Из воспоминаний Л. С. Китицыной
Наброски воспоминаний Л. С. Китицыной хранятся в семейном архиве её дочери Т. В. Смирновой. Благодарны Татьяне Васильевне за предоставленную возможность их опубликовать, а также за целый ряд фотографий, предоставленных для этой книги.
Кружок
Нас было семеро – семь студенток словесного отделения Костромского университета. Тесный маленький кружок: Верочка Румянцева, Лёля Полянская, Лида Китицына, Лиза Слободская, Катя Борениус, Маня Иконникова и Надя Касаткина. Мы собирались у каждой по очереди. Кружок имел литературное направление. Двое из нас писали стихи: Маня Иконникова и Верочка Румянцева. Верочка несерьёзно относилась к своему поэтическому дарованию и писала стихи только «на случай».
Почему-то я не помню, какие доклады или сообщения мы делали в кружке, что обсуждали. Помню, что после летних каникул мы собрались у Нади Касаткиной. Надо было сказать, чем каждый из нас сейчас интересуется. Я ответила: «Немецким романтизмом». Я имела в виду Тика, Новалиса и особенно Гофмана. Даже имя Гофмана – Эрнст Теодор Амадей – пленяло.
Хорошо помню, как развлекались шарадами и увлекались коллективным сочинением стихов, когда листок бумаги передавался по кругу, и каждая писала строчку.
Удивительно, что, несмотря на близость, мы никогда не касались вопросов так называемой личной жизни, не говорили о семейных и домашних делах. Все мы были романтически настроены, витали в облаках. Вопросы материальные были нам чужды тогда, как, впрочем, и после. Как-то к Полянским приехал в гости двоюродный брат Лёли, студент пищевого института. Мы бегали посмотреть на молодого человека, который посвятил свою жизнь пище. Мы пришли в ужас, когда узнали, что одна наша студентка собирается поступить в сельскохозяйственный институт. «Посвятить жизнь разведению свиней», – говорили мы с недоумением.
Дружба наша сохранилась на всю жизнь. Трое из нас ещё живы: Лиза, Маня и я. Дальнейшая судьба членов кружка. Верочка Румянцева всю жизнь работала в библиотеке Третьяковской галереи библиографом, умерла в 1970 г. Лёля Полянская защитила кандидатскую диссертацию и стала историком. Возглавила составление книги «История Кузнецкого металлургического комбината». Считала эту работу подвигом своей жизни и умерла от непосильных трудов в 1971 г. Книга вышла в 1973-м. Лиза Слободская изучила множество иностранных языков и заведовала кафедрой в Костромском политехническом1 институте. Не угомонилась и до сих пор всё изучает новые языки. Катя Борениус работала библиотекарем в Костроме. Умерла в 1920-х гг. Маня Иконникова бросила писать стихи и стала врачом. Надя Касаткина окончила Ленинградский институт дошкольного образования, погибла во время блокады Ленинграда. Я волею судеб около 20 лет преподавала русский язык и литературу в школе, а теперь вернулась к археологии, выполняю подсобную работу.
Двое из нас – Лиза и я – были замужем. Потомство имею только я.
1 Точнее – текстильном.
Школа-коммуна
В самом начале 1920-х гг. в Кострому из Петрограда приехала семья Бонди: мать и дети – Юрий Михайлович, театральный художник; Сергей Михайлович, литературовед и пушкинист; Алексей Михайлович, музыкант1, и Наталья Михайловна. Поселились они на Мшанской улице2 в школе-коммуне, куда их мать поступила воспитательницей.
Школа-коммуна – это школа-интернат, где были собраны дети из «Сборной». Сборная – общежитие для рабочих Кашинской фабрики – большое мрачное кирпичное здание, о котором шла худая слава. Чего только там не бывало, чего не случалось. В школе-коммуне оказались дети безнадзорные, дети из неблагополучных семей, некоторые из них не знали, что такое умываться. Говорили даже, что была девочка, к которой мать приглашала клиентов.
