П.А. Малинина. Эпоха и личность
Н.А. ЗонтиковПрасковью Андреевну Малинину трудно назвать неизвестной. В своё время её имя было широко известно в нашей стране. О ней написаны десятки книг, бессчетное количество газетных и журнальных статей, очерков, стихотворений, поэм, песен, снято несколько документальных фильмов. Три издания выдержала книга воспоминаний П.А. Малининой «Волжские ветры». Казалось бы, при таком обилии материала в её биографии не должно остаться «белых пятен», однако малоизвестного или совсем неизвестного в судьбе прославленного председателя колхоза «XII Октябрь» немало. Причин этому несколько. Во-первых, большая часть литературы о Малининой, вышедшей в 40-80 гг. XX в. носит официальный - нередко пропагандистский – характер и поэтому о многих сторонах жизни знаменитой саметской крестьянки в ней попросту и не могло быть сказано. Во-вторых, свою «негативную» роль сыграла и многолетняя близость Прасковьи Андреевны к верхам власти, в результате чего при каждом очередном «изгибе» генеральной линии партии целые эпохи в жизни Малининой подлежали умалчиванию и затушевке: после смерти и развенчания Сталина в тени оказывалось почти всё, что в её судьбе было связано со Сталиным, после смещения и развенчания Н.С. Хрущева – всё, что связывало её с Хрущевым, после смерти Л.И. Брежнева этого не произошло только потому, что их обоих – каждого в соответствии с его рангом – развенчивали в годы «перестройки» одновременно. В результате этого многие важные эпизоды её жизни к настоящему времени являются малоизвестными или неизвестными совсем. Сейчас, когда исполняется сто лет со дня рождения Прасковьи Андреевны и спустя более двадцати лет после её кончины, можно попытаться объективно – без лакировки или очернения – оценить роль этой незаурядной женщины в истории Костромского края XX в., вспомнить наиболее яркие страницы её жизни.
Прасковья Андреевна Малинина родилась в 1904 г. в селе Саметь Шунгенской волости Костромского уезда Костромской губернии (ныне – Шунгенская сельская администрация Костромского района), в крестьянской семье. С определением дня рождения Прасковьи Андреевны дело обстоит довольно запутанно. Согласно метрической книге Никольской церкви с. Самети, она родилась 15 октября (по ст. стилю, т. е. 28 октября по нов. стилю) 1904 г. и в тот же день была крещена* священником Сергием Введенским и наречена Параскевой (Прасковьей)1 во имя великомученицы Параскевы Пятницы, память которой отмечается 28 октября (10 ноября по нов. стилю). Таким образом, день рождения Прасковьи Андреевны по новому стилю приходится на 28 октября, но, согласно паспорту, она родилась 10 ноября. Как могла возникнуть подобная разница в тринадцать дней? Объяснение этому может быть только одно. Известно, что в крестьянской среде вплоть до начала XX в. традиции празднования дня рождения, как это принято в настоящее время, не было и поэтому обычно люди попросту не знали точной даты, когда они появились на свет. Зато свои именины, т. е. день Ангела, каждый человек прекрасно знал и ежегодно справлял. По-видимому, после революции, когда в различных документах пришлось проставлять день рождения, Прасковья Андреевна, точно не зная его, указывала день своих именин. Поэтому во времена торжественно празднуемых юбилеев П.А. Малининой фактически отмечался не день рождения знатного человека советской страны, а день его Ангела – святой великомученицы Параскевы Пятницы.
Родителями Прасковьи Андреевны были саметский крестьянин Андрей Севастьянович Гавричев ( 1919 г.) и уроженка близлежащей д. Саково Александра Захарьевна (в девичестве Ваваева; 1869 – 1952 гг.). В семье у них имелось четверо детей: Николай ( 1915 г.), Евдокия (в замужестве Курдюкова; 1895 – 1982 гг.), Прасковья (в замужестве Малинина; 1904 – 1983 гг.) и Анна (в замужестве Хапская; 1906 – 1967 гг.). В относительно недавнее время любили подчеркивать, что Прасковья Андреевна родилась в бедной крестьянской семье, но в данном случае этот избитый штамп в биографии почти каждого видного советского деятеля целиком соответствовал действительности: семья Гавричевых являлась одной из самых бедных в Самети. Отец занимался отхожим промыслом – работал штукатуром в Петербурге, мать – батрачила, поэтому маленькой Пане очень рано пришлось пойти в няни к соседям, сидеть с маленькими детьми. Раньше, во времена строго классового подхода, в привычном словосочетании «родилась в бедной крестьянской семье» упор делали на слове «бедной», а отсюда уже сам собою следовал вывод о том, что только революция могла сделать саметскую крестьянку знаменитым председателем колхоза, дважды Героем Социалистического Труда и депутатом Верховного Совета, что, безусловно, справедливо. Думается, однако, что сейчас в этом словосочетании главным для нас является не слово «в бедной», а слово «в крестьянской». И по происхождению, и по сути всю свою жизнь П.А. Малинина оставалась крестьянкой.
Другим излюбленным штампом литературы о Малининой (особенно в 40-60 гг.) было подчеркивание того, как бедно и плохо жили саметские крестьяне при царизме и как зажиточно и хорошо они стали жить при Советской власти. Этот трафарет признать соответсвующим действительности никак нельзя. Крестьянство воспетой Н.А.Некрасовым Зарецкой (т. е. находящейся за рекой Костромой) стороны, включавшей в себя Шунгенскую и Мисковскую волости, к началу XX в. являлось наиболее зажиточным как в Костромском уезде, так и во всей Костромской губернии. Занимавшиеся сеном, выращиванием овощей и хмелеводством жители Заречья использовали все выгоды от близкого соседства с губернской Костромой, куда в основном сбывалось выращенное на здешних полях. Местные крестьяне издавно отличались своей предприимчивостью* и с начала XX в. здесь стала развиваться кооперация, вскоре вышедшая на один из самых высоких уровней не только в губернии, но и во всей России. Например, в центре Шунгенской волости, селе Шунге (находившемся в 4 верстах от Самети), в 1909 г. был открыт первый в России картофелетерочный завод2.
К началу XX в. древняя Саметь** являлась самым крупным селением Шунгенской волости. В 1907 г. в ней насчитывалось 177 дворов (в то время как в волостной Шунге их было 138), в которых проживало 1150 человек4. Село относилось к числу наиболее зажиточных в уезде. Один из местных жителей, например, писал в 1901 г.: «Саметь – большое и богатое село. Более ста пятидесяти домов вынуждены ютиться бок о бок на небольшом клочке земли, так как все окрестности весною бывают залиты водою. Хотя вообще в здешнем краю (в Зарецкой стороне – Н.З.) народ живет форсисто, зажиточно, на «городской манер», но всё-таки почти каждая девица из окрестных сел и деревень мечтает выйти замуж за «саметского молодца». Даже в этом смысле и пословица у нас создалась: «Хоть и корочки глодать, да по Самети гулять»5.
Наряду с Шунгой Саметь в начале XX в. быстро превращалась в один из важнейших центров кооперации Костромского края. В 1906 г. в Самети была организована первая в нашей губернии молочная артель6. В 1912 г. саметские кооператоры через Петровскую сельскохозяйственную академию (ныне – Московская сельскохозяйственная академия им. К.А. Тимирязева) выписали из Швейцарии четырех чистокровных быков швицкой породы7. В предреволюционное десятилетие в Самети возникают два картофелетерочных завода: частный – крахмальный завод местного крестьянина В.М. Сапожникова, и кооперативный – крахмальный и овощесушильный завод Саметского паевого товарищества8. Помимо этого в селе существовал кооперативный маслодельный завод и катальная мастерская9. В 1912 г. кооперативные артели Шунги, Самети, Яковлевского и прилегающих к ним деревень (всего – 43 селения) объединились в Шунгенский союз кооперативов10.
Саметь выделялась и тем, что её жители старались дать своим детям образование. Об этом убедительно свидетельствует то, что в начале XX в. здесь имелись две школы – земская, существовавшая с 1861 г., и т. н. «министерская» (т. е. находящаяся в ведении Министерства народного просвещения), открывшаяся в 1905 г.11 (в большинстве сёл того времени обычно имелась только какая-нибудь одна школа). Маленькая Паня Гавричева училась в земской школе (в книге «Волжские ветры» ошибочно сообщается, что она обучалась в церковно-приходской школе, но такой в Самети просто не было). Много лет спустя она тепло вспоминала свою учительницу Варвару Васильевну Бушневскую, дочь церковного псаломщика12. Здесь необходимо сделать одно уточнение. И сама Прасковья Андреевна в анкетах, и все писавшие о ней обычно указывают, что её образование – три класса начальной школы (она училась в 1912 – 1915 гг.). Однако это не совсем так. Подавляющее большинство земских школ нашей губернии являлись одноклассными, в которых дети проходили программу первого класса за три года. Прасковья Андреевна также проучилась в школе три года (отсюда и её мнение, что она окончила три класса), но на самом деле её образование, с которым она вступила в жизнь, – один класс земской школы.
Центром духовной жизни саметского прихода (в него, помимо села, входили еще шесть окрестных деревень) являлась каменная Никольская церковь, воздвигнутая в 1768 г. взамен двух деревянных храмов. Пятиглавый с высокой стройной колокольней храм был обнесен каменной оградой, внутри которой находилось приходское кладбище13. Так или иначе вся жизнь П.А. Малининой была связана с этим храмом: тут её крестили, с детских лет она ходила сюда молиться, в церковной ограде схоронила мать и обеих сестер, а в 1983 г. здесь же завершился и её земной путь...
Ярким событием детства Пани Гавричевой стало празднование в 1913 г. 300-летия Дома Романовых. Как известно, на юбилейные торжества в Кострому прибыл император Николай II cо всей своей семьёй. Утром 19 мая 1913 г. царский пароход "Межень" причалил к специально устроенной пристани у впадения в Волгу реки Костромы возле Ипатиевского монастыря. Старшина Шунгенской волости Г.М. Киселёв поднес царю хлеб-соль. В числе огромной массы крестьян из пригородных сёл и деревень, собравшихся в этот день у Ипатиевского монастыря, находились и едва ли не все жители Самети (от неё до Ипатия около десяти вёрст). По свидетельству близких П.А. Малининой, 19 мая у стен монастыря была и девятилетняя Паня Гавричева, которой повезло увидеть - разумеется, только издали – императора Николая II (конечно, ни в «Волжских ветрах», ни в других книгах, посвященных Малининой, об этом эпизоде её биографии никогда не упоминалось). Позднее Прасковья Андреевна близко общалась с целым рядом руководителей нашей страны, но впервые главу российского государства она увидела в 1913 г. Вечером 20 мая все саметцы во главе со священником Сергием Введенским на волжском берегу приветствовали прошедшую вверх, в сторону Ярославля, царскую флотилию. В вечернем сумраке пароход «Межень» с горящими огнями прошел в виду Самети, увозя в безвестное будущее своих пассажиров...
В память о высочайшем посещении губернии в храмы ряда прибрежных сёл, мимо которых 18 – 20 мая проследовал пароход «Межень», государем были пожалованы памятные иконы. Одним из первых такого дара удостоился Никольский храм в Самети. В воскресенье, 15 июня 1914 г., пожалованный императором образ – точный список главной святыни Костромского края Феодоровской иконы Божией Матери – был освящен в Костроме в церкви святых Богоотец Иоакима и Анны на Мшанской улице, после чего при огромном стечении народа крестный ход, возглавляемый о. Сергием Введенским, торжественно перенёс образ в Саметь14 (пожалованная последним русским государем икона находилась в стенах Никольского храма почти девяносто лет: её похитили осенью 2002 г.).
Через месяц с небольшим, 19 июля 1914 г., Германия объявила России войну. Как и везде, в Самети началась мобилизация военнообязанных. В армию были призваны и отец Прасковьи Андреевны с её старшим братом Николаем (война застала их обоих в Петербурге, откуда они и ушли на фронт). Уже вскоре Николай Гавричев сложил свою голову в боях где-то под Варшавой 15.
Однако жизнь продолжалась. Несмотря на все тяготы военного времени, в 1916 г. по инициативе и на средства Шунгенского союза кооперативов в крупнейшем селении Шунгенской волости – селе Самети – началось строительство каменного Народного дома. Чтобы оценить этот факт, необходимо заметить, что в период с 1901 г., когда возник Костромской губернский комитет попечительства о народной трезвости, занимавшийся в основном устройством Народных домов, в нашем крае возникло всего несколько подобных очагов культуры. Самый известный среди них – Народный дом в Костроме, построенный на Власьевской улице в 1902 – 1904 гг. (костромичи старших поколений знают его как клуб «Красный Ткач»). Еще несколько домов в последующие годы появилось в некоторых уездных городах, причем, как правило, они были деревянными. К 1916 г. в Костромской губернии было всего лишь два каменных Народных дома – в Костроме и в с. Бонячки Кинешемского уезда (ныне – г. Вичуга Ивановской области), причем последний построен крупнейшим русским промышленником А.И. Коноваловым. Каменный Народный дом в Самети стал третьим и фактически первым, возведенным в сельской местности (всё-таки Бонячки по сути уже являлись городом). Двухэтажное здание Саметского Народного дома окончили в 1917 г., и на его открытии силами местной самодеятельности был поставлен спектакль по пьесе А.Н. Островского «Лес»16. После образования колхоза Народный дом переименовали в колхозный клуб, а после реконструкции в 1958 г., когда к нему пристроили портик с шестью колоннами – в Дом культуры. Жизнь П.А. Малининой была неразрывно связана с этим зданием при всех его наименованиях: она бывала здесь и как зритель, и как самодеятельная артистка, в его стенах находились контора колхоза и её председательский кабинет, здесь же в 1983 г. прошла церемония гражданской панихиды перед её похоронами.
Февральская революция 1917 г. на семье Гавричевых прежде всего сказалась тем, что через какое-то время после отречения царя в Саметь вернулся дезертировавший с фронта отец*.
29 октября 1917 г. власть в Костроме перешла к Советам, руководимым большевиками и левыми эсерами. В марте 1918 г. Советская власть утвердилась и в Костромском уезде. В судьбе П.А. Малининой эти события имели, конечно, судьбоносный характер. Кто знает, как сложилась бы её судьба, если бы с невских берегов на берега Волги не донёсся пресловутый выстрел легендарной «Авроры». Сама Прасковья Андреевна неоднократно говорила, что ей всё дала Советская власть и в искренности этих слов не приходится сомневаться. Хотя как-то не верится, что, не произойди революция, Малинина так бы и осталась простой крестьянкой: с её хваткой и энергией она могла бы выдвинуться, например, на поприще кооперации. Но что случилось, то – случилось. В 1917 г. в нашей стране к власти пришли люди, обещавшие решительно всё, в том числе и сельское хозяйство, преобразовать на социалистических основах (тогда никто еще не знал, что имя этому преобразованию будет: колхоз). Таким образом, с октября 1917 г. судьба Прасковьи Андреевны (как и миллионов других людей) была предопределена. Первые вехи этой судьбы пришлись на смутные годы жестокой гражданской войны.
В Заречье стало неспокойно уже с весны 1918 г. В конце мая 1918 г. по инициативе некоторых волостных исполкомов Советов в крестьянских массах Костромского уезда началась подготовка т.н. «похода на Кострому». 17 июня 1918 г. в разных концах уезда после молебнов в приходских церквях толпы крестьян двинулись к губернскому городу. Их главным требованием являлось восстановление запрещенной большевиками свободной торговли хлебом. Накануне крестьянского выступления в Костроме было введено военное положение. В событиях 17 июня активное участие приняли крестьяне Шунгенской волости, в том числе и жители Самети (можно уверенно предполагать, что в их числе был и отец Прасковьи Андреевны – А.С. Гавричев). Однако власти, применив военную силу и прекратив переправу через р. Кострому, не позволили зарецким крестьянам попасть в город18. Через двадцать дней, 6 июля 1918 г., в соседнем Ярославле (от него до Самети – около пятидесяти верст) вспыхнуло антибольшевистское восстание. В течение почти двух недель оттуда доносилась глухая артиллерийская канонада, а по ночам на юго-западе виднелось зарево ярославских пожаров (меньше чем через год пламя гражданской войны обратит в пепелище и Саметь). Даже в это время саметские кооператоры продолжали работать. В сентябре 1918 г. по решению Саметского сельхозобщества в селе началось устройство небольшой электростанции, оборудованной нефтяным двигателем. Эта электростанция мощностью в 15 квт, пущенная уже 9 декабря 1918 г., стала первой сельской электростанцией в Костромской губернии. От её энергии зажглись лампочки и в Народном доме, и в 250 крестьянских хозяйствах Самети и окрестных деревень19. Поразительный пример того, как в условиях разрушения всего хозяйственного механизма страны в отдельных местах люди ухитрялись продолжать созидательную деятельность!
В начале 1919 г. обстановка в Заречье, как и во всей губернии, особенно обострилась из-за мобилизации в Красную армию. К этому времени В.И. Ленин от своего утопического лозунга о замене постоянной армии всеобщим вооружением народа и не менее утопического Декрета от 12 января 1918 г. об организации добровольной Красной армии (обе эти идеи, столкнувшись с реальностью, потерпели крах) вынужден был вернуться к всеобщей воинской повинности, осуществляемой со всей обычной большевистской свирепостью. Мобилизация еще в 1918 г. привела к массовому дезертирству призываемых. Ситуация стала еще хуже после Декрета Совнаркома от 10 апреля 1919 г., согласно которому призыву в армию подлежали сразу шесть возрастов (1890 – 1896 гг. рождения)20 (территория советской республики, теснимая с юга Деникиным, а с востока – Колчаком, неуклонно сужалась и речь шла о жизни или смерти большевистской диктатуры).
13 апреля 1919 г. приказом Костромского губернского военно-революционного совета (Губреввоенсовета) с целью борьбы с дезертирством в Костроме и Костромском уезде было введено осадное положение21. Несмотря на это, уклонение от мобилизации в Красную армию весной 1919 г. в уезде приобрело массовый характер, а одним из главных центров дезертирства стал Зарецкий край. Основная масса дезертиров (в обиходе за ними закрепилось название «зелёные»), мирно укрывалась по лесам вблизи от своих селений, но по мере усиления преследования зелёных властями часть их взяла в руки оружие и стала давать отпор брошенным против них воинским отрядам. В Заречье стал действовать отряд зеленых под командованием сельского учителя (в прошлом – офицера, участника войны с Германией) Г. Пашкова (позднее в советской краеведческой литературе он проходил как «кулак Пашков»).
В конце мая 1919 г. Саметь – одно из самых крупных зарецких сёл, за которым числилось и особенно большое количество дезертиров, - в сопровождении председателя Губреввоенсовета Н.А. Филатова и председателя Костромского уисполкома и секретаря Костромского укома РКП (б) М.В. Коптева посетил высокий гость – находившийся тогда в нашей губернии нарком просвещения А.В. Луначарский. Ни один дореволюционный министр никогда не приезжал в Саметь и, сложись история села в 1919 г. иначе, этот эпизод в советское время был бы многократно описан и прославлен. Однако Луначарский посетил Саметь не в качестве мирного наркома просвещения, а как чрезвычайный уполномоченный ЦК, Совнаркома и ВЦИК по борьбе с дезертирством (на неповторимом языке того времени – «ЧрезуполВЦИК»). В своем выступлении перед саметцами (скорее всего, оно произошло в Народном доме), нарком призывал их повлиять на укрывающихся в лесах от призыва дезертиров. Через несколько дней Луначарский в одном из своих докладов В.И. Ленину сообщал: «Между прочим был в ультракулацком селе Самети – впечатления интересные, я изложу их в «Письме из провинции»22. В статье «Костромское крестьянство», опубликованной 17 июня 1919 г. в «Известиях», он дал интересную зарисовку саметцев: «В кулаческой деревне Самети, где зажиточный костромич преобладает (...), мужики степенные с окладистыми бородами, очень умным взором, внимательные и терпеливые. По правде сказать, я положительно любовался на собраниях этими деревенскими министрами, которых никаким словом не проберешь, которым дело подавай, и для которых дело есть одно – хозяйство и нажива. По-своему это превосходный человеческий материал. Если бы нам удалось когда-нибудь перемолоть эти камни на нашей социалистической мельнице, получилась бы первоклассная мука, но можно легко и переломать всю мельницу»23. Крайне любопытно и свидетельство М.В. Коптева, позднее вспоминавшего о том, как реагировали на слова наркома местные жители: «Помню, как саметские крестьяне на собрании, почитай кулаки, ехидно хихикали на выступлении тов. Луначарского.(...) Чувствовалось уже тогда, что в этом районе без греха (имеется в виду последовавшее вскоре сожжение Самети – Н.З.) не обойдёшься»24. На выступлении А.В. Луначарского присутствовали, скорее всего, все жители села (возможно, речь «ЧрезуполВЦИКа» слышала и четырнадцатилетняя Паня Гавричева). Повторимся, что, не случись вскоре сожжения Самети, приезд наркома стал бы легендарной вехой в истории села и в приукрашенном виде вошел в биографию самой Прасковьи Андреевны. Однако по понятным причинам этого не произошло: о посещении Луначарским Самети, которое в свете последовавшей вскоре трагедии не могло не восприниматься как зловещее предзнаменование, в советское время почти никогда не вспоминали (много позднее, когда реальные обстоятельства приезда А.В. Луначарского забылись, возникла нелепая легенда о том, что будто бы он приезжал в село в 1917 г. на открытие Народного дома).
