«Дедушка»: Костромская основа сюжета поэмы

В начале 70-х годов Некрасов работал над циклом поэм, посвященных судьбам декабристов: «Дедушка» (1870 г.), «Русские женщины», состоящие из двух частей: «Княгиня Трубецкая» (1871 г.) и «Княгиня М. Н. Волконская» (1872 г.). На первый взгляд обращение к декабристской тематике может показаться нехарактерным для Некрасова с его равнодушием к историческим сюжетам. Однако, как писал Н. Л. Степанов: «Это (...) не просто обращение к прошлому, а к революционным страницам истории, – напоминание о первой попытке революции в России и о её самоотверженных героических деятелях»515.

Как известно, сюжетной основой «Дедушки» является рассказ о приезде в усадьбу к своему сыну старика-декабриста, освободившегося из Сибири по манифесту 1856 г. Прототипом героя поэмы считается известный декабрист, бывший генерал-майор, князь Сергей Григорьевич Волконский (1788 – 1865 гг.)516. Летом 1857 года С. Г. Волконский посетил Костромскую губернию. 13 августа 1857 года губернатор Московской губернии направил своему костромскому коллеге, генерал-майору А. Ф. Войцех, особое отношение об учреждении надзора за С. Г. Волконским, выехавшим в имение дочери в Буйском уезде. В отношении говорилось: «Возвращенный из Сибири политический преступник Сергей Волконский, проживающий в удельном селе Алексеевском Московского уезда, 8 числа сего месяца выехал Костромской губернии Буйского уезда в село Леонтьево к дочери своей г. Молчановой. О сем я имею честь сообщить Вашему Превосходительству для надлежащего с Вашей стороны распоряжения»517.

Упомянутая в отношении госпожа Молчанова – это дочь С. Г. и М. Н. Волконских, Елена Сергеевна Волконская (1835 – 1916 гг.), в первом замужестве Молчанова. В августе 1857 года С. Г. Волконский посетил семью дочери, жившую в селе Леонтьеве в Буйском уезде (ныне – д. Леонтьево в Сусанинском районе). К этому времени его дочь уже овдовела, её первый муж Дмитрий Васильевич Молчанов, служивший чиновником особых поручений при генерал-губернаторе Восточной Сибири Н. Н. Муравьёве-Амурском, скончался в 1856 г.518 В 1854 году у Елены Сергеевны родился сын, названный в честь деда Сережейа. Таким образом, главная сюжетная линия поэмы «Дедушка» о том, что в усадьбу к внуку приезжает из Сибири дед, явно взята Некрасовым из жизни – из поездки С. Г. Волконского в Леонтьево.

О поездке С. Г. Волконского в Костромскую губернию Некрасов мог узнать от сына С. Г. Волконского – своего старого знакомого князя М. С. Волконского (1832 – 1902 гг.), с которым он часто ездил из Петербурга на зимнюю охоту.

По справедливому мнению Ю. В. Лебедева, одним из основных источников поэм «Дедушка» и «Княгиня Волконская» послужила книга С. В. Максимова «Сибирь и каторга», опубликованная в некрасовских «Отечественных записках» в 1868-1869 годах. Ю. В. Лебедев пишет: «...в момент работы поэта над первыми двумя поэмами декабристского цикла наиболее достоверными источниками, которыми он располагал, были сведения из третьей части книги Максимова “Сибирь и каторга” – “Государственные преступники”. Эта часть была опубликована в сентябрьском и октябрьском номерах “Отечественных записок” за 1869 год и содержала подробные описания ссылки и сибирской жизни декабристов. (...) Максимов посетил не только все места ссылки декабристов, но и был в известном Тарбагатае, рассказ о котором явился идейным зерном поэмы Некрасова “Дедушка”» 519.

