Кустарные и отхожие промыслы

Семья крестьян отходников Мазаевых

В этой книге включѳно все существенно-необходимое для получения при исследовании краткого, но определенного описания всех промыслов. В основание этих исследований взята территориально—административная единица, а именно: волость [1]. При этом дается наглядное представление всех занятий жителей. Общие выводы сделаны по каждому уезду в отдельности и затем по губернии. В результате является наглядное изложение всех занятий жителей и отдельные выводы о каждом из промыслов. Описание всех промыслов в волостях в каждом уезде начинается с юго-восточной волости, затем идут южная, западная, северная и, наконец, восточная волости. В программу включено несколько параграфов об отхожих промыслах(*), из следующих соображений:

а) Иногда чрезвычайно трудно и даже совсем невозможно строго и определенно разграничить, где начинается и где оканчивается отхожий или кустарный промыслы; даже невозможно точно ответить, есть ли данный промысел отхожий или кустарный; чаще один и тот же промысел одновременно является и кустарным, и отхожим. Например, шерстобит или портной, работая дома и продавая свои изделия, в тоже время ходят по окрестным селениям, в дальней местности и там, в доме заказчика, обрабатывает материал, часто собственный и частью материал заказчика. Спрашивается, каким промыслом занимается шерстобит — кустарным или отхожим? Где начинается первый и где второй? Могут сказать, что раз промышленник вышел из своей избы для работы, то он занимается отхожим промыслом; но неужели, если он работает на дворе у соседа, то он, значит ушел на промысел? Скажут — нет! Но, а если от соседа к соседу, да ушел промышленник за сотни верст, то с какой избы начинается отхожий промысел, кто может определить эту границу?

б) Иногда отхожий промысел легко, так сказать, обратить в кустарный, например, тот же шерстобитный промысел. Такое обращение с экономической точки зрения было бы весьма выгодно, если принять в расчет сколько уходящий на промысел тратит времени на путешествие, денег на дорогу и свое прокормление на чужбине. Безспорно, многие отхожие промыслы по своему существу не могут быть обращены в местные кустарные промыслы, так как их существование связано с безусловным уходом в чужие края для разных работ в тех местах. Но существует не мало отхожих промыслов, которые весьма удобно и с большой пользой для крестьян могут быть обращены в кустарные; доказательством тому служит то, что какой либо промысел почти рядом, в одной местности, бывает кустарным или отхожим. Гораздо выгоднее для народа в экономическом отношении сделать какую либо вещь на месте и потом уже готовые изделия путем торговли развозить в другие места, чем уходить делать ту же вещь за сотни и тысячи верст. Если кустарная промышленность есть обрабатывающая промышленность, то и отхожий промысел в настоящем его виде и условиях очень часто является обрабатывающею промышленностью. Полагаю, что исследование подобных отхожих промыслов заслуживает особенного внимания, так как в народном хозяйстве приурочение таких промыслов к кустарным было бы большим сбережением народных сил, денег и времени. А между тем еще вопрос: что в экономическом отношении и в народном хозяйстве играет более важную роль кустарный, или отхожий промысел? Мое мнение, что отхожий промысел, если не в двое имеет большее значение в народном хозяйстве, чем кустарный, то во всяком случае равен ему. Довольно будет если скажу, что в одном, сравнительно мало населенном, Буйском уезде из 15 тысяч (всего около 30 тыс.) взрослых мужчин уходит на промысел 6,500 человек, которые зарабатывают все вместе около 710,000 руб. и тратят из этой суммы на путевые издержки около 270,000! Следовательно, кроме отрывания рабочих рук от семьи, траты времени на переходы, крестьяне одного уезда тратят почти не производительно на путевые расходы около 270 т. руб. Цифра красноречивая!

При исследовании отхожих промыслов, исследователь наталкивается на явления, очень оригинальные и трудно объяснимые; напр. в местности, где нет ни лугов, ни воды, все тоже мужское население, предоставляет земледелие женщинам, — занимается отхожим рыбным и мясницким промыслом. Или целая небольшая деревня мущин, занимается кормлением любимых кошек и котов у купцов и купчих *).

При исследовании отхожих промыслов мною обращено внимание главным образом на статистическо-экономическую сторону вопроса.

