«Любезным моим согражданам...».
Первый костромской историк Николай Сумароков
(вторая половина XVIII в.)

К числу выдающихся произведений исторической мысли, созданных в провинции в самый ранний период, нужно отнести доселе не опубликованный и плохо изученный труд костромского дворянина Николая Сумарокова. Двенадцать лет — с 1776 по 1788 г. — трудился Н.Сумароков над историей своего родного костромского края. До наших дней дошли две рукописи: копия раннего сочинения «Краткое историческое известие о городе Костроме...» и завершившая работу историка рукопись «История о первоначалии и произшедствиях города Костромы...»1. Из-за ограниченных рамок настоящей статьи нет возможности раскрыть подробно историю создания Н. Сумароковым своего труда. Отметим лишь, что историк написал не два (как считалось), а три варианта сочинения2.

Первый костромской историк происходил из довольно известного рода ярославских и костромских дворян Сумароковых («Сумороковых» в авторском написании). Он родился в 1727 г. в семье костромских помещиков Степана Матвеевича и Анисьи Петровны, урожденной Текутьевой3. С 1748 г. Николай Степанович служил в гренадерском полку, участвовал в Семилетней войне 1757-1762 годов и был, как он сам напишет, «от командиров своих любим». Позднее, выйдя в отставку, осел в родных краях. В Костроме Н.С. Сумароков стал предводителем дворянства в 1775-1778 гг., здесь же началась его работа над книгой по истории Костромы. Умер Николай Степанович в 1812 году, в дни Отечественной войны, когда был уже в преклонных летах.

Приступая к своему сочинению о Костроме в середине 70-х годов XVIII века, Н.Сумароков был зрелым человеком, много повидавшим на своем веку. Изучить тексты сочинения не столь сложно, имея определенные профессиональные навыки, труднее, но тоже возможно, собрать крупицы биографических сведений. А как открыть натуру, почувствовать характер человека, жившего двести лет назад? Незаурядную личность Сумарокова, его прямоту и ранимость, свойственные людям с высоким представлением о собственном достоинстве, неожиданно раскрыл автограф — письмо Н.Сумарокова генерал-губернатору А.П.Мельгунову, найденное мной в его архиве. Нигде не публиковавшееся письмо, небольшое по объему, ярко и значительно. Поэтому приводим его здесь, с небольшими сокращениями, почти полностью:

«Ваше высокопревосходительство, милостивый государь! Осмеливаюся вашему высокопревосходительству о стекшемся нечаянно ныне со мною обстоятельстве в надежде... представить, к чему довела меня нетерпеливость, и сими строками чрез сына моего утруждать... Состояние мое небезызвестно вашему высокопревосходительству, как я определен к должности чрез ваше высокопревосходительство и расположен был продолжать мою службу, сначала в губернской магистрат, а потом и в совестной суд, ...а прежде онаго находился в провинции пред открытием наместничества предводителем четыре года, и окроме онаго земские должности отправлял, и по службе военной был в походах и от командиров своих был любим, и нарекания никакого не имел. А ныне без всякой по суду моему, в котором находился, притчины, требуют от меня, чтоб я подал просителное письмо оставить место для Николая Ивановича Калыш[к-?]ина. И наконец сего дня в присутственные места даны повеления выбирать из трех персон: первый господин Калышкин, второй Гаврило Петрович Чагин, а последний Степан Иванович Карцов, гвардии прапорщик... Но ежели б я знал прежде, то б ...не приводя до того и разположа свои меры, просил бы уволнения, но вышло тому, ко огорчению моему, совсем противное, пред своей собратией без всякой притчины и удовольствия; ...осмеливаюсь изпросить единственно вашего высокопревосходительства к его высокографскому сиятельству одобрения, чтоб безвинно не понес нарекания противу собратии своей.

И за оным препоруча себя в вашу милость и покровительство, вашего высокопревосходительства милостивого государя всепокорнейший слуга Николай Сумороков. 4 генваря 1782 года. Г. Кострома» 4.

Заступничество Мельгунова или скорая вслед за этим смерть графа Р.Воронцова, губернатора костромского, а вероятнее, и то, и другое вместе, имели следствием восстановление положения Н. Сумарокова в городе, а вместе с ним и спокойствия, столь нужного для завершения книги. Впрочем, напрасно огрочался Николай Степанович Сумароков, история все расставила по своим местам, и имена обидчиков его, ничем в этой истории не отмеченные, канули в Лету, получив шанс быть упомянутыми лишь в его собственном письме. Иного достойны дела самого Сумарокова, и познакомившись лучше с автором, обратимся вновь к анализу его произведений.

В первом, раннем предисловии к работе 70-х годов, обращенном к читателям, Сумароков соединяет мотивы прославления «матери Отечества» императрицы Екатерины II с идеями необходимости «землемерия», то есть межевания земель, развернувшегося в Костромской губернии с 1773 года. Но узнать «верность» и древность страны, по Сумарокову, можно не только через надежные карты, но и благодаря «собранию библиотек». Автор рассуждает здесь о способе познания: от размышления над древними сюжетами, «героглифою изображенными», к изданиям книг, а от них — к «собиранию» истории. Во втором, более позднем предисловии появляется обоснование темы истории родного города: «...Мысль моя простиралась собрать воедино до той части касающиеся сведения, в которой я обитаю...». Автор, пользуясь метафорой, показывает здесь свой метод работы над историческим документом: собирание известий подлежит у него затем «мнению» (т.е. размышлению, осмыслению пройденного), с чем связаны известные трудности: «...Как войдешь в дебрь непроходимую, и в заросшие пути тернием, с немалыми трудами прямую стезю доискиватся должно...».

