Полемика П. Флоренского и Н. Бердяева о теологии и историософии А.С. Хомякова

Николай Бердяев

Эта последняя по времени собственно российская полемика о существе наследия А. С. Хомякова-философа относится к самому кануну «новой эры в истории человечества». В июльском-августовском номере «Богословского вестника» за 1916 г. появилась обширная статья П. А. Флоренского «Около Хомякова (Критические заметки)» (вскоре изданная отдельной книгой: Сергиев Посад, 1916). Ответная статья Н. А. Бердяева «Идеи и жизнь. А. С. Хомяков и священник П. А. Флоренский» появилась в февральском номере «Русской мысли» за 1917 г. Последовавшие вскоре напряжённые исторические события сделали неуместной эту, сугубо теоретическую полемику, которая, в других условиях, несомненно, должна была широко развернуться. Впрочем, она была продолжена, уже post-factum, в известных эмигрантских работах по истории русской философии (Н. Лосский, В. Зеньковский, Г. Флоровский, Н. Рязановский и др.).
«Отправная» для полемики статья Флоренского была построена как рецензия на трёхтомную монографию В. 3. Завитневича «А. С. Хомяков» (Киев, т. I, ч. 1-2, 1902; т. 2, 1913). Собранные здесь «критические заметки» группировались вокруг трёх основных проблем: 1) идея семьи и «родства» как определяющая для славянофильской теории (Флоренский даже приложил к статье подробную схему родственных связей славянофилов); 2) несостоятельность антиномии «иранство» — «кушитство», — выдвинутой Хомяковым в «Семирамиде» (ср.: «В области государственной был ли он верным слугой самодержавия, этой основы русского государства, или наоборот, в нём должно видеть творца наиболее народной и поэтому наиболее опасной формы эгалитарности?»); 3) учение Хомякова о соборности не может считаться принципом церковной организации, ибо церковное единство не должно основываться на «имманентных силах человека».
Возражая Флоренскому, Бердяев также отталкивается от своей книги «А. С. Хомяков» (М.: Путь, 1912), в которой он охарактеризовал антиномию «иранство» — «кушитство» как «самую замечательную, наиболее приближающуюся к гениальности идею Хомякова». Исходя из этого представления, он яростно обрушивается на оппонента: «Для Хомякова Православие, как самое чистое выражение христианства, целиком находится в линии «иранства», в нём торжествует дух «иранский», свобода творящего человеческого духа. Отец П. Флоренский пребывает в «кушитской» стихии, в необходимости и в Православии видит торжество «кушитства». Бердяев заметил, что Флоренский неправильно истолковал хомяковское определение соборности как альтруизм; славянофильский идеолог понимал соборность как свободный союз членов церкви, основанный на единой любви верующих к Христу — вне этого «свободного единения» Православия просто не существует...
Позднейшие исследователи этой полемики единодушно считали критику Флоренским философских воззрений Хомякова «неоправданной»1. Между тем, интересен сам факт появления этой критики в тот сложный период бытия русского общества, когда в реальную действительность как раз воплощались понятия имущественного неравенства и эгалитарности, самодержавия и либеральной демократии, «иранского» и «кушитского» путей развития.

Задолго до Флоренского русская историософия пыталась с помощью найденного Хомяковым «разделения» («иранство» — «кушитство») дать всемирно-историческое истолкование современных европейских событий. Тот же В. Завитневич (идеи которого вызвали сомнение Флоренского), говоря о современном (конце XIX в.) кризисе европейской политики, идеологии и философии (и представляя в качестве «кризисных» системы А. Шопенгауэра и Ф. Ницше), заявлял: «...Современная действительность представляет то, что, по историческим исследованиям Хомякова, неизбежно должно было случиться. Торжество начала Кушитского, начала вещественности, подчинённой закону необходимости, начала случайности и условности, неизбежно должно было вытеснить из жизни противоположное ему начало Иранское, начало духа, свободы, безусловности» (Завитневич В., А. С. Хомяков. — Т. I. — Кн. 1. — С. 521).
Далёкий от такого, неизбежно «прямого» и потому ложного, вывода, Флоренский предпочитает строить свои рассуждения по законам парадокса: «Инквизитору Достоевского соответствует «кушитство», «Христу» Достоевского — «иранство», но тогда Духу Христову, Церкви, не находится истинного места в системе... «Иранство», которое для Хомякова почти синонимично христианству и Церкви, на самом деле, по характерным чертам своим, напоминает протестантское самоутверждение человеческого “я” и, во всяком случае, не ближе к православию, чем «кушитство», в котором Хомяков карикатурно представил многие черты онтологизма».
Представленный «парадокс» великолепно демонстрирует существо рассуждений самого Хомякова, который всегда протестовал против попыток связать истину с одним «иранским» началом, а неистину — с одним «кушитским». Поэтому, в сущности, критика Флоренского только подчеркивала многозначность и широту его отправных теократических и историософских идей.