Защитники Отечества. Из истории семьи

ПРЕДИСЛОВИЕ

Речь в данном материале идёт о нескольких людях, связанных близким, большей частью прямым родством, о двух поколениях защитников нашего отечества. Наличие или отсутствие подробностей объясняется различной степенью моей информированности о деталях биографий моих родственников, живших своими семьями в другое время и нередко в других городах, а также рядом других обстоятельств.

Первые страницы посвящены нескольким эпизодам биографии моего деда - известного в среде специалистов лесного хозяйства ХХ века костромского лесовода Григория Петровича Афанасьева, эпизодам, известным мне с детства по его рассказам, по его записям, по сохранившимся документам. Далее речь идёт о его детях и о моём отце.

Рассказ о Г. П. Афанасьеве я посчитал возможным и даже целесообразным вести от его лица.

О. А. Новиков

Г. П. Афанасьев (25.11.1885 г. - 15.10.1979 г.)

Г. П. Афанасьев. Фотография приблизительно 1940 г.

Я не являюсь уроженцем Заволжской слободы, хотя большую часть моей жизни прошла именно здесь. Семья Афанасьевых, моих родителей, имела свой, довольно большой двухэтажный дом в Спасском переулке левобережья г. Костромы. Отец - инженер, строитель фабрики Кашина (теперь льнокомбинат им. Ленина).

Афанасьевы: Надежда Константиновна, Пётр Афанасьевич, их сын Григорий.

В 1905 году моя мать и я - в то время студент лесного отделения Новоалександрийского института сельского хозяйства и лесоводства - по случаю капитального ремонта нашего дома временно поселились в Заволжской слободе у Михайловых - наших давних знакомых. Я как раз приехал к матери после бурных студенческих демонстраций, и тут же в наше жилище нагрянула полиция и жандармы под предводительством жандармского ротмистра. Они обыскали квартиру, перевернув всё вверх дном. Искали очень старательно, перелопатили даже дрова в сарае. Обнаружили несколько малозначимых политических брошюр, однако было видно, что целью обыска являлось нечто более серьёзное. Что искали и в связи с чем, мы так и не поняли. Мне показалось, что их интересовали вовсе не мы с мамой. Во всяком случае в отношении нас никаких конкретных действий со стороны властей и полиции не последовало.

Здесь, за Волгой в 1906 г. я познакомился со своей будущей женой. В 1912 г. женился. В 1914 г. по настоянию жены мы поселились в доме её родителей. В том же году по мобилизации, как прапорщик запаса¹ я был направлен в запасной полк в г. Вятку. В скором времени меня назначили начальником очередного эшелона пополнения, отбывающего в действующую армию. Местом службы оказался 27-й стрелковый сибирский полк.

С августа 1914 года я участвовал в боевых действиях против немцев. В сентябре, уже будучи младшим офицером, с полуротой солдат, оставленных для прикрытия захваченной полком у неприятеля тяжёлой артиллерийской батареи, отразил с большим уроном для противника несколько вражеских атак. При этом удалось подбить бронеавтомобиль (броневик), который эти атаки поддерживал (за этот бой я получил Орден Владимира 4-й степени с мечами и бантом²), а буквально на следующий день был назначен командиром роты. Далее последовали тяжёлые, изнурительные бои на Мазурских озёрах³. В тех же краях произошёл памятный, последний для меня в той войне бой в лесу, у населённого пункта (деревни) Нейдорф.

Мы были окружены противником. Положение сложное, выбор невелик: либо плен и медленная смерть в плену от голода, холода и болезней, либо общей атакой, штыковым ударом, в рукопашную прорвать кольцо окружения и выйти к своим. Именно эти мысли я высказал в своём выступлении перед солдатами. Солдаты мне доверяли. По моей команде рота дружно, в едином порыве и в нужном месте ударила по врагу. Немцы были опрокинуты и рассеяны по лесу, а мы, понеся незначительные потери, пошли дальше по лесной территории, где единой линии фронта практически не было. Сначала набрели на резерв нашего батальона, затем и на сам батальон. Вернее на то, что от него осталось.

