Слуги времени

Перед Вами книга костромского краеведа и специалиста с большим стажем работы в музее Е. В. Сапрыгиной (1946 – 2009). Многие костромичи, интересующиеся историей края, знали Елену Васильевну как страстного исследователя и автора многочисленных статей по истории и культуре костромской земли.

Сегодня Елены Васильевны нет с нами, но её подвижническое служение музейному делу, искусству костромского края будут примером для последующих поколений.

Сапрыгина Елена Васильевна родилась в 1946 г. в г. Архангельске. Высшее образование по специальности «Преподаватель рисования, черчения и труда в средней школе» получила в Ленинградском государственном педагогическом институте им. А. И. Герцена в 1966–1971 гг. После окончания обучения стала преподавать рисование в училище г. Катайска. После, переехав в Кострому, начала работать художником-оформителем. С 1973 по 1976 г.

Елена Васильевна – научный сотрудник Костромского музея изобразительных искусств. В 1976 – 1978 гг. она перешла на должность заведующей детской секцией в клубе льнокомбината им. И. Д. Зворыкина. Затем был период непродолжительной работы в Государственном архиве Костромской области и в клубе названного льнокомбината в качестве руководителя вокального коллектива.

В 1980 г. Елена Васильевна стала научным сотрудником Костромского историко-архитектурного музея-заповедника, затем перешла на работу в Костромской музей изобразительных искусств.

В 1989 г. Елена Васильевна вновь вернулась в музей-заповедник в качестве хранителя фонда «Ценная и редкая книга», а с 1991 г. стала заведующей отделом книжных, рукописных фондов и архивных документов Костромского музея-заповедника. Работая в фонде, Е. В. Сапрыгина провела большую работу по выявлению особо ценных экземпляров, составлению картотеки, перемещению книжного фонда в новое помещение.

Коллеги характеризовали ее как «грамотного, эрудированного, с глубокими знаниями сотрудника», признанного в городе краеведа. Отличительной чертой Елены Васильевны была глубокая увлеченность, погруженность в тему научных исследований. По её инициативе и при живейшем участии была организована первая фондовая экспедиция по местам, связанным с жизнью П. А. Катенина – одного из главных героев её краеведческих работ. Общеизвестны были литературные вечера, организованные Еленой Васильевной и привлекавшие большое количество участников и слушателей.

Елена Васильевна выступала в качестве редактора-составителя книги Е. Ф. Дюбюка «Предвесенье» (1993) и сборника докладов «Памяти Селифонтова» (2000). Она также являлась автором ряда книг: «Костромская вотчина Катениных» (1993), «Литературная Кострома» (1997), «Путь на Парнас…» (1999), а также многочисленных публикаций в журналах «Губернский дом», «Кост ромская старина», «Русь» и ряде прочих. В 2005 г. увидела свет книга Елены Васильевны «Стражи времени», посвященная известным людям костромского края, атрибуции их изображений, новым архивным находкам и открытиям автора.

В 1999 г. Елена Васильевна была награждена за заслуги в развитии культуры и искусства областной премией администрации Костромской области «Признание».

По широте темы, по глубине изучения и эрудиции книга Елены Васильевны Сапрыгиной стоит в ряду лучших костромских краеведческих работ историкобиографического характера.

Однако стоит отметить и некоторые авторские особенности.

В статьях автор обращается к ранее изученным темам, поэтому встречаются повторы отдельных сюжетов.

Для работ Елены Васильевны характерно глубокое погружение в индивидуальный мир главного героя, что иногда способствует появлению авторского художественного текста, как, например, в статье «Лермонтов и Катенин», где разговор героев произвольно воссоздан Еленой Васильевной на основе текстов известных ей исторических источников.

Информированность и знание архивных дел, исторических источников давали возможность Елене Васильевне высказывать смелые гипотезы по атрибуции неизвестных портретов из собрания музея. Некоторые из них оспаривались другими исследователями уже после смерти автора (см. статью «Пяткин или Лопатин?»).

В ряде статей утрачен библиографический аппарат. В некоторых статьях он отсутствует. В связи с чем, редакционная коллегия проверила ссылки на архивные документы Государственного архива Костромской области и внесла соответствующие изменения. Проверка ссылок на опубликованные источники редакционной коллегией не проводилась.

ОТ АВТОРА

Предлагаемая читателю книга «Слуги времени» может рассматриваться и как самостоятельное произведение и как вторая часть изданной в Костроме в 2005 году книги «Стражи времени» того же автора. В совокупности это не что иное, как литературный диптих «Стражи и слуги времени», с аналогичным оформлением: одинаковой обложкой, включающей в себя репродукцию широко известной картины Сальвадора Дали «Постоянство памяти», с вечным символом проходящего времени – текучими часами, другими элементами художественного и технического оформления: одинаковым форматом книги и шрифта, размером иллюстраций и многим другим.

Остановимся на иллюстрациях картины Сальвадора Дали «Постоянство памяти», помещенных на обложках обеих книг. Несмотря на полную идентичность изображений, трактовка их в каждом случае различна. В «Слугах времени» суть ее заключена в эпиграфе, взятом из «Венка сонетов» Максимилиана Волошина: «Ах, не крещен в глубоких водах Леты наш горький дух и память нас томит...», очень созвучном с названием и содержанием картины Дали «Постоянство памяти». В обоих случаях речь идет о генетической памяти человечества. Космогония стихов Волошина пересекается с символикой Дали, доисторический пейзаж которого с изображенными на заднем плане акваториями вполне может символизировать реку забвения Лету, вопреки которой зарождающееся человечество, обозначенное эмбрионом, не утратит зарождающейся одновременно с ним генетической, постоянной памяти, несмотря на непрерывно текущее время.

Такой философский подтекст не противоречит главной идее книги: показать в рамках региона реконструкцию ряда былых событий, сохраненных как в архивных и печатных источниках, так и в памяти уже ушедших и еще живущих людей.

Тематическая однородность материала обеих книг, посвященных культурному наследию Костромского края: помещичьим усадьбам, фамильным галереям, архивам, библиотекам, а также судьбам их владельцев, обусловливает и аналогию структуры их разделов, идущих, однако, под разными, хотя и созвучными названиями. Если в первом томе первый раздел (исключая «Художественные опыты», которые даются лишь в первом томе диптиха) назывался «Литературные гнезда и их обитатели», то во втором томе ему соответствует раздел «Кост ромские дворянские и аристократические фамилии». Разница вызвана тем, что в первом случае упор делался на местожительство героя, причастного литературной среде, и влияние поместья на судьбу хозяина, как, например, в очерке «Усадьба Раменье в творчестве А. Ф. Писемского», а во втором случае, наоборот, в центре внимания автора – представитель или представители фамилий, связанные с Костромской землей и оставившие на ней плоды своей деятель ности. К примеру, «Толстые в Меже» или «Майковы на Костромской земле». Тем не менее, некоторые усадьбы с особо интересной судьбой, также не обойдены вниманием автора.

В первой книге второй раздел назывался «Литературные персоналии», во второй – «Выдающиеся деятели края». Разница понятна из заголовков: рассказ во второй книге пойдет не только о писателях и поэтах, но и о людях других профессий: ученых, административных деятелях, фабрикантах, антрепренерах и проч.

Кострома не зря называется колыбелью Дома Романовых. Здесь находилась царская вотчина, монархи не раз посещали губернию и среди свиты и среди встречающих высоких гостей были дворяне и аристократы-костромичи, хорошо известные августейшим особам. Они были известны своими заслугами в различных сферах, но чаще всего проявляли себя на военном поприще. В книге «Слуги времени» в очерке «Праправнучка фельдмаршала Кутузова» приводится захватывающий рассказ О. И. Пауль о героическом подвиге ее предка Федора Тизенгаузена, который она поведала Великому князю Владимиру Кирилловичу Романову. Между ним и костромичкой завязалась переписка. Так, уже в наше время, осуществилась связь дворянских потомков с потомками династии Романовых.

Очень важен третий раздел книги, посвященный жизни и деятельности Павла Александровича Катенина – поэта, драматурга и переводчика Пушкинской поры, к сожалению до сих пор малоизученного как дореволюционными, так и советскими и постсоветскими историками литературы. Посвященный ему раздел из десяти статей «Стражей времени» назывался «П. А. Катенин и его окружение». Равновеликий раздел книги «Слуги времени» называется «По катенинской орбите», поскольку включает в себя очерки не только о родных и знакомых поэта, но и о памятных местах Петербурга и Костромы, связанных с его пребыванием там. Рассказ о Катенинских местах в Петербурге ведется двумя авторами. Еще в 1991 году автором и Ириной Борисовной Муравьевой, уроженкой и жительницей Петербурга, была проведена занимательная экспедиция по сбору сведений о пребывании поэта и драматурга П. А. Катенина в Северной столице.

Ее итогом стал ряд статей, органично вписавшихся в структуру книги «Слуги времени».

Наверное ни один из русских писателей не мог похвастаться таким блестящим дружески-родственным окружением, состоящим из великих классиков отечественной литературы, как П. А. Катенин. Среди них Пушкин, Грибоедов, Лермонтов, Писемский и ряд других... Этот ряд имен, тяготевших к поэту, позволяет представить масштаб личности Катенина, причем в этих тандемах он предстает ведущим лидером, благотворно влияющим на своих друзей, и заслуги его в этом направлении они охотно и публично признавали.

Каждому из перечисленных литераторов посвящена особая подробная статья, раскрывающая нюансы их взаимоотношений. Статья «Катенин и Пушкин» помещена в первом томе диптиха, остальные – во втором.

В диптих «Стражи и слуги времени» включено около тридцати очерков о поэте и драматурге П. А. Катенине. Эти статьи в совокупности могли бы составить прочный фундамент для книги о поэте под рабочим названием «Изгой», что, кстати сказать, входит в ближайшие планы автора, тем более, что в его распоряжении имеется составленная им и пока еще не опубликованная летопись жизни Катенина и большое количество архивного и печатного биографического материала о поэте. Сквозной темой, объединяющей обе книги, является атрибуция художественных произведений, хранящихся в костромских музеях. В первом томе раздел озаглавлен как «Обретенные имена», аналогичный во втором – «Истина где-то рядом...». Причиной такого заголовка явилось то обстоятельство, что во вторую книгу, в отличие от первой, вошли не только завершенные исследования, но и версии, несущие любопытную информацию о предполагаемых моделях. Раздел предваряет очерк о московском историке, фалеристе и формоведе Александре Михайловиче Горшмане, на счету которого не один десяток атрибуций костромских портретов, а по стране и не одна сотня. Статья написана Еленой Витальевной Бабенко, при участии автора книги и представляет собой вторую, неопубликованную прежде, часть очерка «Обретенные имена», по ряду причин перенесенную из первой книги во вторую. Если в первой книге диптиха статья об атрибутисте в большей мере рассказывает о семье А. М. Горшмана и его окружении, то в «Слугах времени» акцент дается на личную биографию атрибутиста. Кроме ряда атрибуций А. М. Горшмана, входящих в состав раздела «Истина где-то рядом…», в него также включены атрибуции и искусствоведческие статьи автора книги, Е. Сапрыгиной.

