Губернский дом 1995 год. № 3 (95)

Историко- краеведческий культурно- просветительский научно- популярный журнал № 3. – Кострома: Б/и, - 1995. - 80 с.

PDF-версия

Юрий Куранов. Размышления о творческой личности в провинции. 3

Георппй Вопилов. Воспоминания о художнике Алексее Козлове. 6

Беседа с Почетным гражданином Костромы Всеволодом Аносовым. 13

Дорминдонт Крылов. Мельница под Ильинским. 17

Город мастеров. Фантазии на шелке и ангел на крыле. 22

Семейный альбом. В доме на Ивановской. 24

Леонид Колгушкин. Семейная хроника. 27

Степан Азев. Воспоминания о Вавилове и Чаянове. 33 Михаил Сокольников. О постановке драмы Блока “ Роза и крест”. 38

Виталий Пашин. Депутат Государственной думы. 42

Неизвестные письма Александра Измайлова Николаю Грамматину. 45

Н.П.Колюпанов. Былое. Предсмертные записки. 48

Путешествие русского посланника в Китай. 52

О собаке, воробье и неверной жеИе. Сказка. 57

Александр Алешин. Гусар. Рассказ. 59 Сергей Есенин. Стихи. 63

Ольга Гуссаковская. Персиковая коробка. Повесть. 64

Владимир Леонович. Стихи. 76

Русские народные игры. 78

Семейная хроника

Я ежедневно слышу от роди­телей и няни Пелагеи, что мы скоро должны будем переезжать в наш новый дом на Ивановской улице. Нам, детям, к этому торжественному в нашей жизни слу­чаю, конечно, надо готовиться заранее.

Мы с братишкой собирали все свои игрушки, складывая их в ящики. Все это делалось по не­сколько раз в день, т. к. игрушки, как назло, требовались то мне, то Володе.

Я знал, где это Ивановская улица и где строится наш дом, т. к. почти каждый день ходил с отцом на стройку.

Как раз в то же время наиско­сок строился такой же деревян­ный дом, в котором предполага­лось открыть школу для девочек и назвать ее епархиальным жен­ским училищем. Заглядьшал я и туда. Земля под наш дом была куплена после сгоревшего дома у еврея ростовщика Галинского. Путешествуя на новостройку, я обогащал свою память новыми для меня словами, понятиями и явлениями. Здесь я видел стро­ительных рабочих, которые вовремя "перекурки” подсажива­лись к нам на бревна, советова­лись с отцом, высказьшали свои соображения, а отвлекаясь, много говорили о своей личной семейной жизни, о деревне, не­ справедливости начальства, о бедности и пр. Заходил на строй­ку и старик Галинский, большая седая борода которого мне очень нравилась, и я спрашивал отца, почему у него нет бороды, а рас­тут только усы.

Тут же на строительстве я от кого-то узнал новость, которая произвела на меня большое впе­чатление. Говорили, будто бы Галинский нарочно сжег свой дом, так как очень дорого застраховал его в нескольких страховых об­ществах, а на пожаре подкупил пожарных, чтобы они похуже ту­шили. Я никак не мог понять, для чего нужно сжигать свой дом, а что такое страховка для меня совсем непонятно. "Папа, мы с тобой тоже будем сжигать наш дом?" — спрашивал я отца и тут же уже рисовал картину, как мы с ним соберем щепки, польем керо­ сином и подожжем, а пожарным дадим денег, чтобы они плохо га­сили.

Наконец, дом был отстроен. Начались серьезные сборы и переезд. Имущество возили на лошадях Машке и Зорьке. Было очень много перевезено дубовых пивных бочек и каких-то яищков, которыми заполнили весь карет­ный сарай.

Мы в доме заняли большую квартиру вверху, в правой поло­вине. Самая большая комната с окнами на улицу была названа залом. Там поставили мягкий диван, два кресла, шесть мягких стульев, обитых красивой матерьей с желтой, черной и красной расцветкой. Перед диваном был поставлен красивый, овальный, резной стол орехового дерева, который был покрыт тяжелой шерстяной скатертью, а на ней была поставлена большая 30-ти линейная лампа в металлической подставке под оксидированное серебро с барельефами и мато­вым абажуром в виде тюльпана. Кстати сказать, зажженной эту лампу я никогда не видел. Среди потолка была повешена большая лампа "молния" на цепях с гирей и большим белым фарфоровым абажуром.