Прежний командир батальона выбыл по ранению, и теперь батальоном командовал некий капитан, вялый, безынициативный, впадавший в форменный ступор при любом осложнении обстановки. Отсутствие должного управления батальоном в непростой ситуации марша по территории, где немцы уже считали себя хозяевами положения, меня тревожила больше, чем реальные, но пока ещё разрозненные войсковые группы противника вокруг нас.

По сравнению с другими подразделениями потрёпанного в боях батальона моя рота оказалась самой боеспособной и сплочённой. Опираясь на своих солдат и офицеров, я негласно организовал группы боевого охранения, прикрывавшие движение батальона в лесу от внезапных массированных вражеских атак. Сам старался быть и тут, и там.

С немцами столкнулись внезапно, нос к носу. Наши не стреляли из опасения переполошить всю вражескую оборону. Не ожидавшие встречи с врагом немцы не успели стащить с плеч винтовки, тем более зарядить их. Поэтому тоже не стреляли. Завязалась рукопашная схватка. Выхватив взглядом вражеского горниста, готовившегося дать сигнал тревоги, я прыгнул на него и почти одновременно получил откуда-то сбоку сильный удар штыком в бедро. Из раны обильно хлынула кровь. Тем не менее, сигнальный горн оказался в моих руках. Сознание мутилось, возможно от кровопотери, возможно от перенапряжения последних дней. Но тут меня подхватили наши солдаты и вынесли из боя. Немцы были уничтожены. Чувствовал я себя неважно. Разные мысли лезли в голову. Наскоро наложенные бинты помогали мало, потеря крови продолжалась. По счастью мы были уже вблизи расположения наших основных войск. В помощь мне выделили двух солдат моей роты и отправили на поиск перевязочного пункта. По пути мы наткнулись на совершенно исправную, брошенную на ничейной полосе русскую артиллерийскую батарею. В полной конской упряжи, но без людей. Пришлось одного из сопровождающих меня солдат отправить назад, в батальон, с донесением о столь серьёзной находке. Ну а мы вдвоём, буквально в пределах получаса добрели до какого-то передового госпиталя, где наконец-то профессионально обработали мою рану, срезали сапог с распухшей ноги, выплеснув из него, как из кувшина натёкшую кровь. Затем меня эвакуировали в госпиталь города Минска, где я находился на излечении полтора месяца. Именно там наш ротный фельдфебель, прибывший по поручению сослуживцев с гостинцами и сувенирами от них, вручил мне среди всего прочего сигнальный горн, кажется тот самый, с чужим орлом на раструбе, немецкий ружейный штык и немецкую каску (пикельхельм). Вручил "на память", ибо в полку уже знали, что врачебная комиссия перевела меня в 3-ю категорию, и в действующую армию я уже не вернусь.

По выписке из госпиталя я был направлен для продолжения службы в караульную команду города Смоленска, составленную из солдат и офицеров всё той же 3-й категории.

Из послужного списка Г. П. Афанасьева.

Заключительную точку в моей "золотопогонной" карьере поставили революционные события 1917 года. Ну а "царские" ордена спасли семью в голодные послереволюционные годы, будучи обменяны на пищевые продукты в торгсине⁴. - Два ордена были из золота. Военные трофеи - горн и каску - в 70-е годы (ХХ века) я передал в Костромской музей, где они и хранятся. Кстати, мои военные трофеи очень похожи на изображения, помещённые выше (штык - вообще один к одному), пожалуй, за исключением пикельхельма (каски). Доставшаяся мне трофейная каска, пройдя через поколения детей и внуков, вид имела уже изрядно потрепанный. Да и крепилась она на голове не ремнём, а двумя металло-чешуйчатыми полосами.

Слева направо: В. В. Сахаров (тесть Г. П. Афанасьева) с внуком Борисом на руках, неизвестный солдат (возможно, денщик Г. П. Афанасьева), Е. В. Афанасьева (жена Григория Петровича), сын Григорий, неизвестная девочка, Г. П. Афанасьев. Фотография 1916 г.