Заключительный раздел, названный в первой книге как «Книжные и рукописные памятники Костромы», во второй озаглавлен «Печатные и рукописные раритеты Костромы». Он рассказывает о книгах и рукописях фонда ценной и редкой книги Костромского музея-заповедника 1 и некоторых документах Государственного архива Костромской области. Будучи в течение одиннадцати лет хранителем фонда ценной и редкой книги Костромского музея-заповедника, автор довольно основательно изучил его, в частности, уникальную библиотеку Н. Н. Селифонтова, которой посвятил один из очерков книги «Стражи времени». К сожалению, туда не вошел материал о той части библиотеки, которая касается предков Н. Н. Селифонтова – двух его дедах-библиофилах, заложивших основание будущего книжного собрания внука. В «Слугах времени» это упущение исправлено в статье «Основатели селифонтовской библиотеки», что дало полную картину формирования уникального книжного собрания, хотя и в обратном хронологическом порядке. Из других сюжетов данного раздела читатель узнает о судьбе сибирской библиотеки А. Н. Радищева, о неопубликованных письмах А. П. Ермолова и архитектора П. И. Фурсова и о многом другом...

Хочется верить, что новая книга «Слуги времени» значительно расширит границы ретроспективной истории не только Костромская края, но и России.

Титулованные и нетитулованные костромские фамилии

КНЯЗЬЯ ШЕЛЕШПАНСКИЕ

На Костромской земле проросли ветви многих титулованных родов России, в том числе и княжеских. Вяземские, Одоевские, Репнины, Суворовы, Черкасские и ряд других. Представителями этих родов были видные деятели культуры, науки, известные военачальники и административные чиновники. Род князей Шелешпанских также был известен в России, но совсем по противоположной причине: из этой фамилии вышла одиозная личность – Анна Степановна княгиня Шелешпанская, урожденная Верховская, фанатичная садистка, убившая не один десяток крепостных, и прозванная за свои злодеяния «чухломской Салтычихой».

Ее муж капитан князь Александр и его брат секунд-майор князь Петр Шелешпанские в июле 1796 года завели в Чухломском уездном суде дело о выдаче грамоты на дворянское достоинство, в документах которого находился и письменный обзор истории их рода: «О происхождении рода нашего фамилии князей Шелешпанских уверяет государственная коллегия иностранных дел с правом московского разрядного архива, что начало свое они ведут от российских белозерских князей за службу награжденных окладами. Видно из приложенных писем, доказательств в коих значится прапращур наш князь Дмитрей Шелешпанский служил на Угличе в царствие царя Иоанна Васильевича, о чем за подписанием Его Величества грамота явствует. А за сыном его князем Степаном и нашим прапращуром Семеном по грамоте царя Михаила Федоровича в 135 году и по писцовым книгам в Галицком уезде в Жоховской волости состояло поместье деревня Полтораново с пустошами.

А сын его князь Степан, а наш прапрадед князь Петр за службу в 194 году пожалован вотчиною, коему и грамота дана вышеписанная деревня Полтора ново с деревнями, которое после дано его жене княгине Марфе с детьми князем Иваном, да князем Федором, а в 703 году за оных прадедов наших за родного Федора и двоюродного Ивана челобитием вышеописанного отца и князя Петра матери и за дедом же нашим князем Федором, а после того и за отцом нашим князем Сергеем Ивановичем Шелешпанским вышестоящее имение справлено» 2 .

Упомянутый последним князь Сергей Иванович Шелешпанский – отец просителя, был со своим родом внесен в пятую часть дворянской родословной книги Костромской губернии. Свои лучшие годы он провел на военной службе при царе Петре, состоя бомбардиром в Лейб-гвардии Преображенском полку.

Вышедший офицером в отставку, он уже на склоне лет женился на Анне Григорьевне Бартеневой, происходившей из старинного дворянского костромского рода, и имел от нее трех сыновей Василия, Петра и Александра. Семья Бартеневых была высококультурной. Достаточно сказать, что три родных брата Анны Григорьевны: Григорий, Иван и Никита в свое время окончили московскую школу архитекторов князя Д. В. Ухтомского и стали профессиональными архитекторами, украсившими Москву многочисленными незаурядными постройками. Семья князей Шелешпанских обитала в усадьбе Тимошино, что находилась в 15 верстах от Чухломы. По военной стезе отца пошел лишь старший сын Александр Сергеевич, вступивший в Лейб-гвардии Преображенский полк, а два других сына Сергея Ивановича и Анны Григорьевны Шелешпанских Петр и Василий, родившийся в 1730 году, не пошли по военной стезе отца, а по примеру своих трех дядей – Григория, Ивана и Никиты поступили в архитектурную школу Д. В. Ухтомского в Москве, которая давала ученикам военные чины, не подвергая их опасностям действительной военной службы. Отсутствие же у них офицерских чинов показывает, что школу они не окончили, да и на ниве архитектуры не оставили заметных следов, в отличие от своих дядей – известных архитекторов. После смерти отца они поделили имение покойного между собой и матерью полюбовно.

В раздельной грамоте 1776 года за рукоприкладством Петра Сергеевича Шелешпанского, который дал сделочную запись брату его родному Лейб-гвардии Семеновского полка фурьеру князю Александру Сергееву сыну Шелешпанскому в том, что после отца их доставшееся недвижимое кому что надлежало полюбовно с ним братом и матерью разделили. Князю Александру досталась в Чухломском уезде усадьба Тимошино, деревни Парлево и Бурдуково, а матери полдеревни Пыхово и ряд пустошей. Ему, Петру, усадьба Полтораново и деревня Нелитково с дворовыми и крестьянами.3

По сводным документам более позднего времени братья князья Шелешпанские характеризуются следующим образом: «Петр Сергеевич Шелешпанский, секунд-майор, родился в 1744 году. Женат с 1777 года на подполковника Михаила Даниловича Бычкова дочери девице Марфе Михайлове, детей имеет сына князя Николая Лейб-гвардии Преображенского полку капралом 8 лет, дочерей девицу княгиню Варвару 2 лет, Евдокию 1 году. За ним в Чухломской округе в деревнях Афонасово и Макарове мужска 30, женска пола 35 душ, за женою в Усольской округе в деревне Клятинове 30 мужска и 30 женска в селе Полторанове и деревне Желткове мужских 62 и женских 55, Кадыйской округе, деревне Митиной 9 муж. и 6 жен. Итого 173 мужского пола и 184 женского. Жительство имеет в Чухломской округе сельце Климовском. Чин секунд-майора в отставке». Петр Сергеевич из капитанов в секунд-майоры был произведен в 1775 году.От второго брака на Ольге Кондратьевне, урожденной Коптевой, имел одного сына Авраама Петровича, впоследствии надворного советника и предводителя чухломского дворянства, умершего в 1852 году. Авраам Петрович был женат на Наталье Алексеевне Островской, дочери владельца села Ванькино, и имел от нее двух дочерей: Любовь Абрамовну, родившуюся 29 октября 1843 года и Ольгу Абрамовну, родившуюся 10 июля 1845 года. Последняя вышла замуж за Спасо-Кукотского и имела землю в Солигаличском уезде в Тормановской волости в деревнях Кужевертово, Валино и других. Всего около 676 десятин земли.

Князь Александр Сергеевич Шелешпанский, капитан, 1751 года рождения, был женат на Анне дочери дворянина Степана Ларионова сына Верховского.

Оставил восемь детей: четырех сыновей и столько же дочерей. Из сыновей его мы знаем по именам: князей Порфирия Александровича, Ивана Александровича, Георгия Александровича и Петра Александровича, родившегося 21 июня 1804 года, а 23 апреля 1834 года, в чине капитана женившегося в Вятке на дочери тамошнего вице-губернатора, статского советника, Александре Андреевне Падориной.

Князь Петр Александрович был городничим в г. Орлове Вятской губернии, и в 1845 году, 22 февраля у него родился сын Николай.

Дочерей князя Александра Сергеевича мы знаем по именам: Степанида, Мария, Надежда и Анна.

«За Александром Сергеевичем по 4-й ревизии числилось людей Усольской округи родовых в деревне 14 мужска пола душ, женска 19. Наследственных в сельце Астафьеве муж. пола 3, женска 4. В деревнях Гранолине и Показанове 11 муж. пола и 21 женск., в Тимошине муж. пола 13, женск. 11. Итого 97 мужск. и 125 женск. Жительство имеет в сельце Тимошине Чухломской округи капитаном в отставке. Произведен из поручиков в капитаны в 1770 году» 4.

Отставка Александра Сергеевича из армии произошла, скорее всего, в связи со смертью отца, разделом наследства и переходом его на статскую службу, которую он исполнял в Петербурге вплоть до 1791 года, то есть до переселения семьи Шелешпанских в Чухломский уезд Костромской губернии в имение Тимошино.

За десять лет до этого, князь Александр Сергеевич женился на двадцатилетней девице Верховской.

Анна Степановна Верховская происходила из костромского дворянского рода. Ее отец Степан Ларионович Верховский (1726 – ?) был отставным подпоручиком Лейб-гвардии Преображенского полка и имел усадьбу Свайна близ села Дряблово, где и проживал с семьею: женой Степанидой Авраамовной, урожденной Чернавской, и детьми Степаном, Петром, Павлом, Акимом, Иваном, Анастасией, Анной, Надеждой и Ольгой.

Первые десять лет молодожены прожили в столице довольно счастливо, но, видимо, не по средствам, поскольку в 1791 году были вынуждены вопреки желаниям Анны Степановны, обожавшей Петербург, выехать в свое костромское имение. Александр Сергеевич занял должность чухломского уездного судьи.

В милой, красивой девушке, какой была Аннет Верховская до замужества, никто не заподозрил бы будущего монстра, тем не менее... Однако дадим лучше слово ее современнику и соседу писателю-лексикографу Н. П. Макарову: «Княгиня Ш. принадлежала двум столетиям: XVIII-му, в котором она родилась и прожила 30 лет и XIX-му, не более 15 годов. Первая жизнь не ознаменовалась ничем особенным, но за последние 16 лет, зато каких лет!.. Едва ли в уголовной летописи всей России найдется что-либо подобное этим 16 годам.

Как она прожила свое детство и девичество, а потом 10 лет замужества, проведенные в Петербурге, где муж ее служил, местная хроника об этом умалчивает. Но в начале XIX столетия муж оставляет петербургскую службу, поселяется в своем чухломском имении и тогда-то начинается вскрытие женской натуры самой свирепой, отвратительной и позорной, какая когда-либо существовала.

Она пристрастилась к крепким напиткам и, потеряв всякий женский стыд, всякий страх наказания в здешней и будущей жизни, предалась всем порывам своего бешеного нрава, неукротимого гнева и жестокости, злого сердца, находившего необъяснимое наслаждение в созерцании физического страдания, мук и боли себе подобных и в их отчаянных воплях и стонах. 18 человек до смерти засекла и замучила она. И прожила она 16 лет такой страшной и проклятой жизнью.

И все сходило ей с рук, потому что служили тогда по выборам ее муж, брат и другие родственники, служили в должности исправника, судьи и предводителя, ну и было все «шито да крыто». Много было подано жалоб на лютую фурию, и все напрасно. Наконец, несколько крепостных рабов бежали в Петербург и там подали жалобу императору. Было наряжено строжайшее следствие и мегеру упрятали в монастырь, где два года спустя ни с того, ни с сего у ней лопнул живот и вышли потрохи, фурия умерла в страшных мучениях. Божественное правосудие довершило кару правосудия земного.