Разумеется, приезд в Саметь одного из большевистских лидеров ни к чему не привел. К июню 1919 г., согласно официальным данным, количество дезертиров в Костромской губернии достигло почти около 30 тысяч25, немалая часть которых приходилась на Зарецкий край. Серьёзность обстановки потребовала от советских властей активизации борьбы против зелёных и скорейшего «разрешения» проблемы Заречья.
8 июля прибывший в Кострому отряд Петроградской ВЧК, насчитывавший около двухсот человек (по воспоминаниям старожилов Заречья, он в основном состоял из латышей), без единого выстрела занял Шунгу, а затем двинулся на с. Сельцо. Заняв Сельцо, питерцы занялись обысками и грабежами, в результате чего зеленые внезапным ударом выбили их из села: чекисты в панике бежали назад в Шунгу. После этого Губреввоенсовет решил официально образовать в Заречье фронт, т.е. группировку вооруженных сил под единым командованием (заметим, что это - единственный случай за весь период гражданской войны в нашем крае). Командующим фронтом был назначен ответственный работник губвоенкомата В.Г. Георгиев. Штаб фронта разместился в Шунге26. С этого момента кольцо красных войск вокруг Самети стало неуклонно сжиматься.
Примерно 11 июля в село прибыл глава уездной власти М.В. Коптев*, выступивший перед саметцами с ультимативным требованием – или они в 24 часа предоставят в уездный военкомат всех местных дезертиров, или же в качестве штрафа у жителей села будут забраны коровы, лошади и другая скотина28 (срок выполнения этого заведомо невыполнимого ультиматума затем несколько раз продлевался). К этому времени против Самети и окрестных селений советские власти подтянули свои лучшие силы – красноармейские части, отряды петроградских и костромских чекистов, команду красной гвардии завода Пло (в советское время – завод «Рабочий металлист»), имевшую на вооружении два артиллерийских орудия. Против Заречья был направлен даже аэроплан. По договоренности с ярославскими властями, с запада, на границе с Ярославской губернией, район боевых действий прикрывал эскадрон Ярославской ГубЧК под командованием «прославившегося» своей жестокостью А.Ф. Френкеля 29. 12 июля 1919 г. губернская газета «Красный Мир» сообщала: «На основании данных губернского военно-революционного совета по борьбе с «зелеными» редакция имеет возможность сообщить следующие сведения (...). Военными властями прежде всего обращено внимание на борьбу с дезертирами в районе Шунга – Саметь – Куниково – Петропавловское. В этом районе, к настоящему моменту, дезертиры захвачены в кольцо и ликвидация их началась»30. 13 июля В.Г. Георгиев и М.В. Коптев направили в Саметь свой последний ультиматум, угрожая в случае невыдачи дезертиров и неуплаты контрибуции сжечь село31 (скорее всего, его вновь объявил саметцам М.В. Коптев). В книге «Волжские ветры» говорится, что будто бы накануне сожжения Самети зелеными в селе был перебит небольшой отряд красноармейцев («зеленым помогали богатые мужики. Убитых красноармейцев пораздели, надругались над ними, истыкали штыками, топорами порубили»32. Однако ни в архивных документах, ни в советских газетах 1919 г. нет никаких упоминаний о разгроме в Самети красноармейского отряда* Н. Пентюховой, хотевшей, видимо, как-то объяснить действия тех, кто приказал сжечь село (впрочем, без такого искажения действительности вряд ли бы в книге вообще позволили упомянуть о сожжении Самети).
14 июля 1919 г., по истечении срока ультиматума, красные двинулись к Самети из Шунги. Вперед была выслана конная разведка (24 кавалериста) под командованием уездного военкома В.Н. Лазарева. Вслед за ними на двух грузовых автомобилях с пулеметами и отрядом в 25 человек выехали В.Г. Георгиев и М.В. Коптев. Подъехавшая к Самети конная разведка была обстреляна и наполовину уничтожена зелеными, залегшими в прилегающих к селу огородах. Не ожидавший такого сопротивления В.Г. Георгиев подтянул из Шунги все имеющиеся резервы и бросил их на штурм. Зеленые отчаянно сопротивлялись. Во время боя по Самети стреляли два артиллерийских орудия красногвардейского отряда с завода Пло34.
О том, что произошло далее, В.Г. Георгиев, уже будучи губвоенкомом, рассказал в своем докладе на VIII губернском съезде Советов 12 сентября 1919 г.: «При занятии Самети, ввиду непрекращающегося обстрела, село было по моему приказанию подожжено»35 (скорее всего, команду о сожжении села В.Г. Георгиев получил от М.В. Коптева, а сам лишь передал её своим подчинённым). Удивительно, как быстро теряли человеческий облик новые властители, только недавно на всех углах кричавшие о себе, как о подлинных защитниках народа: поджечь большое селение с женщинами, детьми, стариками – до такого вряд ли бы додумался и самый жестокий царский генерал. Но какие могут быть церемонии с «ультракулацким селом»! Позднее, вспоминая о сожжении Самети, М.В. Коптев привел следующий эпизод: «Я был свидетелем такой картины, когда из горящего села крестьянин с крестьянкой и с девочкой пытались вывести из огня телегу, нагруженную имуществом, красноармейцы их не пропустили, заявив на моё требование, что пусть они вместе со своим селом сгорят, как враги революции»36 (приводя этот факт, М.В. Коптев*, безусловно, пытался выставить себя чуть ли не в роли защитника жителей Самети). Через несколько часов от одного из самых больших сел Костромского уезда осталось только несколько каменных домов и обгоревший Народный дом. Каким-то чудом не пострадала от огня Никольская церковь. Сгорела и недавно построенная электростанция, напомним – первая сельская электростанция в нашей губернии.
В тот же день, 14 июля, в отместку за позорный разгром отряда Петроградской ВЧК, красные каратели сожгли и соседнее с Саметью с. Сельцо**.
Сожжение Самети, конечно, не могло не остаться в памяти Прасковьи Андреевны на всю жизнь. Надо только представить себе эту картину: пылающие дома, звуки пулеметных очередей, в ужасе мечущиеся люди и домашняя скотина, тела убитых, стоны раненых и среди всего этого – четырнадцатилетняя Паня Гавричева со своими родителями и сестрами. Впервые об этом эпизоде в её судьбе скороговоркой было упомянуто в книге «Волжские ветры»: «К утру прибыл большой отряд красных. Завязался бой. Гремела пушка. Загорелась Саметь. Крику сколько было, слёз, воплей. На лошадях в телегах с утварью бежали мы в Клюшниково, где был у нас сенокос. Угнали с собой и скот. Саметь сгорела, как пук сухой соломы. Быстро. К вечеру мужики запрягли лошадей в телеги и двинулись на пепелища. Ходили возле домов, копались в пожарище, в обломках, в обгоревших головешках, находили искореженные ухваты, гвозди, чугуны, всё, что еще хоть как-нибудь можно было использовать в хозяйстве, складывали в телеги. По полю ловили разбежавшихся кур, гусей»39. Впрочем, это довольно невнятное описание сожжения Самети – единственное во всей огромной литературе, посвященной П.А. Малининой. Конечно, упоминать о том, что Советская власть, декларировавшая себя как власть рабочих и крестьян, уже на втором году своего существования беспощадно сжигала села в двух шагах от губернского города, было как-то неловко (да и нельзя). Ни в одном из документов не сохранилось данных о количестве погибших в ходе взятия и сожжения Самети. В газетах писали о «нескольких» убитых и раненых красноармейцах, но о том, погиб ли кто-нибудь из жителей села, не сообщалось ничего.
Осенью 1919 г. Гавричевы из д. Клюшниково перебрались в д. Саково (последняя находилась неподалеку от Самети), в дом бабушки по материнской линии. 1 декабря 1920 г. Прасковья Андреевна поступила работать официанткой в кооперативную чайную в Сакове42. В начале 20-х гг. оставшаяся без отца семья Гавричевых ценой напряжения всех сил сумела поставить в Самети на старом пепелище новую избу - в первую очередь, это была, конечно, заслуга Прасковьи Андреевны (в «Волжских ветрах» сказано, что новую избу поставили через два года после смерти отца)43.
После смутных революционных лет восстанавливалась Саметь, восстанавливалась и вся Зарецкая сторона. В начале 20-х гг. Шунгенский союз кооперативов сумел добиться еще одного небывалого достижения, о котором узнала вся страна. Как известно, с началом НЭПа официальное отношение к кооперации существенно изменилось к лучшему (в 1919 г., напомним, шунгенских и саметских кооператоров обвиняли в организации «дезертирских» восстаний), находившийся у порога смерти В.И. Ленин даже провозгласил, что социализм – это «строй цивилизованных кооператоров». Еще 9 февраля 1919 г. Шунгенский союз кооперативов решил построить вторую – после саметской – электростанцию, которая должна была обеспечить энергией всю Шунгенскую волость. Председателем строительной комиссии был избран бывший военный моряк-подводник, уроженец д. Тепра М.И. Стругов (1879 – 1931 гг.). Место для строительства электростанции выбрали неподалеку от Шунги - на берегу р. Костромы, в д. Коробейниково. В неимоверно тяжелых условиях тех лет станция была построена (воистину, «Воля и труд человека дивные дива творят!»). В воскресенье, 10 июня 1923 г., состоялось её торжественное открытие. В этот день в Коробейниково на трех пароходах прибыло большое количество гостей: руководство губернии и уезда, более 70 человек из Москвы - представители ВЦИК, Моссовета, Наркомзема, кооперативных организаций, корреспонденты американских и английских газет и др. В числе прибывших из столицы находился и поэт Демьян Бедный, весьма популярный в то время в крестьянской среде. На открытие станции пришли тысячи местных жителей, в том числе и множество саметцев. На торжестве в Коробейникове присутствовала и Прасковья Андреевна. В «Волжских ветрах» говорится, что после окончания митинга она пробилась к Демьяну Бедному и перекинулась с ним несколькими словами44. В полдень были включены рубильники, и ток пошел в 41 селение и на семь кооперативных заводов волости. В этот день лампочки зажглись в почти трех тысячах домов Заречья45, в том числе и в Самети.
Так как открытие Шунгенской кооперативной электростанции произошло уже после революции, то в последующие десятилетия об этом действительно историческом событии немало писали - в основном в духе умиления от того, как всё стало хорошо при родной Советской власти (при этом о дореволюционных достижениях этих же самых зарецких кооператоров обычно умалчивалось). О первой же в нашей губернии сельской электростанции в Самети, хотя и она возникла уже после революции, обычно не вспоминали (чтобы избежать упоминания о её гибели вместе со всем селом в 1919 г.).
6 февраля 1926 г. Прасковья Андреевна вышла замуж за односельчанина Сергея Алексеевича Грибанова (деревенское прозвание – Корнев). Старые обычаи еще держались крепко: как и положено, молодые обвенчались в церкви. После свадьбы Прасковья Андреевна перешла в дом мужа. В конце того же года молодожены, не поладив с родителями Сергея, ушли из дома Грибановых. О последующих двух с лишним годах своей жизни Прасковья Андреевна никогда не писала в анкетах (согласно последним, она в это время работала в «хозяйстве матери»), ничего об этом периоде не сказано и в «Волжских ветрах». По свидетельству Л.С. Ивановой (дочери П.А. Малининой), её родителей в это время приютил при церкви священник Сергий Введенский, знавший Прасковью Андреевну с детства: когда-то он крестил младенца Параскеву, затем преподавал ей в школе Закон Божий, а совсем недавно - венчал. Сергей Грибанов стал звонарем и сторожем, а Прасковья Андреевна прислуживала в храме. Жили они в церковной сторожке (её краснокирпичное здание и сейчас стоит в церковной ограде). Именно в этой сторожке 20 июня 1927 г. у Прасковьи Андреевны и родился её первый ребенок - дочь Лидия, через несколько дней крещенная в церкви о. Сергием. Молодые супруги прожили при церкви более двух лет – до начала 1929 г. Почему об этом вполне безобидном эпизоде впоследствии умалчивалось, понятно: председателю знаменитого на всю страну колхоза, коммунисту и депутату Верховного Совета не пристало иметь в своей биографии столь недостойный члена партии факт прислуживания в «очаге религиозного дурмана».
Весной 1928 г. в жизни Самети произошло важное событие: было образовано Товарищество по совместной обработке земли (ТОЗ), получившее название «Селекционер» (главное отличие ТОЗов от последовавших за ними колхозов состояло в том, что первые, хотя и создавались по инициативе властей, всё-таки являлись добровольным объединением крестьян). Председателем «Селекционера» стал А.А. Мазихин. В Товарищество вошло 46 крестьянских хозяйств (согласно официальным сведениям, 70% их относились к беднякам, а 30% - к маломощным середнякам)46. Так как возле Самети свободной земли не было, Товарищество смогло получить в окрестностях Костромы 60 гектаров земли, на которой посадили картофель. Результат превзошел все ожидания: осенью ТОЗ собрал по 250 центнеров картофеля с гектара. Полученный урожай был реализован через саметскую кооперацию, а на полученный доход той же осенью «Селекционер» купил колёсный трактор «Фордзон» – по-видимому, первый трактор в Заречье. Приезд в Саметь этого тарахтящего чуда тогдашней техники произвёл неизгладимое впечатление на всех жителей села. Весной 1929 г. Товарищество с помощью трактора смогло быстро провести сев и осенью вновь получило хороший урожай овощей47.
Однако времена крестьянской кооперации и добровольных ТОЗов истекали. 7 ноября 1929 г. в «Правде» появилась статья Сталина «Год великого перелома», в которой глава партии фактически объявил о начале массовой коллективизации. 10-17 ноября в Москве прошел Пленум ЦК ВКП(б), официально принявший решение о начале коллективизации сельского хозяйства. Вскоре «великий перелом» начался и в нашем крае. ТОЗы подлежали преобразованию в первую очередь, отчего колхоз в Самети и возник одним из первых в Костромском районе. 3 ноября 1929 г. в селе состоялось общее собрание членов «Селекционера», решившее преобразовать товарищество в колхоз. В честь приближающейся очередной октябрьской годовщины он получил название «XII Октябрь». Первым председателем колхоза стал присланный из Костромы т.н. двадцатипятитысячник, рабочий обувной фабрики «X Октябрь», член партии с 1928 г. И.М. Суриков48.
Почти везде в литературе, описывающей коллективизацию в Самети, даётся почти благостная картина того, как саметские крестьяне добровольно объединились в колхоз. Об эксцессах коллективизации если и упоминалось, то - скороговоркой и вскользь. Однако в реальности картина, конечно, была не столь благостной. Попавшие под первую волну коллективизации саметцы на себе испытали весь ужас, жестокость и бессмыслицу «социалистической реконструкции сельского хозяйства». В плане «ликвидации кулачества как класса» и для запугивания нежелающих вступать в колхоз в конце 1929 г. в Самети было раскулачено 9 семей (Шапошниковы, Якимовы, Климановы, Морозовы и др.), в полном составе высланные далеко от родных мест – за Урал, в Новосибирскую область49. Разумеется, это не могло не повлиять на других крестьян: уже к концу ноября 1929 г. в колхоз вступило 299 хозяйств (включая и окрестные деревни), т.е. большинство местных жителей50.
Как и почти везде, в Самети зимой 1929 – 1930 гг. фактически создавалась коммуна, при которой у её членов почти не остаётся никакой частной собственности. В селе произошло обобществление приусадебных участков, а также были обобществлены все до единой коровы. За неимением колхозного скотного двора коров группами разместили по частным дворам (в результате этого они иногда по нескольку дней стояли недоенными). Не желая отдавать свою скотину, многие перед вступлением в колхоз резали её: как и везде в районах массовой коллективизации, забой скота в Самети принял угрожающие масштабы51.
То же самое происходило тогда везде в Зарецкой стороне, в селениях которой повсеместно создавались колхозы: «По заветам Ильича» – в Шунге, «Власть труда» – в Сельце, «Новый путь» – в Яковлевском, «Красный животновод» – в Куникове, «Красная воля» – в Жарках, и т. д.
Однако у форсировавшего темпы коллективизации партийного руководства уже начиналось «головокружение от успехов», выражавшееся, в частности, в стремлении к гигантомании. Во второй половине ноября 1929 г. Костромской окружком ВКП(б)* решил создать на базе колхоза «XII Октябрь» колхоз-гигант под тем же названием. В «гигант» вошли селения, расположенные за р. Воржей (с. Сельцо, с. Петрилово и другие), отчего в документах того времени он обычно назывался «Заворжинский колхоз «XII Октябрь». Председателем в несколько раз выросшего колхоза остался И.М. Суриков. (Второй «гигант» тогда же решили создать на базе шунгенского колхоза «По заветам Ильича».) Для той поры укрупнённый «XII Октябрь» действительно являлся гигантом: если в большинстве колхозов Костромского района насчитывалось от 10-15 до 100-150 хозяйств, то в нём к февралю 1930 г. было ровно 1000 хозяйств и 2470 членов (в шунгенский «По заветам Ильича» на тот же период входило 1007 хозяйств)52. Оба зареченских «гиганта» тогда всячески превозносили и ставили в пример. 30 ноября 1929 г. на пленуме Костромского окружкома ВКП(б) первый секретарь окружкома Т.В. Столбова, говоря об успехах колхозного движения, в частности, сказала: «От борьбы за количество мы перешли к борьбе за качество и мощность колхозов. Мы имеем большие сдвиги. Шунгенский колхоз с двухсот хозяйств вырос и имеет в данное время около 800, Саметский имеет свыше 600 хозяйств...»53.
Коллективизация еще была далека от завершения, когда в начале февраля 1930 г. «XII Октябрь» получил из Окрколхозсоюза предписание посеять весной на колхозных полях табак (табак в данном случае выступил в роли «первой ласточки», позднее на саметских полях будут приказывать выращивать цикорий, кукурузу, сахарную свеклу и т.д.). Проконсультировавшись с кем-то из агрономов, Суриков категорически отказался выполнять это распоряжение54 и только последовавшие вскоре бурные события начала марта 1930 г. оставили историю с табаком без последствий.
Авантюристическая попытка провести коллективизацию чуть ли не за одну зиму поставила страну перед реальной угрозой срыва весеннего сева. Убедившись в провале тактики форсированных темпов коллективизации, И.В. Сталин вынужден был пойти на манёвр. 2 марта 1930 г. в «Правде» появилась его знаменитая статья «Головокружение от успехов», перепечатанная затем всеми газетами страны. Номера со сталинской статьей в Самети, как и везде, зачитывали до дыр. Главными причинами такого успеха были, во-первых, установка о том, что «нельзя насаждать колхозы силой» и подчеркивание «принципа добровольности» при их организации, а, во-вторых, то, что всю вину за совершенные при коллективизации насилия Сталин возложил на местных руководителей, обвинив их в «искривлении линии партии в колхозном движении»55. Эффект, произведенный «Головокружением от успехов», был велик. Партийный аппарат повсеместно, в том числе и в Костромском округе, пораженный полной, как тогда казалось, сменой курса, какое-то время пребывал в полной растерянности. Крестьяне же, вдохновленные показавшимся им в статье Сталина призраком свободы, повалили из колхозов вон. Как и всюду, в Самети после появления «Головокружения от успехов» начался массовый выход из колхоза. Вышедшие требовали вернуть им их коров. Утром 8 марта большая толпа крестьянок собралась у клуба, где размещалось правление колхоза, женщины кричали: «Вышел декрет оставлять по корове, а вы отняли все! Ребята без молока сидят! Сами без гроша и хлеба нет!»56 После состоявшегося 12 марта бурного собрания представителей деревень, входивших в «XII Октябрь», большая часть крестьян вышла из колхоза, забрав обратно своих коров57.
Ликвидируя последствия пресловутого «головокружения от успехов», 8 апреля 1930 г. правление Окрколхозсоюза постановило разукрупнить колхоз-гигант «XII Октябрь» на шесть более мелких колхозов (еще раньше, 30 марта, разукрупнению подвергся и шунгенский «гигант»)58. В результате этой реорганизации «XII Октябрь» вернулся к своим первоначальным границам. К маю 1930 г. в нём оставалось 165 хозяйств (против 299 в ноябре 1929 г.)59.
