Ф.Н. Родин

Бурлацкий фольклор

Веками бурлаки служили незаменимой тяговой силой на водном транспорте, доставляя ежегодно миллионы пудов всяких товаров в торговые и промышленные центры страны. Бурлаки способствовали развитию торговли и промышленности, совершенствованию судоходства, и вместе с тем их трудом обогащались русское государство, помещики, купцы, судовладельцы, предприниматели.

Постоянным спутником бурлака, облегчающим его тяжкий труд, когда каждому приходилось тянуть лямкой по 250—300 пудов груза, была песня. В ней отражалась безотрадная жизнь народа, его судьба, его настрой. Были и озорные песни, веселые запевки, шутки, прибаутки, подбадривавшие бурлаков своим мажорным тоном.

Песня помогала бурлакам соблюдать в движении общий ритм, становилась организующей силой. Утомленная, зачастую полусонная вереница бурлаков, двигаясь в такт мелодии, превращалась в дружный трудовой коллектив с единой волей. Даже такие восклицания, как «Ай, да ой, да эй», вырывавшиеся из сдавленной груди, приносили бурлакам облегчение, помогали преодолеть усталость, чтобы всем вместе сделать новые и новые трудовые усилия.

До появления парового флота в Поволжье бытовало множество трудовых песен, создателями и исполнителями которых являлись сотни тысяч людей разных национальностей и социальных групп, собиравшихся на речной транспорт со всей территории Европейской России. Все трудовые песни, в том числе и известная «Дубинушка», возникали как плод коллективного творчества.

Бурлаки приспосабливали лирические, плясовые, шуточные народные песни под свой «топ» — мерный шаг артели. Запевала чаще всего избирал песни с ритмичным складом, легким и шуточным содержанием. «Брала девка лен», «За двором, двором», «Заросла моя полосонька», «Как на зорьке, на заре, по утренней росе», «Во лузях», «Как по морю, морю синему» и много, много других. Зачинались они по условной команде «шишки»¹:

Брала девка лён, лён,
Брала, набирала,
Землю не сбивала.
Боялася девка,
Боялася красная
Да серого волка…
Не того волка боялась,
Кой по лесу бродит,
Сам голосом воет,
А того волка боялась,
Кой по полю рыщет,
Соловушкой свищет,
Красных девиц ищет.

А вот шуточная ходовая песня, записанная в 1924 году в селе Промзино Сибирской губернии со слов крестьянина И. К. Потехина, ходившего в молодости на бурлацкий промысел. Эту песню бурлаки. любили за простоту запева и разнообразие припевов. Вначале муж предлагает жене купить курочку, потом другую живность:

Пойдем-ка, женушка, домик наживать,
Пойдем-ка, размилая, в гостиный ряд гулять,
Купим мы, женушка, курочку себе.

Припев:

Курочка по семечку семечко клюет,
Клюет, клюет, поклёвывает.

Далее третья строка запева каждый раз меняется:

…Купим мы, женушка, уточку себе.
…Купим мы, женушка, индюшечку себе.
…Купим мы, женушка, барашка себе.
…Купим мы, женушка, гусоньку себе.
…Купим мы, женушка, козыньку себе.
…Купим мы, женушка, телёночка себе.

А когда исполнялся припев, над рекой гулко раздавалось кряканье утки, блеяние барашка, забавное подражание голосам домашних животных и птиц. После каждого куплета припев соответственно наращивался новой первой строкой и к концу песни удлинялся до восьми строк.

Припев:

Телёночек — мыки, мыки,
Козлёночек — шики, брики,
Гусонька — гаи, гаи,
Барашек — шадры, бадры,
Индюшечка — шулды, булды,
Уточка — с носка плеска,
Курочка по семечку клюет,
Клюет, клюет, поклёвывает.

