Имперский и национальный принцип в идеологии русских монархических организаций начала ХХ в. 1

Работы, связанные с изучением национализма, вызывают устойчивый интерес в академических кругах. Это касается как книг иностранных авторов, переведенных в последние годы на русский язык 2 , так и монографий отечественных историков (Д. А. Коцюбинского, С. М. Саньковой и др.) 3 . В 2009 г. П. Б. Стукаловым была защищена кандидатская диссертация, посвященная анализу националистических взглядов М. О. Меньшикова и П. И. Ковалевского 4 . Отдельные проблемы, связанные с данной тематикой, раскрываются в монографии А. В. Репникова «Консервативные концепции переустройства России» 5 . В 2010 г. вышла монография ярославского историка М. Л. Размолодина «О консервативной сущности черной сотни», в одной из глав которой дается анализ места имперской и национальной проблематики в идеологии правомонархических организаций 6 . Из статей, касающихся темы нашей работы, нужно выделить публикации А. А. Иванова 7 и Д. А. Коцюбинского 8 . Большое значение имеет вышедшая в 2010 г. энциклопедия «Русский консерватизм середины XVIII – начала ХХ века» 9 . В нее вошли статьи о русских националистических организациях, их идеологах и лидерах, впервые представленные с такой максимальной полнотой 10 . Наконец, с одной стороны, мы имеем выходящий долгие годы в Казани журнал «Ab imperio», специализирующийся на исследованиях «по новой имперской истории и национализму в постсоветском пространстве»; с другой стороны, вышедшие за 2010 г. 4 номера (каждый тиражом в тысячу экземпляров) объемного московского журнала «Вопросы национализма», заявленного как орган «научной и общественно-политической мысли». Можно констатировать, что историками, занимающимися изучением русских правых организаций, опубликована серия работ (не без элементов внутренней дискуссии), в которых рассматривался вопрос: можно ли отождествлять консерваторов, черносотенцев и националистов? В первую очередь это было связано с оценкой «Всероссийского национального союза» как организационно оформленной структуры, ставившей во главу угла именно русский национализм 11 .

В начале ХХ в. консерваторы, черносотенцы и националисты отводили первенствующее положение в Российской империи русскому народу. «Надо раз и навсегда совершенно определенно установить, что развитие русского государства должно совершаться именно в русском направлении. Великое государство, населенное многими разнообразными по своему национальному происхождению, культуре и прошлой истории народами, может существовать только в таком случае, и до сих пор, если и пока среди этих народов имеется один в духовном, экономическом и физическом отношении сильнейший, налагающий печать своего гения на все общежитие, народ-хозяин, народ-господин. Обычно таким народом является тот, который и создал данное государство... Господствующий в государстве народ должен представлять собой всестороннее могущество», – писал по этому поводу юрист П. Е. Казанский 12 . Однако разногласия в «правом лагере» начинались уже при обсуждении того, как именно надлежит обеспечить это «первенствующее положение» и в чем оно, собственно, заключается. Казалось, что приоритет русских – это нечто само собой разумеющееся, и когда появился Всероссийский национальный союз, газета Союза русского народа возмущалась: «Совершенно непонятно, каким образом коренные русские люди могли додуматься до абсурда применения к себе слова “национализм” и создания русской “националистической” партии в своем собственном государстве» 13 .

М. Л. Размолодин полагает, что взгляды русских националистов в начале ХХ в. «формировались под явным влиянием “новейших достижений” 14 передовой европейской мысли, прежде всего западного социал-дарвинизма и расизма (Ж.-А. Гобино, Г.-С. Чемберлен 15 , В. Дарре 16 ). Идеолог ВНС М. О. Меньшиков стал первым в России пропагандистом расистских теорий и теоретиком русского этнического национализма» 17 . Действительно, работы Меньшикова, как и публикации других видных деятелей ВНС и Всероссийского национального клуба (ВНК), были попыткой идеологического оформления доктрины русского национализма, который они ставили выше, чем православие и самодержавие. Например, для Ковалевского 18 , как и для других идеологов ВНС, самодержавие и православие вытекали из национального начала русского народа, а само российское самодержавие представлялось как органическая национальная потребность, без которой Россия до поры до времени существовать не сможет. Эта оговорка важна, так как Ковалевский допускал мысль о том, что в перспективе от самодержавия можно будет отказаться. Другой видный националист, Н. О. Куплеваски ставил обеспечение интересов русского народа на первое место: «Если русский народ не может отстоять свои интересы, свое достоинство при конституции, пусть будет другая форма правления – монархия неограниченная, даже военная диктатура, даже республика» 19 .

