Борьба с коррупцией в системе губернского управления в первой половине XIX века

Министр внутренних дел Закревский Арсений Андреевич.

Проблема коррупции в органах власти российского государства на разных этапах его развития являлась сложнейшей задачей обеспечения эффективности его функционирования. Впервые законодательные мероприятия по искоренению взяток – «посулов» встречаются в Судебнике 1550 г. Разрушение приказной системы и формирование коллегий в начале XVIII века было призвано, в том числе, снизить уровень коррупции в центральных органах государственной власти. В результате губернской реформы 1775 г. началось создание системы губернского управления, в рамках которой борьба с коррупцией сохраняла свою актуальность.

На рубеже XVIII–XIX вв., указом императора Павла I «О новом разделении государства на губернии» от 12 декабря 1796 года была образована Костромская губерния. 31 декабря того же года указом Правительствующего Сената были утверждены штаты Костромской губернии. С первых же шагов своего существования в губернии пышным цветом расцвело мздоимство и казнокрадство чиновников, что было системной проблемой губернской системы управления по всей стране. 1 Первая половина XIX века в России стала временем роста чиновной бюрократии и, соответственно, роста государственных расходов на содержание управленческого аппарата. Министр внутренних дел А. А. Закревский по итогам поездки по губерниям Европейской России в 1831 году докладывал Николаю I о неудовлетворительном состоянии губернской администрации и полиции, объясняя лихоимство и взяточничество низкими окладами чиновников. Уже в 1835 году утверждены дополнительные штаты и расходы на содержание губернских правлений и канцелярий. Штат Костромского губернского правления с канцелярией составил 61 человек, в том числе три советника, два секретаря, девять столоначальников, их помощники, экзекуторы, регистратор, архивариус, писцы, другие должностные лица. На канцелярские расходы выделялось 6250 рублей, расходы на губернскую типографию определялись в 4000 рублей. В 1837 году штаты увеличиваются до 65 чиновников, а в 1857 году уже до 139 человек. В канцелярии костромского губернатора к 1857 году состояло уже 25 человек, включая правителя канцелярии, двух старших и двух младших помощников, регистратора, 13 писцов, три старших и три младших чиновника особых поручений. На ее содержание выделялось более 5957 рублей в год. Костромская казенная палата в 1851 году включала 10 чиновников. Неоднократно увеличивались полицейские штаты. 2 Размер окладов чиновникам губернского правления и канцелярии губернатора на примере 1845 года составлял следующие цифры:

Губернское правление:

– столоначальники правлений – 286 рублей в год,

– асессор – 600,

– старший советник – 1000,

– двое других советников – от 600 до 900;

по канцелярии:

– правитель – 600 (350 рублей жалования и 250 – столовых),

– старший чиновник по особым поручениям – 500,

– младший – 430.3

Усилия властей по улучшению материального обеспечения чиновников не смогли решить проблему коррупции в губернской администрации. В условиях самодержавно-крепостнической системы, попытки провести принцип коллегиальности в местном управлении через деятельность губернских правлений оказались тщетны. Губернатор чувствовал себя «хозяином» губернии, как государь считал себя «хозяином» «Земли Русской». Чиновники по укоренившейся в феодальную эпоху традиции, продолжали «кормиться» от дел и от просителей, рассматривая должность как род феодального пожалования, а взятки как разновидность ренты с подвластного населения. Для пресечения злоупотреблений в первой половине XIX века в России проводится 85 сенаторских ревизий губернского управления. 52 из них пришлось на период царствования Александра I и 33 проведены при Николае I. 4 В Костромской губернии ревизии проводились в 1815 г. (ревизия сенатора А.В.Алябьева), в 1827 г. (ревизия сенатора Е.А.Дурасова) и в 1844 г. (ревизия князя И.А.Лобанова-Ростовского). Материалы ревизий, воспоминания современников и доносы на губернаторов и губернских чиновников, сохранившиеся в материалах III Отделения Собственной его императорского величества канцелярии вскрывают картину самовластия и произвола, творимого на местах чиновной бюрократией феодальной эпохи.

С момента образования Костромской губернии до 1861 года в руководстве губернией сменилось 17 губернаторов. Для некоторых начальников губернии, полученный здесь опыт и проявленные способности становились неплохим трамплином к дальнейшему продвижению. Другие уходили в небытие, попадали в опалу. Остановимся на тех из них, деятельность которых сопровождалась расцветом коррупции или попытками ее искоренения в губернии.