Мы, студентки, ученицы С. М. Бонди, нередко бывали в этой школе. Из воспитательниц помню очаровательную девушку Настеньку Снедкову и Полканову, сестру нашего школьного учителя истории В. А. Полканова.
1А. М. Бонди был не только актёром, писателем-юмористом, но и прекрасным виолончелистом.
2Ныне ул. Островского.
Огромную роль в воспитании, вернее в перерождении, детей играла семья Бонди. Заброшенные дети на глазах превращались в поэтов, художников, актёров и даже драматургов. Мы смотрели их рисунки, читали стихи, присутствовали на спектаклях. Я запомнила одну строчку из стихотворения девочки, которую отпустили на побывку домой: «В дверь постучала ногой».
Летом школа выезжала на дачу. Там мы смотрели спектакль. Пьеса была написана самими детьми. Как-то раз мы попали в школу в тот момент, когда мать Бонди была больна. В школе стояла тишина – дети оберегали покой больной воспитательницы.
Что стало потом со школой-коммуной, долго ли она просуществовала, не знаю.
«Роза и крест»
Незабываемое событие костромской жизни – впервые драма Блока «Роза и крест» увидела свет на сцене Костромского городского театра в сезоне 1920-1921 гг. Постановка, декорации и костюмы Юрия Михайловича Бонди. Спектакль был поставлен местными силами: музыка Фёдорова, балет Чумакова. Роль Изоры играла актриса Маркова, пажа Алискана – Наталья Михайловна Бонди. Сергей Михайлович написал для программы пояснения о содержании и смысле драмы и о характере её постановки. Костромичи были очарованы. Пьеса шла пятнадцать раз.
«Розу и крест» Блок закончил в 1913 г. и читал у себя гостям, среди которых были Ю. М. и С. М. Бонди. Многие театры столиц и провинции собирались ставить пьесу. Блок отдал её Художественному театру. С 1915 по 1918 г. Художественный театр репетировал пьесу. Состоялось около 200 репетиций. Привлечены были лучшие силы, в том числе художник Добужинский. Но постановка так и не состоялась. Видимо, она не подошла для Художественного театра, не нравилась Станиславскому.
То, что не удалось Художественному театру, осуществил Юрий Михайлович Бонди. О костромском спектакле «Роза и крест» опубликованы воспоминания Мих. Сокольникова в альманахе «Земные ласки» (Кинешма, 1922) и В. Старикова в журнале «Театральная жизнь» (1961. № 15. С. 31). Очень жаль, что мне не удалось прочитать этих воспоминаний.
У меня от спектакля осталось восторженное чувство, и до сих пор звучит лейтмотив драмы «Сердца закон непреложный – Радость-Страданье одно».
Более чем через тридцать лет я встретила Наталью Михайловну Бонди в Москве у Верочки Румянцевой, которая отмечала день своего рождения. Мы, костромские подруги Верочки, рады были приветствовать нашего Алискана.
Первая любовь
Моей первой любовью был Пушкин. Конечно, не без влияния С. М. Бонди. Я перечитала о Пушкине всё, что могла найти в Костромской научной библиотеке. Моей мечтой было посетить пушкинские места и могилу поэта. В 1928 г. я совершила первое в жизни путешествие. На свои весьма скудные средства (немного денег дал мне взаймы мой начальник Василий Иванович Смирнов) я поехала в Псков и дальше. Побывала на могиле Пушкина, в Михайловском, Тригорском, на городище Воронич. Вступила в Общество друзей Пушкинского заповедника.
О питании я не думала. На питание у меня не было денег. В Пскове на базаре я купила чёрствую лепёшку из какой-то суррогатной муки. «Ничего, размочит в водичке и съест», – сказал продавец лепёшки стоявшему рядом мужику, с сомнением смотревшему на мою покупку. <...>
Друзья моей юности помнят о моей первой любви и иногда присылают открытки с портретом Пушкина или с изображением заповедных пушкинских мест.
По изданию: Сморчков В. К. Первый Костромской вуз: время, люди, судьбы / В. К. Сморчков. – Кострома: КГУ им. Н. А. Некрасова, 2013. – С. 473–478.
Опубликовано: