Н. А. Ухина [а]

Воспоминания о сёлах Мисково и Жарки

Я пишу о сёлах Мисково и Жарки, какими я их помню в 30-50 годы ушедшего XX в. Наши стоящие рядом сёла Мисково и Жарки возвышались на двух пригорках, разделенных низменным полем, называемым «Межжарки» и в весеннее половодье заливаемым водой.

От Костромы села находились на расстоянии 30 километров по старинному Вологодскому тракту (сейчас Сущевскому), из которых 18 километров до Сущева, 2 километра через д. Невежино до «Большого» леса, 3 километра лесом по выложенной камнем дороге и по обеим сторонам когда-то оканавленной и далее – левым берегом реки Мезы. Как выйдешь на опушку леса, сразу увидишь купола двух церквей и необъятный водный разлив весной и простор заливных лугов низменной равнины с ее большими и малыми озерами летом.

От леса дорога расходилась: вправо, пройдя ручей «Гузомой», более прямая – пешая, и слева – труднопроезжая дорога через овраги и наволоки: «Ершов», «Сипатров», «Юкшу», «Шляпное», «Дорогушу» и, наконец, «Мезный» мост у самого села. Мезный мост был свайным, высоким и широким. Его каждую весну заново отстраивали, так как в половодье льдом и быстрым течением воды его сносило. Мужики – плотники забивали сваи моста «бабой» под пение «Дубинушки».

Справа от этой же дороги шло продолжение лесного массива вплоть до Буя с названиями урочищ: «Заозерье», «Заяцкая», «Кутубьево», «Бувайка», Австрийская канава (красивое место с березовой рощей по сторонам, и которую копали пленные австрийцы во время I Мировой войны для осушения низины). В лесу было множество троп, выходящих к деревням Крутик и Абабурово.

Жарки 1952. На улице села. На Карте

Жители села до г. Костромы ходили в основном пешком (в доколхозное время ездили на своих лошадках), колхоз лошадей давал только в экстренных случаях. После Великой Отечественной войны, и то не сразу, от Сущева стало ходить грузовое «такси», а затем появилось и автобусное сообщение.

Мисково со всех сторон окружали низменные места, озера (Большое, Маленькое), болота (Попово, Асташево), реки Меза, Кострома и Криуша (Глушица), которая начиналась от Стрелки (место выше Жарков), впадала в Мезу у Мезного моста, а Меза впадала в р. Кострому, обогнув наволок Чиркино. За низменными местами рос лес – высокая дубовая роща по дороге в Куниково и мелкий лес в районе Гребешкова, Подьюкшина, Высокого. Там же были три пасеки колхозников. Сенокосы располагались по берегам рек Мезы, Глушицы и Костромки – наволоки «Кленки», «Спасский», «Телячье рыло», «Кирпичное» (раньше устроены были здесь кирпичные заводы) и др. Картофельные участки колхозникам отводили на Гребешкове, Высокове. Овощные и зерновые поля колхоза занимали места бывших Хмельников, Подьюкшина и Пожарь. Хороших дорог на участки и поля не было, особенно после дождей, а также осенних паводков, создающих бездорожье и немало трудностей в хозяйстве.

В период половодья, а он длился не менее 1,5-2 месяцев, необходимо было: лесозаготовителям не допустить обсушку леса и перегнать, приготовленные за зиму гонки плотов в русло рек; крестьянам – доставить к селу свои гонки плотов, заготовленные зимой (после спада воды распилить на дрова и уложить в поленницы, а осенью перетащить на дворы); вывезти на лодках навоз, как основное удобрение, в первую очередь на колхозные поля и свои картофельные участки, вычищая подворье; свезти в город и продать излишки урожая, чтоб иметь деньги.

Так что лодки в хозяйстве были необходимы, но их имели не все семьи. Несмотря на все трудности, крестьяне-колхозники старались все успеть сделать и выкроить время поохотиться, пострелять уток, птицы, набрать с полоев рыбной икры, с острогой наловить рыбы, а иногда приходилось снимать с льдин застрявших зайчат. Окрестности наших сел были богаты дичью, реки и озера рыбой, лес грибами, ягодами смородины, малины, брусники, калины, черники, гонобобля. По берегам рек росла ежевика, на лугах – разные лечебные травы. Среди населения выделялись определенные «лесники» – дедушки и бабушки, которые никогда из леса не приходили пустыми.

Имея сравнительно мало пахотной земли, да еще и далеко от сёл, крестьяне своими силами искали пути крепкого становления. В 20-е годы XX века были созданы: Товарищества по хмелеводству, по выращиванию породы скота, земельные, лесозаготовительные, строительные и сенокосные артели. Были уважаемы столяры Л. В. Оленин, Питеркины, плотники Васильчиков, Кирин, мясник А. П. Цыбакин и др. Были умелые рукодельницы, золотошвейки, которые вышивали крестом и гладью, плели кружева на коклюшках, ткали полотно из тонкой и холстовой новины.

