«Здесь родина жизни моей…»
Екатерина Белякова – справа в 1-м ряду, Михаил Дудин – крайний справа в 3-м ряду
Клевнево, Молохта, Вязовское, Голчаново, Бибирево, Середа… Какие это всё были для Михаила Александровича Дудина дорогие, ласковые имена, связанные с началом жизни, детством, мальчишеством. Потому и звучат они в стихах и прозе Дудина как музыка. «Здесь родина жизни моей», – писал об этих местах поэт, наш земляк.
Деревня Клевнево, где родился Дудин, и Аброниха, где жила наша семья, были друг от друга в нескольких километрах. Моя старшая сестра Екатерина училась с Дудиным в одном классе в Школе крестьянской молодёжи, сокращенно ШКМ. Школа находилась в деревне Каликино, недалеко от Середы (ныне город Фурманов). Туда направляли детей крестьян Ивановской области. Обучение было бесплатное, бесплатно кормили три раза в день, предоставляли общежитие. Практику учащиеся как будущие агрономы проходили на большом пришкольном участке земли. На выходные дни большинство детей отправлялись домой на мамины пироги и к маминому теплу. Автобусы тогда по нашим дорогам не ходили, да их ещё и не было, так что путь домой проделывали пешком. Михаил Александрович шёл в Клевнево через Середу – около тридцати километров.
Конец двадцатых – начало тридцатых годов – времена трудные, голодные. Сестра рассказывала, что Дудин выделялся уже тогда среди сверстников начитанностью, самостоятельностью рассуждения о жизни, но был беднее всех одет (одежда всегда с заплатами) и очень худ. Не удивительно: маминых пирогов и маминого тепла для него в Клевневе уже не было – Дудин остался без матери в одиннадцать лет.
У сестры хранилось несколько фотографий того времени, на двух групповых был и Дудин. К семидесятилетию Михаила Александровича мы с братом Владиленом подготовили ему подарок – фотоальбом с тридцатью шестью снимками его родных мест, каждый снимок сопроводили отрывками из дудинских стихов. Копии двух групповых фотографий Каликинской школы тоже включили в альбом. Свои-то, как мы знали, пропали у Дудина вместе с другими документами во время блокады. Альбом вручили ему на вечере в музее-квартире Бориса Пророкова. Он тогда сразу спросил: «А помните, у Кати были групповые фотографии в Каликине?» Мы открыли нужную страницу. «А где я тут?» – Михаил Александрович себя не узнавал. Немудрено: на фотографии, которую он давно не видел, забыл, ему всего четырнадцать мальчишеских лет.
Нашу сестру Катю Дудин ещё подростком, видно, чем-то отличал. Она была симпатичной, стройной, немного старше Михаила. После ШКМ поступила в Шуйский педагогический техникум, по окончании его была направлена в Гаврилов-Ям Ярославской области, работала учительницей начальных классов, самых тяжелых в школе, одна растила дочь. С послевоенного времени и до самой смерти моей сестры (1981 год) они с Дудиным регулярно переписывались. Михаил Александрович присылал Екатерине свои новые книги с автографами. Сохранились ли эти книги и письма, сказать трудно. Мы спохватились слишком поздно... А фотоальбом наш, видимо, послужил толчком к тому, что Михаил Александрович начал хлопоты об установке памятника на могиле Елены Васильевны Дудиной: с прекрасными видами родной природы на снимках очень уж резко контрастировало надгробье на могиле его матушки.
Когда у нас в Костроме вышел первый номер журнала «Губернский дом» (было это в декабре 1992 года), я послал его Михаилу Александровичу и получил такой ответ: «Большущую Вы мне радость сделали, прислав “Губернский дом”. То, что в Костроме в эти дни стал выходить такой журнал, это значит, что в России литература, несмотря на дикое для неё время, не погибнет... Скажите, пожалуйста, куда мне и кому прислать деньги на подписку?» По договоренности с редактором журнала Николаем Владимировичем Мурениным мы решили посылать Дудину журналы бесплатно, о чём я ему и сообщил.