Заработки и расходы уходящего на промысел крѳстьянина, не только в различных местностях, но и в одной и той же местности ежегодно неодинаковы величина их зависит от многих причин и условий. Возьмем, например, плотников: если есть спрос на их работу — заработок больше иногда вдвое; живут они у хозяина на хозяйских или своих харчах, что имеет весьма большое значение на уменьшение или увеличение расходов, в особенности если работы в столицах. Путевые расходы зависят от близкого или дальнего расстояния к месту отправления, а иногда и от того, как удастся устроиться или присоседиться к средствам передвижения; если заработок хорош, является, так сказать, с крестьянской точки зрения, — роскошь и непроизводительные расходы при обратном путешествии домой и, следовательно, путевые расходы больше. Вообще на размер заработков влияет очень много причин счастливых и несчастливых, но все эти причины ничто в сравнении с теми тысячами причин, с теми тысячами кабаков, мимо которых приходится мужику проходить.

При отправлении на промысел, все крестьяне, находясь в полном оскудении, не только не позволяют себе чего либо лишнего, но даже лишают себя необходимого. Черствый ржаной хлеб, соль да вода, вот вся путевая еда; квас и тот считается роскошью, так как купить его не на что; разве дорогой кто даром угостит, тогда уже мужичек выпьет его вволю. Из дому отправляются, взяв с собою столько денег (доставаемых часто в долг и под залог), сколько нужно для оплаты места на пароходе, или чугунке. Даже парохода иногда избегают, на нем садятся более состоятельные и не совсем еще оскудевшие, а бедняки идут пешком или пристраиваются за несколько копеек на каком нибудь суденышке с обязательством тянуть его бичевою. И проходит так крестьянин сотни и тысячи верст, побывает в Харькове и Одессе, в Риге и Тифлисе, в Москве и Петербурге, с десятками рублей заработка возвращается домой в семью, а весною опять идет в путь.

Почти всегда время ухода и возвращения определяют каким нибудь праздником; идут они артелями, а где и одиночками, смотря по роду промысла, где пешком, где на чугунке, где на плоту спустятся или на лодке, а где и присоседятся на облучке проезжей телеги; одним словом перебираются, как Бог приведет.

Совсемъ другое зрелище при возвращении крестьян с промыслов; тут уже являются и удовлетворяются (конечно с крестьянской точки зрения) даже прихоти. Интересно проследить одновременное возвращение, положим, плотника и чернорабочего. Первый, заработав рублей сто слишком, позволяет себе чайку попить с булкой, водки выпьет и колбасой закусит; он и десяток папирос раскурит, а домой везет жене, или дочке в подарок платок шерстяной, а то и шелковый, да еще бусы прибавит! Второй, заработав рублей 30 — 40, едет скромно, водки, конечно, выпьет, а поест хлеба с квасом и луком, но колбасы и папирос не купит, домой же везет ситцевый платок, пряник или бублики... Подарок семье никогда и никто уже не забудет, разве уж совсем ледащий, негодный мужик... Плотник, так сказать, аристократ, он с высока и покровительственно смотрит на чернорабочего, но не гнушается им, даже бывает щедр и при случае угостит чернорабочего чаем, или окурком папиросы, которыя чернорабочий попивает и покуривает, чмокая и похваливая. Другой плотник такого лоску и форсу наберется в столичных полпивных, что с колбасы кожу сдирает и не ест её; тогда чернорабочий ту кожицу приест... Всѳ вышесказанное относится, конечно, только до трезвых и бережливых крестьян: пьяницы же и вообще любящие пожуировать и покутить ничего или очень мало приносят денег домой. Нередко бывает, что ушедший просрочит, или утеряет паспорт, или загуляет на чужой стороне и пропьется; тогда одно только горе и горе! Семья остается без средств к прокормлению, так как дома хлеба нехватает, подати платить нечем, являются неоплатные недоимки, а тут еще через долгий срок привели хозяина по этапу! За провод по этапу надо заплатить кормовые деньги, а так как пропившийся за себя платить не может, то за него иногда платит общество, значит ко всем бедствиям присовокупляются еще нарекания общества, угнетения... и выходит, что рабочий не только ничего домой не принес, но еще семья продавай что можно и плати за привод по казенке мужа, или сына. Беда семьям, где хозяин на чужой стороне пропьется; в один год он раззорит ее; только плач и стон в той семье раздается; пропился год, а на поправку мало ли годов надо?

