Дедушка Мазай: литературный герой и его прототип

Вопрос о прототипе героя стихотворения «Дедушка Мазай и зайцы» почти не вставал. Знаменитый спасатель зайцев традиционно воспринимался как чисто литературный персонаж. В литературе, правда, говорилось, что дедушка Мазай – реальный, конкретный человек, но звучало это как-то глухо и не очень убедительно: Мизенец (1902 г.): «Поэт оставил описание Мисковской волости в стихотворении “Дедушка Мазай и зайцы”. Вёжи, из которых происходил старый Мазай, принадлежит к этой же волости»439; А. В. Попов (1938 г.): «Деревня Малые Вежи, где жил Мазай, один из друзей-охотников Некрасова, существует и теперь»440; В. В. Касторский (1958 г.): «Дедушка Мазай – не вымышленное лицо. Это (...) костромской крестьянин, приятель Некрасова по охоте. Потомки дедушки Мазая живут и сейчас в Костромском районе под фамилией Мазайкиных*»441; А. Ф. Тарасов (1977 г.): «Герой стихотворения “Дедушка Мазай...” – реальная личность»442.

Знаменитый дедушка Мазай жил в Вёжах. Привычное словосочетание «дедушка Мазай» уже давно воспринимается как имя собственное, но, конечно, это только деревенское прозвище. В литературе неоднократно указывалось, что жившие в Вёжах потомки деда Мазая носили фамилию Мазайхины443.

К счастью, у нас есть возможность определить имя того человека, которого мы с детства знаем как дедушку Мазая. Во-первых, согласно ревизским сказкам первой половины XIX века, в Вёжах была только одна семья Мазайхиных. Во-вторых, в этой семье только один человек мог быть прототипом легендарного некрасовского героя.

Основателем рода Мазайхиных был крестьянин Савва Дмитриевич Мазайхин (1771 – 1842 гг.). Если в ревизской сказке 1834 года он значится просто как «Сава Дмитриев»444, то в сказке 1850 г., несмотря на его кончину в 1842 году, он уже записан как «Савва Дмитриев Мазайхин»445. Следовательно, Савва Дмитриевич и стал первым человеком, официально получившим фамилию «Мазайхин». В этой фамилии явно проглядывается корень «мазайха», но ни в одном словаре нам такого слова найти не удалось, и что оно обозначает, мы не знаем. Как бы там ни было, но фамилия «Мазайхин» с 30-х гг. XIX века в Вёжах укоренилась, и через несколько десятилетий её усеченный вариант – Мазай – узнала вся Россия. В 1801 году у Саввы Дмитриевича родился сын, при крещении получивший имя Иван. Не вызывает сомнения, что крещен он был в своей приходской церкви Преображения Господня в Спасе (Спас-Вёжи). И, конечно, при крещении никто и подумать не мог, что этот младенец со временем станет знаменитым дедушкой Мазаем.

По-видимому, в начале 20-х гг. XIX века Иван Саввич женился на крестьянской девушке Феодоре Кузьминичне (в ревизской сказке за 1850 г. она значится как «Феодора Козьмина»)446, которая была младше его на один год – она родилась в 1802 году447 Савва Дмитриевич скончался в 1842 году448 и, конечно, был погребен на кладбище в Спасе. Главой семьи стал Иван Саввич, у которого к этому времени было два сына – Кодрат* (р. 1823 г.) и Иван (р. 1825 г.)449. В ревизской сказке 1850 года старший сын Ивана Саввича значится как «Кондратей», т. е. Кондрат450, но в метрической книге он упоминается как Кодрат451**.

Нет сомнений в том, что Иван Саввич Мазайхин и дедушка Мазай – одно лицо, или, точнее, в том, что Иван Саввич послужил прототипом стихотворения о дедушке Мазае. По-видимому, Ивана Саввича в деревне звали Мазай***, и это прозвище представляет собой усеченный вариант его фамилии.