В письме Дудина от 16 ноября 1993 года, которое я здесь привожу, Михаил Александрович дал очень важные советы редколлегии «Губернского дома»: «...пусть редколлегия не забывает своих земляков и даёт побольше материалов и о Флоренском, и о Розанове, и об Островском, о своих мировых корифеях. И очень я буду рад, если Вы вернёте к жизни прекрасного Ивана Касаткина, разыщете его архив, найдёте то, что он не успел напечатать, и напечатаете. Короче, включите его в живую литературную жизнь. Он достоин этого. Свяжитесь с вдовой Сергея Николаевича Маркова и достойно побеседуйте о нём в “Губернском доме”…»
Я высылал Михаилу Александровичу также первый номер журнала «Благовест» и несколько номеров газет под тем же названием, издаваемых Костромской епархией, которые я больше трёх лет иллюстрировал фотоснимками; высылал историко-краеведческий журнал «Костромская старина» и некоторые номера газеты «Литературная Кострома», где публиковались его стихи. Но как самое серьёзное издание он воспринимал именно «Губернский дом».
«Спасибо костромичам за историческую память и за “Губернский дом”, за то, что вы находите время и возможности выпускать это издание регулярно. Думаю, что культура России начнёт возрождение свое с Провинции. Москва и наш Питер изблядовались, а вы, молодцы, держитесь!» Это отрывок из письма Михаила Александровича от 16 октября 1993 года.
Берегу как святыню его письма, книги с его автографами. В 1991 году он так надписал мне книгу переводов Эдит Сёдергран «Возвращение домой»: «Георгию Павловичу Белякову, хроникёру бед и побед города Костромы и её окрестностей, к которым мы вместе имеем некое родственное отношение».
По изданию: «Будьте, пожалуйста!» Друзья вспоминают Михаила Дудина. – СПб., 1995. – С. 10–12.
Приложение
Сын возвращался к матери
Всё знакомство моё с Михаилом Александровичем в прошлом шло через нашу старшую сестру Екатерину Павловну Белякову. Когда-то они учились вместе с Дудиным в Каликинской агротехнической школе крестьянской молодёжи. Сестра потом закончила Шуйский педтехникум и почти всю жизнь была учительницей начальных классов в городе Фурманове. Михаил Александрович присылал ей свои книги и пластинки с грамзаписями своих стихов и песен на них. Сестра гордилась этим, но не очень афишировала знакомство по своей скромности.
Мы с братом старались сохранить и приумножить память в семье о нашем поэте-земляке. После преждевременной кончины сестры собирали её архивные фото и другие материалы. Естественно, хотелось познакомиться и с Михаилом Александровичем. Поэтому, когда узнали о его намерении приехать на своё семидесятилетие в Иваново, решили сделать подарок – фотоальбом снимков его родины, иллюстрированный его же стихами. Объездили весь район, всё зафиксировали по намеченной композиции. Брат Георгий уехал в Кострому готовить фотографии, я засел за Ивановские книжные фонды, чтобы поподробнее ознакомиться с биографией Михаила Александровича. К сожалению, городские библиотеки располагали ничтожным справочным и биографическим материалом о поэте. Вспомнилось мне, как в послевоенные годы однажды на прилавке художественного салона увидел альбом гравюр художника Андрея Ушина со стихами Михаила Дудина из поэмы «Четвертая зона». Не мог оторваться, пока не дочитал до конца, – всё было свежо, по-юношески светло и радостно. Хотелось мчаться за поэтом в зовущую даль. Гравюры в рамках висели потом у меня квартире до полного выцветания. Стал искать книги поэта. Купил как-то «Стихи и поэмы» в узеньком переплёте, тиснённом серебром. Вчитывался в дудинские строки. Всё было удивительно близко сердцу: и красота родных мест, и грусть о доме, и горечь фронтовых невзгод, блокадных дней.
К юбилею Михаила Александровича наш альбом был готов. Мы вручили ему подарок в доме-музее его фронтового друга, художника Бориса Ивановича Пророкова. Тогда я увидел поэта впервые и познакомился с ним.
Иваново, 1989 г. Фото В. П. Белякова.
Архив В. О. Рябиковой
Прошло почти два года. Я получил от Михаила Александровича письмо (оно помечено 6 ноября 1988 года):
«Дорогой Владилен Павлович!