Дома в Мискове и Жарках строились большей частью из кирпича, добротно, в основном высокие, впритык друг к другу из-за недостатка места. Выделялись красивые дома с фигурной отделкой, оштукатуренные и побеленные – белые и светло-голубые, зажиточных крестьян. Согласно плана Мисково, составленного Е. И. Лазаревой, в селе имелись улицы: Большая – мощеная камнем (78 домов), Успенская (67 домов), Оханова (25 домов), Сквозная (15 домов), Малая Пустынька (18 домов), Большая Пустынька (42 домов), Малая (10 домов). Всего 255 домов. Главными были Большая и Успенская улицы, которые проходили вдоль села, протяженностью до километра. Сзади домов, между дворами имелось небольшое пространство для проезда лошадей.

У каменных домов крыши крылись железом, у деревянных – дранкой. В нижней части дома размещалась кладовая с железными дверями и огромными замками, в которых хранили сундуки с одеждой и пр. утварь. Вход в дом – с боковой стороны по высокому крыльцу. Сзади дома пристраивался деревянный рубленный мост с сараем под одной крышей, крытой дранкой, с добротным омшаником для скота. В конце подворья были ворота, а у более зажиточных по двое ворот для въезда и выезда, которые имели по 2-3 коровы и лошадей.

Внутри дома у всех были русская печь, лежанка для дополнительного отопления, лавки вдоль стен, полати у потолка, стол, висела керосиновая лампа («молния»). Кухня отгораживалась от большой комнаты. После Великой Отечественной войны у многих появились железные кровати, диваны, стулья.

В средине села между главных улиц находилась площадь, вокруг которой были выстроены красивые двухэтажные дома и здание чайной. В средине площади стояли грузовые весы, а пониже пожарный пруд и сад с тремя аллеями молодых деревьев, но в большие половодья 1926 и 1931 гг. многое размыло и разрушило. Позже возле сада был выстроен большой скотный двор молочно-товарной фермы на 500 голов. Площадь возле чайной всегда была оживленной, здесь стояли подводы, машины. В старину на этом месте устраивались выставки скота, в престольные праздники сюда приезжали подводы с товаром, и все сделки проходили в чайной за чашкой чая, пива или вина.

Дорога в село от Мезного моста шла влево мимо лав на р. Мезе и бань на Большую улицу, Успенскую, к зданиям почты, роддома, церкви, конюшням, а также прямо в средину села к чайной, сельсовету (б. дом Замараева), пожарке, конторе сплавного участка (б. дом Мотенкова) и вела далее в Жарки. В улицах, из-за стесненности, деревья не высаживались. В каждом дворе был колодец – брали воду для скотины, а для питья носили из рек Мезы и Криуши. Огородов не было, овощи выращивали на отведенных участках на окраине села.

Бани на сваях и клетках окружали село. Все они топились по-черному и использовались для нескольких родственных семей. Весной, когда бани подтоплялись, к ним ездили на лодках или делали временные мосты.

На окраине села стояла пятиглавая церковь Успения Божией Матери с высокой четырехярусной колокольней. Церковь была обнесена каменной оградой с чугунными решетками. В ограде стояла сторожка – белый каменный дом в три окна, со светелкой и аллеями желтой акации. За оградой были выстроены большой каменный дом в пять окон для священника, с деревянной пристройкой для лошадей и скота, и белый каменный дом дьякона. В ограде церкви росли вековые деревья – ивы, берёзы, на могилках установлены чугунные и деревянные кресты. Дорога в храм была выложена камнем. После коллективизации священник о. Василий и дьякон уехали из села, их имущество было конфисковано. Дом священника приспособили под ветлечебницу с лабораторией и конюшню. Церковь же избежала закрытия и служила прихожанам вплоть до разрушения.

В церкви был хор с хорошими голосами и бессменным регентом Леонидом Викторовичем Олениным, жена которого, тоже певшая в хоре, в 1954 году погибла, провалившись под лёд.

Основным занятием наших крестьян издавна являлось хмелеводство. Для сушки хмеля выстраивались на окраинах села овины – высокие бревенчатые сооружения с трубой и амбары для его хранения. Все места, где росла трава, по берегам рек, в наволоках, низинах, скашивались. Особенно много стогов ставили на Юкше. Эти места в Великую Отечественную войну сдавались Шунгенскому и Яковлевскому колхозам для заготовки сена.

Административные здания в Мискове были расположены на Большой и Успенской улицах, в домах бывших зажиточных крестьян.