Как это ни странно, но, за исключением небольшой группы идеологов ВНС, мало кто из русских правых начала ХХ века озаботился формированием идеи русского национализма. Не в последнюю очередь это объясняет и тот факт, что упомянутые идеологи возмущались тем, что некоторые видят в национализме «несколько замаскированное черносотенство» 20 . Предложенная Строгановым платформа для объединения была новым шагом по сравнению с пропагандируемой черносотенцами опорой на традиционализм. «Громадное заблуждение, – писал он, – рассматривать национализм с точки зрения узкой партийной программы. Он значительно шире, всеобъемлюще. На его почве могут объединиться все существующие партии, исключая только анархистов... и практика западноевропейских парламентов доказывает это с полной очевидностью. Национализм, пожалуй, можно рассматривать, скорее, как религию, которая тоже объединяет людей самых различных политических партий, социальных положений, даже различных народов и рас» 21 .

На вопрос о том, что же представляет собой русский национализм, попытался ответить и Меньшиков. В его публикациях разных лет, посвященных этому вопросу, правда, можно обнаружить немало противоречий. Объясняется это не только переменчивыми симпатиями и антипатиями публициста, но и тем, что доктрина русского национализма еще оформлялась. В статье «Третья культура» Меньшиков признает, что русский национализм только начал свое становление: «в течение долгих веков народ вырабатывал себе “православие” и “самодержавие”», пока «его “народность” пребывала в некотором забвении», и вот, «просыпающийся к сознанию», он «видит себя во власти иноземных и инородных стихий» 22 . Т. е. «пробуждение» русского национализма – реакция на вмешательство «инородных сил»; объединение по принципу не веры, а крови! В другой статье с характерным названием «Русское пробуждение» у Меньшикова опять возникает тема становления национального самосознания: «Мы, русские, долго спали, убаюканные своим могуществом и славой, – но ударил один гром небесный за другим, и мы проснулись и увидели себя в осаде – и извне, и изнутри» 23 . Агрессивно-наступательный национализм использовался Меньшиковым в качестве мобилизационного фактора: «Империя – как живое тело – не мир, а постоянная и неукротимая борьба за жизнь, причем победа дается сильным, а не слюнявым. Русская Империя есть живое царствование русского племени, постоянное одоление нерусских элементов, постоянное подчинение себе национальностей, враждебных нам. Мало победить врага – нужно довести победу до конца... до претворения нерусских элементов в русские. На тех окраинах, где это считается недостижимым, лучше совсем отказаться от враждебных “членов семьи”, лучше разграничиться с ними начисто. Но отказываться от своего тысячелетнего царства ради какой-то равноправной империи, но менять державную власть на какое-то “водительство” и “руководство” – на это живая Россия не пойдет» 24 . За всеми этими пафосными словами просматривалось... признание кризиса империи и готовность к ее демонтажу. От имени националистов Меньшиков обращался к «бунтующим» окраинам: «Вражда совершенно неизбежна при основном неравенстве, от которого ни вы, ни мы отказаться не можем. Вы... пламенно дорожите своим национальным своеобразием. Вы не хотите и не можете изменить ему. Мы, русские люди, то же самое... Остается, стало быть разойтись... “Направо – твое, налево – мое”. Национализм русский, по крайней мере в моем понимании, не есть захват и не есть насилие. Национализм есть честное разграничение... Завоевав чуждые племена, мы имели несчастную ошибку удержать их у себя» 25 . Стиль Меньшикова вызывал неприятие в среде «старых правых». Тихомиров, вполне в духе леонтьевской критики национализма, признавал, что преобладание этнического подхода в государственной политике ускоряет процесс эгалитаризации общества: «В узких порывах патриотизма... у нас понятие о вере ныне смешивается с понятием о племени, и русский народ представляется живущим верой только для самого себя, в эгоистической замкнутости» 26 . В концептуальной статье с характерным названием «Что значит жить и думать по-русски?» (1911) Тихомиров критикует идеологов русского национализма: «У нас нынче среди правых иногда появляется такая узкая идея русского интереса, такой национальный эгоизм, который приличествуют разве какой-нибудь бискайской “национальности”. Но это в высочайшей степени антирусская черта... русская национальность есть мировая национальность, никогда не замыкавшаяся в круге племенных интересов, но всегда несшая идеалы общечеловеческой жизни, всегда умевшая дать место в своем деле и в своей жизни множеству самых разнообразных племен. Именно эта черта и делает русский народ великим мировым народом и, в частности, дает право русскому патриоту требовать гегемонии для своего племени. Мы же теперь слышим иной раз требование прав для русского племени не потому, что это нужно для всех других, для всего человечества, а просто потому, что для русского племени выгодно все забрать себе. Это настроение и точка зрения, против которых вопиют вся русская история, вся жизнь русского народа, все лучшие его мыслители и деятели. Только во имя своей великой общечеловеческой миссии русский народ может требовать себе руководительства другими народами и тех материальных условий, которые для этого необходимы. Те требования, которые может и должен предъявлять русский народ, налагают на него великие обязанности попечения и справедливости. Он не из тех опекунов, которые пользуются своими правами для того, чтобы обобрать отданных в зависимость от него. Люди, которые этого не понимают и не чувствуют, думают и живут не по-русски» 27 . Эта цитата очень важна, так как отражает точку зрения не только Тихомирова, но и тех, кто с правых, консервативных, позиций критиковал русский национализм Меньшикова, Ковалевского и их единомышленников. Важно отметить, что Тихомиров неоднократно употребляет выражения об общечеловеческой миссии русских, которые есть «мировая национальность»!