Если у Вас есть терпение, – дочитайте это письмо до конца. Прежде, чем обратиться с ним к Вам, я долго раздумывал и стеснялся, а сейчас решился. Не сердитесь только на меня.
Я люблю свою родину и у меня к ней особенное чувство, ни с каким другим по своей возвышенной пронзительности несравнимое.
В селе Вязовском похоронена моя мать Елена Васильевна Дудина. Там есть грубая и стыдная память для меня на месте её последнего и вечного успокоения. Надо бы эту память достойно оформить. Не подумаете ли Вы об этом. Ничего особенного изобретать не надо. Нужна ограда, камень и на камне крест, имя и даты рождения и смерти, крест и надпись выбить на камне. Надо найти только камень подходящий. Найти его Вам поможет мой братишка Юрий Александрович Дудин на 7-ой Минеевской, дом 64/14. Сам он шофёр, работает на грузовике и может помочь Вам в поисках подходящего камня.
Если Вы согласитесь на это, очень важное для меня дело, я буду Вам очень благодарен, потому что мне самому надо тоже подумать о своей последней квартире на этой земле, и я её вижу там, в Вязовском, рядом со своей матерью».
Почему Михаил Александрович выбрал именно меня? Что заставило его это сделать? Может быть, вручённая ему фотография?
«Из Ваших предыдущих писем я понял, что Вы как бы согласились помочь мне в столь деликатных делах восстановления памяти моего рода, моей корневой системы. Это для меня на склоне моей жизни вдруг оказалось важным и больше того – необходимым, – писал мне Михаил Александрович из Ленинграда 26 декабря 1988 года и продолжал: – На Вязовском кладбище похоронены: мой дед по отцу – Павел Иванович Дудин, моя бабка по отцу – Марфа Константиновна Дудина, моя мать – Елена Васильевна Дудина, мои малолетние братья Лёня и Коля.
И сам я тоже бы хотел, после того как уйду с этой земли, тоже успокоиться в этой земле.
…Я пожелал бы, чтобы всё это было просто, без роскошества».
Признаюсь, я взялся за работу с охотой и большой ответственностью. К счастью, всё удалось сделать в срок. Михаил Александрович щедро финансировал работы, а я скрупулезно расходовал и высчитывал каждую копейку. Много пришлось почелночить между мастерской и районными властями.
«То, что Вы прислали мне на своём чертеже, я представил себе уже сделанным там, около белой церкви, и остался доволен, и то, что церковь полуразрушена, ограда разобрана и кладбище запущено, как вся жизнь на нашей с Вами родине – России... остался доволен этой картиной, соответствующей состоянию моей души.
Я Вам очень благодарен, Владилен Павлович!
Сейчас у меня очень много хлопот по подготовке дня рождения Анны Андреевны Ахматовой, но, несмотря на всё на это, я готов весной приехать в Иваново, чтобы посмотреть, как это всё получится у Вас в натуральном виде.
Все-таки любовь к родному месту на земле поразительна в своей очистительной святости и её, эту святость, начинаешь по-настоящему понимать только к концу своей дороги на земле», – так писал Михаил Александрович из Ленинграда 20 января 1989 года.
Между тем в ходе подготовки надгробия случился курьёз. Памятник был на выходе, я поехал в село Вязовское, чтобы обдумать монтажные работы на месте. Однако на могиле нежданно-негаданно появился новый памятник из мраморной крошки без подробностей об усопшей. Я бросился к сельчанам: «Кто да что?». Мне показали на сельсовет. Гонялся за властями вплоть до района, и в три дня всё было согласовано и решено: могилу освободили для монтажа нового надгробия.
17 мая 1989 года я прибыл с Юрием (братом Михаила Александровича) и с помощью нанятых мною мастеров, двух молодых художников, которые тесали камень и наносили буквы, сделали монтаж нового надгробия и ограды. На другой день приехал брат Георгий, и мы поставили ограду к приезду Михаила Александровича.
21 мая я встретил его с поезда на автомобиле и повёз к могиле матери. Он попросил заехать за цветами, и дочь Юрия Елена выбрала громадный букет тёмно-красных роз (почти чёрных, как хотелось Михаилу Александровичу, найти не удалось).