Впоследствии свидетель в деле Ш., священник ее прихода, в очной ставке, во время допроса следователем сказал: «А помните ли, матушка, ваше сиятельство, как вы изволили зазвать к себе в гости мою дочь Аннушку и, разгневавшись на нее за что-то, изволили наказать ее самым, что ни на есть немилосердным образом, то есть приказали привязать ее к скамейке и сечь до полусмерти, а сами изволили ходить вокруг и тыкали в нее вилкою во что попало. Бедная моя Аннушка! Месяца 2 прохворала, а потом умерла. Помните матушка, ваше сиятельство, как я пришел на другой день усовещать вас? Вы изволили сидеть на галерее, перед вами стояла жаровня с горячими углями, а возле вас на скамейке стоял тазик с вареньем. Выслушав меня, вы изволили засмеяться и сказали мне: «Полно, батюшка, вздор молоть! А попробуй-ка лучше какое славное варенье сварила я сейчас.» Я сдуру-то и разинул рот, а ваше сиятельство изволили захватить из тазика полную ложку варенья, да и сунули мне в рот. Света божьего не взвидел я тогда! Варенье-то было с пылу, только что снятое с жаровни. И так обжег я себе весь рот, что целый месяц есть ничего не мог, питался одной жижицей, и то с трудом глотал» 5.

Дело Шелешпанских было начато осенью 1807 года. Имение было взято в опеку. Заседателем и секретарем опеки была сделана опись имению, по которой «с 1795 года (5-я ревизия) и до 1807 года значилось из 196 человек крестьян обоего пола 1) умерших 45 человек, 2) бежавших 21 человек, 3) сослано в Сибирь – 3 человека, 4) сдано в рекруты 8 человек, 5) продано 7, итого 84 человека. Причем означенные 7 человек проданы не семьями, а из семей взяты отдельные члены и разлучены с своими близкими родными»6 . В основном это были дворовые усадьбы Тимошино и деревни Бараново. Крестьяне из деревень работали в усадьбе Тимошино по 3 дня в неделю, несмотря на то, что некоторые деревни были в 50 верстах от нее. Комиссия по делу Шелешпанских окончила работу в апреле 1809 года.7 Позднее Тимошино с деревнями принадлежало одному из сыновей князя Александра Сергеевича – князю Ивану Александровичу Шелешпанскому.

Об этом сообщается в документе, составленном в связи с предстоящей Великой реформой освобождения крестьян: «Ведомость об имении князя Ивана Александровича сына Шелешпанского, состоящем в Чухломском уезде 1858 года.

«Сельцо Тимошино принадлежит одному владельцу, в нем господская усадьба с запашкою, рыболовная запрудня с мельницею и конный завод. Деревня Бараново от сельца Тимошина, где имеется помещичья усадьба, в расстоянии 2,5 верстах, в ней 2/3 земли князя Ивана Александровича Шелешпанского и 1/3 господина Федора Андреянова Макарова, положение соучастника отдельно, размежеваны к одним местам. Город Чухлома в 15 верстах от имения, город Галич в 50 верстах, торговые села Бушнево и Введенское что на Виге в 10 верстах.

Местная постройка крестьянских домов заключается в жилых одноэтажных и двухэтажных избах с двумя и тремя горницами, скотских дворах, хлебных амбарах, овинах с крытыми и некрытыми гумнами, сенных сараях. Местная стоимость хорошего крестьянского дома не менее 400 рублей серебром. Среднего 300 рублей серебром. Постройка крестьянских домов вообще производится из материалов помещичьих, при пособии помещика» 8.

Помимо сына Ивана, наследовавшего после родителей усадьбу Тимошино с деревнями у отца князя Александра Сергеевича и оставившего ее своим потомкам, были и другие дети: Порфирий, Георгий, Петр (1802 года рождения), Надежда, Мария и Анна. К ним отошла другая часть имения родителей: усадьба Астафьево и деревни Ерополино, Бузино, Показаново, Бараново, Шостино и Холм, последние две деревни куплены у господина Дятлова в 1801 году.

Уже в советские времена, точнее в 1940-е годы, в Чухломский музей поступил по закупке от жителя д. Тимошино А. И. Федотова портрет А. С. Шелешпанской. Копия со старого портрета, сделанного им самим (№ 637). Сам же старый портрет А. С. Шелешпанской так же находится в Чухломском музее, но он уже осыпался и не подлежит реставрации.

А как же развивалась ветвь князей Шелешпанских, идущая от брата Александра Сергеевича, князя Петра Сергеевича Шелешпанского? Как уже говорилось от первого брака с Марфой Михайловной Бычковой, он имел сына Николая и дочерей Варвару и Евдокию, а от второго брака с Ольгой Кондратьевной Коптевой – сына Авраама, женившегося позднее на Наталье Алексеевне Островской. Князь Петр Сергеевич Шелешпанский владел в Чухломской округе деревнями Афонасово и Макарово, а также родовым селом Полтораново и сельцом Климовское, где стоял господский дом и проживала семья. Климовское располагалось в 1 версте от Судая. Сохранились фотографии господского дома в Климовском и описание его в докладе члена Костромского научного общества В. В. Звездина, обследовавшего усадьбу осенью 1918 года.9 Он в частности писал: «Старый барский дом сгорел лет 40 назад, владельцев в усадьбе нет. Дочь последнего владельца из князей Шелешпанских Любовь Абрамовна, в замужестве Марушева, после смерти мужа уехала на Кавказ, где и живет теперь, вышедши замуж вторично. Усадьбой заведовал управляющий, который живет и теперь при усадьбе. В усадьбе два деревянных одноэтажных дома. В одном из них помещается теперь только что открытая школа II-й ступени.

В этом доме с антресолями из прежнего имущества усадьбы осталось очень немного – мебель позднего происхождения – кресла, столы. Сохранилась кровать красного дерева, которая теперь находится на квартире учителя, и на которой прежде висело изображение герба князей Шелешпанских. Найти этот герб не удалось.

На чердаке валяются остатки прежней барской меблировки – части столов, кресел, рамок от портретов и проч. В этом доме, между прочим, сохранилась печь со старинными изразцами. В другом доме, занимаемом теперь товарищем председателя судайского исполкома А. Е. Цветковым, находятся уцелевшие от хищения картины, писанные масляными красками на полотне, которые мною взяты.

Одна изображает снятие с креста (104 х 127), на другой изображена Ироиада (82 х 66), сюжет третьей – из древней истории: перед царем стоит связанный пленник (54 х 48), четвертая картина – портрет княгини Шелешпанской (65 х 52) и, наконец, пятая (тоже взята мною), изображает человека, закусывающего селедкой (64 х 55). Эта картина взята мною из квартиры бывшего управляющего усадьбой, оттуда же взят мною альбом рисунков экипажей и несколько предметов бывшей барской посуды.

Из книг в квартире А. Е. Цветкова сохранились приложения к «Ниве» (беллетристика) и более ничего. Из архивных бумаг, ни одной бумажки.

Объясняется это тем, что большинство из них сгорело при пожаре барского дома 40 лет тому назад, часть же их, которая сохранилась, найдена мною в усадьбе Княжево дворян Нелидовых, которые были в родстве с князьями Шелешпанскими. Эта усадьба более всех пострадала от разгрома и расхищения».10 Грустно наблюдать, как бесстрастное и безжалостное время с попустительства беспечных и преступно-равнодушных людей стирает целые пласты, целые эпохи предыдущей жизни.

ГРАФЫ ТОЛСТЫЕ В МЕЖЕ

В конце 1960-х годов сотрудница Костромского историко-архи тектурного музея-заповедника Нина Николаевна Яблокова привезла из экспедиции в Межевской район небольшую акварель кисти художника Муратова, датированную 1845 годом. Позднее портрет экспонировался в экспозиции дореволюционной истории края.

На акварели изображен сидящий в кресле мужчина, лет пятидесяти, во фраке и белой рубашке, с галстуком, в виде шейного платка, завязанного бантом.

Это граф Януарий Иванович Толстой (род. в 1792 году) – один из владельцев села Никольское с деревнями, бывшего Кологривского уезда, а ныне Межевского района Костромской области. Он принадлежал к древнему графскому роду. Его пращур статский советник Петр Андреевич Толстой в 1722 году был возведен Петром I в графское достоинство, но в 1727 году по настоянию не терпевшего его Меньшикова, был лишен графского титула, который был возвращен лишь его внукам в 1760 году11. Вообще появление графов Толстых на Костромской земле восходит к восьмидесятым годам XVIII столетия. В результате женитьбы графа Ивана Андреевича Толстого (1747–1818), рязанского помещика, отца Януария Ивановича, на дочери костромского помещика Майкова, владельца села Георгиевское Егорьевское тож, Анне Федоровне Майковой (1771–1832).

На свет появилось пятеро детей: Петр, Федор, известный по прозвищу «Американец», Януарий, Вера и Екатерина. Покойный их родитель граф Иван Андреевич Толстой оставил после себя у костромских помещиков добрую память, недаром, в середине 1790-х годов, они избрали его уездным предводителем Кологривского дворянства. Имущественный ценз позволял ему быть избранным и, хотя в то время большим имением деревней Кропачиха с другими деревнями и 560 душами мужского пола крестьян владела его жена (Никольское отошло к ним позже), этого было достаточно, для участия в выборах. Привлекало дворян и военное прошлое графа. Иван Андреевич Толстой служил в Лейб-гвардии Семеновском полку с 1761 по 1783 год и был отставлен от службы к статским делам в чине бригадира. По отставке Иван Андреевич женился на Анне Федоровне Майковой. На одном из званых вечеров у родных молодые люди познакомились, полюбили друг друга и поженились. Иван Андреевич переехал в Костромскую губернию и поселился в кологривском имении жены – селе Никольске с деревнями. Не все, однако, шло гладко. Непомерная строгость к крестьянам в 1790-х годах вызвала их неповиновение и, испугавшись бунта, граф Толстой был вынужден бежать в Кострому за помощью властей, причем оставил на попечение дворовых малолетнего сына Федора. Не от страха ли маленького барчука перед разъяренной толпой развился в нем бешеный нрав? После усмирения крестьян, Иван Андреевич стал осмотрительней и дела пошли в гору. Сыновья графа следовали военной стезе отца, дочери составили неплохие брачные партии. О кончине отставного бригадира повествует сохранившаяся в селе Георгиевском перевезенная из Никольского надгробная плита следующего содержания: «Граф Иван Андреевич Толстой жил 70 лет 3 месяца и 13 дней, скончался 3 ноября 1818 года» 12.

Иван Андреевич Толстой был не единственным ребенком в семье. Его родители граф Андрей Иванович Толстой (1721–1803) и мать Александра Ивановна Щетинина (ум. в 1811 году) воспитали шестерых детей, трое из которых были запечатлены на портретах, дошедших до нас. Это граф Илья Андреевич Толстой – рязанский помещик и родной дед великого русского писателя Льва Николаевича Толстого, а также его сестра графиня Александра Андреевна Толстая, в первом браке Гурьева, а во втором Перфильева (родные дядя и тетя Януария Ивановича Толстого). Изображение отца Януария Ивановича, Ивана Андреевича Толстого, запечатлено на барельефе работы Ф. П. Толстого, хранящемся в Государственном Русском музее. Посещали ли братья и сестры Ивана Андреевича Толстого в его костромском поместье? Трудно сказать. Далеко живущий брат Илья может и поленился приехать в Никольское, но бывшая замужем за кологривским помещиком Перфильевым сестра Александра вряд ли пренебрегала визитами в соседнее имение родного брата. Изучавший родственные контакты Толстых, правда уже последующего поколения, костромской краевед В. Н. Бочков писал: «Лев Толстой хорошо знал своего двоюродного дядю. 13 Яснополянская и Кологривская ветви рода Толстых вообще тесно переплелись между собою. Родной брат Федора Ивановича, Петр, был женат на Елизавете Александровне Ергольской, сестре воспитательницы великого писателя, а их сын Валериан стал мужем любимой сестры Льва Николаевича Марии Николаевны. Ей писатель и посвятил повесть «Два гусара», где вывел своего дядю Федора Ивановича Толстого под именем графа Турбина» 14.