На Большой улице находились: Сельский совет – дом Замараевых, кирпичный двухэтажный; контора сельпо – дом Палагиных, кирпичный, двухэтажный; керосиновая лавка – переоборудованное здание начальной школы; контора лесозаготовительного участка Костромского ЛПХ Местопа – арендуемый у колхозника Сараева; контора колхоза «Красная волна» – дом Павловых, кирпичный, двухэтажный; начальная 4-классная школа – дом Цыбакиных, кирпичный, двухэтажный; чайная с пекарней на первом этаже – дом Палагиных, кирпичный, двухэтажный; магазин ОРСа сплавной конторы – дом Палагиных, кирпичный, двухэтажный; пожарное депо – каменное, одноэтажное.

На Успенской улице находились: Почта – дом Лякиных, каменный, одноэтажный; фельдшерско-акушерский пункт – кирпичный, двухэтажный; контора лесозатоговителей и сплавного участка – дом Мотенковых, полукаменный; ветеринарная лечебница – дом священника, кирпичный, одноэтажный.

До и после Великой Отечественной войны взамен старых в Мискове строили и новые дома, но уже деревянные: Шошины, А. П. Менькова на заработанные в колхозе трудодни и с помощью родных.

В 20-е годы, до колхозов, существовало единоличное крестьянство и кооперативно-товарищеские артели. Зажиточные крестьяне Палагины, Замараевы, Лякины, Цыбакины, Ярунины, Милашины, Суриковы, Павловы еще до колхозов, оставив свое имущество, скот и хмельники, выехали из села в города.

При организации колхоза люди шли в него неохотно. Несогласных выселяли из села, некоторых – в Магнитогорск.

В первое время руководство колхозом осуществляли партийные работники, командированные райисполкомом. Необходим был учет обобществленного имущества, и мою мать, Павлу Николаевну Кирьякову (1900 – 1950 гг.), пригласили работать в колхоз счетоводом-кассиром, в котором она бессменно проработала до своей смерти[б].

Отца Александра Павловича Кирьякова из Палагинской лавки, где он работал продавцом, перевели в магазин Мисковского сельпо (папа умер в 1938 г.). Родители оба хорошо учились, закончили пятиклассную школу, а мать после курсов работала в Мискове учительницей начальных классов.

Колхоз развивался не на плохой базе. Использовали удобренные земли хмельников, скот, лошадей, сданный инвентарь выселенных, да и люди не утратили свои навыки. В 1937 году колхоз разделился на два: в Мискове стал «Красная волна», а в Жарках – «Заря коммунизма». Молодежь посылали на курсы зоотехников, ветеринаров, полеводов, в училище ФЗО. Крестьяне приобретали навыки общественного труда, хорошо трудились. Появились лучшие полеводы-звеньевые З. М. Сотина, Т. Н. Ячменникова, лучшие доярки Е. Н. Лясова, Е. А. Григорьева, Е. Охлопкова, лучший завфермой П. А. Печурин, механизаторы Зубкин, А. К. Афанасьев.

В конце 30-х годов руководство колхозом доверили своим землякам. В 1939 году председателем сельсовета избрали А. Н. Барошину, секретарем Н. М. Ерова, председателем колхоза – А. П. Пулькина, получивших опыт работы в Петриловском колхозе. Руководство вместе с правлением колхоза укрепляли звеньевых полеводческих бригад, фуражиров, зав. ферм, телятников.

В начале Великой Отечественной войны почти все мужчины ушли на фронт, председателем колхоза избрали А. И. Власичева. Это был пожилой, умный, опытный крестьянин, проработавший на этом посту всю войну до смерти, последовавшей 17 апреля 1945 г. В колхозе остались женщины и подростки.

Уходили на фронт и добровольцы. В 1942 году ушли девчата 19211923 г.р. Кирьякова Лида, Ширшова Аня, Зобовы Нина и Маша, Андронова Шура, Дарьюшкина Лида, Ширшова Александра.

Правление колхоза вместе с сельсоветом определяли постоянные группы из молодежи по выполнению трудгужповинности: на лесозаготовки и сплав, на заготовку сена, на рытье окопов возле Шунги (стояли в Тепре), в Ярославль, на разработку торфа в Космынине. На этих работах им давали немного денег и хлеба по 400-800 г., а в колхозе ничего не давали. На лесосплаве работали до заморозков (часто приходилось заходить в ледяную воду по пояс, и сталкивать застрявшие бревна, так как сплавляли моль), а зимой пилили лес по заданию гужповинности и сплачивали плоты.