Анализируя причины отторжения идеи русского национализма значительной частью правящего слоя дореволюционной России, историк С. М. Сергеев приходит к выводу, что это абсолютно логично в том случае, «если мы поймем, что она (Российская империя. – А. Р.) была самодержавно-дворянским государством» 28 . Дворянская аристократия, (принадлежностью к которой гордился Леонтьев) и бюрократически-чиновничья верхушка поддерживали «имперские аппетиты самодержавия, нашедшего себе верную опору в служилом дворянстве» 29 . Но всегда ли то, что «выгодно» для империи «выгодно» для русской нации? М. Н. Лукьянов верно отметил, что «основным источником разногласий между консерваторами и правительством, а равно и в самом консервативном лагере, было различное понимание соотношения интересов империи с интересами этноконфессионального большинства. Как казалось одним, благо русского населения и государственное благо полностью совпадали. По мнению других, имперский характер российской государственности требовал, чтобы государство действовало не только в интересах русских, но и всех других народов империи» 30 . Русские консерваторы, делавшие шаги на пути познания национального вопроса, обозначили еще одну проблему: можно ли найти верное соотнесение имперского и национального?

В своей монографии М. Л. Размолодин отмечает, что «идеи разделения народов империи по этническому принципу уходили корнями во вторую четверть XIX в., получив свое развитие в трудах основоположника русского национализма Н. Г. Дебольского» 31 . Однако дальше автор переключает свое внимание на анализ национализма Меньшикова и о Дебольском больше не упоминает. А зря, ибо биография и труды Николая Григорьевича Дебольского (1842–1918) практически неизвестны. Есть только несколько публикаций о нем Н. П. Ильина 32 . В отличие от любителей «публицистического философствования» (определение С. Овчинникова), Дебольский предпринял попытку обосновать идею этического национализма с философских позиций 33 . Дебольский полагал, что «хотя народный дух может поглотить и слить в себе различные породы», для надлежащей устойчивости народного союза должна существовать «господствующая в данной народности порода» (в русской народности – «великорусская порода») 34 . Н. П. Ильин пишет, что понятие «порода» (биологическое, в отличие от понятия «народ») в ряде случаев стоит у Дебольского ближе к понятию раса, чем этнос (племя) и Дебольский отмечал, что «различие между составляющими нацию “породами” не должно заходить слишком далеко», а во многих (хотя и не во всех!) случаях язык «служит лучшим признаком народности, чем порода, т. к. с языком связано понятие духовного общения» 35 .