Но какое отношение все эти события 1929 – 1931 гг. имели к судьбе П.А. Малининой? В «Волжских ветрах» повествование об организации в Самети колхоза ведется так, будто Прасковья Андреевна вступила в колхоз в числе первых, т. е. еще в ноябре 1929 г.60 Однако в действительности дело обстояло иначе. С 1 января 1929 г. Прасковья Андреевна стала заведующей Саметской чайной Райпотребсоюза61, что ясно говорит о том, что к двадцати четырем годам её деловые качества были уже хорошо известны и ценились. В этой должности она пробыла почти три года (в «Волжских ветрах» о работе П.А. Малининой заведующей чайной не сказано ни слова – вероятно, затем, чтобы замять факт её вступления в колхоз через два года после его образования, что для столь прославленного вожака колхозного движения, видимо, сочли неприличным). Поэтому все бурные события становления «XII Октября», хотя и происходили у Прасковьи Андреевны на глазах, но всё-таки непосредственно её не затрагивали. В колхоз, который ей со временем суждено было возглавить, она вступила 1 декабря 1931 г.62 и полтора года проработала рядовой колхозницей. В 1933 г. в связи с тем, что в хозяйстве очень плохо обстояло дело с учетом и хранением материальных ценностей, по предложению Никандра Николаевича Малинина, председателя ревизионной комиссии «XII Октября» (и будущего второго мужа П.А. Малининой) 1 июня 1933 г. её назначили на один из важнейших в колхозе пост кладовщицы63.
К началу 30-х гг. власти, учтя прежние ошибки, внесли некоторые коррективы в формы и методы коллективизации: вступающим в колхоз разрешалось оставлять по одной корове и иметь небольшой приусадебный участок. Остающихся единоличников давили высокими налогами и поборами, заставляя их или вступать в колхоз, или уезжать в город. В конце 1930 г. в «XII Октябре» вновь состояло 245 крестьянских хозяйств64, к концу 1931 г. – 29065. Таким образом, к началу 1932 г. в Самети и окрестных деревнях была осуществлена стопроцентная коллективизация. Знаком полной победы колхозного строя стала попытка Костромского горисполкома* закрыть Никольскую церковь в Самети под предлогом того, что «здание церкви (...) пришло в ветхость и угрожает обвалом» («угрожающее обвалом» здание при этом предполагалось передать Саметскому сельсовету «для культурных надобностей»)66. Однако тогда механизм закрытия дал осечку: религиозная община во главе с о. Сергием Введенским обратилась с жалобами в вышестоящие инстанции, откуда костромских руководителей одернули, попросив, видимо, немного обождать (Сталин в «Головокружении от успехов» осудил тех, кто спешил с закрытием сельских церквей, не загнав крестьян в колхозы, и вышестоящие инстанции в этом вопросе осторожничали). Потерпев неудачу в большом, местные власти и актив через год удовольствовались малым: в ноябре 1934 г. во время перевыборной кампании колхозники колхозов им. Сталина и «XII Октября» под давлением свыше приняли на своих собраниях наказ новому составу Саметского сельсовета о снятии колоколов с церкви в Самети. «Требование трудящихся» было выполнено с необычайной быстротой: уже 4 декабря 1934 г. колокола сняли и передали «на нужды индустриализации» (увезли в Кострому в металлолом)67. С этого дня колокольный звон над Саметью и её окрестностями прекратился на несколько десятилетий.
15 февраля 1935 г. Прасковья Андреевна была назначена бригадиром на молочно-товарную ферму (МТФ), а 1 декабря 1937 г. стала её заведующей68. В общей сложности на ферме она проработала 16 лет (до 1951 г.) и в эти годы окончательно сформировалась как руководитель – требовательный и строгий, но в то же время внимательный и заботливый к подчиненным, необычайно преданный своему делу.
14 августа 1935 г. Прасковья Андреевна (к этому времени она уже развелась с С.А. Грибановым) вышла замуж за упоминавшегося выше Никандра Николаевича Малинина (1886 – 1938 гг.), колхозного счетовода, сорокадевятилетнего вдовца. Согласно традиции, она взяла его (довольно распространенную в Самети) фамилию, под которой позднее её и узнала вся страна – Малинина. Однако брак этот был недолог: в марте 1938 г. Н.Н. Малинин поехал в Ленинград навестить живущих там сына и дочь, где простудился и скоропостижно скончался. Ожидавшая ребенка Прасковья Андреевна поехала в Ленинград на его похороны. Её второй ребенок – сын Лев (1938 – 1996 гг.) – родился 16 сентября 1938 г. уже после смерти отца. Овдовев, Прасковья Андреевна с двумя детьми осталась в доме мужа, в котором она прожила 48 лет и скончалась в 1983 г.
С конца 30-х гг. начинается взлёт П.А. Малининой: требовательную и творчески относящуюся к делу заведующую Саметской МТФ – передовой в Костромском районе – замечают. Летом 1939 г. её впервые посылают в Москву для участия в открывающейся там Всесоюзной сельскохозяйственной выставке (ВСХВ). В последних числах июля 1939 г. Прасковья Андреевна в составе делегации Костромского района, состоящей из 9 человек, выехала в Москву. В столице её, конечно, поражало всё – встреча на перроне Ярославского вокзала, состоявшееся 1 августа 1939 г. торжественное открытие выставки Председателем Совнаркома СССР В.М. Молотовым, похожие на дворцы павильоны ВСХВ, её главный символ – знаменитая монументальная скульптура «Рабочий и колхозница» В.И. Мухиной, не менее монументальная фигура И.В. Сталина на центральной площади ВСХВ – площади Механизации, разноязыкая толпа участников и гостей выставки из всех союзных республик, приём в Моссовете, московский метрополитен им. Л.М. Кагановича, театры и другие достопримечательности столицы. Из Москвы она вернулась уже другим человеком: в день открытия выставки, 1 августа, в «Северной правде» в статье «Поезд идет в столицу»69, кажется, впервые было немало сказано и о ней. С этого времени П.А. Малинина становится постоянным героем публикаций районных, областных и центральных газет.
В конце того же 1939 г. Прасковья Андреевна перешагнула качественно важный рубеж в своей биографии: во время кампании по подготовке к выборам в местные Советы депутатов трудящихся коллектив «XII Октября» (а фактически, конечно, Костромской райком партии) выдвинул её кандидатом в депутаты сразу трех Советов – Ярославского областного*, Костромского районного и Саметского сельского, депутатом которых заведующая Саметской МТФ и стала после выборов 24 декабря 1939 г. 8 января 1940 г. она впервые присутствовала на сессии областного Совета, состоявшейся в Ярославле, в театре им. Ф. Волкова70. (И выборы, и первые сессии Советов, куда была избрана П.А. Малинина, проходили уже после начала войны с Финляндией, с «финской белогвардейщиной», как писали тогда наши газеты.) С тех пор на протяжении 44 лет Прасковья Андреевна непрерывно являлась депутатом Советов различных уровней (а если считать от 1926 г., когда её впервые избрали депутатом Саметского сельсовета, то общий депутатский стаж Малининой составляет почти шесть десятилетий). Вплоть до образования в августе 1944 г. Костромской области П.А. Малинина регулярно ездила на сессии областного Совета в Ярославль, познакомилась там со многими людьми, включая и обоих сменивших за это время первых секретарей Ярославского обкома ВКП(б) – Н.С. Патоличева и А.Н. Ларионова.
В 1940 г. П.А. Малинина сделала еще один шаг, без которого она не смогла бы стать тем, кем стала – знатным человеком советской страны: 2 июня 1940 г. первичная парторганизация колхоза приняла её кандидатом в члены Всесоюзной коммунистической партии (большевиков)71. Согласно устава, рекомендации Прасковье Андреевне дали три коммуниста – М.В. Аверина, заведующая клубом и секретарь парторганизации колхоза, А.Д. Губанкова, председатель Саметского сельсовета, и И.Н. Филиппов, директор Саметского картофелетерочного завода72.( По истечении кандидатского срока, летом 1942 г., П.А. Малинину приняли в члены партии.) Насколько Прасковья Андреевна являлась убежденной коммунисткой? Вопрос этот далеко не так прост. С одной стороны, Малинина, безусловно, искренне верила во все основные партийные установки и идеалы. С другой стороны, она, как и подавляющее большинство других членов партии, в своей практической деятельности и повседневной жизни ежедневно эти самые установки и идеалы нарушала (например, хотя бы тем, что и после смерти в 1952 г. матери продолжала держать в своём доме оставшиеся ей от родителей иконы).
Летом 1940 г. Прасковья Андреевна вновь участвовала в работе ВСХВ и была награждена своей первой высокой наградой – Малой серебряной медалью (на ряде фотографий 40-х гг. она запечатлена с этой медалью).
Она должна была ехать в столицу на ВСХВ и в июне 1941 г., куда уже отбыла группа саметских доярок вместе с самыми лучшими коровами. Прасковья Андреевна позднее вспоминала: «В Москву на выставку собиралась у нас новая большая группа. С ней должна была выехать и я. Последнее воскресенье перед отъездом мы устроили день отдыха. 22 июня с провизией, вином и гармонью мы выехали на Волгу. В самый разгар веселья кто-то увидел вдалеке Иосифа Эрастовича Горохова (директора Костромского госплемрассадника – Н.З.). Он быстро ехал к нам на велосипеде (...). Он так махал рукой и надрывно что-то кричал, что веселье сразу прекратилось. Гармонь оборвала музыку, люди смолкли, и вдруг в наступившей тишине мы различили слово: «Война!»73
Великая Отечественная война поставила «XII Октябрь», как и всю страну, в необычайно тяжелое положение. Уже в первые её дни большую группу мужчин, в том числе и тогдашнего председателя колхоза Н.И. Давыдова, призвали в армию. Последующие мобилизации оставили в Самети почти одних женщин. Если в 1940 г. в хозяйстве насчитывалось 176 трудоспособных мужчин, то к концу 1941 г. их было 127, к концу 1942 г. – 71, к концу 1943 г. – 19, к концу 1944 г. – 3174. Обе имевшиеся в колхозе автомашины еще в июне 1941 г. забрали в армию. Значительно сократилось и поголовье лошадей: если в 1940 г. их имелось 90, то к концу 1943 г. их количество уменьшилось до 62, а к концу 1944 г. - до 5275 (при том, что на фронт забирали лучших лошадей).
Из оставшихся колхозников большое количество уже летом и осенью было мобилизовано на трудовой фронт: в частности, поздней осенью 1941 г., когда немцы угрожали Москве и всему центральному району, на левом берегу Волги тысячи местных жителей (в том числе и саметцы) начали рыть огромный противотанковый ров, тянувшийся от Самети до стен Ипатиевского монастыря. Женщины и подростки ломами долбили промерзлую землю, рыли ров, строили доты, дзоты, землянки, окопы... Эти работы продолжались всю зиму и были прекращены только весной 1942 г. с исчезновением непосредственной угрозы Костроме и прилегавшим к ней районам76. С осени 1941 г. немецкая авиация упорно бомбила Ярославль с его стратегически важными промышленными предприятиями. По воспоминаниям старожилов, ужасающие звуки бомбёжек были хорошо слышны в Самети, а по ночам небо на юго-западе озарялось отблесками ярославских пожаров...
В этих тяжелейших условиях плановые задания практически по всем видам сельхозпродукции резко возросли: надо было кормить армию и как-то компенсировать потери от утраченных колоссальных площадей сельхозугодий на западе страны. То, что совершили во время войны саметские колхозники, можно определить только одним словом – трудовой подвиг. Уже одно то, что в эти годы колхоз не только не уменьшил посевные площади, но по некоторым культурам даже увеличил, говорит само за себя (и это при том, что из-за нехватки лошадей женщинам в основном приходилось пахать на быках и коровах).
МТФ, которой заведовала П.А. Малинина, с началом войны оказалась в очень сложном положении: еще в июне 1941 г. самых лучших коров увезли в Москву на ВСХВ (с приближением немцев к столице скот на баржах отправили в Рязанскую область и обратно в Саметь его удалось вернуть только в 1943 г.): из 143 коров, имевшихся на ферме в 1940 г., к концу 1941 г. осталось только 10177. До войны коров в основном кормили концентратами, которых теперь почти не было. В результате надои, в 1940 г. составлявшие 3868 литров на корову, в 1941 г. снизились до 3634 литров, а в 1942 г. – до 2966 литров78. Ища выход из этой ситуации, Прасковья Андреевна пошла на крупный риск: она решила существенно увеличить рацион животных за счет большого количества сырого вымытого картофеля (чего раньше никогда не делали). По её инициативе коллектив фермы в 1942 г. вручную вскопал участок в 4 гектара, где посадили картофель для корма скоту. В том же году всем колхозом вручную вскопали 30 гектаров лугов по берегам Волги, на которых, чтобы хоть сколько-то получить необходимых для молочного скота концентратов, посадили овёс. Доярки сами заготавливали силос и другие корма. Коров доили четыре раза в сутки, рабочий день на ферме начинался в 3 часа утра и заканчивался в 9 вечера. В результате всех этих усилий надои на МТФ вновь начали расти, поднявшись в 1943 г. до 3260 литров79.
Нельзя забывать, что во время войны существенно возросли налоги, ежегодно проводились государственные займы (формально – добровольные, фактически – обязательные: за всю войну колхозники «XII Октября» подписались по займам на 6 миллионов рублей)80, постоянно проходили дополнительные сборы средств – например, на строительство танковой колонны им. Ивана Сусанина. Саметские женщины собирали подарки для воинов на фронт, для раненых в госпитали и т. д.
С первых месяцев войны все саметцы ежедневно жили под постоянным страхом получения самого страшного вида почтовой корреспонденции того времени – «похоронок» – на своих мужей, отцов, братьев, сыновей. Редко какой из домов в Самети обошло стороной это горе – потеря близкого человека. В марте 1942 г. под Москвой сложил свою голову бывший председатель колхоза Н.И. Давыдов81.
О трудовом подвиге саметских колхозников в годы войны написано немало. Но о некоторых сторонах жизни Самети этого времени не говорилось никогда. Летом 1942 г. органами НКВД был арестован настоятель Никольской церкви о. Сергий Введенский, прослуживший в селе 38 лет. К сожалению, следственное дело о. Сергия найти не удалось и поэтому мы не знаем, какое конкретно обвинение ему предъявили, но можно предположить, что причиной ареста могло стать какое-нибудь неосторожное слово. По свидетельству старожилов, о. Сергий Введенский погиб где-то в лагере. Оставшийся без священника храм фактически оказался закрытым (что, скорее всего, и являлось целью тех, кто инспирировал арест настоятеля). В самое тяжелое время люди оказались лишены возможности помолиться в своем храме о находящихся на фронте близких, о победе нашего оружия, и все следующие военные годы саметцам приходилось ходить в церкви Сельца и Шунги (как мы увидим чуть ниже, лишь вмешательство П.А. Малининой смогло спасти саметский храм).
Во время войны в жизни П.А. Малининой произошло поистине судьбоносное событие: получила официальное признание костромская порода крупного рогатого скота, а заведующая Саметской МТФ была отмечена как одна из причастных к её выведению. К сожалению, в литературе нет подробного описания как происходил сам процесс утверждения костромской породы на государственном уровне. Первая попытка добиться признания новой породы была сделана еще в 1939 г., когда директор находящегося вблизи Костромы племсовхоза «Караваево» В.А. Шаумян обратился в Наркомат совхозов с письмом, в котором предлагал признать их породу скота. Однако тогда в Москве предложение караваевцев понимания не нашло. Старший зоотехник племсовхоза С.И. Штейман позднее вспоминал: «Это сообщение вызвало оживлённые споры и в наркомате, и среди ученых-животноводов. Одни признавали, что мы создали новую породу скота, другие – а таких было большинство – отнеслись к этому сообщению недоверчиво. Они считали, что 12 лет – очень короткий срок, и за такой срок невозможно создать новую породу. Да и вообще, говорили они, создание новой породы – явление столь редкое в практике животноводства, что думать, будто караваевцам удалось вывести новую породу, просто смешно и ненаучно (...). Были и такие ученые, которые открыто потешались над нами. Один профессор мне прямо сказал: «Это Мичурин головы вскружил, вот все и бросились выращивать новые сорта: кто – растений, а кто – животных!»82
Судя по всему, в 1942 г. руководство совхоза «Караваево» (т. е. В.А. Шаумян и С.И. Штейман) обратилось к сменившему Н.С. Патоличева на посту первого секретаря Ярославского обкома ВКП(б) А.Н. Ларионову* с просьбой о поддержке их предложения о признании караваевского скота в качестве новой породы. А.Н. Ларионов поддержал это предложение и смог – через ЦК ВКП(б) – привлечь к его осуществлению и Народный комиссариат земледелия СССР (Наркомзем) и Всесоюзную академию сельскохозяйственных наук им. В.И. Ленина (ВАСХНИЛ). Безусловно, только благодаря поддержке первого секретаря обкома сторонники костромской породы сумели в условиях войны добиться её официального признания.
Важной вехой на пути официального признания новой породы скота стало постановление бюро Ярославского обкома ВКП(б) от 1 февраля 1943 г. В этот день в Ярославль на бюро обкома была приглашена группа руководящих работников Костромского района и колхоза «XII Октябрь». С докладом «О работе молочно-товарной фермы колхоза «12-й Октябрь» Костромского района» выступила П.А. Малинина, а после неё высказались первый секретарь райкома К.Н. Колобаев, председатель райисполкома Н.Н. Волнухин, председатель колхоза А.Д. Якимов, секретарь парторганизации М.В. Аверина и др. Последним, подведя итог, выступил первый секретарь обкома А.Н. Ларионов. По докладу П.А. Малининой бюро обкома приняло постановление, в котором говорилось: «Племенная молочно-товарная ферма колхоза «12-й Октябрь», Костромского района, наряду с совхозом «Караваево», является основным очагом выращивания ценной породы швицкого скота, выведенного в Ярославской области. Коллектив работников фермы вместе с зоотехниками, правлением колхоза и первичной партийной организацией из собранного на ферму небольшого количества разрозненного метисного скота общими творческими усилиями, путем правильного отбора, подбора, выращивания животных и хорошо организованного раздоя коров, в течение 5 – 7 лет создали очень хорошее по племенным качествам и высокопродуктивное стадо местных «швицев», из которых более 600 голов продано для улучшения скота другим колхозам. Выведенная таким образом группа высокопродуктивного швицкого скота нашла быстрое распространение во многих колхозах Костромского района, и теперь этот скот заслуживает того, чтобы наряду с Ярославской породой его разводили колхозы и других районов области, особенно Некрасовского, Нерехтского и Красносельского»83.
Следующей вехой явилось присуждение в марте 1943 г. С.И. Штейману «за выведение нового рекордного по продуктивности молочного скота» Сталинской премии 2-й степени84 (безусловно, что к этой высокой награде Штеймана представил А.Н.Ларионов). Таким образом, старший зоотехник племсовхоза «Караваево» стал первым лауреатом Сталинской премии в Ярославской области*.
В 1944 г. процесс признания новой породы вступил в свою заключительную стадию. Для изучения вопроса на месте коллегия Наркомата земледелия СССР решила послать в Костромской район специальную комиссию во главе с заместителем наркома И.А. Бенедиктовым. Комиссия, состоявшая из ответственных работников Наркомата земледелия СССР, Наркомата совхозов СССР и ученых-животноводов ВАСХНИЛ (в её состав входили семь человек: И.А. Бенедиктов, С.Ф. Демидов, А.И. Козлов, Ф.С. Крестьянинов, П.А. Крылов, Е.Ф. Лискун, Н.А. Ростовцев ) прибыла из Москвы летом 1944 г. Побывав в совхозе «Караваево», в Самети, в ряде других хозяйств Костромского и Нерехтского районов, комиссия дала на вопрос о том, действительно ли под Костромой выведена новая порода скота, положительный ответ. В своём отзыве один из членов комиссии, академик ВАСХНИЛ и лауреат Сталинской премии Е.Ф. Лискун, писал: «На своем веку я перевидал тысячи коров и безошибочно могу с первого взгляда определить породу. Но, приехав в совхоз «Караваево» и соседние с ним колхозы, я немного растерялся (...). Даже внешне коровы не были похожи ни на одну известную мне породу. Беглого взгляда было достаточно, чтобы сказать, что перед нами были животные совершенно новой породы.(...) ...мы должны единодушно решить, что костромичи вывели у себя новую, не существующую до сих пор, отличную породу молочного скота»86. В Москве заключение комиссии подписал еще один человек – президент ВАСХНИЛ академик Т.Д. Лысенко 87.