16 августа 1807 года по Высочайшему повелению Костромским гражданским губернатором был определен морской офицер, участник 20 военных кампаний Н.Ф.Пасынков с производством в действительные статские советники и пребывал в этой должности до 1815 г.5

О нравах Н.Ф.Пасынкова оставил нелестные воспоминания балетмейстер Адам Павлович Глушковский. «Николай Федорович Пасынков любил весело пожить; у него бывали ежедневно гости и на нескольких столах играли в карты. Спектакли и балы были у него довольно часто… После ужина у губернатора бывали фейерверки и катание на лодках по Волге с песельниками, – одним словом, губернатор жил, как сыр в масле». «Когда в большие праздники костромской губернатор с женой своею отправлялся в собор, за несколько минут до их выезда скакал на дрожках частный пристав в собор с уведомлением, что едет губернатор. Его превосходительство начальник города езжал не иначе, как в карете, запряженной четверкой лихих рысаков. Подле его кареты скакал верхом полицмейстер, позади нее летели верхом его ординарцы, а затем ехали в разных экипажах и другие власти костромские. Простой народ и купечество при виде губернатора скидывали шляпы и кланялись в пояс. Раболепствовали не только перед губернатором, но и перед его родственниками…».6 Н. Ф. Пасынков содержал домашний театр, участвовал в театральных дивертисментах сам и требовал того же от губернских чиновников.

Капризы губернатора поощряли произвол чиновников. В 1815 г. по просьбам костромского дворянства, по итогам ревизии сенатора А.В.Алябьева, Н.Ф.Пасынков был отстранен от должности и передан суду по обвинению в лихоимстве. Однако, как это часто бывало в первой половине XIX века, дело затянулось. Умер он в Санкт-Петербурге в 1837 г., находясь под следствием.7 В 1836 г. Костромскому дворянскому депутатскому собранию было предписано взыскать с бывшего гражданского губернатора Н.Ф.Пасынкова 22000 недоимок по дворянскому имению. Однако в 1837 г., в связи со смертью должника, указом Правительствующего Сената недоимка была списана.8

В правление в Костроме губернатора К.И.Баумгартена в 1816– 1826 гг. в Костроме разворачивается широкое строительство. В 1817–1818 гг. архитектор Н.И.Метлин перестроен губернаторский дом. С 1819 по 1822 гг. по проекту архитектора В.П.Стасова возводятся овощные ряды. В 1820–1822 гг. вместо деревянного Архиерейского дома Н.И.Метлин строит каменное здание, выдержанное в классическом стиле и украсившее архитектурный комплекс Ипатьевского монастыря. Можно отметить также строительство архива губернских присутственных мест. В центре Костромы строится жилой дом отставного генерала С.С.Борщова, ставшего влиятельной фигурой в губернии в период губернаторства К.И.Баумгартена.9

После смерти в 1822 г. Н.И.Метлина, губернским архитектором был назначен П.И.Фурсов. Сразу по приезду, в 1823 г. он оформил подъем с пристаней на Молочную гору парадным въездом – Московской заставой. П.И.Фурсову было заказано построить здание для созданной 28 октября 1923 г. по инициативе губернатора пожарной команды. Строительство продолжалось с 1823 по 1827 гг., благодаря чему центр Костромы до сих пор украшает здание пожарной каланчи.10 Го д о м раньше, в 1826 г. П.И.Фурсов доложил губернатору о завершении работ по возведению и отделке здания главной гауптвахты.11 Началось благоустройство улиц: в 1823 г. Екатеринославская (с 1835 г. Сусанинская) площадь была вымощена булыжником. Таким образом, в правление К.И.Баумгартена и при его содействии центр Костромы обрел свой неповторимый облик, сохраняемый по сей день.

Широкое строительство развернулось и по всей губернии. По почтовым трактам строили почтовые станции и гостиницы. Однако строительная активность губернатора и губернского архитектора сопровождалась такими злоупотреблениями, которые невозможно было скрыть ни от костромского общества, ни от вышестоящих властей. Началось с того, что в 1824 г. ввиду ветхости дома Дворянского собрания было решено построить новое здание, для чего П.И.Фурсов предложил два проекта, а с каждой души крепостных было решено собрать на строительство по 35 копеек дополнительного сбора.12 Однако вместо строительства был куплен «старый особняк у купцов Дурыгиных, владевших в Костроме несколькими каменными домами…»13 Вскоре в III отделение Канцелярии его императорского величества поступила пространная записка директора местной гимназии Ю.Г.Бартенева, где, в частности отмечалось: «Для построения казенных зданий сметы делаются чрезвычайно увеличенные… На построение домов для спокойствия проезжающих на станциях в местах, изобилующих материалами, хорошими плотниками, каменщиками и печниками издержано на каждый таковой дом от 20000 до 23000, тогда как в существе он не стоит более 7 или 8 тысяч рублей, а посему около 2/3 столь значительного капитала похищается.»14 В инструкциях сенатору Дурасову, ревизовавшему Костромскую губернию в 1827 г. , шеф корпуса жандармов и начальник III отделения императорской канцелярии граф А.Х.Бенкендорф специально указывал: «Во время объезда губернии следует обратить внимание на казенные каменные строения; как-то присутственные места, тюремные замки и гостиницы по большим дорогам, которые недавно выстроены, но жить в оных нельзя, для чего надобно истребовать смету с употребленных материалов, которая покажет, что кирпич покупая на те строения не менее 20 руб., тогда как по ценам оной продается не более 12 рублей.»15