Обратим внимание на тот факт, что Дебольский выступал против «господства идеи теократии», подчеркивая «несоизмеримость» задач церкви с задачами национального самосохранения. Национальное самосохранение для него было более важно. Именно этим он и ряд других националистов (Меньшиков, Ковалевский, Сикорский) раздражали православных консерваторов-ортодоксов. В отличие от Тихомирова (см. приведенную выше цитату), Дебольский не одобрял идею подчиненности народности государству. Он писал: «Племя, становясь началом и источником государственного единства, обращается в национальность. Отсюда видно, что не всякое племя в состоянии возвыситься до значения национальности, но только такое племя, которое имеет в себе достаточно внутренних сил для подчинения своей идеи – идее государства, для осуществления себя в виде государственного единства» 36 . Для Дебольского народность была силой, которая созидала государство и могла придать ему новый импульс в развитии: «Народность есть одухотворение государства, т. е. замена его насильственного характера свободным» 37 . Н. П. Ильин указывает на определенную преемственность: «...Стройное, продуманное в важнейших деталях выражение философия русского национализма получила... в трудах Н. Н. Страхова, П. Е. Астафьева и особенно Н. Г. Дебольского» 38 . Не без доли иронии Н. П. Ильин пишет о том, что незнание «современными идеологами “русского национализма”» работ Дебольского «вынуждает их изобретать “велосипеды”» 39 . Ильин справедливо отмечает, что при жизни Дебольского наблюдалась его дистанцированность от партийно-политической борьбы. Это было связано с тем, что национализм Дебольского был несовместим с идеологией правых (черносотенных) партий и официальным курсом власти, в котором «народность» оказывалась «довеском» к «православию и самодержавию», не имея самостоятельного содержания. Но Дебольский вряд ли мог «уложиться» и в прокрустово ложе ВНСовской трактовки национализма, хотя если уж определять его идеологическую близость к тем или иным вышеупомянутым персонажам, то он, скорее, будет ближе к Ковалевскому и Сикорскому. Национализм «черной сотни» – А. И. Дубровина, Н. Е. Маркова и др. опирался на православие. В конце ноября 1915, когда уже вовсю шла война, Н. Е. Марков заявлял (почти по Ф. М. Достоевскому): «Русский народ крепко связан своими верованиями, и если он перестанет быть православным христианином, он перестанет быть собственно русским» 40 . В январе 1916 г. «Русское знамя» рисовало такую картину: «Русский человек, совращенный в баптизм или другую секту, перестает быть русским, он ненавидит русского православного человека, не любит русского царя и вешает в своем доме портрет Вильгельма, его родиной становится Германия, и облик этого русского делается весьма немецким» 41 . Вот так, отошел от православия и... сразу повесил на стену портрет кайзера. Д. А. Коцюбинский обращает внимание на то, что понятие русский трактовалось порой очень широко и «те русские по рождению люди, которые утрачивали базовые качества, присущие (по мнению националистов. – А. Р.) русской национальности, – автоматически переставали быть русскими» 42 . «Настоящим русским мог считаться только православный, и только монархист», – утверждает М. Н. Лукьянов, приводя слова из статьи Н. Н. Жеденова в «Русском знамени» от 2 апреля 1913 г.: «Тот, кто не православен, тот не русский человек: он уже выродок. Тот, кто не предан царю, также не русский» 43 . Зато немец, поляк, грузин или молдаванин по происхождению, верно служивший царю и отечеству, наоборот, «становился» русским. А. А. Киреев в своем дневнике записывал 28 октября 1909 г.: «Я придерживаюсь того мнения, что крещенный еврей – русский (если не сам – то его дети). Поляки придерживаются этого правила... и дело ассимиляции идет хорошо. Правда, польские евреи большей частью принимают протестантство» 44 . Киреев был не одинок. В. А. Бобринский заявлял в Думе: «Фамилия ведь ничего не значит, само название не есть признак национальности» 45 . С другой стороны, высказывалось мнение, что вероисповедание «не есть еще признак национальности» и религия не оказывает первостепенного