Тот же И. К. Потехин рассказал о распространенной у волжских бурлаков ходовой песне «Про волика и козлика». При ее исполнении запевала размахивал «манишкой» — полотенцем, веселя усталых рабочих. Вот ее текст в сокращенном виде:

Пойду я, молодёшенька, ко первому братцу.
Дай мне, братец, вола и козла.

Припев:

Был у молодёшеньки волик и козлик,
Был да ушёл, ушёл, ушёл, ушел.

Пойду я, молодёшенька, ко второму братцу.
Дай мне, братец, вола и козла.

Припев:

Были у молодёшеньки два вола, два козла,
Были да ушли, ушли, ушли, ушли.

Оказывается, молодешенька имела десять братьев, каждый давал ей по волу и козлу, но все от нее уходили. Тогда молодешенька вновь шла к первому братцу, песню начинали сначала…

Широко использовалась бурлаками и народная плясовая песня «Во лузях». Этот вариант записан в селе Савро-Мамышево Сосновской волости Рязанской губернии в 1927 году со слов бывшего бурлака Ф. В. Борисова. Ее любили за ритмичность, позволяющую двигаться не сбиваясь с ноги, мерным шагом.

Во лузях, во лузях,
Таки лузях, зеленых во лузях (2 раза)
Выросла, выросла,
Выросла трава шелковая (2 раза),
Расцвели, расцвели,
Расцвели цветы лазоревые (2 раза).
В той траве, в той траве,
И я в той траве выкормлю коня (2 раза),
Выкормлю, выкормлю,
И я выкормлю, выглажу его (2 раза).
Поведу, поведу,
Поведу я коня к батюшке (2 раза),
Уж ты, батюшка, родимый мой (2 раза),
Ты прими, ты прими,
Ты прими слово ласковое (2 раза),
Полюби, полюби,
Полюби слово приветливое (2 раза) … и т. д.

По словам Ф. В. Борисова, иногда шишка брал песню, имевшую острый сюжет, чтобы отвлечь бурлаков от мрачных дум. К такому жанру относится ходовая песня «Уговаривал Ваня Дуняшу». Пелась она с подъемом и имела большое распространение.

Уговаривал да друг Ванюшка
К себе Дуню ночевать.
Ночуй, ночуй, Дунюшка,
Ты ночуй, голубушка.
Есть ночуешь у меня,
Подарю, радость, тебя,
Подарю, Дуня, сережечки серебряные,
А другие — золотые со подвесочками.
На то Дуня соглашалась,
Ночевать с Ваней осталась.
Ложилася Дуня спать
На Иванову кровать.
Ей немножечко спалось,
Много виделось:
Будто Ванюшка пришел,
Друг великий подошел,
Он из горенки во горенку. похаживает…

80-летний крестьянин из деревни Юрьево Спасского уезда Рязанской губернии С. И. Зиняков рассказывал нам в 1927 году, что, когда судно вели против течения подачей, употреблялись большей частью запевки, например:

Вот пошли да повели,
Правой-левой заступили.

Или:

Ой раз, ой раз,
Еще разик, еще раз.

Движение бурлаков по палубе от носа к корме устанавливалось такой запевкой:

Стукнем, брякнем об палубу,
Чтобы лямку натянули.

И артель подхватывала:

Валяй наша, валяй,
Вот поваливай, валяй.

На лодках, завозивших вперед якорь, бурлаки под «гребь» весел пели (эта песня была записана со слов другого рязанского крестьянина, Т. И. Шапкина, в деревне Забелино Гиблицкой волости):

Не качать ли нам березу,
Не валять ли нам кудряву.
Березонька белая, зелено-кудрявая,
Через речку свалена.
Тут и речка, тут и мост,
Через речку перевоз.
Парень девку перенес,
Перенес, перетащил,
Ничего не намочил,
Лишь башмак с ноги сскочпл.
— Мне не жалко башмачка,
Жалко белого чулка:
Башмак батюшка купил,
Чулок милый подарил…

На гребных грузовых и пассажирских судах часто словесная команда заменялась для поддержания такта и ритма не только песней, но и ударами молота о чугунную доску, хлопаньем в ладоши, посвистом.