Первое время после октябрьской революции 1917 года жить в Костроме я опасался, т.к. будучи до этого пару раз в краткосрочном отпуске щеголял на людях в офицерской форме при всех регалиях и наградах. Работал в дальних костромских лесах на таксации⁵.

В самом начале февраля 1919 г. был призван в ряды  Рабоче-крестьянской Красной армии и оказался сначала командиром взвода, затем помощником командира дорожно-мостовой роты инженерно-сапёрного батальона 25-й Чапаевской дивизии.

По понятным причинам этот период моей биографии протяжённостью в 1 год 3 месяца, и даже не весь период, а один его эпизод, в советское время приобрёл известность не только в семейном кругу, но и за его пределами. Речь идёт о Лбищенской трагедии 5-го сентября 1919 года.

Командовал инженерно-строительным батальоном бывший офицер царской службы, инженер Покровский Пантелеймон Сергеевич. Умнейший, образованный, интеллигентный человек, светлая голова. Приказы подчинённым отдавал в следующей форме: «Голубчик, будьте добры, установите в районе строительства охрану. Объекты будут такие…» И тому подобное.

В районе Лбищенска дорожно-мостовая рота строила мост через реку Урал. Бревенчатые опорные сваи уже установили, но до наведения настила дело ещё не дошло. Задерживали технические проблемы, отсутствие и несвоевременная доставка нужных материалов. Не хватало строевого леса. К тому же часть солдат-строителей на время работ постоянно приходилось выставлять в качестве боевого прикрытия. - С другого берега Урала частенько беспокоили ружейными обстрелами летучие конные разъезды белых. Впрочем, стреляли они обычно с солидного расстояния и без особого ущерба для сапёров.

К неудовольствию Чапаева Стройка продвигалась медленно. Однажды Чапаев со свитой верхами примчался на берег, наорал на наше начальство, и, не поверив в сам факт казачьих наскоков, всё более и более распаляясь, стал угрожать расстрелом и ротному, и батальонному командиру, но именно в этот момент за рекой вновь возникло пылевое облачко, и над переправой запели пули. Постреляв издалека, казачий разъезд быстро скрылся в степи. Тем не менее, Чапаев сменил гнев на милость. Напоследок заявил, что брёвна на плечах людей при их переноске надо размещать иным образом и лично показал, как именно это следует делать. Бывалые строители переглянулись, однако спорить не стали.

В ночь лбищенской трагедии многих погубило белое исподнее бельё (кальсоны, рубашки), в котором большинство красноармейцев выскочило на улицу при начале стрельбы и общего переполоха. Мишени в темноте были отличные. Я же, по сложившейся армейской привычке укладывал перед сном верхнюю одежду в определённом порядке, так сказать, «под руку», и потом часто поминал добрым словом эту свою привычку - успел одеться мигом.

Бой за Лбищенск (https://mikhael-mark.livejournal.com/908413.html)

Путь отступления был только один – к реке, к Уралу. Ощущение было такое, что нас специально гонят к воде по выделенному коридору. Чапаев, раненый в руку, был в белой рубахе. Группа приближённых почти насильно вела его по улице к речному берегу. Их никто не преследовал. Чапаев матерился, рвался назад, с угрозами в адрес врагов.

Пространство у реки и водную поверхность белые простреливали густым ружейно-пулемётным огнём, причём, больше с флангов, и особенно с конечных боковых точек условного коридора нашего отступления. Я тут же заметил, что под обрывом высокого берега образовалась мёртвая зона (не простреливаемая сверху пулемётами), позволявшая при желании сравнительно безопасно продвигаться по урезу воды вдоль береговой линии. В некотором отдалении - метров 200 вниз по реке - из воды выступали сваи и другие конструкции нашего недостроенного моста.

Моментально оценив обстановку и сообразив, что плыть среди этих свай безопаснее – какое-никакое укрытие от пуль, – я предложил группе Чапаева переправляться там. Однако для этого надо было сначала пробежать определённое расстояние вдоль реки под береговым обрывом. К сожалению, моим призывам не вняли. Группа Чапаева бросилась напрямик к воде, а я с пятью-шестью красноармейцами под берегом свернул вниз по течению к недостроенному мосту. Ну а там, под прикрытием мостовых свай и большей частью под водой (нырял и плавал я отлично – вырос на Волге) успешно добрался до другого берега.

