Как Задорожный не получил «героя»
Павла Терентьевича Задорожного знали все строители Костромской области. Он приехал в Кострому в начале 60-х уже сложившимся организатором строительства, так как до этого строил железную дорогу от Воркуты и металлургический комбинат в Темиртау, в Казахстане.
В Костроме карьера Задорожного сразу началась с высокой должности — управляющего трестом «Костромастрой». Затем, до конца 80-х он работал заместителем облисполкома по строительству, секретарем обкома партии, курировавшим строительную отрасль.
Павел Терентьевич всегда подходил к своей работе критически. В этом была его особенность. Всегда на всё имел свое собственное мнение. И когда это мнение ему не удавалось отстоять (что, по правде говоря, случалось редко), переживал, но никого не винил в своем отступлении, кроме себя самого. Он высказал как-то любопытную мысль.
- Я думаю, — сказал он, — что демократия — это самая страшная форма управления. Здесь можно протащить всё, что угодно. Создать для этого группу, сформировать мнение. И дальше уже не важно, во благо дело или во вред, а процесс уже пойдет.
Но я хочу заметить, что, несмотря ни на какие коллегиальные решения, очень часто Павлу Терентьевичу удавалось делать все-таки по-своему.
В конце 50-х — начале 60-х годов было у нас в области два совнархоза и соответственно два обкома партии: сельскохозяйственный и промышленный. Сельскохозяйственный возглавлял Флорентьев, промышленный — Димитриу. И каждый из них вызывал начальника стройтреста Задорожного к себе на «ковер» и озадачивал.
Флорентьев говорил:
- Построишь Караваево, мясокомбинат, молокозавод и тогда, Павел Терентьевич, будет тебе звание Героя Социалистического Труда.
А Димитриу ставил другую задачу:
— Вот построишь два крупных завода в Костроме — получишь Героя.
А Караваев, министр строительства из Москвы, который отвечал только за союзные стройки, предупреждал:
- Не построишь все «Почтовые ящики» — Нерехтский механический завод, электромеханический завод — я тебя в порошок сотру.
В результате, за один только год работы Задорожный получил 16 выговоров. Хотя и заводы, и комбинаты все-таки построил.
И еще дешево отделался, потому что не проходило и дня, чтобы он где-нибудь не нарушил какую-нибудь инструкцию. Причем, нарушал вполне сознательно. Например, как только пришел в трест «Костромапромжилстрой» — сразу же закрыл 300 строек из 520 начатых трестом. За это его сперва в один обком вызвали, потом — во второй:
- Эти стройки Госплан запланировал, а ты только управляющий трестом, и не твое дело их закрывать.
- Дорогие мои товарищи, — взмолился Задорожный, — если все сразу строить, то на каждом объекте получится по пять рабочих. Мы так никогда ничего не построим.
- Но закрывать стройки — преступление, — неумолимо отвечали в обоих обкомах.
Поняв, что может выйти за дверь безработным, он пошел на хитрость:
- Я не закрыл, а приостановил. Временно. И создал очередность: вначале первые двадцать домов, завод и школу, а потом вторые двадцать домов и так далее.
Так потом всё и строили, и вводили поочередно. Всё, кроме «почтовых ящиков». Те строили, как Госплан запланировал. Туда и поставки материалов были нормальные, точно в срок. На объекты «оборонки» всегда в 2 раза больше стройматериалов давали, чем на объекты сельского хозяйства, а на жилье — в 2 раза меньше, чем на сельское хозяйство.
Задорожный рассказывал мне, что в то время постоянно воровал с «почтовых ящиков» цемент и металл на жилые дома и школы. Нарушал закон, в общем… Но некоторые министры его понимали.
Например, министр автомобильной промышленности Поляков, когда начал строить завод «Мотордеталь», прежде всего сел с Павлом Терентьевичем за стол переговоров:
- Ну, Павел Терентьевич, говори, что мне надо сделать, чтоб завод строился?
- Мне люди нужны, — ответил Задорожный, — а их просто так на стройку не привлечешь. Потому, давайте таким образом: все жилье, которое мы строим для рабочих «Мотордетали», я заселяю своими строителями. А потом, когда строительство завода закончится, они в твою промышленность пойдут слесарями, токарями, в общем, кем нужно.
Поляков сразу согласился и дело пошло. Но потом, года через три об этой затее узнали в обкоме, в облисполкоме — и такое началось! Объявления об очередном наборе строителей из газеты «Северная правда» изъяли, а Задорожному, как говорится, дали по шапке.
За что? Казалось бы, разумное дело придумал!
Но дело в том, что со всех предприятий к Задорожному люди побежали, а директора предприятий, естественно, бросились жаловаться в обком и облисполком: сманивает, мол, Задорожный наших рабочих, оголяет производство. Получается, если бы разумный подход к использованию рабочей силы был везде, то и замысел Павла Терентьевича прошел бы. Либо все делают разумно, либо все — неразумно. Одному из этого строя выбиваться нельзя.
Самый крупный поступок, за который Задорожный получил от Министерства строительства СССР строгий выговор, он совершил в 1964 году: передал городу все трестовское жилье, которое было в привокзальном районе и числилось за разными организациями. Тут как раз вышло постановление Совета министров Российской Федерации о передаче жилья местным советам. Вот он это и сделал. Однако не учел, что трест — союзного подчинения, а жилье — в ведении республики. Караваев, министр строительства СССР, возмутился и объявил ему выговор.