значения на национальный характер, так как «религиозные догмы, всегда чистые и высокие, сплошь и рядом извращаются... догмами “расовыми”...», которые «в отличие от религиозных, вечны и неизменны» 46 . Коцюбинский обращает внимание на попытки Меньшикова придать при определении национальности «приоритетное значение природно-биологическим факторам» 47 , но меньшиковский национализм противоречив. Публицист то склоняется к апологии расы (в духе некоторых современных ему европейских националистов), то в дневниковых записях 1918 г. подчеркивает (причем, неоднократно), что «суеверие национальности пройдет, когда все узнают, что они – смесь, амальгама разных пород, и когда убедятся, что национализм – переходная ступень для мирового человеческого типа – культурного. Все цветы – цветы, но высшей гордостью и высшей прелестью является то, чтобы василек не притязал быть розой, а достигал бы своей законченности. Цветы не дерутся между собою, а мирно дополняют друг друга, служа гармонии форм и красок», и поможет в этом война, которая есть «нейтрализация национальностей, проникновение их друг в друга и окончательное погашение... настал момент окончательного (благодаря пробившимся путям) смешения и налицо – мировая война» 48 . Обращаясь к эволюции взглядов Меньшикова на национализм, современные исследователи приходят к выводу, что «это напоминает отчасти позднего Шульгина 49 ... Как человек, по Ницше, есть нечто, что должно преодолеть, так и национализм, по Меньшикову и Шульгину, есть нечто, что должно быть преодолено. Но преодолено не отменой, не упразднением самого субъекта национализма – живой исторической нации, а, напротив, путем максимального ее развития, возрастания к той “общечеловечности”, о которой грезил в своей Пушкинской речи Достоевский» 50 . Критически оценивающий националистические взгляды Меньшикова историк М. Н. Лукьянов тоже отмечает его эволюцию накануне Первой мировой войны, при этом делая общий вывод, согласно которому «националистический дискурс кануна Первой мировой войны носил заметный отпечаток либеральной, демократической риторики. Едва ли это можно объяснить чисто терминологическими ухищрениями идеологов русского национализма, пытавшихся создать новые “обертки” для старых идей. Мысль о насущной необходимости синтеза, с одной стороны, либеральной, демократической идеи, а с другой – идеи национальной, получила самое широкое распространение в русской политической публицистике рассматриваемого периода» 51 . С. М. Сергеев считает: «“Интегральный”, “нововременский” национализм, чьим главным выразителем являлся М. О. Меньшиков, по внешности имел много общего с национал-либерализмом... Фразеология Меньшикова порой удивительно напоминает формулировки его постоянного и жесткого оппонента Струве... Так почему же Михаил Осипович и Петр Бернгардович не нашли общего языка? Прежде всего, принципиально отличны общефилософские предпосылки их мировоззрений: Струве, отказавшись от марксизма и позитивизма, перешел к “этическому идеализму”» «Меньшиков же был биологическим детерминистом и социал-дарвинистом с сильной примесью ницшеанства», для которого главной ценностью было благо этноса как биологического организма, и национальность определялась принадлежностью к «расе», «крови», «породе» 52 . При этом у Меньшикова и Ковалевского биологизаторский подход к национализму уживался с «либерализмом», но этот «либерализм», по своей сути, «был предельно далек от струвовского социал-либерализма, да и от классического либерализма тоже» 53 . Те, кто пытается представить Меньшикова исключительно как «национал-либерала», оставляют вне поля зрения расовый аспект его публицистики. Другие же публикаторы-националисты сегодня поднимают на щит именно эту часть его наследия. Разобраться в этом без проклятий или апологетики мало кто пытается. В целом же, в спорах рубежа веков «сторонники отождествления Российской империи с русским национальным государством и вытекающего из этого действительно утопического стремления к поголовной русификации всего населения империи неизменно составляли среди русских националистов заведомое меньшинство» 54 .