Г. П. Афанасьев в студенческие годы

Почти половина моих спутников при переправе всё-таки погибла. День переждали в кустах, где к нам прибилось ещё несколько человек. Затем многие десятки километров, практически в голом виде (по пути натянули на себя мешки, снятые с огородных пугал на встретившихся заброшенных огородах), босиком (земля сухая, как наждак – ноги моментально сбили в кровь), почти безоружные, в постоянном страхе встретиться с белогвардейским конным разъездом, шли по голой степи к своим. Дошли. Нас заметил и моментально настиг разъезд, по счастью красный. Нашему рассказу о случившемся поверили не сразу.

Потом был тяжелейший брюшной тиф, затем сыпной тиф и демобилизация.

Кстати, образ и характер В. И. Чапаева, созданный Борисом Бабочкиным⁶ в знаменитом кинофильме «Чапаев», очень близок оригиналу. Сходство почти один в один, в разы более того, что я ожидал увидеть, собираясь на первый просмотр кинофильма. А вот белогвардейских броневиков и пушек, фигурирующих в фильме, при лбищенской бойне не было и быть не могло. Рейд совершило очень мобильное конное соединение белых.

Белые уральские казаки после боя за Лбищенск (https://mikhael-mark.livejournal.com/908413.html)

Возможно среди богатых трофеев, доставшихся белоказакам в Лбищенске, могло оказаться артиллерийское снаряжение, но в бою оно не применялось. В ту ночь было не до трофеев.

Афанасьев Борис Григорьевич⁷

(19.01.1916 г. Кострома – 23.04.1986 г. Москва)

Родился в г. Костроме Ярославской области. Окончил 7 классов и лесной техникум в 1934 г..

В вооружённые силы призван с должности помощника лесничего Воскресенского лесхоза 19.09.1937 г. курсантом полковой школы 50-го стрелкового полка Московского военного округа, затем назначен помощником командира взвода этой же школы. 24.10.1939 г. стал слушателем Военно-инженерной академии им. В. В. Куйбышева.

В Великой Отечественной войне принял участие в составе Юго-Западного, Сталинградского, Донского и 1-го Белорусского фронтов с 03.02.1942 г. по 09.05.1945 г. в должностях старшего топографа 36-го моторизованного топографического отряда, топографа дивизии, а затем начальника топографической службы 5-й артиллеристской дивизии.

09.03.1946 г. вновь стал слушателем геодезического факультета ВИА им. Куйбышева, которую окончил с золотой медалью. 01.02.1949 г. назначен начальником штаба 31-го топографического отряда Белорусского военного округа.

07.09.1950 г. назначен офицером 2-го отдела Военно-топографического управления Генерального штаба Советской армии, где занимал должности старшего офицера и начальника 1-го отделения – заместителя начальника 2-го отдела управления.

С 10.01.1955 г. по 08.08.1961 г. руководил топографическими частями Забайкальского военного округа, занимая должность начальника топографического отдела этого же округа. Затем вернулся в Военно-топографическое управление Генерального штаба начальником 2-го отдела, а с 19.03.1968 г. назначен заместителем начальника Военно-топографического управления Генерального штаба по планированию и производству.

Полковник Б. Г. Афанасьев был одним из видных деятелей военно-топографической службы Вооружённых сил СССР, высококвалифицированным специалистом, умелым организатором, прямым, требовательным, бескорыстным офицером с высоким чувством ответственности.

С появлением острой проблемы в обеспечении видов Вооружённых сил СССР, прежде всего Ракетных войск стратегического назначения точными геодезическими параметрами Земли и топографическими картами на зарубежные территории, полковник Афанасьев стал инициатором и организатором работ в военно-топографической службе по решению этой проблемы. Основное внимание в своей деятельности он уделил вопросам руководства работами по созданию космических геодезических комплексов (КГК) первого поколения и их наземной геодезической и фотограмметрической части. В итоге это позволило существенно расширить возможности военно-топографической службы по топогеодезическому обеспечению видов ВС СССР. Вклад полковника Б. Г. Афанасьева в успешное решение этой задачи очень велик.