Одно из объяснений происхождения прозвища «Мазай» содержится в очерке А. М. Часовникова**** «Печь деда Кондрата», опубликованном в 1963 г. В этом очерке писатель рассказывает, как примерно в 1940 г. он был на рыбалке на месте будущего Костромского водохранилища и в дождь укрылся в избе у знакомого деда Кондрата Орлова (название деревни писатель не указывает). В разговоре выяснилось, что дед Кондрат – родственник деда Мазая, который доводился двоюродным братом его матери454. На вопрос Часовникова о том, помнит ли он Мазая, дед Кондрат ответил: «Хорошо помню. Мне двадцать лет исполнилось, когда Мазай помер»455. Далее следует такое объяснение прозвища «Мазай». Дед Кондрат говорит: «Это его прозвище было. Мимо зверя пулу пускал, как говорят у нас, мазал. Мазай да Мазай! Прозвище в фамилию перешло»456. Однако данное сообщение вызывает глубокое сомнение. Во-первых, автор не указывает, в какой деревне он беседовал с дедом Кондратом. Во-вторых, по авторитетному свидетельству Л. П. Пискунова, в предвоенных Вёжах и Ведёрках ни одного старика по имени Кондрат Орлов не было. Похоже, что всё, о чем пишет А. М. Часовников, является плодом его художественного воображения.

Реальный дед Мазай, несомненно, был отличным охотником и метким стрелком. «Мазать» из ружья он стал только в преклонных годах, о чём и пишет Некрасов:

Однако устойчивые прозвища людям дают обычно или в молодости, или в ранней зрелости, в старости их получают редко. Самое же главное возражение состоит в том, что, как писалось выше, первым носить фамилию Мазайхин стал отец Ивана Саввича – Савва Дмитриевич Мазайхин, и поэтому, если кто и «мазал» на охоте, то это он.

Знакомство Ивана Саввича с Некрасовым, вероятнее всего, произошло в середине 60-х гг. XIX в., когда ему уже было около 65 лет, а обоим его сыновьям – примерно по 40 лет. И поэтому дедушкой Мазаем может быть только Иван Саввич.

Против отождествления И. С. Мазайхина с дедом Мазаем можно возразить, что о последнем в стихотворении сказано:

В последний раз жена Ивана Саввича, Федора Кузьминична, упоминается в 1858 г., когда ей было 55 лет. К середине 60-х годов Иван Саввич вполне мог овдоветь. Слова же «бездетен, имеет лишь внука», видимо, надо отнести к тому, что стихотворение Некрасова – всё-таки не документальный очерк, а художественное произведение. К 1858 году И. С. Мазайхин имел двух сыновей, Кодрата и Ивана, и пятерых внуков. У Кодрата Ивановича и его жены Настасьи Лаврентьевой (р. 1823 г.) в 1858-м было трое детей: дочь Мария (р. 1848 г.) и сыновья Трифон (р. 1854 г.) и Василий (1857 г.)457. У Ивана Ивановича и его жены Пелагеи Давыдовой (р. 1831 г.) тогда же было двое детей: дочь Матрена (р. 1854 г.) и сын Василий (р. 1857 г.) (был еще родившийся в 1850 году сын Александр, но он умер в 1855 году)458. К середине 60-х годов количество внуков у И. С. Мазайхина наверняка выросло. Еще раз повторим, что стихотворение о дедушке Мазае – художественное произведение, и, видимо, Некрасов счел, что для стихотворного Мазая более уместным быть бездетным и иметь только одного внука.

Выше уже писалось о предположении В. Н. Осокина о том, что герой стихотворения «Пчелы», не названный по имени старик-пасечник – это дед Мазай. Напомним данное стихотворение, герой которого рассказывает какому-то прохожему:

В варианте стихотворения говорится:

Деревня Вёжи как раз находилась «на бугре», высившемся среди необозримых лугов.