Вообще, брата Януария Ивановича – Федора Ивановича Толстого, родившегося и проведшего свое детство в селе Никола-Граф, и впоследствии часто гостившего в этом имении, за яркость личности и нестандартность поведения, не смотря на преступные деяния, достаточно сказать, что он убил на дуэлях одиннадцать человек, любили писатели и выводили его в своих произведениях: в «Горе от ума» А. С. Грибоедова, в «Былом и думах» А. И. Герцена, в «Войне и мире» Л. Н. Толстого.

Далеко не так был популярен Януарий Иванович Толстой, который был полной противоположностью одиозному брату. Только большая разница в возрасте – десять лет, помогла Януарию Ивановичу избежать пагубного влияния Федора Ивановича. Разница эта видна и на сохранившихся портретах братьев, один из которых – Януария Ивановича из села НиколаГраф, мы описали в начале статьи, другой портрет – Федора Ивановича с собакой, написанный на холсте маслом художником К-Х. Рейхелем в 1846 году, находится сейчас в Государственном историко-литературном музее-заповеднике А. С. Пушкина, он воспроизведен в альбоме «Знаменитые россияне», изданном Великим князем Николаем Михайловичем и переизданном в 1995 году.

Граф Януарий Иванович Толстой также как и брат, родился в селе Никола-Граф в 1792 году. Воспитывался в Первом кадетском корпусе, где слыл усердным учеником, основательно освоившим русский, немецкий и французский языки, геометрию, арифметику, алгебру, фортификацию, историю, географию и рисование. Из Первого кадетского корпуса Януарий Толстой вступил 19 декабря 1809 года в Первый карабинерный полк прапорщиком. В нем он по порядку был награждаем чинами: подпоручика – 21 декабря 1812 года, поручика – 8 мая 1813 года, штабскапитана – 25 января 1814 года, капитана – 20 января 1818 года. А 28 октября 1820 года по прошению за ранами уволен от службы майором с мундиром и пенсионом полного жалования, который изъявлял получать в Костромской губернии из Кологривского уездного казначейства 15.

Сохранившиеся архивные документы представляют графа Януария Толсто го как активного участника Отечественной войны 1812 года и заграничных походов. Он участвовал «в походах 1812 года в российских пределах противу французских войск, августа 1 по 7 число в корпусе генерала графа Платова при наблюдении за действием французских войск в окружности г. Смоленска, 10 при селении Михайловке, откуда был командирован к корпусному командиру генерал-лейтенанту графу Остерману-Толстому на бессменные ординарцы.

24 и 26 в генеральном сражении при селе Бородине, где и контужен в левую ногу пулею, и за оказанное в сем сражении отличие награжден орденом Святой Анны IV-й степени» 16.

Здесь мы ненадолго прервемся, чтобы провести параллель между Януарием Толстым и его злополучным братом Федором, также принимавшем участие в войне. Как свидетельствовал Денис Давыдов: «В Бородинском сражении принимал участие и граф Федор Иванович Толстой, замечательный по своему необыкновенному уму и известный под именем «Американца». Находясь в отставке, в чине подполковника, он поступил рядовым в Московское ополчение.

Находясь в этот день в числе стрелков при 26-й дивизии, он был сильно ранен в ногу. Ермолов, проезжая после сражения мимо раненых, коих везли в большом числе на подводах, услыхал знакомый голос и свое имя. Обернувшись, он в груде раненых с трудом мог узнать графа Толстого, который желая убедить его в полученной им ране, сорвал бинт с ноги, откуда струями потекла кровь.

Ермолов исходатайствовал ему чин полковника» 17.

Этот военный эпизод был использован Л. Н. Толстым в романе «Война и мир», и Толстой «Американец» стал прототипом Долохова.

Графу Януарию Ивановичу Толстому такой пафос был противен. Оправившись от раны, он спокойно продолжал службу: «...сентября 22 при селе Тарутине октября 3-го в ночной экспедиции и разбитии неприятельского авангарда при селе Тарутине же, потом при преследовании неприятеля через Малый Ярославец октября 22, при г. Вязьме 26 при г. Дорогобуже и за оказанное в сих сражениях отличие награжден золотой шпагою с надписью «За храбрость».

1813 года генваря с 1-го по переходе с полком через границу в сражениях при г. Дрездене и в ретираде от оного до г. Бауцина, мая 8 и 9 при оном же, где и ранен в левый бок ружейною пулею навылет и за оказанное отличие награжден чином поручика. Сентября 3-го при Дерпуцкау, декабря с 19 по 20 число при ночной переправе через реку Рейн во Франции и овладении городом Кобленцом и прогнании из онаго неприятеля, с 31 декабря 1814 февраля по 11 число при блокаде крепости Майнцта, 28-го в Шампанской провинции при взятии штурмом г. Реймса, марта 1-го при защищении онаго и удержании им главной французской армии, и за отличие в оном объявлено Высочайшее благоволение, после чего 18-го при штурме Монмартра и взятии г. Парижа и за оказанное при оном отличие награжден орденом Святого Равноапостольного князя Владимира IV-й степени с бантом» 18.

Упоминание в послужном списке и воспоминаниях Д. Давыдова двух людей, принимавших участие в судьбах братьев Толстых, Платова и Ермолова, наводит на мысль, что они были знакомы с Толстыми и довольно близко, иначе раненый Федор Толстой не осмелился бы обратиться с личной просьбой к высокому начальнику. Скорее всего, будучи в конце XVIII века высланными в Кострому в ссылку по политическим мотивам, Ермолов, как и Платов, были радушно приняты в семействе Толстых и бывший ссыльный не преминул отплатить добром за это гостеприимство.

Несмотря на тяжелые ранения, Януарий Иванович не торопился оставлять службу и ушел в отставку лишь в 1820 году, приехав на жительство к матери Анне Федоровне Толстой в село Никольское. Там он женился на дворянке Екатерине Дмитриевне Ляпуновой, завел детей, сыновей Дмитрия и Валериана, и дочерей Веру, Марию и Александру. В их воспитании принимала большое участие и бабушка Анна Федоровна, с 1818 года вдова. Она почти на четверть века была моложе своего супруга Ивана Андреевича, и, естественно, надолго пережила его. В 1827 году ее стараниями в имении была возведена каменная Никольская церковь, причем не просто большая, а даже монументальная, подходящая скорее не для села, а для уездного, если не губернского города.

Графиня Анна Федоровна Толстая умерла в 1832 году. Ее дети, «отставные полковник и кавалер граф Федор, майор и кавалер граф Януарий, флота мичман граф Петр Ивановы дети Толстые и сестры их родные графини Толстые, вдова штаб-ротмистрша Вера Иванова Хлюстина и гвардии капитанша Екатерина Ивановна Шупинская» полюбовно поделили оставшееся после нее недвижимое, состоявшее за их родителем графом Иваном Андреевичем Толстым Костромской губернии Кологривского уезда в деревне Зиновке, дворовых 6, крестьян 24 и починке Абрамове 10 и того 40 ревизских муж. пола душ, а также землями к ним принадлежащими и после родительницы их осталось недвижимое имение, состоящее в Кологривском уезде в селе Никольском дворовых людей 47, крестьян 17, в деревне Хвастове 19, Плоскове 94, Тетровке 25, Самойловке 64, Брякотиной 36, Кропачихе 45, Зиновке 29, Серьгеевой 27, Муравьевой 27, Хмелевице 24, Талице 13, Тюковой 29, Соколовой 29, починках Родине 16, Тихонове 35, Слободском 26, Нехорошем 35, Заречном 15, Пуппе 9. Итого 619 ревизских мужеска пола душ. Эти населенные пункты были поделены между пятью наследниками, в результате чего Януарию Ивановичу досталось Никольское с рядом деревень 19.

Только после этого Януарий Иванович был причислен к костромскому дворянству и вписан в родословную книгу. Кроме того, он оформил грамоту на графское достоинство и в 1836 году получил ее, подписанную губернским предводителем Сергеем Федоровичем Купреяновым. Впрочем, все эти хлопоты были чистейшей формальностью, ибо, еще при жизни матери, юридической владелицы имения, Януарий Иванович являлся фактическим владельцем и рачительным хозяином Никольского и прилежащих деревень. Сюда к нему приезжали родные, друзья и соседи, в числе которых можно назвать и известного поэта, драматурга и переводчика Павла Александровича Катенина, который об одном из визитов в Никольское проговаривается в письме к другу Николаю Ивановичу Бахтину от 23 января 1823 года: «...о чем писать из Кологрива? О приезде ли в здешний край незнакомого с вами умного графа Толстого, у которого я провел приятную неделю, но после жестоко простудился?» 20 Исследователи склонны видеть в упомянутом графе Толстом Федора Ивановича «Американца», гостившего у младшего брата. Основания этому есть. Катенин, как и Ф. И. Толстой, служил в Лейб-гвардии Преображенском полку, и после оставления полка их отношения не прерывались, поскольку они имели общий круг приятелей и могли встречаться в свете, однако большая разница в возрасте (10 лет) и разница в мировоззрении не позволяли их приятельским отношениям перейти в дружеские. Другое дело Януарий Иванович, который был одногодком Катенина и имел с ним одинаковое военное прошлое. Как участникам Отечественной войны и заграничных походов им было что вспомнить. Думается, что даже если в письме речь идет об «Американце», то он не поехал бы в пустую усадьбу брата и хозяин, редко куда выезжавший, также присутствовал при встречах. Просто Катенин помянул именно Федора Ивановича, поскольку он был редким гостем, а с Януарием Ивановичем, соседом по межевской деревне Половинница, он достаточно часто виделся21.

Точная дата смерти графа Януария Ивановича Толстого нам неизвестна.

В документах последнее упоминание о нем относится к 1858 году. Однако надо думать, что ранее 1860-х годов он не покинул этот свет. Село Никольское наследовал его единственный сын Дмитрий (род. 22 марта 1827 года, его брак с баронессой Марией Михайловной Менгден фон Альтенвога совершен 8 ноября 1854 года), от которого были рождены его дети Иван и Георгий. В 1882 году граф Иван Дмитриевич Толстой обратился в Костромское дворянское собрание с прошением следующего содержания: «Для ходатайства об утверждении меня в правах наследства после бабки моей графини Екатерины Дмитриевны Толстой, мне необходимы метрики. Во-первых, о браке деда моего графа Януария Ивановича Толстого с Екатериною Дмитриевною Ляпуновою и, во-вторых, о рождении от этого брака отца моего графа же Дмитрия Януарьевича... Жительство мое в г. Туле на Киевской улице в доме Черносвитова»22.

Из этого документа видно, что последним до революции владельцем Никольского стал внук Януария Ивановича Толстого, граф Иван Дмитриевич Толстой, проживавший в Туле, где гнездились их родственники Толстые, и бароны Менгдены, и где, возможно, обитала его супруга. Дальнейшие события нетрудно предвосхитить. Скорее всего, это вступление графа в права наследства и переезд его в Никольское.

История межевской (кологривской) ветви графов Толстых не только интересная глава местной истории, но и общероссийской истории в целом.