День был ласковый, солнечный. Всё кругом тонуло в зелени листвы и в цвете черёмухи. В Вязовском волновался Михаил Александрович сильно, но, похоже, был доволен нашими хлопотами. Высыпали из домов немногочисленные сельчане, радостно приветствовали поэта как старого знакомого, одобряли заботу сына и благодарили за память о родственниках. Возврат к памяти захороненных предков, к покинутым могилам радовал всех, объединял духовно.
В этот же приезд мы совершили путешествие по родным местам Дудина: Клевнево, Каликино, Фурманов. Везде Михаил Александрович внимательно вглядывался в пейзажи своей юности. Какой-то необыкновенный подъём царил во всём его облике.
В Фурманове в самом разгаре шло восстановление Большого Середского храма. Заехали, чтобы посмотреть на возрождающийся пятнадцатикупольный архитектурный ансамбль необыкновенного изящества и красоты. Михаил Александрович без рисовки и демонстративности положил в копилку храма 50 рублей (по тому времени деньги немалые).
Искали по городу его родовой дом, перевезённый из Клевнева новыми жильцами. Он подумывал выкупить его под что-то памятное на перспективу. Попросил меня посмотреть сохранность конструкции (я последние годы работал начальником областной инспекции архитектурно-строительного контроля и понимал толк в строительном деле). Однако выяснилось, что при перевозке и установке на новом месте дом сильно утратил первоначальную планировку. Что-то не приглянулось Михаилу Александровичу – и вопрос о дальнейшей судьбе дома для него остался открытым.
Перекусывали в местном фурмановском кафе вместе с редактором районной газеты Владимиром Красовским, заведующей музеем Д. Фурманова Натальей Коптевой, руководителем ивановской писательской организации Виталием Сердюком. Брат Георгий постоянно делал фотофиксации, а я шоферил на «жигулёнке».
Фото В. П. Белякова. Архив В. О. Рябиковой
Михаил Александрович был центром внимания, много шутил, сыпал эпиграммами и «грешными рифмами» по адресу присутствующих и властьпредержащих. 26 мая я проводил его на вокзале в Ленинград. Не знал, что это последняя наша встреча.
Были потом и книги от него, и письма. В последнем – от 16 февраля 1993 года – он обратился ко мне с просьбой: «...я ещё не теряю надежды на восстановление Вязовской церкви, – писал Михаил Александрович. – Вы ведь всё знаете. Поройтесь в архиве. Найдите, кто её строил, может быть сохранились списки этих добрых людей, может быть среди них есть и мой дед Павел Иванович Дудин. Может быть его поступок и меня обяжет действовать».
Данных об участии П. И. Дудина в строительстве церкви обнаружить не удалось. В марте 1993 года я написал Михаилу Александровичу об этом, о беседах с архиепископом Ивановским и Кинешемским Амвросием, который нашёл намерения поэта весьма благочестивыми...
В последнем письме Михаила Александровича была приписка: «Собираюсь домой».
Когда в самый Рождественский сочельник тело поэта привезли из Петербурга в Ивановский Спасо-Преображенский кафедральный собор на отпевание, местные старушки, узнав, кого привезли, одобрительно шептались: «Слава Богу! Домой воротился… Теперь кости по родине не заплачут...»
По селу Вязовскому кружила снежная пурга, вспомнились слова стихи поэта:
Метель гуляла, тешилась
Над прахом всех потерь...
Сын возвращался к матери на вечный покой в дни её столетия.
По изданию: «Будьте, пожалуйста!» Друзья вспоминают Михаила Дудина. – СПб., 1995. – С. 184–188.
Откуда синь в глазах
(https://anat-nut.livejournal.com/13990.html)
Михаил Александрович Дудин, который скончался четыре года назад, иногда в шутку называл себя «древним костромичом». Надо отметить, что деревня Клевнево, где он родился, в годы его детства (до революции), входила в Костромскую губернию. Но, может, он имел в виду что-то иное.
Михаил Александрович нигде в автобиографических записках не упоминает о родственниках по материнской линии, хотя это очень интересно.