Прошло полгода после этого и вдруг в трест из Москвы приходит 500 тысяч рублей — дотация на содержание жилья. Задорожный культурно возвращает деньги обратно. Прошло еще полгода — и вновь приходит 500 тысяч. Он и эти деньги возвращает. А потом приказ министра пришел: все стройтресты в Союзе сработали год с убытком и только Костромской трест сэкономил 1 миллион рублей на содержание жилья. А потому наградить товарища Задорожного месячным окладом, вызвать его на коллегию, путь поделится опытом. Он испугался: ведь на коллегии точно всплывет дело с передачей жилья, и тогда его наверняка снимут с работы. Стал звонить: «Что угодно делайте, только не вызывайте на коллегию, готов ради этого отдать месячный оклад». Но его все-таки заставили приехать. Задорожный честно доложил, как было дело. Все только хохотали.
Павел Терентьевич не зря боялся коллегий, как черт ладана. Однажды ему там досталось, как говориться, по первое число. А дело было так.
В тресте (в районе пединститута) была конюшня на 40 лошадей. Раньше эта конюшня принадлежала льнокомбинату имени Ленина. Но, когда совнархозы стали ликвидироваться, заместитель председателя промышленного совнархоза области Зарецкий передал лошадей строительному тресту, хотя лошади тресту были нужны, как корове седло. Задорожный возмущался, но ничего не мог поделать с таким «подарком».
За три года существования, лошади убытка тресту не принесли: кормились тем, что подвозили к садам картошку на посадку, пахали и тому подобное. Но был кроме лошадей, еще медведь, которого выменял в цирке на жеребенка заведующий конюшней, бывший дрессировщик. Медведя все коневоды любили и приучили его есть овес. Все шло тихо-мирно, пока одна женщина-коневод, алкоголичка, пьяная не полезла на чердак за овсом для медведя, свалилась и убилась насмерть.
Нагрянула комиссия, и объявила Задорожному выговор за нарушение техники безопасности. Он издал приказ о ликвидации конюшни, а ему в ответ — еще один выговор: конюшня, мол, — это производство, а производство ликвидировать нельзя. И вот с этого момента я заканчиваю вольный пересказ этой истории и приведу дословный рассказ самого Павла Терентьевича:
«Тогда я быстренько продал коней на мясокомбинат, хомуты отдал Прасковье Малининой, а конюхи тут же подожгли конюшню.
Меня опять потащили на коллегию в Москву.
Министр спросил, какие я принял меры, что бы в будущем на производстве не повторился несчастный случай.
Я ответил, что конюшня сгорела, лошадей продали на колбасу, остался один медведь, но его мы сами съедим.
Что тут поднялось!
- Ах, ты нам, тут еще цирк устраиваешь! — закричал министр. — Строгача ему!
И влепил мне строгий выговор вместо запланированного обычного, не строгого. А, кроме того, послали в Кострому шесть человек — комиссию — проверить мою финансово-хозяйственную деятельность. Я быстренько договорился с охотоведами, они медведя убили и вывезли на Покшу, — у нас там был санаторий. Зажарили этого медведя, ящик водки привезли. Когда комиссия приехала — я их сразу туда. Медведь им понравился, они остались ночевать. Уехали только на третий день. С тех пор, как я только появлялся в министерстве, так сразу все начинали смеяться и спрашивать, не появился ли у меня в тресте еще один медведь».
Задорожного на посту главного строителя области в середине 70-х сменил Владилен Александрович Голланд. Сначала он стал главным инженером треста «Костромапромстрой», затем начальником этого треста, а потом и начальником территориального управления строительством.
В это управление входило два треста: «Костромапромстрой» и «Костромажилстрой», а также проектный институт «Костромагражданпроект», который полностью обеспечивал себя за счет заказов этих трестов. Управление располагало самым большим количеством работающих в области. Фамилия Голланд была у всех на слуху.
Владилен Александрович между тем не производил впечатления человека, который держит на плечах такую огромную ношу. Это был очень спокойный человек, никогда не делавший резких движений. Казалось, что они никогда никуда не спешил. Но при этом какую бы большую стройку вы в то время не назвали, она обязательно была связана с Голландом: Мантуровский биохимический завод, «Мотордеталь, «Шарьядрев», Шолоховский льнозавод. И многое, многое другое.
Про него говорили: работает двадцать четыре часа в сутки. Как при этом он ухитрялся выглядеть безупречно — загадка. Кроме того, он обладал одним совершенно невероятным для строителя качеством: не ругался матом, и вообще никогда не повышал голоса. Что давало возможность этому человеку оставаться интеллигентным при любых обстоятельствах? Думаю, что талант руководителя и большие знания в области строительства.
Коллеги звали Голланда инженером с большой буквы. Говорил он очень мало. Но понимали его с полуслова. Специалисты, работавшие с Владиленом Александровичем, не боялись его немилости, но боялись, что он перестанет их уважать. Кстати, уважая, он никогда никого особо не хвалил. Но по выражению глаз можно было понять, что Голланд тебе доверяет: его взгляд становился теплым, приветливым. А когда он начинал смотреть на тебя невнимательно, холодно, как бы сквозь — это означало, что за хорошего специалиста он тебя не держит.