Можно сделать вывод, что хотя на рубеже XIX–ХХ веков консерватизм в России имел национальную окраску, но мало кто из теоретиков этого течения серьезно задумывался о разработке философско-политической доктрины русского национализма. Констатация этого факта заставляет нас задуматься о возможности существования национализма как особой и отдельной идеологии в европейском и российском пространстве и признать, вслед за исследователями, что есть основания считать национализм «служебным идейно-эмоциональным комплексом, который могут использовать в своих целях любые идеологии» 55 .

1 Статья подготовлена при поддержке Российского гуманитарного научного фонда (РГНФ), проект No 10-01-00040а («Русский национализм и патриотизм в государственно-политической жизни страны: история и современность»).

2 Хобсбаум Э. Век империи. 1875–1914. Ростов н/Д, 1999; Хоскинг Дж. Россия: народ и империя (1552–1917). Смоленск, 2000; Смит Э. Национализм и модернизм: критический обзор современных теорий наций и национализма. М., 2004; Хаген М. История России как история империи: перспективы федералистского подхода // Российская империя в зарубежной историографии. Работы последних лет: Антология. М., 2005.

3 Коцюбинский Д. А. Русский национализм в начале ХХ столетия: Рождение и гибель идеологии Всероссийского национального союза. М., 2001; Сидорина Т. Ю. Полянников Т. Л. Национализм: теории и политическая история : учеб. пособие для студентов, обуч. по направлению подготовки «Экономика». М., 2006; Санькова С. М. Русская партия в России. Образование и деятельность Всероссийского национального союза (1908–1917 гг.). Орел, 2006; она же. Государственный деятель без государственной должности. М. Н. Катков как идеолог государственного национализма: историографический аспект. СПб., 2007.

4 Стукалов П. Б. Павел Иванович Ковалевский и Михаил Осипович Меньшиков как идеологи Всероссийского национального союза : дис. ... канд. истор. наук. Тамбов, 2009.

5 Репников А. В. Консервативные концепции переустройства России. М., 2007.

6 Размолодин М. Л. О консервативной сущности черной сотни. Ярославль, 2010.

7 Иванов А. А. «Россия для русских»: pro et contra. Правые и националисты конца XIX – начала ХХ века о лозунге «русского Возрождения» // Трибуна русской мысли. Осень 2007. Национальный вопрос в России. С. 92–101.

8 Коцюбинский Д. А. Русский народ глазами русских националистов. Идеологи Всероссийского национального союза (1908–1917) об особенностях русского национального характера // Вопросы национализма. 2010. No 4. С. 161–175.

9 Русский консерватизм середины XVIII – начала ХХ века : энциклопедия / отв. ред. В. В. Шелохаев, отв. секр. А. В. Репников. М., 2010.

10 См. первые рецензии на энциклопедию: [Рецензия] // Русское время. Журнал консервативной мысли. 2010. No 2. С. 122; Архангельский В. [Рецензия] // Завтра. 2011. No 4. С. 7.

11 См.: Омельянчук И. В. О месте Всероссийского национального союза в партийной системе начала ХХ в. // Вопросы истории. 2008. No 4. С. 95–104; Иванов А. А. Были ли русские националисты черносотенцами? (О статье И. В. Омельянчука) // Вопросы истории. 2008. No 11. С. 171–175.

12 Казанский П. Е. Власть Всероссийского Императора. М., 1999. С. 20.

13 Цит. по: Размолодин М. Л. О консервативной сущности черной сотни. С. 230.

14 Обратим внимание на кавычки, поставленные исследователем.

15 Правильно Х. С.

16 Упоминание Вальтера Дарре в этом ряду выглядит странным. Не отрицая близости идей этого деятеля гитлеровской Германии, автора книг «Кровь и почва» и «Крестьянство как источник жизни нордической расы», к идеям Гобино и Чемберлена, отметим значительную временную разницу между ними. Годы жизни Дарре 1895–1953. См.: Дарре Вальтер Рихард Оскар // Залесский К. СС. Охранные отряды НСДАП. М., 2004. С. 206–207.

17 Размолодин М. Л. О консервативной сущности черной сотни. С. 185.