Его бабушка, Александра Алексеевна, торговала ивановскими ситцами и лоскутами Куваевских и Маракушевских фабрик. Ездила с товаром на лошади в Середу, Кохму, Шую и по крупным селам и деревням. Дед, Василий Алексеевич, был известным сапожником в Иванове.
Во время работы на фабрике в Иванове их дочь Елена познакомилась с щеголеватым и хорошо зарабатывающим реклистом (ситцепечатником) Александром Павловичем Дудиным. С некоторой неохотой она пошла замуж в Иваново, но такова, видимо, была ее судьба – стать Дудиной.
Миша, когда ему было около пяти лет, часто приезжал к бабушке и дедушке в деревню Кожевниково с родителями. Миша был в чистой красивой рубашке, ухоженный и степенный мальчик. Старики замечали в нем любознательность и скромность. А дедушка Василий говорил о Мише, что это хорошо соображающий и умный мальчик, что, наверное, пойдет далеко, если ничто ему не помешает.
Родители Михаила одно время взяли на воспитание девочку Машу, сироту, а они были зажиточные люди, так как отец хорошо зарабатывал на фабрике. К тому же вел свое хозяйство в деревне Клевнево, имея там дом. Первые двое детей Дудиных, Леня и Коля, умерли малолетними.
Поздней у них родились Миша и Фаина.
Когда приемная сиротинка Маша подросла, Елена Васильевна стала замечать подозрительную связь своего мужа с ней. Она очень переживала. Ездила с жалобами и делилась своей печалью с родителями и сестрами в Кожевниково. На недели брала с собой маленьких Мишу и Фаину. Душевные переживания постепенно подрывали ее здоровье.
26 апреля 1928 года при очередных родах, в возрасте тридцати пяти лет, Елена Васильевна погибает. Михаилу в это время не исполнилось и двенадцати лет.
Александр Павлович после смерти жены вступил в брак с бывшей сиротинкой Марией. Миша это очень тяжело переживал, страшно любя свою мать, о чем мы знаем из его многих стихов, посвященных матери:
Цвет глаз моих идет от матери,
Лишь только голову закинь –
И хлынет синь по белой скатерти
Снегов, сольется с синью синь.
<…>
И не от случая до случая,
А каждый день сто тысяч раз
Надежда, радуя и мучая,
Мне светит синью синих глаз.
Он не мог простить отцу такой поступок. В знак протеста решается на побег из родительского дома. Это была первая большая трагедия будущего поэта. Понятными становятся его стихи:
Ушел я из родительского дома
Мальчишкою одиннадцати лет.
Осенний дождь, как серая солома,
Прошел за мной и смыл горючий след.
Затушевал за рощею окольной
Тоску и горе изначальных мест:
Ворон над Вязовскою колокольней
И на могиле материнский крест.
Его, грязного и голодного, через некоторое время увидела в Иванове на крыльце краеведческого музея сестра умершей Елены Васильевны – Ефросия, забрала к себе, отмыла, накормила и через некоторое время устроила в ФЗУ.
Так рассказывает его двоюродная сестра Мария Ивановна Торопова, проживающая нынче в Костроме. Сам Михаил Александрович об этом времени пишет так:
«Поздней осенью 1930 года я оказался на привокзальной площади города Иваново. У меня не было никого и ничего, кроме чувства голода и слабой надежды на то, что там, где есть люди, не пропадешь, а слабая потому, что на вокзале мне ночевать было больше нельзя – меня оттуда выставили. Потом я сам пришел в городскую комиссию по борьбе с беспризорностью, и меня направили в школу ФЗО. Я стал учиться на ткацком отделении и жить в общежитии» («Поле притяжения». Советский писатель. 1984 год).
Сейчас мы с братом Владиленом готовим альбом для комнаты-музея имени Дудина в центре Иваново. В альбоме будет более тридцати страниц: о корнях рода Дудиных, об истории его родового дома в деревне Клевнево, о приезде Михаила Александровича на восстановленную им могилу матери и, наконец, о возвращении его праха в родную землю. Короткие текстовые пояснения сопровождаются фотоснимками. Работа над альбомом завершается.
Северная правда. 1997. – 30 декабря. – С. 6.
Опубликовано: