. Главные празднества в честь Романовского юбилея состоялись в трёх городах: Нижнем Новгороде, Костроме и Москве.

В Костроме торжества в честь 300-летия Дома Романовых проходили два дня – 19 и 20 мая 1913 года. Как бы ни относиться к романовской династии, нельзя не признать, что эти два дня навсегда вписаны в историю нашего города.

Основное внимание костромичей 19 и 20 мая 1913 года, конечно, было приковано к фигурам императора Николая II и наследника престола цесаревича Алексея Николаевича. Несмотря ни на что, авторитет монархии в Костроме, по праву считающей себя «колыбелью династии Романовых», был ещё весьма высок.

В 1913 году Николай II посещал Кострому во второй раз. В первый раз, будучи наследником престола, он вместе с родителями – императором Александром III и императрицей Марией Фёдоровной – побывал в Костроме 22 июля 1881 года во время поездки по Волге на пароходе «Отважный»3*. В 1913 году в городе наверняка было немало людей, помнивших государя ещё по тому давнему приезду.

После царя основное внимание было приковано к цесаревичу Алексею Николаевичу, будущему, как полагали все, императору Алексею II. Костромичей, разумеется, удивляло то, что восьмилетнего царевича почти на всех мероприятиях празднеств носил, как маленького, на руках его дядька – боцман А.Е. Деревенько. Для жителей Костромы, как и для всей страны, ужасная и неизлечимая болезнь наследника престола – гемофилия – являлась тайной, в которую был посвящён только очень узкий круг особо доверенных людей. Кто бы мог подумать тогда, что через пять лет этого милого ребёнка в матросском костюмчике расстреляют вместе с родителями и сёстрами в подвале дома Ипатьева в Екатеринбурге?*

   Но вот праздник отгремел, и поздним вечером 20 мая 1913 года пароходная флотилия с Николаем II, его семьёй и сопровождающими лицами из Костромы отправилась вверх по Волге в Ярославль. Впереди под императорским штандартом шёл флагман флотилии – пароход «Межень», на котором находился государь со своими близкими. Из Ярославля путь Николая II – через Ростов, Переяславль-Залесский и Сергиев Посад – лежал в Москву. Там, в первопрестольной столице России, торжества в честь 300-летия Дома Романовых и завершились в конце мая.

По сути, это всероссийское празднество в 1913 года стало прощанием с уходящей царской Россией. Маятник истории отсчитывал последние мгновения времени, которое очень скоро назовут вначале довоенным, а затем и дореволюционным.

В 1913 году Россия отметила трёхвековой юбилей восстановления российской государственности. Однако всего лишь через четыре года российскую государственность вновь ожидали великие потрясения, по масштабам намного превзошедшие трагическую эпоху Смутного времени начала XVII века. В 1914 году в Европе разразилась Мировая война, в которую была втянута и наша страна. В феврале 1917 года в России произошла революция, свергнувшая династию Романовых.

2 марта 1917 года в Пскове Николай II подписал Манифест об отречении от престола. Через несколько дней его текст был оглашён и в Костроме – в Богоявленском кафедральном соборе. Под сводами храма прозвучало: «В дни великой борьбы с внешним врагом, стремящимся почти три года поработить нашу Родину, Господу Богу угодно было ниспослать России новое тяжкое испытание». А затем костромичи, прекрасно помнившие состоявшееся четыре года назад празднование 300-летия Дома Романовых, услышали роковые слова, на долгие десятилетия вперёд определившие судьбу огромной страны: «В эти решительные дни в жизни России, почли Мы долгом совести облегчить народу нашему тесное единение и сплочение всех сил народных для скорейшего достижения победы и, в согласии с Государственной Думой, признали Мы за благо отречься от Престола Государства Российского и сложить с себя верховную власть»6.

За полной самых радужных надежд весной 1917 года пришли «окаянные дни» Октября, захват власти в Петрограде и Москве большевиками, распад великой державы на десятки государств и полугосударств, братоубийственная Гражданская война.

На фоне всех этих грандиозных событий память о майских торжествах 1913 года ушла куда-то в невозвратимую даль, подёрнулась ностальгической дымкой навсегда ушедшей эпохи…

СУДЬБЫ ГЛАВНЫХ ГОСТЕЙ РОМАНОВСКИХ ТОРЖЕСТВ

    Судьбы главных участников юбилейных Романовских торжеств в Костроме в последующие годы в основном сложились трагично.

После отречения от престола Николай II намеревался жить в России как простой гражданин. По свидетельству флигель-адъютанта полковника А.А. Мордвинова, он даже предполагал возможность поселиться в Костромской губернии. 3 марта 1917 года, на другой день после отречения, А.А. Мордвинов спросил бывшего царя, что тот теперь намерен делать. «Я сам еще хорошо не знаю, – с печальным недоумением ответил государь, – всё так быстро повернулось… на фронт, даже защищать мою родину, мне вряд ли дадут теперь возможность поехать <…>. Вероятно, буду жить совершенно частным человеком. <…> Думаю, что уедем в Ливадию. Для здоровья Алексея <…> это даже необходимо, или может в другое место, в Костромскую губернию, в нашу прежнюю вотчину»7.

Однако бывший император и его семья поехали не в Ливадию и не в Костромскую губернию, а совсем в другие места. Как известно, первоначально Временное правительство предполагало выслать царскую семью в Англию. Однако отказ английской стороны и дальнейшее «углубление революции» привели к тому, что ранним утром 1 августа 1917 года Николая II и его близких из Царского Села на особом поезде отправили в Тобольск. По дороге в Западную Сибирь поезд пересёк с запада на восток всю Костромскую губернию, проследовав через Буй, Галич, Антропово, Нею, Мантурово, Шарью и Поназырево. Из Тобольска высокопоставленных узников перевезли в Екатеринбург, где поместили в особняке горного инженера Н.Н. Ипатьева. В подвале дома Ипатьева царская семья и была расстреляна в ночь с 16 на 17 июля 1918 года.

В литературе многократно отмечался исполненный какого-то мистического значения факт, что для династии Романовых всё началось в Ипатьевском монастыре, а закончилось в Ипатьевском доме.

17 июля 1998 года состоялось погребение останков членов царской семьи в Петропавловском соборе Петропавловской крепости Петербурга. В церемонии похорон принял участие президент Российской Федерации Б.Н. Ельцин8.

В 2000 году император Николай Александрович, императрица Александра Фёдоровна, цесаревич Алексей Николаевич, великие княжны Ольга, Татиана, Мария и Анастасия были причислены Русской Православной Церковью к лику святых как страстотерпцы.

В Екатеринбурге на месте разрушенного в 1977 году Ипатьевского дома возведён храм «на крови» во имя Всех святых, в земле Российской просиявших (освящён 16 июля 2003 года), а в месте захоронения останков в окрестностях Екатеринбурга – монастырь во имя Святых царственных страстотерпцев на Ганиной яме (основан в 2000 году)9.

В 2004 году все члены царской семьи включены в Собор Костромских святых (день памяти – 4/17 июля).

Призраки мученической смерти в майские дни 1913 года витали и над целым рядом великих князей и княгинь, участвовавших в юбилейных торжествах в Костроме.