БАРОНЫ ФОН МЕНГДЕНЫ

Среди костромских дворян встречались и аристократы с титулами баронов: фон Визины, фон Менгдены и ряд других. Они обычно не засиживались в глухом, отдаленном краю, а появлялись в провинции как кометы и, спустя какое-то время, покрасовавшись перед местными жителями, удалялись в места, более соответствующие их положению, то есть связям, состояниям, титулам, а именно в столицы или крупные губернские города, а порой и за границу, часто предварительно продав свои вотчины подвернувшимся покупателям.

С баронами фон Менгденами случилось иначе: несколько поколений этой фамилии имели тесные связи с Костромской губернией и, в частности, с Кологривским уездом. Однако прежде чем перейти к костромским баронам фон Менгденам, стоит обозреть историю их рода в целом.

«Менгдены – графский и баронский род, происходящий из Вестфалии. Иоанн фон Менгден, прозванный Остгоф, был магистром тевтонского ордена в Ливонии (1450–1469). Лифляндский ландрат Оттон фон Менгден получил в 1653 году, в Швеции, баронский титул. Его правнучка, уже обрусевшая баронесса Юлиана Магнусовна фон Менгден была любимой фрейлиной Анны Леопольдовны, которая ничего почти не делала без ее совета. В то же время, она пользовалась расположением мужа правительницы и считалась невестой саксонского посланника графа Линара. При восшествии на престол Елизаветы Петровны, Менгден добровольно отправилась в ссылку с Анной Леопольдовной и ее мужем в Холмогоры и разделяла здесь с ними все невзгоды и лишения до 1762 года. <…> Ее двоюродный брат, барон Карл-Людвиг фон Менгден (1706–1760), был президентом камер- и коммерц-коллегий, он играл значительную роль при Анне Леопольдовне, а при воцарении Елизаветы сослан в Кольский острог, где и умер.

Его брат Иоганн-Генрих был председателем лифляндского гофгерихта.

Одна ветвь Менгденов получила в 1779 году графский титул Римской империи. В 1557 году при нашествии русских на Ливонию, Эрнст Менгден был взят в плен и увезен в Москву. Его внук Юрий Андреевич, умерший в 1696 году, был первым полковником Преображенского полка, а правнук Иван Алексеевич при Екатерине I был Астраханским губернатором. <…>Род графов и баронов фон Менгденов записан в дворянские матрикулы Лифляндской и Эстляндской губерний и в V-ю часть родословной книги Костромской и Петербургской губерний»23.

О Костромской ветви баронов фон Менгден рассказывает краевед Д. Ф. Белоруков в своем монументальном труде «Деревни, села и города Костромского края»: «Рядом с деревней Самсонкой старинное село Ильинское (Кубань), центр бывшей Ильинской волости. <…>Две трети села Ильинского с деревнями в 1627 году принадлежало детям «иноземца» Семена Ариста (Ореста Фомендина, в крещении Семена), который при Иване Грозном был взят в плен в Лифляндии, перешел на русскую военную службу, получив в качестве жалования поместье Ильинское.

Вскоре Фомендин изменил не только имя, но и фамилию на Менгден. В 1661 году в Костромском кремле стоял осадный двор Менгдена, куда он с семьей мог укрыться в случае опасности. <…> В 1738 году один из Менгденов, Иван Алексеевич, стал губернатором г. Костромы24 и тогда же обзавелся недвижимостью в Галичском уезде, состоящей в сельце Ваганово с деревнями, которую, впрочем, в середине века продал помещице М. И. Циклер.»25 Его внук Александр Петрович фон Менгден, служил в Лейб-гвардии Конном полку. Краткие сведения о его службе заключены в «Истории Лейб-гвардии Конного полка», написанной И. В. Анненковым и сообщены нам А. М. Горшманом. В них говорится: «Фон Менгден Александр Петрович – 1771 года 1-го генваря из вахмистров Конной гвардии произведен в корнеты. 1777 года 1-го генваря из поручиков Конной гвардии уволен в отставку за болезнию с перечислением в подполковники армии» 26. По отставке женился на княжне Феодосье Николаевне Козловской и получил в приданое от ее отца, князя Н. И. Козловского, жившего в своей усадьбе Борщовка недалеко от Кинешмы недвижимое в Костромской губернии Кологривского уезда: деревни Никольское, Марьино (ныне Кадыйский район) и стал костромским помещиком и отцом трех сыновей. В Государственном архиве Костромской области сохранился документ, подтверждающий этот факт: «Подполковник Александр Петрович фон Менгден с детьми Николаем, Александром и Михаилом внесен в дворянскую родословную книгу Костромской губернии в 4-ю часть по определению 1-го июля 1796 года...»27

Из трех вышеперечисленных братьев фон Менгденов нам наиболее интересен Михаил Александрович фон Менгден, кологривский помещик, причастный к декабристскому движению, которому принадлежали деревни Курилово и Поздняково (ныне Нейского района). Он получил их по наследству от своей матери Федосьи Николаевны фон Менгден, урожденной княжны Козловской.

Михаил Александрович фон Менгден (1781–1855) дослужился до немалого чина генерал-майора. Его биографические сведения можно найти во многих справочниках, но наиболее подробный, а, следовательно, информативный послужной список декабриста за 1816 год нам любезно предоставил московский специалист по формоведению и фалеристике А. М. Горшман.

В то время Михаил Александрович фон Менгден имел почти тот же чин, что и его отец, но в отличие от родителя, не собирался останавливаться на достигнутом. Его формуляр гласил: «Полковник Михайла Александров сын Менгден кавалер ордена Св. Владимира IV-й степени с бантом, Св. Анны IV-й степени на шпаге и оная же золотая с надписью «За храбрость» имеет медали, золотую Земского войска на Георгиевской ленте, серебряную за 1812 год на голубой ленте и таковую же бронзовую на Владимирской ленте и трижды удостаивался получить Высочайшее Благоволение за отличность по службе. На генваря 1-е 1816-го полных лет – 34. Из дворян Костромской губернии, где за родителями его крестьян мужеска полу 200 душ и недвижимое имение. В службе находился: действительным студентом в Коллегии иностранных дел – генваря 12 года 1801-го. Губернским секретарем – декабря 12-го того ж года. Юнкером Лейбгвардии в Егерском полку – апреля 10-го 1802-го. Портупей-юнкером в сем же полку – декабря 25-го того же года. Прапорщиком в сем же полку – того же года – генваря 6-го года 1804-го. Подпоручиком в сем же полку – за отличность в сражении – марта 18-го года 1806-го. Прикомандирован к батальону Санкт-Петербургской земской милиции с повышением в чин порутчика – декабря 14-го 1806-го года. Штабс-капитаном в сем же батальоне за отличность в сражении – ноября 12-го года 1807-го. Возвращен Лейб-гвардии в Егерский полк с тем же чином – декабря 12-го того ж года. Капитаном в сем полку за отличность – февраля 2-го года 1810-го. Переведен Лейб-гвардии в Финляндской полк тем же чином – октября 10-го года 1811-го. Всемилостивейше пожалован полковником и батальонным командиром в сем полку – ноября 18-го того ж 1811-го года.

В походах и сражениях находился: августа с 23-го 1805-го года на походе через Польшу, Богемию и Венгрию в Австрийские пределы до города Амштедтена куда и прибыли октября 20-го, а того ж месяца 24-го числа в сражении у сего ж города при удержании превосходных сил неприятельских. Октября 30-го при поражении корпуса неприятельского под командою маршала Мортье близ города Кремса. Ноября 20-го на генеральной баталии у города Аустерлица, где и ранен пулею в правое плечо навылет и за отличность награжден чином подпоручика. Генваря с 25-го года 1807-го с батальоном Санкт-Петербургской милиции на переходе до города Мемеля в Королевстве Прусском, куда и прибыли марта 5-го дня и соединясь с отрядом стрелков курляндских на судах Балтийского флота перевезены в город Данцих, где вошли в гарнизон его обороняющийся от неприятеля и находился на перестрелках и вылазках противу неприятеля июня до 7 дня, когда по заключении перемирия приказано было от короля Прусского сдать крепость, а гарнизону выйти из оной с оружием, а за отличную храбрость награжден орденом Св. Анны III-го класса, что ныне IV-го. И дана золотая медаль Земского войска на Георгиевской ленте, а также повышен в чине штабскапитана по возвращении батальона в Петербург. Февраля с 10-го года 1808-го на походе в пределы Финские противу шведов и при обложении февраля с 15-го крепости Свартгольм и при осаде ее до сдачи на капитуляцию 6-го марта, а затем при блокаде крепости Свеаборг и марта 18-го находясь со стрелками в прикрытии осадных батарей, где и ранен черепками от пущенной из крепостной мортиры бомбы в правую ногу и правый же бок, а за отличность награжден орденом Св. Владимира IV-й степени с бантом. Возвратясь в строй июля 19-го того ж 1808 года находился с полком в корпусе генерал-лейтенанта Каменского и августа 29-го находился в действующем сражении со шведами при Куортане с главными шведскими силами под командою генерала Клингспора, а сентября 2-го при полном поражении сего корпуса у селения Оровайс и за отличность удостоен был Высочайшего благоволения 1809 года марта с 5-го в отряде генераллейтенанта Барклая-де-Толли на переходе через Ботнический залив на швецкий берег и при занятии города Умер марта 8-го, а того ж месяца 15-го числа на возвращении обратно на Финский берег и за отличность награжден третным жалованьем невзачет. Апреля с 28-го года 1809-го находясь с полком в подкреплении отряда генерал-лейтенанта Шувалова действовавшего в северной части королевства Швецкаго у города Тарнео находился на переходе к сему городу и далее к городу Шеллефтео и быв на разных сшибках и перестрелках с неприятелем, августа 8-го был в действительном сражении с швецким отрядом генерала Сандельса соединенного с десантом от эскадры адмирала Вахтмейстера при полном поражении шведов под городом Ратаном и за отличность в сем сражении пожалован капитанским чином. В 1812 году марта с 7-го с полком на походе до города Вильно к Главной армии под командою генерала от инфантерии Барклая-де-Толли, а при вторжении орд неприятельских под началом Бонапарта июня с 12-го того ж года находился при общей ретираде от превосходных сил неприятельских, а июля 13-го и 14-го в действительном сражении близ города Витебска, где и ранен в левую руку картечью с повреждением кос ти и для лечения увезен в Москву в главную гошпиталь, где и взят был в плен с протчими ранеными и увезен во Францию, где и находился в городе Мец при тамошней крепости, а освобожден из онаго плена генваря 28-го года 1814-го по занятии сей крепости и прогнании из оной неприятельского гарнизона и явясь в полк сочтен был в достоинстве и несмотря на болезненное состояние свое принял участие в боевых действиях. Февраля со 2-го находился при блокаде крепости Верден на реке Маас до сдачи гарнизона его устрашенного бомбардирами февраля 22-го а затем соединясь с главными силами находился в сражении 8-го и 9-го марта при Арсисюр-оби, 13-го марта при совершенном поражении сил неприятельских у селения Фершампенуаз и за отличность в сем объявлено Высокомонаршье благоволение при полугодовом жаловании невзачет. Марта 17-го и 18-го в сражении у города Парижа и занятия его атаками, а за сие дело пожалована золотая шпага с надписью «За храбрость». Майя с 31-го на обратном возвращении в Россию на кораблях Балтийского флота и в Петербург прибыли июня 28 дня.

1815 года апреля с 21-го на вторичном походе во Францию по причине возвращения Бонапарта и спешными маршами прибыли к городу Парижу июня 30-го. Августа 31-го при высочайшем смотре войск в пригороде парижском Вертю за найденное устройство и порядок во вверенном его командованию батальоне пожалован драгоценный перстень с вензелем Императорского имени. Сентября же с 10-го на обратном возвращении в Россию, куда и прибыли ноября 20-го дня.