Было очень трудно с продовольствием. В первое время войны ходили что-то менять в Любим, Закобякино, но потом и менять стало нечего. Старались на всем экономить: сушили скорлупу, ездили на крахмало-паточный завод в Кострому за выжимками, дурандой, собирали колоски, сушили и на жерновах мололи. Пекли так называемые «барденики». Колхозники в войну не оставляли ни единого клочка не прокопанной и не засаженной земли, колхоз менял сено на семена пшеницы, овса, картофеля, чтобы выполнить госпоставки. В каждой бригаде закреплялись, после окончания учебы, группы подростков 10-15 лет, они не отставали от взрослых и работали на прополке, сенокосе, вязке снопов, на лошадях и быках.

Помогали фронту и личным вкладом. Подписывались все на государственный заем, на строительство танка.

Плохо было с мылом. Денег не было, и при приготовлении бани делали щелок в бочке из золы, ставили в печку чугуны с бельем, пересыпая золой, и так спасались от чесотки и вшей. Но жизнь шла, как бы ни было трудно, молодежь осенью и зимой устраивала вечеринки, танцевали кадрили, пели и сами сочиняли частушки про фрицев, ждали женихов. Через Сельпо выдавалась вата для вязания. Вязали для фронта шерстяные носки, варежки, вышивали платочки, кисеты и наполняли их табакомсамосадом. Сдавали в сельсовет для отправки на фронт, да и лично отправляли, имея адреса.

Меня мать в начале войны отозвала из техникума, где я училась, и определила в контору лесозавода счетоводом. Каждый выходной день вместе с Надей Коточиговой ходили в лес на обрубку и сжигание сучьев. На сплавном участке было свое подсобное хозяйство, работали эвакуированные из Ленинграда и Москвы, которые зимой вязали теплые вещи для фронта и сдавали в сельсовет. На лесозавод, кроме мисковских и жарковских, со всего района мобилизовывалось до 1500 сезонников, которых размещали по квартирам.

После смерти А. И. Власичева колхозом стал руководить прибывший с фронта К. А. Афанасьев. После войны в колхоз вернулись фронтовики, мои одноклассники: Голышев Вася, Кропотин Костя, Зобов Коля, Табачков Саша, Ефимов Саша, Желтов Вася, Селиверстов Паша, Чистяков Паша, Малков Леня.

Требовалось восстановить начатое: достроить МТФ на Успенской улице, построить свинарник, телятник, овощной склад нового типа, клуб со спортивной и танцевальной площадками. В Мискове и Жарках в 1948 г. провели линию электропередачи, дали электрическое освещение домов, в 1950 году провели радио.

Возвратившаяся с фронта молодежь развернула художественную самодеятельность, спорт, танцы, кино. Организовал колхозный хор фронтовик-инвалид А. П. Пулькин, обладавший хорошим голосом. По старой традиции продолжали устраиваться праздничные гулянья на Большой улице, рядами ходили и пели песни, плясали «русского», «цыганочку», а некоторые танцевали «лезгинку» (хорошо ее танцевал Н. И. Лясов с нашей мамой). Песни пели старинные: «Черный ворон», «Сокол сизокрылый», «Тройка», «Степь да степь кругом», «По Дону гуляет» и также новые 50-х годов.

До строительства клуба после уборки урожая с Покрова до Великого поста молодежь собиралась в беседы, арендуя у кого-то избу, за что платили дровами, керосином. В беседах девушки сидели и вязали варежки для фронта, вышивали, пряли. В большие праздники, как Рождество, устраивались вечеринки: девушки в нарядных платьях, туфлях, парни в костюмах и ботинках пели песни, танцевали кадрили. В праздничные вечеринки ходили на беседы друг к другу, мисковские к жарковским и наоборот, и, конечно, только с гармонью. Среди ребят из-за девчат случались драки. В православные праздники в Межжарках обычно сначала играли, а потом игры переходили в драки. Так погиб из-за девушки в 1947 году Броднев Костя.

Совершались в наше время и обряды венчания. Так, например секретарь сельсовета А. М. Коржина венчалась в мисковской церкви с Н. И. Шахониным (на венчании в церкви настояли родители), Л. М. Малков с Л. А. Куделиной. В Мискове, да и в Жарках с давних пор было заведено выходить замуж за жениха из своего села, поэтому про наши сёла говорили, что у нас все родные. Жизнь колхозная продолжалась, обряды постепенно утрачивали свое назначение, молодежь после окончания школы стала стремиться продолжить образование и уехать в город. Дальнейшее развитие наших колхозов приостановило сообщение о предстоящем затоплении Костромской низины и переселении наших сёл на новые места в течение 1952-1956 гг.

На общем собрании колхоза сообщили все условия переселения и порядок получения компенсации. С тяжелым камнем на сердце люди переживали эту новость, но вынуждены были выполнять правительственное указание и готовиться к переселению. Народ недоволен был заниженной суммой оценки компенсации строений, да еще при условии сломки дома, а где жить? Впоследствии этот порядок был изменен, и компенсацию стали выдавать без слома дома, но стали задерживать выдачу денег.