Некрасов и «Хождение в народ»

Как известно, в 1874 году члены революционных молодежных кружков предприняли попытку поднять крестьянские массы на восстание, вошедшую в историю как «хождение в народ». «Хождение в народ» не миновало Ярославскую и Костромскую губернии. В августе 1874 года в Чудовской Луке Некрасов написал стихотворение, связанное с одним из эпизодов «хождения» – «Горе старого Наума». Более всего «Горе старого Наума» известно по его отрывку, не связанному прямо с основной частью стихотворения, где поэт мечтает о будущем Волги:

О «Горе старого Наума» много писали, но оно, кажется, так и не стало объектом исторического изучения. Ведь Некрасов не случайно дал ему подзаголовок – «Волжская быль». Герой стихотворения – богатый крестьянин Наум, владелец паточного завода и постоялого двора. Считается, что прототипом Наума послужил бывший крепостной крестьянин Никита Петрович Понизовкин, получивший в 1849 году от помещика вольную и поселившийся неподалеку от Грешнева. Н. П. Понизовкин был старообрядец, относившийся, как полагают, к согласию странников520. Взлёт этого человека поражает: уже в 1850 году он стал купцом II гильдии, в 1863 г. – I гильдии521. На берегу Волги, неподалеку от Грешнева, вырос целый промышленный городок – Понизовкино (после революции переименованный в «Красный Профинтерн»). Карьера Понизовкина развивалась на глазах Некрасова, возможно, что он знавал его лично. Разумеется, заводчик Н. П. Понизовкин был для поэта заклятым врагом, народным угнетателем, пауком.

Наум живет неподалеку от Николо-Бабаевского монастыря и Больших Солей. В стихотворении сказано:

В «Горе старого Наума» Некрасов, насколько это было можно, показал эпизод «хождения в народ». Молодой человек и девушка пропагандировали среди крестьян Ярославской губернии. Они выдавали себя за крестьян и были соответственно одеты. Уже в самом начале их миссию едва не постиг провал. Девушка-пропагандистка курила, и как-то она села покурить, причем не где-нибудь в закутке, а на крыльце дома, где они остановились, на глазах у людей. Вид курящей крестьянской девки не мог не потрясти очевидцевб. О молодых людях пошли слухи, вскоре дошедшие до тех, до кого надо, и только обстоятельства спасли пропагандистов от немедленного ареста.

Этих молодых людей звали Павел Семенович Троицкий и Мария Эдуардовна Гейштор. П. С. Троицкий был сыном священника из с. Балахты под Красноярском. Окончив Томскую духовную семинарию, он поступил на юридический факультет Петербургского университета. Мария Эдуардовна (Мария-Юзефа) Гейштор (1855 – 1922 гг.), литовка по отцу и полька по матери, родилась в Минске. По отцу она принадлежала к литовскому дворянскому роду. Её отец и старший брат за участие в восстании 1863 года были сосланы в Сибирь, мать последовала за мужем в Сибирь, где и умерла. Детство и юность Марии-Юзефы прошли в Сибири. В 1873 году она приехала в Петербург, где стала готовиться к поступлению на медицинские женские курсы и вступила в кружок студентов-сибиряков в Медико-хирургической академии. В мае 1874 года Троицкий и Гейштор вышли из Рыбинска и двинулись параллельно Волге, занимаясь пропагандой. Случай с курением Марии Эдуардовны произошел в Костромском уезде, где-то вблизи Больших Солей. Узнав, что их товарищ в Рыбинске арестован, Троицкий и Гейштор вернулись в Петербург, где и были арестованы. Марию Эдуардовну вскоре выслали в Костромскую губернию. Какое-то время она находилась в костромской тюрьме на ул. Русиной, затем по распоряжению губернатора её отправили в г. Кологрив. Вскоре из Кологрива её отвезли в Ярославль и посадили в тюрьму. Всего в тюрьмах Мария Эдуардовна просидела четыре года (два года в ярославской и два – в Петропавловской крепости), после чего прошла по процессу «193-х». Вместе с ней судили и её будущего мужа, И. И. Добровольского, с которым она познакомилась в ярославской тюрьме. На процессе Мария Эдуардовна была оправдана, а И. И. Добровольский получил 9 лет каторги. Однако ему удалось бежать, и они уехали в Швейцарию, где Мария Эдуардовна окончила медицинский факультет Женевского университета. В 1905 году после амнистии супруги вернулись в Россию. Мария Эдуардовна была активным членом Политического Красного Креста, во время I Мировой войны работала в госпитале. Она дожила до революции и умерла в декабре 1922 года под Москвой в местечке Старые Горки близ станции Болшево522.

В последние годы

В конце 60-х годов Некрасову не было еще и пятидесяти лет. Он был богат, слава его росла. Расставшись с Полиной Лефрен, поэт вскоре познакомился с Прасковьей Николаевной Мейшен. Происходившая из мещан Прасковья Николаевна родилась в Ярославле. Совсем молодой она вышла замуж за пожилого губернского механика В. И. Мейшена, но очень вскоре, в начале 1867 года, овдовела. Летом 1867 года Прасковья Николаевна сблизилась с Некрасовым, в октябре того же года она переехала с ним в Петербург и поселилась в его квартире на Литейном. Примерно через год они расстались, и Прасковья Николаевна вернулась в Ярославль. Через какое-то время она вторично вышла замуж за дворянина Волкова, прожила с ним десять лет и вновь овдовела523.

Весной 1870 года Некрасов встретил «молодую, обаятельную и жизнерадостную девушку Феклушу Викторову. Красивая и скромная, добрая и сердечная, веселая певунья и хохотушка, она горячо полюбила поэта и навсегда вошла в его жизнь. Некрасову было тогда 48 лет, ей – 23»524. Ничего достоверного о её происхождении, откуда она была родом и при каких обстоятельствах познакомилась с поэтом, неизвестно. Ясно только, что Фекла Анисимовна Викторова (1847 – 1915 гг.) была «простого звания»525. Как и подобает демократу и народолюбцу, Некрасов переименовал свою подругу, заменив её простонародное имя-отчество на изысканно-благозвучное Зинаида Николаевна (отчество Некрасов образовал от своего имени)в. В этом «переименовании» нельзя не увидеть проявления старой помещичьей традиции давать приближенным крепостным слугам или фаворитам «благородных» имен (вспомним, как мать Татьяны Лариной в «Евгении Онегине» звала Селиной дворовую девку Акульку). Зинаида Николаевна поселилась в бывшей «панаевской половине» его квартиры на Литейном, которая после смерти И. И. Панаева и отъезда Авдотьи Яковлевны стала частью квартиры поэта. Официально она числилась как домоправительница.

Выше уже писалось, что с начала 60-х годов Некрасов часто ездил на охоту в Новгородскую губернию, с 1868 года он регулярно охотился в районе Чудова. Весной 1871 года Некрасов приобрел возле д. Лука у помещиков Владимировых небольшую помещичью усадьбу, находившуюся в одной версте от железнодорожной станции Чудово (ныне г. Чудово в Новгородской области), отчего за ней закрепилось название Чудовская Лука. Новое поместье поэта на реке Кересть состояло из двухэтажного деревянного дома с флигелем, службами, конюшней. В усадьбе был парк с аллеями из старинных лип и дубов. Поместье включало в себя 162 десятины земли526. В Чудовской Луке на псарне содержались охотничьи собаки Некрасова, которых, когда поэт ехал в Карабиху, доставляли туда527.

До покупки Чудовской Луки Некрасов летом обычно жил в Карабихе. Начиная с 1871 г., поэт регулярно стал заезжать и в Чудовскую Луку: он приезжал сюда в 1871, 1872, 1873, 1875, 1875 и 1876 гг. В окрестностях своей новой усадьбы Некрасов много охотился, в частности, на медведей. Авторитет Некрасова как охотника и слава его собак были уже настолько велики, что летом 1873 года гончих из Чудовской Луки просил у поэта брат царя великий князь Николай Николаевичг528.

Из Чудовской Луки летом 1875 года Некрасов в последний раз приехал в Карабиху, с Зинаидой Николаевной посетил Грешнево, побывал в Абакумцеве на могилах родителей, и навестил в д. Орлово своего старого спутника по охоте Кузьму Ефимовича Солнышкова529.

В 1875 году Некрасов уже болел тяжелым недугом, вскоре сведшим его в могилу, – раком прямой кишки. Страдая от болей, он писал в Карабихе большую сатиру «Современники», где издевательски изобразил ряд реальных представителей высшей бюрократии и промышленников, часть из которых лично знавал по Английскому клубу. Одним из героев «Современников» Некрасов сделал знаменитого В. А. Кокорева, выведя его под именем Саввы Антихристова. Василий Александрович Кокорев (1817 – 1889 гг.), уроженец г. Солигалича, старообрядец поморского толка, представлял собой ярчайшую фигуру молодого русского капитализма. Достаточно сказать, что он был учредителем ряда акционерных обществ: Общества Волго-Донской железной дороги, Волго-Каспийского пароходства «Кавказ и Меркурий», Общества Уральской железной дороги, Бакинского нефтяного общества. В. А. Кокорев являлся также учредителем Волжско-Камского банка и создателем первого в России нефтеперегонного завода, открывшегося в 1859 году около Баку (его заслуги в этой области высоко ценил Д. И. Менделеев). Разумеется, В. А. Кокорев не был ангелом. Современные исследователи пишут о нём: «...перед нами предстаёт очень противоречивый, сложный, отнюдь не отвлечённый облик не только крупного российского дельца и капиталиста, но и незаурядной личности, широтой своих воззрений и инициатив опередивший людей своего круга, и вместе с тем являвшегося типичнейшим представителем своего сословия, своего времени»530.

Летом 1876 года больной поэт в последний раз приехал в Чудовскую Луку. Всё усиливающаяся болезнь причиняла ему мучительные страдания, временами наводя его на мысль о самоубийстве531.

Стихотворения, написанные в последний период жизни Некрасова, во время тяжелой болезни, составили цикл «Последние песни». На склоне лет в творчестве поэтов обычно преобладают философские мотивы. Некрасов же и со смертного одра продолжал обличать и звать Русь к топору. Одним из главных в цикле было стихотворение «Сеятелям», наиболее известное по строкам:

В. Е. Евгеньев-Максимов писал: «...главный смысл этого стихотворения – приветствие, обращенное к борцам за освобождение народа»532. Фактически Некрасов призывал «сеять» идеи Чернышевского и Добролюбова.

Цикл «Последние песни» был опубликован в январском номере «Отечественных записок» за 1877 год и вызвал шквал откликов. 3 февраля 1877 года на студенческом вечере под Адресом к поэту поставили свои подписи 395 человек, в основном студенты Петербургского университета и Медико-хирургической академии. Через несколько дней трое представителей студенчества вручили его больному поэту. В Адресе говорилось, что русская молодёжь несёт в своих сердцах «могучую, святую любовь к народу», а Некрасов, «певец народа, певец его горя и страданий», своею поэзией «зажигает эту могучую любовь к народу и воспламеняет ненавистью к его притеснителям». Завершался Адрес словами: «Из уст в уста передавая дорогие нам имена, не забудем мы и твоего имени и вручим его исцеленному и прозревшему народу, чтобы знал он и того, чьих много добрых семян упало на почву народного счастья. Знай же, что ты не одинок, что взлелеет и взрастит семена эти всей душой тебя любящая учащаяся молодёжь русская»533.

Жизнь уходила, надо было подводить итоги и отдавать последние долги. 13 января 1877 года Некрасов составил официальное завещание. С завещанием поэта связана одна загадка. В его тексте особо оговорено: «Капитала в денежных бумагах он, завещатель, вовсе не имеет» (XII, 100). Коснувшись отсутствия у Некрасова «капитала в денежных бумагах», В. В. Жданов писал: «Это вызвало некоторое удивление современников, считавших состояние Некрасова в последние годы жизни очень значительным»534. Исследователь, в частности, ссылается на запись в дневнике Е. А. Штакеншнейдер от 19 октября 1880 г., где говорится, что Некрасов завещал «нигилистам» «пятьсот тысяч»535. Комментируя запись Е. А. Штакеншнейдер, В. В. Жданов пишет: «...слухи о завещании денег ходили, и даже называлась определенная сумма; может быть, здесь и надо искать объяснение загадки, куда девались деньги (...). Не пошли ли эти деньги на поддержку революционно-народнической организации, на революционную пропаганду?»536.

