Интервью с Н. А. Голышевыма

«Как мне жалко наши места»

– Николай Алексеевич, расскажите про ваших родителей.

– Родители мои и предки их были крестьяне, пахали землю, сеяли хлеб, хмель, овощи. А самое главное

– у них была любовь к пчеловодству, у отца, деда. У моего деда было 50 ульев. Отец мой Алексей Александрович родился в 1899 г., с 8 лет пошел учиться в Мисковскую школу и окончил её на одни пятерки. Заведующий школы отхлопотал ему разрешение учиться в Костроме в училище. По окончании училища отцу работать не пришлось, т.к. началась революция и его взяли в армию. Воевал, после окончания службы вернулся Н. А. Голышев. домой в Мисково, женился, работал Фото 50-х гг. ХХ в. в колхозе, держал ульи. Мать моя, Елена Андреевна, родилась в 1903 г. Образование её было всего 3 класса. У отца матери, Андрея Прохоровича, детей было 5 человек, и все дочери. Мать моя была третьей. Жили бедновато, т.к. земли было мало, ведь землю давали только на мужской пол, и землю писали только на деда – одну долю. Я, когда мне исполнилось 8 лет, пошел учиться в Мисковскую школу. 4 класса кончил в Мискове, а 5-й, 6-й и 7-й – в Жарках.

– А как вы раньше добирались из Мискова до Костромы?

– В зимнее время мы ехали в город через Гузомой, а в летнее время – по Мезе. Справа оставался лес, этот лес мужики берегли, а вот в войну весь этот лес свалили и не вывезли, так и остался, его надо было вывозить тракторами, а какая техника в войну. Так его там и сгноили. Как жалко мне наши места, как жалко, никуда бы не уехал.

– Расскажите про военные годы.

– Моего отца призвали на войну 10 сентября 1941 г. В 1942 г. пришло извещение, что он пропал без вести. Он погиб под Ржевом. После войны мы жили с мамой и сестрой.

– А Вас когда призвали?

– Меня взяли 8 ноября 1943 г. Попал я в пехотную часть в г. Киров. За городом есть село Порошино, мы там стояли в школе. После домашних хлебов так было плохо, голодно и холодно. Обмундирование было плохое, шло с фронта, рваное, грязное, в крови. Вот и подгоняли, как сумеем. Мне дали шинель, одна пола до земли, другая – выше колен. Ботинки старые, заплата на заплате. Наша часть отправилась на фронт 25 мая 1944 г. Я был пулеметчиком. Первый раз меня ранило 17 сентября 1944 г. в Эстонии, второй раз – 18 февраля 1945 г., когда освобождали порт Либава. Пришел с фронта инвалидом 2-й группы, ходил с палочкой.

– Когда Вы узнали, что вас переселять будут?

– А дело было так, приехала комиссия из Москвы. В сельсовете всю ночь сидела эта комиссия, и все спорили. Мужики говорили, оставьте нас, не поедем. Комиссия говорит, как будете жить? Ведь у вас вода стоит только месяца полтора, а тут постоянно в воде будете, как снабжение у вас будет с городом? А через Жарки, через Шоду, кругом поедем, только не выселяйте. Врачи и говорят: здесь климат будет гнилой, будет, как болото, стоять, вода будет непроточная, малярия прицепится к вам. Настояли, решили всем колхозом выселить нас в Калининград. И из колхоза, из сельсовета, послали несколько мужиков поглядеть, какая местность, приехали назад, говорят: жить там можно, дома хорошие после немцев. А у меня отец грамотный был, он все читал, и он еще до переселения лет за десять всё говорил, что нас переселять будут. У нас был деревянный дом и, помню, мать всё говорила, а если пожар, дом сгорит, давай купим каменный. А он только и скажет: каменный дом нам покупать незачем, нас скоро выселят. Он говорил это еще до создания Рыбинского водохранилища. Он знал, что когда будут электростанции строить, всё будут затоплять. Вот у меня у другого дяди сноха всё над отцом смеялась: «Вон Леха говорит, что нас выселят!» А всё вышло, как говорил отец.

– Значит, потом решили, что часть ваших поедет в Калининград, а часть – в колхоз «Новый путь» Ждановского сельсовета?

– Да. Оценка домов проходила так: весь дом обмеряли, каменный или деревянный. Смотрели, какая изношенность, вот мой дом отошел в 16 тысяч. Каменные дома оценивались дороже. Каменные дома ломали, а деревянные разбирали, их можно было перевезти, вот я свой дом сюда, в Коровино, перевез.

– Трудно было дом разломать кирпичной старой кладки?

– Делали так: кто нанимал молодежь ломать вручную, кто трактором ломал, цепляли трос за окна. Выкапывали котлован перед домом, поддевали за оконные проёмы и валили дом, кирпич очищали, продавали. Кто как сумеет, нужно было только очистить место под домом.