В Мискове, на Большой улице стояли рядом друг к другу три дома Кирьяковых. Когда-то владельцами их были два брата Дмитрий и Петр и их двоюродная сестра Мария Петровна. Было у них по четверо детей, но к началу переселения некоторые ушли из жизни или переехали в Кострому. Переселялся уже сын Дмитрия Константин с шестью детьми, который купил небольшой домик в посёлке «Фанерник». Сын Петра, Александр, погиб на фронте, и переселялась уже его вдова Мария Николаевна с двумя детьми: сначала они уехали в п. Ясное Калининградской обл. а затем, как и многие, перебрались в Кострому, где купили жилье на два окна в п. Первомайском.

Дома Кирьяковых были каменные, высокие, по три окна, а к каменной части деда Дмитрия была надстроена деревянная изба. Дом Марии Петровны был добротнее, выше других. Каменный, на две половины по три окна – основная изба и пристройка (горенка), тоже каменная, капитальная. Внизу под горенкой въездные ворота, рядом входная калитка и длинный коридор вдоль всей стены, обшитый тесом. Все было аккуратно выкрашено. В нижней части основной избы располагалась кладовая с воротами, называемая «голбец», где хранилась одежда в сундуках. К дому примыкали деревянные, рубленные пристройки для моста и сарая. Крыша покрыта железом, сарай – дранкой.

После смерти матери в 1950 году сестры Тамара и Валя переехали ко мне в Кострому, где я работала старшим бухгалтером Костромского сплавного участка. Жили мы на квартире, сестры учились: Тамара в техникуме, Валя в 4-м классе. Жить на мою зарплату 750 руб. было трудно, первые годы поддерживал мисковский картофель и овцы, которых мы оставили у соседей, а в нашем доме жила учительница. Потом этого не стало, и тогда сплавная контора пообещала дать нам квартиру. Колхоз помог в перевозке имущества, а контора к осени 1951 года выделила нам двухкомнатную квартиру в деревянном доме в переулке Вольный. Наш дом в Мискове удалось продать на слом комбинату им. Зворыкина, которому нужен был красный кирпич. В июле-августе 1952 г. наш дом сломали, я получила справку, и переселенческий отдел перечислил на открытый счет деньги. Комбинат наличными выдать не смог, и только с помощью главбуха комбината К. В. Шепелева через суд деньги были получены. Собрав около 50 тысяч рублей, я думала построить домик в Ребровке, но ничего не получилось.

В феврале 1951 года я вышла замуж, муж Ухин Николай Константинович (1925 г.р.) в конце 1951 года из органов г. Мурманска перевелся в Кострому, и в апреле 1953 г. его сократили. Я думала, будет легче, но оказалось труднее. В 1955 году муж скоропостижно скончался. Тамара вышла замуж, переехали ко мне, моей дочери было 3 года, Валя после окончания медучилища в 1955 году уехала в п. Ирбей Красноярского края, там вышла замуж, а в 1959 году её муж трагически погиб. Тамара получила квартиру в пос. Октябрьском, а Валю в 1960 году я привезла к себе. Жили вместе, а вскоре она вышла замуж, получила комнату и 10 лет жила с подселением. Затем обменялась на трехкомнатную в деревянном доме. Слава богу, все определились. Я воспитала одна дочь Ирину, имею двух внуков. По плану колхоз «Красная волна» должен был переселиться в колхоз «Новый путь» Ждановского сельсовета. Потом колхоз получил новое направление – в Калининградскую область, куда планировалось выехать 81 хозяйству вместе со скотом, в дома, оставленные немцами во время войны, в уже организованный совхоз в посёлке Ясное. Со слов земляков З. И. Дарьюшкиной (1926 г.р.), Н. А. Бачиновой (1933 г.р.) и Т. И. Клешонкиной, которые дали согласие на это переселение, они немало пережили беспокойства и трудностей. Вместе с людьми в Ясное перевозился личный и колхозный скот.

С тяжелой тоской на сердце уезжали люди, в последний раз крестились на церковь, плакали всю дорогу, а молодежь выкрикивала сочиненные частушки:

Уезжали в марте 1952 г. В Костроме неделю ждали документов и получения средств. Ехали поездом вместе со скотом в товарных вагонах, да еще были громоздкие вещи. Надо было напоить, накормить скот и свои семьи. По приезду в Ясное оказалось, что дома требуют ремонта, сами стали ремонтировать, но за ремонт денег давали мало. Оформили документы и сразу стали работать в совхозе. К моменту приезда уже работали переселенцы из других областей: Калининской, Белоруссии, КарелоФинской ССР. Мисковские сразу показали свое трудолюбие, смекалку, добившись высоких результатов.