Бывшие бурлаки-коноводы Пряхин и Трусов из той же деревни Забелино рассказывали, что при тяге судов лошадьми погонщики применяли условный крик и свист. Перед тем как двинуться в путь, носовой обычно кричал «шишке» на берег:

— Эй, малыш, разворачивай!

Чтобы ускорить ход, раздавалась команда:

— Ровняй! Ровняй!

Если лошади слишком удалялись от воды, с судна кричали:

— Ниже! Ниже!

А если слишком приближались к воде кричали:

— Выше! Выше!

Когда требовалось остановить лошадей, по реке неслось звонкое:

— Коренная, ло-ло-ло!

Если судно вставало на мель, бурлаки подводили под днище «стяги», нажимая на них плечами, по пояс в воде, жалобно вскрикивали:

— Ух-да! Ух-да!

Снявшись с мели, лоцман кричал коноводам на берег:

— Поднимай легонько, эй, поднимай! Поднимай!

В ответ раздавалось хлопанье кнутов и резкий свист. В такие минуты на реке, особенно на перекатах, где скапливалось много судов, стоял невообразимый шум от истошных криков и свиста.

Много разных запевок использовали бурлаки при стаскивании судов с мели, при подъеме и передвижении тяжестей, в борьбе со встречными ветрами и в других случаях. Запевки обычно создавались непосредственно в процессе труда. Они были крайне просты и состояли обычно из одного-двух коротких слов, повторяющихся без конца, переходя как бы в песню без слов.

Когда нужно было стащить судно с мели, артель сиплыми голосами выводила:

— Нейдет! Нейдет! Ау, да ух!
Ой раз, ой раз!
Еще разик, еще раз!
Сорвали — сорвали,
Сорвали — сорвали!

Лоцман, подбодряя усталых бурлаков, кричал:

— Пошло батюшки! Пошло ходом!

Тогда, собираясь с силами, бурлаки меняли старую погудку на новую:

Ведь пошел-таки, пошел,
Он пошел, да и пошел!
Он и ходом, ходом, ходом,
Ходом па ходу пошел!

Раздавалась и при съеме судна с мели и знаменитая «Дубинушка» в бесконечном множестве вариантов:

Ой, дубинушка, ухни!
Ой, зеленая, подерни!
Подерни, подерни!
Да ух!
Ой, суденышко встало,
Видно, силушки не стало!
Ой ребята, собираться,
За веревочку хвататься!
Ой, дубинушка, ухнем!
Ой, зеленая, сама идет!
Ухнем!

Но вот судно тронулось с мели, и бурлаки бойкими, веселыми голосами гомонили:

…Раззеленая сама пойдет!
Идет, идет, сама пойдет,
Идет, идет, сама пойдет!

При благополучном движении судна песня повторялась в ускоряющемся темпе.

Иные песни звучали во время сильных встречных ветров, когда судно тянуло назад. Тогда затягивалась жалобная запевка:

Эх, матушка-Волга!
Широка и долга,
Укачала, уваляла,
У нас силушки не стало!
Эх, матушка-Клязьма!
Широка и грязна.
Укачала валяла,
У нас силушки не стало!

Порой же, выбившись из сил и перебрав все песни, бурлаки заводили мелодию без слов. Неописуемо дикий вой, бесконечно повторяющиеся выкрики превращались в надрывный стон, о котором написал Н. А. Некрасов: «Этот стон у нас песней зовется».

По словам А. М. Горького, Лев Николаевич Толстой отмечал, что «поэзия — безыскусственна. …Мужик тоже не знает, что он поет, — ох, да-ой, да-эй — а выходит настоящая песня, прямо из души»². Эту же мысль высказывает в своих очерках «Ветлужские бурлаки» Н. Оглоблин. Он не раз наблюдал, как сплавщики леса пели не для слушателей, а для себя, вкладывая в песню всю душу, стремясь выразить свои горестные переживания. Пьяный бурлак, сидя в сумерки на тихо плывшем плоту, заливался горькими слезами и нескончаемо тянул:

Ай, маменька, прости!
Ай, родимая, прости!