По российски, немецки и французски читать и писать умеет, часть математики, геометрию и тригонометрию знает и планы чертить и рисовать может.

Под судом и на штрафах не бывал. Жена у него Амалья Егорьевна дочь барона Фелькерзама статского советника и камергера, а детей нет. В полку состоит в комплехте и налицо и повышения достоин»28.

Этот архивный документ довольно подробно поведал нам о первой половине жизни барона Михаила Александровича фон Менгдена, о его военной карьере, казалось бы, легкой и скорой, но на самом деле заслуженной как тяжелыми страданиями плена, так и многочисленными ранениями в жестоких сражениях. Военная служба барона продолжалась и после окончания Отечественной войны и заграничных походов 1813 – 1814 годов.

30 августа 1816 года он, в чине генерал-майора, был назначен состоять при начальнике 7-й пехотной дивизии, затем командиром 3-й бригады 25-й дивизии с 11 сентября 1816, и далее командиром 1-й сводной пионерной бри гады с 16 декабря 1819 года. 3 июля 1820 года уволен со службы, видимо в связи с женитьбой. Его супругой стала баронесса Амалия Георгиевна Фелькерзам и в 1820 году у четы родился первенец Александр Михайлович фон Менгден.

По материальным, да и по престижным соображениям, Михаил Александрович фон Менгден весной 1823 года вновь восстанавливается на военной службе с назначением состоять при начальнике 2-й пехотной дивизии. Спустя два года произошло восстание декабристов, к которому оказался причастен и барон М. А. фон Менгден. Декабристы С. Г. Волконский и П. И. Пестель показали, что он был членом тайного общества, но позже Пестель от своего показания отказался. В конце концов следственный комитет оставил причастность барона фон Менгдена к тайному обществу без внимания29.

Однако связи барона с декабристами легко проследить даже по их переписке. Вот один пример: декабрист И. И. Пущин по дороге на каторгу писал отцу и сестре: «Из Макарьева на Унже я послал поклон к фон Менгденам и Колошиным через смотрителя»30. Братья Колошины прямо причастные к восстанию были родственниками фон Менгденов через князей Козловских. У матери Михаила Александровича фон Менгдена Феодосии Николаевны, урожденной Козловской, была родная сестра Мария Николаевна, в замужестве за отставным полковником Лейб-гвардии Измайловского полка Иваном Михайловичем Колошиным из родовитой московской семьи. Их сыновья Петр (1794–1841) и Павел (1799–1855) Ивановичи являлись видными членами «Союза Благоденствия». Так что у следственной комиссии по делу декабристов были основания подозревать барона в причастности к заговору. Как бы то ни было, но видимо, связи и титул спасли М. А. Менгдена от наказания. И на последующую службу этот инцидент не повлиял. В доме тоже все было в порядке: семья пополняется в 1825 году сыном Владимиром, а в 1828 году дочерью Марией31.

Портрета барона М. А. фон Менгдена, как считалось, до нас не дошло и лишь в конце 1980-х годов, благодаря тому же А. М. Горшману, он объявился в фондах Санкт-Петербургского музея А. С. Пушкина, в виде миниатюры неизвестного военного. Александру Михайловичу Горшману удалось атрибутировать модель как барона М. А. Менгдена. Вот как он сам рассказывает о своей атрибуции: «Определял я его простым путем, а именно: у генерала награды очень уж невелики, ну Владимир IV-й степени с бантом. Эта награда весьма распространенна, но вот следующая после него золотая медаль Земского войска на Георгиевской ленточке – награда очень редкая, таких медалей было выдано менее 80-ти штук, ибо только три батальона этого Земского войска, как называли ополчение, собранное в конце 1806- начале 1807-го годов в Польше и Пруссии, ну и офицеров в этих трех батальонах, да еще в корпусе вольных курляндских стрелков, которые тоже воевали с французами, офицеров было человек 76-78. Отличившихся рядовых ополченцев и урядников награждали серебряными медалями такой же штамповки на Георгиевских лентах, а офицеров – золотыми медалями. Затем у него была видна серебряная медаль за 1812 год и бронзовая дворянская в память 1812 года. По форме эполет с удлиненными лопатообразными клапанами предположил я, что миниатюра выполнена между 1815-м и 1822-м годами, когда такие эполеты имели быть в обиходе.

По спискам генералитета на 1818-1819 гг. выписал я всех генералов, которые на груди могли носить только лишь орден Св. Владимира с бантом и таких оказалось 8 человек и стал я искать в ЦГВИА их формулярные списки, чтобы узнать у кого из них была золотая медаль Земского войска на Георгиевской ленте, ибо в именных списках генералитета первой половины XIX века медали не показывали, а только ордена и наградное оружие. Ну и оказалось, что медаль такая была только у Менгдена Михаила Александровича.

Можно еще добавить, что по коронации Николая I-го, произошедшей 22 августа 1826 года, М. А. Менгден в числе многих других генералов, внесенных в наградные списки, получил орден Св. Анны II-й степени («Список кавалеров Российских орденов по всем наименованиям» в «Придворном календаре на 1826 год» ч. 2. С. 206. СПб. 1827 г.). Видимо этим награждением решили смягчить память о привлечении Менгдена к следствию о восстании 14 декабря. Вообщето не шибко высокая награда – орден Св. Анны II-й степени, но носился он на шее, а генерал без шейного орденского знака смотрелся не ахти чтобы как «по-генеральски»32.

Судьбы детей Михаила Александровича сложились довольно благополучно: через Марию Михайловну фон Менгден, вышедшую впоследствии замуж за графа Дмитрия Януарьевича Толстого, семья фон Менгденов породнилась с великим русским писателем Львом Николаевичем Толстым. Все братья Марии Михайловны сделали завидную карьеру: старший брат Александр (1819–1903), закончивший сначала Морской корпус и получивший чин мичмана, а затем Дерптский университет, стал впоследствии министром-резидентом в Дрездене.

Он владел усадьбой Сотниково с деревнями в Кинешемском уезде Костромской губернии. Средний брат Николай (1822–1884), выпускник Императорского училища правоведения, стал известным юристом. Младший брат Владимир (1825 – после 1900) – членом Государственного Совета.

Владимир Михайлович фон Менгден унаследовал от своего отца деревни Курилово и Лесняково Кологривского уезда, то есть стал кологривским помещиком. В 1850-х годах он женился на дворянской дочери Елизавете Ивановне Бибиковой. И свадьба их произошла в имении Бибиковой в сельце Маклеце Богородицкого уезда Тульской губернии, где у нее было 36 душ крепостных. Барон надумал поселиться в имении жены и потому решил переписаться из костромских дворян в тульские, что нашло отражение в документах костромского областного архива: «По отношению Тульского дворянского депутатского собрания о доставлении документов о дворянстве г. фон Менгден. 6 февраля 1855 года.

В Костромское дворянское депутатское собрание. В сем собрании по выслушании им прошения из дворян титулярного советника барона Владимира Михайлова сына фон Менгден, при котором представлены во первых, копия с документов о внесении рода их в 4-ю часть родословной книги Костромской губернии, данную от тамошнего губернского предводителя 6-го июня 1834 года, во вторых, копию с указа о службе и отставке родителя его генерал-майора Михаила Александровича фон Менгдена, в третьих, свидетельство о законном рождении его – метрики Консистории и аттестат о службе и отставке его, данный от оберпрокурора 1-го отделения 6-го департамента. Он просит по состоящему за женою его Елизаветою Ивановою, урожденною Бибиковою, Тульской губернии Богородицкого уезда в сельце Маклеце недвижимого имения, заключающегося в количестве 36 душ, внести его в дворянскую родословную Тульской губернии книгу в следующую ее часть и об этом внесении выдать ему для беспрепятственного участия в дворянских выборах свидетельство»33.

Со временем барон Владимир Михайлович фон Менгден перебрался на жительство в Петербург, оставив в имении жены престарелого отца, который и умер там в 1855 году и похоронен у храма села Шатово Одоевского уезда Тульской губернии. Сын же его все выше поднимался по служебной лестнице.

В 1900 году он, уже в чине действительного тайного советника, является членом Государственного Совета. В. М. фон Менгден являлся кавалером многих орденов: Святого Станислава I-й степени, Святого Владимира II-й степени и ордена Белого Орла. В его владении находились большое недвижимое в Тульской губернии и майорат в Царстве Польском, всемилостивейше пожалованный ему государем34. Все это досталось ему не даром, а упорным трудом, десятилетиями, отданными ревностной службе. Он превратился в крупного чиновника-бюрократа, недаром существует мнение, что Л. Н. Толстой писал образ Каренина со своего родственника В. М. фон Менгдена, а Анну Каренину с его жены Е. И. фон Менгден, урожденной Бибиковой35.

Последние, известные нам бароны фон Менгден – это дети Владимира Михайловича, дочь Екатерина Владимировна, вышедшая замуж за губернского секретаря Лашкевича и сын Иван Владимирович фон Менгден, которому в середине столетия, точнее в 1858 году в Кологривском уезде принадлежали деревни Иевлево, Ларионово, Ильино, Паново и др. В 1870-х годах они продали свои земельные наделы бывшим своим крестьянам по деревням Горки и Обломихино36.

МАЙКОВЫ НА КОСТРОМСКОЙ ЗЕМЛЕ

Со дня своего основания и до великой реформы освобождения крестьян село Георгиевское, первоначально Егорьевское, бывшего Кологривского уезда Костромской губернии, а ныне Межевского района Костромской области сменило не одного владельца. Бутурлины, Долгоруковы, Майковы... Последние дольше всех владели имением: с 1720 года – времени женитьбы Степана Степановича Майкова на дочери С. П. Долгорукова и до национализации имения в первые революционные годы.

Вообще-то древний дворянский род Майковых, восходящий к ХV веку, имеет ярославское происхождение. Отличительная особенность его в том, что из его рядов вышла целая россыпь представителей, трудившихся на ниве культуры: театра, литературы и изобразительного искусства. Один из ранних и довольно известных представителей рода – Василий Иванович Майков (1728–1778), русский поэт и драматург. Его профессиональные интересы можно сказать наследственные, поскольку мать его Мария Афанасьевна, урожденная Алябьева, приходилась бабкой известному композитору Алябьеву, а его отец ярославский помещик Иван Степанович Майков, отставной секунд-майор Лейб-гвардии Семеновского полка, был любителем театра и покровителем труппы Ф. Г. Волкова. Эти дружеские связи были подкреплены и родственными. Так, племянник поэта, бригадир Николай Александрович Майков женился на родственнице основателя русского профессионального театра Ф. Г. Волкова Елизавете Николаевне Волковой (1779–1835).

Василий Иванович Майков стал достойным преемником культурных традиций своих родителей.

Поначалу, с 1747 по 1761 год он, как и отец, служил в Лейб-гвардии Семеновском полку в Петербурге, где завел ряд полезных знакомств, в частности с драматургом А. П. Сумароковым. Но затем поселился в Москве, где сблизился с литературным кружком М. М. Хераскова и стал сотрудником его журналов «Полезное увеселение» и «Свободные часы». С 1766 года он исполнял должность товарища Московского губернатора и практиковался в литературном творчестве, сочинив ироническую поэму «Игрок ломбера» (1763) и издав два тома «Нравоучительных басен» (1766–1767). В 1767 году поэт был привлечен к работе в Комиссии по составлению «Нового уложения» и переехал в Петербург.