Особо надо сказать о великой княгине Елизавете Фёдоровне (1864–1918 гг.). Немецкая принцесса, родная сестра императрицы Александры Фёдоровны, она после того, как в 1905 году в Московском Кремле эсером-террористом был убит её муж, московский генерал-губернатор великий князь Сергей Александрович, основала в Москве Марфо-Мариинскую обитель, члены общины которой занимались благотворительной деятельностью. В годы Мировой войны Елизавета Фёдоровна и сёстры её общины очень много делали для помощи раненым и беженцам, вдовам и сиротам.

После 1913 года Елизавета Фёдоровна ещё раз побывала в Костроме. Она прибыла в наш город 8 июля 1916 года утренним поездом. 8 и 9 июля великая княгиня посетила лазареты в Ипатьевском и Богоявленско-Анастасиином монастырях, лазарет Костромского духовенства в соборном доме в бывшем Костромском кремле и госпиталь при Костромской Большой льняной мануфактуре. Как и в 1913 году, Елизавета Фёдоровна остановилась в отведенных для неё покоях в Настоятельском корпусе Богоявленско-Анастасиина монастыря. Вечером 9 июля она убыла в Москву10. Приезд великой княгини стал последним посещением Костромы представителем правящего Дома Романовых.

7 мая 1918 года, на третий день после Пасхи, Елизавета Фёдоровна была арестована в Москве и отправлена вначале в Екатеринбург, а затем в г. Алапаевск Верхотурского уезда Пермской губернии (современная Свердловская область). Сюда же вскоре привезли и группу арестованных в Петрограде великих князей.

Через день после гибели царской семьи, в ночь с 17 на 18 июля 1918 года, всех узников из Алапаевска вывезли в окрестности города, на заброшенный рудник. Здесь их сбросили живыми в шестидесятиметровую шахту.

В числе погибших этой мучительной смертью вместе с Елизаветой Фёдоровной находились следующие участники костромских торжеств: великий князь Сергей Михайлович (1869–1918 гг.) – внук Николая I; князья Константин Константинович (младший) (1890–1918 гг.) и Иоанн Константинович (1886–1918 гг.) – сыновья великого князя Константина Константиновича (поэта и переводчика, печатавшегося под псевдонимом «К.Р.»), правнуки Николая I11.

Как оказалось позже, Елизавета Фёдоровна и Иоанн Константинович упали не на дно шахты, а на выступ в стене и Елизавета Фёдоровна перевязала раненую голову Иоанна Константиновича своим апостольником12.

Позднее, после прихода белых, останки великой княгини отправили в Читу, затем в Пекин, и, наконец, в Иерусалим, где похоронили в церкви святой Марии Магдалины у подножия Елеонской горы. В 1992 году великая княгиня Елизавета Фёдоровна была причислена Русской Православной Церковью к лику святых как преподобномученица. В 2005 году в г. Алапаевске основан женский монастырь во имя преподобномученицы великой княгини Елисаветы Феодоровны13.

В 2004 году святая преподобномученица Елисавета Феодоровна включена в Собор Костромских святых (день памяти – 5/18 июля).

В ночь с 29 на 30 января 1919 года в Петрограде в Петропавловской крепости была расстреляна еще одна группа великих князей. В их числе находилось двое участников костромских торжеств: Дмитрий Константинович (1860–1919 гг.) – сын великого князя генерал-адмирала Константина Николаевича, внук Николая I, и Георгий Михайлович (1863–1919 гг.) – внук Николая I, двоюродный брат Александра II и двоюродный дядя Николая II. Их расстреляли «в порядке красного террора» и в ответ «на злодейское убийство в Германии товарищей Розы Люксембург и Карла Либкнехта»14.

Избежавшие гибели в России уцелевшие великие князья, участвовавшие в торжествах 1913 года, доживали свой век в эмиграции. Один из них, великий князь Кирилл Владимирович (1876–1938 гг.), сын великого князя Владимира Александровича, внук Александра II и двоюродный брат Николая II, 31 августа 1924 года провозгласил себя императором всероссийским Кириллом I. Кирилл Владимирович скончался в Париже 12 октября 1938 года15. 7 марта 1995 года его прах был перезахоронен в великокняжеской усыпальнице Петропавловского собора Петербурга16.

Скажем о судьбе ещё одного представителя Дома Романовых – младшем брате Николая II, великом князе Михаиле Александровиче (1878–1918 гг.). Михаил Александрович был одним из немногих Романовых, который отсутствовал в 1913 году в Костроме. Причиной этого явилось то, что незадолго до юбилея великий князь против воли старшего брата вступил в морганатический брак с дважды разведенной Натальей Сергеевной, урождённой Шереметьевской. В 1912 году Михаил Александрович и Наталья Сергеевна покинули Россию и 17 (30) октября 1912 года тайно обвенчались в Вене в сербской православной церкви. В гневе за такой поступок Николай II запретил младшему брату обратный въезд в Россию, и в 1912–1914 гг. Михаил Александрович с женой проживали в Англии. С началом I Мировой войны великий князь получил разрешение вернуться на Родину и все военные годы провёл на фронте, командуя Кавказской конной дивизией (в просторечии – «Дикой дивизией»), составленной из добровольцев-мусульман, уроженцев Кавказа (чеченцев, ингушей и т.д.), позднее – 2-м кавалерийским корпусом.

Как известно, 2 марта 1917 года Николай II отрёкся от трона за себя и за сына в пользу Михаила Александровича. Однако 3 марта после совещания с руководителями Временного комитета Государственной Думы Михаил Александрович воздержался от «восприятия» власти, оставив решение данного вопроса на усмотрение будущего Учредительного собрания. В Манифесте от 3 марта от его имени говорилось: «Одушевленный единою со всем народом мыслью, что выше всего благо родины нашей, принял я твердое решение в том лишь случае восприять верховную власть, если такова будет воля великого народа нашего, которому надлежит всенародным голосованием, чрез представителей своих в Учредительном собрании, установить образ правления и новые основные законы Государства Российского»17. Таким образом, де-юре Михаил Александрович одни сутки являлся российским императором Михаилом II.

С ноября 1917 года Михаил Александрович жил под домашним арестом в Гатчине. 7 марта 1918 года он был арестован и вместе со своим секретарем Н.Н. Джонсоном доставлен в Петроград. 9 марта 1918 года Совет Народных Комиссаров принял постановление о высылке Михаила Александровича в Пермскую губернию. По-видимому, уже 10 марта Михаила Александровича и группу высылаемых вместе с ним лиц из Петрограда отправили поездом в Пермь. В середине марта поезд пересёк всю Костромскую губернию, проехав через Буй, Галич, Антропово, Нею, Мантурово, Шарью и Поназырево.