18 См.: Ковалевский П. И. Александр III. Царь-националист. Спб., 1912; он же. История России с национальной точки зрения. Спб., 1912; он же. Основы русского национализма. Спб., 1912; он же. Значение национализма в современном движении балканских славян. Ростов н/Д, 1913; он же. Психология русской нации. Пг., 1915.

20 Цит. по: Иванов А. А. Были ли русские националисты черносотенцами? С. 172.

21 Строганов В. Русский национализм, его сущность, история и задачи. М., 1997. С. 23.

22 Там же. С. 24.

23 Нация и империя в русской мысли начала ХХ века / сост., вступ. ст. и прим. С. М. Сергеева. М., 2004. С. 42.

24 Меньшиков М. О. Из писем к ближним. С. 174–175.

25 Меньшиков М. О. Письма к русской нации. М., 1999. С. 186.

26 Там же. С. 176.

27 Тихомиров Л. А. Апология Веры и Монархии. М., 1999. С. 221.

28 Там же. С. 220.

29 Сергеев С. М. Апология «очернительства» // Вопросы национализма. 2010. No 4. С. 224.

30 Там же. С. 225.

31 Лукьянов М. Н. «Россия – для русских»... С. 36.

32 Размолодин М. Л. О консервативной сущности черной сотни. С. 225.

33 Ильин Н. П. Этика и метафизика национализма в трудах Н. Г. Дебольско- го // Русское самосознание. 1995. No 2. С. 7–64; он же. Дебольский Н. Г. // Русский консерватизм середины XVIII – начала ХХ века. С. 150–151. Подроб- нее см.: Ильин Н. П. Трагедия русской философии. М., 2008 (в работе рассмат- риваются взгляды И. В. Киреевского, Ап. А. Григорьева и Н. Н. Страхова, И. С. и К. С. Аксаковых, П. Е. Астафьева, Н. Я. Данилевского, Н. Г. Дебольского, Ф. М. Достоевского, А. С. Хомякова и др.). Отрывок из цикла статей Дебольс- кого «О содержании нравственного закона» был републикован Н. П. Ильиным. См.: Русское самосознание. 1995. No 2. С. 65–79.

34 См.: Дебольский Н. Г. О высшем благе. Спб., 1886.

35 Ильин Н. П. Дебольский Н. Г. С. 150.

36 Там же. С. 150–151.

37 Цит. по: Ильин Н. П. Этика и метафизика национализма в трудах Н. Г. Де- больского. С. 23.

38 Ильин Н. П. Дебольский Н. Г. С. 151.

39 Ильин Н. П. Урок немецкого // Философская культура. Журнал русской интеллигенции. Январь – июнь. 2005. No 1. С. 189.

40 Ильин Н. П. Трагедия русской философии. С. 23.

41 Цит. по: Размолодин М. Л. О консервативной сущности черной сотни. С. 198.

42 Там же.

43 Коцюбинский Д. А. Русский национализм в начале ХХ столетия. С. 98.

44 Лукьянов М. Н. «Россия – для русских»... С. 38.

45 Киреев А. А. Дневник. 1905–1910 / сост. К. А. Соловьев. М., 2010. С. 340.

46 Коцюбинский Д. А. Русский национализм в начале ХХ столетия. С. 98.

47 Там же. С. 103. По мнению Коцюбинского, с которым мы согласны, это рассуждение, высказанное в 1913 г. на страницах газеты «Киевлянин» в статье автора, под псевдонимом «Викт. Соседов», принадлежало В. В. Шульгину. Раз- мышления «Соседова» схожи с более поздними работами Шульгина: «Я уве- рен, что в какую бы идеальную религию вы ни обратили евреев – они не изме- нятся. У них в крови те “особенности”, за которые их “изгоняли”, за которые их “гонят” до настоящего времени», и которые «неистребимы, как неистреби- ма свирепость у коршуна и глупость у осла. Это “расовое”, а потому “вечное”» // Там же. С. 269.

48 Коцюбинский Д. А. Русский национализм в начале ХХ столетия. С. 99.

49 Российский Архив (История Отечества в свидетельствах и документах XVIII–XX века). Вып. IV. М. О. Меньшиков. Материалы к биографии / публ.