О благородной лани, вымистой корове, зеленоглазом козле и шелудивой собаке

Как мне хочется быть собакой.
Собакой, лошадью на дворе и оберегать Дом и хозяина.
Дом – Россия. Хозяин – «истинно русские люди».
(почти проснувшись вдруг)

В.В. Розанов. Мимолетное. Запись от 19 июня 1915 года

Мы решили назвать нашу книгу, скажем откровенно, несколько провокационно и по-розановски вызывающе: «Розанов@etc.ru» Выражаясь по-русски, это звучит так: «Розанов собака и так далее точка Россия», где знак @ означает «собаку» как разговорную номинацию, распространенную в современном русском интернет-сообществе. Надо отметить, что в России этот знак кроме «собаки» называют также «лягушкой» и «бараном». В разных странах мира этот знак, присутствующий в любом адресе электронной почты, называется по-разному, но, как правило, тоже со своим «звериным окрасом». В Германии и Голландии – «обезьяний хвост», в Финляндии – «кошкин хвост», в Венгрии – «червячок» и «поросячий хвостик», в Швеции – «хобот слона», во Франции – «улиточка», в Китае – «мышонок» и т.д. Даже на международном языке эсперанто этот символ приобрел свой «звериный окрас» и получил название «улитка».

Применительно же к творчеству Василия Васильевича Розанова слово «звериного окраса» собака, означающее не только домашнее животное семейства псовых, но и понятие, обладающее еще и определенной обсценной окраской, имело важное художественное и эмоциональное значение.

Вообще мир животных Розанова, своего рода розановский зоопарк был сказочно экзотичен и всегда трепетно им оберегаем. Даже размышляя о неизбежном своем конце Розанов не отделял себя от своего зоопарка и напечатал в 1905 году в седьмом номере журнала «Весы» статью «Мечта в щелку», где прозвучало следующее: «Странно, сколько животных во мне жило. Шакал и тигр, а право же – благородная лань, не говоря уже о вымистой (с большим выменем) корове, входили в стихию моей души… Смелым был только в мечтах, а жизнь, прожил позорным ослом, не умевшим ни бежать, ни лягаться, ослом благоразумным, прошедшим неизмеримо длинный путь, и тут оказалась моя целесообразность; однако во весь путь я именно являл фигуру осла, которого бьют и который несет какую-то чужую и проклятую ношу. Меня давит решительно мысль, что после наступающей старости я взойду и на «могильный холм» в той же фигуре осла, и, так сказать, печальная эмблема длинноухого и главное с чужой поклажей животного станет монументом над кучкой земли, которая вспухнет над моим гробом».

Для некоторых современников Розанова его личность ассоциировалась с другими странными животными. Например, для гимназиста Михаила Пришвина молодой учитель географии в Елецкой гимназии Розанов соотносился как ни странно с зеленоглазым козлом, о чем он поведал позже в 1924 году в автобиографической повести «Курымушка»:

«На другой день, как всегда, очень странный, пришел в класс Козел; весь он был лицом ровно-розовый, с торчащими в разные стороны рыжими волосами, глаза маленькие, зеленые и острые, зубы совсем черные и далеко брызгаются слюной, нога всегда заложена за ногу, и кончик нижней ноги дрожит, под ней дрожит кафедра, под кафедрой дрожит половица…

– Почему он Козел? – спросил Курымушка.

Ахилл ответил:

– Сам видишь почему: козел.

– А географию он, должно быть, знает?

– Ну, еще бы! Это самый ученый: у него есть своя книга.

– Про Америку?

– Нет, какая-то о понимании, и так, что никто не понимает, и говорят– он сумасшедший».

Животное собака тоже присутствует в розановском зоопарке, и для многих именно его обсценное значение олицетворяло личность великого русского писателя и мыслителя. Так, властитель дум передовой русской интеллигенции начала XX века писатель Леонид Андреев писал Алексею Максимовичу Горькому 11 (24) апреля 1912 года буквально следующее: «Но все-таки не понимаю, что за охота тебе тратить время и труд даже на пощечины для этого ничтожного, грязного и отвратительного человека. Бывают такие шелудивые и безнадежно погибшие в скотстве собаки, в которых даже камнем бросить противно, жалко чистого камня»[1].

Поэтому «собачье» заглавие книги, посвященной противоречивому творчеству Василия Васильевича Розанова, представляется нам оправданным и даже закономерным. Кроме того наше, интернет-название, несомненно, символизирует сегодняшнее время, когда переплелись классические традиции и новые коммуникационные технологии. Авторы книги уверены, что набрав на клавиатуре компьютера название нашей книги, читатель откроет для себя много неожиданного и неизвестного.