Принятое 9 марта постановление Совнаркома за подписью В.И. Ленина предписывало поселить Михаила Александровича и Н.Н. Джонсона «не в одном городе». Чем руководствовался Ленин, давая такое предписание, не совсем понятно, видимо, он хотел лишить Михаила Александровича надёжного человека в чужом городе (ибо вождь революции очень хорошо, конечно, знал, зачем он отправляет на Урал представителей Дома Романовых). Узнав о том, что в Перми их разлучат, Николай Николаевич Джонсон (бывший сослуживец Михаила Александровича, окончивший то же учебное заведение, что и он – Михайловское артиллерийское училище) 15 марта со станции «Шарья»* дал телеграмму в Петроград на имя Ленина, прося отменить данное постановление Совнаркома18.

* Железнодорожная станция «Шарья» – ныне г. Шарья, центр Шарьинского района Костромской области.

   Михаил Александрович и Н.Н. Джонсон были расстреляны в ночь с 12 на 13 июня 1918 года близ Перми. Место их погребения до сих пор неизвестно.

Вплоть до своей гибели Михаил Александрович оставался потенциальным законным претендентом на царский престол. При благоприятном повороте событий он мог стать новым российским императором. Именно поэтому его и убили. Династия Романовых, начавшаяся Михаилом, Михаилом и закончилась…

*   *    *

   Во время Романовских празднеств в Костроме находилось практически всё правительство России во главе с председателем Совета Министров В.Н. Коковцовым.

Владимир Николаевич Коковцов (1853–1943 гг.) возглавлял Совет Министров в 1911–1914 гг. (он сменил на этом посту убитого в Киеве П.А. Столыпина). В 1913 году вместе с императором он проехал по всему юбилейному маршруту (Москва – Владимир – Нижний Новгород – Кострома – Ярославль – Ростов Великий – Переяславль-Залесский – Сергиев Посад – Москва) и в своих воспоминаниях отозвался о Романовских торжествах довольно скептически. В.Н. Коковцов писал, что при проведении их имели место «проявления скорее любопытства, нежели истинного подъёма в настроении народной толпы»19. В положительную сторону бывший премьер отметил лишь наш город. «Большое впечатление, – писал он, – произвела только Кострома. Государь и его семья были окружены сплошной толпой народа, слышались неподдельные выражения радости <…>»20.

В 1918 году В.Н. Коковцову удалось бежать из Петрограда в Финляндию. Бывший глава правительства Российской империи умер в эмиграции в Париже 29 января 1943 года. Его прах покоится на русском кладбище в Сент-Женевьев-де-Буа под Парижем21.

Из членов правительства в 1913 году в Костроме присутствовали: министр внутренних дел Н.А. Маклаков, военный министр генерал В.А. Сухомлинов, морской министр адмирал И.К. Григорович, министр иностранных дел С.Д. Сазонов, министр Двора В.Д. Фредерикс, министр юстиции И.Г. Щегловитов, министр торговли и промышленности С.И. Тимашев, министр путей сообщений С.В. Рухлов, министр народного просвещения Л.А. Кассо и обер-прокурор Святейшего Синода В.К. Саблер.

Только один из них – Л.А. Кассо – умер в 1914 году своей смертью. Все остальные члены правительства 1913 года были расстреляны, умерли в тюрьмах и ссылке, оказались в эмиграции.

Николай Алексеевич Маклаков (1871–1918 гг.) и Иван Григорьевич Щегловитов (1861–1918 гг.) (последний с 1 января 1917 года занимал пост председателя Государственного Совета) публично расстреляны 5 сентября 1918 года в Москве в Петровском парке в первый день после объявленного большевиками «красного террора»22.

Сергей Васильевич Рухлов (1852–1918 гг.) вместе с группой других заложников расстрелян 19 октября 1918 года недалеко от Пятигорска на горе Машук23.

Сергей Иванович Тимашев (1858–1920 гг.), взятый в заложники, умер в Петрограде в тюремной больнице от сыпного тифа24.

Владимир Карлович Саблер (1847–1929 гг.) после революции неоднократно арестовывался. В 1926 году был осуждён и отправлен в ссылку в Тверь, где и скончался 8 сентября 1929 года25.

В майские дни 1913 года в Костроме находился и председатель Комитета по устройству празднования 300-летия царствования Дома Романовых, бывший министр внутренних дел Александр Григорьевич Булыгин (1851–1919 гг.). В течение нескольких лет он руководил всей работой по подготовке к юбилею, неоднократно приезжал в Кострому. А.Г. Булыгин был расстрелян в Рязани 5 сентября 1919 года26.

В дни празднеств в Костроме присутствовал и Александр Васильевич Кривошеин (1857–1921 гг.) – один из наиболее выдающихся государственных деятелей России начала XX века. В мае 1908 года по предложению П.А. Столыпина А.В. Кривошеин занял пост Главноуправляющего землеустройством и земледелием империи (должность в ранге министра), и под его руководством во многом осуществлялась Столыпинская аграрная реформа. Когда 20 мая 1913 года в губернаторском парке Николаю II была представлена депутация хуторян и отрубников Костромской губернии, при этом присутствовал и А.В. Кривошеин.

Со своего поста А.В. Кривошеин ушел в октябре 1915 года из-за конфликта с тогдашним председателем Совета Министров И.Л. Горемыкиным.

После революции бывший сподвижник П.А. Столыпина был одним из немногих членов царского правительства, который принял активное участие в борьбе с большевиками. Весной 1918 года А.В. Кривошеин возглавил в Москве антибольшевистскую организацию «Правый центр». Чудом избежав ареста, он перебрался в Киев, где стал одним из организаторов и товарищем председателя другой правой организации – Совета национального объединения России, а в 1919 году и её председателем. В декабре 1919 – феврале 1920 гг. А.В. Кривошеин занимал пост начальника управления снабжения в правительстве А.И. Деникина. После поражения армии Деникина он уехал в Париж. В апреле 1920 года новый руководитель Русской армии генерал П.Н. Врангель предложил ему возглавить правительство Юга России. П.Н. Врангель вспоминал позднее: «Я ясно понимал, что в настоящих исключительно тяжелых условиях с огромной, предстоящей в Крыму, работой может справиться лишь государственный деятель, обладающий исключительными данными. Единственным лицом, которому эта работа могла быть под силу, был, по моему убеждению, А.В. Кривошеин. <…> Я понимал, какую огромную жертву принес бы Александр Васильевич если бы согласился разделить со мной мой тяжкий крест, но, зная его, не терял надежды, что он согласится, что, горячий патриот и человек долга, он принесет эту жертву во имя родины»27.

А.В. Кривошеин вернулся из Парижа в Крым, хотя и прекрасно понимал, что шансов на победу у белых практически нет, и в мае 1920 года встал во главе правительства Юга России. Под его руководством в Крыму была проведена аграрная реформа, давшая землю местным крестьянам. После поражения армии Врангеля на английском крейсере «Кентавр» убыл в Англию. В эмиграции жил вначале в Париже, затем в Берлине, где и скончался 28 октября 1921 года28.