В начале 50-х годов шло массовое выселение из Мискова. Со всех сторон по дорогам двигались машины, лошади, а у Мезного моста вообще было столпотворение. Везли сено, кирпич, разобранные постройки, тес, утварь. Увозить старались в погожее время, но не всегда так получалось. В плохую погоду машины застревали в глубоких колеях, лошади с трудом тянули груз по разбитым дорогам.

Тоска по Родине не покидала сердца переселенцев. Многие стали копить деньги для отъезда. В 1957 году выехали в Кострому Дарьюшкины и А. П. Пулькин, а затем почти и все остальные. Мисковские и жарковские колхозники обосновались в основном в башутинском, ждановском, сущевском колхозах, где появились целые улицы построенных домов. Немало построили домов своими силами в Ребровке: ул. Полевая, Запольная, Буйская, Партизанская, в п. Первомайском.

Молодежь не утратила трудолюбия своих родителей и сохранила их традиции. Многие выучились и стали уважаемыми людьми. Заместитель председателя колхоза «Заря коммунизма», а затем «Искра» Башутинского сельсовета Леонид Михайлович Малков в 1963 году был назначен председателем колхоза им. 50-летия СССР, вывел его в передовые, стал Героем Социалистического Труда. Его нет, но память о нем у людей жива.

Но двое человек из Мискова не уехали и после затопления. Не смогла выехать из села, несмотря на все угрозы, моя двоюродная бабушка Денисова Любовь Александровна (1892 – 1972 гг.) со своей больной племянницей (моей тетей) Еленой Павловной Денисовой (1912 – 1999 гг.). Бабушке было 65 лет, больной тёте Лене 44 года. Брат Любови Александровны, мой дедушка Павел Александрович Денисов (1982 – 1944 гг.), имел 8 человек детей, из них 5 сыновей, из которых четверо погибло на войне, и 3 дочери, которым самим была нужна поддержка и помощь. Женщинам некому было помочь, да и священник сказал ей, чтобы не выезжала, так будет лучше. Несмотря на запреты властей, они сумели остаться в своем высоком, каменном, родительском доме Денисовых на Большой улице, возле реки Мезы. Любовь Александровна даже не хотела получать первую половину оценки дома, но мы ее уговорили, она получила 11 тысяч рублей, на них и жили, а их дом стал пристанищем для рыбаков и охотников. Первое время на островке было весьма многолюдно, сюда из Никольской психобольницы было переведено подсобное хозяйство. Тетя Лена стала там работать поваром и уборщицей, заработала минимальную пенсию.

Бабушка завела своё хозяйство. Первое время завели поросенка, потом перестали, стали сажать картофель, благо земли было вдоволь, выращивали огурцы, морковь, свеклу, лук, капусту и даже помогали племяннику Юрию и сестрам Марии Павловне и Евдокии Павловне в Костроме.

Бабушка была приветливым человеком, и дом их стал добрым пристанищем для рыбаков, охотников и всех путешествующих. Приезжие рыбаки-охотники стали постоянными посетителями и во всем им помогали. Снабжали по их заказу продуктами. Соль, спички, керосин, мука, сахар всегда были с запасом (хранить было где – в кладовой под домом). Бабушка всегда говорила: «Живем хорошо, с Божьей помощью и добрых людей».

Приезжие переоборудовали сарай, заготовляли поленницы дров, а для них была выделена под ночлег специальная комната с двухъярусными нарами. Тетя Лена стирала и ремонтировала, если было необходимо, их одежду. Рыбаки делились с ними рыбой, дичью, грибами. Пища готовилась в русской печи, иногда пекли и пироги.

Жили они спокойно, тихо, топили баню, да и подсобное хозяйство, при котором жил сторож, еще существовало. Изредка навещали их родственники, сестры Мария и Евдокия Павловны, мы все Кирьяковы с детьми. Любовь Александровна умерла 9 февраля 1972 г., её похоронили в Сущеве. Тетя Лена работала в хозяйстве до 1975 г. Последний раз я ее навестила в 1973 г. Она обрадовалась, вместе с ней сходили на кладбище, но там уже могилок не было, всё заросло кустарником, помню, постояли с ней, поплакали, помолились. Потом попили чаю и распрощались. У тёти Лены были люди, а я заторопилась на пароход в Жарки в обратный путь. На сердце было тоскливо от пережитого. Тетя Лена жила в Мискове до 1975 г., потом переехала в Кострому к племяннику Юре, у которого и умерла 1 апреля 1999 г., на 87-м году жизни. Похоронена она в Костроме. Так закончили свою жизнь последние жители мисковского островка, со всех сторон окруженного водами Костромского водохранилища.

Село Жарки

Село Жарки, как и Мисково, со всех сторон окружали реки, речки и болота, низменные места и луговины, в половодье заливаемые водой. Село окружала река Криуша (Глушица) от реки Меза до самой «Стрелки» – места раздвоения реки Костромки, где находилась пристань и где останавливался пароход «Крестьянка».