П.А. Малининой костромская порода обязана и своим названием. Вскоре после отъезда комиссии заведующую Саметской МТФ вызвали в Москву на заседание коллегии Наркомата земледелия СССР, где под председательством наркома А.А. Андреева должен был окончательно решиться вопрос о породе. Малинина вспоминала: «Бенедиктов сделал доклад о работе комиссии, которая пришла к заключению, что мы-таки вывели новую породу. После доклада начались прения. Никто не спорил о том, что порода выведена. Это уже было всем ясно. Разгорелся спор, как назвать эту породу. Представители совхоза «Караваево» настаивали на том, чтобы породе было присвоено название караваевской. Я протестовала. (...) – Колхозники наши слыхали, - говорю я, - что караваевцы настаивают на своем названии, и просили меня передать комиссии, что вернее будет назвать тогда породу саметской. Ведь всё началось с работы в нашей деревне Саметь. Караваевцы у нас коров-то понакупили. И всё-таки вернее всего назвать её костромской, по имени нашей области. Она недавно только образовалась. (...) Вот и пусть страна узнает – сумели костромичи породу свою крупного рогатого скота вывести и назвать её своим именем – костромской. Тут все мне захлопали, а (...) А.А. Андреев говорит мне: «Молодец, товарищ Малинина, хорошо говоришь! На коллегии было решено присвоить нашей породе название костромской»88.
Результатом заседания коллегии стал известный приказ по Наркомату земледелия СССР от 27 ноября 1944 г. «О Костромской породе крупного рогатого скота», опубликованный 28 ноября в официальном органе наркомата, газете «Социалистическое земледелие», и перепечатанный 3 декабря в областной газете «Северная правда» и 7 декабря – в районной «За Сталинский урожай». Этим приказом, подписанным наркомом земледелия СССР А.А. Андреевым (бывшим одновременно секретарем ЦК ВКП(б) и членом Политбюро: кажется, за весь советский период ведомством сельского хозяйства не руководил столь высокопоставленный партийный деятель), предписывалось присвоить «вновь выведенной породе крупного рогатого скота наименование «Костромская» и «за большую работу по выводу новой породы скота» обьявлялась благодарность группе работников племсовхоза «Караваево» во главе с В.А. Шаумяном и С.И. Штейманом и заведующей МТФ колхоза «XII Октябрь» П.А. Малининой89.
Приказ А.А. Андреева вышел через несколько месяцев после того, как в жизни Костромского края произошло важное событие: 13 августа 1944 г. Указом Президиума Верховного Совета была образована (правильнее сказать, воссоздана) Костромская область, большая часть территории которой была выделена из состава Ярославской области)*. Её первые руководители по праву гордились признанием свыше заслуг своих животноводов, а все отмеченные в приказе наркома земледелия СССР стали знатными людьми молодой области. Наглядным подтверждением этого стала I Костромская областная партийная конференция, открывшаяся 15 февраля 1945 г. в театре им. А.Н. Островского на ул. Луначарского (ныне – проспект Мира), которая должна была официально завершить формирование органов власти нашей области (делегатом её – впервые в своей жизни – была избрана и П.А. Малинина). "На сцене многочисленные красные знамена, установленные вокруг бюста В.И. Ленина – великого основателя большевистской партии и советского государства, - описывала "Северная правда" открытие конференции. - В глубине сцены на кумачевом полотнище – портрет вождя советского народа, Верховного Главнокомандующего, любимого товарища Сталина, чей гений ведет доблестные войска Красной Армии от победы к победе. Торжественно звучит в зале партийный гимн "Интернационал"90. О высоком положении П.А. Малининой свидетельствовало то, что её (и С.И. Штеймана) вместе с главными руководителями области избрали в президиум конференции. В своем докладе первый секретарь Костромского обкома ВКП(б) А.А. Кондаков особо отметил, что за недолгое время существования области произошло "важное событие, имеющее общегосударственное значение" – выведена костромская порода крупного рогатого скота91. В последний день работы конференции, 17 февраля, П.А. Малинина была избрана членом областного комитета ВКП(б)92 (она оставалась членом обкома партии более трех с половиной десятилетий).
Май 1945 г. принёс в Саметь весть о долгожданной победе и окончании войны. Позднее Прасковья Андреевна вспоминала о великом дне 9 мая: «Прибежали дети к нам на ферму и все бросились к своим матерям. Победа! Победа! – кричали они. Марию Васильевну Харитонову со всех сторон окружили её детки – их пятеро. Сироты. Отец не вернулся с фронта... Но как радостно кричали они: «Победа! Победа!» Да, та победа, за которую отдал жизнь их отец. Около Савиной дочь, она радостно смеется и пританцовывает и звонко кричит: «По – бе – да!» И мать её смеётся и радуется и незаметно смахивает слезу со щеки»93. А через три недели П.А. Малинину ожидала другая радость: указом Президиума Верховного Совета СССР от 1 июня 1945 г. «за выдающуюся работу по выведению новой высокопродуктивной костромской породы крупного рогатого скота, имеющей большое государственное значение» группа костромских животноводов (всего – 43 человека) была награждена орденами и медалями. В числе пятерых, удостоенных высшего советского ордена – ордена Ленина, находилась и П.А. Малинина94. Не сохранилось известий о том, когда, где и кто вручил Прасковье Андреевне этот орден, но, скорее всего, свою награду она и остальные костромичи в то же лето получили в Московском Кремле из рук самого «всесоюзного старосты» М.И. Калинина (всего же Прасковья Андреевна награждалась орденом Ленина шесть раз). Высокая награда окончательно закрепляла особое положение, которое П.А. Малинина с этого времени неизменно занимала в Костромской области.
В 1946 г. Прасковья Андреевна совершила поступок, который без преувеличения можно назвать подвигом. В отличие от её трудовых свершений о нём никогда не писали в газетах и не воспевали в стихах, ни слова про него не сказано и в книге воспоминаний «Волжские ветры», и, тем не менее, сейчас, с высоты минувших десятилетий, этот поступок воспринимается как один из самых главных в жизни П.А. Малининой, ибо ей удалось спасти от закрытия и гибели саметский Никольский храм.
Как мы помним, Никольский храм перестал действовать после ареста в 1942 г. органами НКВД о. Сергия Введенского. Острая нехватка священнослужителей, чуть не полностью истребленных в предвоенные годы, не позволила прислать в село нового священника. Осенью 1945 г. религиозная община Самети обратилась к властям с ходатайством об открытии Никольской церкви и, что удивительно, оно очень быстро прошло все положенные инстанции и 13 декабря 1945 г. Костромской облисполком за подписью его председателя А.В. Куртова вынес заключение о том, что он «считает возможным поддержать ходатайство верующих об открытии Никольской церкви в с. Саметь»95 (за этой благожелательной позицией облисполкома, в то же время сплошь и рядом отказывавшего другим общинам в открытии их церквей, нельзя не видеть «скрытую руку» Прасковьи Андреевны, явно использовавшей в данном случае весь свой авторитет и связи). Однако, последнее слово по решению вопроса было за Москвой. А там благожелательное отношение костромских властей к саметскому храму не разделили. 1 апреля 1946 г. Совет по делам Русской Православной Церкви при Совете Министров СССР (высший тогдашний орган власти, ответственный за решение всех церковных вопросов) постановил: «Принимая во внимание, что в Костромском районе имеется тринадцать действующих церквей и ближайшая из них находится от села Саметь на расстоянии менее пяти километров, воздержаться от дачи разрешения на открытие церкви в селе Саметь»96 12 апреля 1946 г. постановление формально было одобрено распоряжением Совета Министров СССР и окончательно вступало в силу97. Фактически это означало закрытие храма, который отныне ждала обычная участь: в лучшем случае – превращение в склад, в худшем – разборка на кирпич и щебень. Казалось, что церковь в Самети обречена и нет такой силы, которая могла бы её спасти. Как свидетельствует дочь Прасковьи Андреевны, Лидия Сергеевна, которой в своё время об этом рассказывала бывшая в 50-е гг. церковной старостой в Самети Евстолия Андреевна Гулюкина, община обратилась за помощью к Малининой. И член ВКП(б) с 1942 г., кавалер ордена Ленина, депутат областного Совета вступила в бой за спасение храма. Напомним, что в 1946 г. П.А. Малинина еще не была ни Героем Социалистического Труда, ни депутатом Верховного Совета, ни председателем колхоза. Наведя справки, она узнала, что для того, чтобы добиться отмены постановления всемогущего Совета по делам Церкви, надо выйти на самый высший уровень советского руководства, т.е. лично попасть к кому-то из тех, кто стоял лишь на одну-две ступеньки ниже вершины иерархической лестницы власти СССР. Оказать должное воздействие на Совет по делам Церкви мог только кто-то из заместителей Председателя Совета Министров СССР И.В. Сталина (т.е. В.М. Молотов, Л.М. Каганович, Л.П. Берия, А.Н. Косыгин и др.). И Прасковье Андреевне удалось попасть к такому человеку. К сожалению, подробности этой встречи нам неизвестны, но, судя по её итогам, можно уверенно предполагать, что Малинина сумела попасть к тому зампреду Совета Министров СССР, котороый мог дать распоряжение Совету по делам Церкви (во главе Совета стоял полковник госбезопасности Г.Г. Карпов) об открытии храма в Самети, выполненное в фантастически быстрый срок. Уже 8 июля того же 1946 г. Совет по делам Церкви, словно забыв о том, что в Костромском районе целых тринадцать действующих церквей, вынес прямо противоположное постановление, гласившее: «Учитывая настойчивые ходатайства верующих (словно раньше их не было! – Н.З.) (...), во изменение решения Совета от 1.IV – 1946 г., удовлетворить ходатайство верующих об открытии Никольской церкви в с. Саметь Костромского района»98. Но как Прасковья Андреевна смогла пробиться в заместителю Сталина, и, самое главное, уговорить его отдать распоряжение об открытии храма? Что ей помогло – женское обаяние, крестьянская хитрость, прирожденный артистизм? И, тем не менее, произошло чудо: уже 9 августа 1946 г. Костромской райисполком заключил с религиозной общиной Самети договор о передаче им Никольского храма в пользование99, а 17 декабря того же года сюда был назначен настоятель – иеромонах (впоследствии – схиархимандрит) Серафим (Борисов; 1906 – 1994 гг.), только в 1944 г. вышедший на свободу из лагеря в Архангельской области (в общей сложности новый настоятель саметской церкви пробыл в тюрьмах и лагерях одиннадцать лет)100. С декабря 1946 г. в Никольском храме возобновилось богослужение. И всё это произошло только благодаря П.А. Малининой. Спросим прямо: биографии многих ли известных людей советской эпохи могут похвастаться подобным эпизодом – спасением храма? Ведь нельзя не понимать, что такого рода хлопоты могли завершиться тогда (и для храма, и лично для Прасковьи Андреевны) совсем-совсем другим финалом.
В 1946 г. в жизни П.А. Малининой произошло другое важное событие, знаменующее качественно иной этап в судьбе заведующей Саметской МТФ. По-видимому, в конце этого года было принято решение о выдвижении её кандидатом в депутаты Верховного Совета РСФСР. Как известно, первые выборы в российский Верховный Совет прошли 26 июня 1938 г., а вторые - в 1943 г. - из-за войны не состоялись. Предшественник Прасковьи Андреевны по избирательному округу – второй секретарь Ярославского обкома ВКП(б) П.Я. Саламахин – уже через месяц после своего избрания в Верховный Совет, в конце июля 1938 г., был разоблачен в качестве «врага народа», став, по позднему выражению, «жертвой необоснованных репрессий». Но особенность тогдашней парламентской системы состояла в том, что избиратели, проголосовавшие за П.Я. Саламахина, как за кандидата «нерушимого блока коммунистов и беспартийных», восемь лет прожили без своего депутата в верховном представительном органе советской России.
9 февраля 1947 г. П.А. Малинина была избрана депутатом Верховного Совета РСФСР, став, как говорили тогда, «членом правительства» (неточное выражение, идущее от известного предвоенного фильма, в котором главную роль играла В.П. Марецкая). Избрание её депутатом означало и большую честь, и большую ответственность: при всей формальности роли народных избранников в советской системе власти они всё-таки обладали определенными возможностями для решения проблем и своего округа, и своих избирателей. На протяжении двадцати четырех лет, вплоть по 1971 г., на плечах Прасковьи Андреевны лежала немалая депутатская нагрузка – приём людей, работа с заявлениями, обращения в различные ведомства и т.д.
20 июня 1947 г. Малинина присутствовала на открытии сессии Верховного Совета РСФСР 2-го созыва в Большом Кремлевском дворце. В этот день она впервые увидела И.В. Сталина. В последующие годы Прасковья Андреевна ещё несколько раз видела вождя. Однажды ей довелось даже поговорить с ним. В книге «Волжские ветры» этот эпизод описан так: «На одном из заседаний, в перерыве (...) Сталин обратился ко мне, назвал меня по фамилии и спросил, как идут у нас дела в колхозе. Я обомлела – Сталин знает меня в лицо, он обращается ко мне, интересуется нашими делами. От неожиданности и радости я смутилась и смешалась, а Сталин похвалил нас за хорошую породу коров, за большие надои. И тут я сказала, признаюсь, неожиданно для самой себя: «Коровы куда лучше, замечательные, и молока надаиваем полные бадейки, молоко хорошее, жирнущее, а вот выручку получаем плохую». Сталин не понял меня или не расслышал и переспросил. «Денег мало мы от фермы получаем, - повторяю я, - расходы покроем, и в кармане почти ничего не остаётся. Хозяйствовать-то как?» Сталин сказал, что в колхозах денег много, хоть отбавляй, и плакаться не надо»101.
В 1948 г. в соответствии с Указом Президиума Верховного Совета СССР от 16 сентября 1947 г. «за получение высокой продуктивности животноводства в 1947 году при выполнении колхозом обязательных поставок сельскохозяйственных продуктов» П.А. Малинина, как заведующая фермой, получившей от 24 коров по 5007 килограммов молока, была удостоена звания Героя Социалистического Труда. Указ Президиума Верховного Совета СССР о присвоении ей этого высшего почетного звания был подписан Н.М. Шверником, сменившим умершего М.И. Калинина, 23 июля 1948 г.102 (вероятно, он же и вручил П.А.Малининой в Кремле золотую звезду Героя и второй орден Ленина).
В соответствии со своим новым высоким статусом Героя Социалистического Труда и депутата Верховного Совета П.А. Малинина тогда же приняла участие в знаменитой сессии Всесоюзной академии сельскохозяйственных наук им. В.И. Ленина (ВАСХНИЛ), состоявшейся 31 июля – 7 августа 1948 г. Как известно, на этой сессии президент академии Т.Д. Лысенко и его сторонники разгромили советских генетиков, заклейменных позорной кличкой «вейсманистов-морганистов» и провозгласили окончательную победу «передовой мичуринской науки». С этого времени, сокрушив оппозицию в научной среде, невежественный «народный академик» Лысенко сосредоточил в своих руках почти всю власть в биологической науке, сделавшись, как писали тогда, «идейным руководителем работников социалистического сельского хозяйства». На этой печально знаменитой сессии несколько раз речь заходила и о костромской породе. Выступая в вечернем заседании 3 августа, директор Костромского племенного рассадника крупного рогатого скота костромской породы В.А. Шаумян (бывший директор совхоза «Караваево»), в частности, сказал: «Теория» формальной генетики в корне реакционна, так как она призвана принизить роль советского человека; эта теория хочет нас поставить на колени перед природой; она пытается превратить советского человека в пассивный придаток природы, в мирного созерцателя природы, безропотно ожидающего от нее милостей и даров. Теория же Мичурина – Лысенко принципиально противоположна. Эта теория поднимает человека на невиданную до сих пор высоту, превращает его в действительного хозяина и повелителя природы и указывает место и роль советского человека в деле смелой, решительной переделки природы»103. Далее в выступлении В.А. Шаумяна прозвучало и имя П.А. Малининой: «Вы все знаете, что работники совхоза ордена Ленина «Караваево» и колхозники передовых племенных ферм колхозов Костромского и Нерехтского районов под руководством лауреата Сталинской премии С.И. Штеймана, П.А. Малининой, А.Д. Митропольской, Н.А. Горского и др., работая в течение многих лет над улучшением местного скота, добились немалых успехов. Выведена новая порода отечественного скота – костромская»104. Осудив тех, кто так и не признал этот факт, В.А.Шаумян продолжил: «Порода и результаты многолетних трудов коллектива работников совхоза и передовиков-колхозников были признаны лишь только после энергичного вмешательства в это дело А.И. Козлова, П.П. Лобанова, С.Ф. Демидова, Е.М. Чекменева и, наконец, Андрея Андреевича Андреева. Из ученых же животноводов один только Е.Ф. Лискун поддерживал нас. Если бы не вмешательство указанных товарищей, то такое важное государственное дело было бы провалено и тем самым лишено той громадной поддержки и внимания, которые являются важнейшим условием для творческой работы миллионов передовиков сельского хозяйства»105.
Сама Прасковья Андреевна на этой сессии не выступала и, конечно, многое в спорах ученых и лжеученых просто не понимала. Однако, конечно, она не могла быть на стороне тех, кто подвергал сомнению сам факт выведения костромской породы.
В 1949 г. П.А. Малинина была приглашена на празднование двадцатилетнего юбилея ВАСХНИЛ. Здесь она познакомилась с писательницей Мариэттой Шагинян, сидевшей на юбилейной сессии рядом с ней. М. Шагинян сделала для нас интересную зарисовку Малининой той поры. Она писала: «Тогда, на празднике, я не сразу поняла характер (...) Малининой. Крупная, нервная, с широким русским лицом, размашистыми движениями, красивым грудным голосом, Малинина сперва держалась замкнуто и казалась чем-то недовольной. Потом потеплела, разошлась и заискрилась самым отчаянным весельем, – пила, чокалась, расцеловала сконфуженного Трофима Денисовича (Лысенко – Н.З.) и пошла лихо плясать всякие танцы, от «русской» до фокстрота»106. Позднее, еще несколько раз встретившись с Малининой в Москве и Костроме, М. Шагинян писала: «... постепенно я глубже поняла эту очень сложную, самобытную натуру, несомненно, очень одаренную. В Малининой легко ошибиться, легко принять за чистую монету всякие недоброжелательные слушки о ней, легко принять за «зазнайство» её грубоватую манеру осаживать людей, – словом, сразу такую, как Малинина, не раскусишь. Огромный темперамент, большой природный ум, толковость, быстрая смекалка, все качества первоклассного колхозного организатора...»107.
В определенном смысле апофеозом взлёта П.А. Малининой в первые послевоенные годы стало её участие в праздновании 70-летия И.В. Сталина. В начале декабря 1949 г. Президиум Верховного Совета СССР образовал специальный Комитет по подготовке к 70-летию вождя, в состав которого было включено практически всё высшее руководство страны и ряд знатных людей – деятели науки и искусства, передовики труда, в том числе и П.А. Малинина108. В качестве члена Комитета она присутствовала 21 декабря 1949 г. на главном юбилейном торжестве – заседании в Большом театре СССР. Уже даже просто попасть в этот день в зал Большого театра, в котором присутствовали представители союзных республик, депутаты союзного и российского Верховных Советов, руководители министерств и ведомств, высший генералитет, дипломатический корпус, многочисленные иностранные гости, являлось свидетельством принадлежности к высшему слою советской элиты. Прасковья Андреевна же не просто попала в зал – как член юбилейного Комитета она оказалась в президиуме на сцене, где – на фоне гигантского портрета юбиляра, моря цветов и застывшей шеренги воинов с алыми знаменами – находились члены Политбюро ЦК ВКП(б), главы социалистических стран и лидеры наиболее крупных зарубежных компартий. Заведующая Саметской МТФ оказалась рядом с В.М. Молотовым, Г.М. Маленковым, Н.С. Хрущевым, Л.П. Берия, Л.М. Кагановичем, К.Е. Ворошиловым, Мао Цзе-дуном, Долорес Ибаррури, Вальтером Ульбрихтом, Матиасом Ракоши, Пальмиро Тольятти и др., в считанных шагах от самого «великого вождя и учителя советского народа». Фантастический взлёт для костромской колхозницы!109 А 23 декабря Прасковья Андреевна присутствовала на торжественном приёме в Большом Кремлевском дворце, который в честь 70-летия своего главы давало Правительство СССР.
На юбилей Сталина П.А. Малинина приехала не с пустыми руками. В подарок вождю в «XII Октябре» изготовили роскошный альбом с трудовым рапортом колхоза с диаграммами роста и фотографиями Героев Социалистического Труда (их в 1949 г. в хозяйстве насчитывалось десять человек). Вместе с тысячами других подарков саметский альбом попал на открывшуюся в Москве к сталинскому юбилею грандиозную выставку, занявшую Музей изобразительного искусства им. А.С. Пушкина на Волхонке. Костромской поэт Е.Ф. Старшинов в стихотворении «Подарок вождю» тогда писал :
В Москве, краснозвездной столице,
В музее подарков Вождю
Альбом тот поныне хранится
С другими в почетном ряду,
Средь золота, бронзы и стали,
Цветного стекла, хрусталя.