В повторении этих несложных слов чувствовалась неподдельная грусть и тяжелая душевная драма. В дикий вой и выкрикивания «Ай-ай-ай! Ой-ой-ой! Эх!» бурлаки действительно вкладывают все свое горе, всю муку и тоску².

В 90-х годах учитель А. Кондратьев в книге об известном певце Д. А. Агреневе-Славянском писал, что бурлацкие песни оказали большое влияние на музыкальное творчество Х1Х века. Бурлацкой песней «Эй, ухнем!» восхищалась пе только Россия, но и вся Западная Европа. Творец оперы «Фауст» Шарль Франсуа Гуно оценивал ее чрезвычайно высоко. «Скорее я выпил бы всю воду в Волге, чем охладел бы к чудным звукам этой русской песни, — говорил Гуно. — А кажется, что в ней особенного? Она так бедна разнообразием звуков и, пожалуй, еще беднее своим содержанием: «Эй, ухнем, ай, да, да, ай, да, разовьем мы березу, разовьем мы кудряву…» Вот и все ее бесконечно повторяющееся содержание. Да и песня ли это? Нет, это не песня, это «стон наболевшей души»³.

На каждый случай, на каждый отдельный рабочий прием у бурлаков находились самые простые слова и песни, без конца повторявшиеся на один и тот же однообразный мотив. Скорее это даже пе песни, а просто певучие восклицания для подбадривания себя и друг друга при изнурительном труде. Вот, например, рабочие поднимают на беляне огромное, тяжелое бревно, чтобы скатить его по проложенным «сливкам» на берег. Один из них певуче тянет: «Еще вы-ы-ше, еще вы-ы-ше», ему вторит другой: «Еще выше». Остальные подхватывают и дружными усилиями поднимают бревно на катки, по которым оно и слетает с беляны.

Трудно переоценить значение песен в труде бурлаков, грузчиков и других судорабочнх. Они утверждали, что «им без песен невозможно». Но у грузчиков в силу специфики их труда бытовали несколько иные песни и запевки, хотя иногда приспосабливались и бурлацкие.

При подъеме тяжелого груза грузчики пели:

Поднимем, молодчики, еще раз!
Разудалые, повыше, еще раз!
Ой, раз, ой, раз!
Еще разик, еще раз!
Бери — пойдет,
Пойдет-идет…

Бочки выкатывали под особые припевки:

Эй, катай, братцы, катай, знай, покатывай-катай…
Эй валяй, братцы, валяй, знай, поваливай-валяй…
Ой, качай, наши молодчики,
Покачивай-качай.
Хорошо наши качают,
Покачивают…

Ой, горна лугова (начинала одна партия),
Посулила не дала (отвечала вторая партия).
Ой, горна лугова (первая партия),
Посулила не дала (вторая партия).
Ой, Дуня, моя Дуня (первая партия),
Дуня ягоды рвала (вторая партия).
Дуня по воду ходила (первая партия),
Дуня ягоды рвала (вторая партия)…

Во время «вызванивания» (подъема) тяжелого груза из трюма:

Развеселая сама идет (начинал запевала).
Бери-пойдет (первая группа),
Идет, идет (вторая группа),
Идет, идет (все вместе).

Часто грузчики в своих песнях высмеивали подрядчика, а то и самих себя:

Вот идет усатый,
Рыжий, бородатый…
Да ух!
Золотая наша рота
Тащит черта из болота…
Да ух!