Мог ли Некрасов пожертвовать крупную сумму денег на революционные цели? Ответ на этот вопрос может быть только утвердительным. Наверняка, поэт и раньше помогал революционерам. Перед смертью же бездетный Некрасов мог завещать им большую часть своего состояния. Для него это был естественный и логичный поступок, в каком-то отношении подводивший итог всей его жизни.

Скорее всего, Некрасов завещал свои деньги организации революционных народников – «Земле и воле», возникшей в конце 1876 г. Вряд ли капитал поэта пошёл только на революционную пропаганду. Мы вправе полагать, что его употребили и на ряд громких актов террора последующих лет.

Весной 1877 года Некрасов сделал важный шаг: он обвенчался с Зинаидой Николаевной. Всю свою жизнь поэт старался не вводить отношения с женщинами в законные рамки. Только опасение за судьбу Зинаиды Николаевны заставило его переступить через неприязнь к брачным узам. Он решился обвенчаться только накануне предстоящей ему операции, исход которой нельзя было предсказать. Некрасов находился уже в таком плохом состоянии, что ни о каком венчании в церкви не могло быть и речи. По подсказке митрополита Петербургского Исидора обратились к военному духовенству, располагающему переносными церквями-палатками. В столовой некрасовской квартиры установили подобную палатку537. 4 апреля 1877 года Некрасова обвенчал иерей адмиралтейского собора святого Спиридона о. Михаил Кутневич538. В решающий момент «больного взяли под руки и три раза обвели вокруг аналоя, полуживого от страданий. Очевидцы запомнили, что он был босой и в длинной рубахе»539.

Через неделю после венчания Некрасов лёг на операционный стол. Его оперировал приглашенный из Вены светило европейской медицины хирург Бильрот. После операции, состоявшейся 12 апреля 1877 года на квартире поэта, Некрасов прожил еще несколько месяцев.

15 декабря 1877 года А. А. Буткевич писала Ф. А. Некрасову в Карабиху: «У нас всё по-старому, брат всё в одном положении, только встаёт с постели не три раза в день, а два и не может долго сидеть. Вообще положение его тяжкое, а смотреть на него – легче самому в гроб ложиться»540.

Кончина и похороны поэта

Некрасов скончался 27 декабря 1877 года, в 8 часов 50 минут вечера. На следующий день в столовой его квартиры был выставлен гроб, у которого по традиции вплоть до похорон читали Псалтырь. В последующие дни в доме на Литейном побывало множество людей. В частности, 29 декабря квартиру покойного посетил великий князь Сергей Александрович (сын императора Александра II)д. Разумеется, после революции никогда не писали о том, что память Некрасова почтил сын царя.

Примечательно, что Некрасов не захотел быть похороненным на Литераторских мостках Волкова кладбища, к тому времени ставшим традиционным местом упокоения деятелей искусства, или, например, в Абакумцеве рядом с родителями. Согласно завещанию от 13 января 1877 г., он определил местом своего погребения кладбище Воскресенского Новодевичьего монастыря (XII, 100). Можно уверенно предположить, что его выбор был обусловлен тем, что это кладбище носило «аристократический замкнутый характер»542. Барин вновь победил в Некрасове демократа, тщеславие оказалось сильнее желания быть погребенным на одном погосте с Белинским и Добролюбовым. В окружении Некрасова известие о выборе им места погребения вызвало неоднозначную оценкуе.

С 60-х гг. XIX века в Петербурге и Москве появилась традиция, когда похороны писателей или общественных деятелей, хоть как-нибудь «пострадавших» за свои убеждения, превращались, по сути, в политические демонстрации. Состоявшиеся 30 декабря 1877 года похороны Некрасова стали одним из наиболее ярких подобных примеров. Члены «Земли и воли» даже дважды едва не довели дело на них до стрельбы: в первый раз, когда, придя на похороны с венком «От социалистов», они окружили несущих его вооруженным кольцом, второй раз – во время выступления у могилы Г. В. Плеханова. В обоих случаях землевольцы заранее условились защищать и венок и Плеханова с оружием в руках544. Таким образом, народники готовы устроить на похоронах любимого поэта побоище.