Таких, как товарищу Сталину,
Подарков не знала земля110.
Альбом из Самети экспонировался на юбилейной выставке, обычно именуемой в то время «Музеем подарков», более трех лет – вплоть до смерти Сталина, когда весной 1953 г. выставку закрыли, и в стены Музея на Волхонке вернулись прежние экспозиции по истории мирового искусства.
В марте 1951 г. П.А. Малинина удостоилась еще одной высшей награды Советского Союза. Постановлением Совета Министров СССР за достижения в сельском хозяйстве в 1950 г. она стала лауреатом Сталинской премии 3-й степени* (позднее, после смерти Сталина и упразднения премии его имени, все награждённые ею числились как лауреаты Государственной премии)111. Таким образом, за несколько лет П.А. Малинина оказалась отмеченной всеми высшими наградами и отличиями страны: Герой Социалистического Труда, депутат Верховного Совета РСФСР, лауреат Сталинской премии.
Летом 1951 г. в судьбе Прасковьи Андреевны произошло другое важнейшее событие, окончательно определившее её дальнейшую жизнь. По-видимому, к этому времени в обкоме партии было решено заменить председателя колхоза «XII Октябрь» Героя Социалистического Труда А.Я. Кукушкина (он возглавлял хозяйство с 1947 г., а звания Героя удостоен в 1949 г.) на П.А. Малинину. Заведующей Саметской МТФ уже неоднократно предлагали стать председателем, но прежде она всегда отказывалась. Однако, в этот раз её сумели уговорить: в августе 1951 г. на общем собрании в клубе её избрали председателем «XII Октября»112. Согласно сложившейся процедуре, уже после этого П.А. Малинину официально утвердил в новой должности секретариат обкома (формально выборный пост председателя колхоза являлся обкомовской номенклатурой)**.
С сентября 1951 г. П.А. Малинина стала официально участвовать в движении советских сторонников мира. В 1949 г. в СССР был создан (формально – по инициативе общественности, на самом деле – по решению ЦК партии) Советский комитет защиты мира во главе с поэтом Н.С. Тихоновым. Чуть позднее стали создаваться местные комитеты защиты мира. Летом 1951 г. Прасковья Андреевна вошла в состав Инициативного комитета по подготовке и проведению Костромской областной конференции сторонников мира. По-видимому, с самого начала в обкоме ВКП(б) решили, что она же и возглавит областной комитет защиты мира. 14 сентября 1951 г. в Костроме в здании цирка* на Пролетарской улице (ныне – проспект Текстильщиков) состоялась областная конференция сторонников мира, открывшаяся кратким вступительным словом П.А. Малининой. Конференция, в которой участвовало несколько сот делегатов, избрала областной комитет защиты мира из 45 человек и делегатов на 3-ю Всесоюзную конференцию сторонников мира. Как и было положено тогда, конференция приняла резолюцию, осуждавшую англо-американских империалистов, подготавливающих новую мировую войну и направила приветственное письмо Сталину. В тот же день председателем областного комитета защиты мира избрали П.А. Малинину113 (этот пост она занимала ровно двадцать лет вплоть до 1971 г.). 25 – 27 ноября 1951 г. Малинина в качестве делегата впервые участвовала в 3-й Всесоюзной конференции сторонников мира в Москве (с этого времени она регулярно присутствовала почти на всех конференциях и конгрессах сторонников мира 50 –60 гг.).
Как сейчас, спустя несколько десятилетий, можно оценить участие Прасковьи Андреевны в движении советских сторонников мира? Конечно, это движение было организовано «сверху» и являлось частью политики партии и правительства. Всеми его структурами (в том числе и Костромским областным комитетом защиты мира) руководили представители партаппарата, а принимавшие в них участие известные люди играли по преимуществу декоративную роль. Однако само включение П.А. Малининой в эту систему лишний раз свидетельствовало о её официальном признании. Ведь помимо своей основной цели – борьбы за мир – движение имело и другую задачу: пропаганду достижений советской страны и в этом отношении фигура председателя «XII Октября», женщины-крестьянки, депутата парламента, яркой и самобытной личности, являлась весьма выигрышной. Ну и, безусловно, не подлежит сомнению, что Прасковья Андреевна участвовала в движении за мир совершенно искренне: ведь память о недавних ужасах войны была еще так жива.
Осенью того же 1951 г. П.А. Малинина отправилась в далекую зарубежную поездку: она была включена в состав советской делегации, направленной для участия в праздновании второй годовщины образования Китайской Народной Республики. 1 октября председатель «XII Октября» присутствовала в Пекине на военном параде и грандиозной народной демонстрации на площади Тяньаньмэнь, в тот же день членов делегации принял «великий вождь китайского народа» (как его тогда обычно называли и в Китае, и у нас) – председатель Центрального народного правительства КНР Мао Цзе-дун. Малинина, которую в Китае на местный лад называли Ма Линь, посетила ряд деревень, где её одинаково поразили бедность крестьян и их поразительное трудолюбие (примечательно, что в книге «Волжские ветры», вышедшей в 1968 г. в самый разгар обострения советско-китайских отношений, о поездке Прасковьи Андреевны в КНР и о её встрече с председателем Мао не сказано ни слова).
А в 1952 г. П.А. Малинина была удостоена высшей чести, которой только мог быть удостоен советский человек и коммунист: 22 сентября в последний день работы IV областной партконференции, проходившей в большом зале обкома ВКП(б) на ул.Дзержинского, её избрали делегатом XIX сьезда партии114 (а всего Прасковья Андреевна избиралась делегатом шести партийных сьездов). 5 октября 1952 г. П.А. Малинина присутствовала в Большом Кремлевском дворце на открытии съезда, вновь видела Сталина, заслушала отчетный доклад, с которым выступил Г.М. Маленков. В следующие дни она слушала выступления Н.С. Хрущева, Л.П. Берия, Н.А. Булганина, М.А. Суслова, Л.И. Брежнева, Лю Шао-Ци, Матиаса Ракоши, Луиджи Лонго, Клемента Готвальда, Долорес Ибаррури, Энвера Ходжи и др. На съезде молодой председатель «XII Октября» пережила новый триумф: в вечернем заседании 8 октября министр сельского хозяйства СССР И.А. Бенедиктов в своем выступлении особо отметил саметский колхоз. Он сказал: «Увеличение производства сочных кормов – необходимое условие повышения молочной продуктивности коров (...). Наряду с увеличением силосования кормов должно быть значительно расширено производство и использование корнеплодов и картофеля на корм скоту. В колхозе «12-й Октябрь» Костромского района, Костромской области, где удои превышают 5200 кг молока в среднем на корову, широко применяется кормление картофелем в сочетании с другими кормами»115. Если учесть, что И.А. Бенедиктов упомянул всего лишь несколько передовых хозяйств, то фактически это означало признание «XII Октября» одним из лучших колхозов в СССР. Вечером 14 октября Малинина вместе со всеми слушала небольшое заключительное слово, с которым выступил на съезде физически деградировавший Сталин. Никто, конечно, не знал, что это было его последнее публичное выступление и что подавляющее большинство делегатов, в том числе и Прасковья Андреевна, видят его в последний раз.
Как известно, Сталин скончался 5 марта 1953 г. В качестве депутата Верховного Совета РСФСР П.А. Малинина вошла в состав делегации Костромской области, выехавшей в Москву для участия в его похоронах. Прасковья Андреевна была у гроба вождя в Колонном зале Дома Союзов и присутствовала 9 марта на Красной площади, где состоялся траурный митинг, видела, как преемники Сталина внесли гроб с его телом в Мавзолей В.И. Ленина116. Безусловно, Прасковья Андреевна разделяла преобладавшее тогда в нашей стране почитание Сталина и тяжело переживала его кончину.
Смерть Сталина открыла новый период в истории советской страны. Важнейшим событием послесталинской эпохи стало ошеломившее всех известие о падении с Олимпа власти всемогущего министра внутренних дел СССР Л.П. Берия. 13 июля 1953 г. в обкоме партии состоялся совместный Пленум Костромских обкома и горкома КПСС с партактивом области, посвященный «разоблачению» Л.П. Берия. Участвовавшая в его работе П.А. Малинина менее года назад, на XIX съезде, слушала выступление ближайшего сподвижника вождя, поминутно прерываемое «бурными, продолжительными аплодисментами», а всего четыре месяца назад она видела его выступающим во время похорон Сталина с трибуны Мавзолея. Теперь же она слушала доклад первого секретаря обкома партии А.И. Марфина о разоблачении «злейшего врага партии и советского народа, агента международного империализма Берия». И не только слушала, но, как и положено, сама выступила с положенным в таких случаях ритуальными проклятиями низложенному министру и заверениями о полной поддержке решений партии и правительства, в частности, сказав: «Враг народа Берия покушался на самое заветное – на дружбу советских народов, созданную великой партией. Ничего из этого не вышло и не выйдет. Колхозники любят Коммунистическую партию и родное Советское правительство. Они горячо одобряют меры, принятые ЦК партии для ликвидации преступных действий Берия. Мы, колхозники, отдадим все свои силы на выполнение задач, поставленных партией в области сельского хозяйства, никому и никогда не позволим отнять у нас счастливую колхозную жизнь. Нашим ответом на постановление Пленума ЦК КПСС будет образцовое проведение уборки урожая и досрочное выполнение обязательств перед государством»117.
Весь конец августа и начало сентября 1953 г. П.А. Малинина провела в Москве, поочередно участвуя в целом ряде важных политических мероприятий: 25 августа в Кремле началась очередная сессия Верховного Совета РСФСР, 31 августа в Октябрьском зале Дома Союзов состоялся расширенный пленум Советского Комитета защиты мира, и, наконец, самое главное – 3 сентября в Большом Кремлевском дворце открылся Пленум ЦК КПСС. Этот Пленум стал первым, в котором новый руководитель партии Н.С. Хрущев применил практику приглашения для участия в его работе сотен людей, что после полной закрытости партийных верхов при Сталине казалось невиданным расцветом демократии. В числе тех, кто, не будучи членом ЦК, получил приглашение для участия в Пленуме, находилась и П.А. Малинина. Сентябрьский (1953 г.) Пленум ЦК КПСС – один из самых известных за всю советскую историю уже хотя бы потому, что Н.С. Хрущев на нём официально был избран Первым секретарем ЦК КПСС. Пленум санкционировал ряд крупных мер по облегчению положения села: списание недоимок с колхозов по сельхозналогу, существенное понижение самого налога, повышение закупочных цен на сельхозпродукцию и т.д. Лично для П.А. Малининой Пленум стал поистине триумфальным: выступая в первый день его работы, 3 сентября 1953 г., с докладом «О мерах дальнейшего развития сельского хозяйства СССР» Н.С. Хрущев особо отметил костромской колхоз «XII Октябрь» и его председателя. В частности, он сказал: «Секрет успехов колхоза «12-й Октябрь» состоит в том, что в этом колхозе правильно подобраны и расставлены кадры. Возглавляет этот колхоз Прасковья Андреевна Малинина, которая хорошо знает дело и умеет вести хозяйство. Сила т. Малининой в том, что она и возглавляемое ею правление колхоза опираются на колхозников, на колхозный актив. Здесь по-настоящему видна роль колхозной партийной организации в руководстве хозяйством, в воспитании колхозников»118. Чтобы руководитель партии на Пленуме ЦК на всю страну ставил её работу в пример – такого в судьбе Прасковьи Андреевны еще не было.
Точно неизвестно, когда Малинина лично познакомилась с Н.С. Хрущевым. Если последний не ошибся, сказав в одном из своих выступлений, что Прасковья Андреевна приходила к нему еще в Московский комитет партии (Хрущев являлся первым секретарем Московских горкома и обкома в 1949 – 1953 гг.), то, видимо, они познакомились примерно в 1952 г.119 Позднее Хрущев и Малинина многократно встречались и нельзя не отметить, что у них имелось немало общего: оба они происходили из бедных крестьянских семей, были малообразованные, но очень живые, энергичные, способные на решительный поступок, чем, видимо, и объяснялась их бесспорная взаимная симпатия друг к другу.
1 августа 1954 г. в Москве впервые после 1940 г. вновь открылась Всесоюзная сельскохозяйственная выставка (ВСХВ). Колхоз «XII Октябрь» участвовал в ней, демонстрируя большую группу своего скота. За несколько дней до открытия выставки, 25 июля 1954 г., павильон, в котором размещался саметский скот, посетили руководители партии и правительства во главе с Первым секретарем ЦК КПСС Н.С. Хрущевым и Председателем Совета Министров СССР Г.М. Маленковым120, что, безусловно, являлось новым знаком признания П.А. Малининой и её колхоза на самом высоком уровне.
Однако в ранний период хрущевско-маленковской «перестройки», когда привычные границы того, чего можно и чего нельзя, несколько размылись, Прасковья Андреевна получила удар с той стороны, откуда никак не ожидала. В 1955 г. в Самети некоторое время находился ленинградский писатель С.А. Воронин, а в 1956 г. в Ленинграде, в издательстве «Советский писатель», вышел сборник его рассказов «Ненужная слава», названный так по первому и самому большому рассказу. Прототипом главного героя этого рассказа – Героя Социалистического Труда, депутата Верховного Совета, председателя колхоза в селе Селяницы, стоящем на берегу Волги, Екатерины Романовны Лукониной – являлась П.А. Малинина.
Вообще, рассказ С.А. Воронина удивителен: в нём автор – вольно или невольно – порой поднимался до критики основ существующего строя, и отдельные места «Ненужной славы» носят попросту антисоветский характер. Например, в рассказе выведен довольно неприглядный, но реалистический образ секретаря обкома партии Сергея Севастьяновича Шершнева (последний, правда, ни разу не назван первым секретарем, но то, что он – главный руководитель области, сомнений не вызывает). Напомним, что в советской художественной литературе тех лет ответственный партработник (если это не какой-нибудь заведомый троцкист или вредитель) мог изображаться только положительно. Об избрании Е.Р. Лукониной председателем колхоза в рассказе говорится: «...секретарь обкома Шершнев любил выдвигать деятельных людей из гущи народа. Ему нравилось видеть их в зале заседаний, с орденами, медалями, депутатскими значками, знать, что теперь они, вовремя замеченные им, руководят делами. Поэтому достаточно было ему сказать секретарю райкома: «А чего это вы в черном теле держите Екатерину Романовну Луконину? Или считаете, что пьяница Анисимов (в рассказе – предшественник Лукониной на посту председателя – Н.З.) более достоин руководить колхозом?», как сразу стало очевидно, что Анисимова переизберут»121.
Избрание председателя колхоза Лукониной депутатом Верховного Совета (в рассказе не уточняется – союзного или российского) описано так: «И вот Екатерина Романовна Луконина стала депутатом Верховного Совета. За неё агитировали, ходили по домам и молодые, и старые люди. Они рассказывали избирателям биографию простой женщины, которая от доярки поднялась до председателя колхоза, инициативного, знающего своё дело. И просили избирателей отдать за неё свои голоса. Она сама выступала на предвыборных собраниях и заверяла людей, что сил не пожалеет, что она слуга народа. Ей аплодировали. Потом ранним утром люди потянулись к освещенным огнями домам. Репродукторы разносили в морозном воздухе бодрую, праздничную музыку. Многие, прежде чем опустить бюллетени, писали слова, полные любви и уверенности, что славная дочь народа выполнит их наказы»122.
И вот Луконина, став депутатом, вернулась с первой сессии Верховного Совета, в которой ей довелось принять участие: «Она приехала возбужденная тем, что довелось ей повидать. Встречи со знатными людьми страны, с генералами, с академиками, писателями заполнили её так, что всё теснилось в ней, требовало какого-то выхода. Её потрясли своим величием залы Кремля»123. У героини рассказа началась новая жизнь: «Теперь Екатерина Романовна всё чаще отлучалась из дому. У неё были еженедельные депутатские дежурства. Кроме того, она ездила то в Н – ск (так называется в рассказе областной город – Н.З.), то в райцентр. Сидела на совещаниях, торжественных заседаниях. К ней уже приезжали из областного издательства писать брошюру о методах руководства колхозом. Она рассказывала. За неё кто-то писал. И ей давали на подпись уже сверстанную корректуру. Однажды приехали из кинохроники. И вскоре Екатерина Романовна, сидя среди своих односельчан в клубе, видела на экране себя, фермы, доярок. Сильный дикторский голос рассказывал о больших успехах, достигнутых колхозом «Селяницы». Поэтому неудивительно, что, хотя в хозяйстве были и недостатки, они не упоминались ни на заседаниях, ни в печати. А отмечалось только лучшее, что было в артели. Колхоз «Селяницы» прочно встал в тот незыблемый ряд хозяйств, которые могут служить только примером»124.
Еще отрывок: «А Екатерина Романовна всё ездила: то на заседания, то на совещания. Она сидела только в президиуме. Иногда выступала, читая по листу чужие, совершенно несвойственные ей слова. Потом эти слова печатались в газетных отчетах, передавались по радио. Шершнев запросто брал её под руку, прогуливаясь во время перерыва. Подзывал других знатных людей и, разговаривая, шел, окруженный Героями, орденоносцами. К ним подбегали фотографы, нацеливали аппараты. Снимки появлялись в газетах»125.
Депутатство существенно помогало Лукониной и в работе председателя колхоза: «Справедливости ради надо отметить, что новое положение Екатерины Романовны помогало ей вести хозяйство. Депутат страны, Герой, женщина-председатель – всё это имело значение в глазах местных руководителей. И если ей требовались для фермы дополнительные корма (а своих кормов обычно не хватало), то их давали. Шефы бесплатно строили теплицу, проводили водопровод, строили кормоцех. Директор МТС в первую очередь направлял лучшие машины в колхоз «Селяницы». Екатерине Романовне ничего не стоило снять трубку и позвонить Шершневу в любое время, и тот давал соответствующие указания тем или иным лицам, и «лица» делали то, что нужно было для колхоза Лукониной»126.
По свидетельствам современников, П.А. Малинина очень тяжело пережила появление «Ненужной славы», расценив её как клевету в свой адрес и как председателя, и как женщины (в рассказе изображен и целиком выдуманный автором конфликт героини с её мужем, в котором угадываются черты третьего – гражданского – мужа Малининой – Н.Н. Абрамова: согласно сюжету, он уходит от Лукониной, не вынеся противоречия между широкой славой председателя и плохим состоянием дел в колхозе). Как оценить сейчас «Ненужную славу»? С одной стороны, этот рассказ запечатлел ряд живых примет первого послевоенного десятилетия, поднимаясь временами, повторимся, вольно или невольно, чуть ли не до осуждения всей советской системы. С другой стороны, в качестве прототипа «дутой» фигуры плохого председателя и декоративного депутата П.А. Малинину, несомненно, избрали напрасно: её яркая натура намного шире и многограннее образа Лукониной. Рассказ С.А. Воронина, как ни странно это звучит, свидетельствует о своеобразном «признании» П.А. Малининой: всё-таки из множества колхозных председателей Костромской области в качестве прототипа для героя «обличительного» произведения был избран не кто-нибудь другой, а именно она. Вообще, эта книга вызывает глубокое недоумение: сомнительно, что её появление - случайный «перегиб на местах». Не явился ли выход «Ненужной славы» несколько запоздалым следствием борьбы в верхах между Г.М. Маленковым и Н.С. Хрущевым (как известно, победил Хрущев, сместивший 8 февраля 1955 г. Маленкова с поста председателя советского правительства)? Не был ли выход книги в своё время санкционирован в маленковском кругу с целью опорочить человека, к которому благоволил Н.С. Хрущев, и тем самым в какой-то мере дискредитировать и его самого?
С 1951 г. главным в судьбе Прасковьи Андреевны стало руководство колхозом. Надо реально представлять, что представляла собой фигура председателя колхоза, особенно в позднесталинское и хрущевское время. Формально избираемый собранием членов сельхозартели, фактически назначаемый райкомом, он был спутан по рукам и ногам всевозможными запретами, но отвечал в своём хозяйстве за всё. Являясь по сути наместником парторганов на селе, он обязан был беспрекословно выполнять любую – даже самую абсурдную – директиву партии по сельскому хозяйству, на которые так щедра была та эпоха. В условиях, когда сроки сева и уборки определялись райкомом, когда при низких закупочных ценах практически вся производимая в колхозе сельхозпродукция приносила одни убытки, а попытки использования рыночных элементов экономики жёстко пресекались, при, мягко говоря, низкой материальной заинтересованности колхозников в результатах своего труда, председатель был поставлен в очень тяжелое положение (отсюда и традиционная большая текучесть председательских кадров).