Для подбадривания усталой артели сочинялись частушки:

Вы, ребята, собрались,
За веревочку взялись
Ой, дубинушка!
Круглей становись,
Рука об руку берись,
Поднимем, молодцы,
Ай, удалые, повыше,
Раз еще!
Вы, ребята, не робейте,
Свои силы не жалейте!
Ой, дубинушка, ухнем!
Раззеленая сама пойдет,
Раз еще!
Отчего же ручкам больно:ц
Ой, дубинушка!
И-дет, и-дет, бе-ри — пойдет…
Вы, ребята, дери глотку:
Нам подрядчик даст на водку…
Ой, дубинушка!

В селе Промзино довелось услышать от С. Ф. Третьякова и не совсем обычные куплеты:

Он по улице идет,
Я, млада, молчу,
Еще смалчиваю.
Вор Максим! Плут совсем!
Он к комнатке подошел,
Я, млада, молчу,
Еще смалчиваю.
Вор Максим! Плут совсем!
Он в комнатку вошел,
Я, млада, молчу,
Еще смалчлваю.
Вор Максим! Плут совсем!..

Уронив кладь со спины, грузчики, поднимая ее, надсадно покрикивали:

А за те же денежки
Еще разок!

В ожидании короткого перерыва для отдыха припевали:

Вы, ребята, припотели,
Покурить вы захотели…
На последнюю залогу
Мы найдем в кабак дорогу…

Все эти своеобразные песни, певучие выкрики, запевки, частушки помогали грузчикам в их тяжелом труде. И пелись они, когда работа проводилась коллективно, когда требовались слаженность и ритм для подъема или перемещения больших тяжестей. Когда же грузчики в одиночку несли на плечах тяжелый груз, петь они не могли, им приходилось беречь дыхание. В это время и шаг не мог быть ритмичным, медленное передвижение ног отнимало безмерно много сил и внимания.

Интересны также поговорки и пословицы, возникшие в бурлацкой среде. Им поистине нет числа. В большинстве они, естественно, отражали специфику бурлацкого труда, некоторые из них стали как бы общенародным достоянием, многие бытовали лишь в определенных местностях. Приведем лишь крохотную часть этих зерен народной мудрости:

Хлеб ищи дома, подати на стороне.
Нечем платить долгу — иди на Волгу.
Не научит мамка, научит лямка.
Вниз вода несет, вверх кабала ведет.
Кобылу в хомут, а бурлака в лямку.
Все за одного и один за всех.
Надсадно бурлаку, надсадно и лямке.
Шли бечевой, а хлеба ничего.
Богато живут — с плота воду пьют.
Вот тебе хомут да дуга, а я тебе, хозяин, не слуга.
Работать не заставят и есть не посадят.
Лямку три, налегай да при.
Пошли тяготы — подвело животы.
Тяни лямку, пока не выроют ямку.
Лучше слыть дураком, нежели бурлаком.
Идти в Сомин (против течения) нужно работать самим.
Лысковцы народ честный: коли не вор, так мошенник.
Хорошо глядеть на гребного, да хорошо ли ему?

Особое место в бурлацком фольклоре занимают песни сатирического склада, высмеивающие, иногда весьма едко, те или иные общественные явления, а также повествовательные, по форме близкие к былинам, в которых нашли отражение судьбы обездоленных людей и значительные для трудового народа исторические события. Образцы такого творчества были записаны в экспедициях 1924 — 1927 годов саратовского «Музея волгаря». Одна из этих песен, в которой дается сжатая характеристика десятков населенных пунктов и их жителей, от Астрахани до Костромы, сложена, несомненно, людьми бывалыми, неоднократно проследовавшими по этому долгому пути. В ней после каждой запевки следует рефрен «Ах, ну, ох ты мне» и затем повторяется последняя строка (обычно вторая) запевки:

Не начать ли, не начать
С синя моря, со косы,
С славной Астрахани.
Ах, ну, ох ты мне,
С славной Астрахани.
Где попить, погулять —
В мати-Астрахани…
(рефрен и припев).
Чисто, щепетко пройти
Вдоль по Астрахани…
За шелковым за товаром
На вечерний на базар…
С господами покататься
По Кутуму по реке…
С архиреями водиться
На Балдинских островах…
А за свеженькой за рыбкой
На Исады на базар…
На гребные порядиться
Против Горянских ворот…
Уж ты, дядя, длинный нос,
Прикажи подать завоз…
Мы подачей работали,
В году праздников не знали…

Переходом к характеристике других городов и пристаней, помимо Астрахани, которую бурлаки называли «Разгуляй-город», служил следующий куплет:

Вот как ли, каково,
В ином нет ничего.
Ах, ну, ох ты мне,
В ином нет ничего.

И далее в куплетах с рефреном вереницей перечислялись волжские пристани:

Вот Черный яр
Построением взял…
Одна изба на боку,
Друга без верху…
Невитые калачики —
Царицынские…
А где сладенький медок,
Там Дубовка-городок…
Несоленые калачики —
Камышинские…
А где сдохлая мука —
Во Хвалыне-городу…
Где косые-то заплаты,
Там сызранские солдаты…
Вот тащи-волоки,
Да Переволоки…
А где востры колпачки,
Там самарски казачки…
Воровская, братцы, пристань
В Жигулевских горах…
Вот и лышная сторонка —
Сенгелей-городок…
Дальше Шиловка-село,
Погулять в нем весело..
Где садами-то довольно,
Там Симбирск-городок..
Лаптями довольно —
Тут Тетюши-городок…
В Богородском мужички
Со стола кашу продали…
Тенищево во долу —
По три вора во двору…
Антоновка па горе —
По три девки на дворе…
Красновидово село —
Его под гору свело…
А Буртасское село —
Все садовник наголо…
А Теньковское сено —
Головорезы наголо…
Лабышкински мужички —
С покрышками хомуты…
Гладеньки лошаденки —
Шаланговски мужичонки…
Гребневски мужики —
У них долгие кнуты…
А Ташевское село —
Рыболовщик наголо…
Матюшкински мужички —
Да все каменщики…
Где чувашами довольно —
Чебоксары-городок…
Ключищински мужички —
Мочальны хомуты…
Где котами, башмаками —
Там Казань-городок…
А услонски девушки —
Все молошнички…
Студенецкие старушки —
Огурешнички…
Вот и кинуло валом
На ту сторону на них…
Беляковски мужики —
У них вшивы тулупы…
А читакски мужички —
Да лошаденку увели…
А куптецки мужички —
Да все луковичнички…
А пигольски мужички —
Все попить да погулять…
Тарлашинское село —
Все пчеляк наголо…
Ковалинское село —
Все дрова запродать…
Давилькеево село —
Все картёжники наголо…
Борисовски мужички —
Сыромятнички…
На топе и горе —
Васильсурск-городок…
Там, где гладкая сакмичка, —
Это Фокинское…
Вот Слопинец да Татинец —
Всем мошенникам кормилец…
Рядом тут село Работки —
Покупай, хозяин, водки…
А за ним село Безводно —
Живут девушки зазорно…
Вот село Великий враг —
В каждом доме там табак…
А вот Кстово-то христово,
Развеселое село…
Хоша чарочки маленьки,
Да винцо хорошо…
Вот Куманское село —
В три дуги меня свело…
А вот Нижний городок
Ходь-гуляй в погребок…
Еще Сормово село —
Соромники наголо…
А вот село Козино —
Много девок свезено…
Город, город Балахна
Стоит полы распахня…
Город, город Городец,
В нем народ молодец…
Где горшками нагрузиться?
В Васильевской слободе…
Где телятами довольно,
Там Пучеж-городок…
Город Юрьевец поволжский
Постройкою взял…
Решма да Кинешма —
Пить да кутить…
Солдыга Горюха —
Убытки платить.
А вот город Кострома —
Гульливая сторона.
Ах, ну, ох ты мне,
Гульливая сторона.

Судя по характеристикам всех населенных пунктов, эти запевки были сложены и развивались среди людей, знавших Поволжье в мельчайших подробностях. Такими людьми являлись, конечно, бурлаки, они и были авторами этих запевок⁴.

Следующая песня, исторического жанра, очевидно относится к временам Петра I, когда сооружался трудом крепостных крестьян Ладожский канал. Для его эксплуатации потребовалось большое количество опытных работников, по уже не подневольных. Вербовали их главным образом в низовьях Волги, из тамошних бурлаков, о чем и поведала песня⁵:

Поутру то было раным-рано,
На заре то было на утренней,
На восходе красного солнышка.
Что не гуси, братцы, не лебеди
Со лузей, озер поднималися,
Поднималися добры молодцы,
Добры молодцы, люди вольные,
Все бурлаки понизовые,
На канавушку на Ладожску,
На работушку государеву…

Примерно к тем же временам, может быть к чуть более поздним, принадлежит и жалобное стенание бурлака. Его «вид на жительство» остался у хозяина-нанимателя, а за побег с судна грозит суровая кара, скорее всего каторга. Безысходная судьба горемыки отражена в этих поэтических напевах⁶:

Не былинушка в чистом поле зашаталася,
Зашаталася бесприютная моя головушка,
Бесприютная моя головушка молодецкая.
Уж куда-то я, добрый молодец, ни кинуся,
Что по лесам, по деревням все заставы,
На заставах ли все крепкие караулы,
Они спрашивают негодного пашпорта,
Что за красной печатью сургучёвой.
У меня ль, у добра молодца, своеручный,
Что на тоненькой, на белой, на бумажке.
Что куда ни пойду, братцы, ни поеду,
Что ни в чем-то мне, молодцу, нет счастия…

На первом Всесоюзном съезде советских писателей А.М. Горький сказал, что подлинную историю трудового народа «нельзя знать, не зная историю народного творчества». Бурлацкий фольклор — это и есть живая история творчества большого отряда трудового народа — волгарей. Прямо или косвенно он использован во многих произведениях А.Н. Некрасова, А.Н. Островского, В.Г. Короленко, П.И. Мельникова-Печерского, в замечательных полотнах О.А. Васильева, И.Е. Репина, И.И. Левитана, посвященных великой труженице Волге, ее людям, бесконечному разнообразию ее великолепных пейзажей.

Бережное отношение к народному творчеству, к истории трудящихся масс — характерная черта искусства социалистического реализма. Советские писатели, поэты, художники постоянно обращаются к этому неисчерпаемому источнику творческого вдохновения. Знание истории трудового народа, его жизни и быта в прошлом помогает нынешним поколениям полнее и лучше оценить смысл и значение великих социалистических преобразований, масштабы свершений тружеников нашей Советской Отчизны во имя строительства коммунизма.

¹ П.И. Небольсин. О волжских бурлаках. — «Журнал Министерства внутренних дел», 1852, кн. 37, стр. 194.

² М. Горький. Литературные портреты, вып. 1. М., 1963, стр. 126-127; Н. Оглоблин. Ветлужские бурлаки. — «Русское судоходство», 1903, кн. IX, стр. 54.

³ А. Кондратьев. Русская песня и ее исполнитель народный певец Д.А. Агренев-Славянский. Екатеринбург, 1898, стр. 11-12.

⁴ Ф.Н. Родин. Опыт восстановления бурлацкой песни. — «Труды Нижневолжского научного общества краеведения», вып. 35. Саратов, 1928, стр. 5-8.

⁵ М.Д. Чулков. Сборник разных песен. Спб., 1770-1774. Изд. 2. СПб., 1913, стр. 203-204.

⁶ Там же, стр. 435-436.

Родин Ф.Н. Бурлачество в России. Историко-социологический очерк. —
М.: Мысль, 1975. — С. 205—217, 234.