За работы по созданию КГК, ввод его в эксплуатацию и решение с его помощью целевых задач коллективу разработчиков и исполнителей в 1975 г. была присуждена Государственная премия СССР. Лауреатом этой премии стал и полковник Б. Г. Афанасьев.

Уволен со службы в запас по болезни в январе 1973 г.. После увольнения из армии Б. Г. Афанасьев несколько лет успешно работал в РНИИ КП Минобщемаша, где принимал деятельное участие в разработке перспективных космических топогеодезических и навигационных комплексов второго поколения.

За время службы в ВС СССР Б. Г. Афанасьев награждён орденами Отечественной войны 1-й и 2-й степени, Красной Звезды (дважды), а также медалями «За оборону Сталинграда», «За освобождение Варшавы», «За победу над Германией» и многими другими.

Афанасьевы Борис Григорьевич и Ольга Всеволодовна с дочерьми Ириной (стоит) и Екатериной. 1964-65 г.

Афанасьев Григорий Григорьевич

(14.09.1914 Кострома – январь 1942 Ленинград)

В юности подвергся бандитскому нападению на улице, получив удар ножом, из-за чего заметно прихрамывал. По этой причине призыву в армию не подлежал. До войны, еще, будучи в Костроме, увлекался самостоятельным изготовлением и сборкой радиоприёмников, преимущественно детекторных.

В 1930 году после 8-го класса школы поступил и в 1933 году закончил электротехническое отделение Костромского индустриального техникума им. Красина. По окончании техникума направлен в Казань, на ликёроводочный завод в качестве электротехника.

С августа 1935 г. по апрель 1937 г. работал на Костромской ГЭС техником электроконтроля. В 1937 г. был направлен на Шунгенскую электростанцию в качестве временно исполняющего дела директора и технорука. В августе 1938 года вернулся на Костромскую ГЭС начальником отдела эксплуатации сетей. За время работы на указанных предприятиях неоднократно был премирован.

С августа 1936 года член ВЛКСМ, секретарь первичной комсомольской организации при Костромской ГЭС. В мае 1939 года стал кандидатом, а годом позже членом ВКПб.

В 1940 году поступил в Ленинградский Индустриальный Институт на электромеханический факультет. Жениться не успел. В августе 1941 г. ушел добровольцем в партизанский отряд, был парторгом отряда. По возвращении из партизанского отряда в блокадный Ленинград помимо других обязанностей возглавлял комиссию по контролю за работой студенческой столовой. Умер от голода в январе 1942 года. Место захоронения: Пискаревское кладбище. (Архив СПбГПУ, Ф.15, о.72, д.454)

Г. Г. Афанасьев. Партизанский отряд под Ленинградом 1941 г.

Наталия Григорьевна Рыбникова (урожденная - Афанасьева) (09.01.1922 г. - 31.03.1978 г.)

Справа Н. Г. Афанасьева (Рыбникова)

С приближением линии фронта к Москве Московский Архитектурный институт (МАРХИ), где она училась, был эвакуирован в г.Ташкент. Там, с 3-го курса МАРХИ, Афанасьева Н.Г. в мае 1942г. добровольцем вступила в Красную армию. закончила Школу младших авиационных специалистов (51-й ШМАС). С ноября 1942 г. по май 1943 г. – мастер авиавооружения авиационного звена Упр. ВВС САВО в г. Ташкенте, с мая 1943г. по сентябрь 1945 г. – в действующей армии: техник-плановик, комсорг 525 Штурмового авиационного Ямпольского-Кременецкого полка, в составе 2-й, затем – 8-й Воздушной армии на 1-м, затем на 4-м Украинских фронтах. Имела боевые вылеты. С апреля по сентябрь 1945г. – старший диспетчер Оперотдела 227 ШАД (Штурмовой авиационной дивизии) 8-й Воздушной армии на 4-м Украинском фронте. С сентября 1945 г. - продолжила учебу в МАРХИ. С 1956 г. по 1977 г. Рыбникова Наталия Григорьевна работала в должности главного архитектора города Костромы.

