Чайковская. На улице моего детства
Улицу Чайковского коренные жители города называли «Чайковская». Прошло не так много времени с тех пор, когда улицы города переименовали, и старшее поколение помнило названия улиц – по традиции данных по церквям, находящимся рядом: Ильинская, Покровская, Трёхсвятская, Богословская и т. д. Поэтому и улицу Чайковского называли на старый лад – Чайковская.
Вход в городской парк Фото 1956 г.
На этой улице находился центр культурной жизни города – парк культуры и отдыха имени Ленина, 3 кинотеатра, бульвар, набережная, единственный и потому самый главный в городе «Гастроном».
В выходные дни и вечерами люди со всего города собирались на Чайковской – прогуливались парами и компаниями по Маленькому бульварчику (так в моем детстве называли бульвар, спускавшийся к Волге) и по аллеям парка. С вечера и до самого рассвета под окнами нашего дома стучали по асфальту женские каблучки, слышался смех и оживлённые разговоры.
Летом жители улицы засыпали под звуки духового оркестра на танцевальной площадке и просыпались от сигналов «точного времени», звучавших из уличных динамиков парка в 6 часов утра.
Фасад кинотеатра «Художественный» Фото 1953 гг.
Сколько народу толпилось ежедневно перед кассами кинотеатра «Художественный» – ужас! Сеансы начинались в 9.30 утра и заканчивались в 21.30 вечера. В будние дни народу было поменьше, но в воскресенье на сеансы было очень трудно попасть.
Окна нашей квартиры выходили на главный вход в парк. Билеты на танцы продавали в кассах, находящихся в двух каменных портиках от входа. Народу собиралась целая туча, и за билетами всегда была давка! Тогда не было телевизоров, да и необходимости в том не было – жители наших домов часами могли наблюдать из окон за жизнью города, не выходя из собственных квартир.
Нигде в городе, кроме Чайковской, жильцы не называли дома «номерами». В разговорах звучало: «Мальчишечка-то из какого номера?», «А ты в каком номере живёшь?», «Валя вчера из седьмого номера приходила», «Это которая Люся? Из тринадцатого номера?»
Жители Чайковской почти все друг друга знали, поскольку домов на улице насчитывалось всего чуть больше десятка. Нормальная такая «деревушка»! Летними вечерами, когда спадала жара, люди выходили во дворы, утопающие в зарослях сирени и американских тополей, рассаживались на скамейках и дотемна вели неторопливые беседы. После войны почти все женщины были вдовами, детей у каждой было немало. Этим «бабушкам», какими они нам казались в моем детстве, было не больше 40-50 лет. Их взрослые дети уже обзавелись детьми, и поэтому малышни во дворах было великое множество! С утра до ночи во дворах стоял детский ор, «бабушки» постоянно нас одёргивали; «Да что вы, оглашенные, орёте-то? Как-будто вас за язык повесили!»
Действительно – игр в нашем детстве было великое множество! Мы забегали домой только перекусить, а иногда просто хватали кусок хлеба, посыпали его сахарным песком и опять выбегали на улицу, жуя на ходу! «Сорок один – ем один!» – выкрикивал ребёнок, иначе кто-то из ребят, увидев тебя с куском, спешит выпалить: «Сорок восемь – половинку просим!»
Ранней весной, когда под солнышком вытаивал кусочек асфальта около нашего дома, у нас начинался ажиотаж – где достать «черепок» (железная баночка из-под гуталина) для игры в «классы»? Мы тайком выковыривали остатки гуталина из папиных запасов, а потом «на голубом глазу» шли к отцу: «Пап, можно взять банку? Там уже гуталин кончился!» Набивали банку сырым песком, чтобы она была тяжёлой. У каждого из нас был свой «черепок», и мы его заигрывали до такого состояния, что из дырок сыпался песок. Мел, как правило, тырили в школе по очереди. «Завтра мел с тебя!» Чертили мелом на асфальте «классы» с «раем» и «адом». Скакали, предварительно распределив очередность по считалке: «Эни-бени-рики-факи…» Прыгали на одной ноге так усердно, что иногда отрывались подошвы от ботинок. А дырки на подошве – обычное дело! «Ты, жила! Ты пропала! На черту наступила!» – «Не ври, тебе показалось!» – «Пропала, пропала!» Иногда из окон высовывались наши недовольные бабушки: «Да девчонки, чёрт вас задери! Что вы орёте как сумасшедшие?»
Купаться на Волгу мы ходили без родителей. Собирались большой компанией – дети разного возраста, с братьями и сёстрами, от малышей до подростков 13-15 лет. Брали запасные трусы, полотенца и, спустившись через улицу Горную, шли на Мельничный пляж. За мельницей в Волгу впадала канализация, называемая «речкой-вонючкой», с тёплой водой, которая, по нашему мнению, текла из бани на улице Школьная (ныне Лермонтова). На песке лежали перевёрнутые деревянные лодки, под которые мы забирались во время грозы. Домой шли разморённые, неся на головах сырые трусы – сушили.
Однажды кто-то из нашей компании в воде выловил макушку ананаса. Мы нюхали, даже грызли и гадали – что за фрукт такой невиданный? В начале 60-х годов мы не знали не только вкус ананасов, но и бананы видели только на картинках в лапках у обезьян. Мы с завистью смотрели на проплывающие мимо белые теплоходы с нарядной публикой на палубах. Там шла своя, непонятная для нас жизнь, играла музыка, люди сидели в шезлонгах, смотрели на берег, облокотясь на перила. Никто из наших родителей, да и вообще их знакомых, никогда не отдыхал, путешествуя на теплоходах. И нам казалось, что это какие-то особенные люди, словно марсиане!
Во время стоянок туристических теплоходов соседки бегали в буфеты – за колбасой, зелёным горошком и конфетами. Было большим счастьем «оторвать» грамм триста варёной колбасы и банку горошка! Нас иногда тоже брали с собой на теплоход, и мы – дети, – замирая от удивления, смотрели на блеск никелированных поручней, лакированные стены, двери кают, на ковры в коридорах. До сих пор в ушах звучат голоса матросов, переговаривающихся в рупор, утробный рокот турбин под ногами. Было тревожное чувство, что вот сейчас корабль отчалит и ты навсегда уплывёшь далеко от своего дома! Скорей, скорей на берег по гремящим деревянным трапам!
Зимой была своя, особенная жизнь у детей. С утра до школы и после обеда после школы все гуляли, не говоря о каникулах. В каникулы гулянка продолжалась весь день, в любую погоду. В 60-х ЖЭКи делали во дворах ледяные горки. Мы заливали горку водой и катались на ногах, на фанерках, на животе, сидя, лёжа! С визгами, криками, задом наперёд, на выброшенных на помойку новогодних ёлках верхом! На санках кататься малышню не пускали – железными полозьями разрушался слой льда.
На Чайковской прямо на проезжей части по спуску к Волге ставили большую «взрослую» деревянную горку. Катиться с неё по ледяной дорожке можно было до самой улицы 1 Мая! А на санках – аж до самой Волги! На этой горке каталась молодёжь постарше – подростки, солдаты, фабричные девушки. Пацаны делали из гнутого металлического прутка «финки».
На Маленьком бульварчике была лыжня, на спуске с бульвара, ведущего к беседке, на обе стороны тоже были горки – с них катались и на санках, и на лыжах, и на фанерках. Ребятни было так много, что, казалось, на белый снег высыпали мешок чёрных тараканов!
Дом Пасынковой