О. Евгений Никитин (Судиславский район)

В. В. РОЗАНОВ И ЦЕРКОВЬ

Церковь является в мир с Воплощением Сына Божия. Говоря более конкретно, Воплощение — это встреча Божественного и человеческого. И не просто встреча, как касание двух разностей, а встреча как проникновение, когда два, не теряя своей субстанции, становятся одним лицом, т.е. перед нами — абсолютная открытость каждого, завершённая в единстве и полноте.
Желаемая же человеком полнота невозможна. Грехопадение, сделавшее человека познавшим «добро и зло», делает абсолютную открытость незавершённой. И эта неспособность открываться друг другу — трагедия каждого и всех. Стремясь друг к другу, мы лишь касаемся. И в этом касании или равнодушно вежливы, или злобны.
Внутреннее же наше объёмно, там свет и тьма, добро и зло в нерасторжимом единстве. И быть искренним, чего мы постоянно требуем друг от друга, — это значит обнажить перед ближним всю эту объёмность. Наша «искренность», наша правда о себе печальна не только для нас самих, она невыносима и для ближнего. И понести её смог только Богочеловек. Именно благодаря нашей «искренности», Он оказался на Кресте.
В. В. Розанов понимал «религию как свет и радость» и считал христианство самим светлым и жизнерадостным мировоззрением. Историческое христианство как бы изъяло этот «свет и радость». «Сущность Церкви и даже христианства определилась, как поклонение смерти», — говорит он.
Но «свет и радость» — это День Восьмой, Воскресение, и они предваряются страстной седмицей. Вот почему историческое христианство не может быть «светом и радостью» или только ими. Живя в скорбном настоящем, трудно радоваться будущему.
Говоря о «свете и радости» и будучи чутким человеком, он постоянно спотыкался о Крест Сына Божия и невозможность обойти Его. Всматриваясь в самого себя, в окружающих его людей, не без боли видел, что добро и зло в человеке неразделимы. О себе он говорил как о «дымящейся головешке», которой Бог «надымил» в мире.
Его критика Церкви, перешедшая в тяжбу с самим Богочеловеком, не является бредом или глупостью — это страстная любовь к Богу и человеку. «Всю жизнь посвятить на разрушение того, что люблю, — говорит он, — была ли у кого печальнее судьба».
Последние дни его «были сплошной осанной Христу», — пишет Голлербах. «Обнимитесь все, поцелуемся во имя Воскресшего Христа. Христос Воскресе! Как радостно, как хорошо…»
О его жизни и творчестве можно сказать как об исповеди, завершившейся покаянием. А об исповеди нельзя сказать, хорошая она или плохая, правильная или неправильная. Это выход к Богу через человека.
Возлюби Бога и ближнего как самого себя.