Обширное строительство было удобной ареной бесконтрольного казнокрадства. Доходы чиновников умножались, кроме того, самым беззастенчивым взяточничеством. По словам того же Ю.Г.Бартенева «места Голов, старост, сотских и прочих продаются порочнейшим поселянам, подобно как… места земских чиновников. Сотские и прочие облагаются от исправников и стряпчих налогом таким же образом, как исправники облагаются губернатором и стряпчие прокурором… Определенные таким образом чиновники платимые ими за свои места деньги высасывают из народа разными поборами, притеснениями и нарушением правосудия. При заплате государственных податей, сверх того количества, которое входит в казну взимается с каждой ревизской души в обе половины по 20 к. и более, с каждого пашпорта сверх казенной пошлины, берется по 2 или 3 р.; за свидетельство на торговлю, сверх казенных пошлин, платится по 100 р. И по 200 р. смотря по капиталу.».16

К.И.Баумгартен не был простым заложником коррупционной системы, созданной еще Н.Ф.Пасынковым. Он целенаправленно осуществлял кадровую политику, расставляя на ключевые посты продажных чиновников. Даже выборное дворянское самоуправление было подчинено созданной системе. «В Костромской губернии с 1807 г. и поныне, т.е. во все время управления оною бывшим губернатором Пасынковым и нынешним Баумгартеном, многие достойные дворяне, по причинам подобным вышеозначенным, отклонялись от занятия мест даже самых почтеннейших, большею частию не приезжают и на выборы. Таким образом, Дворянское собрание наполняется наиболее такими только людьми, которые привлечены туда из видов корысти».17 «В Костроме недавно было два случая во время выборов, где можно видеть власти губернатора и заговор выборов; выбраны были в уездный город Ветлугу два кандидата в исправники: Шишкин, который безвыходно под судом за лихоимство находится, и другой Рубановский; Рубановскому было положено 20 голосов, а Шишкину 18 и представлены оба на утверждение. Губернатор утвердил Шишкина, нашел какие-то причины не утвердить Рубановского». «Прикрытие» губернатору обеспечивал ранее упомянутый генерал С.С.Борщов. «Полицмейстер ему племянник: с губернатором он в связях и во многих случаях помогал ему в Петербурге». 18 Пользовался губернатор поддержкой члена Государственного совета В.С.Ланского. Все это позволяло К.И.Баумгартену и его чиновникам безнаказанно осуществлять самые дерзкие операции. Губернатор, вице-губернатор, управляющий винной экспедицией Колюпанов оказались замешаны в махинациях с кизлярской водкой. По сообщению начальника 3-го отделения 2-го округа корпуса жандармов полковника Перфильева, для сокрытия злоупотреблений исправников, губернатор не брезговал подменой донесений и рапортов, поступавших на его имя.19

Названные и многие другие факты «лихоимства» были установлены в результате ревизии Костромской губернии комиссией сенатора Дурасова в 1827 г. Губернские чиновники, связанные круговой порукой, как могли, старались воспрепятствовать работе комиссии. «В первых числах февраля сего года (1827 – А.Н.) от земских судов схвачены были у экономических крестьян черновые расходные тетради и почти по всей губернии истреблены. Известно, что в сих тетрадях крестьяне вписывают, для своих учетов, все поборы и подарки чиновни-кам».20 Полковник Перфильев сообщал в одном из донесений стих, ходивший по Костроме в период ревизии:

«Громовая стрела, Ударь в Губернское Правленье, И в нем сожги дела Для нашего спасенья».21

«Большая часть чиновников в унынии и беспокойстве ожидают решения своей участи, в утешение же и оправдание говорят, что они могут быть несчастливы только потому, что Костромская губерния подпала под ревизию, но что открываемые здесь злоупотребления и упущения существуют повсеместно, вообще же поставляют сему причиной недостаточные оклады жалованья, не доставляющие никакой возможности и средства к содержанию… Ревизию находят пристрастною, что г. сенатором посланы были… явные враги губернатору и его приближенным, домогаясь показаний на счет злоупотреблений,… прибегали к непозволительным средствам, кормили некоторых икрой, и томя жаждой, достигали своего намерения…»22

Итогом ревизии стало отрешение от должностей и предание суду более 100 чиновников. В ноябре 1827 г. отправлен в отставку губернатор. «Баумгартен уехал в Петербург, старик плакал прощаясь, все жалели его нелицемерно, не входя, каков он как губернатор, но для общества, как хозяин своего дома, он был человек прекрасный преобходительный и преласковый… многие провожали его до первой станции, некоторые же до Ярославля».23

Преемником К.И.Баумгартена на посту костромского гражданского губернатора стал герой войны 1812 года, инициативный чиновник, бывший Архангельский гражданский губернатор Я.Ф.Ганскау.

Документы свидетельствуют, что Я.Ф.Ганскау пытался, если не бороться, то хотя бы пресечь и расследовать наиболее вопиющие факты коррупции. Так, усилиями губернатора и начальника 3-го отделения полковника Перфильева был отстранен от службы врач Гретти, браковавший за взятки крестьян при наборе рекрутов.24 Действия властей повлекли поток доносов и жалоб со стороны Гретти. Это подпортило репутацию губернатора. Я.Ф.Ганскау весьма нелестно характеризовался в бумагах Бенкендорфа, собранных «частным образом». «В делах несведущ, но старается казаться большим дельцом. Твердит о законах, поступая совершенно в противность оным… Взяток сам не берет, но нельзя то же сказать о жене, ключнице, а более о секретаре… Учреждение довольно хитро выдуманное на случай ответственности. Жена в знак дружбы, на память может получать безделки (между коими проскакивают весьма часто и тысячные вещи). Секретарь берет за дела, но на губернатора показаний нет, он только подписывает то, что секретарь ему подкладывает…»25 Репутацию губернатора испортил ряд неуклюжих действий по кадровым вопросам, принятых под влиянием дочери покойного губернатора, девицы Норман.

27 апреля 1830 г. Я.Ф.Ганскау был переведен на должность Курского гражданского губернатора.

В ноябре 1932 года губернатором в Кострому был направлен действительный тайный советник М.Н.Жемчужников. Еще в 1827 г. в чине полковником корпуса жандармов, начальника 5-го отделения в г. Орле он выявил панораму злоупотреблений и коррупции во время выборов уездных и губернского предводителей дворянства. Обвинения касались Орловского гражданского губернатора Сонцова, губернского прокурора Андреева и губернского предводителя дворянства Г.Милорадовича.26 Старания М.Н.Жемчужникова возымели действие. Орловский губернатор Петр Александрович Сонцов был смещен с должности, на его место назначен Аркадий Васильевич Кочубей.27

Перед отъездом в губернию М.Н.Жемчужникова пригласил император Николай I и поручил расследовать и пресечь раскольническую деятельность судиславского купца Николая Андреевича Папулина. Н.А.Папулин основал в г. Судиславле Костромской губернии страноприимный дом (богадельню) на 12 человек, где в действительности скрывалось несколько сот «беспаспортных и беглых». Известно об этом стало после того, как в Судиславль направились, но были пойманы некоторые из участников движения декабристов. Попытки полиции и жандармов захватить беглых, скрывавшихся в богадельне, были безуспешны. Раскольники своевременно получали из Петербурга информацию о всех полицейских мероприятиях, планируемых лично императором, министром внутренних дел и шефом жандармов.28 Факт нахождения в богадельне 170 беспаспортных здоровых молодых людей, в основном женщин и девочек в 1828 г. зафиксирован начальником 3-го отделения 2-го округа корпуса жандармов полковником Перфильевым.29 По свидетельству Перфильева, раскольники широко использовали подкуп чиновников для освобождения от ответственности беглых преступников. Папулин распоряжался складным раскольничьим капиталом.30 Предпринимательская деятельность Н.А.Папулина граничила порой с криминалом. По мнению Ю.В.Смирнова, купец чеканил фальшивую золотую монету,31 не брезговал ростовщичеством – в государственном архиве Костромской области сохранились закладные записки крестьянина Ефима Ермилова и купца Ивана Андреевича Зубарева соответственно на 500 и 30000 рублей.32 По данным С.В.Максимова Г.Бочарова и В.Выголова, Папулин скупил в гор. Сольвычегодске Вологодской губернии иконостас Благовещенского собора под видом его ветхости за бесценок, за что протоиерей получил крупную взятку. В действительности купцу удалось приобрести 1300 древних икон XV – XVII вв. за 7000 рублей. Впоследствии за продажу отдельных икон им выручено 20000рублей.33

По приезду в Кострому М.Н.Жемчужников лично познакомился с положением вещей. Среди чиновников и граждан, изъявивших почтение новому губернатору был и Н.А.Папулин. Как свидетельствует В.М.Жемчужников, губернатор «обошелся с ним сухо и не говорил ни слова». Полицмейстер Небольсин признался новому губернатору, что сознательно не вмешивался в деятельность Н.А.Папулина. «Я человек семейный и бедный, получаю от Папулина содержание и живу в довольстве, пока оставляю его в покое!» Опасения полицмейстера были не беспочвенны. Его предшественник, пытавшийся бороться со старообрядцами, находился под следствием. М.Н.Жемчужников отдал распоряжение направить всех беспаспортных из богадельни в губернский острог, а остальных выслать из губернии. Вскоре острог наполнился арестантами, но в этот момент Михаил Николаевич Жемчужников получил известие о внезапной смерти жены, вынужден был оставить службу и уехать в имение в Орловскую губернию, чтобы обеспечить воспитание малолетних детей.34 В Костромскую губернию М.Н.Жемчужников больше не вернулся, а странноприимный дом Н.А.Папулина процветал до его ареста в 1846 году.35

28 января 1846 года костромским губернатором был назначен Константин Никифорович Григорьев36. Предшествующая его служба характеризовалась тем, что большинство занимаемых должностей было связано с финансами, сбором налогов, обеспечением армии или контролем над расходами.

2 сентября 1847 года К.Н.Григорьев выехал с ревизией в отдаленные уезды губернии, а в ночь с 5 на 6 сентября в Костроме загорелись надворные постройки купца Энгерта и крестьянина Литова. При сильном ветре огонь быстро распространился по городским улицам. Пожар бушевал всю ночь, а в 7 часов утра загорелся Богоявленский монастырь, да так, что монахам пришлось пробивать монастырскую стену, чтобы выбраться из огня. Всего огнем было уничтожено 118 жилых и административных зданий37 .

Губернатор вернулся в Кострому вечером 7 сентября, а в 11 часов на следующий день стало известно о новом пожаре во дворе чиновника Полянского, и по Костроме стали распространяться подметные письма с угрозами новых поджогов. 9 сентября в 19 часов начался новый пожар, продолжавшийся всю ночь. В городе началось мародерство. Пожарная команда и полиция были не в состоянии остановить ни пожары, ни грабежи. 11 сентября в 7 часов произошли новые возгорания.38 В результате пожаров с 5 по 11 сентября сгорело 188 домов, Богоявленский монастырь, 3 фабрики и 4 общественных зда-ния39. Для города с населением в 15000 человек это стало катастрофой.

Осенью жители оказались на улице. К счастью, отмечал П.Островский, осень была теплая и сухая.

Продолжительность пожаров, возгорание в разных местах города, подметные письма с угрозами поджогов не оставляли у населения сомнений в наличии злого умысла. Жители организовали патрули, делившие город на округа и обеспечивавшие общественный порядок и охрану от новых поджогов. Губернатором была образована следственная комиссия, к подозреваемым были применены допросы «с пристрастием» (с пытками). За превышение власти 22 ноября 1847 г. Высочайшим повелением К.Н.Григорьев был отстранен от должности губернатора, отозван в Санкт-Петербург и отдан военному суду.40 Не исключено, на наш взгляд, что поджоги в Костроме были организованы для пресечения ревизионных поездок губернатора. Тем более что впоследствии К.Н.Григорьев в своих действиях был оправдан и получил назначение губернатором во вновь образованную Якутскую губернию.

В апреле 1848 г. в Кострому был назначен новый, четвертый за полгода губернатор. Каменский Иван Васильевич был переведен в Костромскую губернию из Волынской за рукоприкладство в отношении волынского вице-губернатора. Иван Васильевич был резок и скор на расправу. Поэтому не только по созвучию имен, но и за свой характер получил прозвище «Иван Грозный». Взяточники его боялись как огня. Энергичный администратор с первых шагов заявил о себе как искоренителе всякой неправды. Орудием расправы были его кулаки. Яркую картинку рисует в своей работе С.Н.Плеханов. «Рассказывали о таких его внушениях: слышали-де, проходя мимо губернаторского дома, стон из открытого окна (в первом этаже помещалась канцелярия). А когда спросили у стоявшего на крыльце сторожа, кто болезнует, получили ответ: «Сегодня Сам сердит, правителя канцелярии неловко задел, зуб вышиб, вот бедолага и охает».41

Борьбу с недобросовестностью местных чиновников развернул в Костромской губернии В.Н.Муравьев (1852-1853 гг.). До назначения Костромским губернатором занимал должность помощника попечителя Московского учебного округа. Придерживался либеральных взглядов. Привез с собой «энергичных молодых людей, убежденных в том, что им предстоит расчистить авгиевы конюшни бюрократизма».42 При представлении местных чиновников новому губернатору, В.Н.Муравьев высказал вице-губернатору князю Гагарину негодование на все губернское Правление. Новый губернатор еще в Петербурге заявлял, что служить с Гагариным не будет и хлопотал о его увольнении. Жандармский полковник Перфильев в своем донесении управляющему III отделением Собственной Его Императорского величества канцелярии Леонтию Васильевичу Дубельту отмечал, что горячие, «быстрые» распоряжения В.Н.Муравьева не всегда согласуются с законом, а их неисполнение Гагариным воспринимается как противодействие, ввиду чего советовал «развести» чиновников по разным губерниям.43 Вскоре в губернию был назначен новый вице-губернатор Брянчанинов, затеявший судебные дрязги с членами губернского Правления. В письме от 23 октября 1852 г. штаб-офицер корпуса жандармов подполковник М.Шевелев писал об отношениях губернатора с чиновниками: «В его мнении все костромские чиновники без изъятия, непременно плуты! Или пьяницы и картежники!… Муравьев действует по какому-то странному ожесточению и нет возможности его остановить.»44

В склоки был втянут весь чиновничий аппарат. Многие вынуждены были покинуть службу или были отстранены от нее. Всего по настоянию нового губернатора оставили службу до 30 чиновников. Об увольнении других губернатор ходатайствовал перед министром внутренних дел и управляющим III отделением. Сегодня трудно определить, насколько обвинения губернатора и произведенные увольнения были справедливы. Вероятно, для них были основания. В то же время, смена чиновничьего состава при сменах губернаторов была типичным явлением для Николаевской России. Эта мера не меняла системы управления и не устраняла бюрократии и чиновничьих злоупотреблений. Ответом на кадровые чистки становился поток взаимных обвинений, поступавших в министерства, Канцелярию императора и Сенат. При частой смене самих губернаторов, чиновничья возня становилась скорее бедствием для управляемых губерний.

Решительные, но поспешные действия В.Н.Муравьева вызвали активный протест, проявившийся не только в потоке жалоб на губернатора. 13 ноября 1852 г. в 11.00 дня уволенный от службы бывший старший советник костромского губернского Правления, коллежский советник Попов ворвался в пьяном виде в кабинет губернатора и потребовал прекращения следствия в отношении его брата – станового пристава.45 Жандармский подполковник М.Шевелев и начальник 2-го округа корпуса жандармов генерал-лейтенант Перфильев 9 декабря 1852 г. доносили Начальнику III отделения императорской канцелярии, шефу корпуса жандармов графу А.Ф.Орлову о злоупотреблениях В.Н.Муравьева, обвиняя его в следующем.

«а) Муравьев, со дня вступления в должность, по особым предложениям губернскому Правлению, получил вперед свое содержание.

б) Не имея никакого основания на получение квартирных денег, потому, что прямо въехал в казенный дом, вытребовал квартирные себе деньги…

в) Муравьев, неизвестно по какому разрешению во время ревизования им губернии, собрал капитал от г. откупщиков, содержателей винных заводов и купцов, под предлогом для благоустройства города Костромы более 10000 рублей серебром, а капитал этот до сего времени остается безгласным и в произвольном его распоряжении…».46

Указанные факты свидетельствуют, что борец с «авгиевыми конюшнями бюрократизма» сам оказался далеко не безгрешен. Однако от графа А.Ф.Орлова и Л.В.Дубельта последовала решительная отповедь затянувшимся дрязгам. А.Ф.Орлов признал обвинения против губернатора «не заслуживающими никакого внимания», а подполковнику Шевелеву сделал строгое замечание с угрозой отставки при дальнейшем отступлении от своих обязанностей. В свою очередь, Л.В.Дубельт оправдал перед губернатором действия жандармского подполковника.47

Успешную и беспорочную службу Костромского губернатора А.Ф.Войцеха (1853–1857 гг.) омрачила работа по формированию Костромского ополчения в связи с начавшейся Крымской войной. Костромской губернатор и другие члены «Костромского губернского Комитета государственного подвижного ополчения» были обвинены в многочисленных злоупотреблениях. Министерство внутренних дел и III Отделение Собственной канцелярии Его Императорского Величества проводили расследование обстоятельств дела. От министерства внутренних дел для расследования был направлен чиновник для особых поручений, статский советник Титов, от Корпуса жандармов – полковник Левенталь.

Флигель-адъютант, ротмистр князь Кропоткин в рапорте о состоянии Костромского ополчения указывал на следующие недостатки. Прежде всего претензии командования вызвало обмундирование ополченцев. «Некоторая часть кафтанов… построены из весьма дурного сукна», полы кафтанов и шаровары во всем ополчении сшиты без подкладки. «Полушубки вообще не хороши… коротки и узки, и есть даже из телячьих и козлиных шкур». Ратники были направлены с одной парой сапог, «и во время грязи и ненастной погоды им совершенно нечем переменить обуви… в дружине ¹ 153 в особенности, сапоги пришли в ветхость». Не в лучшем состоянии находилось снаряжение. «Патронташи не могут вмещать 60 патронов по тесноте гнезд… Топоры не одинаковы, дурно отделаны, без железных заклепок, отчего при употреблении сваливаются. Лопаты совершенно не годны. Лазаретные фуры очень дурно сделаны и непрочны. Патронные ящики не могут вмещать должного числа патронов, непрочны и совершенно негодны, так что пустые не выдерживают дороги, ломаются и разваливаются; остальной обоз, построенный также Комитетом, весьма непрочен… Лошади в обозе вообще хороши, исключая купленных Комитетом, сбруя, построенная дружинными начальниками хороша, но полученная из Комитета сделана из дурного материала.» В рапорте было также было высказано предположение о денежных злоупотреблениях. Комитет «не озаботился сделать хотя малейшее вспомоществование неимущим офицерам и обеспечить чем-либо их семейства». Командир дружины ¹ 149 заявил, что средства, пожертвованные данной дружине галицким дворянством, не были переданы Комитетом в дружину.48

Содержание рапорта совершенно определенно выявляет нарушения и злоупотребления, сопровождавшие формирование ополчения, однако, заметно желание автора возложить ответственность исключительно на Костромской губернский Комитет ополчения. В ходе расследования все названные недостатки в подготовке ополчения подтвердились. Особенно было обращено внимание на то, что полы кафтанов и шаровары не имели подкладки. Делопроизводство Комитета велось с явными нарушениями. Журналы и постановления оформлялись иногда «очень кратко и необстоятельно» и по большей части задним числом. Комитет для освидетельствования заказанного обмундирования редко собирался в полном составе. Все это и было вменено в вину Комитету и, в частности, губернатору, и признано ими как упущение. При этом жандармский полковник Левенталь особо отмечал, что злоупотреблений в действиях Комитета не оказалось.49