Дорога от Мискова до Жарков была прямой, окопанная канавами, а на Мезный мост шла кругом по берегу реки и в половодье затоплялась водой. Тогда сообщение между селами было только на лодках, и ни одного года не обходилось без несчастий, особенно со школьниками, которым всегда хотелось попрыгать по льдинам.

Жарки находились от Мискова на расстоянии одного километра. Дорога входила на Большую улицу, которая проходила через все Жарки на расстоянии около одного километра и разделяла село пополам, вправо находилась бывшая деревня «Радово», влево – «Лукино». От главной улицы отходили сквозные улицы от дома Березкиных до церкви и от дома Малковых до окраины. В Радове параллельно Большой улице шли улицы: Плохова, Барабанова, Каргина, Сексорова, Бетенихина, Денисова; в Лукино: улицы Маленькая, Свистунова и Андумина. Всего в селе считалось 211 домов. На Стрелку и к наволокам реки («Потереп», «Булавино», «Мескошь», «Кленки», «Столбы») можно было пройти берегом реки и прямо через «Мостище» – настил из бревен, через болота «Зыково», «Заповедник». Дорога была длинная, с большим количеством изгибов.

Влево от улиц Лукино, за низиной, возвышалась «Боярская грива», бывшее место хмельников, с двумя рядами вековых дубов и оканавленной с двух сторон дорогой. Очень красивое место. Через нее дорога шла к «Столбам».

От церкви через реку Криушу был свайный мост, называемый «Речечный» и впоследствии переоборудованный в наплавной, который перед заморозками убирался. От моста виднелись лесные массивы и в обе стороны шли сенокосные луга к бывшим хмельникам на возвышенных местах, затем колхозные овощные поля с названиями: Заречье, Родители, Яковлевское (Ближняя мельница), Тупица, Леонтьев омут, от которого через высокое место «Косогор» не более двух километров до деревни Шода. Раньше бывший Вологодский тракт проходил на Шоду, Колгору, Сандогору.

Село Жарки располагалось несколько выше Мискова и затоплялось меньше. Тут раньше проходил и спад воды. Самое большое половодье было в 1926 и 1931 гг.

Дома в Жарках также были в основном каменными, высокие, стояли впритык друг другу, под железными кровлями с рублеными пристройками моста и сарая для скота. Дома зажиточных крестьян выделялись красивой отделкой, некоторые были оштукатурены и побелены. На окраине села стояла кузница.

В Жарках казалось больше зелени, т. к. в середине села находились два пруда, а между ними сад, окопанный канавами, в три аллеи, по бокам которых росли вековые ивы и липы, а возле них устроены скамеечки. Здесь проходили гулянья молодежи, была оборудована сцена, но ко времени затопления гулянья проходили по Большой улице. На окраине села, противоположной Мискову, стояли бани, в основном на клетках, амбары каменные и деревянные, овины, которые в коллективизацию были пущены на постройку скотных дворов. Под амбарами также сушился табак и хранились лодки.

На улицах села было несколько пожарных колодцев, деревьев не было, питьевую воду брали из р. Криуши и в каждом дворе был колодец для скота. До коллективизации существовал тот же уклад жизни, как и в Мискове; развито было хмелеводство, ремесленничество, скотоводство. Были зажиточные крестьяне и послабее. Зажиточными были: Крыловы, Копайковы, Горошкины, Березкины, Лазаревы, Замараевы, Бусковы, Маршиловы, Быстряковы, Сивушковы, Киселевы. Они имели более добротные дома, амбары, овины, плодородные земли хмельников и сенокосных угодий, свои лавки и др.

В период коллективизации их хозяйства обобществили, но многие из них уехали еще до колхозов, тем более что Жарки горели дважды, в 1934 и 1938 гг., в районе Радово и нижней части Лукино. Сгорели дома Березкиных, Крыловых, Бусковых, Быстряковых, Маршиловых, Феофиловых, которые оставили погорелые дома и выехали в город. Некоторым, после раскулачивания, возвратили свои дома: Киселевым, Лазаревым. В первое время после коллективизации села были объединены в один колхоз «Красная волна», а в 1937 году Жарки выделились в самостоятельный колхоз «Заря коммунизма».

Руководство колхоза в первое время возглавляли партийные работники, командированные райисполкомом, которые часто менялись. Весь период войны до 1948 г. колхозом руководил земляк, опытный крестьянин Василий Иванович Куделин. После него управляла колхозом бывшая председатель Мисковского сельсовета Анна Николаевна Барошина.

Жарковский колхоз не уступал мисковскому. Люди были трудолюбивые. Колхозы помогали друг другу в улучшении сельскохозяйственного производства и животноводства. Выросли передовые полеводы – звено З. А. Борисовой, доярки с высокими надоями – Березкина Любовь Ивановна, Елесина Мария Ивановна, а также пахари, комбайнеры.