Там по завершении работы над уложением, в 1770 году был назначен прокурором Военной коллегии. Тогда же он сочиняет лучшее свое произведение комедию «Елисей, или Раздраженный Вакх». В начале 1770-х годов он вступает в масонскую ложу В. И. Лукина «Урания». В 1777 году он в чине бригадира был принят в Московскую оружейную контору, но через год скоропостижно скончался. Он был женат на Татьяне Васильевне Мельгуновой из рода, давшего известного масона, Мельгунова, но не был счастлив в потомстве: оба его сына умерли рано бездетными, а из четырех дочерей двое остались незамужними.

Иначе сложилась судьба его братьев – сержантов Лейб-гвардии Семеновского полка Федора и Александра Ивановичей Майковых, особенно последнего, нисходящая родословная линия которого изобилует видными деятелями культуры.

Большинство представителей рода Майковых становились военными, служа предпочтительно в Лейб-гвардии, и именно в Семеновском полку и только потом, если требовала душа, меняли профиль своей деятельности, как это сделал Василий Иванович. Его отец, как и дядя, служил в Семеновском полку. Дядя Степан Степанович имел чин капитана (1757). По отставке женился на княжне Долгорукой – дочери князя С. П. Долгорукого, который выделил молодым свое имение в Костромской губернии село Егорьевское Кологривского уезда, где они и поселились. В то время вотчина была огромной и включала в себя помимо деревень и починков Дядинского, Колодного, Казакова, Лобачева, Поддервицы, Козлихи, Тетервихи, Колодезникова, Овершина, Губинского, Суховского, Савинского, Черемессинова, Нехорошева и др., также село Никольское с деревнями. Отставной капитан с усердием занялся сельским хозяйством и строительством. В частности, он в 1724 году построил деревянную Георгиевскую церковь, замененную в 1820 году каменной. К сожалению, Степан Степанович был бездетен, и когда он умер в 1758 году, все недвижимое досталось племянникам: Василию, Александру и Федору Ивановичам – сыновьям его родного брата Ивана Степановича Майкова. Наследство дяди племянники поделили следующим образом: Федору Ивановичу досталось село Никольское с деревнями, которое он отдал дочери Анне Федоровне Майковой, вышедшей замуж за графа Ивана Андреевича Толстого – родного брата деда великого писателя Л. Н. Толстого. С тех пор графы Толстые стали владельцами костромских земель вплоть до революции.

Второй племянник покойного, Александр Иванович Майков, в 1780 году упоминается как владелец деревни Церковной рядом с погостом Покровским в Кологривской округе, помимо того он владел чухломскими землями дяди – селом Покровским с деревнями, деревней Козинской и рядом других.

Наследство поэта, доставшееся Василию Ивановичу Майкову, треть ему племяннику, вскоре перешло его братьям, поскольку сыновья его рано умерли, и их доля досталась дядям.

Таким образом, межевские земли – село Георгиевское с деревнями – оказались в руках Федора Ивановича и их наследовали его потомки. Во времена подготовки реформы 1861 года составлялись описания помещичьих земель, в том числе и села Георгиевского с деревнями, где приводились следующие сведения: «Село Георгиевское с 24 деревнями. Кологривский уезд.

Владельцы Влад. и Люб. Иван. Майковы. Крестьян 604. Число дворов 197.

Земли усадебной 147 дес. Всего 1005,5 дес.» Как видим, имение процветало. Мы располагаем родословием Майковых и, поднимаясь по родословному древу вверх, можем проследить и предыдущих владельцев имения, от которых по законам наследования недвижимое переходило из рук в руки.

Владимир Иванович (род. в 1843 году) и Любовь Ивановна (род. в 1841 году) Майковы были детьми отставного штаб-ротмистра Ивана Ивановича Майкова (1805 – после 1858), который являлся сыном ярославского и костромского помещика Ивана Федоровича (1759 – после 1820). Последний же был сыном сержанта Лейб-гвардии Семеновского полка Федора Ивановича Майкова, одного из трех племянников и наследников их дяди Степана Степановича Майкова, о чем шла речь выше. Итак, мы вычислили всех Майковых владельцев села Георгиевского с прилежащими деревнями.

Последним упомянутым владельцам Владимиру и Любови Майковым в момент составления описания имения в 1858 году было совсем немного лет – пятнадцать и семнадцать, а потому время их владения могло продолжаться вплоть до национализации имения в революционные годы.

Другая ветвь рода Майковых, идущая от общего пращура Григория Ивановича Майкова, московского дворянина (1613–1636), получившего не только ярославскую, но и костромскую вотчину, имела свою долю костромских земель, состоящих в Чухломском уезде. Об этом пишет Д. Ф. Белоруков в упоминавшейся книге. «Село Лаврентьевское Чухломского уезда, ныне Повалихинского сельсовета, имело и другое название Гора. В 1622 году село с деревнями было дано в поместье Григорию Ивановичу Майкову, как записано в жалованной грамоте «за Московское осадное сидение в королевичев приход». Чухломский боярский сын Г. И. Майков, участвовал в обороне Москвы от поляков, когда поляки со своим королевичем Владиславом подступили к Москве. В роду Майковых Лаврентьевское находилось до конца ХIХ века. В усадьбе Лаврентьевское – двухэтажный барский дом, пруды с островками на них, парк. Каменная Рождественская церковь в селе построена в 1838 году. Троицкая церковь более ранней постройки»37.

Видимо об этом имении упоминается в одном из документов Государственного архива Костромской области, где не только доказывается принадлежность некоторых чухломских земель поэту Майкову, точнее его вдове Т. В. Майковой, но и называются их ближайшие соседи по имению. Это акт межевания чухломских земель 1779 года. «1779 году мая 17 дня по указу Ея Величества государыни императрицы Екатерины Алексеевны Самодержицы Всероссийской учинена межа в Чухломском уезде в Окологородной волости деревни Рыс тановой с ее пашенною землею сенными покосы и прочими угодьи, которая состоит в общем владении полковницы Матрены Васильевны Катениной, лейтенанта Федора Петрова сына Шипова от всех смежных земель как следует начало межи смежною землею того ж уезду и волости с селом Михайловским общаго владения коллежского асессора Ивана Яковлева сына Черевина, майора Егорья Матвеева сына Лермонтова, майора Льва Иванова сына Горихвостова, полковницы Матрены Васильевны Катениной, бригадирши Татьяны Васильевны Майковой и т.д.»38 Акт составлен через год после смерти Василия Ивановича, оставившего наследство жене и детям, однако, мы уже говорили о ранней смерти его бездетных сыновей, и поэтому недвижимое, в том числе и чухломское перешло к их дядям и в первую очередь к Александру Ивановичу Майкову.

Нельзя обойти вниманием ветвь Майковых, идущую от Александра Ивановича, владельца чухломскими имениями, поскольку именно его потомки пополнили ряды российских культурных деятелей. Его сыновья Михаил Александрович (вахмистр в 1768 году) и Аполлон Александрович (поручик в 1786 году) стали владельцами чухломских деревень и починков среди которых были: Казинская, Вырыпаево, Бухарино, Сосникино, Сальково, Зубарево, Осорьино, Починок Горошкин, Чашково, Бурминская, Ефимьевская, Зименниково, Постниково, Ожиганово, Бешеново, Синцово, Поджедово, Болмино, Крутица и усадьба Венгино. Все это братья Майковы продали в 1786 году Елизавете Михайловне Шиповой, урожденной Лермонтовой.

А потому утверждение Д. Ф. Белорукова о принадлежности имения Майковым еще в ХIХ веке весьма сомнительно, не подтверждается архивными документами и заявлением самого Белорукова, пишущего там же, что имение отошло И. Е. Кузьмину, женившемуся на одной из Майковых.

Распрощавшись с Костромской губернией, эта ветвь Майковых вернулась на родину предков в ярославское имение, но мы погодим прощаться с нею, так как один более поздний представитель ее все же вернулся в Костромские края, но по порядку...

Сын одного из трех упомянутых братьев-наследников – Аполлон Александрович, подобно своему именитому дяде Василию Ивановичу, уволившись из военной службы, предался любимому делу – театру, став в 1810 году директором московских театров, а в 1822 году – всех российских театров. Он переселился из Москвы в Петербург и принялся за дело. О его жестком правлении ходило много слухов, запечатленных в ряде театральных мемуаров современников, в том числе и в великолепных «Записках» П. А. Каратыгина.

В них он вспоминает о том, как А. А. Майков ни за что преследовал семью актера Биркина, вынужденную спасаться от него переездом из Петербурга в Москву, а затем и в Ярославль. Вспоминал Каратыгин и о том, как директор Майков заставил играть на сцене в спектакле «Семирамида» тяжело больного актера Кондакова, который умер во время спектакля, свалившись под ноги примадонны Екатерины Семеновой. Да и брат автора «Записок» Василий Андреевич Каратыгин пострадал от этого человека. Разговаривая с братом Петром в репетиционном зале, он не заметил подошедшего директора, и не встал, чтоб приветствовать его. На замечание обиженного Майкова ответил резковато.

Мстительный начальник пожаловался военному губернатору Милорадовичу и тот послал квартального надзирателя Кречетова арестовать Каратыгина и привезти его в Петропавловскую крепость. Репетитор и друг Василия Каратыгина Павел Александрович Катенин, в то время штабс-капитан Лейб-гвардии 38 В тексте Е. В. Сапрыгиной отсутствует ссылка на фонды ГАКО – прим. ред. Преображенского полка, составил от имени матери Каратыгина прекрасную просьбу в адрес Милорадовича и та доставила ее по назначению. Губернатор смилостивился и ответил ей словами: «Этот урок был нужен молодому либералу, который набрался вольного духу от своего учителя Катенина; впрочем, нынешний же день велю его освободить». Действительно, Каратыгин был освобожден после проведения в крепости 42-х часов.

Это не помешало автору «Записок», брату узника, П. А. Каратыгину влюбиться в дочь директора, о которой он писал: «Моя любовь была чисто платоническая... Любя ее года полтора, живя в одном доме, встречаясь ежедневно, я ни слова с ней не сказал, не смел подойти к ней на близкое расстояние. Да и к чему говорить?.. О! Как она умела говорить глазами! Это была воспитанница Надежда Аполлоновна Азаревичева, побочная дочь директора Майкова и одной старой фигурантки, которая уже тогда была на пенсии. Наружность моей Лауры была действительно прекрасной, несмотря на рыженькие ее волосы и миниатюрный рост; черты лица ее были не совсем правильны, но карие глаза ее были полны огня, жизни и необыкновенно выразительны; их огненный блеск готов был испепелить, зажарить как телячью печенку, мое юное, неопытное сердце. Лет через пять, когда моя обманчивая Надежда была уже невестой другого, мы вместе с нею простодушно смеялись над нашей молчаливой любовью».

Кто же был тот счастливец, отбивший дочь Майкова у Пети Каратыгина и ставший ее мужем? Это известный дипломат и писатель Павел Петрович Свиньин. Их дочь Екатерина Павловна Свиньина вышла замуж за другого известного писателя – Алексея Феофилактовича Писемского. Так еще одна представительница рода Майковых – Надежда Аполлоновна, по мужу Свиньина, стала костромской, точнее галичской поме щицей, поскольку усадьба ее мужа Богородское находилась в Галичском уезде. И еще одно примечание. Ее сестру, Марию Аполлоновну Азаревичеву по матери, и Майкову по отцу, ошикал (освистал) П. А. Катенин во время ее дебюта в Большом театре в спектакле «Поликсена» 17 сентября 1822 года, сломав ее предстоящую актерскую карьеру, и заработав себе высылку из столицы в Костромскую губернию на два с половиной года.