Мысль В. Н. Осокина о том, что герой стихотворения «Пчелы» – дедушка Мазай, необычайно интересна, и её нельзя не разделить. Отсюда можно предположить, что реальный Мазай держал пчел. Известно, что жители Вёжей издавна разводили пчел. По свидетельству о. Иакова Нифонтова, в 70-80 гг. XIX века в Мисковской волости было более 300 ульев459. Л. П. Пискунов сообщает, что в 30-50 гг. XX века 5-6 семей в Вёжах имели пасеки по 8-10 ульев460. «Обилие пчел и пчеловодов, – пишет Л. П. Пискунов, – объясняется тем, что на наших заливных лугах было большое разнотравье, росло множество цветов. Помню, когда идешь луговой тропкой во время первого сенокоса, то от травы и свежескошенных валков исходил медовый запах»461. В воспоминаниях Л. П. Пискунова есть и прямое подтверждение тому, о чем говорится в стихотворении «Пчелы». Он пишет: «В теплые дни во время половодья первый медосбор начинался с вербы и краснотала, которые первые распускают свои «барашки». В это время, когда луга залиты водой, пчелам приходилось летать далеко в леса. Иногда при этом пчел застигала непогода – сильный ветер, дождь – и многие из них гибли, падали в воду, тонули. Это не раз приходилось наблюдать и лично мне (...), когда едешь на лодке по полою весной»462.

Несомненно, краеведов смущало то, что в стихотворении деревня Мазая названа «Малые Вёжи» (данное название не зафиксировано ни в одном документе), в то время как к концу XIX века она именовалась просто Вёжи. Наименование деревни Мазая «Малыми Вёжами» порождало путаницу, когда Вёжи путали с селом Спас-Вёжи (Спас). Б. В. Гнедовский отмечал, что Некрасов в стихотворении о деде Мазае «называет (...) село Спас “Малыми Вёжами”»463. Вслед за Б. В. Гнедовским эту ошибку повторили многие авторы. А. Ф. Тарасов: «Деревня деда Мазая – Малые Вежи (Спас-Вежи)»464. В. Г. Брюсова пишет о «церкви Преображения из села Малые Вежи, именуемой “Спас-Вежи”»465. Е. В. Кудряшов, говоря о том же храме, писал: «Церковь стояла вблизи старинных селений Спас и Вежи»466 (хотя на самом деле церковь стояла на окраине села Спас в одной версте от д. Вёжи). Н. К. Некрасов ошибочно слил Вёжи воедино со Спасом. «В этом “низменном крае”, – писал он, – была деревенька Малые Вежи. Рядом с ней стояло село с широко распространенным в старое время названием “Спас”. Оно слилось с Вежами и стало называться Спас-Вежи»467. Это, конечно, не так. Вплоть до середины 50-х гг. XX века и д. Вёжи, и с. Спас представляли собой отдельно стоящие селения, находящиеся в одном километре друг от друга.

Как известно, издавна существовала традиция, когда два селения, носящие одинаковые названия и расположенные неподалеку друг от друга, имеют уточняющие названия: Малое (-ая, - ые) и Большое (-ая, - ые). Например, в Костромском уезде к началу XX века имелись следующие «пары» названий: Большие Соли – Малые Соли, Большое Андрейково – Малое Андрейково, Большие Бугры – Малые Бугры и т. д. Обычно такие названия появлялись, когда из одного селения часть жителей выселялась, основывала новое селение, давая ему то же название. В таком случае новое селение получало уточняющую приставку «Малое», а старое селение – «Большое»*. Логично предположить, что когда-то часть жителей из Спаса переселилась в Вёжи, и эти селения стали называть Большие Вёжи (Спас) и Малые Вёжи (Вёжи). Со временем вариант Большие Вёжи, по-видимому, мог быть вытеснен названием Спас-Вёжи, (позднее – Спас), а оставшееся без пары название Малые Вёжи забылось, превратившись просто в Вёжи.

Главным в стихотворении «Дедушка Мазай и зайцы» является рассказ о весеннем разливе, во время которого Мазай спасает зайцев. В самом начале стихотворения о разливах говорится:

Во время половодья добрый дедушка Мазай спасал гибнущих зайцев. Напомним всем известный отрывок:

Во время весенних разливов в Заречье животные – волки, зайцы, лисы, кабаны, лоси – оказывались в трудном положении, многие из них гибли. Л. П. Пискунов вспоминает о разливе 1936 г., когда Вёжи «залило так, что во многих домах вода доходила до окон первых этажей (...). В это время было залито большое количество лесных угодий, незатопленными остались только отдельные небольшие островки в лесах. Тогда погибло много зверей. Лоси плавали, искали островки суши и не находя – тонули. Их вздутые туши позднее наши мужики находили в лесах и на полое. Зайцы, когда уходил из-под них последний клочок суши, плавали, тонули, забирались на пни, кривые деревья, бревна. Некоторые мужики снимали их и привозили в деревню или высаживали где в лесу на островок. Мой отец как-то поехал на ботнике развешивать мережи для сушки и встретил в лесу мертвого волка, который плавал на толстом бревне, положив голову и уцепившись за бревно передними лапами»470.

Е. П. Дубровиной принадлежит важное замечание, подтверждающее, то, что Некрасов передаёт подлинный рассказ Мазая. В стихотворении сказано, что зайцы «лопочут ушами». Исследовательница определила выражение «лопотать ушами» (т. е. поводить ими из стороны в сторону) как чисто костромской диалектизм, зафиксированный ею в речи старожилов Костромского района в селах Спас, Шунга и д. Некрасово (б. Святое)471.

В творчестве Некрасова стихотворение о дедушке Мазае занимает особое место. Вряд ли кто-нибудь будет оспаривать, что в настоящее время это самое популярное произведение поэта, а дедушка Мазай – самый любимый некрасовский герой. Нельзя не удивляться, как из-под пера поэта, почти всегда изображавшего русскую жизнь с «угрюмой, желчной односторонностью обличителя» (А. В. Тыркова-Вильямс), вышло такое светлое, доброе, совершенно лишенное обличительства стихотворение.

Примечательно, что в работах некрасоведов (и дореволюционных, и советских) о «Дедушке Мазае...» обычно говорится или очень скупо, или не говорится вообще. Можно указать немало солидных трудов и капитальных учебных пособий, в которых это стихотворение не упомянуто ни единым словом. Подобное умолчание, конечно, не случайно. «Дедушка Мазай...» лежал вне основного русла некрасовской поэзии – с его неизменными картинами народного горя и призывами к восстанию. В. В. Жданов, один из немногих, кто упомянул о нем, выделяет «рассказ о костромском крестьянине дедушке Мазае, собиравшем в свою лодку во время разлива погибающих зайцев. Стихи проникнуты неподдельной любовью к (...) природе, к людям того “низменного края”, где любил охотиться Некрасов. Стихи, посвященные русским детям (...), родились в минуты душевного спокойствия и той умиротворенности, в какую всегда погружался поэт, оказавшись с природой или среди людей деревни. Отсюда светлый колорит этих стихов, их невыдуманные сюжеты, их истинно народный юмор»472. Стихотворение о дедушке Мазае, безусловно, – лучшее из произведений Некрасова, в котором нашло отражение всё самое светлое, что было в душе поэта.

Нам неизвестно, когда умер И. С. Мазайхин, и поэтому мы не знаем, дожил ли он до выхода стихотворения в свет. Ревизские переписи после 1858 года больше не проводились. Метрические книги Преображенской церкви в Спimg/126.gifасе сохранились только начиная с 1879 г. Судя по всему, И. С. Мазайхин скончался на рубеже 60 и 70-х гг. XIX века. Отпевание его, разумеется, состоялось в приходской Преображенской церкви в Спас-Вёжах. У её стен, на приходском кладбище, он и был похоронен. Если И. С. Мазайхин умер до 1875 г., то его отпевал священник о. Иоанн Демидов*. Если же прототип деда Мазая скончался после 1875 г., то таинство его отпевания совершил о. Сосипатр Добровольский (1840 – 1919 гг.), служивший настоятелем Преображенского храма 44 года – с 1875 г. и вплоть до кончины в 1919 году474.

Судьба первых поколений потомков И. С. Мазайхина представляет немалый интерес. Выше писалось, что одна из особенностей Костромского Заречья состояла в том, что здесь бок-о-бок жили и православные, и приверженцы нескольких старообрядческих толков (по выражению Н. Н. Виноградова, тут в каждой деревне было «по пять вер, по десять толков»475). Представители разных «вер» нередко переходили из одной в другую. Главной причиной подобных переходов являлись браки, когда полюбившие друг друга молодые люди принадлежали к разным толкам. В подобных случаях дело часто кончалось тем, что или жених переходил в веру невесты, или наоборот. В судьбе потомков И. С. Мазайхина эта особенность края проявилась самым наглядным образом.