В то же время, обнаружилось, что по разным причинам Костромской губернатор, Предводитель дворянства и в целом Комитет ополчения встречали откровенное противодействие или саботаж со стороны костромского дворянства. Начальник Ветлужской ¹ 153 дружины ополчения полковник Быстроглазов отказался заниматься покупкой телег и лошадей. Телеги и прочее снаряжение для данной дружины были заказаны Комитетом в экипажном заведении штабс-капитана Колычева, однако работа была выполнена крайне недобросовестно. Приходилось несколько раз возвращать снаряжение на переделку. Быстроглазов, получив снаряжение, «как будто нарочно старался, еще до выступления все привести в худший вид. Одежда и амуниция употреблялись без всякой бережливости», а на лошадях и телегах ополчения по г.Вет-луге развозился песок. Дружина выступила из Ветлуги с опозданием и была «встроена» в состав ополчения уже в походе. Смотр Костромскому ополчению был устроен в 50 верстах южней Москвы, в 700 верстах от Ветлуги. Ветлужская дружина прибыла на смотр после 52 дневного похода. В Калуге один из ратников Ветлужской дружины умер, не выдержав пути. Статским советником Титовым было установлено, что начальник дружины полковник Быстроглазов на последних дворянских выборах 1854 г. пытался избираться в уездные предводители дворянства, но, потерпев на выборах неудачу, был враждебно настроен к губернскому предводителю дворянства Миронову и губернатору Войцеху. По мнению следствия именно ввиду этих обстоятельств Быстроглазов старался «показать вверенную ему часть как можно хуже, чтобы подвергнуть Комитет ответственности».50

Недостатки снаряжения ополчения проистекали из противодействия не только Быстроглазова. В губернии сложилось несколько дворянских группировок, боровшихся за выборные должности дворянского самоуправления. На выборах 1854 г. действительный статский советник Васьков баллотировался на пост губернского предводителя дворянства, но избран бы артиллерии поручик Миронов. Противоречия между дворянскими группировками обострились и в пику губернскому предводителю, начальником костромского ополчения в феврале 1855 г. был избран Васьков. Ввиду личных качеств и состояния здоровья Васькова, губернатор А.Ф.Войцех отозвался, что находит Васькова неспособным к руководству ополчением, однако мнение губернатора учтено не было. Враждебные отношения Васькова с первыми лицами губернии привели к тому, что начальник ополчения «до самого выступления… от всего уклонялся, ни во что не входил, не являлся в Комитет даже по приглашению, отзываясь всегда болезнью, не ездил осматривать дружины на сборных местах». Противодействие оказывали некоторые другие начальники дружин, имевшие не менее трех месяцев до выступления в поход на исправление недостатков.51

Деятельность губернатора подвергалась острой критике со стороны председателя костромской казенной палаты, действительного тайного советника Тинь-кова. Отношения между ними не сложились. А когда обнаружилась неаккуратность и несвоевременность ведения делопроизводства Комитета, стал препятствовать его деятельности.52

Полковник Левенталь и статский советник Титов, проводя расследование от разных ведомств, пришли к сходному заключению. Недостатки в подготовке Костромского ополчения они отнесли не только к деятельности Комитета, но и к противодействию и интригам «начальствующих лиц ополчения против губернского Комитета государственного подвижного ополчения», а доносы на членов Комитета и губернатора были признаны «некоторые преувеличенными, а остальные совершенно ложными».53

Результаты расследования оставляют крайне противоречивое впечатление. Император по его итогам принял «соломоново решение». Всем членам Костромского губернского Комитета ополчения, включая Костромского губернатора, был объявлен выговор с внесением в формулярные списки. Дело о недостатках снаряжения Костромского губернского ополчения было прекращено, члены комитета освобождены от всякой ответственности, но на дальнейшие просьбы А.Ф.Войцеха сложить со всех членов Комитета выговор, последовало его увольнение от должности Костромского губернатора.54

Правительство пыталось преодолеть коррумпированность чиновников различными путями. Один из них – увеличение казенного содержания и окладов чиновников не решил поставленной задачи. Экстренной мерой по преодолению сложившейся на местах коррупционности местных чиновничьих и дворянских корпораций являлись сенаторские ревизии. Значительный вклад в это борьбу привносила незаметная постороннему взгляду деятельность III отделения Канцелярии Его Императорского Величества. Но, в конечной мере решение проблемы находилось в руках губернатора. Следует признать, что выбор средств у губернатора был невелик и нередко он сам становился объектом клеветы и серьезных расследований. Далеко не у всех, как видно из приведенных материалов хватало гибкости, а порой, добросовестности и порядочности, чтобы не стать частью этой системы лихоимства и чиновничьей чванливости.

Примечания

1 См. например: Марасанова В. М., Федюк Г. П. Ярославские губернаторы. 1877– 1917. Историко-биографические очерки. Ярославль, 1998. С. 204–205.

2 Марасанова В. М. Местное управление в Российской империи (на материалах Верхнего Поволжья). М., 2004. С. 84–85, 88.

3 Шумилов М.М. Губернаторские канцелярии и губернские правления в России 50-х – 80-х гг. XIX в. // Проблемы социально-экономической и политической истории России XIX – XX вв. – СПб., 1999. – С. 190.

4 Марасанова В. М. Местное управление в Российской империи… – С. 71–72.