В литературе о П.А. Малининой любили подчеркивать, что в период 1929 – 1951 гг. во главе «XII Октября» сменилось шестнадцать председателей-мужчин (т.е. в среднем правление каждого из них продолжалось чуть больше одного года). Прасковья Андреевна же возглавляла колхоз более тридцати лет – с 1951-го по 1981 г., а фактически, будучи почетным председателем, до самой своей смерти в 1983 г. Согласимся, что эти цифры говорят сами за себя.
С первых же дней П.А. Малинина, унаследовав от предшественников пустую колхозную казну, старалась всеми способами её пополнить, т. к. без денег невозможно было решение ни производственных, ни социальных задач. Революционным прорывом в этом отношении стало устройство в 1955 г. по инициативе Прасковьи Андреевны фермы чернобурых лисиц (к 1958 г. на ней насчитывалось уже 128 лисиц)127, обеспечившей «XII Октябрю» стабильный доход. Другое дело, что самой Прасковье Андреевне создание первой в нашей области колхозной фермы чернобурых лисиц (что представляло довольно большой риск) далось нелегко и с инфарктом на несколько месяцев уложило её в больницу (в результате чего председатель «XII Октября» не попала в Москву на XX сьезд КПСС, куда была избрана делегатом)128.
В 50-е гг. П.А. Малининой удалось немало сделать для облегчения труда и роста благосостояния колхозников. Наглядным знаком подъема хозяйства стала прошедшая в 1958 г. реконструкция саметского клуба (бывшего Народного дома), в ходе которой к зданию пристроили большой шестиколонный портик с надписью на фронтоне «Дом культуры к–за «12-й Октябрь».
Колхозу удалось бы добиться еще большего, если бы развитию его в 50-е гг. не мешал ряд обстоятельств – местного и общесоюзного значения. В связи со строительством возле г. Городца Горьковской ГЭС и подьемом уровня Волги, в центре Костромской низины, занимающей восточную часть Костромского района, возникло крупное водохранилище. 12 сентября 1956 г. у с. Куниково состоялось перекрытие р. Костромы, и с этого дня началось затопление низины, уходившей на дно рукотворного «моря» вместе со снесёнными селами и деревнями, разрушенными храмами и сельскими кладбищами, вырубленными лесами, полями и лугами... Водохранилище вплотную подступило к Самети. С древности находившиеся с ней по соседству населенные пункты или ушли под воду (д. Семиново) или, хотя и не подверглись затоплению, были целиком разрушены (с. Сельцо, д. Губачево, д. Саково, д. Новоселово, д. Давыдово и др.; многие их жители переселились в Саметь). Под воду ушла и значительная часть окрестных заливных лугов, на которых местные крестьяне исстари косили сено: это вновь поставило в весьма тяжелое положение колхозное животноводство, т. к. из-за нехватки сена поползли вниз надои молока.Уже в эти годы П.А. Малинина по праву считалась одним из лучших колхозных председателей нашего края*.
Однако проблемы, связанные с возникновением Костромского водохранилища, носили всё же местный характер. В это же время – в середине 50-х гг. – в колхоз «XII Октябрь» пришла другая беда, носившая всесоюзный характер – кукуруза. Как известно, будучи переведен в 1949 г. с Украины в Москву на должность первого секретаря Московских горкома и обкома ВКП(б), Н.С. Хрущев чуть ли не с первых дней своей работы в Московской области проявил себя неистовым кукурузным фанатом, требуя выращивать эту южную культуры в хозяйствах Подмосковья: придя в 1953 г. к власти, он стал насаждать кукурузу по всей стране.
Как известно, Хрущев надеялся за счет кукурузной зеленой массы резко увеличить производство молока и мяса. На шумную рекламу кукурузы, провозглашенную «королевой полей», была брошена вся мощь советского агитационно-пропагандистского аппарата (апофеозом кампании стал лозунг «Кукурузу – до Полярного круга!»). Вред от повсеместного насаждения кукурузы состоял не только в том, что в большинстве районов она попросту не вырастала. Под «королеву полей» ежегодно отводили всё новые и новые (причем – лучшие) земли, на её посадку тратились семена, удобрения, труд людей, моторесурсы. Одновременно происходило сокращение посевных площадей – и, соответственно, обьёма производства - традиционных культур.
«XII Октябрь» кукурузу посадил одним из первых в Костромской области – уже весной 1954 г., отведя под неё 15 гектаров пашни129 (о том, как настрадались колхозники, отгоняя от полей стаи грачей, выклевывавших кукурузные семена, описано в помещенных в данной книге воспоминаниях В.Г. Назарова). В 1955 г. кукурузу посеяли уже на площади в 70 гектаров. С учетом того, как мало имелось в колхозе пахотной земли, расширение посадок кукурузы происходило за счет сокращения посевных площадей основной саметской культуры – картофеля. А.Я. Хитров, первый секретарь Костромского райкома КПСС в 1987 – 1991 гг., в 1965 г. защитивший на истфаке МГУ им. М.В. Ломоносова диплом «История колхоза «12-й Октябрь» Костромской области» (в нашей статье мы не раз ссылались на эту работу) писал, что под кукурузу «...колхозники выделяли (...) лучшие площади, ранее занимавшиеся картофелем. Притом под кукурузу вывозили большую часть навоза – не менее 400 центнеров на каждый гектар. И кукуруза действительно стала королевой. Всё внимание было обращено к ней. А картофель был поставлен на второй план. Разрабатывалась целина, и по ней сажали картофель, да и удобрения под картофель сократили»130. Если в 1954 г. в колхозе картофелем был засеян 161 гектар, то в 1955 г. уже 115, в последующие годы площадь повысилась до 130 гектаров, лишь к 1960 г. достигнув 150, а в 1964 г. – 160 гектаров131. В результате урожай картофеля в колхозе к 1963 г. снизился по сравнению с 1958 г. более чем в два раза (в 1958 г. – 261 центнер с гектара, а в 1963 г. – 129)132. Кукуруза же, поглощавшая огромные силы и средства, лишь изредка приносила неплохой урожай (высокие кукурузные стебли из «XII Октября» в конце 50-х гг. экспонировались на Костромской областной выставке достижений народного хозяйства).
Наряду с кукурузой на рубеже 50-х и 60-х гг. «XII Октябрь» ожидала новая напасть. Как известно, в 1957 г. Н.С. Хрущев выдвинул лозунг – в течение нескольких лет догнать США по производству мяса. Период 1959 – 1960 гг., когда П.А. Малинина оказалась невольной участницей событий, являющихся едва ли не самым ярким примером хрущевского «волюнтаризма» - одна из самых забытых страниц в её жизни. Об этой истории, которую условно можно назвать «рязанской эпопеей», старались забыть уже и в последний период правления Н.С. Хрущева, не вспоминали о ней и потом. Всё началось с того, что в самом начале 1959 г. руководство Рязанской области, по инициативе первого секретаря Рязанского обкома КПСС А.Н. Ларионова, вдруг приняло невиданно высокие соцобязательства: область обязалась в 1959 г. выполнить три годовых плана по продаже мяса государству (А.Н. Ларионов выступил с подобной «инициативой» в результате сильнейшего нажима на него со стороны Н.С. Хрущева*). Вокруг инспирированного из Москвы рязанского «великого почина» был поднят большой пропагандистский шум: рязанцев славили, ставили в пример, всех работников сельского хозяйства призывали работать «по-рязански». На XXI внеочередном съезде КПСС, состоявшемся в Москве в самом начале 1959 г., Н.С. Хрущев выдвинул задачу в течение семилетки догнать США по производству мяса на душу населения и всецело одобрил «инициативу» рязанцев о резком увеличении производства мяса уже в 1959 г.
По-видимому, когда Н.С. Хрущев обговаривал детали предстоящей кампании, он спросил у А.Н. Ларионова, с какой бы областью тот предпочел соревноваться по мясу и, судя по всему, последний, вспомнив про своё прежнее место службы, предложил Костромскую. Причем в намеченном соревновании решающая роль почему-то формально отводилась женщинам, работающим в сельском хозяйстве Рязанской и Костромской областей. А раз дело касалось женщин, то силою вещей на авансцену должна была выдвинуться П.А. Малинина. При всем желании уклониться от участия в этой рязанско-костромской гонке по мясу за Америкой она бы не смогла: передовой колхоз на то и передовой, чтобы вести за собой других.
Процесс соревнования Рязанской и Костромской областей начался с того, что 31 августа 1959 г. делегация костромских женщин, которую фактически возглавляла П.А. Малинина, выехала в Рязань. На Рязанщине костромички посетили ряд колхозов, в обкоме КПСС их принял А.Н. Ларионов. 2 сентября в Рязанском драмтеатре им. С.А. Есенина на собрании тружеников области было официально объявлено о начале соревнования костромских и рязанских колхозниц. С трибуны собрания П.А. Малинина зачитала письмо, в котором костромские женщины (а фактически – Костромской обком) вызывали рязанок (т.е. Рязанский обком) на соревнование. Письмо это завершалось такими словами: «Мы живем на великой реке Волге, вы – на древней Оке. Как воды этих русских рек сливаются в одно русло, так и труд наш, и наши мысли устремлены к одной цели – под руководством мудрой Коммунистической партии построить коммунизм»135. Таким образом, как и всегда, получалось, что инициатива соревнования между областями исходила как бы «снизу», а руководство её лишь поддерживает.
Уже в 1959 г. П.А. Малинина особенно почувствовала тяжесть поста председателя передового колхоза. Как только из Москвы стали давить на Костромской обком, обком, в свою очередь, стал давить на неё. Результатом этого стало то, что в течение года «XII Октябрь» трижды был вынужден пересматривать (разумеется, в сторону увеличения) свои обязательства по продаже мяса государству, выполнив в конечном счёте четыре годовых плана по мясу.
К концу 1959 г. ценой немыслимого напряжения Рязанская область выполнила навязанные ей Хрущевым запредельно повышенные соцобязательства, сдав государству три годовых плана по мясу (т. е. 150 тысяч тонн вместо 48 тысяч). Успех Рязанщины шумно превозносился в прессе. Область была удостоена ордена Ленина (вручать его в Рязань приезжал сам Н.С. Хрущев), орденами и медалями были награждены три с половиной тысячи работников сельского хозяйства. Принимая в Кремле возглавляемую А.Н. Ларионовым делегацию рязанских тружеников, Н.С. Хрущев не находил слов для оценки их трудового достижения.
18 декабря 1959 г. в Костроме открылась IX областная партконференция. Выступая на ней с докладом, первый секретарь обкома Л.Я. Флорентьев поставил перед работниками сельского хозяйства области в 1960 г. задачу увеличения производства и заготовок мяса по сравнению с 1959 г. в два раза с тем, чтобы продать его государству не менее 40 тысяч тонн. Особо он отметил, что «опыт колхоза «12-й Октябрь», сумевшего уже в 1959 г. (...) выполнить четыре годовых плана, говорит о том, какими огромными возможностями располагает наша область»136. В тот же день на конференции выступила П.А. Малинина, сообщившая, что её колхоз в текущем году уже догнал Америку по производству мяса и молока на душу населения и призвавшая вывести Костромскую область на первое место по производству мяса в РСФСР. Она сказала: «Наша Костромская область в нынешнем году отстает, конечно, от Рязани. Но если мы все по-настоящему возьмёмся за дело, не будем бояться никаких трудностей, мы Рязанскую область можем догнать. Я была в Рязани и видела: есть там и хорошие колхозы, есть и похуже. Но отстающих всё время подтягивают. А разве мы не в состоянии это сделать? Давайте работать так, чтобы наша Костромская область гремела и заняла первое место среди областей Российской Федерации»137 (невольно содрогаешься, подумав о том, что было бы, если этот призыв удалось претворить в жизнь и нам в 1960 г. удалось обогнать Рязанскую область).
22 – 25 декабря 1959 г. состоялся очередной Пленум ЦК КПСС, посвященный в основном вопросу увеличения производства мяса. Выступая 25 декабря на Пленуме, Н.С. Хрущев вновь высоко оценил успех рязанцев, охарактеризовав его как «выдающуюся победу» и призвал повсеместно форсировать производство мяса. Первый секретарь ЦК сказал: «Мы сейчас, конечно, смотрим все на Рязань, потому что она всех, как говорится, всколыхнула: в три раза больше продала мяса государству, чем в прошлом году! Ведь еще не так давно Рязань была в числе отстававших и довольно сильно отстававших областей. На Рязань смотрели с пренебрежением: мол, что там сделаешь, Рязань... Теперь Рязань вырвалась вперед. Рязань имеет все данные для того, чтобы выйти в самые передовые, быть в рядах лучших из лучших областей Российской Федерации и не только Российской Федерации, а вообще в Советском Союзе!»138 В последний день работы Пленума, 25 декабря, одному из его участников, А.Н. Ларионову – этому воистину «человеку года» – было присвоено звание Героя Социалистического Труда. Несчастному первому секретарю Рязанского обкома отступать было некуда, и вскоре страна узнала о новом «почине большого значения» его области: выполнить в 1960 г. четыре годовых плана по мясу (т.е. 200 тысяч тонн против 150 тысяч в 1959 г.)139.
На призыв главы партии и советского государства о еще большем увеличении производства мяса надо было реагировать – и, в первую очередь, той области, труженицы которой официально соревновались с женщинами орденоносной Рязанщины. В последнем номере «Северной правды» за 1959 г. было помещено сообщение о созыве в Костроме 11 января 1960 г. областного совещания доярок, но, судя по примечанию, что на него приглашаются все первые секретари райкомов, председатели колхозов и директора совхозов, становилось ясно, что не доярки будут главными на этом совещании. В преддверии совещания обком провел определенную работу (т.е. вновь надавил на П.А. Малинину), и уже 3 января 1960 г. общее собрание колхоза «XII Октябрь» приняло обращение ко всем труженикам сельского хозяйства области, в котором саметцы обязались выполнить в наступившем году пять годовых планов по мясу и призывали всех последовать их примеру140. Областное совещание доярок, в последнюю минуту переименованное в собрание областного партактива, открылось на два дня раньше запланированного, 9 января, в здании театра им. А.Н. Островского на пр-те Сталина (ныне – пр-т Мира). На собрание был вынесен один вопрос: «Итоги декабрьского Пленума ЦК КПСС и задачи областной партийной организации». Из доклада «Борьба за мясо – важнейшая задача областной партийной организации», с которым выступил Л.Я. Флорентьев, участники совещания узнали, что Костромская область в 1960 г. должна выполнить три годовых плана по мясу (т.е. продать государству 51 тысячу тонн). Вслед за первым секретарем обкома выступила П.А. Малинина, сообщившая, что в прошлом году её колхоз пересматривал свои обязательства три раза, «потому что по-настоящему не выявили резервы» и, вновь повторившая обязательства «XII Октября» – выполнить в 1960 г. пять годовых планов по мясу и семь по молоку141. В заключение участники собрания от имени всех тружеников области приняли обязательство в 1960 г. выполнить три годовых плана по мясу, т. е. повторить достижение рязанцев.
С первых чисел января 1960 г. началась гонка Костромской области по мясу вслед за Рязанью (наряду с Костромской в состязание с разянцами Н.С. Хрущеву удалось втянуть только еще одну область – Горьковскую). Внутри этой гонки основная борьба за лидерство развернулась между колхозами «XII Октябрь» и «Пятилетка» и их председателями – многолетними соперницами П.А. Малининой и А.И. Евдокимовой. В этом состязании Малинина сразу вырвалась вперёд. Уже к 16 января (!) колхоз «XII Октябрь» выполнил первый годовой план продажи мяса государству. Через несколько дней в честь этого события в Самети состоялся торжественный митинг. На превращенном в трибуну грузовике, украшенном плакатом, гласившим: «Колхоз «XII Октябрь» выполнил первый годовой план продажи мяса государству на 110% к 16 января 1960 года», находилось всё высшее областное и районное руководство. Л.Я. Флорентьев поздравил саметцев с трудовой победой и вручил колхозу на вечное хранение высокую награду – Красное знамя обкома и облисполкома. В ответном слове П.А. Малинина – в ответ на заботу партии и правительства – обязалась к марту выполнить второй годовой план, а к 43-й годовщине Великого Октября – 7 ноября 1960 г. – все пять планов по мясу 142.
Впрочем, второй план по мясу колхоз «XII Октябрь» выполнил гораздо раньше – уже 8 февраля 1960 г.143 18 февраля в театре им. А.Н. Островского состоялось еще одно совещание передовиков сельского хозяйства. На совещании с докладом «Все резервы на выполнение обязательств» выступил Л.Я. Флорентьев, в частности, сказавший, что «идея борьбы за три годовых плана продажи мяса государству овладела массами. Уже в середине января и начале февраля ряд колхозов выполнил первый государственный план по продаже мяса государству, а теперь колхозы «12-й Октябрь» и «Пятилетка» Костромского района, «Искра» Палкинского района уже выполнили по два годовых плана. Пусть эти первые ласточки будут вдохновляющим примером для всех колхозов и совхозов области»144.
На совещании выступила П.А. Малинина, сделавшая эффектное заявление. «В начале года наш колхоз, - сказала Прасковья Андреевна, - был инициатором соревнования за выполнение пяти годовых планов продажи мяса государству. Послушала я товарищей Капралова и Чулкова, и выходит, что мы вроде позади остались. Руководимые ими колхозы обязались бороться за выполнение пяти, пяти с половиной планов. Но мы тоже пересмотрели свои обязательства и решили выполнить не пять, а шесть годовых планов по продаже мяса государству и сделать это ко дню 43-й годовщины Великого Октября»145. Вслед за Малининой выступила А.И. Евдокимова. Председателю колхоза «Пятилетка» деваться было некуда, и она тоже обязалась выполнить шесть годовых планов, заявив: «Накануне совещания наш колхоз выполнил два годовых плана продажи мяса государству. Снова подсчитали свои возможности и нашли резервы для выполнения еще одного годового плана. Теперь у нас идет борьба за шесть годовых планов»146.
Между тем, соревнование женщин Рязанской и Костромской областей продолжалось. 2 марта 1960 г. в нашу область прибыла с ответным визитом делегация рязанских женщин. На границе с Ярославской областью их встречали те, кто полгода назад ездил к ним в рязанские края. П.А. Малинина преподнесла гостям хлеб-соль на расшитом полотенце, который приняла дважды Герой Социалистического Труда П.Н. Коврова, доярка колхоза «Фундамент социализма», называемая «матерью рязанских доярок». 3 марта рязанскую делегацию в обкоме принял Л.Я. Флорентьев. В тот же день гости посетили Караваево, а оттуда часть делегации поехала в Саметь, а часть – в Петрилово, перенимать передовой опыт и П.А. Малининой и А.И. Евдокимовой. Впрочем, главный номер программы всё равно состоялся в Самети, где рязанские женщины попали на митинг возле Дома культуры в честь выполнения колхозом «XII Октябрь» второго плана по мясу и вручения ему в связи с этим переходящего Красного знамени райкома и райисполкома. Трибуной вновь служил грузовик, украшенный кумачевыми плакатами: «Продадим государству 180 тонн мяса – выполним шесть годовых планов – к 43-й годовщине Великой Октябрьской социалистической революции!» и «Горячий привет женщинам орденоносной Рязанщины!», на который и пригласили подняться рязанских гостей.
4 марта в Костроме, в Доме культуры промкооперации на Советской улице (ныне – здание Филармонии) состоялся заключительный акт визита делегации из Рязанской области – областное собрание женского актива, на котором в числе других выступили П.А. Малинина и А.И. Евдокимова. На собрании было зачитано письмо рязанских женщин труженицам Костромской области. В этом письме, в частности, говорилось: «Ведь это вы, дорогие подруги, идете в первых рядах тружеников всей области. Имена многих из вас стали знамениты на всю страну. Далеко гремит слава Героя Социалистического Труда П.А. Малининой, председателя колхоза «12-й Октябрь». Пламенный энтузиаст-новатор, она так много сделала для развития животноводства в родном колхозе. Под её руководством животноводы творят настоящие чудеса», а завершалось письмо призывом: «Давайте же соревноваться за досрочное выполнение исторической семилетки! Пусть нынешний, 1960 год, ознаменуется новыми славными свершениями во имя народа. Пусть еще и еще раз помянут люди добрым словом женщин-тружениц – и костромских, и рязанских»147. Под бурные аплодисменты письмо было вручено П.А. Малининой.