Колхоз так же, как и все, пережил трудные годы войны, после которой стал восстанавливать свое хозяйство, строить МТФ, свинарник, овчарник, проводить электричество в дома и на фермы. Руководил колхозом земляк, бывший молодой офицер Маляшихин Василий Иванович, вместе со своим заместителем Малковым Леонидом Михайловичем, немало сделавший для колхоза и быта людей.

Как и в Мискове, все административно-хозяйственные органы управления размещались по Большой улице: неполная средняя школа – бывший дом Копайковых, кирпичный, двухэтажный, на первом этаже находился магазин Мисковского сельпо; четырехклассная начальная школа – дом Ерыловых, кирпичный, двухэтажный, с деревянной пристройкой; маслосырзавод – полукирпичный (на втором этаже – клуб); контора колхоза (на первом этаже – детсад) – дом Лазаревых, кирпичный, двухэтажный; магазин ОРСа (1-й этаж), 5-й и 6-й классы неполной средней школы – дом Горошенковых, кирпичный, двухэтажный. В деревянных пристройках этих домов, кроме здания школы, размещались дойные коровы, молоко которых в бидонах сдавалось на переработку на маслосырзавод.

Жарковская церковь святых Петра и Павла стояла на правой стороне Радова, в конце сквозной улицы. Престольный праздник – 12 июля, Петров день. Говорили, что раньше она была старообрядческая, а затем перешла в православную. Церковь красивая, с высокой каменной оградой и входной аркой. Внутри ограды захоронения и вековые деревья ивы. За оградой – два деревянных домика, для священника и дьякона. К домикам вела аллея желтой акации.

Священники церкви часто менялись. Последний – отец Александр Голубков был осужден за неуплату налогов. Церковь была закрыта, и прихожанам на моление приходилось ходить в мисковскую церковь. В домике дьякона была оборудована ветлечебница. Иконостас и иконы при выселении вывезены, разрушена колокольня.

С Леонидом Михайловичем мы вместе учились. Наши матери с детства дружили. В разговоре слышала от него, вот пойду на пенсию, и с женой уедем на жительство в Жарки для восстановления здоровья, а сам неожиданно ушел из жизни на 73-м году 15 апреля 1998 г.

Жарковский колхоз по плану переселялся в колхоз «Искра» Башутинского сельсовета, председательство которого возглавил В. И. Маляшихин, а заместителем Л. М. Малков. Они и занимались переселением всего имущества колхоза и скота и немало сделали для укрепления своего колхоза, увеличив конный парк, поголовье скота и др.

В 1961 году умирает В. И. Маляшихин, председателем назначается Павел Иванович Морозов, они вместе с Леонидом Михайловичем продолжали использовать сенокосные угодья незатопленных берегов Криуши-Глушицы. Была создана бригада молодых колхозников во главе с бригадиром Л. Н. Заляпиным. Сено стоговали на берегу реки, а зимой на тракторах увозили в Башутино. Сено было выгодно колхозу, но и доставка его создавала немало трудностей, забот и тревог, и сенокосные луга были переданы ОПХ «Ленинское».

Л. М. Малкова из колхоза «Искра» назначают председателем сущевского колхоза, куда он вторично переселился, построил кирпичный дом и до конца своих дней в нем проработал.

Переселение села проходило с большими трудностями, а для других и трагически. Так, 28 октября 1956 г., возвращаясь из Жарков, бригада молодых ребят с Л. М. Малковым в количестве 11 человек, переезжая половодье на двух лодках, при появившемся ветре затонули, не смогли добраться до берега и погибли. В живых остался только Л. М. Малков. Похоронили их на кладбище с. Костенево. В марте 1956 года также погиб переселенец с. Жарки А. Ф. Денисов, ехавший на машине с сеном и попавший в ледяную полынью.

Вследствие низкой оценки домов и задержки с выплатой компенсации многие не смогли приобрести равнозначное жилье. В. Н. Коржина (1900 г.р.) взамен своего двухэтажного кирпичного дома смогла купить только небольшой домик в д. Абабурово. Г. И. Павлов для семьи из 5 человек смог купить старый деревянный домик в Костроме, взамен своего высокого кирпичного дома. Но постепенно в период 1952-1956 гг. все выехали, сравняв с землей свои жилища. Были оставлены не сломанными два дома – Филипьевых и Сексаровых, в которых разместились охотбаза Костромского общества охотников, а в доме Филипьевых жили рабочие и сторожа ОПХ «Ленинское». В первое время до 1956 г. в Жарки ходил пароходик, а затем в Сандогору катамаран, на которых жители сел навещали свои родные места.