5 См.: Пасынков Николай Федорович // Русский биографический словарь : в 25 т. / А. А. Половцев. М., 1896–1918. Т. 13. С. 366–367.

6 «Губернатор жил как сыр в масле» // Губернский дом. 1995. ¹ 1. С. 38–39.

7 Русский биографический словарь… Т. 13. С. 367.

8 Костромские губернские ведомости. 1839. 8 апреля. ¹ 13. Прибавление к Костромским губернским ведомостям. С. 42.

9 Кудряшов Е. В. Первый губернский архитектор // Губернский дом. 1997. ¹ 1. С. 39–40.

10 Губернский город глазами костромских фотографов / сост. А. А. Анохин, В. А. Шпан-ченко. Кострома, 1991. С. 13, 22.

11 ГАКО, ф. 133, оп. 2, д. 2711, л. 43 об.

12 ГАКО, ф. 133, оп. 4, д. 97, л. 110.

13 Каткова С., Тороп К. Автор талантливой переделки // Губернский дом. 1998. ¹ 5–6. С. 88.

14 ГАРФ, ф. 109, 1-й экспедиции, оп. 2, 1897 г., д. 79, л. 14 об.–15.

15 ГАРФ, ф. 109, 1-й экспедиции, оп. 2, 1897 г., д. 109, л. 3 об.

16 ГАРФ, ф. 109, 1-й экспедиции, оп. 2, 1897 г., д. 79, л. 12 об.–13, 16.

17 ГАРФ, ф. 109, 1-й экспедиции, оп. 2, 1897 г., д. 79, л. 12.

18 ГАРФ, ф. 109, 1-й экспедиции, оп. 2, 1827 г., д. 109, л. 9, 6.

19 ГАРФ, ф. 109, оп. 3, д. 1178, л. 12–13.

20 ГАРФ, ф. 109, 1-й экспедиции, оп. 2, 1897 г., д. 109, л. 19.

21 ГАРФ, ф. 109, оп. 3, д. 1178, л. 7.

22 ГАРФ, ф. 109, оп. 3, д. 1178, л. 13 об., 29 об.

23 ГАРФ, ф. 109, оп. 3, д. 1178, л. 32–32об.

24 См.: ГАРФ, ф. 109, оп. 9, д. 1178, л. 36–37.

25 ГАРФ, ф. 109, 1-й экспедиции, оп. 2, 1827 г., д. 109, л. 34–34 об.

26 ГАРФ, ф. 109, 1-й экспедиции, оп. 5, 1830 г., д. 113, л. 5–12 об.

27 Лысенко Л. М. Губернаторы и генерал-губернаторы Российской империи (XVIII – начало ХХ века). М., 2001. С. 317.

28 Костромской листок. 1899. 4 апреля. ¹ 38.

29 ГАРФ, ф. 109, оп. 3, д. 1178, л. 38 об.–39.

30 Колюпанов Н. П. Из прошлого. Посмертные записки // Губернский дом. 1995. ¹ 3. С. 49.

31 Смирнов Ю. В. Загадка одной жизни. Как купец Папулин раскол чинил // Губернский дом. 1997. ¹ 4. С. 60.

32 См.: ГАКО, ф. 133, оп. 10, д. 1780, л. 23–23об.

33 См.: Максимов С. В. Год на Севере. Архангельск. 1984. С. 149; Бочаров Г., Выголов В. Сольвычегодск. Великий Устюг. Тотьма. М., 1983. – С. 24, 48.

34 См.: Костромской листок. 1899. 4 апреля. ¹ 38; РГИА, ф. 1349, оп. 3, д. 791, л. 35.

35 Смирнов Ю. В. Загадка одной жизни. Как купец Папулин раскол чинил // Губернский дом. 1997. ¹ 4. С. 61.

36 Там же. С. 143; РГИА, ф. 1349, оп. 3, д. 608, л. 95–111.

37 Дело о пожаре 1847 года // Губернский дом (Кострома). 1998. ¹ 5/6. С. 97.

38 Там же. С. 98–99.

39 ГАРФ, ф. 109, 1-й экспедиции, оп. 22, 1847, д. 322, л. 1 об.

40 См.: РГИА, ф. 1349, оп. 3, д. 608, л. 109; Дело о пожаре 1847 года… С. 100.

41 См.: Плеханов С. Н. Писемский. (ЖЗЛ). М., 1986.

42 Плеханов С. Н. Писемский. М., 1986.

43 ГАРФ, ф. 109, 1-й экспедиции, оп. 27, 1852 г., д. 289, л. 1–2 об.

44 Там же, л. 3 об.–4.

45 Там же, л. 16.

46 Там же, л. 19 об.–20.

47 Там же, л. 21–21 об., 24–24 об.

48 Там же, л. 19–20 об.

49 Там же, л. 5, 10, 14–14 об., 34–34 об.

50 Там же, л. 9–12 об.

51 Там же, л. 13, 14 об.

52 Там же, л. 15–16.

53 Там же, л. 5–6, 14 об, 34 об.

54 Там же, л. 22–23, 31 об., 34 об.–38.