– А церковь в Мискове как сломали?

– Церковь ломали уже без меня, я переехал в 1953 г., а церковь сломали где-то в 1954 г. Наша церковь была очень большая, вот как в Яковлевском. Куча щебенки и до сих пор лежит. Там был крест позолоченный, хороший. Я слышал, что архиерей Костромской не 8 ли тысяч предлагал, чтобы снять крест, но желающих не нашлось. Все время крест блестел у нас, солнце ли, луна ли. На нашу церковь положили запалу больше, а на Жарковскую не хватило. Вот и осталась там половина церкви.

– А кладбище где у вас было?

– Оно было возле церкви. Эту местность у нас никогда не затопляло. Вот когда я родился в 1926 г., самая большая вода у нас была. Всё Мисково затопило, а вот где я жил у церкви, не затопляло. В Жарках тоже возле церкви хоронили, была ограда каменная. Богатая у нас местность была, хорошо люди жили. Вот я помню, это было году в 1936-м, колокол скинули. Так на этом колоколе портреты царей были. Попов сажали, вот у нас отец Василий был, он тоже любил пчеловодство. Пчел держал и к моему дедушке он все ходил, советовался, как лучше пчел держать. А дед наш был вроде как коммунист. Когда он умирал, то дядя Паша Пулькин, его старый товарищ, он в гражданскую войну командовал полком. Сын его был председателем колхоза. В войну в 1941 г. директива такая пришла, всех председателей колхоза забирали в Ярославскую коммунистическую дивизию и его забрали туда. В войну он попал в плен, был в лагере во Франции. Значит, наш дед умирает, приходит к нему Пулькин и говорит: «Давай отца Василия приведем, пособороваться». Дед ответил: «Давайте, ведите, я с ним про улеи поговорю».

Мы жили недалеко от церкви. Году в 1934-1936-м всех попов посадили, церковь стояла закрытая какое-то время. Вот нашего попа забрали, а в Жарках не забрали, там был отец Александр, он выпивал частенько. И когда его привели в НКВД, он говорит: «За что вы меня забирать будете, у меня никакого богатства нет? Я всё, что заработаю, государству и отдам». Его не тронули, а нашего отца Василия посадили, 10 лет дали, так и не вернулся. А семья разъехалась. Дом отобрали, а другой поп так и жил в сторожке на кладбище. У нас в Мискове все дома были богатые. Самый богатый у нас был Палагин, он имел чайную, потом – где был сельмаг у нас, школа у нас специально была сложена, на 4 класса. А в Жарках была 7-летняя школа, в доме Горошинкина. Вот все богатые из Мискова разъехались в революцию. У Палагина был пароход «Крестьянка». За Мисково два амбара больших было каменных, он на пароходе прямо к ним подъезжал. Ведь у нас основное богатство было хмелеводство. Держали много скотины, ведь хмель – это такая культура, которой много навоза надо. До колхозов держали много коров, по две-три, а в колхозе только одну корову разрешалось держать. Когда косили мы в колхозе, была звеньевая система. И косили так в войну: человек 5-6 женщин, старички какие, да и я вот пришел в войну. Мы 9 стогов поставим или 10, точно не помню, а 10-й или 11-й себе забирали. А потом на трудодень получали сено. Вот в какой год не помню, на трудодень приходило по 10 кг сена и по 2 кг отавы.

Отец у меня работал в колхозе, он в управленческий аппарат не шел, хотя был грамотный. Из-за чего? Потому что раньше всех сажали. Как чуть что провинился, и всё, заберут. Напишут какую бумагу и – 10 лет.

– Как народ расставался с деревней, с домами?

– Замертво вытаскивали. Старики говорили, дайте нам здесь помереть. Вот и все, кто уехали в Калининград, все сразу там умерли с расстройству. Жалко было, я лет десять, наверное, все тосковал, снились мне наши места.

– А про Некрасова Вы что-то слышали, о его пребывании в ваших местах?

– Вот я вам что расскажу, когда отец с матерью уйдут на праздники, и вот нас маленьких оставляли на деда. Вот он нам и рассказывал. Ведь у нас в Мискове такой порядок был, что все мужики, как встают, деньги в карман и пошли в чайную, выходной – не выходной, а в чайную, так заведено было. Все новости там узнавали. И там они с Некрасовым и общались. Некрасов часто ездил на охоту. А дед положит в чайничек меду, у него такой чайничек был небольшой, и угощает там всех. Вот Некрасов там с ним частенько и встречался. Некрасов приезжал к нам по дороге и из Костромы, и из Куникова.

– А огороды у вас в Мискове были у домов?

– Нет, огороды у нас были за селом. По полсотки давали на хозяйство под огурцы, а участки под картошку нарезали в другом месте, у меня было в 2 местах по 4 сотки, и у меня пасека была у Шоды.