По-видимому, сын И. С. Мазайхина, Иван Иванович Мазайхин (р. 1825 г.), в середине 50-х годов перед женитьбой на Пелагее Давыдовой (р. 1821 г.) ушел из православия и стал старообрядцем-беспоповцем, нетовского толка**.

Во второй половине 60-х гг. XIX века (вероятно, еще при жизни отца) Иван Иванович возвел в Вёжах каменный дом (во всяком случае, именно его внук, С. В. Мазайхин, жил в нём в первой половине в.). Точное время возведения дома неизвестно, но вплоть до начала 50-х гг. XX века на его стене висела жестянка «Русского страхового общества» с надписью «Застраховано 1870 год», следовательно, его построили, скорее всего, в конце 60-х гг. века. «Мазайхин дом» в Вёжах стал одним из самых первых каменных крестьянских домов не только в Зарецком крае и в Костромском уезде, но и во всей Костромской губернии. Он напоминал собой городской дворянский особняк средней руки – двухэтажный, с полукруглым верхом окон второго этажа, с декоративными пилястрами на стенах. Л. П. Пискунов свидетельствует, что «Мазайхин дом», как его называли в Вёжах, «был самым старым кирпичным домом в деревне (...). Первоначально он был на три окна, двухэтажный, а годах в 1870-80 был сделан придел еще на два окна в два этажа, и сарай по всей ширине дома. Над окнами второго этажа на стене была прикреплена металлическая табличка величиной с большую тарелку, где было вытеснено (...) следующее:

“Российское страховое общество застраховано 1870 год”.

Наш дом был напротив через улицу, и эту табличку часто приходилось видеть из окна»477. В другом очерке Л. П. Пискунов уточняет название дома: «...Мазайхин дом, или, точнее сказать, дом дедушки Мазая (так его еще иногда называли)»478. Вплоть до 50-х гг. XX века улица, на которой стоял «Мазайхин» дом, именовалась Мазайхиной улицей479.

Сын Ивана Ивановича, Василий Иванович Мазайхин (р. 1857 г.) взял в жены Феодосью Каллистратову (Каллистратовну), принадлежавшую к «поповщине»480. Одну из своих дочерей, Марию Васильевну, В. И. Мазайхин выдал замуж за богатого купца, почетного потомственного гражданина Дмитрия Евдокимовича Гордеева. Последний постоянно проживал в усадьбе Дор Романовского уезда Ярославской губернии, а в Костромской уезд приезжал по делам. В конце XIX века Д. Е. Гордеев купил в Заречье 324 десятины земли и построил в селе Петрилове картофелетерочный завод481. В начале 90-х годов на его пожертвования была капитально перестроена Богородицко-Казанская церковь в Петрилове. На рубеже XIX и XX вв. Д. Е. Гордеев возвёл рядом с ней небольшую одноглавую церковь, освященную в 1901 году во имя своего ангела – святителя Димитрия, с родовой усыпальницей482. В памяти старожилов Заречья он остался как «барин Гордеев»483. После его смерти (Д. Е. Гордеев умер, по-видимому, в 1911 г.) завод в Петрилове вплоть до революции принадлежал его сыну – Александру Дмитриевичу Гордееву, праправнуку И. С. Мазайхина.

Сын В. И. Мазайхина, Сергей Васильевич Мазайхин (1887 – 1973 гг.) был крещен в «нетовщине». Однако, желая жениться на девушке из православной семьи, через таинство миропомазания, совершённое о. Сосипатром Добровольским в Преображенской церкви с. Спас-Вёжи (Спас) 12 января 1913 г., Сергей Васильевич был официально присоединен к православию484. Через восемь дней, 20 января 1913 г., в той же церкви о. Сосипатр обвенчал С. В. Мазайхина и его избранницу – уроженку Вежей Александру Павловну Кузнецову (1891 – 1967 гг.)485.