Макеева Татьяна Григорьевна (урождённая - Афанасьева)

(08.09.1917 г. -08.01.2003 г.)

В студенческие годы пережила Ленинградскую блокаду. В качестве военного врача во время войны дошла до Германии.

Т. Г. Макеева. Берлин.

Новикова Ольга Григорьевна (урождённая - Афанасьева)

(09.01.1922 г. - 13.10.2008 г.)

Врач-педиатр, заслуженный врач РФ. В военных действиях не участвовала. В студенческие годы пережила Ленинградскую блокаду.

Мать просила не расспрашивать её о Ленинградской блокаде и вообще не говорить с ней на данную тему. По этой причине блокадный период биографии двух сестёр, двух студенток 2-го Ленинградского мед. института гораздо лучше известен детям старшей сестры Татьяны (будущей Макеевой). В этой связи я был очень удивлён, найдя уже после смерти мамы в её бумагах фрагмент собственноручно записанных ею воспоминаний о первой военной осени.

Обычно обе сестры летом регулярно приезжали в Кострому, меняя (забирая и оставляя) дома одежду сообразно сезону, если возникала необходимость часть лета провести в Ленинграде. Ради экономии денег привозили из дома в Ленинград и кое-что из продуктов. В 1941-году они решили пробыть в Ленинграде всё лето. Поэтому ненадолго выбрались в Кострому ещё накануне летнего сезона и как обычно поменяли гардероб.

Поначалу никто не верил, что война – это в серьёз и надолго. Стремительное нарастание реальной угрозы Ленинграду намного опережало скорость осознания этой угрозы населением города. А потом что-то предпринимать было уже поздно. Кольцо блокады замкнулось.

Девушки остались без зимней одежды. Зимой 41-го верхней одеждой им послужило разрезанное пополам одеяло.

Далее вышеупомянутый фрагмент воспоминаний О.Г. Новиковой:

"В сентябре 41 года нас, студентов послали рыть окопы под Кингисепп⁸. Туда нас отвезли на грузовых машинах. Рыли окопы там где-то в течение 1 недели. А потом пришёл наш преподаватель и сказал, что немцы совсем, рядом всего в 3 - 5 км от нас. Кончайте все земляные работы, собирайте свои вещи и быстро, пешком, пока есть силы - обратно в Ленинград. Так мы и сделали. Обратная дорога была ужасно трудной. Некоторые не дошли.

Нас обстреливали, бомбили. Многие гибли. Мы тащили на себе ослабевших. Многих так и не дотащили. Добрались до Ленинграда. С огромным трудом добрели до общежития. Вид у нас был живых мертвецов. Голоднае, до крайности измученные. Вся одежда и обувь изодралась. Ноги - сплошные раны. В общежитии холодно, темно. Электричества не было. Сделали себе коптилки.

В Ленинграде в начале войны из нашей семьи нас оказалось трое: я, старшая сестра Татьяна и старший брат Григорий. Старший брат ушёл в студенческой ополчение и партизанил.

Я не сказала, что наша семья состояла из 7 человек. Родители и пятеро детей. Так вот, трое – я, старшая сестра и старший брат уехали учиться в Ленинград. Сестра Наташа (мы с ней двойняшки) и брат Борис уехали учиться в Москву. Они оба в эту войну выжили. Наташа стала главным архитектором города Костромы, а Борис, окончив Академию им. Куйбышева, воевал. Наташа тоже воевала. Таня, став военным врачом, дошла до Берлина. Гриша умер от голода в Ленинграде."

Для того, чтобы получить разрешение на эвакуацию из кольца блокады сёстрам пришлось дойти до Смольного (кстати, дойти и в прямом, и в переносном смысле; сделать это зимой ослабленным голодом, не имевшим тёплой одежды девушкам было непросто, путь был не близкий), до Андрея Александровича Жданова. В Смольном их поразило давно забытое во всём остальном городе, работающее центральное отопление здания, аппетитные запахи еды, ухоженные лица, фигуры и наряды сотрудниц. Поразило общая атмосфера довоенного тепла, света и сытости.