Все последующие месяцы 1960 г. колхозы П.А. Малининой и А.И. Евдокимовой упорно состязались за первенство в гонке по мясу за Рязанью и Америкой. Борьба шла с переменным успехом. «Пятилетка» выполнила три плана 4 апреля148, а «XII Октябрь» свои три – только к 16 апреля149 (после каждого нового годового плана обком и облисполком направляли выполнившему его колхозу поздравления, о новых трудовых свершениях хозяйств в приподнятых тонах сообщала центральная печать). К Дню международной солидарности трудящихся 1 Мая саметцы сделали четыре плана150. 17 июля 1960 г. в Костроме на стадионе «Спартак» должен был состояться областной праздник животноводов. Поднатужившись, П.А. Малинина накануне праздника, 11 июля, выполнила пять годовых планов, оставив позади себя А.И. Евдокимову с её четырьмя с половиной планами151. 17 июля на стадионе «Спартак», открытом только в прошлом, 1959 г., прошел небывалый в советской истории нашего края праздник животноводов, в котором приняли участие звёзды отечественного кино: Н.К. Черкасов, М.А. Ладынина, Б.А. Бабочкин, Б.Ф. Андреев, М.Н. Бернес и др. Одной из главных героинь праздника стала П.А. Малинина, на головной машине открывавшая парад передовиков животноводства152.
К 15 августа 1960 г., всеми правдами и неправдами, Костромская область выполнила первый годовой план: государству было продано 17,4 тысяч тонн мяса (или в 2,1 раза больше, чем область продала за весь 1959 г.)153. Газеты сообщали об этом под большими заголовками «Принимай, Родина, костромское мясо!» К 20 октября область ценой невероятных усилий выполнила и второй годовой план, продав 34,4 тысячи тонн (для сравнения – на 20 октября 1959 г. было продано 18 тысяч тонн, или в 1,8 раз меньше)154. Колхоз же «XII Октябрь» к этому сроку выполнил уже семь (!) годовых планов155. Пресса вновь подняла шум, призывая костромских тружеников выполнить к декабрю третий план, продав заветные 51 тысячу тонн мяса. Старые костромичи еще хорошо помнят огромный лозунг «51000 тонн мяса Родине», «украшавший» в 1960 г. старинную пожарную каланчу в центре Костромы. Газетные заголовки призывали: «Не терять ни дня, ни часа, все усилья – к одному: дать в три раза больше мяса, чтоб прославить Кострому!» Поэт С. Плотников в стихотворении «Вперёд, на подвиг трудовой!» в те дни писал:
Не отставать, коль слово дали:
Три годовых! Резервы есть!..
Пусть слово будет крепче стали
Назад ни шагу! Выше честь!
Однако, к счастью, третий годовой план по мясу Костромской области было выполнить не суждено. Не выдержало ключевое звено Всесоюзного соцсоревнования по увеличению производства мяса и его «инициатор» – Рязанская область. К началу осени 1960 г. стало окончательно ясно, что орденоносная Рязанщина, чьё животноводство было подкошено ещё в 1959 г., не сможет выполнить даже и одного годового плана, не говоря уже о четырех. 22 сентября 1960 г. первый секретарь Рязанского обкома партии А.Н. Ларионов застрелился (в извещении ЦК КПСС и Президиума Верховного Совета СССР говорилось, что первый секретарь обкома, член ЦК, депутат Верховного Совета СССР и Герой Социалистического Труда скончался «после тяжелой болезни»)157. Правительству пришлось принимать срочные меры по оказанию помощи разорённым хозяйствам Рязанской области.
Так, трагичным и позорным провалом обернулся лозунг «догнать и перегнать Америку за 3-4 года», лишний раз продемонстрировав неэффективность колхозного строя, неэффективность административных методов руководства сельским хозяйством. После рязанского провала Н.С. Хрущев был вынужден дать команду негласно свернуть безумное соревнование за резкое увеличение производства мяса. Для Костромской области это означало избавление от выполнения третьего годового плана, что всё-таки спасло наше животноводство от рязанской участи.
Настало время спросить: каким же образом «XII Октябрь» и «Пятилетка» ухитрялись выполнять столько годовых планов, если остальные колхозы с трудом справлялись и с одним? К тому же, извещая о выполнении очередного плана, газеты обязательно сообщали о том, что общее поголовье скота в обоих колхозах не уменьшилось. Каждому человеку понятно, что в условиях плановой экономики выполнить столько годовых планов (если уж только плановые показатели не занижены так, что дальше некуда) невозможно. Как же произошло подобное экономическое чудо? Достигнуть его удалось при помощи тех же методов, что и в Рязанской области: во-первых, были действительно мобилизованы все ресурсы, специально увеличено поголовье свиней и птицы, во-вторых, организована широкая закупка скота в частных хозяйствах и в своем колхозе, и у соседей (в отличие от многих других «XII Октябрь» и «Пятилетка» имели такую возможность). «Экономическое чудо» далось огромным напряжением сил и принесло колхозам большой урон.
Как можно сейчас оценить роль П.А. Малининой во всей этой рязанско-костромской эпопее (а её роль, безусловно, являлась не последней)? Думается, что правильным будет ответ: трагичной. Для понимания общей картины необходимо напомнить, что к 1959-1960 гг. прошло всего лишь несколько лет после смерти Сталина, и порядок, при котором руководителю любого звена даже и в голову не могло придти открыто выступить против решений партии и правительства, оставался абсолютно незыблемым. Надо помнить и то, что на Прасковью Андреевну во время этой (и других, ей подобных кампаний) оказывалось со стороны обкома давление несравнимо большее, чем на председателей «обычных» колхозов: раз хозяйство является «маяком», то оно должно оставаться им в любой ситуации. Другое дело, что, когда кампания начиналась, П.А. Малинина уже по самой своей натуре не могла не быть лидером.
21 февраля 1961 г. в Москве в Большом Кремлевском дворце открылось совещание передовиков сельского хозяйства РСФСР, на котором присутствовала и большая костромская делегация (членом её, конечно, являлась и П.А. Малинина), возглавляемая Л.Я. Флорентьевым. На совещании обсуждался вопрос об увеличении производства и расширении посевных площадей кукурузы. Одним из первых на нём выступил первый секретарь Костромского обкома Л.Я. Флорентьев. Обращаясь к сидевшему в президиуме Н.С. Хрущеву, он, в частности, сказал: «...вы критиковали нас за низкие урожаи кукурузы. На эту справедливую критику передовики области решили ответить делом – повысить в 1961 г. урожайность кукурузы. Председатель колхоза «Пятилетка» Герой Социалистического Труда А.И. Евдокимова заявила, что получит в текущем году по 700 ц кукурузы с гектара (Аплодисменты). Колхоз «12-й Октябрь», где председателем работает известный в нашей стране человек, хороший организатор колхозного производства Герой Социалистического Труда П.А. Малинина, решил вырастить по 700 ц с гектара (Аплодисменты). Учебное хозяйство «Караваево» даёт на больших площадях 600 ц с гектара (Аплодисменты)»158. При этих словах Л.Я. Флорентьева Хрущев по своему обыкновению бросил из президиума реплику: «Учхозу «Караваево» против тов. Малининой и других стыдновато. Там столько докторов и кандидатов, а берут урожай меньше, чем простые колхозники.
Флорентьев. Я очень благодарен вам, Никита Сергеевич, за эту реплику. Верно, некоторую робость наши работники проявляют.
Хрущев. Малинина хорошо берёт. Не знаю, как она освоила эту культуру. Она когда-то мне жаловалась, что не растёт кукуруза».
Продолжая своё выступление, Флорентьев сказал: «По вашему совету, Никита Сергеевич, мы закладываем сейчас широкие производственные опыты посева сахарной свеклы». Хрущев, вновь не удержавшись, среагировал фразой, которая произвела тогда большое впечатление в стране и вошла в историю.
Хрущев. Это русские люди закладывают опыты, как сеять свеклу? Думайте, что вы говорите!
Флорентьев. У нас её не было.
Хрущев. Бросьте – не было. Как же русский без борща может жить, какой же борщ без свеклы. Что вы на себя наговорили»159. (Возможно, Никита Сергеевич чего-то недослышал, но вся страна поняла так, что её лидер не знает разницы между необходимой для борща красной свеклой и идущей на корм скоту или для производства сахара сахарной свеклой.)
После Л.Я. Флорентьева выступила П.А. Малинина, рассказавшая о том, как в её колхозе выращивается кукуруза, и завершившая своё выступление восклицанием: «Давайте, товарищи, работать еще лучше на благо нашей любимой Родины, чтобы она была еще краше, еще сильнее, еще могущественнее!»160 23 февраля Н.С. Хрущев, выступая на совещании с заключительным словом, значительную его часть посвятил П.А. Малининой, в частности, сказав: «В Костромской области тоже есть хорошие примеры. Здесь выступала П.А. Малинина (...). Тов. Малинину я знаю давно. Помню, как лет восемь тому назад она приходила ко мне в Московский Комитет побеседовать о кукурузе. Она пришла и говорит: «Товарищ Хрущев, вот вы всё хвалите кукурузу, а как её вырастить? Я сеяла, у меня не выходит». Спрашиваю её, а как вы сеяли кукурузу? Она ответила: сеяла так, как все зерновые, но урожай она дала низкий, початков не было.
Тогда я сказал тов. Малининой: «Конечно, если вы будете сеять кукурузу, как овёс, початков не получите. Кукурузе надо дать воздух, дать нужную площадь питания, надо дать удобрения, то есть то, что нужно для каждой культуры. Вот тогда кукуруза будет не в полметра высотой, как она у вас растет, а в три метра, и початки тогда будут. И мне приятно, что тов. Малинина перестроилась, изучила кукурузу. Теперь она уже получает в среднем по 479 центнеров кукурузы с гектара, а на отдельных участках – по 880 центнеров. А ведь в целом по Костромской области в среднем урожай кукурузы 144 центнера с гектара»161. А завершил Н.С. Хрущев эту часть своего выступления тем, что, обращаясь к первому секретарю Костромского обкома, он фактически призвал его учиться у П.А. Малининой: «Тов. Флорентьев, учитесь у людей, которые имеют более высокие производственные показатели, и этот опыт переносите в другие колхозы и совхозы. В этом заключается мудрость руководителей областей, районов, совхозов и колхозов и всех руководителей (Бурные аплодисменты)»162.
Осенью 1961 г. П.А. Малинина была избрана делегатом XXII съезда КПСС. Это был второй съезд партии, на котором она присутствовала (на XX съезд, как мы помним, она не попала из-за болезни, а на XXI-й её не избрали). Съезд проходил в только что построенном Кремлевском Дворце съездов. Его работа началась 17 октября 1961 г.: в этот день с отчетом ЦК выступил Н.С. Хрущев, провозгласивший, в частности, что СССР вступил «в период развернутого строительства коммунизма». 18 октября он вновь выступил с большим докладом о новой Программе КПСС, и большинство делегатов и, весь народ тогда впервые услышали знаменитый тезис Программы, в виде лозунга в последующие годы висевший по всей стране: «Партия торжественно провозглашает: нынешнее поколение советских людей будет жить при коммунизме!» В этом же докладе Н.С. Хрущев впервые назвал и точную дату построения коммунизма – 1980 г. (и тезис, и дата на съезде были встречены бурными продолжительными аплодисментами, позднее же стали предметами насмешек и анекдотов). Проходивший почти две недели съезд завершился двумя событиями, имевшими символическое значение. 29 октября в присутствии всех делегатов и тысяч москвичей Н.С. Хрущев торжественно открыл на площади Свердлова (ныне – Театральная) памятник основоположнику научного коммунизма Карлу Марксу – восьмиметровый монумент, выполненный из единого гранитного монолита скульптором Л.Е. Кербелем (Малинина знала его: в 1951 г. Л.Е. Кербель изготовил бюст Прасковьи Андреевны, на протяжении многих лет находившийся в её саметском доме). В предпоследний же и последний дни работы сьезда произошло другое событие, вызвавшее несравненно больший резонанс в стране и мире. В отличие от XX сьезда, где частичная правда о преступлениях Сталина была сказана в докладе Н.С. Хрущева, произнесённом на закрытом заседании, на XXII съезде критика «культа личности» звучала открыто. На утреннем заседании 30 октября первый секретарь Ленинградского обкома И.В. Спиридонов от имени партийной организации и трудящихся Ленинграда предложил вынести прах Сталина из Мавзолея на Красной площади. Это предложение поддержал ряд других выступавших, в том числе и первый секретарь Московского горкома партии П.Н. Демичев. Очень эмоционально за вынос останков Сталина из Мавзолея выступила старая большевичка Д.А. Лазуркина, член партии с 1902 г., арестованная в 1937 г. и проведшая в неволе почти два десятилетия. Съезд единогласно принял постановление (за него голосовала и П.А. Малинина), гласившее: «Признать нецелесообразным дальнейшее сохранение в Мавзолее саркофага с гробом И.В. Сталина, так как серьёзные нарушения Сталиным ленинских заветов, злоупотребления властью, массовые репрессии против честных советских людей и другие действия в период культа личности делают невозможным оставление гроба с его телом в Мавзолее В.И. Ленина»163. Вечером 31 октября (в день окончания работы съезда) тело Сталина было вынесено из Мавзолея и предано земле у Кремлевской стены. В Кострому П.А. Малинина, несомненно, возвращалась под впечатлением этих неожиданных «похорон» бывшего вождя.
Как известно, в 1962 г. Н.С. Хрущев начал кардинальную перестройку системы партийного управления. Состоявшийся в ноябре 1962 г. Пленум ЦК КПСС принял постановление о переходе от территориального принципа построения органов власти к производственному. Уже 7 декабря того же года в Костроме прошел расширенный пленум обкома, принявший решение о создании двух областных партийных организаций («промышленной» и «сельской»), возглавляемых соответственно двумя обкомами. 5 января 1963 г. на «сельской» областной партконференции был избран сельский обком во главе с первым секретарем Л.Я. Флорентьевым164. 6 января прошла «промышленная» конференция, избравшая свой обком. Вслед за обкомом послушно разделился и облисполком: депутаты областного Совета поделились на «сельских» и «промышленных» и на двух сессиях избрали соответственно два облисполкома (П.А. Малинина, разумеется, стала членом сельского обкома и депутатом сельского областного Совета). Завершив перестройку управления народным хозяйством, Н.С. Хрущев решил собрать большое совещание руководящих работников сельского хозяйства РСФСР и обсудить на нём вопросы работы колхозов и совхозов в новых условиях. 11-12 марта 1963 г. в Москве, в Большом Кремлевском дворце, состоялось Всероссийское совещание секретарей партийных комитетов и начальников производственных колхозно-совхозных управлений Российской Федерации. В числе его участников была и П.А. Малинина, выступившая на совещании в первый день его работы. Говоря о работе своего колхоза, она, в частности, обратилась к своей постоянной теме – защите костромской породы скота, сказав: «Иногда приходится слышать несправедливые заявления, что костромская порода себя изжила, что она неэкономична, что коровы этой породы слишком крупные. Как можно считать корову крупной, если она весит 585 килограммов? Это небольшой вес. Неужели мы будем возвращаться к тому времени, когда коровы весили по 300-350 килограммов? От коров костромской породы можно получить много мяса и молока. Я участвовала в её выведении. Это хорошая порода. Наши коровы – красавицы, а от телят глаз не оторвешь. Я считаю, что мы должны совершенствовать эту породу»165.
На другой день, 12 марта, выступая с большим заключительным словом, Н.С. Хрущев так прокомментировал её выступление: «На совещании выступала П.А. Малинина. Она хорошо рассказала об успехах своего колхоза «12-й Октябрь», о тех высоких результатах, которые достигли труженики этого хозяйства. Тов. Малинина очень хвалила костромскую породу скота. Но в её понятие об оценках породы следует внести некоторую ясность. Тов. Малинина говорила, что костромская порода дает много мяса, имеет хорошую кожу и красивый цвет рубашки (о хорошей коже и красивом цвете рубашки на совещании Малинина не сказала ни слова - Н.З.). Между тем мясо и кожа не главное для молочной коровы. Для неё главное – надой молока и его жирность. И какая нам разница, будет ли корова бурой или рябой, красной или пестрой, важно, чтобы она давала больше молока с высоким содержанием в нем жира. А ведь и черная корова даёт молоко белое. (Смех в зале)»166. Затем, сравнив жирность молока, которое получалось от коров на ферме «Горки Ленинские», руководимой лично Т.Д. Лысенко (на этой показушной ферме с её идеальными условиями жирность молока, конечно, была выше, чем в саметском колхозе), глава партии и государства обратился с трибуны лично к Прасковье Андреевне, и между ними произошел следующий диалог: «Это я вас, т. Малинина, как говорится, немножко под ребро.
П.А. Малинина. Ничего, Никита Сергеевич.
Н.С. Хрущев. Ничего, говорите. Я знаю, вы хороший председатель колхоза. Это вам на пользу пойдёт, еще крепче на ногах стоять будете. Я уже вам рекомендовал поехать в «Горки Ленинские». Вы сказали, что там были. Но, видимо, не поняли существа дела. Поезжайте еще раз.
П.А. Малинина. Обязательно поедем.
Н.С. Хрущев. Академик Т.Д. Лысенко много раз выступал по вопросу повышения жирномолочности коров. (...) Надо, товарищи, настойчиво работать над этой проблемой. Повышение жирности молока имеет большое народнохозяйственное значение»167.
Излишне говорить, что вскоре после этого указания П.А. Малинина с группой специалистов и доярок направилась на ферму в «Горках Ленинских». В книге «Волжские ветры» это посещение знаменитой вотчины Т.Д. Лысенко описывается так: «Встретили нас очень приветливо. Подробно рассказали, как ведут работу с джерсейской породой. Хозяйство у них экспериментальное, имеют они различные породы, есть у них и наша костромская, её они скрещивают с быками джерсейской породы, и у потомства большие надои и высокий процент жирности (5 процентов). Прямо на ферму принесли большой графин с молоком и стаканы. Мы попробовали молоко – вкусное, жирное, ничего не скажешь. Мы тут же спрашивать: какой же рацион у коров? Рассказывают нам – и от зависти меня в пот ударило. Чего только у них не дают коровам: богатейший ассортимент сочных кормов, морковь, силос, свекла да еще разнообразнейший набор концентратов, да в количестве в два раза большем, чем у нас.
Шепчет мне Лищенко (А.М. Лищенко – главный зоотехник колхоза, Герой Социалистического Труда – Н.З.): «Ежели бы такой рацион нашим коровам, они бы в два счета эту помесь забили. Толкаю я Лищенко – мол, помолчи. Повела я разговор с ученым, возглавлявшим хозяйство (под таким «псевдонимом» фигурирует в книге, вышедшей в 1968 г., опальный к тому времени Т.Д. Лысенко – Н.З.), что он нам посоветует в нашей работе. А он показывает бычка Ладного (помесь с джерсеями) и советует использовать его с нашими коровами. Мол, толк будет большой, намного повысится жирность молока. Что ж, решили мы, надо попробовать. Купили мы бычка Ладного и отправились домой. Только приехали в Саметь, а нам в правление приходит письмо из «Горок Ленинских». В нем говорится, чтобы мы не очень увлекались бы купленным бычком, так как он еще не оценен по потомству, может и не передать качества своих родителей, в том числе и жирность молока. Смеха у нас в колхозе было много – купили бычка, на месте хозяева хвалили его, а как из ворот вывели, опорочили»168.
Судя по всему, это была последняя встреча П.А. Малининой с «народным академиком», звезда славы которого клонилась к закату: вскоре после падения поддерживавшего его Н.С. Хрущева будет развенчан и этот высокопоставленный мракобес и авантюрист от науки.
В 1964 г. Прасковье Андреевне исполнялось шестьдесят лет. В преддверии юбилея Костромской обком обратился в ЦК КПСС с представлением её к званию дважды Героя Социалистического Труда169. И, казалось, вряд ли найдется сила, которая сможет помешать наградить второй золотой звездой женщину, олицетворяющую собой новую судьбу русской крестьянки. По ряду свидетельств известно, что вручать вторую звезду Героя в Саметь должен был приехать сам Н.С. Хрущев (в связи с чем, старая, мощенная булыжником, дорога от Костромы до села была срочно заасфальтирована). Однако юбилей Прасковьи Андреевны приходился на 10 ноября, а, как известно, менее чем за месяц до него, 14 октября 1964 г., Пленум ЦК КПСС сместил Н.С. Хрущева со всех постов «в связи с преклонным возрастом и ухудшением состояния здоровья». В этот день, 14 октября, в п. Караваево под Костромой состоялось тожественное открытие нового здания Костромского сельхозинститута, переведённого из областного центра поближе к «земле». Выступая на митинге в честь этого события, П.А. Малинина, как и положено, благодарила партию, правительство и лично Никиту Сергеевича за заботу о сельском хозяйстве. На открытии института присутствовал министр сельского хозяйства СССР И.П. Воловченко. На следующий день, 15 октября, министр посетил Саметь и осмотрел основные колхозные объекты, которые ему показывала П.А. Малинина170. Кажется, со времен приезда А.В. Луначарского руководитель такого высокого ранга не посещал Саметь: И.П. Воловченко, конечно, ещё ничего не знал о переменах в Кремле и всё еще проверял подготовку к визиту в колхоз уже смещенного главы государства. Низложение Н.С. Хрущева расстроило весь процесс предстоящего награждения Прасковьи Андреевны второй золотой звездой Героя Социалистического Труда (случись «отставка» Первого секретаря ЦК и Председателя Совета Министров СССР месяцем позже, председатель саметского колхоза стала бы дважды Героем уже в 1964 г.). В первое время, когда шла ликвидация основных последствий хрущевского «волюнтаризма», новому руководству страны во главе с Л.И. Брежневым было, конечно, не до 60-летия П.А. Малининой. Затем же, когда юбилей миновал, награждать её задним числом, по-видимому, сочли неудобным. В результате этого, вопреки установившейся традиции награждения заслуженных людей к круглым датам, Прасковья Андреевна к своему 60-летию вообще не получила никакой награды.