Немного об истории появления этой книги. Вопреки расхожему в современной интеллигентской среде мнению о якобы тотальном запрете в советское время возможности чтения книг «отлученных» от отечественной культуры русских мыслителей предреволюционных лет, следует отметить, что исследовательский интерес к личности и творчеству В.В. Розанова, самого оригинального и парадоксального мыслителя XX столетия, возник не сегодня, а именно в советское время.

Случилось это в далеком 1966 году на филологическом факультете Московского Государственного университета имени М.В. Ломоносова, когда нам посчастливилось стать участниками знаменитого спецкурса «Русский реализм конца XIX начала XX века», который блистательно читал молодой Петр Васильевич Палиевский. Именно тогда мы впервые услышали имена многих неизвестных нам деятелей русской культуры, в том числе и В.В. Розанова. Тогда и возник сначала читательский, а затем и исследовательский интерес к творчеству нашего великого соотечественника. Его книги были доступны в знаменитой и любимой Исторической библиотеке, где мы читали их вдохновенно и целеустремленно. Поэтому не правы те, кто утверждает, что книги В.В. Розанова лежали под спудом в советских спецхранах. Конечно, они не пропагандировались и не цитировались в тогдашних учебных пособиях, но исчезновение розановских книг из каталогов библиотек случилось позднее, уже на излете семидесятых годов XX века, когда дряхлеющая Власть вдруг осознала опасности, от этих странных книг исходящие. Те же, кто хотел в те годы читать книги В.В. Розанова, тот всегда так или иначе «дотягивался» до них, те же, кому его творчество было безразлично и «не грело душу», тот этих книг не читал вовсе, точно так же, как и сегодня, в эпоху нравственной неопределенности и культурного безвременья.

Именно в 60-70-е годы прошлого века, «когда мы были молодые», сложилась сплоченная когорта исследователей творчества В.В. Розанова, которая печатно заявила о себе позже, в девяностые годы прошлого столетия. Увы, «иных уж нет, а те далече», слишком много воды утекло с тех благословенных лет, когда мы узнавали своих розановских единомышленников по одной лишь розановской фразе, розановскому образу, розановскому слову. Хотелось бы вспомнить имена некоторых безвременно ушедших близких нам по духу друзей, с которыми мы вместе готовили триумфальное возвращение творчества Василия Васильевича Розанова сначала в культурное пространство СССР, а затем и России.

Это Всеволод Иванович Сахаров (1946-2009), тогда для всех нас просто Сева Сахаров, талантливый филолог-энциклопедист, блестящий и бескомпромиссный полемист, будущий доктор филологических наук и, конечно же, «ушедший на взлете» наш добрый друг, филолог от Бога, один из главных розановских просветителей «первого призыва» Михаил Тихонович Палиевский (1947-1983), который навсегда так и остался для нас молодым Мишей Палиевским. Его светлой памяти еще в 1988 году один из авторов этой книги посвятил одну из первых в СССР статей о творчестве Розанова, а также замеченную тогдашним культурным сообществом публикацию «пушкинских статей» Розанова в первом номере журнала «Литературная Учеба».

«Как молоды мы были» и потому без всякой надежды моглм лишь мечтать, что когда-нибудь, в далеком завтра хотя бы малая частица великого розановского наследия к нам вернется. В те давние легендарные времена активного постижения розановского феномена возвращение этого «неудобного» автора казалось фактом невероятным. Однако все-таки это случилось, как всегда в России вдруг и сразу, лавинообразно и неожиданно, или как сказал бы сам Василий Васильевич, «почти проснувшись вдруг». И слава Богу, что так произошло в России, в стране, которую Розанов так беззаветно любил и боготворил.

Наша книга объединила разные в жанровом своеобразии работы, так или иначе связанные с творчеством Василия Васильевича Розанова, созданные их авторами (как совместно, так и отдельно) в течение последних двадцати лет. Однако независимо от этого для нас это все-таки «Единая Книга», отразившая наш общий творческий процесс, в котором ее авторы существовали в постоянном творческом резонансе и взаимовлиянии. Необходимо особо подчеркнуть, что работа одного из авторов проходила в рамках так называемого конкретного литературоведения, ее выводы неизменно корректировались текстологическими изысканиями другого – и наоборот. Нам кажется, что результаты такого человеческого и творческого содружества были плодотворны и стали нашим скромным филологическим вкладом в становление отечественного розановедения.