Особую роль в подготовке Романовского юбилея сыграл товарищ (заместитель) министра внутренних дел и командир отдельного корпуса жандармов генерал-майор Владимир Фёдорович Джунковский (1865–1938 гг.). В 1913 году он трижды приезжал в Кострому – при подготовке к торжествам и во время их проведения. В своих написанных в 20-е годы воспоминаниях В.Ф. Джунковский писал: «Эти два дня в Костроме никогда не изгладятся из моей памяти, я был счастлив, что Господь сподобил меня быть свидетелем этого ни с чем не сравнимого патриотического подъема в народе»29. В августе 1915 года, после сделанного им доклада о неподобающем поведении Григория Распутина в ресторане «Яр», Владимир Фёдорович был уволен от должности. В 1915–1917 гг. он находился на Западном фронте, последовательно командуя бригадой, 8-й Сибирской стрелковой дивизией и 3-м Сибирским армейским корпусом. Послереволюционная судьба генерала В.Ф. Джунковского не типична для людей его ранга. Он не принял участия в Гражданской войне ни на одной из сторон и не уехал в эмиграцию. После 1917 года многократно арестовывался. В последний раз был арестован в Москве в ночь с 3 на 4 декабря 1937 года и 21 февраля 1938 года расстрелян на Бутовском полигоне30.

Для тех членов правительства, что окончили свои дни в эмиграции, юбилей династии навсегда остался одним из ярчайших воспоминаний. Бывший министр иностранных дел Сергей Дмитриевич Сазонов (1860–1927 гг.), скончавшийся 24 декабря 1927 года в Ницце (Франция), в своих мемуарах вспоминал «о том глубоко и неподдельно национальном настроении, которое переживала вся Россия, за исключением худосочных элементов своей интеллигенции, во дни московских и костромских торжеств, связанных с празднованием трехсотлетнего юбилея дома Романовых, создавшего современную Россию со всей ее былой славой и со всеми ее безбрежными возможностями дальнейшего мирного развития и процветания»31.

На торжествах в Костроме присутствовал уже широко тогда известный Григорий Ефимович Распутин (1869–1916 гг.). О пребывании знаменитого «старца» в нашем городе дореволюционные костромские издания, разумеется, не сообщали. В 80-е годы несколько старожилов, очевидцев празднеств 1913 года, рассказывали автору этих строк, что видели тогда в Костроме Распутина. Высокая фигура мужика с бородой резко выделялась среди придворных дам, генералов в парадной форме и сановников в шитых золотом мундирах. Уже позднее, в 90-е годы XX века, в России были опубликованы воспоминания генерала В.Ф. Джунковского и протопресвитера Г.И. Шавельского, подтвердившие присутствие знаменитого сибирского крестьянина в нашем городе в те исторические дни.

В.Ф. Джунковский пишет о пребывании в Костроме Распутина: «Одно только, что оставило во мне осадок – это присутствие Распутина в Ипатьевском соборе (Троицком соборе Ипатьевского монастыря. – Н.З.) и на закладке памятника. Как только я приехал в Кострому, губернатор Стремоухов встретил меня с озабоченным лицом, спрашивая моего совета, как быть. Оказалось, в тот день утром в Кострому приехал Распутин <…> и потребовал от билетного бюро выдачи ему билета на все торжества. Стремоухов оставил это до моего приезда. Я дал ему совет – билета отнюдь не давать, но и не удалять из города. Если хочет быть на торжествах, то с народом может быть, где ему угодно, это никого не касается, билеты же даются лицам официальным, а Распутин, не занимая никакой должности, права на билет не имеет. А в случае, если бы Распутин настаивал, я сказал Стремоухову, чтобы он объявил, что мне его просьба была доложена и я отказал. Всё же Распутин прошел в Ипатьевский собор и стоял в алтаре, будучи проведен туда по приказанию императрицы агентом дворцовой охраны, затем он присутствовал и при закладке на площади, стоял в стороне с этим агентом дворцовой охраны. На других торжествах его больше видно не было, и на пароходе «Межень» он тоже, к счастью не появлялся»32.

Протопресвитер Георгий Шавельский вспоминал, как видел Распутина на Божественной литургии 19 мая в Троицком соборе Ипатьевского монастыря: «Я видел Распутина <…> в 1913 году на Романовских торжествах в Костроме. Там, во время торжественного богослужения – литургии, когда царь, царица, все особы императорской фамилии и высшие чины стояли за правым клиросом и дальше в храме, на левом клиросе стоял Распутин. Очевидно, так было повелено: иначе его попросили бы уйти оттуда»33.

Как известно, Распутин был убит в Петрограде в Юсуповском дворце группой заговорщиков в ночь с 16 на 17 декабря 1916 года. 21 декабря 1916 года его похоронили в парке Царского Села в недостроенном Серафимовском лазарете под алтарем будущего храма. Вскоре после Февральской революции, 22 марта 1917 года, группа солдат извлекла останки Распутина из могилы и сожгла их34.

Заговорщиков, убивших Распутина, возглавлял внук Александра II великий князь Дмитрий Павлович (1891–1942 гг.), также присутствовавший во время Романовских торжеств в Костроме. Таким образом, и 19 мая во время богослужения в Троицком соборе Ипатьевского монастыря, и 20 мая во время церемонии закладки монумента в честь 300-летия Дома Романовых неподалеку от фаворита царской семьи находился один из его будущих убийц. После убийства Распутина по распоряжению царя Дмитрий Павлович был отправлен в расположение русских войск на Южный фронт, вблизи границы с Персией. Данная ссылка спасла ему жизнь. После октября 1917 года великий князь перешёл персидскую границу и два года провёл в Тегеране. Позднее Дмитрий Павлович жил в Англии, Франции, Швейцарии. Он скончался 5 марта 1942 года в Швейцарии и был похоронен в Давосе35.

СУДЬБЫ ОСНОВНЫХ КОСТРОМСКИХ УЧАСТНИКОВ РОМАНОВСКИХ ТОРЖЕСТВ

   Трагично после 1913 года сложились и судьбы основных костромских участников Романовских торжеств.

Губернатор Пётр Петрович Стремоухов (1865–1951 гг.) возглавлял Костромскую губернию вплоть до начала 1915 года, и на время его губернаторства пришлись первые полгода Мировой войны. Его супруга, Софья Александровна Стремоухова (урожденная Салтыкова), с началом войны стала работать рядовой медсестрой в лазарете Красного Креста на Нижней Дебре36.