В 1968 г. в Москве, в издательстве «Советская Россия», вышла книга воспоминаний П.А. Малининой «Волжские ветры». Эта книга представляет собой литературную запись рассказов Прасковьи Андреевны, выполненную сотрудником московского Центрального музея Революции Натальей Пентюховой. В самой форме «литературная запись» нет ничего предосудительного, и известно немало хороших мемуарных книг, записанных литераторами со слов людей, которым есть что вспомнить, но сами они написать мемуары не могут. К сожалению, «Волжские ветры» к удачным примерам мемуаров отнести трудно, хотя в этом не стоит винить ни П.А. Малинину, ни Н. Пентюхову. Во-первых, по понятным причинам об очень многом они сказать просто не могли: например, Сталину в книге посвящено всего несколько строчек, а имя Н.С. Хрущева вообще не упоминается ни разу. Как уже отмечалось, о большой поездке в Китай в 1951 г. и о встрече с Мао Цзе-дуном не сказано ни слова, в то время как, например, поездке в Венгрию отведено довольно много места. И таких примеров, когда о чем-то важном или ничего не говорится, или говорится скороговоркой, а о чем-то второстепенном повествуется излишне подробно, в «Волжских ветрах» немало. Во-вторых, книга имеет явный пропагандистский уклон, напоминая в этом отношении вышедшие чуть позже знаменитые некогда мемуары Л.И. Брежнева «Малая земля», «Целина» и «Возрождение». К тому же в книге имеется целый ряд фактических неточностей, например, в географических названиях (Солигаличск – вместо Солигалича, Кологривск – вместо Кологрива и т. д.). Поэтому историческое и биографическое значение «Волжских ветров», к сожалению, весьма невелико, хотя, конечно, из всех книг о П.А. Малининой она наиболее полно и подробно рассказывает о её жизни.
Ко второй половине 60-х гг. П.А. Малинина уже давно превратилась в фигуру легендарную. В марте-апреле 1966 г. она в качестве делегата участвовала в работе XXIII съезда КПСС, а в ноябре 1969 г. была избрана на III Всесоюзный съезд колхозников. В завершении работы съезда колхозников руководители партии и правительства снимались на память с делегациями областей и республик, причем 27 ноября, когда члены Политбюро в Георгиевском зале Большого Кремлевского дворца фотографировались с делегациями областей Нечерноземья, Прасковью Андреевну посадили в центре первого ряда между Генеральным секретарем ЦК КПСС Л.И. Брежневым и Председателем Совета Министров СССР А.Н. Косыгиным.
И, тем не менее, именно на рубеже 60-х и 70-х гг. П.А. Малинина пережила период «опалы» со стороны областных властей. В 1965 г. руководивший Костромской областью с 1956 г. Л.Я. Флорентьев был переведен в Москву на должность министра сельского хозяйства РСФСР. 13 декабря 1965 г. на пленуме Костромского обкома КПСС новым первым секретарем был «избран» И.П. Скулков (1913-1971 гг.). Сибиряк, участник Великой Отечественной войны, бывший первый секретарь Ульяновского и Удмуртского обкомов партии, депутат Верховного Совета СССР с 1950 г., он сыграл в истории нашего края немалую роль, в частности, способствуя её промышленному развитию. Однако именно со Скулковым связан период «гонений» на П.А. Малинину. В чем состояла причина немилости к Прасковье Андреевне со стороны главы области, видимо, уже навсегда останется неизвестным. В первые годы у И.П. Скулкова были с Малининой вполне нормальные отношения: первый секретарь обкома, например, приезжал к ней вместе с супругой на день рождения. По бытующему среди бывших партийно-советских работников мнению, Прасковья Андреевна попала в «опалу» из-за того, что её за что-то невзлюбила «первая леди» области, соответственно настроившая против неё и своего супруга (так это или нет, судить не берёмся).
Всё началось с того, что со второй половины 1970 г. П.А. Малинина, что заметили сразу, вдруг исчезла из президиумов всевозможных областных совещаний, в которых она неизменно присутствовала на протяжении нескольких последних десятилетий. О том, что прославленный председатель саметского колхоза действительно попала в немилость к И.П. Скулкову, окончательно стало ясно после того, как на XIV областной партконференции, 12 февраля 1971 г., П.А. Малинину не избрали делегатом на XXIV съезд КПСС. Тем самым нарушалась существовавшая с 1952 г. традиция, согласно которой имя Малининой неизменно стояло в списке делегатов очередного съезда, избираемых (а фактически, конечно, назначаемых первым секретарем обкома) конференцией (единственным исключением до 1971 г. был только XXI съезд в 1959 г., куда её также не избрали). Конечно, для Прасковьи Андреевны неизбрание на сьезд явилось тяжелым ударом. По-видимому, этим И.П. Скулков хотел показать, «кто в доме хозяин», и поставить Малинину на место. И, конечно, с любым другим членом партии всё бы так и случилось, но только не с Прасковьей Андреевной, решившейся на поступок, кажется, не имеющий аналогов в истории КПСС. Накануне открытия съезда она приехала в Москву и, получив в качестве депутата Верховного Совета РСФСР пропуск в Кремлевский Дворец, утром 30 марта 1971 г. присутствовала на открытии съезда и слушала отчетный доклад Л.И. Брежнева. По воспоминаниям очевидцев, Малинина сидела неподалеку от костромской делегации, на виду у И.П Скулкова, которому, когда он увидел в зале Прасковью Андреевну, скорее всего, было уже не до брежневского доклада. Вечером того же дня Малинина уехала из Москвы домой. Таким образом, желавший унизить Малинину Скулков – этот всесильный правитель области – сам оказался посрамлённым, да еще как – перед всем съездом партии, перед всей областью (о поразительном поступке председателя «XII Октября» стало широко известно среди жителей нашего края).
Как можно оценить сейчас поступок Малининой? Что руководило ею – гордыня номенклатурного работника? Желание во что бы то ни стало остаться «наверху»? Униженное человеческое достоинство? К сожалению, ответить на этот вопрос очень трудно, т.к. мы не знаем истинных причин скулковской «опалы» на Малинину. В любом случае, Прасковья Андреевна играла с огнем: на чью сторону в этом конфликте стал бы в конечном счёте ЦК, сказать трудно. С одной стороны, сомнительно, чтобы в Москве поддержали Скулкова в деле развенчивания человека, прославленного на всю страну, с другой – вряд ли бы из-за Малининой стали подрывать основной принцип советской жизни, гласивший, что первый секретарь обкома всегда прав.
Конечно, И.П. Скулков не мог простить Малининой её «явление» на съезде и вскоре нанёс новый тяжелый удар, скорее всего, предрешенный еще задолго до этого. 11 мая 1971 г. окружное предбвыборное собрание Костромского сельского избирательного округа, состоявшееся в Доме культуры завода «Рабочий металлист», выдвинуло кандидатом в депутаты Верховного Совета РСФСР от этого округа (т.е. на место, с 1947 г. неизменно занимаемое П.А. Малининой) И.Ф. Калугина, председателя колхоза им. Горького в Нерехтском районе (согласно тогдашним правилам, вместе с ним выдвинут и секретарь ЦК и член Политбюро Ф.Д. Кулаков)171. Сама Прасковья Андреевна была выдвинута «только» в областной Совет (видимо, совсем «стереть в порошок» неугодную Малинину Скулков всё-таки не решился). На выборах 13 июня 1971 г. в Верховный Совет РСФСР был избран И.Ф. Калугин, в этот же день по закону истекли полномочия Малининой как депутата высшего представительного органа России. Со стороны всё выглядело вполне прилично, ведь Прасковья Андреевна являлась депутатом Верховного Совета двадцать четыре года, шесть созывов подряд, что само по себе являлось определенным рекордом, и, учитывая возраст и здоровье, ей уже было пора уступить место более молодым. Однако, сделано всё это было довольно по-хамски: заслуженного человека выбрасывали из советского парламента без какой-либо минимальной публичной благодарности за все её труды на благо края и его жителей.
Затем последовал новый удар: Малинину сместили с поста председателя Костромского областного комитета защиты мира, который она возглавляла с 1951 г. На состоявшемся 6 июля 1971 г. пленуме комитета по предложению заместителя заведующего отделом агитации и пропаганды обкома КПСС И.А. Иванова новым председателем комитета была, разумеется, единогласно избрана Герой Социалистического Труда проректор сельхозинститута «Караваево» К.В. Петрова, недавний делегат XXIV съезда партии172.
Таким образом, к началу июля 1971 г. Прасковья Андреевна лишилась всех своих традиционных «регалий»: её не избрали на съезд партии, не выдвинули в Верховный Совет, сместили с поста председателя комитета защиты мира. Оставалось только снять её с поста председателя колхоза – хотя бы под предлогом преклонного возраста и состояния здоровья. И если бы не вмешались обстоятельства, не зависящие от человеческой власти, то как знать, чем бы закончилась вся эта история. Однако вскоре, буквально через несколько дней после её смещения с поста председателя комитета защиты мира, когда И.П. Скулков выступал в обкоме с трибуны, ему неожиданно стало плохо с сердцем. Первого секретаря увезли на дачу на Козловы горы, где он и скончался 22 июля 1971 г. Через два дня, 24 июля, гроб с телом И.П. Скулкова был установлен в Доме политического просвещения на ул. 1 Мая, где прошла церемония гражданской панихиды, и в тот же день останки бывшего руководителя области были преданы земле на старом, бывшем Новом (Федоровском), кладбище в конце пр-та Мира173. В числе тех, кто провожал первого секретаря обкома в последний путь, находилась и П.А. Малинина. Со смертью И.П. Скулкова вся эта история с «опалой» завершилась, оставшись лишь неприятным эпизодом в биографии Малининой. Возглавивший в октябре 1971 г. Костромской обком КПСС Ю.Н. Баландин относился к Прасковье Андреевне неизменно уважительно.
Как мы помним, в 1964 г. вторичному награждению П.А. Малининой второй золотой звездой Героя Социалистического Труда помешало низложение Н.С. Хрущева. В 1969 г. на её 65-летие у неё уже, видимо, были испорчены отношения с И.П. Скулковым, так что ни о какой второй звезде тогда также не могло быть и речи. Час пробил лишь в 1974 г., когда в связи с приближающимся 70-летием Малининой Костромской обком ходатайствовал в ЦК КПСС о присвоении ей звания дважды Героя Социалистического Труда174. И, вот, накануне очередной октябрьской годовщины, 6 ноября 1974 г., председатель Президиума Верховного Совета СССР Н.В. Подгорный подписал указ, которым «за выдающиеся заслуги в развитии колхозного производства, активную общественную деятельность и в связи с семидесятилетием» П.А. Малинина была награждена второй золотой звездой и шестым орденом Ленина. В соответствии с законом указ предписывал «в ознаменование трудовых подвигов Героя Социалистического Труда тов. Малининой П.А. соорудить бронзовый бюст на родине Героя»175. Так Прасковья Андреевна получила последнюю высшую награду советской страны, которой у неё ещё не было – бронзовый бюст, т.е. памятник при жизни.
В начале 1976 г. Прасковью Андреевну избрали делегатом XXV съезда КПСС. В день его открытия, 24 февраля, её – словно в порядке компенсации за унижение пятилетней давности - выбрали в Президиум съезда (подобной чести она удостоилась впервые), где к тому же посадили в первом ряду
7 июля 1979 г. в Самети состоялось торжественное открытие бронзового бюста, изготовленного согласно указа от 6 ноября 1974 г. (по тогдашнему законодательству лицам, дважды удостоенным звания Героя Социалистического Труда, на родине устанавливался бронзовый бюст). Первоначально областные власти предполагали установить его в Костроме, но, к счастью, этого не случилось, и бюст поставили там, где и положено – в Самети, возле Дома культуры.
В феврале-марте 1981 г. Прасковья Андреевна вновь в качестве делегата присутствовала на XXVI съезде КПСС. Генеральный секретарь ЦК КПСС Л.И. Брежнев к тому времени был уже настолько физически плох, что в день открытия съезда впервые не велось прямой трансляции по телевидению его выступления с отчетным докладом (текст доклада с телеэкрана зачитал диктор), но Прасковья Андреевна слушала доклад из уст самого Брежнева. Вспомнила ли она при этом свой первый партсъезд – XIX-й, в далеком 1952 г., когда слушала выступление другого физически немощного вождя?
Этот съезд стал последним в её жизни. 18 декабря 1981 г. в саметском Доме культуры состоялось общее собрание выборных уполномоченных колхоза «XII Октябрь», на котором присутствовало почти всё областное и районное руководство во главе с первым секретарем обкома Ю.Н. Баландиным. На этом собрании Прасковья Андреевна предложила избрать нового председателя колхоза, рекомендовав избрать на этот пост своего заместителя В.Д. Никулина176. Однако Прасковья Андреевна не ушла совсем от дел (иногда на этом основании её обвиняют в стремлении до конца удержать в своих руках власть, но действительно трудно представить себе Малинину рядовой пенсионеркой): одновременно её саму избрали почетным председателем колхоза (этот пост не предусмотрен примерным Уставом сельхозартели и на практике бывшие руководители становились почетными председателями в редчайших случаях), т.е., возложив на своего бывшего заместителя всю текущую работу, П.А. Малинина вплоть до своей кончины по-прежнему фактически руководила хозяйством.
В начале ноября 1982 г. по делам Прасковья Андреевна была в Москве, и здесь её застала смерть Л.И. Брежнева, скончавшегося 10 ноября. П.А. Малинина приняла участие в его похоронах (таким образом, ей довелось проводить в последний путь двух руководителей СССР – Сталина и Брежнева). В тот же день, 10 ноября 1982 г., в Самети скончалась её старшая сестра, Евдокия Андреевна Курдюкова, с которой они вместе жили последние годы. Приехав из Москвы с похорон Брежнева, она попала на похороны своей последней сестры.
Жизнь её шла к концу. Последние годы Прасковья Андреевна особенно много времени проводила в больницах, где, как и у себя в Самети, она продолжала принимать десятки и десятки посетителей, обращающихся к ней, как к депутату областного Совета, с просьбами о помощи177 (многих ли мы сможем вспомнить руководителей всех рангов, принимающих людей, даже находясь в больнице?).
Прасковья Андреевна скончалась в своем доме в Самети 7 апреля 1983 г. Через несколько дней, 11 апреля, в селе состоялись её похороны, на которых присутствовало всё областное руководство во главе с первым секретарем обкома Ю.Н. Баландиным. Открытый гроб вынесли из Дома культуры и установили перед бронзовым бюстом, после траурного митинга её останки были преданы земле на кладбище, в ограде некогда спасенного П.А. Малининой Никольского храма. Накануне, разумеется негласно, тогдашний настоятель храма протоиерей Ардалион Шашков по просьбе родных совершил заочное отпевание почившей рабы Божией Параскевы, прося Господа простить усопшей все её грехи вольные и невольные...
Прасковья Андреевна умерла в канун «перестройки» (в числе тех, кто подписал некролог в «Правде», наряду с Ю.В. Андроповым стояла и подпись её будущего инициатора М.С. Горбачева), завершившей советский период истории России. С её уходом из жизни колхозной системе, олицетворением которой П.А. Малинина считалась несколько десятилетий, в своём чистом виде оставалось жить недолго. По сути вместе с ней уходила целая эпоха со всем, что в ней было хорошего и плохого, героического и трагического... В наступившие вскоре бурные перестроечные годы, в период острой критики всего, что происходило в нашей стране с 1917 г., дело дошло и до «развенчания» Прасковьи Андреевны. Наиболее ярким примером этого стал документальный фильм «Путь (несколько страниц из жизни Героя Социалистического Труда П. Малининой)» (автор сценария – В. Ивченко, режиссер – Т. Скабарт), показанный в конце июня 1991 г. по молодому Российскому телевидению. Фильм довольно нелепый и художественно слабый ставил своей целью облить П.А. Малинину грязью и заклеймить вместе с нею позором колхозный строй. Изобилующий натуралистическими изображениями каких-то пьяных бабок, ползающих в грязи, он вызвал, в основном, заслуженное осуждение. Однако, в предгрозовой атмосфере кануна августа 1991 г. реакция на него была по преимуществу политической. В газетах печатались письма тех, кого возмутили нападки на Малинину, и тех, кто одобрял фильм. 5 июля 1991 г. сессия Костромского областного Совета народных депутатов приняла специальную резолюцию, в которой, в частности, говорилось: «Голос совести велит сказать «нет» грязным попыткам подвергнуть огульной критике всё, что связано со становлением Советской власти, колхозного строя, лучших традиций нашей Отчизны. (...) Областной Совет народных депутатов разделяет возмущение земляков по поводу бесчестных попыток использовать киноэкран в амбициозных целях для развенчания жизненного пути известного всей стране человека в глазах нынешнего и будущих поколений»178. С размахом, характерным для того времени, резолюция была направлена в Верховные Советы СССР и РСФСР, Советы Министров СССР и РСФСР, на Центральное и Российское телевидение, в редакции газет «Известия», «Российская газета», «Сельская жизнь», журнал «Крестьянка» и во все краевые и областные Советы народных депутатов РСФСР. Одновременно в газетах помещались письма тех, кто одобрял фильм.
В условиях тогдашнего политического ожесточения иного отношения и к этому фильму, и в целом к личности председателя «XII Октября», наверное, и не могло быть. Для одних П.А. Малинина являлась лучшим доказательством эффективности советского общественного строя, для других - живым олицетворением отжившей колхозной системы, вечным депутатом и делегатом. Но насколько справедливы обе эти оценки?
С одной стороны, Прасковья Андреевна, безусловно, была предана советскому строю, вознесшему её – малограмотную крестьянку - к вершинам славы. Разумеется, она прекрасно понимала, что в дореволюционной России ей и во сне бы не приснились шесть орденов Ленина, две золотые звезды Героя, депутатство в Верховном Совете РСФСР, близость к главам партии и государства, знакомство с иностранными лидерами, бронзовый памятник при жизни и т. д. И в то же время, как и очень многие люди, она объективно противостояла этому строю. С 1939 г., после своего избрания депутатом областного Совета, Прасковья Андреевна перестала посещать церковь, но в её доме всегда висели оставшиеся от родителей иконы. А спасение в 1946 г. саметского храма? В то время, когда большинство колхозных председателей – по своей инициативе или по воле начальства – церкви закрывали, Прасковья Андреевна, еще даже не будучи руководителем хозяйства, свой храм отстояла. Вслед за детьми Малинина крестила в церкви и своих внуков. Не подлежит сомнению, что Прасковья Андреевна считала Советскую власть своею, но как-то не верится, что она могла забыть и простить ей сожжение в 1919 г. родного села...
Разумеется, Прасковья Андреевна относилась к тем, кто верил в потенциал колхозной системы. В то же время она, выросшая в крестьянской семье, с горечью наблюдала многочисленные примеры того, как слабо заинтересованные в результатах общественного производства колхозники работали кое-как. Угнетало её и то, что всё меньше остается на селе молодежи, а на колхозных полях всё больше работают горожане, студенты, школьники, солдаты. Благополучие «XII Октября» под её руководством – также, скорее, является отрицанием эффективности колхозного строя, т. к. используя свой высокий авторитет, П.А. Малинина зачастую позволяла себе использовать элементы рыночной экономики (например, продавая колхозную картошку на севере по более высокой цене, что в то время считалось спекуляцией). Во время нескольких кампаний по укрупнению колхозов ей удалось не допустить слияния «XII Октября» с другими хозяйствами. Можно сказать, что П.А. Малининой в Самети удалось свести к минимуму отрицательные черты колхозной системы, что и обеспечило многие успехи хозяйства.
В целом же П.А. Малинина – противоречивая, но ярчайшая фигура в истории Костромского края, судьба которой – часть общей, трагической и великой, судьбы нашего народа в XX столетии.