Особо следует выделить введение в научный оборот ранее неизвестных текстов Розанова (в частности, неизвестных статей писателя, а также его писем к К.Н. Леонтьеву, П.П. Перцову и другим), малоизвестных фактов его биографии (например, несостоявшееся отлучение его от Церкви), биографий людей из его окружения (материалы к биографии Лидочки Хохловой) и многое другое.

Хотелось бы обратить особое внимание на публикацию в этой книге писем Розанова к Леонтьеву в исчерпывающем контексте известных писем Леонтьева к Розанову, что придало их переписке законченный исчерпывающий смысл.

Помещенные в книге статьи касаются многих перспективных направлений в отечественном розановедении. Важным представляются наши наблюдения над генезисом стилистического своеобразия Розанова как писателя. Становится очевидным, что эти особенности ведут свое прямое происхождение именно от эмоциональных розановских маргиналий на полях книг и особенно писем, в огромном количестве и по разному поводу присылавшихся писателю. Несомненно, что именно письма Константина Николаевича Леонтьева, которыми он так щедро «одаривал» своего молодого единомышленника, стали первопричиной стилистического своеобразия жанра розановских «Опавших листьев».

Таким же важным представляются и наблюдения над «зеркальными» мотивами в творчестве Розанова. В разные психологические моменты человек, вглядываясь в зеркало, видит в нем либо отражение образа Божия, либо усмешку Дьявола. В русской литературе начала XX столетия Розанов был, пожалуй, единственным писателем, кто в образе своего «зеркального двойника» увидел не сакральный ноумен, а, в первую очередь, собеседника, друга-читателя. Если литература, например, русского Зарубежья «перед зеркалом» продолжала по-интеллигентски рефлектировать, как в стихотворении 1924 года «Перед зеркалом» Владислава Ходасевича:

«Я, я, я. Что за дикое слово!
Неужели вон тот – это я?
Разве мама любила такого,
Желто-серого, полуседого
И всезнающего, как змея?»[2]

то молодая энергичная советская литература в поэме 1925 года Сергея Есенина «Черный человек» решила эти проблемы по-пролетарски радикально, её герой это «сакральное зеркало» в припадке безумия просто-напросто разбивал:

«…Месяц умер,
Синеет в окошко рассвет.
Ах ты, ночь!
Что ты, ночь, наковеркала?
Я в цилиндре стою.
Никого со мной нет.
Я один...
И разбитое зеркало…»[3]

Когда-то, в далеком 1970 году один из авторов этой книги недолгое время работал завлитом (заведующим литературной частью) в Московском театре имени Ленинского комсомола. ЗАГС (Отдел записи актов гражданского состояния) Свердловского района города Москвы обратился к руководству театра, а те, в свою очередь, к своему завлиту с просьбой написать неформальный текст-пожелание молодоженам, вступающим в законный брак. Честно говоря, придумывать такой текст не было никакого желания, и потому текст был просто списан из приобретенного за 70 рублей (немалые, кстати, по тем временам деньги) на книжном черном рынке в Проезде Художественного Театра первого издания книги Василия Васильевича Розанова «Уединенное» (сегодня это раритет, тогда – нет, просто старая книжка): «Живи каждый день так, как бы ты жил всю жизнь именно для этого дня».

Сотрудники Свердловского ЗАГСа города Москвы от всей души благодарили руководство театра, а те, в свою очередь, своего завлита за такие теплые, хорошие, искренние слова, которых, оказывается, очень мало на этом свете. Так «отверженный» русский писатель в советское время невольно продолжил всегда волновавшую его тему святости русского брака.

Сегодня пришло время Василия Васильевича Розанова. Время читать Розанова, время читать о Розанове, ибо делать это никогда не поздно. Как говорил когда-то Сенека, его мудрый древнеримский собрат по перу: «Alit lectio ingenium», что значит «Чтение питает ум».

В книгу вошли работы, посвященные творчеству В.В. Розанова, вводящие в научный оборот ранее неизвестные факты биографии и тексты как самого писателя, так и людей из его «ближнего круга», а также материалы, так или иначе соприкасающиеся с розановской темой во всем своем творческом многообразии. В соответствии с этими задачами, книга состоит из трёх разделов: «Материалы и исследования», «Розанов. Тексты» и «В круге В.В. Розанова».