В начале 1915 года П.П. Стремоухов получил назначение на пост варшавского губернатора. В воскресенье, 25 января 1915 года, в Дворянском собрании на Павловской улице состоялись его проводы. 27 января П.П. Стремоухов убыл на поезде в Петроград37 и оттуда проследовал в Варшаву. Однако крайне ответственный в условиях войны пост варшавского губернатора ему пришлось занимать только несколько месяцев, так как в том же 1915 году в ходе наступления немецкие войска заняли всю русскую Польшу вместе с Варшавой. П.П. Стремоухов был назначен главноуправляющим по устройству беженцев в Ярославской и Костромской губерниях. В 1915 году он ещё раз посещал Кострому по делам службы38. В 1916 году П.П. Стремоухов занял пост директора департамента общих дел Министерства внутренних дел39. Во время Гражданской войны бывший костромской губернатор служил в Вооруженных силах Юга России: сперва – помощником начальника Минераловодского района, а затем – помощником Главноначальствующего Северным Кавказом генерала И.Г. Эрдели. В начале 1920 года он был эвакуирован из Одессы в Турцию, жил в Константинополе, на острове Лемнос, в Сербии, затем переехал во Францию. В Париже работал кассиром в ресторане. С 1934 года П.П. Стремоухов проживал в Ницце40. Предпоследний дореволюционный костромской губернатор скончался в Ницце 27 декабря 1951 года и был погребён на русском кладбище. В эмиграции П.П. Стремоухов работал над воспоминаниями, в которых, в частности, большое место занимало описание костромских торжеств 1913 года. В 1925 году в Берлине в XVI томе «Архива русской революции» был опубликован отрывок из его мемуаров «Моя борьба с епископом Гермогеном и Илиодором», посвященный событиям периода, когда Стремоухов служил саратовским губернатором (многотомный «Архив русской революции» опубликован в России в 1993 году)41. Судьба воспоминаний П.П. Стремоухова (по словам публикаторов саратовского отрывка, «весьма обширных и имеющих значительный интерес») неизвестна. Выразим надежду, что рукопись до сих пор хранится в каком-нибудь зарубежном архиве и когда-нибудь будет издана.

20 мая 1913 года во время посещения Николаем II губернаторского дома П.П. Стремоухов представил ему своего двадцатилетнего сына Александра, выпускника Пажеского корпуса, готовящегося к производству в офицеры. В книге Н.Н. Виноградова, посвящённой Романовским торжествам в Костроме, помещена фотография, на которой Стремоухов-младший в пронизанном солнечными лучами губернаторском парке, стоя навытяжку, отдаёт честь государю.

В том же году Александр Петрович Стремоухов (1893 – после 1954 гг.) был произведён в офицеры расквартированного в Петербурге лейб-гвардии Сапёрного батальона (в 1916 году преобразован в лейб-гвардии Сапёрный полк). В составе этой части он прошёл всю Мировую войну, затем участвовал в Гражданской войне. Эвакуировался из Батума в 1920 году. Умер в эмиграции после 1954 года42.

Огромная роль в подготовке костромских празднеств принадлежала вице-губернатору Ивану Владимировичу Хозикову (1875 – после 1917 гг.). Выходец из тамбовского дворянства, он был назначен на этот пост 23 августа 1910 года43 и оставался вторым человеком в административной иерархии нашей губернии более четырёх лет. В начале 1915 года И.В. Хозиков получил назначение на должность губернатора Енисейской губернии (современный Красноярский край). Однако в Сибири он пробыл недолго, так как осенью того же года вновь был назначен в Костромскую губернию, но уже губернатором. И.В. Хозиков прибыл в Кострому 7 октября 1915 году44. Ему и довелось стать последним дореволюционным главой Костромской губернии.

Постановлением Костромского губернского объединённого комитета общественной безопасности И.В. Хозиков был арестован 3 марта 1917 года в губернаторском доме на Муравьёвке45. По свидетельству одного из очевидцев, участвовавшие в аресте рабочие, «сняв с его (Хозикова. – Н.З.) плеча эполеты (видимо, погоны. – Н.З.), нацепили на их место лыковые лапти». Затем «под конвоем, в сопровождении революционной демонстрации, его тут же препроводили в тюрьму, в конце улицы Русиной»46. Другой очевидец сообщает, что когда «арестованного бывшего губернатора вели под конвоем, обнажившим шашки, некоторые из публики кричали: дорогу бывшему губернатору! Он был в штатском платье. Хозикова посадили вместе с другими полицейскими»47. Правда, в старой тюрьме на Русиной улице И.В. Хозиков пробыл всего несколько часов. В тот же день 3 марта комитет общественной безопасности постановил подвергнуть его «домашнему аресту, поставив наружную и внутреннюю охрану»48. Из тюрьмы Хозикова «боковыми улицами отправили снова в губернаторский дом. К дому приставились вооруженные часовые»49. К счастью, через какое-то время Иван Владимирович вышел на свободу и покинул Кострому. По некоторым сведениям, в эмиграции бывший костромской губернатор работал водителем такси.

Костромской губернский предводитель дворянства генерал-майор от адмиралтейства Михаил Николаевич Зузин (1870 – после 1930 гг.), встречавший государя 19 мая в вестибюле Дворянского собрания, оставался губернским предводителем вплоть до 1914 года. В 1930 году был выслан из Костромы на 3 года в Верхне-Уральскую область, где, видимо, и окончил свои дни50.

Его родной брат, председатель Костромской губернской земской управы Борис Николаевич Зузин (1869 – после 1917 гг.), встречавший 20 мая Николая II на Костромской губернской выставке хлебом-солью, оставался на этом посту вплоть до 1917 года. 2 марта 1917 года Б.Н. Зузин вошёл в состав президиума Костромского губернского объединённого комитета общественной безопасности51. Его судьба после октября 1917 года нам неизвестна.

   Костромской городской голова Владимир Алексеевич Шевалдышев (1874 – после 1919 гг.), встретивший 19 мая царя на берегу Волги хлебом-солью, сохранял свою должность вплоть до лета 1917 года. Одновременно он оставался управляющим фабриками «Товарищества Большой Костромской Льняной Мануфактуры», созданного в 1866 году московскими купцами Павлом Михайловичем и Сергеем Михайловичем Третьяковыми.

Осенью 1914 года В.А. Шевалдышев потерял молодую тридцатичетырёхлетнюю жену Александру Николаевну (внучку С.М. Третьякова и внучатую племянницу П.М. Третьякова). А.Н. Шевалдышева скончалась в Костроме 5 октября 1914 года «от крупозного воспаления легких»52, её отпевание состоялось 8 октября в Костроме в церкви Космы и Дамиана, что на Гноище, а похороны – в Москве на Даниловском кладбище53.

В июне 1917 года на посту городского головы В.А. Шевалдышева сменил социал-демократ (меньшевик) Н.И. Воробьёв. В 1918 году В.А. Шевалдышев бежал из Костромы на ставшую независимой Украину, а затем, как писала большевистская пресса, занимал на юге России у А.И. Деникина пост министра торговли и промышленности54. Сведений о его дальнейшей судьбе нам найти не удалось.

20 мая 1913 года на Губернской земской выставке Николай II посетил ряд павильонов крупнейших предприятий Костромской губернии. Их хозяева встретили государя у входа в павильоны и проводили по экспозиции.

В павильоне крупной промышленности директор «Товарищества Большой Костромской льняной мануфактуры (БКЛМ)» Сергей Николаевич Третьяков (1882–1944 гг.), внук С.М. Третьякова и внучатый племянник П.М. Третьякова, поднёс государю хлеб-соль и приветствовал его речью.

В конце 1916 года на БКЛМ из-за войны очень скромно было отмечено 50-летие предприятия. 28 декабря 1916 года депутация городской думы поднесла правлению БКЛМ приветственный адрес по случаю юбилея (в нём отмечалось, что по количеству веретён мануфактура является самым крупным предприятием в Европе). В ответном слове С.Н. Третьяков поблагодарил думцев за поздравления55.