В ходе беседы со Ждановым разрешение на выезд было получено.

Со слов моей бабушки, Е. А. Афанасьевой опишу ещё два эпизода, связанных с процессом эвакуации Т. Г. и О. Г. Афанасьевых из блокадного Ленинграда.

Состав с эвакуированными готовился к отправлению. Еле живые от голода и холода девочки с трудом поднялись по ступенькам в тамбур вагона и попытались пройти дальше. Однако обитатели вагона вытолкали вон обеих наших девчонок, потому что для них там нет места. И под полками, и на третьих полках всё было занято барахлом. «Туда нельзя, здесь фарфор, вы тут всё разобьете. И вообще, это вагон Союза Писателей». Вагоны для «простых людей» были переполнены. Когда девочки попытались войти в один из них, путь преградила мощная проводница, вытеснившая их на перрон. Сёстры уже замерзали на платформе, когда их заметил офицер из комендатуры. Проверил документы, посадочный талон и под угрозой извлечённого из кобуры пистолета заставил проводницу принять двух пассажирок.

Мать их не узнала. Будучи дежурным фельдшером, она, то ли встречала эшелоны с эвакуированными людьми, то ли просто оказалась в этот час на перроне. «Бредут две измождённые, обмотанные тряпьём женщины. Я собираюсь довести их до места общего сбора эвакуированных, а они мне – «мама, это мы».

Новиков Анатолий Васильевич (01.04.1917 – 01.11.1997).

Место рождения – село Павло-хутор Тульской области. Начальная школа, Ленинградская школа ФЗУ, школа инструкторов-лётчиков.

С 1938 по 1941г. лётчик-инструктор Днепропетровского аэроклуба.

В 1941г. мобилизован. Служба в ВВС Черноморского флота (ЧФ), но на земле. По какой причине не в воздухе – не знаю. С мая 1941 командир аэродромной роты 64-й отдельной авиаэскадрильи ВВС ЧФ. Места дислокации: Ейск, Керчь, Тобечийское солёное озеро. (Кажется, это эскадрилья флотских гидросамолётов.)

1942 г. - комроты 45-го авиаполка ВВС ЧФ: Керчь, Курчанская, Николаевка. 1943 г. – ком. взвода 20 авиаполка – ВВС ЧФ: Алахадзы, Мысхако.

1943-1944 г. – помкомроты авиополка ВВС ЧФ: коса Чушка, Темрюк.

На каком-то этапе ВОВ был серьёзно ранен в ногу и сильно контужен.

1944 г. Харьковская юридическая школа.

1944-1949 гг. - военследователь военной прокуратуры ВВС ЧФ: Сокологорное, Скадовск, Одесса, Констанца (Румыния), Бургас (Болгария). Далее – военследователь военной прокуратуры ВВС Черноморского флота. Одесса, Констанца (Румыния), Бургас (Болгария).

1949 г. военследователь г. Совгавань (Дальний Восток).

1952 г. – старший военследователь Главной Военной Прокуратуры (ГВП) ВМС г. Корсаков (Сахалин).

1953 - пом. Военного прокурора ГВП ВМС Владивосток.

1953-54 гг. – курсы усовершенств. военных юристов (Москва).

1954-55 гг. – толи военный прокурор, толи военная прокуратура⁹ Севастопольского гарнизона: участок в г. Евпатория.

1956 г. – демобилизован.

Далее с 1957 по 1962 г. - костромской период. Облпрокуратура. Карьера: от следователя до начальника следственного отдела и прокурора следственного отдела. В этот период заочно окончил юридический ин-т.

В 1962 г. переехал в Евпаторию. Работал по специальности в органах прокуратуры.

Награды: 1941-1946: Два ордена Красной звезды, медали «За боевые заслуги», «За оборону Кавказа», «За Победу над Германией в ВОВ».1949 – болгарская «За отечественная война 1944-1945».1985 – Орден Отечественной войны 2-й степени. Ряд других медалей.

А. В. Новиков. Начальный период войны.

После войны.