На стенах были повешены не­большие картины с видами Мос­квы в блестящих, золотых, багет­ных рамках. Между окнами на стенах были укреплены три бра, которые зажигались в особо тор­жественных случаях при приеме гостей. Рядом была столовая, далее по коридору одним окном во двор выходила наша спальня. Сестра Женя поместилась в ма­ленькой комнатке над парадным крыльцом, а папа устроился в полутемной комнате против нашей детской. Мама спала с нами. Няня Пелагея устроилась на кухне за ширмой.

Вскоре справляли новоселье, но этот день я представляю плохо, так как нас к гостям не допустили и мы ограничились данным нам угощением в детской комнате.

Помню только, когда ожидали гостей и зажгли в зале лампы, то они сильно накоптили. Подня­лась паника, открыли все окна и двери, спешно производили убор­ку.

В гостях были самые близкие друзья родителей: слепой отстав­ной пехотный капитан Николай Антонович Василевский с супру­гой Екатериной Михайловной, сьш фабриканта Михин Дмитрий Иванович, ростовщик-выкрест из евреев Павлов, проживавший на Ново-Троицкой улице, от кото­рого мои родители, видимо, зави­сели материально. Он был в осо­бом почете и часто заходцл к нам запросто. Самым интересным для меня был мамин брат дядя Капи­тон, о котором я расскажу в сле­ дующей главе. Других гостей было много, но припомнить их не могу.

В новом доме нам на первых порах доставили большую непри­ятность блохи, которых с осени было видимо-невидимо. Они ку­сались не только ночью, но и днем. Все мы, включая и взрос­лых, чесались без всякого стесне­ния. Никакие опыления "арагацем" не помогли, пока блохи сами не прекратили к зиме своего нашествия.

Строя дом, мои родители соби­рались открыть собственный пив­ной склад с розливом пива раз­ных заводов, для чего был под домом сделан каменный подвал с железными дверями, выходящи­ми прямо во двор около черного крыльца четвертой квартиры, а рядом с каретным сараем, куп­ленным вместе с землей у Галинского, был вырыт также большой подвал. Будущим квартиросъем­щикам было построено пять дровенников с небольшими погреба­ми в них.

Вверху над погребами, карет­ным сараем, конюшнями и фшптелем под общей железной крьппей был большой чердак для сена, склада различного скарба, а также для сушки белья. На этот чердак можно было проходить со стороны конюшен, а также с про­тивоположного конца от дровенников. Там была сделана прочная лестница с перилами и площад­кой-балконом. Это я описывaю подробно потому, что этот чер­дак, а также подвалы служили местом наших постоянных игр и занятий даже и в более позднем возрасте, о чем я буду говорить ниже.

Особенно хороша была не­большая, новенькая деревянная банька, выстроенная в садике-огороде, около забора. В ней был уютный предбанник, каменка, полок, деревянные скамейки и деревянный большой чан для горя­чей воды. Нагревался он посредством чугунной трубы, пропу­щенной в топку печи. Особенно приятен был запах нового дерева, березовых веников и еще чего-то, что придает специфику бане. В этой баньке, кроме еженедельных общих помывок, по летам мы, дети, устраивали холодный душ, поливая друг друга из садовой лейки.

Воду в баню возил водовоз Иван Кочетов, а если этой воды не хватало, то ее приходилось но­сить с городской водокачки, ко­торая была на углу Гимназичес­кого переулка н Русиной улицы.

Первую зиму мы прожили в этой квартире, а следующим летом нам пришлось переехать во флигель, так как мама весь боль­шой дом сдала по контракту на два года епархиальному совету под училище за 1200 рублей в год. Те тотчас же приступили к переоборудованию квартир, сни­ мая перегородки и расширяя по­ мещения до нужного размера классных комнат. Осенью отца вызвали в клинику и мы остались одни с мамой и няней Пелагеей.

В то же время на Муравьевке началось строительство большо­го каменного дома для будущего епархиального женского учили­ща, которое и бьшо окончено в 1904 году, а наш дом освобожден. Между тем у моих родителей на­ чался судебный процесс с фирма­ми Дурындина и Агамца по пово­ду какой-то задолженности. Дело затягивалось, и родители с нетер­пением ждали его разрешения в свою пользу.

Как водится, строили планы что и как осуществить на полученные по иску деньги. Так, по окончанию контракта с епархи­альным советом необходимо будет отштукатурить квартиры изнутри, хорошо бы купить коро­ву. Отец писал из Петербурга, что ему рекомендуют поездку на курорт в Старую Руссу, а маме со всей семьей хотелось побьшать на родине в с. Шестихине.

Все это должно бы осущест­виться, если дело с фирмой обер­нется в нашу пользу. Мы, маль­чики, мечтали также о покупке пугачей. Уж очень хотелось вооружиться красивыми, никелированными "браунингами", которые в то время продавались в игрушечном магазине Клеченова внутри гостиных рядов по 2 руб. 50 коп. Они нам были обещаны.

Первый год жизни на Иванов­ской улице остался мне памят­ным потому, как мы готовились и проводили праздник Рождества. На этот праздник мы ждали воз­вращения папы из Петербурга, а следовательно, обновок и гостинцев. Мне шел уже шестой год и я считал себя большим, а потому старался держаться солиднее бра­тишки Володи, иногда по некото­рым хозяйственным вопросам мама со мной даже советовалась, а это мне очень льстило.

В обычные базарные дни она часто, потихоньку от Володи, брала меня с собой на базар и по магазинам. Я во все вникал и ко всему присматривался.

Перед большими праздниками город оживлялся за неделю и даже раньше. Магазины заполня­лись праздничными товарами, часы торговли увеличивались. Перед Рождеством оконные вит­рины красиво оформлялись разнаряженными елками, дедами-морозами, снегурочками, маска­ми и разлшшыми украшениями. Этим выделялись аптекарские, галантерейные, игрушечные и парфюмерные магазины. Все луч­шие манус|шктурные и обувные магазины выставляли последний "крик моды". Колониально-гас­трономические рекламировали на окнах и прилавках десятки сортов колбас, сыров, окороков вет­чины, балыков, икру и всевоз­можные консервы.

Булочные и кондитерские ук­рашены — окна большими сахар­ными баранками, ромовыми ба­бами, банкухенами, торт^ами, пи­рожными и красивым фигурным шоколадом.

Спускаясь к мясному ряду, можно было видеть в рыбном ряду горы мороженой рыбы, ко­торую сваливали на брезент прямо у дверей магазинов.

Меня больше всего интересо­вала лавка Невского, торгуюшая битой и живой птицей и дичью. Около дверей перед праздником стояли целые поленницы мороженых гусей, маленьких поросят, зайцев в шкурках и без шкурок, а в магазине по всем стенам находились клетки с живыми курами, петухами, индюшками, гусями, утками, цесарками и прочей до­машней птицей, на прилавке и по стенам были разложены и разве­шены глухари, тетерева, рябчики, ку|эопатки и прочая дичь.

Купить можно бы многое, но нужны были большие деньш, в которых основное большинство жителей крайне нуждалось, ограничиваясь лишь тем, что только любовались иа все эти товары, покупая только самое необходи­мое для ежедневного пропитания.

Мы с мамой шли на базар с иебольшой базарной cyмкой. Мама, благодаря своей умелой расчетливости и хозяйственной сметке, еще задолго до праздников умела подкопить "круглень­кую" сумму денег и закупала все необходимое.

В мясной лавке Цыбина или Веселова покупала окорок, мясо и прочие мясопродукты, и мы вы­ходили из лавки, ничего не взяв с собой. Товар доставляли на дом.

В мясной лавке я любовался на приказчиков, как они ловко раз­рубали мясные туши на обрубке дерева тяжелым и широким топо­ром, издавая при этом характерный выдох: "А-ах".

Дома пробовал подражать, но у меня ничего не получалось. Мне тогда очень хотелось быть мясником.

В лавке Невского мы заказали поросенка и гуся, а глухаря я вы­просил взять тут же с собой. Про­бовал его нести, но это было мне не под силу, и пришлось нести его маме.

По пути в рыбной лавке В. Н. Скалозубова купили икры, шпрот, килек и других рыбопро­ дуктов. Базарная сумка была полна. Мы устали, а глухаря по Ивановской улице я тащил по снегу, держа за веревочку, завязаную на его шее, чтобы мои това­рищи любовались моей покуп­кой. Оба мы были довольны и ве­село разговаривали, строя планы дальнейших походов по магази­нам. Ведь в ближайшие два дня нам предстояло зайти в колбасную Головановых, в колониаль­ный магазин Колкотина, в "рен­сковый погреб" Сапожникова и аптекарский магазин Прокопен­ко.