25 сентября 1917 года С.Н. Третьяков возглавил Экономический совет при Временном правительстве, то есть фактически стал одним из членов Временного правительства. В ночь с 24 на 25 октября 1917 года он был арестован в Зимнем дворце и оказался в заключение в Петропавловской крепости, откуда вышел на свободу в конце февраля 1918 года.

С ноября 1919 года С.Н. Третьяков занимал посты министра торговли и промышленности и заместителя председателя Совета Министров в Омском правительстве адмирала А.В. Колчака. В январе 1920 года он эмигрировал во Францию56. В эмиграции в 1929 году Сергей Николаевич стал агентом советской разведки, следил за белыми эмигрантами, участвовал в операциях по похищению руководителей Русского общевоинского союза (РОВС) – генерала А.П. Кутепова (1930 г.) и его преемника, генерала Е.К. Миллера (1937 г.). В период немецкой оккупации Парижа гестапо узнало, что С.Н. Третьяков – советский агент. 14 июня 1942 года он был арестован в Париже и 15 июня 1944 года расстрелян в концлагере Ораниенбурге под Берлином57.

При посещении государём павильона Товарищества мануфактур «Иван Коновалов с сыном» председатель правления Товарищества Александр Иванович Коновалов (1875–1949 гг.) поднёс ему какое-то особо изысканное /тонкой выделки полотенце.

За полгода до этого, в 1912 году, А.И. Коновалов, правнук крепостного крестьянина-старообрядца, был избран членом IV Государственной Думы от Костромской губернии. В Думе он стал одним из лидеров либеральной оппозиции.

27 февраля 1917 года А.И. Коновалов вошёл в состав Временного комитета Государственной Думы. Со 2 марта 1917 года он – министр торговли и промышленности в первом составе Временного правительства. В другое время более подходящей кандидатуры для этого поста, наверное, было и не найти. Но в безумном 1917-м, когда всё и вся в стране разваливалось, Александр Иванович, конечно, ничего не мог сделать и в мае ушел в отставку. Вновь во Временное правительство он вошел 25 сентября 1917 года, заняв наряду с постом министра торговли и промышленности и пост заместителя председателя правительства, то есть стал заместителем А.Ф. Керенского. В роковые дни октября, когда Керенский уехал из Петрограда, А.И. Коновалов последние сутки фактически возглавлял Временное правительство и все последние правительственные документы и обращения выходили за его подписью. В ночь с 24 на 25 октября 1917 года вместе с другими членами правительства он был арестован и оказался в каземате Петропавловской крепости. Через несколько месяцев А.И. Коновалов вышел на свободу и эмигрировал во Францию. В 1940 году, после поражения Франции в войне, он бежал в США, в Нью-Йорк. После окончания II Мировой войны вернулся в Париж, где и умер в 1949 году. Похоронен на русском кладбище Сент-Женевьев-де-Буа58.

Во всех основных мероприятиях 19–20 мая 1913 года в Костроме принимали участие уездные предводители дворянства Костромской губернии. Наиболее поразительным образом сложилась последующая судьба одного из них – Юрьевецкого уездного предводителя дворянства С.Ф. Грибунина.

Заметным событием костромских празднеств стал состоявшийся вечером 19 мая на пароходе «Царь Михаил Феодорович»* обед в высочайшем присутствии, на который были приглашены и уездные предводители. Наверняка не раз на этом обеде они – по праву хозяев и верных слуг престола – предлагали тосты за здоровье государя императора, клялись в верности монархии и обещали при необходимости все как один встать на защиту трона. Как бы удивились все, если узнали, что один из присутствующих на обеде уездных предводителей через четыре года не только не встанет на защиту обожаемого монарха, но более того – арестует его.

* Принадлежащий обществу «Самолёт» пароход «Царь Михаил Феодорович» уже в апреле 1917 года утратил имя основателя Романовской династии и получил новое название – «Антон Чехов». Однако имя автора «Палаты номер шесть» судно проносило недолго. В июне 1919 года «Антон Чехов» был переименован в «Красную звезду» и переоборудован в агитпароход, на котором в двухмесячную пропагандистскую поездку по Волге и Каме отправилась супруга вождя пролетарской революции Н.К. Крупская.

Скажем и о судьбе других пароходов, на которых в мае 1913 года царская семья и сопровождающие их лица совершили поездку по Волге от Нижнего Новгорода до Ярославля. Пароход «Император Александр Благословенный» в апреле 1917 года так же был переименован, получив новое название – «Владимир Короленко». Однако имя старого народника и писателя-гуманиста (ещё здравствующего тогда) пароход проносил недолго. В 1920 году его вновь переименовали, на этот раз в честь Л.Д. Троцкого – второго человека в тогдашней большевистской иерархии: бывший «Император Александр Благословенный» стал называться… «Лев Давыдович». Под этим именем белоснежный красавец ходил по Волге вплоть до 1929 года, когда вдруг выяснилось, что товарищ Троцкий – вовсе не вождь Октября, а подлый Иудушка, враг партии и агент мировой буржуазии. В связи с этим советский пароход сбросил с себя имя «гнусного предателя» и вернул прежнее «буржуазно-демократическое» название – «В.Г. Короленко».

Флагман царской флотилии «Межень» довольно долго, по революционным меркам, сохранял своё аполитичное и чисто волжское название. Однако в мае 1924 года в Москве скончался старый большевик В.П. Ногин (1878–1924 гг.), бывший с 1922 года председателем Всероссийского текстильного синдиката. В.П. Ногина похоронили в революционном некрополе на Красной площади, а в число объектов, переименованных в его честь, попал и пароход «Межень», получивший новое имя – «Ногин»59.

   Как известно, после подписания 2 марта 1917 года в Пскове акта об отречении от престола Николай II не был арестован и уехал в Могилёв. Как писалось выше, в это время государь даже полагал, что сможет жить в России со своей семьёй как частное лицо. Однако уже через несколько дней руководители Временного правительства приняли решение об аресте бывшего царя. Вечером 7 марта в Могилёв из Петрограда была отправлена группа комиссаров Временного правительства в составе четырёх депутатов Государственной Думы, на которых была возложена миссия заключения бывшего императора под стражу. В состав этой четвёрки попал и С.Ф. Грибунин.

Семён Фёдорович Грибунин (1870 – после 1917 гг.) родился в Юрьевецком уезде и обучался в гимназии в Костроме. Он окончил Аракчеевский кадетский корпус в Нижнем Новгороде и Александровское военное училище в Москве. Выйдя в отставку с военной службы в 1896 году в чине поручика, С.Ф. Грибунин служил земским начальником в Юрьевецком уезде. В 1900 году его избрали Юрьевецким уездным предводителем дворянства60. В этом отношении он пошёл по стопам своего отца, Фёдора Семёновича Грибунина (1844–1884 гг.), который в 70-е годы XIX века также был Юрьевецким уездным предводителем и одновременно председателем Юрьевецкой уездной земской управы.

Среди уездных дворянских предводителей нашей губернии С.Ф. Грибунин пользовался известностью как деятель либерально-оппозиционного толка. После того, как в ночь на 9 декабря 1913 года неожиданно скончался депутат IV Государственной Думы от Костромской губернии И.В. Щулепников, С.Ф. Грибунин, чью кандидатуру выдвинули кадеты, был избран 16 января 1914 года новым депутатом Государственной Думы от нашей губернии61.