Всмотревшись и изучив натуру и характер нашего крестьянина, находишь в нем не мало противоречий и странностей: наш мужик скуп и расточителен, смотря по обстоятельствам. Если он не выпил, не загулял, то очень скуп и крепко бережет копейку, даже без нужды терпит лишения. Часто, имея избыток, он может съесть, например, яичницу, но он откажет себе в этом любимом блюде: лучше его баба продаст яйца, а деньги припрячет. Поесть и попить на счет загулявшего он очень любит, как вообще падок на всякое даровое угощение; сам же, будучи трезв, без особых торжественных случаев, ни за что не угостит, а если на своем торжестве загуляет, то тут гуляй и пей все, тогда не только копейка ребром, но и рубаха остается в кабаке. Когда крестьянин совсем не пьет, то он, за очень редким исключением, всегда зажиточен, потому что бережлив и скуп. Таких крестьян мало и из них выходят кулаки, кабатчики и купцы. В большинстве же случаев, крестьянин, пропустив стаканчик, становится расточителен, а так как кабак и трактир везде, то все пьют, последствием чего является отсутствие народных сбережений, крайняя скудость и экономическая бедность нашего отечества. Я часто наблюдал, как пьет наш крестьянин: у него в кармане пятак, рубль, трешница, — он их пропьет, но если он загулял так идет в кабак хомут, рубаха и прочее. Кажется не разорение, если мужик пропьет один только рубль, а попробуем проследить, как он его пропьет. Мужик повез зерно, или другое свое изделие продать на соседний базар; продал, дорожась крепко всякой копейкой, положим за пять рублей; потом для нужд по хозяйству, положим, нужно купить хомут; он несколько часов будет торговаться и выторгует хомут на гривенник дешевле, заплатить за него 4 р. 90 к.; на оставшиеся у него в кармане 10 к. он и хлеба не купит хоть и голоден, чтобы копейки напрасно не прохарчить. Продав изделие наивыгоднейшим манером и таким же манером купив хомут, едет он на возу домой; по дороге встречает кабак. Мужик остановится поговорить... узнать новости... кабатчик выходит... поговорить, посмотря на хомут и похваливши покупку, выносит на угощение косушку... Мужик, сообразив, что 10 к., которые он, так сказать, вымаклачил, не жаль пропить, идет в кабак, а через час за рубль идет к кабатчику купленный хомут... и мертвецки пьяный, на возу, уложенный кабатчиком, возвращается крестьянин к воротам своей избы. А ведь мужик пропил только один рубль.

Посмотрим теперь, что делают крестьяне Солигаличского, Чухломского, Галичского уездов по возвращении с промыслов. Пойдем на базар города Чухломы. Зима. Крестьяне все дома, вернувшись с промыслов, и деньги и вещи, у всех целы. Нельзя поверить, что видишь крестьян и крестьянок: так роскошно они одеты и так разгульно проводят время. Красивые санки, лошадь в бубенчиках и в щегольской сбруе, в санях сидят муж, одетый часто в енотовой шубе и бобровой шапке, подпоясан шерстяным яркого цвета кушаком; на нем высокие щегольские сапоги; жена в шубке, покрытой материей яркого шелку, мех лисий, а воротник, иногда и соболий, сарафан на ней шелковый... Просто боярыня прежних времен! В трактирах, в залах и во всех нумерах полно: все крестьяне и крестьянки, пьют, едят и кутят. Всю зиму работ почти нет, одна сплошная гулянка; к весне, когда идти надо на промысел, полное оскудение, едва на хлеб есть, а шелк, мех, сбруя и все прочее заложено у кабатчика или кулака. Сколько процентов заплатят, когда опять по возвращении к зиме все надо выкупить! А зимой опять та же гулянка и пьянство. Вот как пропадают и вот куда идут народные сбережения.

Вот те немногие замечания и соображения, побудившие меня включить в программу несколько параграфов, служащих для исследований отхожих промыслов.

Что касается до составленной мной программы, обнимающей почти все вопросы, которые включены в программу Комиссии, но в более простой, общей форме, то к этому побуждали меня: 1) трудность найти исследователей для требуемой Комиссией детальной разработки; 2) многие промыслы, напр. ткацкий, хоть местами еще очень распространенный, — вымирает, и местами почти ужѳ перестает существовать; стоит ли производить его подробное исследование? 3) часто однородные промыслы разбросаны в 5—20 местах, при тождественных условиях и было бы лишним трудом везде производить полное их исследование.

Производя же исследования по сокращенной программе, в которой однако ни один из существенных вопросов не обойден, я имел возможность произвести исследование почти одновременно во всей губернии и дать материал для суждения, какие промыслы заслуживают более внимательного исследования.

Считаю своею обязанностью в нескольких словах пояснить тот способ, которым я руководствовался при производстве и руководстве исследований. Прежде всего я объехал всю губернию вдоль и поперек [2] и на месте расспрашивал и наводил справки чрез земские, полицейские и сельские власти; пользовался указаниями всякого звания людей, тут же на месте записывал всё нужное и выбирал лиц способных и согласных производить исследования таким образом согласились мне свое содействие или непосредственно участвовать в исследованиях до 400 человек. Всякий исследователь получил печатный лист программы, где против каждого из вопросов должен был вписать краткий и по возможности точный ответ.