Впрочем, именно благодаря высылке в родные края, он не понес более тяжелого наказания за свое декабристское прошлое, то есть не был сослан на каторгу в Сибирь или на Кавказ под пули горцев.

А. Ф. Писемский быстро сошелся со своими новыми родственниками Майковыми. Впрочем, с одним из них, поэтом Аполлоном Николаевичем, он уже давно был знаком как с однокашником по Московскому университету. Не через него ли он встретился и с кузиной поэта – своей будущей женой Екатериной Павловной Свиньиной, а также и с его тремя братьями – сыновьями единокровного брата Надежды Аполлоновны Азаревичевой, по отцу Майковой, – Николая Аполлоновича: Валерианом Николаевичем (1823–1847), критиком и публицистом, Владимиром Николаевичем (1826–1885), прозаиком, переводчиком и издателем, и Леонидом Николаевичем (1839–1900), историком литературы, библиографом и этнографом. Ближе всех и дороже всех Писемскому был друг поэт Аполлон Николаевич, в честь которого писатель даже назвал одного из сыновей, к сожалению, умершего в детстве. Впрочем, все Майковы относились к нему по родственному, и по мере сил содействовали в карьере сочинителя своими литературными связями и дружескими советами. Подробности отношений Писемского с Майковыми можно извлечь из сохранившейся переписки писателя с поэтом Аполлоном Николаевичем Майковым, частично опубликованной.

Как мы видим, жизнь и деятельность представителей уникального дворянского рода Майковых на Костромской земле значительно обогатила историю нашего края, еще требующую значительных усилий по дальнейшему изучению.

КРАСНОЕ-СУМАРОКОВО – ЦЕНТР ЛЬНОПРЯДЕНИЯ

Кустарное полотняное ткачество на территории Костромского края уходит в глубокую древность. Считается, что и само название города Кострома, как и губернии, а позднее области происходит от слова «костра» – то есть внешней оболочки стебля льна, не идущей в производство в отличие от сердцевины стебля и обычно выбрасываемой или сжигаемой на кострах в процессе подготовки сырья. Именно из нее делали кукол, используемых в языческих праздниках сжигания Костромы.

В мануфактуру кустарное ткацкое производство преобразовалось в середине ХVШ столетия с момента основания купцом Углечаниновым в Костроме собственной мануфактуры в 1751 году. Из других владельцев ткацких фабрик, где вырабатывали равендуки, фландские полотна и коломенки, нам известны Стригалевы, Ашастины и Волковы, в основном, выходцы из купеческого сословия. Однако, среди полотняных фабрикантов того времени встречались и помещичьи фамилии: так граф Роман Илларионович Воронцов открыл свою мануфактуру в деревне Опалиха под Костромой в 1752 году. Автор первой книги о Костроме И. К. Васьков упоминает в своем труде «История Костромского наместничества» фабрикантов князя Борятинского и помещика Сумарокова. Последнему из упомянутых заводчиков, его семье и роду и посвящена наша статья.

По «Списку населенных мест...» село Красное Нерехтского уезда Костромской губернии (ныне Красносельского района) расположено в 35 верстах от уездного города при речке Сенкешке39. Главная достопримечательность села, Троицкая церковь, построена в 1766 году40 Иваном Семеновичем Шокуровым и при нем же расписана по всем стенам кондаками и икосами из Богородичного акафиста. Стенопись сделана два года спустя после возведения церкви костромскими художниками братьями Иваном и Лукою Носковыми на средства И. С. Шокурова. Здесь, за правым клиросом, находилась могила храмоздателя, приходившегося предком будущим владельцам имения – Сумароковым41.

Село называлось Васильевским, а когда его с соседними деревнями Поповка, Окулово, Нелидово, Мизгирево, Демидково, Ратушино, Заболотье и др.

в 1622 г. получил в поместье за участие в обороне Москвы от поляков костромич П. И. Сумароков, он к названию села добавил свою фамилию, и село стало называться Васильевское-Сумароково. В 1622 году здесь стояла деревянная церковь Михаила Архангела. По красоте окружающего пейзажа, высокого взгорья, усыпанного ромашками, на котором вздымалась Троицкая церковь и блистала в низине среди изумрудных трав речка Сенкешка, первую часть названия имения Васильевское заменили Красным и стали называть этот населенный пункт Красное-Сумароково, в отличие от другого древнего села Красное, принадлежавшего князьям Вяземским и находившемся в том же уезде.

В середине ХVШ столетия владельцами имения числились два брата бригадир Николай Андреевич Сумароков (1754–1810) и гвардии поручик Алексей Андреевич Сумароков (1768–1841), сыновья с 1762 года отставного гвардейского капитана Андрея Васильевича Сумарокова, женатого на Прасковье Ивановне Шокуровой, дочери храмостроителя Троицкой церкви в селе Красном.

В юности, будучи гвардейским капитаном, А. В. Сумароков принимал участие в Екатерининском перевороте и состоял в свите императрицы при ее путешествии по Волге и посещении Костромы в 1767 году. Его семья состояла из двух сыновей, Николая и Алексея, и четырех дочерей, Анны, Елизаветы, Аграфены и Александры. Именно при них и наладилось ткацкое производство в имении, что подтверждено в труде И. К. Васькова «Описание Костромского наместничества», где в частности сообщалось: «Полотняная фабрика принадлежит г-ну бригадиру Николаю Андреевичу Сумарокову, заведена в селе его Красном, отстоящем от города Плеса в 24 верстах, на коей на 12 станах 20 человек вырабатывают полотен: тонких 20 и равендуку 60 кусков. Ценою около 3200 рублей; пряжу и золу покупают в городе Костроме, а выработанные вещи отвозят в Москву. Ему же принадлежит в том же селе его завод кожевенный, на коем 4 человека вырабатывают кож яловочных 150, белых 180, подошевных 50.

Материал покупают: сырые кожи в Нерехте, корве в Костроме, ворванье, сало, квасцы, купорос и сандал в Москве, деготь в Галиче. Выделанные кожи отвозят в Москву. Цена их примерно получается 2000 рублей42.

Алексей Андреевич (1768–1841) пошел по военной тропе отца, поступив на службу в Лейб-гвардии Семеновский полк, точнее перейдя в него в 1775 году из армии, в которой отслужил два года. В 1780 году числился сержантом Лейб-гвардии Семеновского полка, затем поручиком, в 176343 году уволился от службы по болезни в чине капитана. Тогда и женился на девице Фекле Никифоровне, вероятно крепостной, имел детей: сыновей Андрея и Леонтия и дочь Пелагею. Умер Алексей Андреевич 6 марта 1841 года и похоронен в своем имении в селе Блазново Нерехтского уезда, при Успенской церкви, полученном при разделе с братом после смерти отца.

Его брат, владелец села Красное-Сумароково, бригадир Николай Андреевич Сумароков, нрава был буйного, характер имел авантюрный, недаром в Государственном архиве Костромской области до пожара 1982 года хранились документы под названием: «О насильственном присвоении бригадиром Сумароковым сенных покосов», а также «Прошение поручика Карцева о фальшивой закладной, данной бригадиром Сумароковым, якобы умершим отцом его» или «Дело о насильственном завладении бригадиром Николаем Сумароковым сенных покосов вотчины статского советника и кавалера Алексея Михайловича Черевина»44. Впрочем, он славился в округе деловой хваткой, свидетельством чего были два упомянутых завода.

Николаю Андреевичу Сумарокову непросто было бы одному управлять столь большим хозяйством, ибо от брата Алексея Андреевича, занятого после отставки от военной службы, хозяйством в своем имении, помощь не поступала, к счастью, заводчика поддерживали три его сестры Анна, Елизавета и Аграфена Андреевны, незамужние, благочестивые, добрые и сострадательные, ярко описанные в воспоминаниях графа М. В. Толстого, внука Николая Андреевича Сумарокова. Приведем небольшой фрагмент из этих воспоминаний, касающийся сестер Сумароковых: «Все они получили от матери своей Прасковьи Ивановны, рожденной Шокуровой, не знавшей грамоте и ходившей в платочке, простое, старинное воспитание, были выучены грамоте по Часослову и Псалтири, чтению по гражданской печати и письму. Больше ничему их не учили в детстве и в молодости, ни музыке, ни танцам. Зато они были приучены с детства усердно посещать храм Божий, соблюдать уставы Церкви и принимать искреннее учас тие в страданиях и нуждах ближних. Две из них, Анна Андреевна и Аграфена Андреевна, провели всю жизнь свою в доме брата, Николая Андреевича, а по смерти его – в доме его сына, а их племянника Петра Николаевича. Все три сестры дожили до глубокой старости. Тела их погребены у Троицкой каменной церкви села Красного Нерехтского уезда Костромской губернии»45.

Надо сказать, что и поныне в селе Красном-Сумарокове сохранились в полуразрушенном храме их металлические надгробия.

Сестры надолго пережили своего брата Николая Андреевича Сумарокова, умершего 4 мая 1810 года в Москве, пятидесяти шести лет от роду и оставившего усадьбу своему сыну Петру Николаевичу.

Петр Николаевич Сумароков (1795–?) вступил в службу юнкером в 1804 году в Государственную коллегию иностранных дел, награжден чином титулярного советника в 1811 году, а спустя десять лет за слабостию здоровья от службы уволен с награждением чином коллежского асессора, женился на Прасковье Дмитриевне из рода князей Черкасских и имел сыновей Николая и Сергея и дочерей Варвару и Александру.

Каково имение было при нем, мы можем узнать из статистического описания дворянских усадеб, где речь идет и об усадьбе Красное-Сумароково с деревнями Алферково, Пирогово, Толоконцево, Софьино, Старково, Лютиково и др.

(всего 10 деревень) и с сельцом Бартеньевым: «В имении 121 двор, в которых живут 415 крестьян мужского пола и почти столько же женского. Усадьбу обслуживают 53 дворовых человека. Сенокосной земли 401 десятина, крестьянской земли 1579. Крестьяне платят оброк 16 рублей с тягла или исполняют барщину на пашне и сенокосе»46.

Господский дом Сумароковых был небольшим, деревянным, находился в восточной стороне тенистого парка, окруженного рвом с множеством аллей и беседок, имелся также и довольно большой пруд. А за домом был разбит сад с большим ассортиментом фруктовых деревьев. Упомянутая Троицкая церковь стояла перед усадебным парком, возвышаясь над всем селением.

Петр Николаевич Сумароков не ограничивал свою деятельность сельским хозяйством. Много лет он служил Почетным смотрителем нерехтских училищ.

Больного, при смерти, Петра Николаевича перевезла из Москвы в село Красное-Сумароково его тетя Елизавета Андреевна, средняя из трех незамужних сестер.

Старшая сестра, Аграфена Андреевна, после смерти брата принялась с большим успехом за домашнее хозяйство. Распустила по паспортам много людей из огромной красносельской дворни, уничтожила псовую охоту, продала лишних лошадей. Видимо, тогда же остановилось производство на обеих фабриках в селе Красном, и без того уже пришедшее в упадок, и уже больше не возобновлялось.

После Петра Николаевича Сумарокова сменилось несколько поколений наследников имения: его сына Сергея Петровича, затем Петра Алексеевича и Абрама Петровича, далее Федора Абрамовича и т.д. Однако, дальнейшая история села Красного-Сумарокова, как и судьбы его владельцев остается за рамками нашей темы, предполагающей временной период истории имения как центра костромского льнопрядения.