Итак, вечером 7 марта четвёрка депутатов выехала в Могилёв, «с инструкцией, – как писал А.Ф. Керенский, – взять царя под стражу и препроводить его в Царское Село»62. Почему в состав четвёрки комиссаров попал и Грибунин, мы не знаем. Возможно, это произошло случайно, а может быть, руководители Временного правительства намеренно послали арестовывать государя депутата именно от Костромской губернии – «колыбели династии Романовых». И заметим – Грибунин не отказался от возложенной на него миссии, хотя, наверняка мог бы уклониться от участия в ней под каким-нибудь благовидным предлогом.

Поезд прибыл в Могилёв утром 8 марта. В тот же день комиссары арестовали бывшего императора и увезли его в Царское Село (в своём дневнике за 8 марта Николай II записал: «4 члена Думы сопутствуют в моем поезде!»63). Утром 9 марта депутаты сдали своего пленника начальнику царскосельского дворцового караула полковнику Е.С. Кобылинскому64. Уточним, что при избрании своём в Государственную Думу С.Ф. Грибунин не сложил с себя полномочий Юрьевецкого предводителя: таким образом, в Могилёве арест государя произвёл не просто один из народных избранников, а действующий уездный дворянский предводитель Костромской губернии. Именно 9 марта для Николая II начался период заключения, завершившийся екатеринбургской Голгофой.

Как мы знаем, в самом начале династии Романовых костромской крестьянин Иван Сусанин отдал свою жизнь во имя спасения юного Михаила Фёдоровича Романова. Спустя триста лет в последние дни существования династии совершенно противоположную роль сыграл другой костромич – представитель старинного дворянского рода, чьи предки веками служили царям верой и правдой…

Дальнейшая судьба С.Ф. Грибунина нам неизвестна. Вероятно, он так или иначе сгинул в революционной пучине после захвата власти большевиками. Вряд ли можно сомневаться, что его, видевшего всё, что происходило в стране после ареста Николая II, не мучила совесть. Но сделанного было уже не воротить.

Трагично сложилась после революции и судьба большинства представителей духовенства Костромы и Костромской епархии, принимавших участие в Романовских празднествах.

Церемония в Успенском соборе

19 мая 1913 года многолюдный крестный ход, состоящий из духовенства всех храмов Костромы и многочисленных представителей духовенства епархии с главной святыней края – Феодоровской иконой Божией Матери – прошёл от Успенского кафедрального собора до Ипатьевского монастыря. Огромное большинство участников этого хода стали в последующие годы жертвами террора.

Однако некоторые из священнослужителей после революции пошли на союз с новыми властями. Архиепископ Костромской и Галичский Тихон (Василевский; 1867–1926 гг.) через год после Романовского юбилея, 11 июля 1914 года, получил назначение на Курскую кафедру. Он отбыл из Костромы в самом начале Мировой войны, 3 августа 1914 года. В 1920 году Тихон в сане архиепископа Воронежского и Задонского был переведён в Воронеж. В 1922 году он перешёл в обновленческий раскол и встал в ряды тех, кто противостоял Патриарху Московскому и всея Руси Тихону (Белавину), в феврале 1923 года возведен в сан митрополита и переведён в Киев. На обновленческом Соборе 3 мая 1923 года он подписал постановление о лишении сана Патриарха Московского и всея Руси Тихона65. В конце 1923 года вернулся на обновленческую кафедру в Воронеж. Умер своей смертью 17 июля 1926 года в Воронеже и был погребён в Благовещенском кафедральном соборе (снесён в 30-е годы)66.

Настоятель Успенского кафедрального собора протоиерей Павел Крутиков (1850–1930-е гг.) оставался на этом посту вплоть до середины 20-х годов. В начале 20-х годов он, несмотря на давление властей и арест в 1924 году67, в течение нескольких лет возглавлял сопротивление обновленческому расколу в Костроме. По воспоминаниям старожилов, о. Павел Крутиков погиб в 30-е годы в лагере.

Соборный протодиакон Василий Померанцев (1875–1931 гг.) во время церковного раскола также остался верен Патриарху Тихону. 24 октября 1929 года в составе большой группы костромского духовенства о. Василий был арестован. 3 января 1930 года Особое совещание при Коллегии ОГПУ приговорило его к 3 годам ссылки в Северный край. Протодиакон Василий Померанцев умер в ссылке на Печоре уже в 1931 году68.

Когда 20 мая 1913 года коляска с Николаем II по дороге к губернаторскому дому поднималась на Муравьёвку в гору мимо Борисоглебской церкви, её настоятель протоиерей Алексей Андроников, выйдя во главе крестного хода из церковной ограды, благословил государя.

Протоиерей Алексей Васильевич Андроников (1831–1918 гг.) на тот момент являлся старейшим представителем духовенства Костромы. Уроженец г. Чухломы, он служил настоятелем Борисоглебского храма с 1854 года. Храм этот, стоящий через дорогу от губернаторского дома на Муравьёвке, являлся приходским для костромских губернаторов, которых за время необычайно долгой, 64-летней службы о. Алексея сменилось 15 человек. Утром 20 мая 1913 года настоятель Борисоглебской церкви в числе избранных представителей духовенства участвовал в закладке Романовского монумента.

После революции протоиерею Алексею Андроникову не было суждено умереть своей смертью. 87-летний старец трагически погиб в 1918 году на другой день после нового официального праздника – Дня международной солидарности пролетариата. Ранним утром 2 мая 1918 года, в пятницу Страстной недели, он был убит двумя ударами ножа в грудь грабителями, забравшимися в его дом, стоявший возле церкви69. Отпевание о. Алексея, которое при огромном стечении народа совершил в Борисоглебском храме архиепископ Евдоким (Мещерский), состоялось на четвертый день Светлой седмицы 8 мая (26 апреля по ст.ст.) 1918 года. В тот же день о. Алексея похоронили возле алтаря Борисоглебской церкви70.

Храм во имя первых русских святых Бориса и Глеба был закрыт в ноябре 1934 года, а осенью 1935 года его целиком снесли. Долгие годы на этом месте оставался заросший пустырь, а в начале 50-х годов здесь выстроили большой жилой дом в характерном архитектурном стиле того времени (ул. Крестьянская, д. 12/7)71.

При подготовке к юбилею 1913 года особая роль – что естественно – отводилась историкам, искусствоведам, музейщикам, реставраторам. Напомним о судьбах некоторых из них.

19 мая 1913 года при посещении Николаем II церковно-археологического музея в Ипатьевском монастыре в роли экскурсовода выступил Иван Васильевич Баженов (1855–1920 гг.) – выдающийся костромской историк, основатель и бессменный руководитель Костромского церковно-исторического общества.