Поразительно широк весь круг исторических материалов, привлекаемых в труде о Костроме. Складывается впечатление, что автор имел в своем распоряжении, буквально, все, что выходило в свет в России с конца XVII века. В аккуратных пометах-ссылках на полях страниц «Истории...» упомянуты летописи, Судебник, Степенная книга, жития и другие источники, с указанием места и года издания, тома, глав и страниц. Здесь же переводные сочинения историков Западной Европы и отечественных — Татищева, Щербатова, Рычкова, Манкиева. О существовании у историка большой личной библиотеки свидетельствуют в рукописи «Истории...» пометы на полях, типа «находится в библиотеке моей под №834». Любопытно, что использование в книге многих исторических материалов Сумароковым мыслится как доказательство подлинности, реальности событий, происходивших в прошедшем. Поэтому же он предупреждает читателя о трудности писать раздел современной ему истории Костромы, ибо «в новейшие времена от бывшего пожара еще списки не отысканы» и «оное все предается на рассуждение читателю». Характерно для этого новейшего раздела стремление дать документированное изложение, об этом говорит, например, примечание автора к описанию новых границ Костромского уезда: «Оной параграф взят с ведомостей отобранных частных смотрителей, которые по требованию его сиятельства господина Московского губернатора Якова лераграфа Остермана; с сочинения Географического Лексикона и от меня сочиненная та ведомость и представлена в Костромскую провинциальную канцелярию для отсылки куда надлежит, генваря 15 дня 1776 году». Упомянутые здесь «ведомости»1776 г. связаны, как представляется, с деятельностью в Подмосковье Г.Ф.Миллера, готовившего данные для второго издания Лексикона.

Однако вернемся к повествованию о более раннеем времени древней истории Костромы. Рассказ Сумарокова об основании города Костромы Юрием Долгоруким в 1152 г. открывает эту часть истории города. Историк пользуется здесь в основном изложением событий по годам, как летописец. Он пишет, соединяя выписки из разных источников, не различая хронологии и последовательности этих текстов. Но иногда Сумароков нарушает канву событий и спорит с чьим-либо мнением. Самым интересным примером такой полимики на страницах «Истории...» является фрагмент текста о происхождении названии города Костромы. Автор отверг одно за другим и название «Остра» у В.Н.Татищева, как перенесенное на берега Волги из Черниговской земли, и сарматское имя «костобоки» у М.М.Щербатова. Сосредоточившись на названии «Кострум», пришедшем при колонизации края из Ревельской Ливонии, автор развивает в подтверждение своего мнения географические, исторические и языковые доказательства.

Столь же серьезен подход историка к композиции всего сочинения. В раннем «Кратком известии...» он предлагает шесть глав, две из которых — географические, а четыре — исторические: о древнейшем положении мест всего уезда (I), о новейшем положении мест уезда (II), о первоначалии и создании города-центра (III), о его истории, приращениях, несчастиях и славе (IV), о его высоких персонах (V), о его чиновных особах (VI). В «Истории...» построение глав меняется, в основу положена периодизация всей истории Костромы: введение описывает географию города и уезда, первый раздел «первоначалие» Костромы и власть одиннадцати ее князей, второй — Кострому в период правления царей и третий — императоров. В каждой из рукописей имеется свое предисловие, обращенное к читателю, а материал внутри глав организуется в отдельные, тематические параграфы.

С композицией рукописей связана одна особенность замысла автора. В окончательном варианте его работы главнейшим событием всей костромской истории становится, по мысли автора, открытие наместничества. Оно как бы уравновешивает плохо прописанный «императорский» период с двумя более ранними — княжеским и царским. Иначе выглядит основа «Крактого известия». Здесь кульминацией повествования становится четвертая глава «...о славе и верности к своим государям», посвященная 1612 году и подвигу Костромы, сохранившей для России царя в лихое Смутное время, Автор начинает с рассказа о матери будущего царя, сосланной в Костромской Крестовоздвиженский женский монастырь. В соседнем Ипатьевском монастыре происходит соединение с ней сына Михаила, юноши, спасенного Иваном Сусаниным от врагов. По Сумарокову, Михаил Романов прибыл в Ипатьевский монастырь «из вотчины своей», чтобы укрыться и соединиться там с матерью. «Но ежели б сначала находились в Ипатском монастыре, то б никакой не было надобности объявлять о сем крестьянине Сусанине, что из грамоты из его роду видно». Как видим, рассказ Сумарокова лишь упоминает крестьянина, положившего жизнь за царя. Основной же смысл его в другом: спасение будущего царя России в стенах костромского монастыря — своеобразный «звездный» час всей истории Костромы. Поэтому в композиции первого варианта своего труда Сумароков делает эту главу центральной.

В завершающих строках своего второго предисловия, подводя итог, Сумароков задумался о значении своего сочинения. Оно, по его мнению, «может несколько служить и ко всеобщей истории, а паче — любопытствующим моим согражданам». Заметим, что «всеобщей» или «общей» во времена автора называли всю Российскую историю. Труд костромского историка действительно показывает важнейший срез российской исторической мысли второй половины XVIII века. Особенно важен он для местной историографии: И.К. Васьков5 начал трудиться на той же ниве, где завершил свой опыт Н.С.Сумароков.