Отпевание Некрасова состоялось в Воскресенском соборе Новодевичьего монастыря. Эта обитель у Обводного канала была возведена трудами уроженки Костромского края игумении Феофании (Готовцевой)*.

О похоронах Некрасова в советское время писалось немало, однако один их важный эпизод обычно замалчивался. Речь идёт о «Слове», с которым у гроба поэта выступил уроженец Костромского края, профессор Петербургского университета, протоиерей Михаил Горчаков**.

Почему именно о. Михаилу довелось произнести надгробное слово, сделал ли он это по своей инициативе или по чьей-то просьбе, состоял ли он в личном знакомстве с покойным, нам неизвестно.

После завершения отпевания и пения «Со святыми упокой» в переполненном людьми соборе о. Михаил Горчаков произнёс слово о почившем. В частности, он сказал: «Покойный был носитель и выразитель страданий и горя русского народа. В его стихах изливаются страдальческие думы и чувства не одного какого-либо класса народа, не одного состояния или звания, не одного какого-либо кружка (как некоторые стараются полагать), но думы и чувства всех и каждого из нас, беду и горе испытавших без различия звания, состояния, положения, возраста и пола. Никакой кружок людей, входящий в состав русского народа, не должен, не имеет права считать покойного своим только поэтом, принадлежащим исключительно к одному кружку. Нет, покойный – дорог всем русским; он наш общий, наш народный поэт. (…) Как истинно народный поэт и как член православной русской Церкви, покойный знал, где изливается русское горе, где находит облегчение, отраду и спасение изнывающее от бед русское сердце. Он сознавал и понимал значение и положение великой народной святыни русской, нашей отечественной православной Церкви. (…) Он с волнением, с покаянием просит прощения и любви…

Ты, почивший, просишь прощения и любви? Но тебе воздаются почести, небывалые у нас, достойные и тебя, и воздающих их тебе. Они воздаются тебе мыслящим классом и нашим юным поколением, на котором почивают надежды отечества в ближайшей его будущности. Почести тебе от отечества будут вырастать с течением времен в глуби веков, по мере развития в народе сознания постигающих, но страдальческих дум и чувств, художественным выразителем которых ты был в течение нескольких десятилетий.

Ты просишь прощения и любви? – Твои страдания искупили тебя. Твоя любовь к другим покрывает тебя. Православная церковь памятует слова Спасителя: “Кто возлюбил много, тому много и простится”; “Претерпевший до конца будет спасен”. Церковь как общество всегда хранит веру в неувядающую свою будущность, которая представлялась тебе в своих поэтических видениях, и с православным русским народом никогда не перестанет петь тебе вечную память. Аминь»547.

Н. Н. Мостовская, в 1996 году впервые опубликовавшая весь текст «Слова», отмечает, что его мог произнести только человек «не равнодушный к судьбе поэта, ценивший его талант и глубоко понимавший его поэзию»548.

Судьба «Слова» о. Михаила Горчакова сложилась необычно. Произнесенное в присутствии многочисленных представителей культурной и общественной элиты столицы, оно не было целиком опубликовано ни в дореволюционное, ни тем более в советское время. Причиной этого являлась необычная трактовка творчества Некрасова, при котором впервые говорилось о православных мотивах в его поэзии.

В 1881 году на могиле Некрасова в Воскресенском Новодевичьем монастыре встал памятник со скульптурным изображением поэта (скульптор М. Чижов, архитектор В. Шрейбер). На памятнике были высечены строки из стихотворения «Сеятелям», которое справедливо считают политическим завещанием поэта:

Сейте разумное, доброе, вечное,

Сейте! Спасибо вам скажет сердечное

Русский народ…

Ниже находилась фраза из Адреса петербургского студенчества 1877 г.: «Из уст в уста передавая дорогие имена, не забудем мы и твоего имени и вручим его исцеленному и просветлевшему народу, чтобы знал он и того, чьих много добрых семян упало на почву народного счастья» (одно слово на памятнике было изменено: вместо «прозревшему народу» – «просветлевшему народу» – Н. З.)549.