439. Мизенец. Об одном из костромских знакомств Н. А. Некрасова.

440. Попов А. Н. А. Некрасов и Ярославская область, с. 115.

441. Касторский В. В. Писатели-костромичи, с. 16.

442. Тарасов А. Ф. Некрасов в Карабихе. с. 108.

443. Никитин Ал. На родине деда Мазая // СП. 14.07.1946; Касторский В. В. Писатели-костромичи, с. 16.

444. ГАКО, ф. 200, оп. б/ш., д. 3427, л. 139 об.

445. ГАКО, ф. 200, оп. б/ш., д. 623, л. 795 об.

446. Там же.

447. Там же.

448. Там же.

449. Там же.

450. Там же.

451. ГАКО, ф. 56, оп. 1, д. 122, л. 22 об.

452. Арчибальд А. Краеведческая сенсация! Установлен прототип деда Мазая // Костромские ведомости. 13.10.1999.

453. Веселовский С. Б. Ономастикон, с. 191.

454. Часовников А. Знаменитая печь // Охота и охотничье хозяйство. 1963, № 3, с. 53.

455. Там же.

456. Там же.

457. ГАКО, ф. 200, оп. б/ш., д. 2305, лл. 81 об. – 82.

458. Там же.

459. Нифонтов И. Мисковская волость, с. 11.

460. Пискунов Л. П. О пчелах и пчеловодстве (рукопись) // Архив автора.

461. Там же.

462. Там же.

463. Гнедовский Б. В. Клетская Спасо-Преображенская церковь села Спас // Памятники культуры. Исследование, реставрация. М., 1961, вып. 3, с. 92.

464. Тарасов А. Ф. Некрасовские места. Ярославль, 1977, с. 26.

465. Брюсова В. Г. Ипатьевский монастырь. М., 1982, с. 75.

466. Кудряшов Е. В. Архитектурный комплекс Ипатьевского монастыря // Кострома. Путеводитель. Ярославль, 1983, с. 156.

467. Некрасов Н. К. По их следам, по их дорогам, с. 195.

468. Горбаневский М. В., Дукельский В. Ю. По городам и весям «Золотого кольца». М., 1983, с. 89.

469. Даль В. И. Толковый словарь живого великорусского языка. М., 2006, т. 3, с. 287.

470. Пискунов Л. П. М. М. Пришвин в Вёжах (рукопись) // Архив автора.

471. Дубровина Е. П. О судьбе диалектизмов в поэзии Н. А. Некрасова // О Некрасове. Ярославль, 1958, с. 151.

472. Жданов В. В. Некрасов, с. 419.

473. Алфавитный список священник и диаконов Костромской епархии. Кострома, 1871, с. 27; ГАКО, ф. 130, оп. 9, д. 3224, л. 55 об.

474. ГАКО, ф. 130, оп. 9, д. 3224, л. 55 об.; Зонтиков Н. А. Утраченная святыня: храм Преображения Господня из села Спас-Вёжи (Спас) // Костромской район: вехи истории. Кострома, 2003 с 165, 169-170 (далее – Зонтиков Н. А. Утраченная святыня: храм Преображения Господня из села Спас-Вёжи (Спас).

475. Виноградов Н. Костромские мотивы в произведениях Некрасова.

476. Христианство. Словарь. М., 1994, с. 446-447.

477. Пискунов Л. П. О прошлом деревни Вёжи под Костромой, с. 116.

478. Пискунов Л. П. Мазайхины – потомки дедушки Мазая (рукопись) // Архив автора.

479. Там же.

480. ГАКО, ф. 56, оп. 7, д. 77, л. 83.

481. Справочная книжка Костромской губернии и календарь на 1911 год. Кострома, 1911, с. 369.

482. Краткие статистические сведения о приходских церквях Костромской епархии. Справочная книга. Кострома, 1911, с. 23-24.

483. Пискунов Л. П. О прошлом деревни Вёжи под Костромой, с. 116.

484. ГАКО, ф. 56, оп. 7, д. 77, л. 83.

485. Там же, л. 56.