После 1913 года И.В. Баженов по-прежнему жил насыщенной жизнью: писал новые труды, работал в церковно-историческом обществе, преподавал в Костромской духовной семинарии. В 1917 году весь его привычный мир стал рушиться: Иван Васильевич пережил закрытие в 1918-м Костромской духовной семинарии, в которой преподавал с 1883 года, закрытие в 1919-м первых монастырей в Костроме и губернии, крах всего прежнего уклада жизни…

И.В. Баженов скончался в Костроме 9 февраля 1920 года от крупозного воспаления лёгких. Отпевание его, состоявшееся 11 февраля в Царе-Константиновской церкви, совершил викарий Костромской епархии епископ Кинешемский Севастиан (Вести) и пять священников, бывших учеников И.В. Баженова. В тот же день его останки были преданы земле на Новом Фёдоровском кладбище в конце бывшей Павловской улицы (совр. проспект Мира)72.

Бог призвал Ивана Васильевича к себе, конечно, вовремя. Доживи он до 1929 года, до разгрома краеведения, его судьба, наверняка, сложилась бы гораздо трагичней. Как краевед, к тому же, как особо «вредный» краевед – церковный, бывший председатель Церковно-исторического общества, в 1913 году водивший «кровавого» Николая II по выставке в Палатах бояр Романовых, он получил бы от власти, называющей себя властью рабочих и крестьян, по полной форме. А так он умер в своём доме, в своей постели, окружённый детьми. Его торжественно – архиерейским чином – отпели в приходском храме и похоронили рядом с женой*.

* Сын И.В. Баженова, Валериан Иванович Баженов (1889–1938 гг.) – поручик царской армии, кавалер пяти боевых орденов, выдающийся специалист в области радио, основоположник отечественной радионавигации и радиопеленгации, в советское время неоднократно подвергался арестам. В последний раз заведующий кафедрой радиотехники Московского авиационного института (МАИ), руководитель радиогруппы Центрального аэрогидродинамического института (ЦАГИ), доктор технических наук В.И. Баженов был арестован в Москве 19 ноября 1937 года и расстрелян 3 октября 1938 года73.

   Весной 1914 года в Костроме вышла прекрасно изданная книга историка Н.Н. Виноградова «Празднование трехсотлетия царствования Дома Романовых в Костромской губернии 19–20 мая 1913 года», в которой чуть ли не по минутам было расписано пребывание императора Николая II в Костроме и его участие в праздничных мероприятиях.

В 1926 году Николай Николаевич Виноградов (1876–1938 гг.) был осуждён на три года заключения в Соловецком лагере особого назначения (СЛОН). После освобождения он остался на Соловках, где, занимая пост заведующего музеем, как вспоминал академик Д.С. Лихачев, «делал очень много для оказавшейся на Соловках интеллигенции, в том числе и для молодых художников и поэтов, которых было в лагере немало»74. С марта 1932 года Николай Николаевич жил в Петрозаводске – столице Карелии. Он был арестован 20 октября 1937 года и уже 8 января 1938 года расстрелян в зловеще известном урочище Сандормох (Медвежьегорский район Карелии)75.

После 1917 года книга Н.Н. Виноградова стала едва ли не самой одиозной в Костроме. «Спустя несколько благополучных лет, “верноподданическое сочинение” объявили вредным, а дело по его уничтожению – почетным, святым. С пристрастием перетряхивались собрания государственных и личных библиотек, выискивались в книжном море “крамольные экземпляры”, среди которых для уничтожения вылавливалось и сочинение “в резко монархическом духе” провинциального историка Виноградова. Предать забвению труд не удалось: добропорядочные люди бережно сохранили его для потомков»76. Репринтное переиздание книги Н.Н. Виноградова вышло в Костроме в 1993 году.

К Романовскому юбилею в 1913 году в Петербурге вышла книга братьев В.К. и Г.К. Лукомских «Кострома», посвящённая памятникам костромской художественной старины.

Хотя у книги значатся два автора, но В.К. Лукомский написал только вступительный исторический очерк о Костроме. Основная же часть текста принадлежит перу Георгия Крескентьевича Лукомского (1884–1952 гг.) – одного из наиболее талантливых российских искусствоведов начала XX века.

По общему признанию, труд Г.К. Лукомского – одна из лучших, если не самая лучшая, книга о Костроме, подлинный гимн нашему городу, настоящая поэма в прозе.

Приведём одну-единственную цитату из начала книги: «Еще задолго до пристани, когда на фоне синеющих лесистых далей нежно вырисуются белые колокольни костромские и, заглуша шум парохода, плеск волн, крик чаек, и песнопение косарей на лугах заливных и душистых, послышится разносящий /ся? свободно по водной шири, малиновый звон колоколов или когда в прозрачном воздухе, напоенном опьяняющею душистостью цветущих лип и смолистых кедров, покажутся, потонувшие в темной зелени, монастырские башни с бойницами да главы, золотом блестящие – образ какого-то волшебного города встаёт на небосклоне живым миражем»77.

Послереволюционная судьба Г.К. Лукомского по-своему типична. В конце 1918 года из Петрограда он бежал в Киев – тогдашнюю столицу независимой Украинской державы, а в октябре 1919 года, незадолго до занятия Киева красными, – в Крым, в Ялту. Весной 1920 года Г.К. Лукомский навсегда покинул Родину, уехав в Константинополь. В 20–30 годы он жил в Берлине и Париже, с 1940 года – в Лондоне. После окончания II Мировой войны вернулся во Францию, умер в Ницце 25 марта 1952 года78.

В 20–30 годы, когда в Костроме один за другим беспощадно разрушались памятники старинной архитектуры, в местной печати книга Г.К. Лукомского всячески поливалась грязью, что вполне естественно. Однако многие костромичи хранили у себя этот маленький, прекрасно изданный томик в малиновом переплёте. Его репринтное издание вышло в 2002 году, к 850-летию Костромы.

19 мая 1913 года, когда Николай II с детьми осматривали Троицкий собор Ипатьевского монастыря, пояснения им давал архитектор-реставратор Дмитрий Васильевич Милеев (1878–1914 гг.). К началу 10-х годов XX века, несмотря на молодость, выпускник петербургской Академии художеств Д.В. Милеев являлся одним из ведущих специалистов по памятникам старинного зодчества. В начале 1911 года в преддверии Романовских торжеств ему было поручено руководство реставрацией Троицкого собора, ставшей первой подлинно научной реставрацией этого храма. В 1911–1913 гг. Дмитрий Васильевич постоянно приезжал в Кострому, подолгу жил здесь, попутно с основной работой по Троицкому собору занимался изучением памятников старины Костромы и её окрестностей. За свои труды по возвращению главному храму Ипатьевского монастыря его исторического облика он был награждён орденом святой Анны 3-й степени.

Жизненный путь Д.В. Милеева оборвался очень рано: он умер, немного не дожив до 36 лет. Одновременно с работой в Костроме он руководил археологическими раскопками древнейшего русского каменного храма – Десятинной церкви в Киеве. Там в «матери городов русских» Д.В. Милеев неожиданно и умер, заразившись тифом. Он скончался 19 июля 1914 года79 – буквально в последние часы мирной жизни, в день, когда Германия объявила России войну.

Видео-хроника (1913) времен визита императора Николая II со своей семьёй на торжества, посвящённые 300 - летию правления дома Романовых.